Второй шанс

Вокруг люди, но ей кажется что улица пуста. Вокруг серый город, но по ощущением лишённая каких-либо признаков жизни пустота. В руках разряженная винтовка, чей металлический холод не ощущается голыми пальцами. Карман с патронами пуст. Позади шаги... Это, тем более здесь, уже совсем не страшно. Не жутко. Просто... пусто. Она идёт вперёд, не оглядываясь, понимая, что преследователь всё равно догонит, чтобы она не делала. Как бы отчаянно не сопротивлялась, как бы не пыталась спрятаться, кто бы ей не помогал... От Александра этого мира никаким образом не сбежишь. Всё же Саша здесь не просто бабник-позёр с дешёвыми фокусами... Виолетта вообще не считает Императора тем самым Державиным из её воспоминаний. В той белозубой улыбке не было насмешки. В ней был интерес. Научный. Как у натуралиста, обнаружившего какую-то особенную, ранее никем не встреченную букашку. Ни привычного иллюзионисту презрительного яда, которым его мимика и речь буквально истекали в моменты особого раздражения на собеседника или какую-либо особенно неприятную ситуацию. Ни фальшивой доброжелательности со скрытой злостью, в прошлом мире волнами посылаемой Катерине. Только этот интерес, заставляющий что-то внутри неприятно сжиматься и желать оказаться как можно дальше от колдуна. А глаза? Жёлтые. Яркие. Бесстрастные. Будто всё происходящее вокруг его не касается. Будто окружающие недостойны лицезреть ни единой эмоции на дне жутких зрачков. Не сравниться с таким холодом и открытым пренебрежением ни одной самой спесивой гримасе «Саши-в-Зерцалии-застрявшем». Только после той встречи со старым знакомым Виолетта наконец начала осознавать местные реалии в полной мере. Тут Александр Державин не скованный сделкой самозванец. Он самый, что ни на есть настоящий Император, захвативший большую часть самого большого материка на Земле и уничтоживший целый мир за зеркалами. И хоть Шадурская прекрасно это помнила, понять удалось лишь в тот час. Она убежала. Так быстро, как наверное никогда в своей жизни не бегала. Убежала, понимая, что Император с лёгкостью догонит. Если захочет. Не захотел... Отпустил. Зачем? Ради чего? Что он задумал? Неизвестно... Виолетта остановилась. Через мучительно долгое мгновение затихли и шаги за спиной. Представители безликой «массовки» продолжали ходить рядом тёмными, размытыми силуэтами в серо-чёрно-белой одежде. Она не оборачивалась. Он ничего не говорил. Вокруг тишина. Серая, промозглая, пустая... Шадурская, снова не выдержав, обернулась, но взглянуть в лицо своему весьма тухлому ночному кошмару не вышло. Глаза резко распахнулись, будто боясь увидеть продолжение сна, в который раз обрывая повторяющееся сновидение на одной и той же ноте. Она уставилась на белый, тонущий в полумраке потолок. Странно, но за всё время пребывания в этом мире у Виолетты ни разу не было кошмара. То есть прямо реального, качественного и жуткого сновидения, что заставило бы её сердце биться раза в два быстрее положенного, отдаваясь своим суматошным грохотом в плохо соображающей после резкого пробуждения голове. Обычно же после просмотра или участия в чём-то страшном и опасном мозг это всё обрабатывает, порождая ужасных химер, что мешают нормально спать впечатлительным жертвам собственных кошмаров. Виолетта бы не назвала себя особенно впечатлительной, но до попадания сюда «адреналиновые» сны у неё частенько бывали. С участием похищенной дочери, с различными тварями зазеркалья, с людьми, погибшими или сильно пострадавшими по вине графини... А здесь ни черта. Было конечно что-то про выкалывающего глаза Оракула или те размытые кадры какой-то войны... Но воспринимались они блекло. Вообще всё, что встречается здесь, воспринимается ей... не то чтобы прям спокойно... Как должное. Опасное, неприятное, но должное. Убийства, смерть, кровь... В голове постоянный мат на окружающие условия. На лице странное, злобное спокойствие. Внутри дрожь, которую даже ей самой заметить не легко. Рука в привычном движение схватилась за лежащую на тумбочке полупрозрачную капсулу. Кинув таблетку в рот и раскусив, орошая язык приятной жидкостью с привкусом мяты, Виолетта наконец встала, чувствуя как после Проксимусовой капсулизированной замены кофе и другим способом прогнать дрёму в голове наконец начало проясняться. Сейчас у неё отпуск... Который уже три дня длится и закончится через неделю... А сколько времени? Голубоватый, полупрозрачный экран коммуникатора оповестил, что 05:37. Ну и какого хрена она так рано встала?! И ведь уже не заснёт... После бодрящего это сделать почти невозможно. Тяжело вздохнув, Шадурская направилась к шкафу, на ходу набирая ещё одно сообщение, что дополнит уже весьма длинную переписку. Кажется Андрей вчера вновь предлагал встретиться... днём. Но весьма зыбкие границы времени в подземном городе определяют лишь часы, иногда как будто массово сбоящими, на что никто почему-то не обращает внимания... И вообще, Мебиус говорил, что-то про то что всегда поддержит и поможет при необходимости... Вот и пусть держит своё слово. Нечего было обещаниями разбрасываться!

***

Шероховатая поверхность серого деревянного ящика неприятно колет лишённые перчаток руки. Жмоту начальнику в падлу даже на минимальную защиту денег выделить. «Всего лишь ящики носите! Они ни такие уж и тяжёлые!» Многое он понимает... Когда носишь эти, как будто только что на коленке из ничем не обработанных досок сколоченные вместилища для товаров круглые сутки их вес разницу как-то теряет. Игорь надавил на низ ящика раскрытой ладонью немного сильней, чтобы покрепче закрепить его в своих руках. Кажется на огрубевшей от времени коже осталась парочка мозолей... Ничего, после работы достанет. Внутри коробки что-то перекатывается, стукаясь о стенки, хоть Игорь и старается особо не трясти. Вряд ли груз хрупкий. Такой обычно гораздо лучше защищают, напихивая в ящик поролон или нечто подобное. Но рисковать всё-таки не стоит. Зарплата в последнее время и так всё меньше из-за увеличения налогов... Вот зачем Властелинам столько? Что они с этими суммами делать намерены? Свои статую из чистого золота? Тогда по-видимому в каждом городе, уж больно проценты грабительские! Начальник и так тот ещё жлоб, не особо ценящий своих сотрудников, так плюсом ещё и беспредел правительства... Определённо, рано или поздно Назаров просто загнётся на этой или другой подобной работе в обнимку с очередной коробкой и никто даже особо жалеть его не станет. Ну умер и умер... С кем не бывает? Родственники есть? Отец? Отлично! Выкиньте этого жмурика папаше, а то гнить уже начал! Как не хочет ничего общего с сыном иметь? Ну так выбросите в ближайшую мусорку! Умудрились значи-ца с первого раза сами не понять! Будто первый день работаете, ей-богу! Именно так скорей всего скажет директор торгового центра... э-э-э... А как он там называется?.. Игорь, остановившись возле чёрного входа, задумчиво повернул голову в сторону тротуара, ведущего к «парадным» дверям. Отсюда огромных букв на входе разумеется видно не было. Да и какая собственно разница, что за название? Назаров настолько часто переезжает, меняя преимущественно физического характера работы, что не то что названия магазинов или других учреждений... даже имена многочисленных начальников запомнить уже и не может, и не пытается. Виктор, Павел, Пётр, Дмитрий, Виталий, Евгений... Михайлович, Вячеславович, Павлович... Сплошной бессвязный шум в ушах. Простой набор звуков, что-то отчаянно пытающийся обозначать, но неспособный преодолеть границы установленного ленью психологического поля просто вежливого обращения на «вы» с добавлением «здравствуйте» и «извините». Их лица тоже все одинаковые. Большинство полные. Глаза мелкие, неопределённого тёмного и абсолютно непримечательного цвета. Черты лица с морщинами в различных местах и седыми или седоватыми волосами... Люди вообще очень похожи. Все их лица несмотря на многие уникальные черты просто... Не запоминаются?.. Как бесформенная, цветастая масса отходов на мусоросжигательном заводе, где однажды довелось некоторое время проработать Игорю. Вроде бы каждый элемент по своему уникален, но разглядывать эту уникальность надо долго и со вкусом, чтобы хоть что-то различить. Да и противно это. Рыться в человеческом дерьме, в котором обыватели сами и тонут, утягивая за собой окружающих... — Слышь, новичок! Ты ещё долго на проходе стоять собрался?! — вывел парня из мыслей окрик «коллеги». Такой же бедный грузчик как он. В засаленном, кое-где порванном синеватом комбинезоне. С едва заметной под напускной грубостью тоской на дне глаз. И совсем незапоминающимся лицом. Как у всех. Игорь не был бы исключением из общего правила. Он мог бы с лёгкостью сливаться с толпой. Быть своим среди «безликих». Не будь его лицо исполосована глубокими шрамами... — Иду,— кивнул Назаров, толкая тёмную дверь. Жизнь продолжается, пускай в его случае она и похожа больше на выживание. Но он уже привык. В конце концов у Игоря ещё более менее получается существовать за свой счёт. И никакие подачки мудака-папаши ему не нужны. Почему не удержал неверную прошмандовку-жену Николай, а страдает от этого его сын? Почему этот полудурок срывает всю злобу на Игоре? Что за сгусток безосновательной злобы и детоненавистничества? И плевать, что инженер неплохой и вообще несчастная амёбная жертва чужого всевластия жизнью обесчестенная во всех возможных и невозможных позах. Это Назарова старшего не оправдывает. Совсем. Многочисленные воспоминания из детства по крайней мере точно лучше восприниматься не начинают. Ничего, Игорь и сам может выживать. Уж пускай он лучше помрёт в своём арендованном клоповнике, загибаясь от холода, голода и какого-нибудь крайне страшного даже внешне списка болезней, чем снова вернётся под ответственность выплёскивающего раздражение на слабых человека, считающего своего сына ублюдком от другого...

***

Уже остывшая алая жидкость льётся из металлической фляжки, божественным нектаром растекаясь по рту. Хочется выпить всё до краёв. А потом ещё. И опять. И снова... Чувствовать как горячая кровь из прокушенной артерии ещё пытающегося сопротивляться тела толчками затекает в глотку. Поглощать восхитительный напиток, ощущая рвущуюся плоть под немного более сильно надавившими клыками... Марина огромным усилием воли оторвала фляжку от лица, с щелчком её закрывая. Тяжело дыша, она прикрыла глаза, пытаясь хоть немного прийти в себя, прогнав желание кого-нибудь убить. Нужно успокоиться... Скоро всё пройдёт... Лишь немного подождать... Ногти впиваются в металл, оставляя на и так многое повидавших стенках ещё пару вмятин. Главное не сломать... На новую тратиться возможности нет... Как и пытаться её искать... Им сейчас бы более менее устроиться, с едой проблему решить... Попытаться к какой-нибудь группе повстанцев примкнуть... Хотя нет. Не примкнуть. Для начала надо хотя бы на них выйти. Чем и занимаются ушедшие в город на разведку. В здание заброшенного недостроя на окраине города остались лишь те кто был бесполезен для миссии ввиду неподходящих способностей. Ну или слишком смертоносных и неконтролируемых... Никита хотел остаться с сестрой, но она смогла убедить его пойти с остальными. Всё же в крупном городе, находящимся непосредственно под контролем Властелина силовая поддержка оборотня в случае провала маскировки под обычных людей точно не повредит. Кое-как пересилив похоже лишь распалённую небольшой порцией вожделенной пищи жажду, Марина спрятала флягу под одежду, вновь садясь на холодный пол. Бездумно подняв голову, она вдруг зацепилась взглядом за застывшую на фоне пустых серых стен Женю. Кутающеюся в серый плащ Степанову не взяли из-за её приступов. Слишком часты были в последнее время видения будущего у девушки. Не хватало ещё, чтобы посреди многолюдной улицы «прозрела». Ладно, если простые люди увидят — решат сумасшедшая, а если маг или ведьма? Точно ведь почувствуют, что девушка непроста. И ладно Тайной Полиции на нелицензированного одарённого настучат... Могут ведь и более беспринципные повстречаться. Не гнушающиеся... купле продажей разумного товара. А за полноценных сильных оракулов желающие узнать будущее или просто пополнить «коллекцию» богачи на «живом рынке» отдают огромные суммы... — Всё нормально? — наконец решилась спросить Женя, с беспокойством разглядывая чуть не сорвавшуюся вурдалачку. — Да... Это всё ещё я... — Марина без особого желания подметила руку предсказательницы, что неосознанно сжимала рукоятку кинжала, спрятанного в аккуратные, закреплённые на бедре ножны. Не специальный. Не агрессивный. Самый обычный и любому понятный. Страх. Вот та эмоция, плескавшаяся в больших глазах. Правильная реакция. Только такое чувство способны вызывать монстры... Буквально мерцающие в плохо освещённом, пустом помещение глаза потускнели, изменяя свой цвет с ярко-голубого на крайне бледный серо-голубой. Монстр... Только такого звания достойна Легостаева после того злополучного дня. И дело даже не в обращение... Чтобы не говорил Никита... В чём бы старательно, с поистине ораторским мастерством не убеждал... Он не знает главного. Не знает кто был настоящей причиной их гибели... Вряд ли ей когда-то хватит храбрости, чтобы признаться. Как бы эгоистично не звучало, но Марине слишком страшно. Не за свою нежизнь. За глаза брата. Яркие, зелёные, желтые... Они разные, но в них всегда тепло. Смешанное с раздражением, усталостью, сарказмом... но тепло. Поддержка. Свет. А что будет, если она расскажет правду? Насколько страшна будет тьма и ненависть в глазах самого близкого человека? Как бы сильно не любил брат свою сестру... Чтобы не говорил, о том что никогда не отвернётся... Смерть родителей оборотень не простит. Никогда.