Аберрация моралиста

Чайльд хотел, вырвавшись из плевры, прогрызть чрево матери, раскрыть эти кислеющие гранатовые стенки матки, разорвать зев, подставляясь инородному объекту во влагалище матери. Хотел лакать семя своего отца, не желая ему участи пропадать в яичниках. Густое и липкое, оно бы растекалось по рту, скрашивая вкус окровавленной околоплодной жидкости. Аякс хочет оказаться на месте своего брата. Чувствуя вытекающую плаценту — разъедающие изнутри спазмы — матерь верещит, словно резанная свинья, потираясь разбухшим животом о поверхность стола и в бессилии сжимая тисками мужа. Чжун Ли гортанно стонет, взвивается, дёргая жену за палёно-рыжие волосы; ускоряет темп, загоняя себя глубже. Приглушённые, звуки их любви прокатываются по всей квартире. Разорвавшему царство Морфея чаду оставалось лишь кутаться под тёплым одеялом в соседней комнате, покрываясь лихорадочной испариной. Фантазии распаляли руки душить его крайнюю плоть, — лишающая девства ребёнка малакия, — и выбивали воздух из лёгких. Склизкая грязь сочилась из каждой его щёлки, пачкая простыни. Навязчивые мысли-пиявки, прокравшиеся в его голову, наводняли растлённую голову. Чёрное месиво, разливаясь по мозгу, отравляло функционирующий организм, доводя до исступления. Задыхаясь, Аякс бы принимал всё больше отца в горло, соскребая кожу с чужих бедер и оцарапывая орган зубами. Чжун Ли бы вырвал их, всковыривая кухонным ножом дёсны или бездумно крошил их молотком, заставляя кости тонуть в горле — кровавая каша легла бы густым железом на язык. Всё внутри сжимается в трепещущий комок возбуждения. Единственное, к чему всё это время стремился росток — тёпло отеческих рук и губы искривлённые ленивой усмешкой. Словно собака Павлова — с металлической трубкой в брюхе и подтекающим желудочным соком, он может лишь исходиться слюной, раз за разом слыша мерзкую трель колокольчика, чувствуя стекающий с кончика эякулят. Толстая кишка ноет, лишённая поощерения. Тарталья зазывал, подмахивая бёдрами, но он всё безучастно стоял в тени, брезгливо скашивая глаза. Откидывался на простыни, раскрывая рёбра — пробегаясь кончиками пальцев по окаменелым органам, вытаскивая мясо зверю, — вгляд полный отвращения. Неужели он заслужил гниение на цепи? Копоть въедается иглами под кожу, подкашивая ноги. Дышащий штукатуркой четырёх стен, он растягивается на полу, прося милостыню: вырывая шею из металлического кольца, цепью вмонтированного в стену, Аякс стонет, раскрывая себя на полу перед ногами Чжун Ли, облизывает, пачкает слюной его пыльные туфли. Отец бьёт носком под рёбра, чувствуя как они ходят ходуном от удара. Аякс, вымаливающий прощение, был слишком похож на матерь, а она — чересчур легко заменяема. Слабость расползается змеями по телу, подсекая одеревеневшие руки. Из продольного разреза на пол вываливаются горячие печень и кишечник, заляпывая кровью чужие стопы. Рассечённая кожа под ошейником, у адамова яблока, горит, затрудняя поступление кислорода, — Чайльд дышит как загнанная вусмерть аляскинская хаски, раззевая пасть. Запах гнили наводняет комнату, отражаясь от стен. Из зудливой расселины виднеются рёбра, прикрывающие жилистые мясные стенки, растекающиеся багровым ихором. Течная сука — слова из рта отца истекали желчью, выжигая раскалённым докрасна железом клеймо под лопаткой под мученические крики. Прицепленный к пробке хвост хлестает вертлявые бедра, раздражая кожу цветным мехом; колени дрожат от липкого холода, головка целует лакированное дерево, размазывая грязь. Аякс трётся о чужую одежду, сотрясаясь в судорожных мурашках, в бреду толкается в свою же слякоть — выскользающие внутренности: проходится по сокращающемуся желудку, размазывает кровь по склизкой печени, просовывает себя в петли тонкой кишки, желая снять напряжение, стекающее к низу живота. Он ненавидел неутолимое чувство голода — возбуждение, зудящее извивающимися червями под кожей — цикличность развращённого удовольствия уробороса. Он ненавидел холод, наводняющий тело и искажающий его мышцы; в животе рассыпаются пеплом бабочки, а в голове — всеобъемлющая пустота. Грудь в последний раз расширяется и Чайльд распластывается по полу, изливаясь соками. Чжун Ли же сардонически скалится, удовлетворённо щуря гелиодоровые глаза.