****
Над густыми зелёными просторами Амазонии, тенью отпечатываясь на верхушках деревьев, пролетает стая краснопёрых попугаев ара. Они уверенно парят в небе, рассекая своими крыльями горячий воздух. Лавируют вправо и плавно снижаются ближе к земле, чтобы ненадолго найти спасение от палящего солнца. Птицы шустро облетают ветки и крупные листья, опускаясь на нужную им высоту, на время скрываясь под куполом деревьев, но потом вновь вылетают на открытую местность, наконец достигая своей главной цели — прохладной реки. Издав грозный рык, из воды на берег выходит пятнистый ягуар, плотно сжимая челюстями тельце попугая, который, отбившись от стаи, пролетал вблизи суши и угодил в смертельные тиски. Мокрые следы тянутся за животным до тех пор, пока он не останавливается и, расставляя лапы пошире, шумно отряхивается, избавляя свою шерсть от лишней влаги. Совсем близко слышится треск веток, отчего зверь замирает, мигом навострив мохнатые уши, прислушивается к отдалëнным звукам. Снова треск, но ягуар больше не медлит, не ожидает новых доказательств присутствия посторонних на запретной земле, а резво срывается с места, перепрыгивая на своём пути поваленные, полностью покрытые мхом деревья. Мощные лапы соприкасаются с землёй, когда он совершает последний прыжок с корявого пня и ветерком уносится вглубь леса, скрываясь в зелёных кустарниках. Сегодня Шезему не станет добычей чужаков.****
Главный шатёр встречает своих гостей приятной прохладой. Двое мужчин торопливо обходят большой стол с разных сторон, занимая привычные им места и впиваясь друг в друга одинаково хмурыми взглядами. — Говори быстро и только по делу. — Я бы не советовал тебе так спешить к этому пацану, Чонгук, — настаивает Джексон, сбивая все мысли Чона напрочь. — О чём речь? — в любой другой ситуации провожатый не обратил бы на чужие слова и доли своего внимания, но не сейчас. Он знает: его друг никогда не лезет вперёд паровоза. А это значит одно — у Джексона есть что-то на Кудряшку, какая-то важная и, возможно, не совсем радужная информация. Облокачиваясь на спинку стула, Чонгук вытягивает правую руку к столу, подхватывая с него кем-то оставленную алюминиевую вилку. Перебирая пальцами зубчики, он чувствует едкую встревоженность полностью заключающую его разум в свой плен. Главное суметь вовремя из него высвободиться. — Не знаю, друг, что тебя связывает с этим парнем, но настоятельно прошу — прекращай, — заместитель не может залезть в голову Чона. Не понимает, чем вызвано у начальника такое ярое желание участвовать в жизни незнакомого юноши, но непроизвольно смягчается, сменяя твёрдое убеждение на мягкую просьбу. Не может по-другому, ведь впервые за долгие годы видит в друге давно утраченную частичку из их далёкого прошлого и не хочет её потерять. — О чём речь? — настойчиво повторяет грубым тоном. — Сегодня утром, пока ты просиживал штаны в медицинском блоке, мне доставили письмо из Икитоса. — И? — Я пару дней назад побывал в деревне, как ты и просил, пытался выведать информацию о Майкле Кёрли, но каждый раз заходил в тупик. Все, с кем удавалось выйти на контакт, говорили одно и то же, заверяя, что он считается без вести пропавшим. И тут как бы всё сходится. Мы же и так это знали... — задумчивый взгляд зама опустился на чужую руку лежащую на столе, останавливаясь на ладони, что дёргаными движениями перекручивала вилку из стороны в сторону. — Чудом мне удалось выйти на одного человека, который поначалу не вызывал доверия, но он смог убедить меня в своей осведомлëнности, только вот говорить отказался. Сказал — это опасно. За хорошую сумму мы с ним смогли прийти к обоюдовыгодному решению и он согласился написать всё, что знает, в письме. В том самом, что сегодня утром мне передали наши люди. — Джексон, хватит юлить, как баба! Говори, что в этом чёртовом письме?! — нервы были на пределе, так ещё и товарищ этой затяжной и нудной беседой буквально заставлял в груди всё сжиматься. — Там сведения о твоём парнишке, — произносит помощник, вновь встречаясь с тёмными глазами напротив, — и я знаю — они тебе не понравятся. Провожатый глубоко вдыхает, вбирая в лёгкие побольше воздуха, а после его грудь медленно опускается, выпуская остатки. Успокаивается. Точнее пытается успокоиться. Сейчас, как никогда, нужно трезво мыслить, иначе потом всё тело поглотят одни эмоции, а Чон не уверен, что сможет с ними совладать. Он верит словам Джексона и оттого ещё страшнее в дальнейшем упустить контроль. Если внутри уже неспокойно, то что же будет, когда он услышит продолжение? — Просто скажи уже, — просит мужчина, но выходит это не спокойно, как он хотел, а скорее обречённо. Джексон видит, что происходит с другом, слышит в голосе заведомое отчаяние и самому на душе невольно погано становится. Очень уж не хочется быть тем, кто снова разрушит внутренний мир Чона. — Его зовут Ким Тэхён, — с тяжестью на сердце начинает рассказывать зам в то время, когда совсем рядом у другого человека, после услышанного имени, в душе словно цветы давно увядшие вновь расцветают. — Ему двадцать лет, родился и вырос в Англии в городе Лавенхем и... — Джексон замолкает лишь на мгновение, чтобы набраться сил сказать остальное, глядя прямо в чужие внимательные глаза: — Он единственный сын и наследник Ким Тэсона, нашего с тобой врага. У него и невеста имеется. Мне жаль, брат... Чон неожиданно даже для самого себя подскакивает со стула, с яростью сгибая пополам злосчастную алюминиевую вилку в правой руке. Откинув больше ненужный предмет в сторону, он упирается ладонями в деревянный стол, безостановочно бегая взглядом по всему, что только попадается ему на глаза. Он чувствует. Сейчас Чонгук так много всего чувствует. Одновременно. Скоп непрекращающихся безумных взрывов внутри, которые ломают последние крепления, на коих мужчина держался последние годы. А цветы... Весь сад в его теле разросшийся за последние дни сметает остаточной волной, вспышкой. Теперь там больше нечему увядать, только если садить семена заново. — Чонгук, это ещё не всё. Ему без разницы, что там лепечет Джексон — хуже для него уже всё равно быть не может. А невеста? Зачем ему вообще об этом знать? Лишнее. Всё это теперь пустое, не играющее никакой весомой роли. Нет. Совершенно никакой. Как такое вновь могло с ним произойти? Кто-то там на небе будто изо всех сил старается отобрать у него абсолютно всё, желает оставить его ни с чем и ни с кем. Чтобы существовал в одиночестве, чтобы подыхал от звенящей и ноющей пустоты внутри. Слёзы — они ведь из чего-то получаются? Чонгук не помнит, когда плакал в последний раз. Быть может года четыре назад из-за неразделённой любви. Сейчас даже их у него нет. Забрали. Даже слёз лишили, оставляя совершенно пустым. Его счастье... Когда-то единственно нужное и такое родное. Её с ним давно уже нет. Мужчина один и он будто потерялся, блуждая бесцельно по этой земле. Без неё. Потерял в этих джунглях когда-то в прошлом то, что было дорого сердцу, а теперь не может уйти, не имея значимой цели, дабы покинуть непроходимую чащу. Месть сгубила в нём намного большее, чем болезненная утрата. С каждым новым годом Чонгук искал противоядие от тоски по ней, спасение от боли в отмщении, но лишь сильнее увяз в уничтожении самого себя. Она бы не одобрила. Но, что делать теперь? Он полюбил. Опять. Но вновь лишь ему болезненно и горько. Как будто сама судьба насмехается над ним, тыча в лицо доказательства — любить не для него. Но в чём он виноват? Чем заслужил? Ведь раньше не был он Аджа и не губил чужие жизни. У него просто не было выбора! Денег тогда ни на что не хватало, а желание покарать виновных было намного важнее, чем чистота собственной души. Чонгук признаёт — запятнался. Опустился на самое дно, когда подался в незаконный мир. Отдал духам реки свою прошлую окружённую светом жизнь, взамен обменяв на пагубную чернь. Всё это было ради одного. Он смог утопить мужчину выполняющего в тот кошмарный день приказ. Чон убил урода забравшего у него самое ценное — его смысл жизни. Но это было тогда, а сейчас... Все его несчастья будто повторяются... Чон ходит по замкнутому кругу и лишь люди меняются в его окружении. Тэхён. Его кудряшки. Эти чёрные забавные завитки, которые привлекли внимание Чона в их первую встречу. Глаза напоминающие тёмный янтарь, обрамлëнные густыми ресницами. Они такие красивые. Этот парень... Он самое чистое, что случилось с ним за время проведённое здесь, а ведь Чонгук считал, что Амазония уже никогда не станет для него такой как прежде, но паренёк взял и доказал обратное, обернув для него время вспять и окрасив привычный окружающий его зелёный лес, разноцветными красками. Ким без приглашения ворвался в его дом и жизнь, разбавив собой нудную обыденность. Заставил мир мужчины кружится. В груди то и дело что-то сжималось и приятно пульсировало, стоило только увидеть проблеск улыбки на бледном лице. Его сердце рядом с юношей вновь научилось трепетать, рассылая по всему телу целую бурю невероятных чувств. Нежных и тёплых. Хотелось заботиться, оберегать, стать героем лишь для него одного. Чонгук мечтал спасти, вылечить от недуга и оставить рядом с собой. Ким Тэхён. Он повторял бы про себя это имя снова и снова, радуясь как дурачок, что смог и всё-таки узнал, но... Но всё вышло так ужасно. Открывшаяся правда — ужасна. Влюбиться в сына человека, когда-то лишившего его первой любви... Тоже ужасно. Кажется, Чонгук задыхается. — Эй! Ты меня слышишь? Повисшие в воздухе посторонние звуки застыли, как и мысли, что решили прекратить мучить своего хозяина. Чонгук выкинул всё ненужное одним махом, неожиданно для Джексона поднимая до этого опущенную голову и сталкиваясь с ним взглядом, выдавил из себя сухое: — Слышу. Могильный голос друга настораживал, а неожиданное равнодушие после сказанного о парнишке расстраивало помощника до глубины души. Он с горестью признавал: его друг опять закрылся для всех. Если в прошлый раз Чон разрушался мучительно и долго, утопая в огненной ярости, то сейчас всё произошло несколько иначе. Он просто потух. Как огонёк свечи, к которому лишь прикоснись и он исчезает. Настолько быстро, что посторонний человек этого и вовсе может не заметить. Но Джексон не посторонний. — Я говорю — ты в розыске, Чонгук. По всему городу красуется твоё лицо и если местные уже в курсе всего, значит скоро эта новость дойдёт и до твоих диких друзей — это всего-навсего вопрос времени. Мужчина отмирает, отстраняется от большого стола и отходит к дальнему углу шатра, грузно падая в мягкое кресло. — Это всё? — приняв более удобное положение в излюбленном месте, провожатый откидывает голову на спинку кресла и закрывает глаза. — С раннего утра животные в джунглях ведут себя довольно странно. Даже Шезему. Он не отходит от лагеря, пугая своим присутствием рабочих. — Это потому, что я здесь, — бесцветным голосом произносит Чон. — Нет, не поэтому, — отрицательно машет головой Джексон, не обращая внимания, что его жест вообще-то не видят. — Фин вместе с остальными ходил проверять в обед территорию. И знаешь, на что они наткнулись? На прогоревшие костры! По его словам, там их было много. Кто-то ходит кругами недалеко от нашего лагеря словно затаившийся зверь, и, судя по оставленным следам, это большое количество людей. Джерис в бешенстве! Чонгук, ты меня вообще слушаешь? Он слушает. Очень внимательно и дотошно прокручивает слова друга у себя в голове снова и снова, но это не даёт нужного результата. Его нынешнее положение не вызывает должной реакции, как бы он ни старался оценить всё в полной мере. Ему будто плевать. Волнения нет, как и желания принимать хоть какие-то попытки спастись. Племя Гуэй не пугало, так же как и вероятность смерти от их острых копий, ведь если хорошенько подумать — Чон заслужил. Его жалкая жизнь — это всего-то капля в море по сравнению с десятками пропавших индейцев. Люди ошивающиеся вблизи Джегра не вызывали вопросов. Рассказ Джексона и так прояснил многое, что сомнений не возникало — это шестёрки Ким Тэсона давно мечтающие забрать себе Рики-Сабу. И, кажется, теперь не только её. Вопрос напрашивался сам собой: а готов ли Чонгук отдавать? И что для него важнее? Рики-Саба или Ким Тэхён? Множество механизмов в голове начали свою работу заставляя шестерёнки крутиться. Проскочившая внезапная мысль не пугала, но вызывала щекотливые мурашки, пробежавшие от поясницы до затылка, заставляющие кровь в теле мужчины бурлить. Он не должен держать у себя под боком сына врага. Чужаков окруживших Джегра неизвестное количество и Чон не знает смогут ли его ребята устоять. Да, безусловно, на их стороне множество револьверов и пуль, но как он может быть уверен, что с оружием они выстоят, ведь всем известен факт — любой бой заведомо проигран, если против тебя выступает большее число противников. Всё ясно как дважды два четыре — мужчина просто обязан вернуть юношу, надеясь, что хоть так их обойдут стороной. Конечно никакой гарантии не будет, но хотя бы останется возможность сбежать, не вступая в бой, и спасти своих людей. Вот только... Чонгук-то вовсе не герой и не стратег, не был им и никогда не будет, как бы прискорбно и позорно это не звучало. Поэтому сейчас, понимая, как именно необходимо поступить, чувствуя всю ответственность за своих верных рабочих, зная, что они доверяют ему и уважают его, он решает совершить непоправимое. Предать. Возможно это окажется самой огромной ошибкой в его жизни. Да, может он будет сожалеть об этом до скончания своих дней и, тихо умирая в одиночестве, слышать их ненавистные предсмертные голоса у себя в голове, что неистово будут его проклинать, но он не изменит принятое сложное решение. Собственные заключения шокировали. Чон бросит всё, что выстраивал в густой чаще годами. Оставит позади свою деятельность, простит чужую ложь и даже забудет её. Рискнёт всем, что у него есть ради юнца, потому как пришло понимание. Она мертва и с этим уже ничего не поделать, её не вернуть, а Тэхён — он же жив. Ким здесь, рядом, живёт и спокойно дышит с ним одним воздухом, лишь руку протяни, как ощутишь тепло исходящее от чужого тела. Так зачем тогда Чону осознанно, своими руками хоронить новые светлые чувства, буквально закапывая их в землю заживо? И для чего? Он ведь не выдержит. Ещё раз пережить подобное выше его сил. Жить дальше не сможет, зная, что где-то там, в Англии, в далёком дождливом Лавенхеме находится его Кудряшка, не вытерпит мук от расставания и вечных дум, а помнят ли о нём? Какие-то бессмысленные жертвы... Все эти размышления о парнишке беспокоили сердце сильнее, нежели перспектива потерять контрабандистский лагерь. Уж слишком мужчине не понравилась за секунду придуманная реальность, в которой его ненависть к Тэсону разрушила всё. Душа ныла, не желая воспринимать мир без кучерявого паренька, что озарил его бесконечные мрачные дни одним лишь своим присутствием рядом. Поэтому никому, совершенно никому и ничему, он не позволит разлучить их с Тэхёном, даже если придётся заплатить такую огромную цену. Господин Ким получит Рики-Сабу. Провожатый открывает глаза, замечая Джексона притихшего на стуле в ожидании указаний. Что ж — ему придётся разочаровать своего друга. Они всё равно не станут обсуждать план дальнейших действий. Он у него уже есть. И как же чудно осознавать, что козырь в рукаве ещё припрятан. Жаль только не будет возможности увидеть в нужный момент гадкую рожу искажённую в гримасе кричащей об унизительном проигрыше. Враг получит желаемое, вот только лишь Чон будет решать в каком виде оставит чужакам свои земли. И нет, он не станет жалеть о содеянном, потому как более худшие поступки в его жизни давно остались позади. Сейчас важен только эффектный момент, который просто обязан произвести на их незванных гостей ошеломительное впечатление. А там будет видно... Самое главное решение уже принято и будет оно с этой секунды являться своеобразным двигателем в лучшее будущее там, где нет Чонгуку надобности отказываться от возможности быть с кем-то, кого-то любить. Это же наипростейшая арифметика! И, бац! Насколько легче становится на душе, стоит в мыслях вынести важный и, как воздух, необходимый для жизни вердикт. Чонгук не отдаст Ким Тэсону его сына. — Джексон расслабься. Всё будет хорошо, — поднимаясь на ноги, успокаивает он скорее себя, чем друга. Не смотрит больше в сторону помощника, на чьём лице, он уверен, появляется полное замешательство. — Главное скройся вместе с Чимином ближе к полуночи. Потому что ровно в полночь вам лучше быть как можно дальше от Джегра. Теперь настала очередь Джексона подрываться со своего места, метая в друга взгляд переполненный непониманием. Лишь одна мелкая догадка проскочила в его голове, сразу же приводя в ужас, но зам откидывает её на задний план, надеясь, что Чон ещё не совсем лишился ума. Его рот уже было открывается с намерением уточнить своё кошмарное предположение, но начальник не предоставляет ему такую возможность, шустро покидая пределы шатра. Чонгук не будет обсуждать своё решение с товарищем, достаточно и того, что он его предупредил, а дальше лишь Джексону выбирать, как поступить — покинуть лагерь в указанное время или же остаться тут... навсегда. Он будет надеяться, что друг сделает правильный выбор. Шагая по территории Джегра, мужчина оглядывается по сторонам, рассматривая своих рабочих, пытается запомнить как можно больше лиц, которые он желает сохранить в своей памяти и унести с собой. Его будущий поступок совершенно бесчеловечен и, думается ему, их лица и станут для него своеобразным наказанием. Пусть являются ему ночью, мучая столько, сколько им захочется — он это заслужил. В мыслях всегда есть место для пропавших Гуэй, значит и для этих мужчин найдётся. Чон уже заранее сожалеет о ещё не случившемся, но не может что-либо изменить — план уже есть и по-другому поступить не выйдет. Другого пути попросту нет. Нужно вернуться к Тэхёну, но морально организм истощëн полностью. Сил нет, чтобы потратить их на ободряющие слова и на ухаживания за больным юнцом. Да и всплывшая правда о парне, распарывающая кожу на живую, до сих пор отдаёт по всему телу тупой болью, что даже и думать о скорой встрече становится в тягость. Он не хочет сейчас его видеть. Признавать такое тяжёло, но это факт. Чонгук ещё не готов к разговору, который непременно должен у них состояться, к встрече с карими глазами тоже и именно по этой причине Чон сворачивает в другом направлении. Ему нужно в свой шатёр. Нужно побыть одному и ещё раз всё хорошенько обдумать.****
Когда Чонгук не возращается ни через час, ни через два, Тэхён понимает, что что-то определённо не так, вот только мужчина, представившийся Фином, с его волнением не соглашается: — Да вернётся скоро твой спаситель, угомонись уже. Спаситель... Об их с Чоном невероятном путешествии ему уже успели поведать. И так красочно, что хоть умирай прям сейчас от дикого стыда. Это надо же было предстать во всей своей красе перед целым лагерем бандитов! Позорище! О том, что жизнь висела на волоске, а от смерти уберёг один конкретный, нерадивый и изворотливый тип, размышлять совершенно не хотелось. Много чести будет новоявленному герою! Мысли о мужчине вообще стали какими-то резкими. Возможно дело в том, что договорить им так и не удалось, ведь собиравшегося рассказать о себе всю правду Тэхёна бесцеремонно прервали. Чужое присутствие раздражало, а ещё почему-то заставляло поджилки трястись. На неком интуитивном уровне чувствовалось, что посетитель здесь вовсе не по чонову душу пришёл, а по его. В общем, залетевший в медицинский блок человек, которого Чон слишком уж нервно окликнул Джексоном, просто утащил провожатого в неизвестном направлении, после чего Ким остался в шатре совсем один в пугающей кромешной темноте и с кучей ужасных предположений о беседе двух мужчин. Одно хуже другого. Правда длилось съедающее парня одиночество недолго, потому что примерно через минут пятнадцать его вдруг навестили. Новый знакомый оказался человеком странноватым. Даже весьма эксцентричным, сказал бы Ким. А ведь думалось раньше, что кого-то нелепее провожатого существовать просто-напросто не может. Как же он заблуждался. Фин Джерис не казался парню плохим, а напротив очень интересным человеком. Хотя тот и грешил неприличными словами почти через каждое слово, но на это в одночасье было решено закрыть глаза. Тэхён понимал, что в этом месте он вряд ли встретит праведника, поэтому кривился на неуместные фразы, но помалкивал. А когда любезный Фин позаботился о нём и снял с глаз надоевшую марлю, и вовсе поклялся больше никогда не судить книгу по обложке. Ну и по манере речи конечно же... Но как бы мужчина ни выплясывал вокруг его постели с бубном, юноша всё равно не мог полностью на нём сосредоточиться. В голове каждую секунду рождались немыслимые идеи и домыслы. И если первый час думы о Чоне ещё сменялись любопытством к окружающей его обстановке и забавному Фину, то когда пошёл второй — всё вокруг ему резко наскучило, а желание увидеть Чонгука возросло примерно до небес, если не выше. — И всё-таки, я думаю, ты не прав. Может с ним что-то случилось, — в который раз хмуро заявляет парень, хлопая по пуховому одеялу ладонями, чтобы получше взбить. В груди всё не унималось липкое волнение, обволакивающее от головы до кончиков пальцев. Каждая клеточка его тела покалывала будто от электрического разряда, на месте совершенно не сиделось и всё хотелось куда-то бежать. — В кого ты такой шебутной? Умолкни уже наконец. Никуда Чон дальше джунглей не денется, — с издёвкой усмехается Фин развалившийся валетом на одной с Кимом кровати. Только вот подшучивать над парнем быстро расхотелось. Уж слишком правдоподобно тот поник, печально уставившись в свои ладони. Гляди ещё чуть-чуть и заревёт. — Я имел в виду... — спешит изменить ситуацию Фин, но его попытку нагло и плаксиво прерывают. — Если он на самом деле ушёл, то я... — Куколка, реально заткнись хотя бы на секунду! — пышет злостью мужчина, раздражëнно потирая виски, а после всё-таки не выдерживает, выплëвывая словно яд то, что так старательно умалчивал: — Тут начальник, в лагере, никуда он не уходил. Мгновенье и в печальном взгляде недоумение проскальзывает, а потом и вовсе осознание, но вот никак не ожидаемая радость. Так его получается снова обманули? Почему? Какой умник придумал этот отвлекающий манёвр в виде Фина? Сам Джерис? Или Чонгук? Ну не мог же провожатый все эти два часа вести светские беседы с этим Джексоном? Не мог! Разве оставил бы мужчина захворавшего Кима одного на такое долгое время? Это было бы гадко с его стороны. Молча поднимаясь с постели, он замечает, что из вещей на нём лишь ночная сорочка неизвестно кому принадлежавшая и чьими-то руками на него собственно надетая, но в данный момент это не особо важно. Джерис тоже затих в тишине, с интересом наблюдая за пареньком, который, кажется, не совсем понимал, что теперь делать и куда идти. Встать-то он встал, а дальше? Неловко помявшись у кровати ещё с минуту, Тэхён всё-таки усмиряет свою гордыню, поворачиваясь к новому знакомому, и неуверенно спрашивает: — Ты знаешь, где я могу найти мистера Чона? — Мистера Чона, говоришь? — обманчиво задумывается Джерис, но не сдерживается, расплываясь в ехидной улыбке: — Возможно в данную секунду он с Джексоном решает, как лучше от тебя избавиться. А возможно-о... — игриво тянет мужчина последнее слово, многозначительно поглядывая на взволнованного Кима: — Чонгук сейчас у себя и прекрасно проводит время в компании нашего милейшего медика. Не нужно быть гением, чтобы примерно понять, на что именно так мерзко намекает Фин. Гадость. Просто омерзительно! И обидно... Как бы ни хотелось продолжать врать самому себе о полном безразличии к провожатому, но собственное сердце предательски забилось чаще в груди, говоря очевидно об обратном. Абсолютно всё внутри юноши кричало об его настоящем душевном самочувствии, ярко отсвечивающем на лице печальной гримасой. Тэхён с силой сжал ладони в кулаки до неприятного ощущения слабой боли, подумав, что, может, хоть так ему станет чуточку легче. — Как мне дойти до его шатра? — таки спрашивает парень, не обращая внимания на чужое довольно весёлое настроение. — Только возле шатра Чонгука растут высокие кусты с красными цветочками. Ты быстро его найдёшь, — скалясь отвечает Фин и, сжалившись над парнишкой, добавляет несколько неуместное: — Удачи. Окинув Джериса на прощание грустным взглядом, Ким подбирает всю свою расшатанную уверенность и наконец покидает медицинский блок. Впервые Тэхёну выпала такая возможность воочию увидеть лагерь контрабандистов. К слову, такого пунктика явно не было в списке его дневника желаний. Удивлённо хлопая ресницами, он застывает, осматривая каждую мелочь чужой ярко кипящей жизни. Повсюду то и дело снуют мужчины не вызывающие доверия, а лишь пугающие своим ужасным видом. Их кожа странного цвета, на которой заметно множество покраснений, бело-синих волдырей и ран, даже издалека кажется мерзкой. Ким пришёл к единственному выводу — тут царит полная антисанитария. Скривившись после увиденной красочной картины, Тэхён наконец вспоминает про красные цветы, которые ему всё ещё необходимо найти. К счастью Кима, Джерис оказался прав — долго искать цветущие кусты среди всех этих временных сооружений не пришлось. Шатёр полностью отличающийся от других тем, что вокруг него росло множество диких роз, скорее всего привезенных когда-то из Англии, нашёлся неподалёку от лагеря, слегка скрытый от посторонних глаз зеленью высоких деревьев. Туда-то юноша и направился, краснея и белея под натиском грязных взглядов рабочих. Ух, не мужская эта одежда — сорочка... Идти через кишащую бандитами поляну Ким не решился, потому и передвигался в тени деревьев, где лагерь заканчивался, плавно перетекая в густой лес. Медленно, почти на цыпочках подойдя к шатру Чона, он резко останавливается, словно потеряв любую возможность двигаться дальше. Изнутри чётко слышались голоса и там явно находился кто-то ещё помимо Чонгука. Разговор двух людей был почти неуловим, что неимоверно начинало нервировать, так вдобавок ещё и всплывшие в памяти слова Фина как нельзя кстати подкладывали дров в уже разгорающийся костёр тревоги. Неужели медик? Непонятно откуда появившаяся злость словно толкнула его в спину, заставляя тело вновь функционировать. Но он всё равно не может войти в шатёр из-за связывающего его по рукам и ногам стеснения. Только единое желание начинает главенствовать в сознании юноши в этот момент — услышать и просто убедиться в том, что Джерис ошибся. И лишь поэтому он решается на плохой поступок, который ему уже доводилось совершать раньше. Подслушивать личное других людей — грех и Ким понимает, что поступает неправильно, но какой-то червячок в груди гадко шевелится, подначивая всё его естество поступить именно так. Двигаясь вперёд словно мышка, Тэхён судорожно старается отыскать хоть одно место вокруг шатра, где нет колючих кустов. Ему необходимо подкрасться как можно ближе. Сердце отбивает чечётку, когда он находит подходящий промежуток для укрытия и, уже подползая на коленях вплотную к полотну, радуется. Юноше повезло наткнуться на разрез в плотной бежевой ткани, не такой большой, чтобы его смогли заметить, но в самый раз, чтобы видеть всё происходящее внутри. В лёгкой полутьме шатра Ким хорошо смог разглядеть простенький интерьер: письменный стол, рядом с которым стоял большой сундук, у противоположной стены располагалась очень широкая кровать, и кресло находящееся прямо в центре помещения. Некий неизвестный парень расхаживал из стороны в сторону, как раз таки прямо перед креслом, в котором восседал Чонгук. Тэхён нервно прикусил нижнюю губу от разочарования: он не увидит лицо мужчины сидящего к нему спиной. Мысли разбегаются врассыпную, когда чужой разговор возобновляется. — Я повторюсь, Чимин, мне не сложно, правда, — голос Чона спокоен, даже пассивен. Такой неузнаваемый и холодный, что мурашки проносятся по всему телу: — Уходи. Сегодня я не решаю чьи-либо проблемы. Парень, у которого теперь появилось имя — Чимин — мигом останавливается на месте, после чего с шумом падает на колени прямо перед провожатым. — Чонгук, прошу! — ласково тянет Пак, мягко, почти ненавязчиво кладя ладони на чужие колени. — Я согласен отложить всё, что ты захочешь на потом — любые проблемы — только позволь мне... Хмурясь, парнишка не совсем понимает, что там так упрямо выпрашивает у Чонгука этот медик, но ему заочно не нравится происходящее. Чимин тем временем лишние секунды зря не терял: подполз ближе к мужчине, устраиваясь между чоновых широко разведённых бёдер. Провожатый смотрит безразлично, даже надменно, метая в парня у своих ног ледяные искры сквозь полуприкрытые веки. Руки расслабленно покоятся на подлокотниках, а затылок упирается в спинку кресла. Пусть глупец видит его незаинтересованность, пусть поймёт, какую ошибку совершает. Только бы поскорее убрался. Но медик видимо бесстрашный или же, быть может, напрочь лишённый ума, раз так смело проводит пальцами вверх по бедру, ловко накрывая ладонью промежность. — Оставь. Меня. В покое, — раздельно повторяет Чон сквозь сжатые зубы свою прошлую просьбу, но уже другими словами, надеясь, что возможно так надоедливый парень его услышит. Вот только Чимин не намерен отступать и это он наглядно демонстрирует вцепившись в штаны Чонгука мёртвой хваткой, принимаясь небрежно расстëгивать молнию. Все действия Пака столь торопливы и дёрганы, что до Чона не сразу доходит смысл чужих решительных манипуляций. А потом как-то резко озаряет. Однако ошеломление с его лица быстро стирается, заменяясь ледяной злостью, ловко спрятанной где-то глубоко внутри, и он вновь расслабляется, возвращая себе прежнее безразличие. В реальности же просто ждёт нужного момента. Неуважение к своим просьбам он презирает больше всего. Рывок — и штаны удобно приспущены. Медик не медлит, следом спуская резинку нижнего белья, наконец добираясь до своей цели. Наверное после будет ужасно стыдно, но назад пути больше нет. Слишком долго он ждал у моря погоды, надеясь на чудо. Поздно понял, что нужно было быть настойчивее и брать всё в свои руки. Сейчас наконец он сделает это. У Чимина ушло много дней на то, чтобы взвесить все за и против, но появление того долговязого парня значительно ускорило процесс, подталкивая к действиям. Мужчины любят такое — Пак уверен в этом на все сто процентов. Наверняка после Чонгук оценит его старания по достоинству. Заметит. И однажды... полюбит? Отбрасывая все сомнения, парень касается пальцами лобка покрытого чёрными волосками, стараясь не обращать внимание на не реагирующий на его поползновения половой орган. В прошлый раз Чон уже был возбуждён... Что же не так? Дыхание учащается само собой, ведь как бы то ни было, рядом находится человек выворачивающий мысли, душу и желания Пака наружу. Сколько же он ждал дня, когда они снова в полной мере смогут насладиться друг другом. Чимин совершенно теряет связь с реальностью и в порыве чувств наклоняется сильнее, горячо выдыхая на член начальника. Секунда — и разум пронзает уверенная мысль — он готов. Правда у Чонгука насчёт поведения Чимина было своё мнение. Медик останавливается в миллиметре только потому, что вслух бросили насмешливое: — Я сутки не мылся. Это так, к сведению. Пак застопорился, внезапно понимая, что поднять глаза страшно, боязно столкнуться с другими смотрящими с издëвкой, а то и хуже — с отстранённостью. Тело трясётся, ладони касающиеся чужих бёдер тоже и от чего — страха или возбуждения — неясно. Подумав, что воспринимать чонову шутку всерьёз лучше не стоит, медик не даёт себе опомниться и полностью берёт в рот пока ещё невозбуждëнный орган. Ничего. Чонгук просто молчит и более никакой реакции далее не следует. Прижимая ладошки к губам, Киму кажется, что его испуганный писк услышали, и если не весь лагерь, то присутствующие в шатре точно. К счастью, это оказывается не так. Его не слышали и тем более не видели. Зато Тэхён видел и, думается ему, сцены происходящие за полотнами шатра совсем не для его глаз. Он испугался и это самое честное его откровение самому себе за последние дни. Так глупо и безрассудно ужаснулся действиям, коим даже объяснений не ведает. Что вообще делает этот парень, сидящий у ног его провожатого? Хоть и не зная, чем именно занимаются эти двое из-за плохого местоположения и закрывающего весь обзор кресла, но то, как Пак расстëгивал чужие штаны, юноша точно заметил. Потому как ну не могло на том уровне находиться что-то ещё помимо молнии, с которой Чимин зачем-то так рьяно копошился. А вот остальная деятельность по ту сторону полотна для Кима остаётся загадкой. Неизвестной, ведь тот парень после полностью скрылся за сильным телом мужчины. Страшной, потому что Чонгук ощущается сейчас другим, каким-то чужим... а ещё обидной. Очень-преочень обидной. Фин Джерис был прав. Чон не вернулся к нему ни через час, ни через два вовсе не из-за важных дел, не из-за какой-нибудь трагедии, которую Тэхён успел себе надумать, а просто потому, что решил... Что? Хорошо провести время? — Кто же тебя такому научил? — как гром среди ясного неба звучит голос мужчины наблюдающего за медиком старающимся сделать первые поступательные движения. Вопрос отнюдь был задан не с интересом интимного характера и не с восторгом, который как раз и ожидал услышать Пак из любимых уст. Он получил лишь презрение в чистом виде. Чонгук открыто унижал, а слова его были пропитаны желчью. Мужчина не хотел знать, кто обучил Чимина такому откровенному навыку, не восхищался им, да и вообще, его любопытство никак не было связано с минетом. До медика медленно, но всё-таки начало доходить, что его просто-напросто окунают в грязь лицом и совершенно этого не скрывают. Но вот проблема — мечта хранимая в груди о будущем, в котором начальник его искренне любит, заставляет проглотить и эти жгучие слова. Слёзы нехотя начинают стекать по щекам Пака, но, видимо, он точно псих раз не прекращает собственную пытку, а, наоборот, словно боясь куда-то опоздать или кого-то потерять, лишь быстрее проезжается губами вниз по стволу всё так же нереагирующему на его прикосновения. Тягостный вздох сверху на какой-то жалкий миг кажется первым сладостным стоном вселяющим хрупкую надежду на успех. Потому резкий толчок в плечо и падение на спину поначалу чувствуются смазанными, будто ненастоящими. Уставившись во все глаза на начальника застёгивающего штаны, Чимин внезапно осознаёт, что случилось. Его оттолкнули. Откинули, будто надоедливую шлюху из кабака. — А чего ты ожидал? — поднимая правую бровь, спрашивает Чон на удивление своим обыденным тоном. — Не позорься так больше. Лучше иди умой лицо и найди Джексона. До завтрашнего утра твоё задание не отходить от него ни на шаг. Ферштейн? Провожатый предпочёл бы не видеть, как сменяются эмоции на чиминовом лице, но как говорится, что посеешь, то и пожнёшь. Сам по себе Пак неплохой парень, симпатичный, но вот характер его — необъяснимый и какой-то отталкивающий. Другое дело — Ким Тэхён. Как же непривычно называть теперь парнишку по имени, хоть и не вслух. Зато как же приятно. Юнец для него — это что-то иное, отличающееся своей уникальностью от остальных людей. С первого разговора, с первого взгляда. Характер у него правда тоже непростой и, возможно, в некотором роде будет похлеще, чем у медика, но без преувеличений самый волнующий, такой, что разум Чонгука порой через уши и ноздри дымом ускользает. И голову и тело бурлить заставляют чужие выходки, и слова из себя выводят до такой степени, что Чон собой быть перестаёт, превращаясь в неразумного, импульсивного и чувственного мальчишку. Некая метаморфоза, не иначе. Недоумение не то чтобы уместно в данной ситуации, но скрыть его почему-то не получается, когда Чимин очень наглядно, с отвращением, проводит тыльной стороной ладони по губам, глядя с неприкрытой ненавистью прямо в его ошарашенные глаза. Ничего не говоря, парень поднимается с пола и, не смотря больше в сторону мужчины, покидает шатёр. Чонгук поражëн, насколько же быстро однако пропадает любовь... Ему явно дали узнать о новом рождённом чувстве ненависти. Чон приходит к мнению, что может оно и к лучшему. Определëнно. За стенами звучит какое-то шуршание отвлекающее мужчину от навалившихся проблем, но настороженность очень скоро исчезает, стоит только вспомнить об ягуаре любившем наворачивать круги вокруг его шатра. "Это просто Шазему", — успокаивается провожатый, всё-таки решая позволить себе немного отдохнуть. Чонгук закрывает веки, желая попробовать поймать за хвост лёгкую дрёму.****
Тэхён не помнит, в какой именно момент подскочил на ноги и понёсся в неизвестность густого леса. Охватившие парня эмоции, неожиданно стали для него слишком непосильными. Единственное ощущение в данный момент — он запутался в комке своих чувств и происходящее вокруг для него просто чересчур. Парень держался после всего случившегося с ним в Англии, после всех недопониманий и холода со стороны родителей. Был сильным даже тогда, когда повредил ногу и попал к дикарям... На пути из ниоткуда вырастает дерево и Ким почти в него врезается, но в последний момент успевает остановиться, обхватывая руками ствол покрытый шершавой корой. Прижимается к нему словно обнимает самого дорогого в мире человека. Щеку саднит от грубого соприкосновения, но он всё продолжает стоять на месте, будто стараясь стать с джунглями одним целым. Лицо щиплет, а с подбородка срывается первая слеза, приземляющаяся на лист папоротника растущего у корней дерева. Он ведь и думать забыл о больной ноге. Так сильно хотел найти Чонгука и всё выяснить, что собственная боль, хоть уже и почти незаметная, напрочь стёрлась из его памяти. Выходит некое безрассудное самопожертвование в угоду другому человеку. Матушка говорила: такие порывы нужно истреблять до того, как они врастут в душу и тело намертво. Но тот давний разговор касался совсем другой темы — любви. Родительница пыталась стать наставницей и объяснить, каких поступков стоит избегать. А могут ли происходить похожие процессы, но без присутствия возвышенных чувств? Могут ведь? Страшные догадки, будто змеи, обвивали тело юноши, сжимая в тисках правды, отчего дышать становилось всё сложнее, а моторчик, благодаря которому Тэхён продолжал жить, так и норовил вырваться наружу. Беспечный отпрыск светского общества решил, что если смолчит о странном влечении к мужчине, а после дождëтся того часа, когда провожатый выполнит своё обещание, то всё станет как прежде и пройдёт само? Ким по обыкновению самый настоящий дурак, не желающий думать о том, что не за горами тот прекрасный день, когда расстаться всё же придётся. А он непременно наступит. И что тогда? Глупо обманываться теперь, когда всё так внезапно всплыло на поверхность. Осталось только стыдливо признаваться в неудобных мыслях временами появляющихся в его юных фантазиях... После тех особенных встреч и близости в деревне Гуэй Ким всё представлял, краснея щеками, каково это мужчине быть с другим мужчиной. Что ж, возможно у чужого шатра он как раз невольно стал свидетелем таких отношений. Судьба-злодейка охотно продемонстрировала ему реальность, в которой у Чона нет к нему ответных чувств. А внутри-то всё по-прежнему болит. Как же Чонгук красиво говорил, предлагая остаться с ним, заботился и даже спас от смерти, рискуя собственной жизнью. Узнав о чоновом храбром поступке, сначала Тэхён конечно ужаснулся, ведь они взаправду могли погибнуть, но потом почему-то стало так тепло на душе и приятно. Растаял. Подумал, что по-настоящему нужен мужчине, дорог и значим, а всё... Всё совсем не так. Ким, как наивный ребёнок, поверил лживым речам и его одурачили. А он ведь согласием на предложение ответить собирался. Ждал, когда Чон к нему придёт. Получается, глупо размечтался. Подозрительный скрежет за спиной сворачивает внутренние органы в тугой узел. Не торопясь, Тэхён смаргивает остатки влаги с густых ресниц и, по-прежнему прижимаясь к большому дереву, медленно обходит его. А в следующий миг уже срывается с места, со всех ног убегая в противоположную сторону. Стереть бы всё из памяти. Забыть, как страшный сон. И неважно, что по вине бунтующих эмоций тело уносится дальше вглубь джунглей и отдаляется от контрабандистского лагеря. Позади шум не стихает, а помимо звуков погони пространство наполняют ещё и другие звуки: хруст веток и шелест листьев. Причём где-то над головой! Останавливаться и рассматривать, что же там такое на верхушках деревьев времени нет, как и возможности оглядеться и примерно рассчитать дальнейший план действий. Преследующий парня человек, которого наверняка послали, чтобы вернуть Тэхёна назад, не отставал, продолжая гнаться за юношей следом. В одно мгновение в глазах всё переворачивается и паренёк неловко валится на землю. Голова как всегда закружилась в самый неподходящий момент, да и попавший под ногу торчащий корень сыграл немаловажную роль, будто специально хватая беглеца. Впрочем, долго размышлять о падении не вышло, точно так же, как и о его неизвестном преследователе. Все мысли словно ветром сдуло. Первое — Тэхён чувствует боль в коленях, на которые так неудачно упал. Второе — замечает свои ладони упирающиеся в траву скрытую под водой. Глаза увеличиваются всё больше и больше с приходом осознания. Болото! Юноше не доводилось слышать от гостей приезжавших к отцу ни одного упоминания о таком явлении в этих лесах. А время-то всё идёт, оно не резиновое. И тут Тэхён понимает истинное толкование фразы "обомлеть от страха". Подняв взгляд чуть выше, чтобы осмотреть окрестности и убедиться в своей догадке, что это место именно опасная топь, он застывает в одночасье. От представшей перед глазами картины дикой местности кровь стынет в жилах, а тело сковывает неведомый ранее ужас. Увиденное им это не то, что можно попытаться оспорить. Точно не мираж, не галлюцинации и даже не просто болото. Перед ним место тёмное, лишённое дыхания жизни, забытое Богом. Кладбище...