Отрубая дракону голову, не задень мечом принца

Через пару дней, снова проведенных у ворот, Ван Ибо начинает волноваться и раздражаться одновременно. Ему кажется, что игнорирование со стороны Сяо Чжаня переросло во что-то более масштабное, можно даже сказать, глобальное: омегу он перестал видеть в принципе. Альфа все прокручивает в голове день взрыва ресторана и пытается понять, в какой момент сделал что-то не так. Может, он задел его своими словами о человечности? Или Сяо Чжань пожалел о своей искренности насчет причин курения? А что если, и от этого в душе взвывало громче прежнего, Сяо Чжань, волнуясь за жизнь Ван Чжочэна, понял, что причиняет тому боль, сближаясь с Ван Ибо, и решил оборвать их общение? Внутренние метания бередят старые раны и ржавым гвоздем расколупывают новые, хотя Ван Ибо понимает, что у него нет ни причин, ни прав злиться или требовать чего-то от Сяо Чжаня. Поэтому он мучается молча, сначала ворочаясь в постели по полночи, а потом как зомби стоя у входа на территорию и невидящим взглядом смотря в уже ставшее родным окно особняка. За тем окном так же пусто, как в его душé. Не ходят хозяева, не бегают слуги. На территории вообще стало тише, словно все люди вдруг разом вымерли. Охрана совершает привычные обходы, но старается не отсвечивать и не шуметь слишком сильно, к воротам не приезжают ни курьеры, ни посетители. Ван Чжочэна тоже не видно, и все это начинает напоминать стереотипный хоррор с исчезающими людьми, когда Ван Ибо решается наконец спросить у Джексона, что происходит и происходит ли что-то вообще. Мало ли, вдруг у Ван Ибо просто психоз. Ему и вправду в эти последние дни как-то тревожно. — А, так у господина Сяо течка, — пожимает плечами Джексон. — Босс в такие периоды никого не принимает, документы не подписывает, слишком, как бы это, кхм… занят. Вот и не ездит сюда никто. А еще босс бесится, если его побеспокоить, так что все и сидят тише мыши. Оу. Взгляд Ван Ибо невольно падает на особняк. Так значит, пока он тут мается, Сяо Чжань с Ван Чжочэном там… Он отворачивается, прикрывая смущение кашлем, а Джексон изображает хлопки по его спине, посмеиваясь и явно раскусив его притворство. А вот Ван Ибо совсем не смешно. Хочется то ли скулить от осознания того, что Сяо Чжань в такое важное время не с ним, то ли совершенно по-первобытному ворваться в особняк и вызвать Ван Чжочэна на смертельный бой за омегу. Есть еще третий вариант: надавать самому себе по лицу за такие желания, но это будет выглядеть странно, поэтому Ван Ибо пока не предпринимает ничего. Удерживать свою внутреннюю сущность на поводке, а себя — в рамках адекватного, социально приемлемого поведения становится крайне сложно. Ван Ибо думает, что загибаться от тоски, пока об омеге, которого он почему-то ревнует, заботится его собственный альфа, — самое худшее возможное чувство. Он ошибается. Потому что вечером того же дня Джексон протягивает ему запароленный телефон и сообщает: — Юншэн, слушай, у меня для тебя очень ответственное задание. Моя сестра рожает. — Поздравляю? — получается вопросительно, потому что Ван Ибо искренне не понимает, зачем ему эта информация. Он вообще не был в курсе, что у альфы есть сестра. Джексон нервно хмыкает и буквально впихивает мобильник в его руки.  — Спасибо. Дело вот в чем: по этому телефону с боссом могут связываться для срочных вопросов. Во время течки господина Сяо мобильник обычно находится у меня, чтобы я мог взять трубку, оценить, так ли проблема срочна, и отнести мобильник боссу, если дело и вправду требует его немедленного вмешательства. У себя он никаких средств связи не держит, чтобы его не отвлекали идиоты без чувства такта и инстинкта самосохранения, иначе половине мафии уже поотрывали бы головы. Но в данный момент моя сестра рожает своего первенца, а ее альфа в командировке, поэтому она в одиночестве и в ужасе. До Ван Ибо начинает медленно доходить, куда он сейчас вляпывается. — Я предупреждал господина Сяо о том, что у нее крайний срок, и он сказал, что в случае ее родов я могу отъехать и передать телефон тебе на хранение. Это максимально неожиданно. Ван Ибо казалось, что Сяо Чжань наоборот относится к нему с прохладой, не говоря уже о неприкрытой неприязни Ван Чжочэна, а теперь на тебе. Брови Ван Ибо ползут вверх: — Господин Сяо сам сказал, что я подойду для этой роли? Но меня даже в особняк еще ни разу не пускали! Я не знаю, куда там идти. — По запаху их комнату найдешь, — отмахивается Джексон, явно пытаясь закончить разговор побыстрее. — Если господин Сяо сказал отдать телефон тебе, то это не обсуждается. Не дрейфь, может вообще никто не позвонит. Он похлопывает Ван Ибо по плечу, спешно разворачиваясь и направляясь к выходу. Новое озарение приходится уже практически кричать в догонку: — Подожди, так босс же тогда должен быть в гоне! Он убьет меня, если я приближусь, пока он с омегой! — Все в норме! — не сбавляя шага кидает Джексон. — Гон у него еще не скоро! И скрывается, оставляя Ван Ибо в ступоре. Потому что у пары, связанной меткой и на протяжении нескольких лет живущей вместе, просто обязаны совпадать циклы, иначе альфа во время гона может буквально затрахать более хрупкого омегу до смерти. Особенно альфа с такой подавляющей аурой, как Ван Чжочэн. Течка смягчила бы последствия, сделав омегу более податливым, но без нее… Страшно представить. Ван Ибо судорожно выдыхает, глядя на телефон в своей руке, и только сейчас понимает, что сжал его до побелевших костяшек. Он тут же расслабляет руку, чтобы ненароком не сломать аппарат, и беспомощно смотрит в сторону главных ворот, за которыми уже скрылся Джексон. Блеск. Остается только молиться, чтобы этот мобильник продолжил притворяться мертвым, потому что если он вдруг зазвонит, Ван Ибо либо хватит удар, либо его грохнет Ван Чжочэн, который и так его не особо жалует, и уж точно не обрадуется, если он припрется во время их совместного времяпрепровождения с Сяо Чжанем. Весь вечер он проводит, боясь на шаг отойти от телефона, но отчаянно желая забросить его куда-нибудь подальше, чтобы потом если что сказать, что он просто не услышал звонок. Однако его гиперответственность, а также мысль о том, что если он пропустит важный вызов и триада потеряет несколько миллионов, то Ван Чжочэн обрадуется еще меньше, не позволяют ему игнорировать мобильник. Он заканчивает рабочий день на воротах, сдает оружие, с трудом запихивает в себя ужин, и все это — поминутно поглядывая на телефон. Даже засыпает все так же гипнотизируя мобильник, к счастью, не подающий признаки жизни. Вот только Ван Ибо все еще Ван Ибо, которому не особо везет по жизни, поэтому просыпается он от мелодии, которая, пусть и все так же раздражает, все равно совершенно не похожа на будильник. Он с трудом разлепляет глаза и, спустя пару секунд бездумного глазения на вибрирующий и медленно сползающий к краю тумбочки мобильник, подскакивает на кровати. Сердце заполошно трепыхается в груди, вид звонящего телефона пугает больше, чем если бы прямо в полу комнаты открылся портал в Диюй. Он должен взять трубку и, возможно, прийти с возникшим у какой-то сволочи вопросом к Ван Чжочэну, который, вероятно, будет очень и очень зол. А ему нельзя умирать, министерство его за это из-под земли достанет и снова прикончит. Из-за этих раздумий он почти пропускает звонок, опомнившись и схватив телефон лишь на последнем гудке. В ту же секунду Ван Ибо осознает, что понятия не имеет, как начать разговор. Ляпнуть что-то типа «приемная Ван Чжочэна»? Он же не секретарша! На том конце вообще в курсе, что сейчас не самый удачный период для коммуникации? Ван Ибо очень не хотелось бы объяснять, почему трубку берет он, а не лично глава триады. В итоге он ограничивается коротким: — Слушаю. — Добрый день, — звучит приятный, почти мурлычущий мужской тенор. — Ваш голос не похож на голос Джексона, с кем имею честь разговаривать? Сиди сейчас собеседник напротив, он бы по глазам Ван Ибо увидел все, что тот думает о таких вопросах. Сам не представился, а чего-то требует, и пусть его тон мягок, но отказа от ответа не предполагает. С другой стороны, он явно знает Джексона, причем либо общается с ним очень часто, либо обладает какой-то неестественно надежной памятью, раз по одному слову понял, что на другом конце провода не тот, кого он ожидал. Ван Ибо решает рискнуть и все же выслушать, по какому вопросу неизвестный решил побеспокоить Ван Чжочэна. — Мое имя Вэй Юншэн, я телохранитель босса и в данный момент именно я отвечаю за связь с ним. Он будет занят какой-то период времени, и если проблема не срочная, вы можете позвонить ему через несколько дней. Ему удается успокоиться и говорить уверенно, хотя очень хочется надавить и вынудить отложить все вопросы по крайней мере до тех пор, пока не вернется Джексон. — Понимаю, что сейчас не самое лучшее время, но мне необходимо сообщить боссу крайне интересные новости. Я знаю, что во время так называемой «периодической занятости» босса предполагается, что звонящие озвучат хранителю телефона причину звонка, но, к сожалению, мне о вас ничего не известно, Вэй Юншэн, и я не могу доверить вам столь важную информацию. Чтобы вы убедились в необходимости передать телефон боссу, могу лишь сказать, что занимаю должность «соломенные сандалии», и более чем понимаю, в каких случаях прерывать босса нужно, а в каких — лучше не стоит. Ван Ибо судорожно втягивает воздух. Что ж, кажется он познакомился с еще одним членом верхушки мафии. Навряд ли кто-то рискнул бы соврать о такой должности: узнай босс о подобном, наглеца бы растерзали. Видимо, к Ван Чжочэну идти все-таки придется. — Конечно, господин, я понимаю. Я немедленно сообщу боссу, он перезвонит вам, как только сможет.  Кто знает, может они с Сяо Чжанем сейчас непосредственно… в процессе, тогда подождать придется даже «соломенным сандалиям». Ван Ибо надеется, что это не так, потому что стоять под дверью и слушать — не то, что ему нужно в этой жизни. — Благодарю, — улыбку слышно даже через трубку. — Всего доброго, буду ждать звонка. И отключается, как только Ван Ибо бросает «До свидания». Осталось самое сложное, но в то же время — это идеальный шанс исследовать дом, в который до этого Ван Ибо вход был закрыт. Именно в этом особняке хранятся все документы, среди которых он должен будет однажды найти те, что помогут взять верхушку мафии с поличным. Сейчас у него есть отличная возможность изучить систему безопасности, расположение комнат и, быть может, некоторый персонал особняка. Альфа по-военному быстро одевается в обтягивающую футболку, штаны карго с резинками на лодыжках и кроссовки — ничего, что могло бы нервировать босса и указывать на потенциально спрятанное на запястьях, торсе или голенях оружие, и выходит из дома телохранителей, впервые направляясь на запретную прежде территорию. Телефон в кармане штанов жжет кожу, в животе закручивается тугой узел волнения, все инстинкты обостряются: слух, обоняние, даже идеальное зрение становятся лучше. Входная дверь особняка оказывается заперта, поэтому Ван Ибо нажимает на электронный звонок, складывая руки за спиной и удерживая себя от того, чтобы от нетерпения по-детски перекатываться с пятки на носок и обратно.  Дверь открывается, и Ван Ибо резко осознает проблему обострившихся из-за волнения ощущений. Аромат выпечки практически сбивает его с ног, забиваясь в ноздри и оседая в легких. Он чувствует себя, как пленный солдат, которого месяцами морили голодом, а затем запустили в пекарню, со словами «смотри, нюхай, но трогать ничего не смей». Волнение внутри вытесняется давящим возбуждением, клыки невольно удлиняются, начиная колоть язык. Очень хочется поправить член в штанах, но распахнувший дверь бета уже смотрит на него с подозрением, с каждой секундой промедления растущим в геометрической прогрессии. — Я… — начинает Ван Ибо и закашливается, случайно вдохнув еще глубже. Бета скептически приподнимает бровь. Он одет в типичную форму дворецкого, фрак идеально подогнан под фигуру, вот только его рука в идеально-белой перчатке, вместо того чтобы держать полотенце или приглашающие указывать в дом, лежит на расстегнутой кобуре, тонко намекая на то, что объяснить причину своего здесь появления следует поскорее. — Я телохранитель босса и должен передать ему телефон для срочного звонка, — выдает он на одном дыхании, стараясь не открывать рот слишком широко, чтобы не глотнуть лишнего воздуха, наполненного густыми и пряными омежьими феромонами. В доказательство он достает из кармана телефон, и дворецкий, узнав его, убирает руку от кобуры и открывает дверь шире. Ван Ибо требуется несколько секунд на то, чтобы собраться с мыслями и шагнуть за порог, в которые дворецкий успевает окинуть его с ног до головы цепким взглядом, задержавшись на топорщащихся в районе паха штанах, и растянуть губы в паскудной ухмылке: — Ну удачи. Требуется огромное количество сил, чтобы сдержаться и не рыкнуть на обнаглевшего дворецкого. Ван Ибо впервые в жизни завидует бете, который не чувствует влияния феромонов, а потому может нормально функционировать в доме с течным омегой и насмехаться над несчастным телохранителем. Он перешагивает порог, наступает на пятки кроссовок, стаскивая их с ног, и собирается уже и вправду искать нужную комнату по запаху, когда бета сжаливается над ним и кидает в спину: — Второй этаж, третья дверь слева. Интерьер в особняке интересный, но не шастай здесь слишком долго, тут камеры, у босса будут вопросы, — а потом не сдерживается и добавляет саркастичное: — И штаны могут напряжения не выдержать.  Ван Ибо закатывает глаза, направляясь вглубь дома через большой зал, в котором виднеется широкая лестница на второй этаж. Планировка напоминает классические европейские особняки. Если от вестибюля идти прямо, попадаешь в большой зал, в котором в средневековье можно было бы проводить балы, но теперь здесь располагается что-типа совмещенных столовой и гостиной: камин с не горящими сейчас дровами, диван, длинный стол, пушистый ковер на полу, в который очень хочется зарыться ступнями, и стеллажи вдоль стен, заполненные книгами. Огромная люстра над головой заставляет замереть на несколько секунд с открытым ртом. Да, мафиози точно неплохо зарабатывают. Он такую люстру только в министерском зале для награждений видел. Свет красиво переливается в хрусталиках, разбрасывая по стенам солнечных зайчиков, и Ван Ибо хочется потрогать стекляшки, чтобы узнать, будут ли они звенеть, задевая друг друга.  Перед залом было два поворота: в правое и левое крыло здания, в самом зале есть проход в кухню, а с другой стороны — в крытый бассейн. Ван Ибо поднимается по ступеням, осматривая отделанные красным деревом перила и канделябры на стенах на втором этаже. Красиво, ничего не скажешь. Еще бы дышать нормально получалось, он бы и вправду с наслаждением тут побродил. Помимо густого омежьего феромона напрягают камеры, чуть ли не гроздями развешанные по всему особняку. Укрыться от них невозможно, так что когда Ван Ибо соберется в поход за секретными документами, придется, видимо, искать серверную и отключать их. Хорошо хоть пол не скрипит, и Ван Ибо не выдаст себя невидимым наблюдателям. Если они, конечно, будут, потому что сейчас ему по пути не встречается никого, так что складывается ощущение, что во всем доме только он сам и дворецкий. Ну и течный омега где-то прячется. Аромат дорогого коньяка, присущий Ван Чжочэну, тоже ощущается, но не так сильно, как омежий, гона у него точно нет. Запахи всех остальных слуг напрочь перебиты, словно их тут и не было никогда, хотя это точно не так: в особняке чисто, все вещи стоят на своих местах. Навряд ли глава триады ползает по дому с тряпкой. Его шаги тихие, почти не слышные благодаря отсутствию обуви и тренировкам в академии, и дыхание еле заметное, потому что Ван Ибо кажется, что стоит ему вдохнуть чуть глубже, чуть громче, как у него совсем снесет тормоза. Он поворачивает налево, как ему подсказал дворецкий, хотя и кидает наполненный сожалением взгляд вправо: именно там должна располагаться комната, за которой он следил от ворот. Хотелось бы узнать, что там, но сейчас не время для экспериментов. Запах становится все сильнее. Теперь в воздухе чувствуются и коньячно-карамельные нотки Ван Чжочэна, а также терпкий, мускусный запах секса. Ван Ибо невольно облизывает губы, а потом давит растущий в груди рык: в нем просыпается какая-то древняя, абсолютно животная часть, потому что омега, на которого он претендует, не с ним. Приходится передернуть плечами и куснуть себя за щеку, чтобы немного привести себя в чувство. Буквально крадясь по коридору, пополам из инстинктов и нежелания прерывать босса мафии, если он сейчас находится посреди всем известного процесса, Ван Ибо слышит негромкие голоса за третьей дверью слева. Он замирает, прислушиваясь: его запах сейчас перебивается ароматом Сяо Чжаня, он перемещается тихо, и о его присутствии в особняке никто не знает. Это неплохой шанс подслушать что-то: вдруг свой перерыв между заходами Ван Чжочэн и Сяо Чжань решили заполнить обсуждением работы? Главное, не зависать тут надолго: камеры все еще работают, и глава триады точно просмотрит записи за то время, пока Ван Ибо шатался по его дому. — … нашел сигареты. Сколько раз я просил тебя избавиться от этой гадости? — доносится голос Ван Чжочэна. — Скажи спасибо, что при нашем уровне стресса и финансовых возможностях я не подсел на что-то потяжелее. Голос Сяо Чжаня звучит сыто и довольно, Ван Ибо представляет, как тот расслабленно растянулся на сбитых простынях, лениво потягиваясь, словно наевшийся сметаны кот. — Я понимаю, что тебе тяжело, но не перестану повторять: найди другой способ справляться. В бассейне, там, поплавай, не знаю… — О да, плавание в бассейне, когда я только отмылся от чужой крови, невероятно расслабляет, — скептически хмыкает Сяо Чжань. — Ты же знаешь, я пробовал, но как только прикрываю глаза — кажется, что окружает меня все та же кровь. Я так один раз чуть паничку не словил, меня Сюин тогда едва в чувства привела. Интересно. Значит, Ван Чжочэн знает, что Сяо Чжань терпеть не может эту работу, но все равно пользуется им, да еще и заботливые советы раздает. Лицемер. Ван Ибо делает еще несколько невероятно медленных шагов вперед, чтобы на камерах было не так заметно, что он подслушивает.  — В любом случае, я пытаюсь обеспечить тебе максимально возможную безопасность не для того, чтобы ты загнулся от рака легких. И подумай о своем будущем: ты же хочешь детей, если ты начнешь курить регулярно, с этим могут возникнуть проблемы. Голос Сяо Чжаня леденеет: — Я же просил не затрагивать эту тему, — он больше не звучит довольно или расслабленно, скорее зло. — То, что я хочу детей, еще ничего не значит. Спокойной жизни я тоже хочу, но кто б меня спрашивал. Если мой первенец будет обязан возглавить мафию, то детей у меня не будет, я не собираюсь заставлять их жить в этом аду. Точка. Аксиома. А теперь заткнись и не беси меня. Понимая, что сейчас может начаться более масштабная ссора, свидетелем которой Ван Ибо становиться совсем не хочет, он делает последний шаг и стучит, оповещая: — Босс, это Вэй Юншэн. Звонил господин, представившийся «соломенными сандалиями», сказал, что обладает важной информацией. Я могу оставить телефон на полу и… Дверь резко открывается (хорошо, что внутрь, иначе зарядила бы Ван Ибо по лбу), и в проеме показывается Ван Чжочэн, выражение лица которого предвещает грозу. Ван Ибо бы занервничал, вот только еще более концентрированный запах течного омеги заставляет его пошатнуться и вцепиться в стену, чтобы не упасть или не броситься в комнату на поиски источника этого запаха. Ему приходится несколько раз моргнуть, чтобы прогнать пелену перед глазами, и сжать свободную руку в кулак, впиваясь короткими ногтями в ладонь. Ван Ибо и не знал, что у него настолько хорошая выдержка, хотя, возможно, он просто безжалостно расширяет ее границы весь последний месяц, что работает на главу триады и его омегу. — А куда, собственно, делся Джексон? — холодно спрашивает Ван Чжочэн. — О, так сестра Джексона все-таки рожает! — радостно вскрикивает Сяо Чжань, налетая на Ван Чжочэна со спины и оплетая его торс руками, стоя чуть сбоку, так что его самого при этом прекрасно видно. Только сейчас Ван Ибо замечает, что они одеты в довольно дорогой костюм, вот только один на двоих. На Ван Чжочэне лишь брюки с массивным ремнем, и его крепкая грудь, полностью покрытая татуировками, предстает перед ошеломленным Ван Ибо во всей красе. Пальчики Сяо Чжаня игриво обводят рисунки и оглаживают кубики пресса, и Ван Ибо, следя за их движением, начинает рассматривать вьющиеся черные линии, потому что это единственный способ не смотреть на самого Сяо Чжаня, которому от костюма досталась только рубашка. Она, слава небожителям, достаточно большая, чтобы прикрывать пах, зато длиннющие тонкие ноги выставлены на всеобщее обозрение, вот только Ван Ибо ощущает отчаянное желание не только обозревать их, но и касаться, желательно, провести снизу вверх, оглаживая острые коленки и нежную кожу с обратной их стороны, а потом выше, сжать упругие ягодицы в своих больших ладонях и… — Тебе глаза вырвать? — любезно интересуется Ван Чжочэн, и Ван Ибо понимает, что его план не удался и взгляд все равно сполз на Сяо Чжаня, непозволительно долго задержавшись на голых ногах. Ван Ибо тут же отмирает, переводя взгляд сначала на лицо хихикнувшего и немного смутившегося от столь пристального внимания Сяо Чжаня, а потом на Ван Чжочэна, скептически приподнявшего бровь. Он уже хочет извиниться, как глава триады наклоняет голову, глядя теперь на омегу: — Джексон уехал к рожающей сестре? А почему меня об этом никто не предупредил? И почему телефон теперь именно у вот этого? Оскорбиться хочется неимоверно, но Ван Ибо терпит, он и так этого мафиози слишком сильно раздражает. — Ой, не будь букой, — отмахивается Сяо Чжань. — Диди довольно милый и очень ответственный. От этих слов хочется ластиться под его руки, и все еще — провести по его ногам. Лучше даже языком. До сладкой, пульсирующей, такой готовой сейчас дырочки… — Так что насчет телефона? — невинно спрашивает Сяо Чжань, выводя его из транса. Святые небеса, он снова залип. Но здесь грех не залипнуть: белая рубашка просвечивает из-за окна за спиной Сяо Чжаня, делая видимым его изящный силуэт, волосы непривычно растрепаны, глаза блестят от снова нарастающего в его теле возбуждения. Ван Ибо впервые находится так близко к омеге посреди течки, не имея возможности к нему прикоснуться. Только неизменный широкий чокер на шее Сяо Чжаня, да буравящий тяжелым взглядом Ван Чжочэн напоминают Ван Ибо о том, что следует держать себя в рамках. Его собственный запах кофе все равно густеет, как бы он ни пытался сдерживаться.  Возбуждение в штанах болезненно трется о ширинку, когда он все-таки достает из кармана телефон, подавая его чуть подрагивающей рукой. Сяо Чжань протягивает руку в ответ, собираясь его забрать, как вдруг со стоном хватается за живот и едва не падает на подкосившихся ногах, спасет его только вовремя подхвативший за талию Ван Чжочэн. Ван Ибо тоже тянется подхватить омегу, но вовремя отдергивает руки, к счастью, не успев коснуться, иначе эти конечности босс мог бы счесть лишними и поотрывать к чертям собачьим. Но заставить себя отвести взгляд Ван Ибо уже не может. Он видит, как по обнаженной внутренней стороне бедра Сяо Чжаня стекает густая, ароматная смазка, и ему до боли хочется собрать ее пальцами, чтобы такая драгоценность не пропадала зря, а потом медленно погрузить их в жаркую глубину, заставляя омегу скулить и плавиться в его руках. Аромат выпечки становится еще сильнее, хотя Ван Ибо не думал, что это возможно. Запах кофе тоже распространяется по коридору, демонстрируя всем отчаянное возбуждение альфы, и Ван Ибо на секунду встречается взглядом с замутненными глазами Сяо Чжаня, видя в них бесконечную нужду и желание. Эта картина отпечатывается на обратной стороне его век на тысячелетия, когда Ван Чжочэн вырывает из его руки телефон и захлопывает дверь с яростным: — Пошел вон! Удар двери о косяк, кажется, сотрясает весь особняк, и с таким же грохотом падает сердце Ван Ибо. Он бы хотел бросить его к ногам Сяо Чжаня, но, судя по звукам неистовых поцелуев за дверью, тому это сердце без надобности. Ван Ибо разворачивается и почти сбегает из особняка, желая позорно заткнуть уши, чтобы не слышать ни стонов, ни саркастичных замечаний дворецкого, летящих ему в спину. Ему отчаянно хочется сбежать как можно дальше, но все, что он может, — это закрыться в комнате, сказавшись больным, и дышать как можно глубже, пытаясь избавиться от прекрасного, въевшегося в кожу запаха. В этот вечер он впервые за месяц не сдерживается и курит, а потом долго, оттяжкой дрочит, стоя под ледяными струями душа и видя перед собой только возбужденный, просящий взгляд карамельных глаз.