Вид истинный вернёт

Лили не могла сомкнуть глаз. Нет, вернее, лежала она с закрытыми глазами, но, несмотря на всё сказанное Джиму, заснуть и не пыталась. Запретный лес страшил и пугал. Там, где заканчивалась живительная сила света от костра, начиналась непроглядная чернота, из которой неслись жуткие звуки. Скрежет и стоны старых деревьев от ветра (от ветра ли?), похрустывание какое-то, птичьи (хотелось бы верить!) крики... От каждого нового шороха Лили замирала и прислушивалась с отчаянно бьющимся сердцем. Джеймсу, может, было и нормально, он в Запретном лесу не раз гулял ночами в анимагической форме, но она-то не привыкла к подобным приключениям. День, начавшийся столь многообещающе, закончился подлинным кошмаром. Сначала — ужасное нападение на Хогсмид, которое вряд ли обошлось без жертв, а потом они с Джимом умудрились заблудиться в лесу и вынуждены были ночевать здесь. Лили чувствовала себя ужасно. Холодно, несмотря на костёр, мантию и объятия Джеймса; она грязная: волосы, руки, тело — всё, казалось, провоняло потом и страхом. А Джим как нарочно прижимался теснее и лез целоваться. С одной стороны, было приятно: Лили привлекала его даже в таком непрезентабельном виде, но с другой — она же выглядела отвратительно! Как нищенка какая-то! Столько раз за те часы, что они бродили по лесу, Лили хотелось расплакаться, но она заставляла себя держаться. Ученица Гриффиндора должна быть сильна духом! Как же Лили будет помогать силам света бороться с тёмными магами, как предрекал Дамблдор, если расклеится и расплачется из-за первого же серьёзного испытания? Но Мерлин, она же девушка и не должна валяться в грязи! Где-то в лесу вскрикнула и тоскливо заныла птица. Дёрнувшись, Лили дёрнулась замерла. Показалось или нет, что в этот раз звук был ближе, чем прежде? — Джеймс? Джеймс? Растолкать его не вышло, да Лили и не очень пыталась. Она быстро поняла: Джеймс спал. С дурацкой, блаженной рожей он спал, облапав её пониже талии. Вдруг стало так горько и одновременно мерзко, что Лили чуть не всхлипнула в голос. А обещал-то... Чуть ли не в грудь себя кулаком бил, что всю ночь будет её охранять, что ничего с ними не случится! Позёр… Нет, да что же это Лили думала такое? Джеймс тоже устал и перенервничал сегодня, что он, не человек? И ему нужно отдохнуть, конечно же. Осторожно, стараясь не разбудить Джеймса, она выбралась из шалаша и выпрямилась, запахнув мантию. Изо рта вырвалось облачко пара, ноги, окоченевшие от холода, не слушались, и несколько шагов до костра Лили ковыляла будто на костылях разной длины. Огонь почти погас, и если бы она не проснулась, то через полчаса от костра осталось бы одно воспоминание. Лили обошла угли и, приглядевшись, с удивлением обнаружила совсем рядом кучку ветвей, которые Джеймс должен был подкинуть в пламя перед тем, как устроиться на ночлег. Почему он этого не сделал? Как только Лили переложила топливо в костёр, угли на несколько секунд будто окончательно потухли, но затем крошечное пламя с потрескиванием принялось пожирать подношение. Вверх, в ночную темноту, взметнулись оранжево-красные языки огня, во все стороны дохнуло жаром и надеждой, и Лили опустилась на одну особо большую ветку, которую было жалко совать в костёр. Рядом с весело трещавшим пламенем отступали ночь, страх и странный, белёсый, несмотря на непроницаемую темноту, туман, стелившийся невысоко над землёй. Если закрыть глаза, отрешиться от переполненного звуками ночного леса и ноющего чувства голода, то можно даже подумать, будто Лили просто на пикнике с родителями и Петуньей. И с Северусом. Да что же такое, почему бывший друг снова пришёл на ум? Хотя… обидно было это сознавать, но Северус точно бы не допустил того, чтобы они заплутали в лесу и Лили спала на земле. Она обхватила руками колени, зачарованно глядя на танцующее пламя. Джеймс... Наверное, в Лили говорили обида и чувство оскорблённого достоинства, но она никак не могла понять, почему он был так невозмутим и даже презрительно равнодушен ко всему, что случилось. Джеймса как будто вообще не интересовало, что сейчас в Хогсмиде, есть ли там раненые или погибшие. А уж его слова, что остальным, и его родителям в том числе, полезно будет понервничать! Как так можно? Лили, когда ссорилась с Пет, на эмоциях тоже обижалась, говорила ей гадкие слова, но искренне никогда не желала дурного. А уж о том, чтобы нарочно заставить родителей переживать и считать её погибшей, — Лили бы подобное и в голову не пришло! Джеймс же не видел в этом ничего ужасного, ему совсем не жалко было отца с матерью, преподавателей Хогвартса, которые тоже наверняка не находили себе места. В последние дни Лили перестала понимать Джеймса, его поступки. Чувствовалось, что что что-то происходит, что-то, не очень приятное для него. Семейный почтовый филин то закидывал Джима письмами, то вообще перестал появляться в Большом зале с почтой. Потом Джеймс стал ещё более тесно общаться с Блэком — Лили не имела ничего против их дружбы, особенно после того, как они наконец одумались и перестали третировать других студентов. Просто одновременно с этим Джеймс отдалился и от неё, и от Рема с Питером. Если он что и обсуждал, то постоянно только с Сириусом. Лили не была дурой и понимала, что если у Джеймса были проблемы, то скорее всего из-за неё. Его отец и мать были довольно консервативными волшебниками, могли и не принять маглорождённую невестку. Сначала Джим настраивал её на скорое знакомство с родителями, но позже сам перестал поднимать эту тему, а если Лили спрашивала, то либо злился, что она приставала с глупыми вопросами, либо преувеличенно ласково обещал, что всё будет хорошо, он же обещал. И эта история с болезнью матери… Нехорошо было сомневаться в словах Джеймса, но по прошествии нескольких дней Лили, не раз всё тщательно обдумав, не была уверена, а правда ли леди Поттер так нездорова. Если бы у Лили мама оказалась практически при смерти, она бы не веселилась и не устраивала бы вечеринок для всего факультета. Если бы это действительно требовалось для конспирации, тогда да, но всё же Лили поступала бы так через силу, она просто не смогла бы радоваться по-настоящему. А на лице Джеймса что-то нельзя было заметить ни грусть, ни печаль. Она несколько раз намекала, что готова к любой правде, что если лорд и леди Поттер не хотят её видеть, то пусть Джеймс всё скажет. Вместе они наверняка бы что-то придумали! Нашли бы нужные слова, может, обратились бы за помощью к директору Дамблдору, ведь тот знал родителей Джеймса и мог бы похлопотать за Лили, свою любимую ученицу. Но для этого Джеймсу всего-навсего требовалось честно рассказать, что происходит на самом деле, а он вёл себя как тринадцатилетний мальчишка, который ни капельки не повзрослел! Или он не хотел понимать, почему всё это: знакомство с родителями, помолвка, свадьба, — так важно для неё. Наверное, так оно и было. Джеймс же чистокровный маг из благородной семьи, ему те проблемы и трудности, которые поджидали Лили после выпуска из Хогвартса, никогда не светили. А Лили хоть и старалась игнорировать презрительные взгляды и комментарии большинства чистокровных парней и девушек, слушала мечты директора Дамблдора о счастливом будущем и равных правах для всех, но очень хорошо понимала, что для магического мира была посторонней, пришлой. И нужно очень сильно постараться, чтобы стать для волшебников своей, а не пополнить ряды «магглов с палочками», которых никто обычно не привечал. Лили не хотела быть «одной из», не хотела, чтобы её яркая внешность и неоспоримые, признанные преподавателями магические таланты остались незамеченными во взрослой жизни. Она планировала учиться дальше, стать достойным колдомедиком, зельеваром ну или, на худой конец, аврором — прошло то время, когда женщине предназначалась исключительно роль жены, домохозяйки и воспитательницы детей. О Лили Эванс должны были продолжать говорить в превосходной форме! Только для того, чтобы добиться такого положения нужно либо дождаться, пока сбудутся обещания Дамблдора, либо — правда, неизвестно же, сколько придётся ждать! — выйти замуж за достойного мага. На каникулах мама чуть ли не каждодневно давала советы и поучала, как не ошибиться в выборе спутника жизни. Хоть Лили и закатывала глаза, и говорила, что всё это давно уже устарело и главное, чтобы была любовь, но на деле слушала и многое запомнила. Как чувствовала, что потребуется. Маги-то в плане отношений и брака оказались куда более консервативными и несгибаемыми, чем самые пуританские маглы. Из всего её окружения Джеймс Поттер представлялся самой лучшей партией, особенно, когда он поддержал её после предательства Снейпа и когда стал вроде бы заметно взрослее и серьёзнее. Симпатичный, весёлый, смелый, ловкий и яркий, спортсмен и душа компании. Не без денег — смог бы обеспечить будущую семью и детей. Когда он прошедшей зимой заговорил о женитьбе после Хогвартса, Лили ответила согласием и, не удержавшись, обрадовала родителей, а потом началась эта тягомотина с молчанием, шушуканьем с Бродягой и сегодняшним кошмаром. Джеймс даже спрашивал осторожно, может, сначала он познакомится с её родителями, а потом уж она с его, но Лили возмутилась и ответила категорическим отказом. Да, было принято, чтобы жених получил согласие у родителей невесты, только она ещё официально не невеста, а Джеймс, возможно, и со своими близкими не мог к согласию прийти. Если его родители не желали с ней знаться, почему Джеймс не сказал? Лили бы поняла! Она в последние месяцы изо всех сил старалась быть хорошей, правильной ведьмой, читала про все эти ритуалы, виды брака, читала и ужасалась тому, как глупила, оказывается, все прошлые годы. Узнал бы Северус, то посмеялся бы над ней: чего, мол, только не сделает староста и отличница, не терпящая тёмных магов и все эти отсталые ритуалы, чтобы удачно выйти замуж. Да, ничего в этом хорошего не было, не по-гриффиндорски себя Лили вела, а очень даже по-слизерински. Но она хотела понравиться родителям Джеймса! Она же его так любила, разве что будь он чуть-чуть посерьёзнее... А теперь что ей делать? Что про неё подумают? Вся школа будет шушукаться, что Лили Эванс провела ночь в лесу вместе с парнем, который официально даже её женихом не был! Злопамятные аристократки (не только слизеринки) наверняка напишут своим родителям, вся эта история быстро дойдёт до лорда и леди Поттеров, и что тогда? Если они уже были настроены против неё, то после случившегося и слышать о Лили Эванс не захотят! Лили всхлипнула и потёрла покрасневшие и заболевшие от дыма глаза. Когда они вернутся, обязательно нужно поговорить с директором Дамблдором, чтобы он не дал её в обиду. Лили ведь не специально! И Джеймс не специально, никто из них не знал, что они заблудятся в Запретном лесу. Лили привыкла к оскорблениям других магов, научилась достойно отвечать на них, но это не означало, что она совсем не переживала из-за смешков, скабрезных шуточек и грубостей. Сегодняшнее происшествие ей будут припоминать до самого выпуска, если не дольше. Ох, и Джеймсу же тоже достанется, ведь он, объявлявший себя идеальным, правильным гриффиндорцем, во время нападения на Хогсмид бросился бежать, а не сражаться. Бедный, Джим не заслуживал подобного. Он тоже устал, тоже не разобрался в минуту опасности, что делать, а его из-за единственной ошибки могут заклеймить трусом и позёром, который Джеймс никогда не был! Он не Северус, который был лживым и двуличным, как настоящий слизеринец, он храбрый, благородный, щедрый и… Но что-то странное было с Джеймсом сегодня, когда они кружили по Запретному лесу. Несколько раз Лили ловила себя на мысли, что Джим будто и не стремился поскорее выбраться к людям и вернуться в Хогвартс. Не слушал её советов, отказался превращаться в своего оленя, чтобы разведать дорогу, укрытие на ночь Лили почти полностью сделала сама, и та непонятная ситуация с костром... Зато в другом Джеймс был очень настойчив и активен, всё лез с поцелуями и ласками, и это в такой момент! Может, на него повлияли стресс или вино? Но какая разница, всё равно Джеймс вёл себя неправильно. Он ещё и беззаботно уснул, а Лили не находила себе места, прислушивалась к каждому шороху, ища в темноте опасность, и не могла успокоиться. Они же одни в Запретном лесу, полном опасных магических тварей и без волшебной палочки! Да им невероятно повезло не столкнуться ещё ни с кем, а ведь в чаще обитали не только относительно безобидные лунные тельцы, но и воинственные кентавры и, поговаривали, оборотни или мантикора. А если, не дай Мерлин, кто-то из них нападёт, чем Джеймс ей поможет спросонья? Да что же это такое? Почему Лили постоянно наговаривала на Джима? Наверное, это она от нервов, ещё усталость, голод и недосып сказывались. Джеймс хороший и добрый парень, просто частенько несерьёзный. Ему, с его фамилией и деньгами, легко было жить. Нехотя она поднялась и отошла от огня, чтобы насобирать ещё веток. Сразу же стало резко холодно, но куда больше ощущался взыгравший страх, хотя Лили старалась не уходить далеко и всё время держала костёр и шалаш в поле зрения. Небо и лес всё ещё оставались беспросветно чёрными, и пугающий, словно волшебный туман тоже не сдавал своих позиций. Глупо было вот так бродить в одиночестве, но и будить Джеймса — нет уж, больше пользы будет, если Лили поработает одна. А то он снова заведёт свою шарманку, что не стоило напрягаться, что он мужчина, значит, всё сделает сам, всех защитит и спасет. Нда, можно и не продолжать. Общество Джима было не тем, чего Лили хотелось сейчас, даже памятуя о возможной опасности. Поесть, попить в душ и в свою спальню в гриффиндорской башне — да, а вот приставания Джеймса, который вёл себя чересчур легкомысленно, — совсем нет. Лили пришлось всё-таки отойти к дальним деревьям, за которыми Запретный лес превращался буквально в чёрную дыру, потому что ближе не оставалось ни сломанных веток, ни сушняка. Набрав небольшую охапку, она оглянулась было: показалось, что спасительное пламя костра вдруг потеряло силу, — а когда обернулась, то замерла от неожиданности. Примерно в двадцати ярдах впереди, будто сотканная из облака или снежинок, стояла белоснежная лошадь. Нет, не лошадь, единорог! Лили никогда прежде не видела единорогов, профессор Кеттлберн сетовал, что они давно не приходили в окрестности Хогвартса, а тут — живой, настоящий и такой... такой волшебный! Боясь спугнуть великолепное животное, Лили всё же крадучись двинулась навстречу, крепко прижав к груди собранные ветки. Прошла она немного и снова остановилась в благоговейном восторге, потому что единорог всхрапнул, тряхнул головой и подозвал тихим ржанием такого же молочно-белого, но с нежным золотистым ореолом вокруг гривы и хвоста жеребёнка. Лили они не заметили, а она, очарованная дивным зрелищем, боялась не только шевелиться, но и дышать. Словно по мановению волшебной палочки отступили усталость и холод, ушли все страхи, наполнив Лили ощущением подлинной магии. Какое чудо! Она и не думала, что когда-нибудь собственными глазами увидит живого единорога, а тут их целых двое, мать и малыш. Едва не потеряв животных из виду, Лили отмерла и начала красться следом. Те же дошли до скрытого в тумане озера, плоского, похожего на зеркальный блин. В холодной дымке Лили бы его и не заметила, но перед единорогами мгла расступалась, и на земле в отпечатках копыт как будто таяли серебряные и золотые искры. Малыш, широко расставив ноги, пил, а его мать, шевеля ушами, беспокойно оглядывалась по сторонам. Лили буквально вжалась в большое дерево, чтобы её не заметили. Нельзя было допустить, чтобы чудесное видение закончилось быстро, и напугать прекрасных животных тоже было нельзя. Даже один взгляд на них исцелял: откуда-то и силы взялись, и уверенность, что всё образуется, всё будет хорошо — не может быть чего-то плохого в мире, где есть такие чудеса. За её спиной кто-то всхрапнул, и Лили, резко обернувшись, впечаталась спиной в дерево. Руки разжались, и ветки посыпались ей же на ноги, но она и не заметила: прямо перед Лили, угрожающе наклонив голову, стоял ещё один единорог. Тоже прекрасный и величавый, только источал он вокруг себя не только волшебство, но и силу; высокий и мощный самец вперил в неё пристальный взгляд, будто заглянул в самую душу и оценивал каким-то ему одному известным образом. Нападать он не спешил, и Лили, отдышавшись и придя в себя, робко протянула к его морде руку. И ведь боялась вспугнуть этого красавца, и поделать с собой ничего не могла, так хотелось дотронуться до волшебного создания и убедиться, что это не сон. Единорог обнюхал её пальцы, прищурился, переступил на месте и коротко заржал — видимо, велел своей самке и детёнышу уходить, Лили краем глаза заметила движение. Сам же он остался и позволил себя погладить, но Лили не успела не то что насладиться ощущением, а даже и осознать его, потому что зверь в одночасье отстранился и вдруг с силой дунул ей в лицо. Лили ахнула — она вмиг почувствовала себя свободной, лёгкой и абсолютно счастливой. — Лили! Где ты?! Волшебный зверь, повернув голову на звук, дёрнул ухом и презрительно фыркнул. Джеймс позвал снова, и тогда единорог, покосившись на Лили (как ей показалось, весьма многозначительно), несколькими мощными прыжками скрылся в чаще. Всего несколько секунд, и о том, что совсем близко был настоящий единорог, напоминали лишь затухавшие искры. — Лилс! Медленно она пришла в себя, с сожалением глядя в темноту, спрятавшую волшебных зверей. Они... они были невероятные, много сказочнее и волшебнее, чем всё, что Лили когда-либо видела в жизни. На её пальцах, кажется, ещё мерцало заколдованное серебро от прикосновения. — Лили! Да где же ты?! Если бы не Джеймс, наверное, единороги бы не ушли. Лили посмотрела в ту сторону, откуда он кричал, и, неожиданно для самой себя переменив решение, подошла к озеру. Раз отсюда пили волшебные существа, то и ей нечего бояться. Пила Лили долго и жадно, потом умылась, скинув мантию, освежила руки и шею. Озеро оказалось не менее колдовским, чем обитавшие вокруг него создания: вода была не холодной, а приятно тёплой, так что Лили спокойно могла находиться тут в одном платье, туман держался от озера поодаль, а главное — видный клочок неба над озером был окрашен грязно-оранжевым, явно от света домов. В той стороне Хогсмид! — Лилс! — из-за деревьев вылетел разъярённый Джеймс. — Ты с ума сошла?! Как ты могла уйти одна? Чем думала вообще? Лили повернулась к нему, с удивлением отметив, что совершенно не испытывала желания повысить голос. Хотя причины были и много. Но, видимо, магия единорогов, умиротворяющая и целительная, всё ещё действовала на неё. — Я собирала ветки для костра. — А меня разбудить не могла? И где они, эти твои ветки? — Джеймс огляделся и встал перед ней, уперев руки в бока. — Уронила, — ответила она спокойно, — когда увидела озеро, то поняла, как сильно хочу пить. А ещё я увидела огни деревни, вон там. Утром мы сможем выбраться. — Ты... — лицо Джима приобрело странное, непонятное выражение, — не смей больше так делать, поняла? — он торопливо заключил Лили в объятия. — Прости, Лилс, я не хотел на тебя кричать, просто жутко испугался, когда понял, что тебя нет рядом. Что тебя вообще нигде нет! Сам не понимаю, как так вышло, что я заснул и... В общем, не уходи больше без меня, хорошо? Помедлив, Лили всё-таки пообещала. Вместе они заново собрали рассыпавшиеся ветки и вернулись к месту ночёвки. Костёр, к счастью, не успел погаснуть. — Ложись поспи, — предложил Джеймс, — я покараулю. — Не хочу. Лили и в самом деле не желала спать, будто и не провела половину этой бесконечной ночи на ногах. Кровь горела энергией, как если бы она не простой воды напилась, а, например, огня, который радостно взметнулся вверх, едва его подкормили. — Да нет же, отдохни. Обещаю, в этот раз я точно не задремлю. Он? Не задремлет? В прошлый раз Джеймс развалился в их укрытии и громко сопел, чуть ли не храпел, — и это называлось «дремотой»? Лили фыркнула. Почему-то ей больше не хотелось оправдывать Джима даже в собственных мыслях. — Ты обиделась, что ли? Ну, прости, я же не знал, что так получится! И со сном, и вообще, — Джеймс вздохнул и снова накинул ей на плечи свою мантию, которую Лили скинула у озера и забыла надеть обратно. — Лилс, ну, не перестань, не дуйся. Завтра нам много идти, тебе потребуются силы, лучше отдох… — Джим, я же сказала, что не хочу. Не веди себя как ребёнок. Я тут посижу, у огня. Не желая больше продолжать этот глупый разговор, Лили снова устроилась возле костра, как и прежде. Они ходили по кругу, а необъяснимая настойчивость Джеймса, не походившая на обычную его заботу, по-настоящему тревожила. В какой-то момент Лили даже показалось, что если продолжить отпираться, то он закричит, поэтому она тихо обрадовалась про себя, когда Джеймс, бестолково потоптавшись рядом, почесал затылок и наконец с усилием произнёс: — Мне нужно отойти. Ну и хорошо. Пусть идёт. Лили кивнула, позволяя. Ей больше не было страшно в одиночестве, наоборот, она не понимала, почему раньше так боялась леса. Вроде он остался прежним, непроглядно чёрным и убийственно мрачным, однако больше не угнетал и не пугал. Да, птицы всё ещё вскрикивали иногда, скрежетали и шелестели голые ветки деревьев, но так это Запретный лес пытался разговаривать с ней. Жаль, Лили не знала чудного языка. Наверное, всё это последствия той волшебной встречи у озера. То ли магия единорогов так повлияла, то ли, когда ушёл страх, стало легче размышлять, — Лили прокручивала в своей голове последние часы и не могла не беспокоиться из-за поступков Джеймса. Единственным, что было куда более волнующим, так это её собственное поведение. Она слишком хорошо помнила собственные ощущения. Перед тем, как провалиться в сон, больше похожий, правда, на забытье, Лили ужасно хотелось оказаться к Джеймсу поближе. Он представлялся сильным, всемогущим, мужественным и желанным, а от его поцелуев и прикосновений Лили просто млела и почти не контролировала себя. Если бы Джим вчера начал настаивать, то Мерлин знает, чем бы всё закончилось! Они… они и любовью могли бы заняться — покрасневшей до кончиков ушей Лили показалось, что именно этого Джеймс и добивался, и передёрнулась от испуга. Нет, она верила Джиму, верила, как самой себе, но не могла просто так выкинуть из головы знание, что вчера почему-то была готова на всё. Лишь каким-то чудом Лили тогда собрала волю в кулак и ушла спать. Это всё, должно быть, шок и переживания, наложившиеся на вино. Она плотнее запахнула мантию и сунула руку во внутренний карман — там что-то назойливо мешалось, — и вытащила пустой флакон из-под зелья. По запаху не определить было, какого, и Лили сунула стекляшку обратно в карман, решив позже обязательно выяснить всё у Джеймса. Того не было долго, может, около получаса, и вернулся Джеймс в дурном настроении, хотя и пытался делать вид, что всё хорошо. Шестым чувством угадав, что он снова предложит ей лечь и поспать, Лили первой произнесла: — Как думаешь, долго ещё до рассвета? Сидя возле ярко-горевшего костра, небо казалось сплошной чернотой, и ничего нельзя было понять, скоро ли конец этой пытке. — Понятия не имею, — резко ответил Джим. Он вроде хотел сказать что-то ещё, но передумал. Просто сел рядом с Лили и уставился в огонь. Когда небо чуть-чуть посветлело — сложно было сказать, сколько прошло времени, — стал накрапывать дождь, но недолго. Мелкий, сначала больше похожий на водяную пыль, он превратился в полноценные потоки воды с неба, залившие костёр без единого шанса на его спасение. Лили с Джеймсом пришлось перебраться в шалаш, и там уже, сидя плечом к плечу с ним, обхватив себя руками за колени, Лили чуть было не расплакалась снова. Ну как так? Когда же закончатся эти испытания? Мало было ночёвки на сырой земле, мало голода и грязи, теперь придётся ещё и вымокнуть до нитки. Джеймс приобнял её за плечи, подбадривая, притянул к себе и поцеловал. — Замёрзла? — жарко дохнул он Лили на ухо, запустив, кажется, ледяную ладонь ей под мантию. — А то я знаю, как нам согреться. Лили будто ударило током. — Джим, ты что? Перестань! Ничего не слушая, тот потянул её к себе на колени, впился поцелуем уже в губы, а одна из его рук по-хозяйски уже, задрав подол платья, по-хозяйски поглаживала её бедро. Джеймс целовался жадно и напористо, кружа голову и не давай опомниться и глотнуть хотя бы каплю воздуха; Лили скорее угадала, чем почувствовала, что с неё потянули мантию. В следующий же миг чужие пальцы будто невзначай коснулись её трусиков, и по нервам Лили прошёл электрический ток. Она резко отпрянула, пихнув Джеймса подальше от себя. — Перестань, я сказала! Что ты делаешь? — Чего ты, Лилс? Её щёки горели, сердце лихорадочно билось, но не от того, что ласки были приятны, — напротив, накатило такое отвращение, что Лили едва не стошнило. Неужели она оказалась права, и Джим… — А ты чего? Что это было, Джеймс? По-твоему, сейчас самое время целоваться? Тот обольстительно улыбнулся: — Детка, не волнуйся ты так! До рассвета ещё далеко, давай расслабимся, скоротаем время, согреемся. Когда ещё такой шанс выпадет? Нет, это было неправильно. В корне неправильно. Они ещё даже женихом с невестой не были, чтобы Джеймс вот так к ней прикасался. Лицо Лили вспыхнуло от стыда, что ей — ей! — приходилось думать о таких ужасных вещах, ведь она правильная порядочная девушка, гриффиндорка, а не какая-то девица из Лютного! — Что?! — вспылил Джеймс, едва она озвучила свои обвинения вслух. — Да ты всё не так поняла, Лилс! — Извини, если я не так тебя поняла, но… — Лили набрала воздуха в грудь и решительно закончила: — Держи свои шаловливые ручки при себе, Джеймс Поттер, понятно? Сначала мы должны стать мужем и женой. Сказала это и невольно задержала дыхание, испугавшись реакции Джима, которую теперь было не предугадать. Они же одни на много миль вокруг, кричи, не кричи — на помощь никто не придёт, если что… Лицо Джеймса на секунду исказила гримаса злости, но лишь на секунду, может, Лили, у которой заполошно заколотилось сердце, это показалось? Конечно, ей показалось. Джеймс частенько бывал несерьёзен и, случалось, не знал меры в хвастовстве, но он не был жесток и не причинил бы ей зла, никогда бы ею не воспользовался! Тем более, что он сам, тяжело вздохнув, сказал: — Ну, конечно, мы станем мужем и женой. Я ж не дурак, я всё понимаю, — и демонстративно отодвинулся к самому выходу из шалаша. Пристыженная Лили, не успокоившись, однако, ни капли, подобрала под себя ноги и, прислонившись к корням дерева, служившим шалашу одной из стен, прикрыла глаза. Ей было и тошно от того, что она подозревала Джеймса зазря, и страшно при мысли, что, возможно, она не ошиблась. Джим своё слово держал, больше не приставал и как будто даже забыл о своём настойчивом желании отправить её поспать, словно и не было ничего подобного. Может, Лили следует извиниться за свои резкие слова, когда они вернутся в Хогвартс? Может, Джеймс и вправду ничего такого не хотел, это она, будучи на нервах, вообразила себе? Но нет, не привиделись же Лили грубоватые и наглые ласки Джима, до сих пор горевшие огнём на её коже? Не привиделись. Тогда как ей теперь быть? — Дождь кончился. Встрепенувшись — всё-таки усталость взяла верх, и Лили немного придремала, — она с надеждой выглянула наружу. Рассвет только-только начался, вода и правда больше не лилась с неба, однако не отогревшаяся ещё после зимы земля пестрела лужицами. Трава, ветки — всё было отвратительно мокрое, и Лили всего за несколько шагов до остатков костра промочила ноги. Обернувшись, она внимательно посмотрела на Джеймса, который активно приседал и одновременно размахивал руками, разминая затёкшее тело и согреваясь, потом взглянула на залитые водой угли. Да уж, тут, наверное, и с Инсендио не справиться, а с невербальным колдовством, которое у Джеймса тоже не очень-то уж и хорошо получалось, — и подавно. Воздух после дождя был переполнен влагой и холодом, и Лили обхватила себя руками за плечи, по-детски уговаривая сильно не дрожать. День предстоял такой же стылый и трудный, как и прошедшая ночь. Представив это, она содрогнулась. Хватит. Что бы ни ждало её в Хогвартсе: ужасные новости про нападение в Хогсмиде, оскорбления и издевательства из-за совместной с Джимом ночёвки в Запретном лесу, — Лили хотела вернуться в безопасное место. С Джимом она, положа руку на сердце, в безопасности себя уже не чувствовала. — Джеймс, пойдём отсюда.