***
POV Максим Дубинин смотрит, как на первого врага народа. И весь народ сейчас в лице самого Дубинина. Как будто хочет признания и покаяния. От такого взгляда тянет на исповедь. Только не в чем. Точнее, есть, но про это Виталию Алексеевичу слушать будет не интересно. Ну ляпнул один раз с дури, что виновник сам должен всё осознать, так и сейчас не против, чтобы это произошло. Но виновник от этого не проявился и ничего не осознал. Каких признаний хочет Виталий? С удовольствием бы рассказал, если бы знал. А ничем не подкрепленные догадки и предположения лучше оставить при себе. Чтобы не усугублять. Или всё же поделиться? Может, подозревать перестанет, а догадки окажутся не такими уж необоснованными. Или заняться делом и доработать схему с увеличением? Хоть какая-то польза. Только нет уже ни желания, ни настроения. Хочется взять своими руками барабанные палки и превратить барабанную установку в пыль, выпустить всё, что накопилось. А накопилось уже с верхом и через край. И эти технические извращения, как говорит Вольт, уже поперек горла. Как будто накрыло медным тазом и творческим кризисом одновременно. Сознание очищено до голых стен, и медитации уже не помогают. Выходить из зоны комфорта уже некуда. Хотя хочется выйти из студии. Самостоятельно, без объяснений и присмотра. И пойти туда, куда хочется, а не куда в очередной раз послали в порыве несогласия с реальностью. К тому же сам с ней не очень согласен. Очередной взгляд Вольта толсто намекает что пора признаться. Знать, бы в чем. В чем, Петрович, тебе признаться? В чем?! Я не имею отношения к этому уменьшению и не знаю, кто имеет. С удовольствием бы рассказал, если бы знал. Или ты сам догадываешься? Возможно, точно знаешь, но какого-то лешего молчишь. А намеков твоих я не понимаю и никогда не понимал. Ты и сам их, похоже, не понимаешь. И мысли твои в сейфе под замком. Так что сам виноват. Сам виноват? И поэтому молчит. А смысл? Чего может бояться Петрович? Настолько, чтобы согласиться остаться мелким фиксиком, но не признаться. Нет. Не существует такого. Что-то Вы усложняете, Владимир Петрович. И есть еще, куда развиваться. Например, вскрыть сейф с информацией в голове Холстинина. Давай, Петрович, открывай свои страшные тайны. Или не свои. С каким колдуном ты умудрился связаться? Третий глаз видит всё. Дубинин? Нет, Володя, давай не будем трогать Дубинина. Он и так тащит на себе всё, что может. И не может. На чистой нефильтрованной дури. И твои предъявы тут не по делу совсем. Он виноват? С чего ты взял? А Пушкина-то тут при чём? Но она, возможно, умеет что-то подобное. Точно умеет? И что ты ей сделал? НЕ ОРИ НА МЕНЯ! Я пока спокойно спрашиваю, а тормозишь в основном ты, раз до сих пор не признался. Так на чем основаны твои предположения? Виталька опять зверствовал и придирался, разбирая её тексты. Это он может. Так и не в первый раз. Думаешь, накопилось? И ты там присутствовал? Но с чего ты взял, что это она? И как? Ты чувствовал кота и этот же кот был на концерте вместе с Пушкиной. И кто-то похожий на кота принёс вино. Бред чистейший. Но в нём что-то есть. Что ты хочешь?! Чтобы я всё это рассказал Дубинину? А сам? Чего ты делаешь? Боишься? Смешно. Но, похоже, придётся мне рассказывать. Всё равно думает, что я что-то знаю и собирается пытать. end POV Максим***
Зелёная лампочка на гитаре мигнула и погасла. Решив, что и Вольт решил таки отдохнуть, Виталий снова погрузился в свои мысли. В тишине мозг активизировался и удалось восстановить в памяти все события того дня, когда был тот фестиваль. Как приехали на площадку, с кем встречались, как сам на что-то отвлёкся, когда мужики пошли в свою палатку. В тот момент дождь немного стих. А почему отвлёкся? Так Снэйк и отвлёк. Попросил сфотографировать его на фоне сцены. Краем глаза Виталий заметил, как мимо прошел Глеб. Позже прибежал Аркадин и вместе пошли в палатку. Вино к этому моменту было допито. Дубинин удивился, что мужики так быстро с ним расправились и даже не дождались. И откуда-то появилась водка. Но сейчас он даже немножко этому рад. Пронесло одним словом. Вспомнил, как после этого пошли в местную гостиницу, еще немного погудели и завалились спать. Не вспомнив за собой в этот день ничего аморального и криминального, Виталий углубился в свои воспоминания более раннего периода. Углубился примерно на неделю. Ему показалось, что это какой-то не сильно древний его проступок, даже свежий. Вспомнил, как за пару дней до фестиваля, ездил к Пушкиной, для убедительности взял с собой Холстинина. Тексты не легли на душу, об этом и сообщил Марго. Возможно не в очень вежливой форме, возможно, в очень невежливой. А Холстинину упорно казалось, что в помещении присутствует кот. Тогда никакого кота Виталий там не заметил и не думал об этом. — И всё-таки не в нём, а в ней, — произнес Виталий, лёжа на диване. — В моей вине и в Марго. А что я ей сделал? Сейчас, детально вспомнив всё, что там происходило, все движения и шевеления в комнате, Виталий согласился, что кот был. И кот этот достаточно крупной породы. Еще вспомнил взгляд Марго. Тогда не придал значения. Сейчас он вспомнил и понял, что она хотела с ним сделать. И могла. Но обошлась еще относительно гуманно. Очень порадовался, что его тогда отвлекли. — Марго, твою налево, — Виталий резко сел, сбросив одеяло, успел подхватить чуть не улетевшего вместе с одеялом Максимуса. — Ты чего не отдыхаешь? — Разговор есть срочный. — Если срочный, то выкладывай. — Это Пушкина сделала. Не знаю, что ты там наговорил ей. — И ты только сейчас решил признаться? — Я только сегодня узнал, — Максимус покосился на гитары. — И не вижу смысла скрывать. — Вот и я только сейчас понял, — на лице Дубинин возникла не очень адекватная улыбка. — Но я это решу. Обязательно. — Думаю ночью не стоит к ней ехать. — А я не к ней. Быстро собравшись Виталий выбежал из студии. — А ты боялся, — Максимус решил отдохнуть на подушке и немного пофилософствовать. — И не притворяйся спящим. — Я и не притворяюсь. Просто мне он всегда возражает.