Отрубая дракону голову, не задень мечом принца

Психология была неотъемлемой частью обучения в академии, она преследовала Ван Ибо на каждом курсе и казалась неимоверно скучным наваждением, от которого не было ни малейшего шанса избавиться. Ван Ибо даже специально ради этого предмета развил сверхспособность: отключать мозг так, чтобы взгляд все еще казался осмысленным, и преподаватели не дергали его лишний раз. Он все равно раз за разом сдавал разные подвиды этого предмета на отлично, зубря километровые конспекты своих одногруппников, но никогда не пробовал по-настоящему понять, о чем там говорилось. Теперь он остро жалеет о том, что не уделял психологии достаточного внимания. Хотя навряд ли в академии описывали что-то подобное, потому что обычно человеческим поступкам свойственна логика. Она может быть извращенной и не подходящей под критерии нормального в обществе, как, например, в случае сталкеров, но она все равно должна быть. В поведении Сяо Чжаня Ван Ибо логики не наблюдает. Уже довольно продолжительное время того швыряет из крайности в крайность. В большинстве случаев Сяо Чжань его избегает, и Ван Ибо не называл бы это таким громким словом, ведь он уже третью неделю занимается только обходами территории и охраной главных ворот, без выездных мероприятий, а омега и не должен постоянно ошиваться у выхода с территории особняка, но дело в том, что периодически Сяо Чжань, сопровождая Ван Чжочэна, все-таки ездит на встречи, но на Ван Ибо старается даже не смотреть, не то что разговаривать с ним. Такое поведение можно было бы списать на то, что их отношения наконец влились в стандартное «заказчик-телохранитель» русло, если бы такое поведение было постоянным, но время от времени Сяо Чжань все-таки обращает на него внимание, а то и вовсе приходит специально, чтобы поболтать с ним, и вот тогда Ван Ибо совсем не знает, как себя вести. Потому что, опять же, Сяо Чжань разный. Иногда он мило улыбается, заигрывает, шепчет двусмысленные фразочки ему на ухо, прижимаясь слишком близко для того, чтобы это можно было назвать приличным. В такие моменты его хочется обнять, прижать ближе к себе или наоборот — посмотреть ему в глаза и строго рявкнуть: «Переигрываешь!». Потому что верит ему Ван Ибо не всегда. А в другой день Сяо Чжань шипит в телефонную трубку приказ о чьем-то устранении нарочито-громко, будто специально чтобы Ван Ибо услышал, и добавляет, как яро желает как можно более длительной и мучительной смерти неизвестному. Словно пытается напугать Ван Ибо или, еще страннее, оттолкнуть его от себя как можно дальше.  Альфу от такой поездки на американских горках их взаимоотношений уже откровенно мутит, но Сяо Чжань не останавливается, продолжая не просто качать его на эмоциональных качелях, каждый раз увеличивая амплитуду, а заставляя делать гребанные солнышки. В своем уме Ван Ибо остается только потому, что они видятся не то чтобы очень часто: между атаками флиртом или показной жестокостью проходит по несколько дней, словно Сяо Чжань проверяет, сколько альфа протянет без него. Или сколько протянет он сам.  За это относительно спокойное время без выездов за территорию Ван Ибо вспоминает, как чистить пистолет за каких-то жалких семь минут, потому что это является одной из обязанностей приглядывающей за воротами охраны, знакомится с другими телохранителями, оказывающимися в большинстве своем неплохими ребятами, а также выучивает карту территории так, что смог бы нарисовать ее с закрытыми глазами, пока вокруг грохочет перестрелка. Поначалу Ван Ибо злится от того, что его перестали брать на деловые встречи Ван Чжочэна: все же цель его пребывания здесь — найти данные о какой-нибудь крупной поставке, не важно, наркотиков или оружия, на которой планирует присутствовать Ван Чжочэн собственной персоной, и передать их в министерство, чтобы главу триады, а если повезет — то и максимальное количество его приближенных, поймали за руку. Ничего подобного узнать, стоя у ворот или бродя по территории, невозможно, а потому он, получается, просто просиживает штаны, невольно прислуживая мафии. Так он думает поначалу, а потом понимает, что это неплохой шанс изучить распорядок дня Ван Чжочэна, возможные пути отхода и работников всей этой богадельни. Это даже становится интересным. Ван Ибо убеждается, что Сяо Чжань не врал, и омеги здесь и вправду обитают: некоторые ездят с другими телохранителями за покупками, кто-то прогуливается по территории сада в перерывах между работой, один пухлощекий парнишка помогает садовнику — альфе в почтенном возрасте с улыбчивым морщинистым лицом. Однажды Ван Ибо видит в саду даже девочку лет пятнадцати, но та исчезает так же быстро, как и появилась, и альфа почти уверен, что ему показалось. Потому что ну что может делать ребенок в особняке мафиози? Ему отчего-то не верится, что Ван Чжочэн мог опуститься до эксплуатации детского труда или содержания маленьких девочек в рабстве.  Где-то в начале второй недели работы на воротах он болтает с другим телохранителем, Ли Бэем, альфой около тридцати с короткой щетиной и смешно пушащимися волосами, когда на того сзади почти запрыгивает блондинистый омега. Тот весело хохочет, глядя в округлившиеся от неожиданности глаза своего альфы, а потом вдруг замечает Ван Ибо и с тихим «ой» прячется за спиной Ли Бэя. Тот успокаивающе поглаживает его по волосам, а Ван Ибо не может оторвать взгляда от заметной округлости в районе живота омеги. Парень, Ли Хуа, беременный. На его шее гордо красуется метка, которую не прячет широкий ворот футболки, а его глаза откровенно щенячьи: смотрят на все с опаской, но робкой надеждой на то, что его не ударят, а потрепят по голове.  Что такая фиалка делает в особняке главы мафии, Ван Ибо выясняет спустя несколько дней, когда Ли Хуа перестает его шугаться и глазеть с подозрением из-за спины посмеивающегося Ли Бэя. Оказывается, омега работает на кухне, пока его муж охраняет жизнь Ван Чжочэна. Ван Ибо не успевает возмутиться по поводу того, что Ли Хуа в положении заставляют работать, как тот поясняет, что им с Ли Бэем вообще-то было негде жить, и они безумно благодарны боссу и господину Сяо за возможность иметь дом и средства к существованию, а не побираться. Они работают на триаду уже третий год, из раза в раз доказывая свою преданность, и сейчас, когда готовятся к пополнению в семье, еще больше убеждаются в том, что такой выбор сделали не зря. Сяо Чжань относится к ним с огромным пониманием, и когда Ли Хуа стало тяжело заниматься овощами и разделкой мяса для всей охраны, его перевели на десерты, получают которые только сам босс и его омега, чем очень сильно облегчили жизнь. О Сяо Чжане Ли Хуа отзывается с таким обожанием, с каким говорят лишь фанатки об айдолах, и хотя поначалу Ван Ибо относится к этому восторгу скептически, несколько дней спустя он случайно видит их взаимодействие и чувствует, как растекается лужицей от умиления. Ли Хуа встречает Сяо Чжаня недалеко от главных ворот и поначалу хочет согнуться в положенном поклоне, но тот останавливает его, мягко придерживая за руку. Разговора Ван Ибо, конечно, не слышит, зато лица видит прекрасно, и Сяо Чжань улыбается так солнечно, как улыбался, когда рисовал или когда Ван Ибо рассказал ему о выбитом окне при первой попытке стрельбы. Кажется, что именно в этот момент Сяо Чжань настоящий, именно такой: не развязный и не демонстративно жестокий, а смотрящий большими светящимися глазами на омегу напротив, когда прикладывает ладонь к его животу. Чем больше времени Ван Ибо проводит на территории особняка, тем сложнее ему удерживать в голове мысль о том, что все это — логово преступника, на которого уже столько лет охотится министерство. Он сам не замечает, как начинает прокручивать в голове аргументы в пользу каждого из здешних людей, словно готовя речь для министерства на случай, когда ему придется защищать их. Положительные качества находятся даже у Ван Чжочэна, и где-то на этом месте Ван Ибо понимает, что что-то в его жизни идет не так. Он ненавидит сомнения, но стоит ему представить, как при облаве погибает Ли Бэй, оставляя своего омегу рыдающим над его телом с ребенком на руках, как уверенность в том, что он поступает правильно, предавая и их в том числе, опасно кренится, начиная трещать в основании несущих балок. Что уж говорить о возможности гибели самого Ли Хуа или, с большой вероятностью, и от этой мысли сердце почему-то падает куда-то в желудок, Сяо Чжаня. То, что омега волнует его, Ван Ибо перестал отрицать уже давно. На данный момент он находится на этапе определения типа этого волнения, потому что назвать это «нравится» кажется по-детски и глупым, а сказать «люблю» язык не поворачивается: ну как можно влюбиться в человека, который меняет маски со скоростью электровеника, и ты даже не можешь с уверенностью утверждать, что знаешь, каков он настоящий. Поэтому Ван Ибо пока останавливается на слове «залипаю» с легким оттенком «хочу узнать поближе». Сяо Чжань отвечает ему редкими взглядами, в которых читается слишком много и ничего одновременно, так что у Ван Ибо начинает болеть мозг. Пост на охране главных ворот оказывается полезным еще и потому, что Ван Ибо вживую умудряется увидеть эту загадочную «Лу-Лу», финансового советника главы триады. Ею оказывается хрупкая на вид девушка, любящая высокие каблуки, традиционную одежду и пунктуальность. А еще обладающая способностью унижать одним взглядом, свидетелем которой Ван Ибо, к счастью, пока не стал, но о которой ходят байки среди телохранителей. Ли Бэй рассказывал, что однажды на крупной встрече, где госпожа Сюань Лу, как ее зовут на самом деле, присутствовала вместе с Ван Чжочэном и Сяо Чжанем, их контрагент позволил себе крайне нелестное высказывание о последнем, и Сюань Лу посмотрела на него так, что ее он испугался даже больше, чем главу триады с его псами. Зная многогранность и актерские способности верхушки мафии (спасибо Сяо Чжаню), Ван Ибо решает в это просто поверить, хотя на самом деле Сюань Лу кажется довольно милой. В первый и пока единственный раз Ван Ибо встречает ее, когда она приезжает в особняк через две недели после той встречи на поле для гольфа. Черный автомобиль с тонированными стеклами подъезжает к воротам, и Ван Ибо уже напрягается, готовясь к столкновению с кем-то, чьи преступные интересы не совпадают с таковыми Ван Чжочэна, но начальник смены сверяет номера и говорит, что эту машину как раз ждут. Стоит ему подойти к водительской двери, как стекло опускается и ему в руки вкладывают пропуск, за которым следует кодовая фраза, что ежедневно обновляется и известна только главе триады, телохранителям, что стоят на воротах, и тем, кого он ждет в этот день в особняке. Машину пропускают внутрь, и она паркуется перед личным гаражом Ван Чжочэна, намекая на то, что гость не собирается особо задерживаться. Ван Чжочэн и Сяо Чжань лично ждут неподалеку от парковки, чтобы проводить прибывшего в особняк, и Ван Ибо уже представляет какого-нибудь крайне важного грозного мужчину в деловом костюме, который окинет презрительным взглядом всех находящихся в поле зрения, а потом вытащит чемодан, забитый долларами, как бывает в дешевых боевиках. Но когда водитель распахивает заднюю дверь, Ван Ибо видит невысокую девушку, тонкую, как тростинка, но с тяжелой альфьей аурой. Она облачена в ханьфу, очень четко передающее классический стиль, но при этом по-современному удобное, а ее волосы собраны в пучок, заколотый спицей, и в целом она напоминает сбежавшую из дорамы небожительницу. Ван Ибо уверен, что даже несмотря на то, что она альфа, половина телохранителей мыслено утирает слюну. Руку ей подает сам Сяо Чжань, помогая выйти из машины на десятисантиметровых шпильках. Она кланяется обоим стоящим выше нее в иерархии, следуя всем церемониям, а потом, мило улыбаясь, но соблюдая все приличия, начинает рассказывать последние новости. Ван Ибо провожает взглядом их удаляющиеся спины и с удивлением замечает, что Ван Чжочэн улыбается уголками губ, не леденея лицом даже тогда, когда Сяо Чжань хвалит ханьфу девушки или ненароком касается ее руки. Складывается впечатление, что отношения этих троих уходят далеко за рамки рабочих, и они скорее друзья, что для Ван Ибо, отчаянно пытающегося по-прежнему верить в то, что в мафии работают только бесчувственные машины, становится новым потрясением. Всего через пару дней после начала работы на воротах Ван Ибо замечает интересную особенность устройства территории: если отойти от главных ворот чуть правее, то можно найти точку, с которой прекрасно видно окна одной из комнат особняка, освещение в которой сделано просто отвратительно для обитателей этого дома, но очень удачно для Ван Ибо. Если быть точнее, то все происходящее внутри видно снаружи, даже если преломляющийся на оконных стеклах солнечный свет мешает увидеть, что происходит в других комнатах. Было бы еще более чудесно, окажись это помещение кабинетом главы триады, но Ван Ибо никогда не везло настолько сильно, поэтому комната, судя по скорости и разнообразию мелькающих в окне людей, не служит никакой конкретной цели и вообще проходная.  Ван Ибо не жадный, поэтому пользуется тем, что дает ему судьба, и начинает наблюдать за маленьким, доступным ему кусочком жизни особняка. Поначалу это кажется бесполезным занятием, потому что пробегающие мимо окна слуги не несут какой-либо полезной информации. Но вторая отличительная черта Ван Ибо, помимо не особой везучести, это настойчивость, граничащая с бараньей упертостью, и эта его особенность всегда нивелировала последствия невезения. Да, своим первым выстрелом из пистолета он разнес окно тренировочного зала, зато за несколько лет ежедневных тренировок научился стрелять так, что попадет белке в глаз, даже если она будет танцевать канкан. Да, однажды он не подрассчитал скорость и утопил скейтборд в реке, едва не утопившись сам, зато спустя всего пять месяцев выиграл молодежные соревнования по катанию на доске. Поэтому пускай ему попался вид на не самую удачную комнату, в начале четвертой недели наблюдения он все же видит сцену, которая стоит каждого дня ожидания. В тот день приезжает курьер, который передает через главные ворота папку с документами. Осмотреть ее содержимое, к сожалению, Ван Ибо не удается: та заклеена, а ее безопасность проверяют простым рентгеном, чтобы телохранители не узнали лишних сведений. Сразу после ухода курьера становится тихо и скучно, поэтому Ван Ибо занимает свой наблюдательный пост, пялясь в окно особняка, и где-то полчаса спустя судьба вознаграждает его за терпение. Ван Ибо сразу понимает, что что-то не так. Еще никогда он не видел Сяо Чжаня в таком бешенстве, даже когда тот шептал что-то на ухо умирающему мистеру Сибаяме или практически рычал в трубку приказы об устранении. Омега несется по комнате, и у Ван Ибо не было бы ни шанса на то, чтобы разглядеть происходящее, если бы Ван Чжочэн не схватил Сяо Чжаня за запястье, останавливая прямо напротив окна. С привычно-ледяным лицом глава триады втолковывает что-то омеге, который перебивает его, размахивая зажатыми в кулаке документами, уже больше напоминающими макулатуру. Слов, естественно, не слышно, но выражение лица у Сяо Чжаня действительно пугающее, он то ли шипит, то ли орет на Ван Чжочэна, а в какой-то момент и вовсе швыряет документы ему в лицо. Листы разлетаются по полу, кружа, как в замедленной съемке, а у Ван Ибо перехватывает дыхание. Никто не смеет даже просто невежливо разговаривать с главой триады, не то что повышать голос. А кинуть в него что-то… Ван Ибо мысленно начинает молиться всем известным богам, потому что становиться свидетелем жесточайшей казни Сяо Чжаня он не желает даже больше, чем самому быть отданным на растерзание псам, но он не может сделать ничего, абсолютно ничего, чтобы ему помочь. Он не успеет добежать даже до дверей в особняк, Ван Чжочэн за это время уволочет омегу за волосы в свою пыточную или что там есть у гребанных мафиози, поэтому Ван Ибо просто стоит на месте, боясь шелохнуться или даже просто моргнуть, чтобы не упустить ни секунды из происходящего, как будто это сможет каким-то образом спасти Сяо Чжаня. Но вместо того, чтобы отвесить Сяо Чжаню пощечину или еще хоть как-то воздействовать на него физически, Ван Чжочэн просто говорит что-то, от чего омега отшатывается, как от удара. Секунду они смотрят друг на друга, и если на лице Сяо Чжаня написан шок, то Ван Чжочэн все еще являет собой холодную невозмутимость. То ли это равнодушие, то ли смысл сказанных слов заставляет омегу выхватить из поясной кобуры пистолет и направить его на главу триады. Ван Ибо мысленно прощается с жизнью, потому что его сердце навряд ли протянет еще хоть сколько-нибудь.  Телохранителей в том помещении, похоже, нет, но это вполне ожидаемо: от кого мафиози прятаться на своей территории? Вот только и сам Ван Чжочэн вполне может за себя постоять, и если альтруистических чувств главы мафии еще могло с натяжкой хватить на снисхождение за брошенные ему в лицо документы, то направленный в это же лицо пистолет — это точно край. Ван Ибо не замечает, как от волнения прокусывает губу, и во рту появляется металлический привкус крови. У него сводит все мышцы от того, как сильно он напряжен, и его волнует сейчас только три вещи: что могло толкнуть Сяо Чжаня на этот самоубийственный поступок, был ли у него шанс остановить беснующегося омегу, и что ему делать теперь, когда жизнь последнего, кажется, закончена. И в этот момент Ван Чжочэн его не просто удивляет, он ошарашивает Ван Ибо так, как не делал еще никто за его довольно богатую на впечатления жизнь. Глава триады, не меняясь в лице, делает шаг вперед и утыкается лбом в направленное на него дуло пистолета, поднимая руки кверху и продолжая втолковывать что-то омеге. Он не пытается защищаться, не придумывает коварных планов и даже не кричит: просто спокойно говорит что-то, демонстрируя пустые ладони в качестве подтверждения своей честности и, видимо, готовности прямо сейчас оставить свои мозги на полу, если омега сочтет это необходимым. Спустя несколько фраз держащая пистолет рука Сяо Чжаня начинает подрагивать, спустя еще несколько — по его щекам текут слезы. Пистолет выпадает из его пальцев, а сам он всхлипывает, яростно утирая слезы обратной стороной ладони, но только больше размазывая их по щекам. И вот тогда выражение лица Ван Чжочэна, наконец, меняется. Оно чуть смягчается, его черты больше не кажутся такими острыми, а уголки губ приподнимаются в намеке на нежную улыбку. Глава триады приглашающие разводит руки в стороны, продолжая что-то тихо говорить, и вскоре Сяо Чжань влетает в его объятия, судорожно цепляясь пальцами за его рубашку на спине. Альфа вжимает его в себя, гладя по волосам и шепча что-то на ухо, и Ван Ибо отворачивается, не желая смотреть дальше.  Сцена кажется слишком интимной, не для посторонних глаз, а во рту ощущается противный кислый привкус. С Ван Чжочэном омега настоящий. Эмоциональный, несдержанный, готовый показать зубки, но не стесняющийся своей слабости. С Ван Ибо же Сяо Чжань — набор вечно меняющихся масок, за которыми не видно его лица. Хотя обижаться на это глупо, омега лишь отвечает обоим взаимностью: Ван Чжочэн готов поступиться принципами мафиози и простить направленный в лоб пистолет, а Ван Ибо не может даже сказать ему своего настоящего имени. Все честно, вот только у Ван Ибо, поборника справедливости и проповедника праведности, все равно неприятно ноет в груди, а зубы сжимаются так, что едва не хрустят, осыпаясь крошевом. К чертям такую справедливость. Когда на следующий день после этого инцидента Ван Ибо сообщают, что он едет на встречу вместе с Ван Чжочэном и его омегой, он знает, что произойдет что-то плохое. У всегда собранного и контролирующего свои эмоции Сяо Чжаня не мог произойти срыв без серьезной на то причины. Ван Чжочэн, сжимающий в железном кулаке половину Китая, не может позволить этой причине существовать дальше. Присутствие на встрече Джексона тоже не обнадеживает: за проведенное на территории особняка время Ван Ибо успел узнать, что главу телохранителей берут только на те встречи, где что-то может пойти не так, например, при экстравагантной проверке новеньких Сяо Чжанем. Вот только в этот раз новеньких не наблюдается, а оружия каждый берет по максимуму, располагая бóльшую часть так, чтобы не было заметно под одеждой. В этот раз встреча проходит в ресторане, но не кричаще-пафосном, как в тот день, когда Ван Ибо впервые увидел вживую главу триады, а в традиционном, почти домашнем. Он располагается на довольно шумной улице, отдельным двухэтажным зданием с резной крышей и фонариками у входа, а по выкрашенным в красный ставням на его окнах вьются золотые драконы. Ван Ибо не удивится, если этот ресторан принадлежит самой триаде.  Внутри довольно оживленно, но Ван Чжочэна и его людей проводят в отдельную комнату на втором этаже, и сомкнувшиеся за их спинами двери отрезают их от гула толпы. Телохранители встают вдоль одной из стен, сливаясь с тенью, а Ван Чжочэн и Сяо Чжань присаживаются на колени у низкого столика, напротив мужчины в кимоно. У того холодное выражение лица, заплетенные от висков в косички длинные волосы и глаза настолько черные, что отливают синевой, как воронье крыло. За его спиной также стоят люди, безликие в своих одинаковых костюмах, но на них глава триады не смотрит даже мельком: все его внимание приковано к мужчине с косичками.  Оба, Ван Чжочэн и Сяо Чжань, выглядят абсолютно спокойно, Ван Ибо не смог бы сказать, что всего день назад они так крупно поссорились, если бы не видел этого собственными глазами. Настолько невозмутимы, что полиграф они прошли бы точно, даже если бы усиленно доказывали, что являются монашками в уединенном католическом монастыре, а пистолет на поясе каждого дознавателям привиделся. Ван Чжочэн чуть наклоняет вперед голову, что очень отдаленно напоминает традиционное китайское приветствие, и ровно произносит: — Добрый день, господин Мэн. Рад, что вы согласились так быстро провести встречу. Господин Мэн кивает ему таким же намеком на поклон: — Что вы, господин Ван, это не проблема. Меня больше интересует, какова причина столь срочной встречи. Но, — он предупредительно поднимает палец вверх, когда Ван Чжочэн открывает рот, чтобы ответить, — как вы знаете, я предпочитаю более приватные беседы. В глазах Ван Чжочэна на мгновение мелькает раздражение, но секунда — и он снова спокоен и улыбается своей официальной полуулыбкой. — Конечно, господин Мэн, — он переводит взгляд на Сяо Чжаня. — Солнце, подожди снаружи. Если кто-то полезет к тебе, разрешаю стрелять на поражение даже при свидетелях. Последняя фраза тонко обозначает границы для телохранителей господина Мэна, которые тоже, слушаясь взмаха руки своего босса, собираются покинуть комнату. Ни один из них не показывает, что услышал намек, но этого и не надо: главное, услышали телохранители Ван Чжочэна, и если кто-то недальновидный решит распустить руки, его не постесняются пришить. Небольшая толпа чинно выходит из помещения, останавливаясь по другую сторону дверей, чем привлекает внимание других посетителей ресторана, бросающих на них заинтересованные взгляды. Абсолютно всем присутствующим на это плевать. — И да, — кидает в спины уходящим Ван Чжочэн, скашивая взгляд на наручные часы. — На время этих переговоров ваш босс — господин Сяо. Все его приказания — закон. Оставлять двух боссов наедине несколько некомфортно, но мафия — вообще не самое комфортное место, Ван Ибо привык. Он наблюдает за рассредоточившимися у закрывшихся дверей в вип-комнату и за соседними столиками телохранителей, которые, как на шахматной доске, разошлись на две стороны, иногда поглядывая на оппонентов. Играет негромкая музыка, официанты, приветливо улыбаясь, разносят гостям блюда, игнорируя присутствие подозрительных личностей. Сяо Чжань отлавливает одного, хватая за локоть, и моргает своими невинными глазами, глядя, как тот пытается удержать улыбку на лице, пока во взгляде плещется ужас. Кажется, персонал здесь знает, что за гости к ним пожаловали. И кажется, этому бете не повезло. — Принеси бутылочку хорошего вина, и два бокала к ней, хорошо, лапушка? — ласково просит Сяо Чжань. Тот быстро кивает, выдавливая из себя: — Конечно, господин, — и пулей уносится в сторону бара.  Не проходит и минуты, когда он появляется вновь, балансируя на кончиках пальцев поднос с двумя бокалами и бутылкой. Музыка на фоне сменяется на более плавную, красивую, но отчего-то напоминающую похоронный марш. Бета останавливается рядом с Сяо Чжанем, приземляет поднос на ближайший столик и слегка дрожащими руками откупоривает вино, избегая взгляда омеги. Благородная рубиновая жидкость равномерно наполняет два бокала, и Ван Ибо уже знает, что последует дальше. — Погоди, — останавливает Сяо Чжань поспешившего было ретироваться официанта. — Расскажи мне, что это за вино? — Французское, господин, «Le Pin» две тысячи четвертого года.  Сяо Чжань берет в пальцы бокал и покачивает его, рассматривая винные подтеки на стекле. Красиво. Идеально. Он подносит бокал к лицу, принюхиваясь, и расплывается в блаженной улыбке. — Ммм… Божественно. Готов поспорить, ты никогда такого не пробовал, правда же? Официант неуверенно кивает, не зная, что ожидать от этого странного омеги. — Тогда держи, выпей со мной, — Сяо Чжань протягивает ему бокал неприлично дорогого вина, и официант бледнеет. Взгляд Сяо Чжаня не позволяет ему отказаться. Бета дрожит, когда делает первый глоток, и навряд ли чувствует вкус, думая лишь о том, как сбежать отсюда как можно скорее, но послушно допивает бокал до конца. Сяо Чжань выжидает пару минут, а затем осматривает официанта так же, как делал когда-то с Ван Ибо, и удовлетворительно кивает. — Отлично. Я, пожалуй, сразу расплачусь. Насколько я помню, «Le Pin» две тысячи четвертого года стоит порядка тридцати пяти тысяч юаней? — Тридцать две пятьсот, господин, — кивает бета, сцепляя дрожащие пальцы в замок. — Но это совсем не обязательно… Сяо Чжань, игнорируя его лепетание, щелкает пальцами, и Джексон подает ему кошелек. Омега начинает с равнодушным видом перебирать банкноты, бубня себе под нос: — Какой там сейчас курс евро? 7,38 юаня по-моему? Так-с, этого должно хватить. Он достает десять пятисотевровых бумажек и пихает их в руки ошалевшего официанта. Ван Ибо, стоящий непосредственно за спиной Сяо Чжаня, замечает мелькнувший среди банкнот белый листок. Записка? Он бросает короткий взгляд на остальных, но, кажется, больше никто ничего не заметил. — Г-господин, это слишком много… — Это вместе с чаевыми и компенсацией за неудобства, — отмахивается Сяо Чжань. — Не забудь пересчитать, как только вернешься на кухню, — его взгляд тяжелый и пронизывающий до костей, бета сглатывает, вжимая голову в плечи, и кивает. Стоит официанту удалиться (тот явно прилагал усилия, чтобы не перейти на бег), и Сяо Чжань усаживается за столик, с удовольствием потягивая вино из второго бокала. Телохранители господина Мэна, следящие за каждым его движением, как и расположившиеся за спиной телохранители Ван Чжочэна, омегу не смущают абсолютно. Все будто исчезли, оставляя его наедине с дорогим вином и приятной атмосферой традиционного ресторана. По воздуху плывет запах красного дерева и сандала, переливы нот ласкают слух, и Сяо Чжань прикрывает глаза в наслаждении, чуть покачивая бокал в такт музыке. Разговора боссов не слышно, а его длительность немного напрягает, но Ван Ибо сосредотачивается на окружении, хотя ничего подозрительного не видно. Некоторое время спустя Сяо Чжань поднимается с места и подходит к Джексону, наклоняясь почти неприлично близко и начиная шептать что-то ему на ухо. Ван Ибо не может расслышать ни слова и едва сдерживается, чтобы будто случайно не шагнуть ближе: разговор точно должен быть занимательным, навряд ли омега главы мафии решил пошептаться с главой его телохранителей о погоде. Вскоре Сяо Чжань отстраняется, немного виновато хлопая глазами Джексону, а тот лишь кивает, смотря на омегу с теплом. Отлично, у Сяо Чжаня здесь со всеми, кроме Ван Ибо, чудесные отношения. Просто замечательно. Ван Ибо уже хочет отвернуться и начать демонстративно рассматривать интерьер, когда омега касается его локтя: — Диди, проводи меня в уборную. Это мягкое «диди» практически заставляет Ван Ибо заурчать. Он не сдерживает крохотную, едва заметную улыбку и послушно направляется вместе с Сяо Чжанем к лестнице на первый этаж. Людей вокруг все еще довольно много, обстановка все еще пестрит красками, но взгляд Ван Ибо прикован только к изящным чертам омеги. Он невольно вдыхает чуть глубже, и аромат выпечки тут же наполняет его легкие. Запах чуть сильнее, чем обычно, значит у Сяо Чжаня приближается течка, и Ван Ибо невольно закусывает губу. Хотел бы он иметь возможность быть к Сяо Чжаню ближе. Сейчас и вообще.  — Подожди здесь, — кидает омега у двери в уборную. — Никого не пускай. — Да, господин Сяо, — откликается Ван Ибо, заглядывая сначала в туалетную комнату и убеждаясь, что там пусто, а значит, безопасно. Сяо Чжань проскальзывает внутрь, а Ван Ибо поворачивается спиной к двери и лицом в зал, складывая руки перед собой. Типично-киношный телохранитель, не иначе. Не хватает только романа с омегой босса за его спиной, и тогда получится отличный сюжет для фильма. В голову невольно лезут фантазии об объятиях и поцелуях, совместных завтраках и том, как Сяо Чжань мог бы оформить их общий дом. У омеги ведь талант — сад вокруг особняка действительно прекрасен. Ему бы пошло быть дизайнером — карандаш в длинных тонких пальцах, задумчивый взгляд и очки в тонкой оправе на носу, придающие ему строгости. Сяо Чжань смог бы выплескивать свои эмоции на бумагу, а не прятать их глубоко в себе, смог бы смеяться искренне и освещать своей улыбкой весь мир, смог бы прийти в ресторан и заказать вино пусть и подешевле, но зато не боясь того, что ему подмешают яд. А Ван Ибо разминал бы ему усталые плечи по вечерам, заново наполнял бокал и сцеловывал бы эту солнечную улыбку с его губ. За подобные фантазии он отвешивает себе мысленную пощечину. Он здесь не для этого. Он здесь для того, чтобы засадить за решетку или отправить на расстрел всех и каждого причастного к преступлениям мафии. И Сяо Чжань, судя по отравленному мистеру Сибаяме и приказам, регулярно отдаваемым им в трубку, имеет ко всему происходящему самое что ни на есть прямое отношение. Омега должен понести наказание наравне со всеми, и от этой мысли в животе все неприятно сжимается. Черт побери, почему Сяо Чжань не стал дизайнером, как мечтал в детстве?! Зачем ему эта проклятая триада? Ван Ибо встряхивает плечами, понимая, что размышления снова завели его куда-то не туда. А еще вдруг осознавая, что прошло достаточно много времени, а из туалета не слышно ни звука. По позвоночнику ползет холодок плохого предчувствия, и альфа практически прижимается ухом к двери, но — ничего. — Господин Сяо? — неуверенно зовет он.  Ответом ему служит тишина.  — Господин Сяо, у вас все в порядке?  Он уже собирается ворваться в уборную с пистолетом наперевес, когда Сяо Чжань ему все-таки отвечает: — Зайди. Только быстро и сразу же запри дверь на замок. Голос хриплый, но не возбуждающе, а как будто парень находится на грани слез. Ван Ибо немедленно выполняет указания и, когда щелчок обозначает закрытие двери, оборачивается, застывая. Сяо Чжань стоит на столешнице, в которую вмонтированы раковины, и вводит что-то на сенсорном экране устройства, прикрепленного к потолку.  Мозг Ван Ибо начинает с бешеной скоростью обрабатывать информацию. Когда он осматривал помещение перед тем, как пустить сюда Сяо Чжаня, этой штуки на потолке точно не было: она выделяется на белой поверхности неприятным черным пятном, сразу бросаясь в глаза. Он не мог этого пропустить. Значит, устройство установил Сяо Чжань, что объясняет его долгое нахождение здесь. В голове Ван Ибо вырисовывается план здания, исходя из наблюдений по пути от входа к комнате для переговоров и обратно на первый этаж, к уборной. Он чувствует, как кровь отливает от его лица, когда он вдруг осознает одну простую вещь: помещение, в котором в данный момент ведут беседу два босса, находится ровно над туалетом. А Сяо Чжань прикрепил к потолку бомбу и сейчас вводит коды активации. Ван Ибо сглатывает.  Смерть Ван Чжочэна не совсем входит в его планы. Она могла бы с натяжкой удовлетворить министерство, ведь на время лишит триаду руководства, а погрязшая во внутренней грызне мафия не способна ни творить глобальные преступления, ни защитить своих членов от полиции. Вот только в краткосрочном периоде страшнее организованной преступности может быть только неорганизованная. На улицах Китая начнется кровавая баня, пока десятки людей будут пытаться занять вершину Олимпа, по пути разрывая своих соперников на части. Снова объявятся банды, ведущие борьбу за районы или даже улицы, бессмысленная резня будет происходить прямо посреди дня. А когда наконец появится новый царь горы, министерству придется снова пытаться подобраться к нему, теряя агентов, а всей собранной к данному моменту за годы работы информацией можно будет смело подтереться. Нет, гибель Ван Чжочэна сейчас точно не нужна. — Господин Сяо, что вы де… — Заткнись, — обрывает его Сяо Чжань. — Ты здесь не для того, чтобы задавать вопросы. Помнишь, что сказал Чжочэн? Все фразы главы триады, произнесенные с самого утра, вихрем пролетают в голове. В какой конкретный момент сказал? Ван Ибо спотыкается о последнее его высказывание. «На время этих переговоров ваш босс — господин Сяо. Все его приказания — закон». Получается, Ван Чжочэн знал о том, что собирается сделать Сяо Чжань? Это приносит небольшое облегчение. Как и то, что шептал на ухо Джексону омега тоже, скорее всего, предупреждение о бомбе. И все же, даже если глава триады и телохранители знают о готовящемся подрыве, это не отменяет того факта, что в этом здании находится слишком много невинных людей, которые даже не предполагают, что пообедать они сегодня пришли в последний раз. Проблема в том, что альфа не только не может остановить Сяо Чжаня, но и не имеет права даже попытаться. Как бы цинично это ни звучало, министерству гораздо важнее успешное завершение многолетней операции, а не жизни нескольких гражданских.  Вместе с этим Ван Ибо замечает покрасневшие глаза омеги, и то, как он иногда отрывает одну руку от устройства, чтобы утереть глаза. Сяо Чжань плачет. Программирует взрыв в оживленном ресторане и плачет. Перед глазами тут же всплывает картина, подсмотренная день назад в окне особняка. Кажется, альфа понимает предмет вчерашней ссоры. — Вы в порядке? — снова подает голос Ван Ибо и сразу же хочет врезать себе за этот вопрос. Конечно же, он в порядке, люди вообще склонны плакать, когда у них все хорошо. Идиот. Сяо Чжань хмыкает, но кажется, что таким образом он просто пытается замаскировать всхлип: — У меня все прекрасно. Просто скоро течка, и в такие периоды я становлюсь излишне сентиментальным, — а потом добавляет тише, сам себе, не рассчитывая, что альфа услышит. — Он был прав, я абсолютно никчемный… В груди Ван Ибо мгновенное вспыхивает негодование. Кто мог ляпнуть подобное? Кто мог навязывать Сяо Чжаню, что выражение эмоций порицается, что он плох только потому, что умеет чувствовать? Ван Ибо вдруг с ужасом понимает, что омега делает все это не по своей воле. Ему приходится плотнее сомкнуть губы, чтобы не предложить Сяо Чжаню сбежать, как бы абсурдно это ни звучало. Вместо этого он подает руку, когда омега отстраняется от устройства и собирается слезать со столешницы. Тот улыбается слабо, но благодарно, и спускается, приняв помощь, а затем вытирает вспотевшие ладони о штаны. — Спасибо, — кивает Сяо Чжань. — Без твоего присутствия я бы точно позорно распустил сырость. А теперь уходим отсюда, пока тут все не взлетело на воздух.  Он направляется к выходу из уборной, когда Ван Ибо ловит его за запястье, сам поражаясь собственной смелости. Под вопросительным взглядом решимость немного меркнет, но он все равно говорит: — Нет ничего позорного в том, чтобы не хотеть убивать невинных людей. Это и называется «быть человеком». Сяо Чжань мягко освобождает руку, прижимая ее затем к груди и обхватывая пальцами другой руки запястье, будто пытаясь сохранить тепло чужого касания. — Ты поражаешь меня, диди, — качает головой омега. — В хорошем смысле. Вот только большинство называет это слабостью, а не человечностью. Пойдем. Они покидают уборную, а затем и ресторан, идя близко, но недостаточно, чтобы ненароком коснуться другого рукой. Ван Ибо старается не смотреть на оставшихся в ресторане людей, но все равно невольно подмечает их краем глаза. Он чуть выдыхает, когда не замечает детей, а потом понимает, что гостей в принципе стало сильно меньше, чем он видел, идя к туалету. Персонал не мелькает вообще: он не видит ни одного официанта, а на барной стойке стоит табличка, уведомляющая о том, что бармен скоро вернется. В голове всплывает записка, подложенная Сяо Чжанем между купюр, и Ван Ибо давит в себе желание слабо улыбнуться. Ему думается, что перетащить омегу на сторону света будет не так уж и сложно.  Свежий воздух на улице позволяет наконец вдохнуть полной грудью. Они отходят к припаркованным автомобилям, на которых приехали сюда, и Сяо Чжань закуривает, облокотившись ягодицами о капот и глядя на ресторан. Картина донельзя эстетичная: то, как мягкие на вид губы обхватывают сигарету и как потом выпускают дым, как дергается кадык, когда Сяо Чжань сглатывает слюну, — все это достойно кисти величайшего художника. Но в то же время это неожиданно: за почти месяц работы в особняке Ван Ибо впервые видит этого омегу с сигаретой. — Не знал, что вы курите, — говорит он в пустоту. Сяо Чжань переводит на него отсутствующий взгляд: — Я и не курю. Только когда становится совсем тяжело. Говорят, это расслабляет, хотя я, честно говоря, не заметил. Возможно, мои грехи слишком фундаментальны, чтобы с ними могли помочь какие-то жалкие сигареты. То, насколько честен сейчас Сяо Чжань, даже пугает. Это хуже, чем если бы он стоял перед ним обнаженный: в таком случае на нем бы по крайней мере оставалась плоть, а в данный момент Ван Ибо видит саму душу. Усталую, отчаявшуюся душу, которая заранее поставила на себе крест и сидит теперь у окна в поезде, отправляющемся в преисподнюю, и даже не думает попытаться сойти на другой станции. Ван Ибо уже открывает рот, чтобы вывалить всю правду, предложить побег и программу защиты свидетелей от министерства, наплевав даже на то, что его самого в таком случае отправят под трибунал за несоблюдение приказов командиров и срыв масштабной операции, но в эту же секунду за его спиной гремит взрыв. Альфа вздрагивает, инстинктивно смещаясь чуть в сторону, чтобы собой прикрыть Сяо Чжаня от осколков, которые на самом деле не смогли бы досюда долететь. А тот выбрасывает сигарету на асфальт, давя ее мыском ботинка, и выпрямляется, всматриваясь в горящее здание. — Этот ресторан принадлежал триаде больше тридцати лет, — говорит он, видимо, пытаясь отвлечь сам себя. — Большинство сотрудников работало там целыми поколениями. Придется искать им всем новую работу, возможно, даже открывать еще один ресторан… Между предложениями он начинает покусывать губу. Картина перед его глазами не меняется: все то же горящее здание, и ничего больше. — А ведь все из-за этого проклятого господина Мэн. Наш информатор хорошо поработал. Знаешь, Мэн Ши ведь готовил покушение на нас с Чжочэном. На Чжочэна, конечно, в основном, но так как мы всегда ходим вместе, у меня тоже не было бы много шансов. А мы его о-пе-ре-ди-ли… — последнее слово он произносит по слогам, начиная нервно заламывать пальцы. — Никто и подумать не мог, что мы взорвем собственный ресторан. Теперь это будет выглядеть, как покушение на нас, которое нечаянно задело самого Мэн Ши, и, может, мы даже прижмем некоторых поставщиков, объясняя это усилением безопасности… Да черт побери, где он?! Ван Ибо тоже переводит взгляд на остатки ресторана. Оттуда уже выбежало несколько не сильно пострадавших посетителей, кто-то выходит только сейчас, поддерживая тех, кому повезло меньше. Вдалеке слышатся сирены пожарной и скорой.  Наконец он видит, как из-за угла, где обычно у домов такого типа бывает черный выход, показываются во главе с Джексоном оставленные на втором этаже телохранители Ван Чжочэна, окружающие самого главу триады. Сяо Чжань судорожно выдыхает. Шаг, еще шаг, и омега срывается на бег, буквально летя навстречу Ван Чжочэну. Тот ухмыляется, когда замечает его, и разводит руки в стороны, позволяя Сяо Чжаню с разбега запрыгнуть на него и заключить в объятия. Его руки смыкаются поверх спины омеги, успокаивающе поглаживая, а Ван Ибо понимает, что ошибся. Перетащить омегу на сторону света будет неимоверно тяжело, пока во тьме его держит подобный якорь.