Без нижнего белья я высоко летаю

                                  Знаете за что я люблю ноутбук? Нет, не за то, как он обжигает твои ноги, когда ты лежишь с ним в постели; и не за клавиатуру с низким ходом, которой нереально пользоваться ввиду отсутствия адекватного фидбэка клавиш; само собой и не за вечные проблемы с аккумуляторами и заменой железа; ну и необходимость каждый раз вновь искать место, куда бы положить мышку-и-руку её направляющую — так, чтобы локоть не висел в воздухе — тоже не является поводом для любви.              (хотя признаюсь, порой, всё же, тачпадом пользоваться куда приятнее, чем мышой(sic): но мыша практичнее, это факт).              Нет, люблю я его отнюдь не за это.       Люблю я ноутбук за то, что с ним ты можешь удобно рассесться на крыльце — теперь уже — своего дачного домика, и под присмотром ночного неба, в компании насекомых, что роятся вокруг лампочки над твоим плечом, вытянув ноги и положив их на деревянную укрытую пледиком скамеечку, спокойно набирать текст в OpenOffice, наслаждаясь собственно собранным плейлистом и периодически отвлекаясь на кофе.              Историю, которой я хотела поделиться, я уже закончила: мне было, что поведать и я это сделала, поставив точку. Повествование вышло далеко не таким аккуратным и изящным, как мне бы того хотелось: я вечно на что-то отвлекалась и уходила куда-то в сторону, что совершенно не красит полноценное произведение; да и сам рассказ, в плане сюжета-и-хронологии, получился не таким гладким и складным, каким я видела его у себя в голове, когда только начинала набирать первые строки, под конец став довольно скомканным — словно автор куда-то спешила... Но что поделать — я не писатель, а потому и не смогла трезво оценить масштаб, закончив мысль намного раньше, чем хотелось.       Само собой, в мой небольшой рассказик попали далеко не все события «тематики»: я выбрала наиболее красочные и сочные, или просто важные и запоминающиеся, оставив за бортом огромную часть. В конце концов большинство эпизодов важны лично для меня, тогда как для читателя они будут... скучными и унылыми, состоящими из одних и тех же пошлых словечек, самоповторов — ну а как иначе можно всё это описать?.. И потому сегодня я буду просто вести односторонний диалог, общая суть и идея которого лишь самым краешком пересекаются с идеей оригинального текста: это НЕ продолжение, и НЕ дополнение — история закончена и в ней поставлена точка. Я же просто хочу добавить несколько строк, описав один конкретный эпизод — можете считать это как своего рода постскриптум.       Почему я решила сделать это именно сейчас, спустя столько времени после завершения своего рассказа-признания? Потому что мой дедушку умер «сейчас», а не «тогда». И именно сейчас, вновь оказавшись на его дачном участке — что теперь перешёл ко мне, доставшись в наследство, — во время перебора связанных с этим местом воспоминаний я и наткнулась на одно-давно-забытое, которое — вместе с многими другими — я и запишу в свой личный дневничок. Но раз уж так вышло, что этот эпизод относится к Той Самой истории (пусть и косвенно), которой я ранее поделилась с миром — по крайней мере с некоторой его частью — то я не вижу причин, почему бы мне не рассказать и этот эпизод тоже.                                          Я всегда была, как говорится, «городской девчонкой»: всю жизнь прожила в городе, а если и выбиралась в какие-то крупные поездки за его пределы, то точно так же — в города. Лишь два раза я была в деревне: в один год, когда дедушка не смог сам приехать к нам в город, и я провела на его даче всё лето — дело было в юности. Второй же раз я приехала сюда уже спустя добрый десяток лет, по весьма грустной, но вполне естественной причине — не будем на этом останавливаться.       Не смотря на то, что времени прошло, на самом деле, не так уж и много, это место изменилось очень сильно: в первую очередь, конечно же, в глаза бросается тёмное и ровное асфальтовое полотно — раньше тут был лишь песок, которого было так много, что дошколята могли в нём закопаться целиком и полностью, если бы легли на живот или на спину в любой части дороги. Так же с дороги пропали колонки, из которых раньше брали воду абсолютное большинство жителей; не ходят теперь по дорогам и табуны коров, да и птицы [гуси, куры, цыплята] из-за деревянных заборчиков тоже на проезжую часть более не вылетают — никого из них тут не осталось.       Один или два раза в неделю через деревню проезжала машина с хлебом — само собой сегодня она уже не ездит: возможно вам покажется странным, что я выделила столь незначительный момент, но в те годы этот белый фургон был полноценным событием! Его ждали, выходя на улицу чуть ли не за пол часа — чтобы не дай бог не пропустить его! А потом ещё минут десять могли следовать за её медленным ходом, толпясь-и-толкаясь позади её задней дверцы: чаще всего, закупаясь выпечкой, но порой и просто болтовни ради — в те годы местные очень любили поговорить на улице со своими соседями (причём разговоры всегда были одни и те же, и совершенно бессмысленны!).       Белый фургон, тем не менее, был не единственным источником еды (тем более, что у каждого имелся собственный огород немалых размеров, а у большинства ещё и животные), и в деревне было два магазина, находящиеся в разных концах дороги, а идти до них было... минут двадцать?.. Да и ассортимент в каждом из них был... мягко говоря скромным. Весьма и весьма скромным. Очень скромным. Скудным... Его не было совершенно, короче говоря! Сегодня же магазинов стало чуть больше — не намного, но больше; а вот закупиться в них можно буквально всем, что требуется. Да и тем, что НЕ требуется тоже...       Дома по обе стороны переступившей порог веков дороги изменились так же сильно: в то лето на всю деревню был один единственный кирпичный дом, и при том нежилой — работы продолжались всё лето. Сегодня же деревня на восемьдесят процентов состоит из крутых и богатых вилл с высокими заборами, через которые совершенно ничего не видно — и на каждом втором присутствуют камеры. Оставшиеся двадцать процентов — это домики по типу того, на пороге внутреннего двора которого сейчас сижу я: старые и деревянные; возможно даже, что приличные, крепкие-и-надёжные; вполне пригодные для жилья, но неизбежно готовящееся к сносу с последующей застройкой (собственно, именно ради этого я и приехала). Ну а заброшенных хозяевами, с поросшими травой и дикими деревьями, и с досками на окнах, таких вот домов — коих было буквально пара штук в те годы — сегодня не осталось вовсе; да и истории про таинственного соседа с ужасным прошлым уже не рассказывают — тут теперь живёт совсем иное поколение.       Интересно было бы узнать, что стало с песчаным карьером — на краю которого, по сути, находились дома всей левой половины деревни — и что стало с полем внизу оного, что вело к речке; однако сама я туда не ходила, а из-за заборов ничего не видно. Нет-нет, вы не подумайте: угроза обвала зданий никогда последним не угрожала! Они достаточно далеко от непосредственно САМОГО края. Но учитывая то, как сильно изменились и сами постройки, и сменившие предыдущее поколение-два новые владельцы, я на сто процентов уверена, что и этот географический нюанс не оставили без внимания: возможно, что я всё таки узнаю об этом в ближайшие дни — просто чтобы утолить своё любопытство.       Однако самые значимые [для меня]— пусть и не столь крупные-и-внушительные — изменения произошли внутри дедушкиного участка. И одним из них является тот факт, что сидя в конусе света одинокой-и-жалкой лампочке, и в кромешной тьме — пусть на небе множество звёзд — что не позволяет увидеть ничего дальше десяти метров, теперь мне не составляют компанию маленькие милые ёжики, которых мы с дедушкой поили молоком, наливая то в блюдце и ставя на резиновый коврик возле самого крыльца...              Помню, как просыпалась посреди ночи, и щурясь-и-жмурясь сонно смотрела на слепящего мне в лицо фонариком дедушку, что неизменно будил меня каждый раз, когда замечал их, а затем в одной простынке вяло следовала за ним к выходу в сад. Мой дед постоянно засиживался на тесной кухоньке допоздна, выкуривая ”последнюю” сигарету — одну за одной, одну за одной; по две-две с половиной пачки в день — а потому и блуждающих по ночам ёжиков видел невероятно часто, и как следствие — так же часто видела их и я.       Любопытно, что иголки их отнюдь не колючие, как говорят об этом... буквально везде-и-всюду! С другой стороны, свежие-и-спелые яблоки — какие рисуют в детских книжках и мультфильмах — ёжики так же не натыкают на свои иголки (лишь гнилые, ведь в этом вся суть — бороться с насекомыми и прочей ползущей по ним мелкой мерзостью), и потому нет ничего удивительного в том, что эти два факта обманывают людей идя бок о бок: ёжики невероятно приятные на ощупь — как снизу, так и сверху, и даже кухонная губка будет жёстче, чем эти существе. А вот дёргающийся розовый носик в фольклор перенесли именно таким, каким он является в жизни!              Ещё одним изменением стал рукомойник в паре метров впереди-и-справа от крыльца: небольшая колонка с водой, которую дедушка установил лет тридцать или сорок назад...              (каюсь, почти никогда не придавала значения датам в его рассказах: истории были очень увлекательными, но следить за датами было — да простит меня мой дед — совершенно бессмысленным занятием).              Так вот, установил он её где-то лет тридцать пять назад, ещё даже до того, как был построен сам дом: колонка [была] подключена к основной ветке, что проходила под дорогой — помните, я упоминала колонки-на-дороге, возле которых набирали воду абсолютное большинство? Так вот ТЕ, кто не набирал, не делали этого из-за того, что имели свои собственные.       Насколько я знаю — хотя могу и ошибаться — иметь собственную колонку было либо запрещено законом, либо же имелись какие-то жёсткие ограничения, по типу «не больше пяти дополнительных колонок, иначе напору воды в деревне будет жопа». Что-то в этом роде... Так или иначе, иметь колонку у себя во дворе было весьма... волнительно. Потому-то дедушка и вырастил вокруг неё виноградник!       Квадратная коробка со стенками из проволочного забора поддерживала виноградные стены, окружая металлическую торчащую из бетонной насыпи (да простят меня за подобную терминологию строители) трубу буквально со всех сторон, надёжно укрывая её от взглядов любого, и даже тех, кто выходил из дома и проходил непосредственно рядом с ней — настолько сильно-и-плотно разросся виноград!              (хм, а как это место выглядело зимой?..).              И коль уж я заговорила про чужие взгляды, то самое время покончить со вступлением и начать уже переходить к главной теме повествования. Неспешно так — ленивым-прогулочным шагом...                                   Незаконно установленную на своём участке колонку использовали весьма часто: умывались по пробуждению или же перед сном, мыли посуду, поливали стоящие в шаге цветы, но чаще всего, прикрутив шлаг, заполняли расставленные по всему участку баки для воды. Последних было, если мне не изменяет память, одиннадцать штук, и в каждом из них было достаточно места, чтобы спрятаться одному взрослому человеку — если присядет; или двум — если тесно-тесно прижмутся друг к другу (никогда не интересовалась литражом, уж простите); сами баки использовались исключительно для поливки огорода, ибо вода в них всегда была достаточно грязной для человека — особенно после дождя.       Я же использовала колонку ещё с одной целью, о которой никто не знал.              (хотя после того, что я собираюсь описать чуть чуть попозже, это заявление довольно смелое).              Видите ли, изначальная высота «Г»-образной колонки была до живота взрослого человека, напор стабильный, а сама труба — широкая; и чтобы не возникало проблем с утечкой «лишней» воды, а так же ради большего удобства, дедушка в своё время сваркой приделал к колонке несколько трубок. Как результат: струя стала тоньше, и текла вода теперь с куда более низкого расстояния; так же появилась возможно крутить носик на сто восемьдесят градусов, позволяя воде течь не только сверху вниз, но и в бок — что было удобно при протягивании шланга в некоторые зоны земельного участка, избегая при этом ненужных перегибов.       Ну и конечно же, была возможность перевернуть носик, заставив воду бить снизу вверх: этой возможностью дедушка никогда не пользовался, а вот я нашла её довольно удобной — правда действовать в такие моменты приходилось аккуратно, ведь напор контролировать было невозможно, а по умолчанию он был несколько болезненный для столь нежного участка женского тела, и за три месяца я так и не привыкла к его силе. Однако если выловить момент, когда колонки на другой стороне дома — на дороге — находились в рабочем состоянии (и как следствие, изменялась сила напора во всех соседних), то можно было вполне приятно провести некоторое время, прячась в винограднике с разведёнными в стороны ножками — высота подходила мне идеально, даже на цыпочки вставить не приходилось! И от ручного душа, что имеется в каждой городской ванной, колонку отличало то, что всё действие происходило прямиком на улице — прямиком посреди (на краю...) сада!       Очень приятный опыт, надо признать.              И вот от этого незначительного и, казалось бы, совершенно не относящегося к главной мысли моего рассказала — но всё так же до интимности тесно связанного с темой воды — момента я, наконец, плавно перетекаю к ключевому эпизоду, ради которого и терплю всю эту ползущую по моим ногам ночную мошкару: ничего не могу с собой поделать — набирать текст на природе куда приятнее, чем в помещении.                                   Случилась эта история в моей юности: нижнее бельё я уже не носила, а вот сексуальных партнёров у меня всё ещё не было — хотя чисто технически девственницей я уже не была: такое случается, когда сильно увлекаешься — и потому среди множества наполнявших мою голову мыслей о предстоящей, и самой первой в жизни, поездке в родственнику-в-деревню были и те, которыми не стоит делиться с окружающими...              (что я прямо сейчас и делаю — как же сильно меняется мировоззрение человека с годами, ха! Какая забавная ирония, вы не находите?..).              Будучи «городской девчонкой» до мозга костей, я, само собой, была наслышана о Той Самой деревенской романтике: совместные походы мальчишек-и-девчонок на речку и на сеновал; городские дискотеки, о которых ходят самые что ни на есть настоящие легенды; нелепые приставания-и-ухаживания за стенами сарая, быстро переходящие в нечто настолько же странное-и-вызывающее улыбку — уже в конюшнях... Ну и так далее.       Всё это у меня всегда вызывало улыбку и хорошо сдерживаемый, и скрытый от окружающих, смех: это было настолько нелепо и некрасиво, что даже негатива не вызывало — это просто был ИНОЙ МИР! Совершенно не такой, к какому привыкла я — ДРУГОЙ! Меня пробивало на смех, но в то же время я понимала, что окажись я по ту сторону баррикад...              (немного неудачное словосочетания, да?.. «По ту сторону баррикад» подразумевает некий военный конфликт — иначе зачем возводить подобное сооружение? Однако эти слова буквально сами просятся-и-ложатся на язык в ситуации подобной моей, когда необходимо поменять участников местами. Давайте договоримся следующим образом: я оставлю данную формулировку, но вы будете в курсе, что никакого негативного подтекста в ней не имеется, ладно?..).              ...я понимала, что окажись я по ту сторону баррикад, и тогда бы у меня не было причин для смеха: проживи я всю жизнь не среди асфальта, электричества и высоток, а в окружении одноэтажных деревянных двориков, собственного сада с яблоньками, вишнями-черешнями, персиками-клубникой-малиной, огурцами-морковь-помидорами — я бы воспринимала всё происходящее вокруг себя совершенно естественно!       Я бы вставала с криком петухов, а не по будильнику с выполненной исключительно на одном лишь компьютере — без реальных инструментов — мелодией; я бы умывалась холодной водой, каждый раз приподнимая ладошкой металлический штырёк-затычку в висящем на стене бочкЕ, чтобы плеснуть очередную порцию себе в лицо; одевшись в невыразительную юбку и рубаху отводила бы животинку на луг; или пекла бы блины себе на завтрак — а может просто сорвала бы пару огурцов, помыв их в стоящем рядом ведре с одинокой, ловящей среди толстого слоя мошкары на поверхности себе еду, лягушкой в нём же; затем, повязав платком голову — а может и не повязав — пошла бы к соседке и проболтала бы следующие пару часов с ней совершенно ни о чём, при этом даже не закрыв дверь в собственную квартиру; потом вернулась бы в свой дом, прошла бы по деревянному и лишённому ковров полу через несколько комнат, а оказавшись в саду подобрала бы перевёрнутое после мытья ведро и направилась бы прямиком к всё ещё не убранной после вчерашнего дня стремянке, и начала бы собирать вишню, а может и вовсе пошла бы на речку! И так день за днём. И что самое смешное — я бы воспринимала всё это вполне адекватно и естественно, ведь живи я в деревне всю свою жизнь, то ЭТО И БЫЛО БЫ моей жизнью!              Собственно, собираясь в гости к родственнику, я рассчитывала получить именно такой экспириенс (опыт), и забегая вперёд скажу, что я его получи в полной мере — и всё описанное, и много чего не описанного (разве же коров не пасла): деревня выбьет из тебя городской дух буквально в первые же три дня дня — хочешь ты того или нет!       Ладно, буду честна: я даже не сопротивлялась, добровольно поддавшись этой атмосфере и позволяя ей сделать из меня «деревенщину», а потому вполне допускаю, что есть люди, которые приехав из цивилизации, и проведи они даже всё лето в деревне, по прежнему остаются «городскими», совершенно неподвластные влиянию столь отличающегося от привычного большинству Мира, ибо сопротивляются; я не же не сопротивлялась — я была открыта для нового!              Причин, почему я позволила духу деревни поглотить меня было три: во-первых, я ехала к своему любимому дедушке, общение-и-общество с которым приносило мне много радости и положительных эмоций, а потому попроси он меня жить хоть посреди болота в избушке на курьих ножкам, я бы согласилась не раздумывая — с ним весело и интересно буквально везде (он потрясающий рассказчик, а рассказывать ему было о чём!).       Во-вторых, я хотела некой смены обстановки: я уже была достаточно взрослой девушкой, но не настолько взрослой, чтобы САМОЙ путешествовать куда-либо — любые поездки были исключительно с подачи родителей (или желающих произвести приятное впечатление, с последующим разводов на секс, парней... коих у меня — в отличии от моих подруг — не было совершенно). Иными словами, выбраться в деревню на три месяца было весьма удачной и привлекательной лично для меня — всю жизнь сидящей в городской квартирке — идеей; плюс, появлялась возможность самолично убедиться в том, насколько правдивы те или иные слухи на счёт «типичной деревни»...       И вот тут возникает третья причина, из-за которой я, в каком-то смысле, аж порывалась попасть в деревню: я, и в тайне абсолютно от всех, хотела получить неповторимый сексуальный опыт — тот самый, деревенский! И я его таки получила, однако сразу предупрежу, что никто в меня ничего так и не вставил, а домой я уехала неиспорченной — по крайней мере не сильнее, чем была испорчена по приезду — хотя и было нечто... но к этому я ещё вернусь.              Так вот.       Побывать на деревенской дискотеке мне не удалось: признаться, хоть мне и было интересно узнать, действительно ли они именно такие, какими их описывает городской фольклор, в то единственно лето я даже не предпринимала попыток для этого — чувство собственного достоинства не позволяло мне совершить нечто подобное, сходив вечером (ночью?..) на другой конец деревни, откуда каждый день играла пусть и современная, но всё же невероятно примитивная и тупая (на правду не обижаются) музыка.              (И это, на самом деле, довольно показательно, как мне кажется — с учётом того, что я уже творила на людях, и в ближайшем будущем ещё намеревалась сотворить. Я считаю, что если ДАЖЕ Я не решилась идти в подобное заведение, посчитав себя выше «этого», то значит и легенды о том, насколько деревенские дискотеки ужасны — «деревенская дискотека», словосочетание, которое стало чуть ли не нарицательным! — вполне правдивы. Тем не менее, убедиться в этом своими глазами я так и не сумела).              Не удалось мне побывать и на сеновале с конюшней: забавно, что я действительно ни разу не была ни на сеновале, ни в конюшне — не посещала их с парнем, не посещала и одна, ведь их... просто не было! У дедушки был весьма крупный участок, но животных он не держал: раньше — ещё во время советского союза — у него имелись куры, но это не считается; сейчас же [в то лето, когда я приезжала] на его участке имелись преимущественно деревья, несколько кустов с малиной, да множество грядок, включая не упомянутые ранее грядки с картошкой — но не животные. Имелся ли в деревне сеновал я, признаться, даже и не знаю: вроде слышала что, он ЕСТЬ, но где-то за пределами нашей деревни — в полутора-в двух часах езды на машине. Что довольно забавно (для меня — городской девчонки), ведь в тридцати минут ходьбы — это если идти по дороге, где мог бы пройти табун; одинокий человек может сократить время до трёх-пяти минут, если спустится с горы напрямую — имеется огромное ничем не занятое поле, да ещё и вдоль реки, что является лишь плюсом для животных, разве нет?..              (Я вновь и вновь отвлекаюсь, и всё никак не могу перейти к сути — я знаю: поймите, на меня нахлынуло такое количество воспоминаний, что я-сама теряюсь в собственных мыслях — так много их!).              Мой дедушку был... —- эй, это важно! — ...так вот, мой дедушка был человеком Той Самой советской закалки, да ещё и работал в милиции, и потому, хоть общение с ним всегда было весёлым-и-интересным (и не только для меня!), он был человеком серьёзным, суровым и в некоторой степени даже... непробиваемым?.. Упёртым?.. С характером — вот, точно!       Он был человеком с характером. Он построил дом — два, если быть точно; посадил дерево — и не один десяток; и вырастил сына, который обеспечил его внучкой; у него так же имелась (пере)собранная собственными руками машина несуществующей марки — своеобразный франкенштейн из «буханки», «ВАЗа» и, если мне не изменяет память, «УАЗа».              (будет забавно, если я что-то напутала и назвала вам сейчас три одинаковых машины... Машина выглядела как типичный милицейский ”джипик” советских времён, однако кузов был от той самой «буханки» — это точно, ибо меня всегда забавляло это название; передние крылья у машины были прямые — на них можно было сидеть, или разложить еду во время пикника, к примеру. Таких крыльев на подобных ”джипиках” не было в принципе — так говорил мой дедушка, да и я сама не могу припомнить ни одной похожей машины. Имелись ещё изменения, но я не буду больше отвлекаться: просто хочу внести ясность на случай, если вдруг перепутала названия марок!).              Иными словами, этот человек — мой дед — добился в жизни всего необходимого по его мнению, успев и немного попутешествовать (много, но на весьма небольшом территориальном участке), и преуспев на службе, и на семейном фронте — везде, одним словом; последние годы он натурально наслаждался свободой и просто... ждал.       А упомянула я всё это для того, чтобы вы как следует могли прочувствовать его характер, ведь это очень важно, когда к человеку, который поднимая трубку стационарного телефона неизменно приветствует неизвестного собеседника «%Фамилия_деда% слушает!», вытянувшись по стойке смирно — и лишь слегка ссутулившись под тяжестью накопленного за жизнь груза на плечах и за спиной, — вдруг приезжает внучка-со-странностями на около сексуальной теме; к человеку, который даже в эпоху интернета по прежнему доверяет каждому встречному — чем неизменно пользовались торгаши на рынках (вы даже не представляете как часто моего деда обвешивали прямо у меня на глазах, а я ничего не могла поделать, ведь дедушка был уверен — каждый раз! — что это вышло случайно; он отказывался требовать компенсацию — или хотя бы собственные деньги назад — ведь ему было... неудобно).       Это был тот человек, который всегда относился к женщине — и к той, что держала в руках куклу, и к той, что уже опиралась на трость — как к настоящей даме, неизменно помогая при первой возможности, останавливая машину возле обочины даже в те моменты, когда время поджимало.       Он был галантным, вежливым и учтивым — всегда. Но в то же самое время он был капитаном милиции — тоже, абсолютно всегда; и это ощущалось даже в те моменты, когда он ничего не делает и не говорит, а просто, допустим, стоит и курит в сторонке, в теньке размашистого дерева.              Мой дед, пусть и история моя произошла на его дачном участке, не принимает в ней никакого участия, но является тем самым Крылом Бабочки, которое вызвало ураган, ведь к нему на летние каникулы приехала внучка, которая обладала некой... особенностью, за которую — встретить он подобную женщину, и заметить эту самую особенность где-нибудь в городе — он натурально мог дать хорошего пинка под зад за нарушение норм-и-правил приличия в общественных местах... а чтобы он сделал после я и вовсе боюсь представить.       Иными словами, щеголять с голой пиздой по его дачному участку было непросто немыслимо-и-недопустимо, но в прямом смысле опасно!!! Я не была его дочкой — я была его внучка, но для него это разница была не такой уж и сильной, а фраза «я тебя породил, я тебя и убью», конкретно в случае ЭТОГО человека была вполне реальна — если мой дед решит, что его ребёнок (или внучка) совершил(а) нечто из ряда вон выходящее, то даже не сомневайтесь, он вполне был способен убить. И что самое главное, что совершив подобный акт он был бы уверен, что поступил правильно, не только имея на это полное право, но ещё и будучи обязанным сделать это — ведь то был ЕГО отпрыск.       Надеюсь, что этими несколькими весьма крупными абзацами я смогла максимально точно донести до вас то, ЧТО я испытывала тем летом?.. Верно: мне открывались невероятные возможности получить незабываемые ощущения, ведь чем выше риск, тем выше и награда! Правда я, всё же, быстро пасанула: ну уж больно страшно было «спалиться» перед ним...                                   Первым, что мы сделали, оказавшись в его доме — после переноса вещей из машины в дом, на что потребовалось несколько ходок с полными руками у каждого — была небольшая экскурсия, сначала по дому, а затем и по всему участку. Я не буду останавливаться на каждом из этапов — уверена, большинство не дочитает даже до этого места, ведь за пять страниц я только-только приблизилась к сути, — а опишу лишь один и самый важный.       Жарким летом и будучи постоянно на природе — даже находясь в одной из комнат дачного домиками ты всё равно словно на крыльце сидишь! — ты хочешь не хочешь, а вечно будешь хотеть если уж не помыться целиком, то хотя бы ополоснуться; и даже если за день ни разу не подошла к грядкам, и вообще просто находилась внутри помещения (а такого никогда не было — это же деревня, ребят! Какой смысл сидеть в стенах?!), ты всё равно будешь потеть. Это было неизбежно. А потому и водные процедуры занимали одно из самых часто выполняемых действий в любой день, без исключения (а если работаешь в огороде, или хотя бы просто загораешь — то ещё и САМОЕ часто выполняемое). И... просто держите этот момент в голове, ладно?..              Об одежде для дачного сезона я подумала заранее, но учитывая обстоятельства в лице дедушки-с-характером, мне пришлось пойти на некоторый компромисс: большую часть того лета я провела в плотных футболках и маечках и в шортиках, последние из которых мой организм всячески отвергал, вновь и вновь твердя мне о том, что я его предала — а ведь действительно, в чём разница между трусиками и шортиками?.. Тем более, что есть трусики-шортики... Но не суть.       Порой я решалась пойти на некоторый риск и переодевалась в рубашки, закатывая рукава, и в платья. В первых всегда было жарко и требовалось расстегнуть сразу несколько пуговиц — и я это делала с огромной радостью; однако каждый раз, когда мне требовалось подойти к дедушке, или если он подходил сам, мне приходилось вновь и вновь застёгиваться, что раздражало: светить сиськами перед дедом было пусть и не в той же мере страшно, как голой пиздой, но всё равно страшно!       С платьями ситуация была совсем иной: в них было достаточно комфортно — это если мы говорим про температуру; да и тело чувствовало ту самую свободу и лёгкость, которую я так полюбила. Однако перемещаться по саду в нём было очень неудобно, ведь я вечно обо что-нибудь цеплялась!              Кстати, про «цеплялась»: один раз я таки зацепилась платьем за край лежащей и подготовленной для распилки циркуляркой доски. Платье мигом хрустнуло и надорвалось, но осталось целиком на мне, разве что на левом бедре образовалась дыра, через которую — при некоторой доли (не)везения можно было увидеть отсутствие нижнего белья. Быстрый осмотр доски показал, что ничего критичного не случилось — я легко могу освободить ткань и безопасно отойти в сторону, ничего не уронив и не повредив (пила находилась в доске, а потому доску можно было двигать исключительно вперёд-назад, но ни в коем случае ни влево-вправо!). Освободилась я легко и быстро, но вот на то, что длина порванного платья изменилась я ставку сделать тогда не подумала, а потому отойдя на пару шагов сама же разорвала его до самого конца, наступив всей ногой на подол, который до этого момента находился на уровне щиколоток.       За считанные секунды я оказалась голой ниже пояса, стоя пусть и не посреди участка — станок для обработки дерева находился рядом со стеной дома — но всё равно на весьма просматриваемой зоне. Возбуждение пришло в тот же миг, но вместе с ним пришли так же страх и паника, ведь дедушка мог в любой момент выйти на улицу!       Я не буду описывать весь эпизод, лишь скажу, что на то, чтобы переодеться мне потребовалось не меньше двадцати минут, ведь зайти в дом — а одежда была лишь там — не зная где именно внутри него находится мой дед, я не могла. Лишь потом, уже переодевшись, я сообразила, что в купальне имелись полотенца, завернувшись в которые я вполне могла зайти в дом, без труда объяснив ситуацию...              Ой, как удачно вышло! (ха-ха!). Я ведь как раз и веду свой разговор к купальне, ведь именно в ней и происходило всё действие в течении почти трёх месяцев: да, да, всё верно — это был отнюдь не разовый эпизод!              Итак, как вы уже знаете, я развлекала себя-любимую прячась в винограднике с незаконно установленной колонкой; временами я пряталась в вынесенном на улицу туалете...              (нет, неприятного запаха там почти не было — его заглушал запах многочисленной травы, которая мне всегда напоминала своим видом коноплю...)              ...и сидя в нём тихонечко мастурбировала, внимательно следя за передвижением деда по саду сквозь щели между досок, готовая в любой момент прервать процесс: шириной чуть уже мизинца, щели позволяли видеть сидящему внутри кабинки достаточно много, но в то же самое время едва ли пропускали какой-то свет во внутрь, из-за чего разглядеть сидящего человека стоя снаружи было совершенно невозможно!              (Конечно, я предпочитала получать возбуждение психологическим путём — от самого факта, что нахожусь без нижнего белья в опасной близости к ничего не подозревающим людям — но одно дело находиться в городе, а другое дело в деревне. Так что приходилось развлекаться тем, что попадётся под руку).              Я так же частенько загорала голой, само собой, в отсутствии деда дома — благо шум подъезжающей машины, а так же неизменный ритуал с воротами оставлял уйму времени для того, чтобы привести себя в порядок, совершенно не спеша-и-лениво пересекая участок медленным шагом, позволяя ещё и сорвать яблоко или горсть черешни попути.       Именно во время одной из таких вот прогулок голышом через сад я впервые обнаружила (обратила внимание), что разделяющий наш и соседский участки высокий забор идёт не до самого конца участка, а оставляет одну треть — а так же картофельное поле, которое ни у кого не отгорожено от соседского, располагаясь сильно-вдалеке от сада-и-дома, уже возле самого леса — совершенно открытой.       В тот день никого из людей, кто бы мог меня видеть, во дворе не было, но моё сердце всё равно забилось сильнее: соседский дом не пустовал — в нём были жители, весьма почтенного возраста женщина; и молодой — лет на пять старше меня — мужчина. Более того, они — в отличии от меня и моего деда — именно что ЖИЛИ тут, а не приезжали на несколько недель (или в моём случае — на три месяца, впервые в жизни). Был среди наших соседей-слева и паренёк, но о нём я узнала далеко-о-о не сразу...                                   Процесс принятия душа в деревне сильно отличался от оного в городе: количество доступной воды сильно ограничено — не количеством выдаваемой колонкой, а объёмом баков, бочек или на худой конец вёдер и тазов, ведь эту самую воду необходимо нагреть (я не являюсь моржом). И нагревать воду кипятильником или чайником... конечно можно... но зачем, когда есть солнце?! За день вода в баках успевает нагреться, однако те — как я уже упомянула — грязноваты, чтобы использовать содержащуюся в них воду для личного пользования, а потому для мытья воду держали в других ёмкостях — объёмы соответствующие. Понятное дело, что и наливать воду приходилось зачерпывая ту ковшиком и порционно выливая её на себя.              (текстовая программа, в которой я набираю этот текст, услужливо предложила авто-заполнение «на себя-любимую»: спасибо, мне очень приятно, но сейчас это словосочетание не очень уместно. Возможно, что чуть позже?..).              Однако водой дело не ограничивается.       Вообще, если говорить уж совсем прямо и открыто, мытьё в деревне стало для меня своего рода ритуалом, который я неоднократно пыталась — внося соответствующие правки — повторить и в городе. Но у меня это так и не вышло: принимая ”душ” в деревне — ведь как такового душа не было, — в купальне на дальней стороне дачного участка, я каждый день получала невероятное возбуждение. Именно возбуждение — не оргазм, а возбуждение: сильное, приятно, всеобволакивающе возбуждение, и это началось ещё ДО того, как я узнала, что за мной подглядывают через небольшую дырочку в брезенте.       А вот в городе ничего подобного быть не могло в принципе, увы...              Каждый вечер, предупредив деда о том, куда я намереваюсь идти, и получив неизменное подтверждение «-Я понял», обязательно сопровождающееся включением чайника и зажиганием новой сигареты — ибо ждать на кухне ему придётся долгое время, а потому необходимо обеспечить себя всем необходимым (он очень любил кофе), — я собирала в тазик мыльные принадлежности, представляя себя в этот момент как Жрицу, которое готовит подношение некоему всемогущему богу; после чего, захватив так же стопку белья-и-полотенец и убрав в карман фонарик — ведь назад мне придётся идти уже в темноте — я, выбрав одну из нескольких дорожек в случайном порядке, направлялась к купальне.       Купальня представляла собой весьма длинный сарай: изначально он строился как гараж для машины — своего рода навес-и-стены для машины — однако никогда для этой цели не использовался; в левой части валялись покрывшиеся толстым слоем пыли и паутины доски — сюда никто не заходил уже многие годы; в правой же части находилась комнатка, размером чуть больше среднестатистической кухоньки.       Внутри не было практически ни-че-го — лишь пара полочек для мыла, да заржавевшие крючки на внутренней стороне двери, которыми лично я никогда не пользовалась. Стены являли собой прочную, но примитивную конструкцию из брёвен, к которым был прибит тёмный материал, напоминающий нечто среднее между резиной и кожей — я называю его брезентом, хотя почти уверена, что это не он (гудрон?..); был тут и шифер, выполняя роль стены между участками — запомните этот момент! Пол же в помещении представлял собой положенные прямо на землю доски, сквозь щели которых постоянно проростали небольшие растения, любопытно выглядывая-и-приветствуя моющегося человека: это было нечто среднее между цветком и обыкновенной травой; умеренно толстый, как у цветов типа тюльпанов, стебелёк-лиана на которой отсутствовали как листики, так и цветки. Дедушка их периодически вырывал, а вот я никогда их не трогала...              (было бы приятно иметь в душе — в городской квартире, в ванной комнате — что-нибудь «зелёное»: настоящее, живое и природное, и вылезающее откуда-нибудь из под пола или стены! Только не грибы — нет! Небольшую лозу и маленький цветочек на самом кончика, пожалуйста...)              В первые пару дней я мылась с закрытой дверью, и потому сразу поняла, чем было обосновано столь странное — на первый взгляд — решение, как то оставить в туалетной двери щели между досками: небо начинало темнеть довольно рано, и потому если задержаться в купальне чуть дольше требуемого, то можно было оказаться в кромешной тьме! Я не шучу: если плотно закрыть дверь — а щелей в ней не было — внутри даже посреди бело дня было весьма темно; под вечер же без вспомогательных источников света можно было словить инфаркт, урони ты случайно в этой тьме что-нибудь на пол. В туалете сидеть можно было даже ночью: свет от дома — от висящей над крыльцом лампы — доставал до туалета; осветить посетителя он не мог, но и в кромешной темноте тому сидеть не приходилось.       На третий или четвёртый день я поняла, что мыться в темноте не могу, и потому стала потихоньку открывать дверь — с каждым последующим днём всё шире и шире... Но давайте будем честны: когда на улице не видно дальше десяти-пятнадцати метров, открытая в купальню дверь не даёт никакого преимущества — внутри всё так же темно. И потому к концу первой недели я уже мылась либо в луче положенного на полочку фонарика, либо в свете подсвечника с парой свечек; дверь я, само собой, вновь стала закрывать.              Чуть ранее, я попросила вас запомнить один момент — помните, какой именно? Шифер. Одна из стен купальни с внешней, уличной стороны имела крупные куски шифера, что выступали в роли забора между двумя земельными участками разных владельцев. Позже — без понятия, когда именно — рядом был построен полноценный забор, однако шифер остался на своём месте, бесполезно выполняя роль второго забора.       В месте, где протянулся сарай (с купальней внутри), забор прокладывать не стали — его роль выполняли стены самого сарая, что было довольно логично. Со временем, часть стен прогнила — думаю не надо объяснять, в какой именно части и почему — однако всё это время никем не тронутый шифер продолжал находиться на своём месте, и потому его-то и использовали в качестве «ресурса» для ремонта стены, смазав-и-склеив его и остатки стены воедино посредством какой-то смеси из глины, опилок и возможно даже бетона (я не строитель...).       Как итог: частично прогнившая-и-дырявая стена была починена и имела в себе кусок обыкновенного шифера — это снаружи; а внутри на этом месте просто повесили очередной слой брезента. Строение починено и может вновь использоваться по назначению!              Спустя полторы или две недели ежедневного и активного использования купальни внезапно приехавшей из города внучкой, этот самый кусок брезента не выдержал влаги и брызг и открепившись сполз вниз. Именно что «сполз»: он всё ещё висел на стене, но не целиком, а когда я попыталась прикрепить его обратно своими собственными силами, то, недооценив реальный вес крупного чёрного куска «материала-который-я-называю-брезентом», уронила тот вниз, оторвав окончательно.       Моему взору открылась весьма крупная и неаккуратная дыра в стене — та самая, прогнившая — которую весьма качественно (для деревни) и плотно закрывал-и-заделывал шифер... а чуть сбоку, возле самого бревна, что выступало в роли несущей опоры для стены, в шифере имелось небольшое круглое — явно просверленное сверлом — отверстие.       Сопоставить одно с другим я смогла далеко не сразу, поначалу даже не придав этому отверстию должного значения: где-то на задворках разума мелькнула мысль о том, что подобные дырки (отверстия) ДОЛЖНЫ иметься на шифере, чтобы листы можно было соединять друг с другом посредством... болтов?..              (Так, давайте, пожалуйста, без шуток на эту тему, ладно? Да, *я не знаю*, чем-и-как стягивают друг с другом один лист шифера с другим: догадываюсь, что без применения сварки — материал просто напросто лопнет... наверно. Но болты ли там используются, или заклёпки, а может и вовсе скобы — как на железнодорожных шпалах — я понятия не имею; и если я ошиблась, то прошу помидорами в меня не кидаться — я стараюсь сохранить-и-донести до вас детали, и делаю всё, что в моих силах, но в подобной терминологии я не разбираюсь).              В общем лишь начав поднимать упавший рулон плотного чёрного материала-который-почти-наверняка НЕ брезент (гудрон?..), и пытаясь удержать крупный фрагмент навесу, приставив тот в нужное место в попытках — не прикрепить, а хотя бы примерить и наметиться! — я внезапно заметила, что и в нём имеется дырка. Именно дырка, а не отверстие, ибо края её были рваными и неаккуратными. А ещё через минутку-другую я уже точно знала, что отверстия совпадают друг с другом, и направлены они прямо на то место, где моется зашедший в купальню человек.       Вот тут-то я и вспомнила, что вро-о-оде бы... если я ничего не пу-у-утала... на крыльце соседей я пару раз видела какого-то пацана; и возмо-о-ожно... что это было его рук дело.                                   Я думаю, что каждая женщина хотя бы раз в жизни мечтала о том, чтобы за ней кто-нибудь подсматривал в тот момент, когда она принимает душ: возможно, что она никогда в этом не признается другому человеку, но вот то, что это чувство ей знаком — вне всякого сомнения!       Моя городская жизнь не располагала к тому, чтобы у кого-то был шанс подглядеть за мной и увидеть меня-голенькую: родных братьев у меня нет и не было, а потому дома подсматривать некому; в школьном душе, что был обязателен после физкультуры, за подобное действие девчонки бы парней побили — поймали бы толпой после школы и избили бы до крови. В университете к подглядыванию в душевых относились несколько более благосклонно... но там подглядывать было просто незачем: какой смысл, если ты можешь просто уединиться с той или иной девкой в любой момент? Нет, в университете люди уже были достаточно взрослыми, чтобы играть в подобные игры — скорее уж либо парень трахнет девушку где-нибудь в уголке; либо девушка сама проведёт его через душевую — в открытую и не стесняясь, разве что прикрыв тому глаза — чтобы трахнуться с ним в одной из кабинок, в то самое время, пока её подруги смеясь будут мыть головы стоя в паре метров-тройке метров рядом. Подглядывать в универе? Пфф, я вас умоляю!              Иными словами, подглядеть за мной было некому, да и обстановка никогда не была подходящей для этого. А потому едва в моей голове сложилась мозаика, я принялась усердно восстанавливать сорвавшийся со стены кусок чёрного Нечто, который я в силу своей неосведомлённости в данном вопросе называю то брезентом, то гудроном, стараясь всё починить — я чувствовала, что мне невероятно сильно повезло!       В тот день я так и не помылась, потратив всё время на восстановление стены, тихонечко бегая по двору — стараясь не шуметь травой — за инструментами: вышло относительно неплохо — держалось надёжно, а отверстия и дырка совпадали друг с другом, как и прежде; однако выглядела стена далеко не так аккуратно, как изначально. Закончив со стеной, я мысленно поздравила себя с тем, что успела вернуть всё в прежний вид до того, как Некто-с-другого двора вообще узнает о том, что случилось; после чего окунула волосы в бак с водой, вылила всю воду на пол — та мигом стекла в крупные щели, уйдя прямиком в землю — и пошла в дом, где дедушка произнёс дежурное «-С лёгким паром», на что я ответила не менее дежурной фразой, но с широкой и таинственной улыбкой на лице, предвкушая наступление следующего дня... а точнее вечера.       Заснуть я не могла долго — моя голова была забита невероятно пошлыми мыслями.                                   До поездки в деревню я, признаться, никогда не задумывалась — ну так, всерьёз — о теме подглядывания за мной в душе: для этого просто напросто не было предпосылок, только и всего. И всё же я хотела получить некий уникальный и неповторимый сексуальный опыт за время пребывания в деревне, и потому набрасывала в своей голове... планы, или даже — сценарии: я ничего не планировала, но рассматривала возможные варианты, мысленно взвешивая вероятность оного, а так же связанные с каждым из них плюсы и минусы.              В моём условном списке «планов на лето» имелось два пункта, от которых я отталкивалась, рассматривая и оценивая тот или иной вариант. Во-первых — и это главное — в деревне никто меня не знал (а я не знала их), и после того, как я уеду, мы больше никогда-никогда не встретимся: приехала я к дедушке в порядке редкого исключения, и вероятность того, что вновь приеду Я К НЕМУ, а не ОН КО МНЕ была мизерной. Во-вторых, пусть я лишила себя...              (авто-заполнение вновь предложило мне заменить «я лишила себя» на «я лишила себя-любимую»...)              ... пусть я лишила себя-любимую девственности, парня у меня по прежнему не было, а потому, как говорится, «не считается!».              Эти два момента стали теми сами отправными точками при анализе возможных приключений, одновременно и сковав меня в одном, и развязав мне руки в чём-то другом.              Некоторое время я всерьёз думала о том, чтобы заняться сексом с лошадью: это было невероятно дико — почти как прыгнуть с парашютом с какой-нибудь достопримечательности! Разве что друзьям об этом никогда не расскажешь... Однако голос разума привёл такое количество разумных доводов «против», что меня тогда аж на смех пробрало: «-И ты серьёзно СТОЛЬКО ВРЕМЕНИ обдумывала это?! Тут же всё так очевидно!». Но помечтать было довольно забавно, не без этого.       Где-то вслед за этой мыслью пришла иная — заменить лошадь на собаку: подобный сценарий отметал огромное количество «против» в сторону, делая подобное развитие событий куда более реальным-и-осуществимым. Однако тут же, и внезапно, возник новый — совсем крохотный, но невероятно весомый довод «против»: «-А что мешает тебе сделать это будучи в городе? В чём заключается Тот Самый деревенский дух сексуального опыта, я не понимаю?..». И с этим спорить было невозможно; отпадает.       Следом шёл целый ряд сценариев, что вертелись вокруг деревенской дискотеки — да, я их тоже обдумывала, и притом всерьёз — но рисуемые мозгом картины были настолько... отталкивающими, что мне стало как-то противно: я чётко решила для себя, что мой уникальный и неповторимый сексуальный опыт в деревне НЕ БУДЕТ связан с тем, чтобы отдаться кому-либо, и не важно, насколько романтично, или не очень, это произойдёт — если меня и трахнут, то лишь посреди цивилизации!!! Однако, как и в случае с коняшкой — помечтать было забавно: дать ход хотя бы одному из них? Никогда! А вот помечтать — это да, забавно и приятно.              Таким образом я вернулась назад к самой-самой-самой первой мысли: я хочу получить непередаваемые ощущения, которые запомню на всю жизнь, однако из-за того, что в деревне толком нет никакой публики, то и достичь подобного путём моего нового пристрастия не носить в людных местах трусики не получится; следовательно, это должен быть полноценный сексуальный акт не с «кем-либо», а «с чем-то» в особом-и-невероятном месте-и-времени...       На этом этапе я и вспомнила о том, что в деревне придётся ходить в туалет и принимать душ выходя на улицу, в отдельно возведённых для этого строениях, и потому остаётся невероятно большое количество... возможностей... получить желаемое. Эта мысль меня вдохновила, однако лишь на пару жалких секунд: со мной не было никого, кто бы мог подглядывать за мной в такие моменты; не было никого, перед кем бы я могла «рискнуть».       Конечно, я подумала о дедушке... но с его-то характером?.. Эта мысль не задержалась в моей голове даже и на секунду — не вариант. А больше никого и нет, и даже пригласи я кого-то вместе с собой — что было, в принципе, не так уж и сложно — из этого вряд ли бы вышло что-то дельное...              ...И потому осознав, что за мной, когда я принимаю душ стоя совершенно голой и поливая свои сиськи нагретой солнцем водой из металлического ковшика, оказывается, наблюдает какой-то деревенский пацан, я дико возбудилась — от того, какие открываются перспективы! Поток мыслей был неудержим, а возможные варианты развития событий начали потихоньку кружить голову! И не буду скрывать: я даже... Я не только рассматривала вариант совращения этого парня непосредственно за день-два перед своим отъездом, но и спланировала, как именно это сделать... однако план не сработал.                                          Вернув стену на место, со следующего дня я стала не просто мыться, а старалась разыграть для внимательно следящих за мной юношеских глаз настоящее представление, ведь процесс заводил и меня тоже!       Действия, как и подобает ритуалу, каждый день были одни и те же, но я старалась разнообразить их, чтобы было поинтереснее: я специально выбирала разную одежду, а раздевалась порой куда неспешнее и ленивее, постоянно что-то роняя и возвращая обратно на полки; волосам я стала уделять чуть меньше внимания, тратя воду не на них, а на тело — намыливалась я теперь куда активнее и тщательнее, и не один раз, чередую вид полностью нагой девушки и девушки, обильно покрытой хлопьями пены, надеясь, что парню подобное понравится. Сама же я в эти моменты получала такое наслаждение, какое во время душа-в-городе не испытывала ни разу!       Первый месяц я лишь демонстрировала своё тело, но будучи не до конца уверенной — не имея подтверждения — что он за мной действительно наблюдает, на более интересные действия я не решалась: если никого парня там, внезапно, не было, то в следующий раз, когда он заглянет в отверстие, он увидит самый «экшен», как говорится, лишившись при этом приятной прелюдии — я не хотела приучать его к подобному.              (Ха. Да, верно: не смотря на всю дикость ситуации, во мне неожиданно проснулся родительский инстинкт и острое желание научить парня чего-нибудь стоящему. И раз уж я намеренно показывала ему своё обнажённое тело — намереваясь вскоре перейти нечто к большему — то пусть в юноше хотя бы разовьётся крупица любви к красоте, помимо свойственно его возрасту желанию передёрнуть свой член глядя на сиськи).              Ближе к концу июня я немного сменила место, где принимала душ — обливалась из ковшика — отойдя на пол метра в сторону, или даже чуть подальше: результат не заставил себя долго ждать, и уже на следующий день я не без удовольствия заметила, что отверстия в шифере и гудроне стали намного крупнее, и даже появилось новое — возле другой опоры, прямо рядом-рядом с ней (видимо, чтобы хотя бы частично прикрыть дырку); само собой, новых отверстий тоже было два — одно под другим.       С такого дня я стала вести себя куда наглее, показывать больше, а поливать воду — тише. Собирать плоды после последнего действия я смогла буквально сразу же: пару раз моё ухо таки уловило шум травы с другой стороны купальни. К середине июля я уже не только мылась, но и временами радовала парнишку видами того, как мастурбируют девочки: деталей я ему всё ещё не показывала, чаще всего пряча пеной, либо же занимая такую позу, чтобы с его наблюдательного поста не было видно самого важного; в качестве компенсации я тихонечко постанывала — и для этого мне даже не приходилось притворяться и имитировать.       В какой-то момент я так же перестала закрывать дверь, и даже придумала легенду на случай, если внезапно появится дедушка — но этого так и не потребовалось. Парень намёк понял далеко не сразу — или же просто напросто трусил — но к середине августа стал таки прокрадываться к нам на участок и смотреть на меня выглядывая из-за двери: к этому моменту я уже не столько мылась, сколько играла со своей киской, рассевшись на полу или на скамеечке — последняя была куда удобнее для моей попы, но показать мальчику что-либо сидя на ней было проблематично, и потому чаще всего я терпела сидя на неудобных врезающихся в кожу досках (там были весьма крупные щели, помните, да?).       Мой план совращения шёл удачно и сорвался лишь в самом конце: я потихоньку, маленькими аккуратными шажками, показывала Андрею — да, кстати, в середине лета он под невинным предлогом пришёл познакомиться с гостей — так вот, я потихоньку показывала ему всё больше и больше; с каждой неделей я наглела всё сильнее, и в какой-то момент мы пришли к неизбежному — я уже ничуть не прикрываясь и широко раскинув ноги в стороны, сидела на полу и откровенно трахала себя упаковкой дезодоранта, прекрасно зная, что он стоит за самой дверью всего в каких-то полутора метрах от меня и дрочит думая обо мне, о моих сиськах и о моей пизде!       Не верите? А придётся, ведь когда я закончила, поднялась-вытерлась и обернувшись в одно полотенце начала выходить из купальни, Андрея уже давно не было рядом... а вот трава осталась примятой, а на стенке можно было без труда найти следы юношеской спермы — следы оставались каждую ночь.                     ...                     Я планировала его совратить и готова была с ним трахнуться, если бы выпала такая возможность: без принуждения, и не пугая его, само собой! Я ждала подходящей возможности, чтобы сделать это, но возможности так и не выпало — момент всегда был неподходящий! Не было Того Самого мига, когда можно было перейти от одно действия к другому.       Если бы паренёк, всё же, осмелел и зашёл ко мне сам — я бы его как следует вознаградила бы. Я бы очень старалась, ведь это был бы и МОЙ первый раз тоже! Пусть и не такой, каким я рисовала его в своей голове всю свою жизнь, но ведь всё равно НЕЗАБЫВАЮЩИЙСЯ! Уникальный и неповторимый — лично для меня, ведь я всю жизнь провела в городе — понимаете?!              Но ни один из нас так и не сделал последнего шага, и потому подглядывание так и осталось подглядыванием: с о-очень размытой и трудно различимой гранью — мы находились буквально в метре друг от друга, мастурбируя и дроча в одно и то же время! — но всё же это было... просто... подглядывание...       Думала ли я тогда о том, что он ещё не совершеннолетний? Честно? Нет, не думала: мы были в деревне, и то, чем мы занимались, было совершенно естественно — это я говорю вам типичная «городская девчонка»! Это было в порядке вещей; это было совершенно ес-тест-вен-но.       Жалею ли я о том, что показала мальчику так много? Нет, ничуть. Тем более, что ни один из нас никогда больше не встретит другого: для каждого из нас этот безобидный момент подобен воспоминанию из какой-то совершенно иной жизни — а было ли оно вообще?..       Жалею ли я о том, что не довела дело до конца? Мм... пожалуй, что да: это ведь была столь необходимая подобной истории точка, отсутствие которой делает рассказ незавершённым, а у каждой истории обязательно должен быть конец — хороший ли, плохой ли, но именно конец; в противном случае история просто окажется подвешенной в воздухе, словно корчащийся в агонии несчастный-с-петлёй на шее, который не всё никак не может умереть — это не правильно. Да и парень явно заслужил награду за свою смелость: он подглядывал за мной на протяжении всего лета, а под конец даже осмелился подойти так близко! В его возрасте подобный поступок сделал бы его героем среди ровесников — я знаю, ведь у меня у самой есть сын: и пусть тему секса мы с ним не обсуждали, о своих друзьях-и-приятелях он рассказывал весьма активно.              Это был весьма невинный и безобидный эпизод, и таким бы он и оставался, решись один из нас на последний шаг. На фоне пьяных девок-выпускниц или первокурсниц уж точно.       Отправившись в тот год в деревню, я хотела получить незабываемый сексуальный опыт: я не рассчитывала на то, что он будет связан с моим пристрастием-и-хобби — это было глупо. То, что я получила в итоге, вполне попадет под нечто уникальное и неповторимое — именно эти слова я вновь и вновь повторяла по ходу своего рассказа: был ли этот растянувшийся на три месяца эпизод с подглядыванием в купальне уникальным? Безусловно; Возможно ли его повторить? В наше-то время?! Без шансов; Он меня возбудил, принёс мне удовольствие и удовлетворение? Да, да и ещё раз да — во всех смыслах каждого из слов!              Я рада, что в связи с неприятным событием я окунулась в прошлое и подняла из своей памяти множество — казалось бы, забытых — историй, среди которых нашлась в том числе и эту: это приятный фрагмент. Они все являются приятными фрагментами моей жизни, но поделилась я с вами лишь одним, ибо таков формат.                     ...                     И на этом я с чистой совестью могу закончить свой рассказ: да, стиль повествования отличается от изначального; да, описанные события относятся к ключевой теме косвенно, а не напрямую. Но ведь это всё — всего-лишь постскриптум, помните?..              [Тут должна была стоять Её подпись, но ведь я — автор ака И.С. — так и не назвала вам имя героини, а потому...]