***
Проснулся Сал, кажется, от усилившихся радиопомех. Голова сильно трещала, когда он, совершая огромные усилия над собой, принял сидячее положение, завернувшись в одеяло как в своеобразный кокон. Сал поморщился: в гостиной слишком ярко светило утреннее летнее солнце. Летнее, как же! — Прости, я разбудила тебя. — Мэйпл сидела на корточках перед радио, настраивая его на волны нужной станции. — Не парься, это я виноват. — намекая на сдвинутую со своего обычного положения антенну, прохрипел Сал. Жажда, словно недружелюбная кошка, сдирала глотку в кровь. Ну, это, конечно, преувеличено раза в два, но ощущалось всё именно так. — Ночью нечаянно задел. — Нечаянно? — девушка подняла на него свои большие серые глаза, полные неверия в на ходу придуманное оправдание. — Во всяком случае, не намеренно. — почти не врал. Деяние, совершённое в состоянии аффекта, даже административное и уголовное права называли смягчающим обстоятельством, почему же сейчас нельзя назвать его таковым? — Ясно. — недоверчиво вдохнула сухой воздух (если разогреваешь температуру квартиры газовой плитой, то готовься к тому, что она будет сжигать невообразимое количество кислорода и необходимую для нормальной жизнедеятельности влажность). Радио выплюнуло несколько тщетных попыток издать членораздельную человеческую речь перед тем, как оттуда раздалась короткая мелодия, обозначающая начало утренних новостей. — Есть! Сал потёр лицо ладонями, предусмотрительно расправив волосы так, чтобы те закрывали не только расцарапанные уши, но и шею, которой тоже перепало после ночного кошмара. Бр-р, при воспоминаниях аж в дрожь берёт! — Доброе утро. — стоит упомянуть, что ведущий сменился пару месяцев назад, и с тех пор его голос ни разу не звучал ни в одной из квартир Нокфелла. Умер — в этом можно было не сомневаться. Просто так люди с лица Земли не исчезают. Это, конечно, не афишировалось, но правду знал каждый. Новый ведущий явно был моложе, оттого и заинтересованности в своей работе и энергии в нём было больше. Как жаль, внушить людям оптимизм уже никак не получалось даже ему. — Сегодня двадцать пятое августа 2039 года, ровно полгода с начала вечной зимы. Мэйпл села рядом, устало положив голову на плечо другу. Сал легонько приобнял её за плечи, накрыв частью своего одеяла. Они с Мэйпл и Пыхом познакомились в старшей школе. Знакомство с обоими вышло совершенно противоположным: если Мэйпл при их первой встрече в одиночестве читала на крыше школы, то Пыха Сал встретил в коридорах апартаментов, в которых жил на тот момент, жующего шоколадку и явно недовольного тем, что его покой нарушили. Порой казалось, что если бы не Мэйпл, начавшая встречаться с Пыхом, то дружба с ним не заинтересовала бы ни Сала, ни Тодда. Но, что удивительно, он оказался вполне интересной личностью, творческой и любящей поговорить о всяком. У них даже нашлись общие интересы в виде увлечения мистикой и паранормальными явлениями, так что в статус друзей они перешли довольно скоро. Мэйпл же в разговорах яркое участие не принимала, придерживаясь роли наблюдательницы. Тем не менее её добродушие и дружелюбность могли растопить даже самые ледяные сердца. — Сейчас на улице минус пятьдесят два градуса, безветренно. После полудня разогреет до минус сорока четырёх градусов, но поднимется лёгкий ветер. Снега сегодня не будет. — Сал, — голос Мэйпл звучал прямо под ухом, пусть и говорила она, по обыкновению, тихо. — У тебя запёкшаяся кровь на волосах. Он коснулся растрёпанных волос и действительно нащупал неуместный жёсткий комок. Чёрт! Как он мог не подумать об этом? Сейчас Мэйпл начнёт задавать вопросы, а у него нет ни одного заготовленного ответа. К счастью, девушка промолчала, продолжая вникать речи радиоведущего. — Крупные стаи собак были замечены в районах Бэй-Ридж и Вест-Виллидж. Из чистых райнов самыми безопасными остаются окраина города и пляжи. — Тодд ещё спит? — вопрос глупый. Тодд никогда самостоятельно не просыпался раньше десяти утра. Но убедиться лишний раз не помешало бы. — Если не спит, то из комнаты всё равно ещё не выходил. — Славно! — Сал выкарабкался из-под одеяла. — Схожу кое-куда. — Кое-куда — это туда, куда Тодд не одобрит? — сделала логичный вывод Мэйпл. — Оно в том числе. — улыбнулся, скрывшись за дверью в ванную. Мэйпл такое можно было доверить, ведь секреты девушка хранила очень хорошо. Даже если ей прямым текстом не говорили, что никому об этой информации знать не положено, она моментально всё понимала и держала услышанное исключительно при себе. Утренние новости оборвались на фразе: — Да прибудет с вами Господь. — и никаких «будьте осторожны». Даже обидно, что людям приходилось полагаться на фантомного мужика, а не на себя самих. Впрочем, с Господом или без него Сал умрёт исключительно старым. По крайней мере, уж точно не сегодня.***
Одного глотка необычайно свежего воздуха хватило, чтобы нутром ощутить морозящий — кости и душу — воздух. Первым делом Сал, конечно, вставил один наушник в менее повреждённое ухо. Больно, но вполне терпимо. Во всяком случае, желание ходить в одиночестве звенящей тишины напрочь отсутствовало. Второе ухо оставил свободным. На всякий случай. Мало ли поблизости зарычит какая-нибудь тварь, а он и не услышит. Сал вспомнил, как в его детстве телефоны отключались от малейшего холода, и по-настоящему обрадовался тому, что сейчас эта проблема была решена, и гаджеты были способны переносить самые низкие температуры. Окажись они в прошлом лет на пятнадцать назад, то полетела бы не только техника, требующая электричество для поддержания своей работоспособности, но и почти вся остальная. Выживать стало бы нереально. Вторым же делом он натянул шарф до самого носа. Как бы ему не нравилось лицом ощущать влажность собственного дыхания, когда отметка термометра падала ниже минус пятидесяти, хочешь не хочешь, а утеплиться попробуешь на максимум. Нащупал перочинный нож в одном кармане и парочку файеров — в другом. Сал не интересовался тем, откуда они появились в их квартире, но однажды Нил намекнул, что достаточно заглянуть в заброшенный охотничий магазин, чтобы прикарманить себе несколько элементов базовой самообороны. Увы, огнестрельное оружие было найдено всего-то в количестве двух штук, так что брать его с собой Сал не решался. Стрелок из него был посредственный (хотя лучше него с оружием управлялся только Нил), поэтому рисковать драгоценными пистолетами и патронами он не стал. Ему было проще убежать от собаки, нежели стрелять в её звериную морду. Раз уж пистолета под рукой не было, методом обороны Сал избрал файеры. Таким собаку не убьёшь, но изрядно напугаешь или просто отвлечёшь внимание от собственной персоны. С его-то способностями к бегу и пряткам файеры являлись лучшим способом самозащиты. Сал обогнул лежащий у подъезда труп. Тот был покрыт толстым слоем снега, и, если бы не торчащий ботинок, его можно было спутать с обычным сугробом. Сал постоянно старался развить в себе безразличие к мертвецам, тут и там валяющимся на улицах Нокфелла, но результат из всех его попыток выходил средний. Спасибо на том, что не нулевой! Пахло морозом, а именно озоном и выхлопными газами (сложно объяснить, но запах мороза ощущался именно таким образом), а от шарфа исходил запах пыли и почему-то лёгкий аромат специй. К счастью, тот быстро выветрился, поскольку Сала уже начинало мутить от него. В противовес сильнейшему холоду, в воздухе стоял ярко выраженный августовский запах цветов и деревьев. Цветы даже не пробивались сквозь снежную толщу и видно их не было, зато пахли они сильно. Закроешь глаза — и на считанные мгновения может показаться, что никакой вечной зимы отродясь не было. Ну, если сумеешь проигнорировать пронизывающий холод. Деревья же возвышались на поверхности, казались настоящими гигантами, в некоторых случаях перерастая небольшие — этажей девять — жилые дома. Их зелёные пушистые кроны шелестели над головой, словно сообщая о своём величии, превосходстве над жалкими остатками человечества. Людей в округе совсем не было: те боялись покидать квартиры-убежища. Честно сказать, Сал тоже боялся выходить на улицу, но виду не подавал, пряча страх и от окружающих, и от себя самого одновременно. Тяжёлые времена требовали в людях развитого сильного характера. Зрелище, возникшее на улицах города с появлением деревьев-гигантов в совокупности с полным отсутствием людей, ужасно жуткое, если интерпретировать его именно таким образом, но взгляду со стороны оно могло показаться воистину волшебным и даже футуристическим. Мимо пробежала пятнистая кошка, таща в зубах человеческий палец. Отвратительно, но не больше. Кошки не представляли серьёзной опасности, они по-прежнему оставались падальщиками, питаясь тем, что оставляли собаки после своих трапез. Как и птицы. Те, конечно, были пострашнее, ибо нападали на умирающих, особенно на тех, у кого ещё оставались шансы выжить. Но при должной защите в виде плотной одежды за них можно было не беспокоиться. Ну или можно было просто не вставать на грань смерти. Тоже вариант, почему нет. Сал шёл быстро, такой шаг граничил с бегом. Так получалось хранить тепло, и холод едва ли чувствовался. В голове по-прежнему звучали слова матери из сна. Фоновые, они не вызывали прежних эмоций, но внутреннее раздражение всё равно чувствовалось. Хотелось от них спрятаться, но пока он не делал ничего для осуществления этого желания. Наоборот. Шёл в то место, что было напрямую связано с мамой и событием кошмара. Вскоре высоток стало в несколько раз меньше, а через какое-то время те и вовсе исчезли. Их место заняли одноэтажные-двухэтажные частные дома, сплошь и рядом поросшие сорняками вроде плюща или ещё чего (в ботанике Сал силён никогда не был). Жить в собственном доме и на первых этажах многоэтажек стало попросту невозможно: флора проросла настолько, что пробивала окна и продолжала свой рост в квартирах и домах ни в чём не повинных людей. Сал не знал, что делали хозяева разрушенного жилища в таких случаях. Наверное, переезжали к знакомым. В такие моменты действительно радуешься тому, что живёшь на последнем этаже. Возможно, когда-нибудь плющ доберётся и до них, но до этого момента должны будут пройти долгие годы. Сал свернул на проложенную толпой тропинку, двигаясь аккурат по следам предыдущего прохожего, но спустя несколько пройденных метров свернул в сторону, прямо в снежную гущу. Штаны были плотно прижаты к ногам, а ботинки достаточно высоки, чтобы не позволить снегу пролезть внутрь, так что продираться сквозь нападавший за месяца снег оказалось не трудно. Здесь было пусто. Удивительно. Но деревья здесь были не такими уж высокими (их регулярно спиливали?), а окружающее пространство представляло из себя лишь тонны снега, совсем низенькие домики, полностью покрытые зеленью, и узорчатый монастырь. Сал стоял сбоку от него и смотрел на монастырь издалека. Сюда ни один здравомыслящий человек не пробрался бы. Все ходили по протоптанной дорожке, направленной к главному входу в монастырь. Сал же молиться даже близко не собирался. Причина его прихода сюда довольно странная, но он не мог бороться со жгучим желанием хотя бы так соприкоснуться с образом матери. Где-то за стенами монастыря должна была находиться мама. Живая и здоровая. В это не просто хотелось верить — Сал в этом ни разу не сомневался, он чувствовал это. В монастыри и церкви поступало невообразимое количество продовольствия и гуманитарной помощи, которой в первую очередь пользовались прихожане, а во вторую — монахи, проповедники и прочие церковнослужители. Мама относилась ко второму подразделению. Ушла в монахини, как только Сал закончил школу. Оставила сына совсем одного, но тот не был зол: знал, что так произойдёт. Мама несколько лет после смерти отца только об этом и твердила, но Сал упорно считал, что всё это было пустыми словами убитой от горя вдовы, хоть подсознательно понимал, что она тверда в своих намерениях. Тем не менее расстались они на плохой ноте. Сал никогда не понимал её рвения в монастырь и из лучших побуждений старался вразумить собственную мать. То была их первая настолько серьёзная ссора, на чём их отношения, как бы прискорбно это не звучало, закончились. Сал всегда любил маму, несмотря на ненавистный ему фанатизм в её добрых глазах, но на своём стоял до последнего. Что тогда считал себя правым, что сейчас. И эта его упёртость мешала взять и войти в монастырские стены, украшенные фресками и иконами, увидеться с мамой хотя бы один раз. С тех пор они действительно никогда не виделись, да и Салу не хотелось видеть до боли родного человека, одетого в эти уродские монашеские одежды, так и кричащие о том, что свободы у их обладателя больше нет. От одного только представления уже становилось тошно, что уж говорить о большем. Сал на протяжении многих лет приходил сюда подумать, постоять вдалеке от монастыря и переосмыслить некоторые аспекты своей жизни, приходил после самых жутких ночных кошмаров и иногда в важные даты. В этом месте чувствовалась когда-то утерянная связь с мамой, и Салу хотелось верить в то, что она до сих пор помнила и любила его. Сегодня в голове не было каких-то особенных мыслей, только играющая в наушниках музыка. Сал просто стоял, уткнувшись лицом в воротник куртки, и глазел на поток выходящих-входящих в монастырь людей. Наверное, здесь концентрат выживших был больше, чем где либо ещё. Такое количество людей сейчас нельзя было встретить даже в центре. Прошло всего несколько минут такого наблюдения, когда под толстый слой одежды пробрался морозный воздух. Сал собрался уходить, но напоследок бросил беглое: — Я не знаю, когда вернусь в следующий раз. Надеюсь, с тобой ничего не случится. — тяжело вздохнул, собираясь с мыслями. — Храни тебя Господь, мам.***
На обратном пути телефон разрядился, наушники пришлось запихнуть в глубину кармана. Перед своей отключкой телефон любезно сообщил о том, что сейчас 10:13. Сал сильно удивился, когда понял, что шатался по городу уже три часа, но что поделать. Интересно, Тодд ещё не проснулся? Хотелось, конечно, вернуться домой раньше его пробуждения, чтобы избежать лишних наводящих вопросов. Но желание вернуться не с пустыми руками всё-таки пересилило (к тому же оправдание в виде похода за продуктами всегда оставалось уместным). Идти в центр было глупо. Пусть продуктовых магазинов там было в разы больше, но и выжившие таскались туда, будто им там мёдом помазано. Наверняка бóльшая часть магазинов из центра обчищена по самое не хочу, так что смысла суваться в ту сторону не было. Несколько раз свернув в неприметные переулки, Сал наткнулся на небольшой магазинчик с разбитыми окнами и выломанной дверью. То, что надо. Спустя несколько недель после злополучного шестого апреля люди старались продолжать жить в привычном ритме: ходили на работу, совершали покупки, посещали бани и много всего прочего. Но вскоре стало понятно, что продолжаться так дальше попросту не может. Собаки являлись действительно опасными тварями; монстрами, целью которых, казалось, было уничтожение всего человеческого. В людей вселился животный страх: они принялись запираться в своих домах, обворовывать оставшиеся без присмотра магазины, одним словом, их жизни превратились в отчаянную борьбу за выживание. Сколько выживших вообще осталось в их городе? Тысяч двести из пятиста? А может, и того меньше? Во всяком случае, каждый день умирали сотни, стремительно приближая число населения Нокфелла к нулю. Сал аккуратно проник внутрь магазина, пристально оглядываясь по сторонам. Никого. Прошёл вперёд, огибая опустошённые прилавки и холодильники. Магазин был совсем небольшой, оттого и разнообразием продуктов не блистал. Его наверняка уже несколько раз посещали, сгребая с полок всё подряд, но в самой глубине красовались жестяные банки консерв, пакеты с крупами и прочей бакалеей, даже чай. Сал рванулся к большой упаковке зелёного чая, напрочь позабыв о должном соблюдении тишины. Резко распахнул картонную крышку, оценивая содержимое. Сухой чай, чёрт возьми! Удача определённо благоволит ему сегодня! Достал из нагрудного кармана тканевую сумку, сложенную в несколько раз, закинув на её дно зелёный чай и неуместно лежащие поблизости картофелины (те вывалились из общего полиэтиленового пакета, порванного от количества набранного внутрь). Сал бродил вокруг стеллажей, периодически отправляя в сумку продукты, что выглядели более-менее прилично. Особенно удачной находкой было вяленое мясо и плитка горького шоколада, упавшая в щель между двумя морозилками. В конце бакалейного раздела на глаза Салу попался пакет сухой чечевицы. Захотелось съесть чечевичный суп, приготовленный с найденным вяленым мясом, но появилась маленькая загвоздка — чечевица лежала на самой верхней полке стеллажа, докуда Сал попросту не смог бы дотянуться. Недолго раздумывая над дальнейшими действиями, он опустил сумку на пол, ставя свои ноги на нижнюю полку, а руки — на несколько полок выше. Таким образом он намеревался докарабкаться до верха стеллажа и заполучить заветную чечевицу. В момент последнего рывка откуда-то сбоку раздался неприметный шорох, чему Сал не придал большого значения, целиком и полностью погружённый в своё наиувлекательнейшее занятие. Фатальная ошибка. Знал же, что в таких обстоятельствах нужно подозрительно относиться к любому шуму, но успешно проигнорировал это золотое правило. И тут же поплатился за это. — Большое спасибо! — снизу раздался мужской голос. Обладатель этого голоса ловко схватил сумку, под завязку наполненную продуктами, и побежал в сторону выхода на улицу. Сал, несмотря на сильнейший шок, одним движением сгрёб пачку сухой чечевицы на пол (чтобы позже вернуться за ней) и спрыгнул вниз, уверенно вставая на ноги. В следующее мгновение он уже гнался за воришкой вне территории магазина. Тот был одет во всё чёрное, так что сложностей в его обнаружении среди белизны снегов не возникло. Воришка бежал удивительно быстро, умело лавируя между препятствий в виде сугробов, трупов и незначительных обломков всякого хлама, но Сал был быстрее. Нагнать его не составило труда, пнуть по коленям так, чтобы мужчина повалился ничком, — тоже. Тот, к сожалению, успел перекатиться на спину, пряча сумку за своим телом. Блядство! Сал, не успев придумать ничего разумного, прижал воришку к земле весом своего тела. Завёл тому руки за голову, а ноги плотно сжал своими, обезопасив себя от внезапных ударов конечностями. Честно признать, дрался Сал невероятно плохо, если сравнивать с кем-то вроде Нила, конечно. За всю жизнь ему «посчастливилось» подраться лишь пару раз. Все эти разы он, на удивление, одерживал победу, но только потому, что рисковал вступать в поединок исключительно с теми, с кем вероятность собственной победы была стопроцентной, не меньше. Лицо мужчины, распластавшегося на снегу под ним, было закрыто балаклавой, из-под которой выглядывали лишь тёмные карие глаза. В них блестели искорки азарта и уверенности в себе. — Больной придурок! — агрессивно выпалил Сал. Желание ударить росло с каждым вздохом, но толку от его избиений было бы мало: толстый слой одежды и варежки на руках слишком сильно смягчали удар. Сал с превеликим удовольствием достал бы сумку, спрятанную за спиной мужчины, но только сейчас понял, что сам загнал себя в ловушку, отрезая воришке возможности к неожиданному удару: обеими руками Сал сжимал чужие запястья. Оставалось лишь излагать такую нецензурщину, на которую он только был способен. Мужчина слушал каждое новое оскорбление в свой адрес с нескрываемым любопытством до тех пор, пока Сал не выдохся и в конце своего огромнейшего монолога не приказал: — Отдай продукты. — Не хочу. — прозвучало чуть приглушённо из-за ткани, накрывающей рот, и абсолютно безрассудно. — Ах не хочешь! — голубые волосы выбились из-под шапки и сильно мешали обзору, но убрать их не было возможности. Сал наклонился, ядом выплёвывая каждое последующее слово: — Тогда гори в Аду, мразь. Он попытался удержать запястья мужчины одной рукой, на что тот даже не сопротивлялся, и ударить по лицу, но его перебил почти насмешливый голос: — Прости, голубоглазка. — в уголках его глаз появились почти незаметные мимические морщинки, будто он извиняюще улыбнулся. Голова воришки с силой влетела в его нос. Сначала перед глазами вспыхнула яркая-яркая белая вспышка, после — расплылась внезапная волна сильнейшей боли. Сал машинально отпустил руки, прижимая их к повреждённому носу. Как же больно! Воришка воспользовался его замешательством, мягко столкнув с себя и моментально поднявшись на ноги. Несколько секунд тот даже не пытался убежать, бросая сочувственные взгляды на Сала, но в итоге бросил лишь: — Ещё раз прости! — и побежал в сторону частных секторов. Но на бегу выкрикнул ещё несколько слов: — Я обязательно помолюсь за тебя! Обескураженный Сал остался сидеть на снегу. Ему в голову пришла совершенно глупая цитата из давным-давно прочитанной книги: «Спасибо и прости — любой человек должен научиться говорить эти два простых слова, иначе настанет миг, когда придётся произнести их в слезах.». Этот воришка определённо умел говорить и спасибо, и прости, потому, видимо, и не планировал испытывать негативные эмоции даже от собственного воровства. Сал, конечно, знал, что деятельность многих мародёров и мелких преступников в реалиях вечной зимы господствовала в несколько раз успешнее, но почему-то никак не ожидал, что сам станет жертвой грабежа. Стало тошно от самого себя, что продолжал сидеть на снегу и не пытался предпринять каких-либо действий. Спустя несколько минут бесцельного сидения на земле боль никуда не пропала, но совсем скоро стала фантомной и незначительной. Важность появилась у другой детали — Сал почувствовал, что шарф насквозь промок. Он неуверенно стянул его с себя, лишний раз убеждаясь в том, что тот оказался весь покрыт кровью, как и заляпанные в ней варежки. — С-сука. — прошипел Сал, набирая в руки горстку пушистого снега и аккуратно прикладывая слепленные из него крошечные шарики к переносице. Он не помнил, для чего именно это делается. Чтобы остановить кровь или чтобы предотвратить опухлость — всё равно неважно. Нос слабо пульсировал, с каждым новым толчком выливая из себя миллилитры густой тёплой крови. Она затекала в рот, оставляя солёную плёночку на губах; капала на одежду и снег, расплываясь на нём алыми цветочками. «Удача определённо благоволит ему», как же… Сплёвывая собравшуюся в ротовой полости смесь крови и горькой слюны, Сал с большими усилиями поднялся на ноги. Ему просто хотелось выпить чая, так редко попадавшегося в сухом виде. И съесть чечевичный суп с мясом. Почему всё обязательно должно пойти именно таким образом, чёртов, блять, Господь?!***
Тодд что-то бубнил под ухом, Мэйпл тоже не отставала от него. Сал их не слышал и слушать не хотел. Лишь швырнул пачку сухой чечевицы на кухонный стол и закрылся в ванной под явно недовольные возгласы друзей. Быстро смыл кровь и за компанию обработал раны на ушах. Таким образом он оттягивал время выхода из ванной, из самого тихого места в доме, где никто к нему не лез. Хотелось бить себя по лицу за свою оплошность. А может, так проявлялась его всепоглощающая и никак не унимающаяся агрессия и ненависть ко всему происходящему. Впрочем, это неважно. Вместо того, чтобы бить себя, Сал молча пялился в зеркало на своё отражение и на плохо смытый красный развод в межгубной складке. Ещё раз окунулся в тёплую воду, а когда выпрямил спину, неразборчивые шумы за спиной начали складываться в слова: — Сал, — говорил Тодд. — Открой дверь, иначе я ножом взломаю замок. Сал улыбнулся: Моррисон не шутил. Щёлкнул дверной замок. Сал ожидал увидеть перед собой всю компанию, но там оказалась одна-единственная рыжая макушка. Наверняка Тодд прогнал всех остальных, зная, что при них Сал ни за что не расскажет всю правду. — Знаешь, я даже не буду спрашивать, куда и зачем ты ходил. — он, конечно же, выглядел недовольным, но недовольство это больше напоминало сильное беспокойство. — Просто дай осмотреть свой нос. Сал без лишних раздумий позволил ему это сделать, заняв место на бортике ванной. Тодд слегка подался вперёд, коснувшись пальцами переносицы. Пальцы у Тодда были невероятно мягкими, словно не пальцы вовсе, а кожа век, к примеру. После Мэйпл, Тодд выходил на улицу реже всех, наверное, потому его кожа и не была такой сухой, как у остальных. — Больно? — Тодд слабо нажал в определённую точку. — Нет. — А так? — опустил руку чуть ниже. На этот раз Сал болезненно скривился. — Больно, но стерпеть можно. Тодд ещё несколько раз ткнул в разные части носа и наконец вынес свой вердикт: — Просто ушиб, не перелом. Радуйся. Снег прикладывал? — Сал кивнул. — Значит, ничего страшного не случится. Моррисон сел рядом, также опустившись на её бортик. Наверняка он был зол и возмущён до высшей степени, но виду не подавал, молча сидя рядом и задумчиво кусая губы. — Я ходил к маме. — непонятно зачем начал Сал. Он редко делился чем-то по собственному желанию, но в тот момент посчитал нужным признаться Тодду во всём. — Мне приснился кошмар. И мне захотелось её навестить. Ты бы не одобрил, вот я и ушёл как можно раньше. А ночью вообще пиздец был. По радио проповедь звучала, и я уши себе расцарапал. — собрал волосы в импровизированный хвост, наглядно демонстрируя последствие ночного кошмара. — Когда возвращался, решил в магазин зайти, а там чувак какой-то спиздил то, что я собрал с полок. И нос мне разбил. — признание признанием, а напоминало оно больше нелинейное повествование и звучало невероятно сбивчиво и сумбурно. Тодд несколько секунд сидел, обдумывая услышанное, пока не склонил голову вбок, приподняв уголки губ в слабой улыбке. Он взял друга за руку и ничего больше не говорил, прямо как Салу и нужно было. Молчаливая поддержка зачастую была самой эффективной, особенно в исполнении Тодда.