— Здравствуйте, уважаемый бариста! А вашей маме невестка не нужна?
Ира смеётся и машет рукой Антону. Она влетает в кофейню налегке, вся такая запыхавшаяся и раскрасневшаяся, словно очень долго бежала, стараясь изо всех сил куда-то не опоздать. И хотелось бы верить, что именно к Антону.
— Моей маме нужна невестка, которая не будет динамить своего парня на протяжении всех выходных, — он хмурится и смотрит на неё исподлобья.
— Ну, прости-прости! — она тянет руки через барную стойку, чтобы обнять его за шею, звонко чмокнув в щёку. — Сначала по учёбе загонялась, потом у нас была сходка с одногруппниками.
Антон ничего не отвечает. Позволяет ей некоторое время обнимать себя, а затем отвлекается на то, чтобы сделать очередной латте для постоянника. Он и вправду два дня звонил и писал ей, получая лишь невнятные отмашки, что она чем-то занята. Обычно именно на выходных они проводят больше всего времени вместе. А будними вечерами после учёбы обычно просто ужинают вместе с мамой Шастуна или коротают время в кинотеатре, целуясь и жуя попкорн. После их вынужденной летней разлуки всегда как будто тяжелее снова сойтись как раньше, но в этом году всё по-особенному. Тревоги у Антона ещё больше, а Ира будто не желает возвращаться в жизнь, в которой у неё, кроме семьи и учёбы, есть ещё кое-кто важный.
К обеду в кофейне, как правило, народу почти не бывает. Самый пик выпадает на утро, когда студенты и сотрудники бизнес-центра неподалёку спешат по своим делам, забегая выпить стаканчик бодрящего кофе, чтобы получить хоть какую-то мотивацию жить в такую несусветную рань. Антон привык вставать в шесть тридцать, чтобы к восьми часам как штык быть на своём рабочем месте, демонстрировать сонную и пластмассовую улыбку гостям, механически создавать новые и новые напитки, с кем-то непринуждённо болтать, пока взбивается молоко, кому-то отсчитывать сдачу. Да, в их-то век технологий кто-то ещё пользуется бумажными деньгами. Причём, на удивление, много кто.
И сейчас, смотря на то, как кофе выливается в маленький питчер, откуда попадёт в крафтовый стакан, он думает о том, что без Иры эти выходные были пустыми. Он маялся, ждал её ответа, слушал, как мама репетирует выступление, листал конспекты и занимался прочей ерундой, осознавая, что может тратить время намного полезнее, но не имея возможности как-либо остановить свою прокрастинацию. И ему это очень не понравилось. Почему она где-то там, даже не думает о нём, отдыхает, а он только и может, что терзать себя переживаниями.
— Здравствуйте, Арсений Сергеевич! — голос Иры отрывает его от самобичевания. Он ставит питчер на столешницу, вежливо улыбаясь, отдаёт готовый кофе и поднимает глаза.
— Здравствуй…те, — исправляется, когда замечает Антона. Будто его и не должно быть.
— Здравствуйте, — бормочет на выдохе. Буквально последний человек, которого он хотел бы видеть. И удивительно, его девушка знакома с его деканом. Или просто знает его. А в разговоре с Антоном делала вид, будто понятия не имеет, кто такой — Арсений Сергеевич Попов.
— Вы не холодно одеты для сентября? — продолжает ворковать Ира.
А Антону хочется провалиться под землю. А ещё ему хочется, чтобы декан поскорее заказал свой американо, скорее всего американо, и свалил в свой университет. Как говорится, с глаз долой, из сердца вон! Кто знает, в чём на этот раз он обвинит своего студента. И очень не хотелось бы узнавать это.
— Я на машине, — улыбается преподаватель и подходит ближе, рассматривая грифельную доску с написанными на ней позициями.
Это небольшая уютная застеклённая кофейня со столиками, барной стойкой у окна и видом на медицинский университет. Зона бариста, небольшая витрина со свежей выпечкой и стойкой для самообслуживания — крышки, подставки для стаканов, сахар, сахарозаменитель, корица, палочки и трубочки. Вот и весь спектр выбора. За чёрной дверью скрывается подсобка, где сотрудники переодеваются, холодильник и маленькая гардеробная.
Антону нравится здесь работать. Тихо и спокойно. Даже в те смутные часы, когда помещение заполняется любителями взбодриться. Столики занимаются гостями редко, заведение больше работает «на вынос», так что даже уборка здесь не занимает много времени. В смену Шастуна входит открытие кофейни, небольшая освежающая влажная уборка, прогрев и промывка кофемашины, выпечка замороженной продукции и её раскладка на витрину. Закрывает всё Стас. Убирается, считает кассу, расставляет всё на свои места. Работа не запарная, приятная. Антон любит людей, ему нравится с ними перекидываться парочкой ленивых фраз — такая романтика.
И всё было хорошо. До одного момента. До момента, пока в кофейню не вошёл его декан и преподаватель. Арсений Попов. Он и вправду одет легко. Врачи, из-за специфики работы, страдают недостатком внимания к своему здоровью. Врачи. Но он больше не врач. Он преподаватель. И вроде как у него должно быть больше времени, чтобы одеваться приличнее.
Пробивая позицию на кассе, исподлобья разглядывает мужчину. Те же самые очки в тонкой оправе, чёрная футболка с короткими рукавами и длинный, такой же чёрный жилет с декоративными пуговицами на одной стороне ворота. Свободные тёмные штаны и белые кроссовки — это можно было разглядеть, когда он только зашёл внутрь. Видимо, Арсений Сергеевич не сдержался и стал готкой. На лице Антона растекается усмешка. Наконец-то, хоть где-то ему пригодились тупые шутки из интернета.
— Американо, — он кивает на платёжный терминал. — По карте или наличными?
— По карте, — улыбается декан. Он был здесь всего лишь один раз и сейчас ещё даже не успел озвучить позицию, а этот парень уже всё запомнил. Выслужиться — это, конечно, хорошо. Но он такое не любит. Хотя, надо признать, это забавно.
Смотрит, как Антон выбивает чек, аккуратно кладёт перед ним на стол, затем отвлекается на кофемашину, чтобы приготовить напиток. Американо — самый простой из всех возможных. Крепкий шот эспрессо и кипяток. Вот и весь секрет. Главное, сделать вкусный шот. И сейчас, методично перемалывая зёрна, он размышляет о том, что можно в принципе перегреть тот же эспрессо, да так, что Попов будет ещё неделю плеваться и больше не заявится к ним на порог никогда. Но руки лишь механически делают свою работу, не позволяя себе зайти за эту грань и хоть как-то испортить своё ювелирное творение.
— Тош, я пойду. Увидимся после учёбы.
Ира нарушает их единение. Хотя, лучше бы этого единения, по очень нескромному мнению Шастуна, и не было бы. Она ловко проскальзывает между Поповым и барной стойкой, притягивает к себе Антона и звонко чмокает его в губы. Поправляет ворот его футболки и коротко улыбается. И как будто эта улыбка скорее обжигает своим холодом, чем теплом. Антон пытается поймать отголосок этих чувств, но девушка уже упархивает от него, машет рукой декану и выскальзывает за дверь.
Арсений смотрит ей вслед и усмехается. Ничего не говорит. Возвращает своё внимание к работающему бариста. Пальцы Антона ловко переливают кофе в стакан. Обеими руками берет его, ставит перед деканом на стол. Всё-таки надо было сжечь кофе.
— Спасибо.
Берёт стакан, подносит ко рту, делает первый и самый обжигающий глоток. Напиток растекается по пищеводу, согревая тело изнутри. Надеть жилетку в начале сентября, пусть и тёплого сентября — это, конечно, фатальная идея. Но он ни за что никому не признается. В аудитории будет тепло, как и в его кабинете, так что несколько холодных минут можно и перетерпеть. Зато он отлично выглядит.
Буквально пару мгновений с интересом смотрит на Антона, который то ли снова притворяется мёртвым, то ли просто от бессилия не знает, что ещё сказать. Опять эта пренебрежительная усмешка, и он так же тихо и вкрадчиво произносит:
— Кофе, кстати, посредственный.
Он выходит, широким жестом распахивая дверь, а Шастун изумлённо таращится в пустоту.
Затем вздёргивает плечами и принимается за барную стойку: нужно отмыть пятна от молока и кофе, помыть посуду и аккуратно сложить на сушку. Хмурится, закатывает глаза, передразнивает лицо Попова в тот момент, когда он сообщает, что ему не понравился кофе.
Антон уже два года работает бариста. Он выучил этот механизм наизусть. Помимо творчества, в этом деле важна точность. Не перегреть молоко, не передержать и банально не сжечь кофе, иначе эспрессо будет неприятно горчить. Нужно раскрыть вкус напитка, собрав идеальную комбинацию из всех ингредиентов. Часть людей из-за сладких сиропов и сахара даже не почувствует, если ты ошибёшься. Но ценители точно уловят фальшь. Особенно она чувствуется в том самом американо, где вода и эспрессо вступают в бесстыдную связь, комбинируя крепость и терпкость.
И он не верит, что мог ошибиться. Это же проще простого. Он всегда замечает, когда делает что-то не так. И в таком случае, всё выливается в раковину. Политика заведения проста — гость должен получать самое лучшее. Никаких исключений. Никаких поблажек. Даже самый маленький капучино должен быть идеальным. В этом суть кофе. Хороший и бодрящий кофе должен быть таким, никаким иначе.
Раскладывает питчеры на небольшое тонкое полотенце, чтобы вода стекла, а посуда — высохла. Протирает тряпочкой капучинатор, панель кофемашины, металлические вставки на ней — смену коллеге хочется передать идеально. Стас после учёбы явно более уставший, чем выспавшийся с утра Шастун.
Дверь кофейни снова тихо скрипит. Антон отрывается от уборки и улыбается.
— Какие люди! И без охраны, — шутит он.
Стас обычно всегда в компании своей девушки — Дарины. Они как два неразлучника — всегда рядышком, всегда вместе. Смотрятся удивительно. Спокойный и уверенный в себе Шеминов, и его пассия — яркая и шумная. Они с Ирой одногруппницы. Стомат привлекает всех остальных. И их не заметить невозможно. Дарина Антону не очень симпатизирует. Слишком громкая, слишком эпатажная — она всегда выделяется в толпе. И если та же Ира может зачаровывать своей рассудительностью и чудесной улыбкой, то в этой ситуации Шастун искренне не понимает, чем Стаса могла заинтересовать его мадам. Но он в чужие дела нос не спешит засовывать. Если они вместе, значит, что-то в этом союзе есть.
Он вообще не любит лезть туда, куда не следует. И появляться там, где его не ждут. Чего нельзя сказать об Арсении Сергеевиче, который во всё вмешается, всем «поможет». Просто вездесущий какой-то. Теперь ещё видеть его высокомерное лицо на работе, чтобы оттуда пойти на лекцию, где снова придётся таращиться на него. А у них предстоит ещё целый цикл лекций у Попова. Просто не жизнь, а сплошное приключение. И от этих мыслей настроение окончательно портится.
— Ну что пригорюнился, а? — Стас скидывает с плеч рюкзак, кидая его на ближайший одинокий стул. Расстёгивает тонкую серую куртку, взъерошивая волосы.
— Декан наш опять приходил, — охотно делится Шастун. Его друзья запаздывают, так что он совсем не прочь пожаловаться кому-то на жизнь. Ситуация буквально вынуждает. — Кофе мой ему не понравился.
— Не понравился? Твой кофе? — Шеминов подходит к барной стойке, опирается ладонями и трясёт головой с короткими тёмными волосами. — Не верю. Ты отличный бариста. И кофе у тебя вкусный, — складывает пять пальцев в небезызвестный жест «белиссимо». — Ты переделал?
Антон поправляет на себе фартук, тоскливо бросает взгляд на часы, указывающие ему, что время начала лекции — пятнадцать сорок — неумолимо приближается. И в этом нет ничего хорошего.
— Нет. Он сказал, что кофе посредственный. И ушёл.
— Деловой какой, — пожимает плечами Стас. Стягивает с себя куртку, сжимает её в руках и кивает другу. — А вообще, не забивай голову. Может быть, у него настроение плохое было, а решил сорваться на тебя. Ты же работаешь с людьми, знаешь, как это бывает. Тебе один дурак насолил, а ты портишь день всем остальным. Хотя он не похож на такого человека.
— А на какого похож? — усмехается Антон. Он снимает с шеи петлю фартука и развязывает пояс сзади.
— Ну, не знаю, — ныряет в подсобку, чтобы достать форму, затем осторожно присаживается на стул в зале, чтобы одеться. Пока посетителей нет, можно и пофривольничать. Хотя начальство такое не жалует. — Он вообще персона у нас обсуждаемая. Это ты со своими подружками сидишь за учебниками постоянно. А все приличные люди сплетничают на досуге.
Спрыгивает со стула, разглаживает на себе одежду, приглаживает волосы и следует к рабочей зоне, выпуская оттуда Антона. Моет руки, тщательно вытирает бумажным полотенцем. Рабочая смена начинается.
— Делать мне нечего — обсуждать кого-то там, — ворчит себе под нос Шастун.
— Кто-то болтает, что он пидор; и вправду как щегол одевается. Кто-то говорит, что он бешеный или что-то типа такого.
Воспитательные беседы Димы сработали добротно, поэтому он моментально морщится от этого пренебрежительного «пидор». Его это интересует меньше всего. А больше всего — как сдать экзамен у декана, желательно, без психологических травм. И потом забыть о нём навсегда.
— При чём тут бешеный?
Одевается, пальцами расчёсывает короткие волосы, смотрится в зеркало, висящее на двери подсобки. Небритое лицо, зелёные глаза, чёрная футболка с карманами на молнии и рюкзак, свисающий с плеча — абсолютно обычный Антон Шастун в абсолютно обычный понедельничный день. Почему-то думает, что очень хочется домой, хотя на учёбу он, как правило, идёт с удовольствием.
— Не знаю. Вроде у него в больничке инцидент случился. Он люлей выписал какому-то ординатору за пациента. Не знаю, как он там выписал, но шумиха была, — беспечно болтает Стас, прохаживаясь за барной стойкой и массируя шею пальцами, пытаясь размять тело после замершей сидячей позы на лекциях.
Ёжится и хмурится, всё ещё думает об Ире. Ему совсем не понравилось её пренебрежительное отношение к себе. И ещё ему очень не хочется устраивать ей какие-либо разборки. Некоторые проблемы только в нашей голове.
— Ладно, я пошёл, — отбивает пять другу, хочет уже было направиться в сторону выхода, как замирает: — А что за тусовка у стомата была на выходных?
— На выходных? — Шеминов уже жуёт круассан: надо же хотя бы минимально заправиться перед сменой. — Не знаю, мы с Даринкой дома у меня были, кино смотрели. Может, ты попутал чего?
— Да, наверное, попутал, — соглашается Антон.
Уж Дарина точно бы не пропустила никакую тусовку. Тем более в компании своих одногруппников.
Выходит из кофейни, засовывает руки в карманы. По привычке хочется зарыться в объемный воротник толстовки, но сейчас он в футболке и тёплой кофте. Хотя бы сегодня хотелось выглядеть более празднично, что ли. Не то чтобы ради Иры, но после учёбы он планировал сводить её куда-нибудь. Даже если просто в продуктовый за сладким к чаю. А она не обратила внимания. Так бывает, это нормально. Но именно сегодня Антон ощущает неприятный холодок с её стороны.
В здании университета, как обычно, полно студентов. Каждый из них живёт своей разнообразной жизнью, каждый из них чем-то занят, о чём-то думает, что-то планирует. И это даёт стимул, это вдохновляет. Когда он теряет мотивацию, когда хочет опустить руки — его будущие коллеги, одногруппники, однокурсники — они его пинок под зад. Особенно, два человека. И сейчас он не может понять, куда же они подевались. Антон слишком привык, что ребята заходят за ним после работы, что даже не подумал написать или позвонить кому-то из них, всё время надеясь, что вот-вот наткнётся на них по пути в аудиторию. До лекции осталось не так много времени, нужно не пропустить начало. Это сейчас важнее.
Взбегает по лестнице вверх, на несколько секунд замирает, пытаясь вспомнить номер нужной ему двери.
Такие лекции проходят в огромных аудиториях. Целый поток студентов, которые слушают, записывают, иногда шёпотом о чём-то спорят. Такие мероприятия Шастун любит. Сидишь себе, учишься, никто тебя не трогает — делай, что хочешь. Ну, он, конечно, хочет конспектировать. И сейчас он без задней мысли распахивает дверь, чтобы зайти внутрь, занять привычное место на четвёртом ряду, снова слушать перепалки Серёжи и Димы и закатывать глаза.
Но замирает на пороге.
Все студенты смотрят только на него. Он в нерешительности не может сделать хотя бы шаг. Обычно в это время, когда лекция ещё не началась, все болтают, смеются, стоит шум и гам, но не сейчас. Сейчас каждый сидит на своём месте, словно он, Антон, ворвался в середине рабочего процесса, нарушив единение всех этих людей с учёбой. Задумчиво чешет затылок и поднимает глаза на привычный ему ряд. Матвиенко и Позов сидят с лицами, не предвещающими ничего хорошего.
— Шастун, — негромко говорит Арсений Сергеевич. Он стоит за кафедрой. Пальцы сложены треугольником, голова наклонена: он с интересом, будто подопытное животное, рассматривает своего студента.
— Арсений Сергеевич? — в такт ему отвечает Антон. В аудитории слышатся смешки. — Простите, я думал, мы с вами знакомимся заново.
Он круто разворачивается и в полнейшей тишине следует к своему месту. Его спина буквально ощущает собой пронзительный взгляд декана, который прожигает его насквозь. Но можно считать, что эту атаку он отразил достойно. Лекция должна начаться через пять минут, он не нарушил ничего.
Плюхается рядом с парнями, готовясь уже было начать гневную речь, чтобы вставить им по первое число за то, что они посмели его кидануть, как Серёжа, пригибаясь к столу, сердито шипит:
— Мы тебе звонили, идиот! А ты динамишь.
И вправду, несколько пропущенных звонков. Телефон на беззвучном — его привычка на работе, чтобы не отвлекаться на уведомления. А ещё сообщения от Иры. Но их он прочтёт позже. Сейчас необходимо выяснить, что происходит.
— А почему все так рано собрались? — шепчет, тоже наклоняясь ниже и прикрывая рот ладонью, чтобы не привлекать лишнего внимания. И так уже получил его сполна.
— Попов попросил раньше всех прийти. Тебе звонили и писали, а ты и в ус не дуешь, — укоряюще смотрит Дима.
— Да кто ж вас знал.
— Шастун! — голос декана отвлекает Антона от разговора. Он вздрагивает и выпрямляется. Арсений Сергеевич обычно говорит негромко, вполголоса , так что очень необычно слышать его так. — Я тебе не мешаю? Ты только скажи, — на лице Попова появляется усмешка. Короткая, мимо пробегающая, но аудитория тоже отмечает её и хихикает. То ли их действительно это забавляет, то ли подмазываются.
— Лекция вроде как не началась, — он встаёт со своего места и вскидывает горящие от раздражения изумрудные глаза. — И я вроде как не шумел.
— Я специально позвал группы чуть раньше, чтобы рассказать важную информацию, поэтому все ребята пришли к нужному времени. А ты, видимо, считаешь, что для тебя правила не писаны, так, Шастун? — выходит из-за кафедры, складывает руки на груди. Голубые глаза смотрят, не отрываясь. Так, что Антону становится некомфортно.
«Что же вы, собака такая, молчали, когда покупали у меня кофе?» — сердито думает он, продолжая играть с преподавателем в гляделки. Но сказать это вслух он точно не осмелится. Конечно, он может постоять за себя. Но ему ещё сдавать экзамен у Попова на зимней сессии. И если лёгкое напряжение между ними вряд ли серьёзно помешает, то вот открытый конфликт может плохо закончиться. Для Антона.
— С нетерпением жду начала лекции, — кисло улыбается и плюхается обратно, втягивая голову в плечи, словно пытаясь исчезнуть.
Самое мерзкое в этой ситуации, что он не может дать ему настоящий отпор. Тяжело воевать, когда ты обычный студент четвертого курса, практически никто, а он — декан. «В следующий раз я точно тебе кофе сожгу, клянусь», — сам не замечает, как переходит на «ты». Ну, ничего, это же мысли. И, слава богу, Арсений Сергеевич их не слышит.
— Всем остальным, кто проявил чуть больше ответственности, чем Шастун, — на этих словах обладатель данной фамилии закатывает глаза. Интересно, он специально игнорирует наличие у него имени? — я сообщаю, что на мои лекции я прошу приходить заблаговременно, чтобы успеть спокойно подготовиться и настроиться. Время экзамена наступит быстрее, чем вы полагаете, поверьте мне. Материала много, работы много, будем использовать каждую минуту по назначению. Это понятно?
Аудитория дружно поддакивает. Антон снимает блокировку с экрана планшета, настраивает клавиатуру, чтобы писать конспект. Этот Арсений Сергеевич планирует использовать каждую минуту? А сам расхаживает по чужим занятиям, будто у него дел других нет. Или в двадцать первом веке нет доступа к телефону и мессенджерам, чтобы отправить своим коллегам расписание?
— В анатомичке я хочу вас видеть при параде — халаты и шапочки. Всем без исключения. И это не обсуждается, — строго и лаконично. Прохаживается, оглядывая притихших студентов. — Если среди вас есть сверхчувствительные персоны и после лицезрения на чужие органы и фрагменты тел вам нужно подышать воздухом и переосмыслить своё отношение к медицине, милости прошу — тихо и беззвучно покидаем помещение и так же тихо возвращаемся. Желательно, возвращаться, конечно. Разумеется, четвёртый курс, вы уже многое видели, но предупреждаю на всякий случай. То же касается всяких туалетов и припудрить носик. Молча встаём, выходим и не задерживаемся вне аудитории, я вас ждать не буду, а лекция будет продолжаться.
Студенты снова о чём-то шепчутся. Не мудрено, сам декан читает лекцию. Это всегда чуть более волнительно. Арсений Сергеевич со своей идеальной осанкой, широкими плечами, пытливыми лазурными глазами и серьёзным лицом выглядит представительно. Говорит негромко, но голос его разлетается по залу, каждый слышит его.
На него интересно смотреть, он притягивает внимание. Своей уверенностью — её он буквально излучает. И как будто никто не сможет ему противостоять, надерзить, что-то сделать поперёк. Антон, рассматривая преподавателя, вспоминает слова Стаса про то, что у Арсения был конфликт с ординатором. Интересно, что там за конфликт такой, раз это так бурно обсуждали. Эта история будто берёт его на слабо — всё выведать, всё узнать и вывести его на чистую воду. Он стыдит Антона за то, что тот замешкался при оказании первой помощи самому себе, мол, хреновый из тебя выйдет медик, а сам, вроде заслуженный хирург, срывается на какого-то ординатора.
Это наверняка занятная ситуация. И как же получить доступ к этой информации? Он улыбается сам себе, потому что осознаёт, что этот учебный год точно не будет скучным. Шастун не любит конфликты, но Попов начал первым. А уж он сам теперь точно не отступится. Во всяком случае, так просто. И декан замечает его улыбку, задерживает взгляд на Антоне, вопросительно приподнимая бровь, словно безмолвно спрашивая: «Я сказал что-то забавное?» И Антону очень не хочется проверять, угадал ли он значение этой мимики. Он утыкается в свой планшет, открывает нужную папку, надеясь, что, подняв голову снова, он уже не встретится с этим взором.
— Сегодня мы никуда не пойдём, — продолжает как ни в чём ни бывало. — У нас вводная лекция. Познакомимся. А сейчас тема такая: «Введение в топографическую анатомию и оперативную хирургию». Немного истории, немного о том, что вас ждёт на текущем учебном цикле. Позже расскажу про сам экзамен.
И время проходит незаметно. Арсений Сергеевич листает презентацию, прохаживается по аудитории, с интересом заглядывая в конспекты будущих медиков, рассказывает, жестикулирует, даже иногда меняясь в лице, словно срывая с себя эту равнодушную и серьёзную маску, обнажая перед студентами обычного человека, такого же, как и они сами.
Антон отмечает, как меняются его глаза, когда он говорит про хирургию. Как будто видит сон наяву, как будто это какая-то безгранично важная часть его жизни, которой он очень и очень дорожит. И если это так ценно для него, почему же ушёл? Почему же пять лет назад отложил скальпель и уволился, последовав за своим лучшим другом в преподавательскую карьеру? Но эти мысли отгоняются быстро — Шастун погружается в учёбу. Об этом он подумает когда-нибудь потом.
* * *
— Как вам лекция? — Серёжа беспечно шагает вместе с друзьями к раздевалке, чтобы переодеться.
— Лекция, как лекция, — пожимает плечами Дима. — Строгий дядька, но рассказывает увлекательно, слушать приятно. А ты что думаешь, Тох? Ты вообще живой после перенесённого провала?
— Тоже мне, провал, — отмахивается и морщится от воспоминаний. — Опоздал, хотя не опоздал. В духе Попова. А ещё он днём кофе мой засрал. Хотя кофе был хорошим, я уверен, — эта трагедия всё ещё бередит его душу.
— Да он просто такой человек, не бери в голову, — утешает его Позов. Они уже успешно добираются до пункта назначения.
— Какой «такой»? — хихикает его друг. — С аллергией на Шастуна?
— А ну, заткнулись оба! — огрызается Антон. — Боже, в моей жизни больше этого Попова, чем меня самого!
— Тоже верно. Кстати, Дим, как твоя работа?
Они переодеваются, складывают одежду в рюкзаки, выходят из университета. Учебная неделя только началась. Так что впереди ещё четыре дня с лекциями: по общественному здоровью и здравоохранению, по акушерству, затем снова предмет Арсения Сергеевича и снова акушерство. Насыщенное начало года, но пока лекции днём, всё очень удобно и ненавязчиво. Дальше будет только увлекательнее. Хочется в это верить.
— Старые птенцы вылетели из гнезда, всё сдали, — удовлетворённо сообщает гордый своими достижениями Дима. — Теперь набираю новый костяк учеников. Пока непонятно, что и как. У тебя, думаю, спрашивать бесполезно, ты ничем не занимаешься.
— Почему это не занимаюсь, — возражает Матвиенко. — Я кайфую от жизни. И вам советую. До свидания, Арсений Сергеевич!
— Пока, — бросает проходящий мимо декан, даже не оборачиваясь на них.
Парни глядят, как он проходит на парковку, достаёт брелок из кармана, щёлкает им — ему звонко откликается белый БМВ, стоящий недалеко от шлагбаума. Бросает портфель на заднее сидение и исчезает в салоне автомобиля. Интересно, куда он спешит после лекции?
— Антон! — мысли Шастуна прерывает Ира, которая бросается ему на шею, чуть ли не сбивая его с ног. А он высокий — сделать это не так уж и просто.
— Ладно, оставляем вас наедине, — усмехается Дима и хлопает его по плечу.
— Спишемся! Давайте пересечёмся где-то вне универа, а то как-то некрасиво выходит, половину лета не виделись! — кричит им вслед Матвиенко, потому что Кузнецова уже уволакивает своего кавалера подальше от его друзей, на парковку.
— Почему не отвечаешь на мои смс?
Они садятся в салон. Ира заводит машину, нетерпеливо стучит ноготками по кожаному рулю и вопросительно смотрит на него.
— Ты тоже не отвечала мне все выходные, — парирует, уклоняясь от ответа.
— Эй! Я думала, мы обсудили этот вопрос! Я же тебе говорила!
— Да-да, учёба и тусовка с одногруппниками, — качает головой Антон.
— Какие-то проблемы?
— Никаких проблем. Поедем?
Они выезжают с территории учебного заведения. Антон смотрит в окно, хмурится и пытается понять, что именно сейчас происходит. Стас русским по белому ему сказал, что ни о какой тусовке у друзей его девушки он не в курсе. И вряд ли бы Дарина пропустила хотя бы одно светское мероприятие. Точно не в её стиле.
Вообще, он не любит секреты, недомолвки и не приемлет обиды. Лучше всё высказать сразу. Но сейчас он снова осознаёт это чувство — ему не хочется задавать вопрос, потому что он боится услышать ответ. Ответ, который может ему очень не понравиться. И от этого сердце тоскливо сжимается. Кладёт ладонь на грудь, коротко ударяя ей, словно прося это упрямое сердце успокоиться хотя бы на какое-то время. Им же хорошо вместе, стоит ли это портить? Стоит ли пытаться выяснить то, от чего тебя пытаются уберечь? Если любит, то наверняка пытается защитить его. И Антон с долей удивления понимает, что он уже не на сто процентов уверен в этом. Произнести вслух — значит признать это. А к такому он пока не готов. Не сегодня.
— К тебе домой? — улыбается Ира. — Я нашла классный сериал. Медицинский. Тебе понравится.
— Сначала в магазин. Мама просила купить кое-что из продуктов.
Это их обычные будни — семейный ужин, неторопливая болтовня о всяких пустяках, а затем их уединение вдвоём за просмотром очередного фильма или сериала. И как правило, этот просмотр один или два раза всё-таки прерывается на небольшую и приятную паузу. Максимально тихо, чтобы никого не побеспокоить. Хотя Ира — яркая девушка, и она любит всё делать громко.
— Как лекция у Попова? — они останавливаются на светофоре.
— Нормально, — Антон понимает, что пора бы ему оторваться от лицезрения мира сквозь стекло. Так что он садится ровнее, облокачиваясь на спинку кресла. — Въедливый мужик, но читает интересно. Как будто на экзамене будет валить. Но посмотрим. Кстати, ты говорила, что не знаешь его, а сама здороваешься.
— Я такого не говорила, — она усмехается и трогает ручник, чтобы поехать дальше. — Попова все знают. Его невозможно не знать. А ты что, ревнуешь? — Ира бросает на него кокетливый взгляд, заставляя щёки Антона покрыться румянцем. К такому он точно не был готов. — Не переживай, ходят слухи, что он голубой. И плюс, — её пальцы уже скользят по бедру Шастуна, — у меня есть красавчик-парень, зачем мне какой-то старый дядька?
— Ладно-ладно, — шутливо отвечает он, — сделаю вид, что поверил тебе.
Антон сжимает своими пальцами её и тепло улыбается в ответ. Он прикрывает веки, наслаждаясь её близостью и запахом её парфюма, что ненавязчиво окутывает салон.
Ира такая же, как и всегда. Улыбчивая, весёлая и озорная, в ней, кажется, не изменилось ровным счётом ничего. Но почему же тревожность фоновым неприятным звуком так саднит у него в голове? Как будто он может потерять всё, что у него есть. И от этой черты слишком сложно избавиться — всегда и по любому поводу переживать. Когда же глупое сердце поймёт, что оно тоже может ошибаться?
* * *
— Как дела с твоим проектом? — Паша допивает и ставит стакан на стол.
После работы они всё-таки выбираются в паб, чтобы немного отдохнуть. Любимое заведение с привычным меню, выбором алкоголя и уже знающими их официантами и барменами. Начало рабочей недели, а ректор и декан университета уже вдвоём пьют. На самом деле, они никогда не перебирают. Такие мужчины как они слишком сконцентрированы на ответственности, которая на них возложена. Они слишком серьёзно относятся к делу своей жизни.
— Ещё есть время, — возражает Арсений. — Не понимаю, почему ты так цепляешься ко мне с этим выступлением? Что во мне такого, а? Ты мог заставить кого угодно работать с Майей Шастун.
— А хочу именно тебя, — усмехается Воля, а затем поспешно добавляет: — Хочу тебя отправить, я имею в виду.
— Да ну тебя, — отмахивается.
— Арс, — кивает на его пальцы, лежащие на столе, — у тебя золотые руки. Ты профессионал, каких ещё поискать нужно. Понимаешь? Я хочу, чтобы именно ты зажёг огонь в сердцах этих малолеток, которые ещё не понимают, на что они подписываются, планируя поступить в мед.
— Я не вернусь в хирургию. Ты же знаешь. Это закрытая тема, — холодно отвечает Арсений.
Он убирает руки, пряча их под стол, сжимает пальцами одной руки пальцы другой. Только бы снова это не началось. Он так ненавидит и даже, в глубине души, боится снова ощутить это — непрекращающуюся дрожь, которая буквально лишает его возможности управлять собой. Массирует фаланги и хмурится.
Операционная ему часто снится. Её полумрак завораживает, манит, зовёт. И он идёт. Он каждый раз идёт. Весь дрожит, когда снова надевает хирургический халат, шапочку. Дрожит, когда перчатки снова облегают его руки. Его сердце гулко барабанит в грудной клетке, словно он школьник, волнующийся перед свиданием. Его душа ликует, она празднует, она смеётся и восхищается — ведь он снова здесь. Он снова в этой операционной, в которой, не разгибаясь, проводил множество часов: оперируя и оперируя, иногда просто без сил вываливаясь наружу, в больницу, где кипит жизнь. Жизнь, которой он когда-то жил, дышал и просто молился на неё. Жизнь его мечты, его самых сокровенных желаний.
— Ненавижу твой затуманенный взгляд после этого, — тихо говорит Паша.
Он видит, Арсений страдает. И Арсению больно. Говорит, что уже привык к своей новой роли, но Воля же видит — это совсем не так. Тело, разум и сердце Попова принадлежит хирургии. Его душа так и осталась бродить неприкаянной по операционной, всё ещё надеясь когда-нибудь вернуться. Ректор сам не знает, чего именно он добивается. Он не уверен, правильно ли поступает, но просто хочет дать понять упрямому другу, что ему буквально необходимо вернуться. Вернуться, чтобы снова стать ж и в ы м.
— Тогда не поднимай эту тему. Всё просто. Ты сам всё знаешь, — мрачно ухмыляется Попов.
И он тоже понимает, что творит Пашка. И пытается не попадаться на его манипуляции. Если попадается, значит, его это цепляет, если цепляет — ещё не зажило. Это он прекрасно знает. И каждый раз уговаривает себя, что просто нужно больше времени. Нужно еще подождать. Такое не забывается так быстро. Время лечит.
Снова началась лекционная пора. Он читает лекции по своему предмету целому потоку. Обычно это около десяти групп. Огромная аудитория, куча любопытных и пытливых студентов, презентации, щёлкание клавиатур и скрип бумаги под танцующими ручками — это обыденная атмосфера начала сентября. И он знает всё это наизусть. И ничего нового не произойдёт. И всё будет повторяться из года в год.
Но в этом году что-то точно изменилось. И, кажется, он даже догадывается, что именно. Точнее, кто.
Антон Шастун.
Арсений, держа стакан в руке, рассматривая через его грани заведение паба, вспоминает дерзкий взгляд студента, когда он только вошёл в аудиторию. Студенты всегда его побаиваются. Он — декан. И его надо бояться. Это нормально. Но в этих зелёных бесстрашных глазах была совершенно другая эмоция. В них не было страха. Он просто смотрел на него. Вызывающе, чуть удивлённо, будто насмехаясь над ним, мол, что у вас тут за правила? Он не оставлял его комментарии без ответа. Не переходил черту, но и не позволял ему, своему преподавателю, её переходить.
Это интересно. И это забавно. Неужели его ждёт увлекательное противостояние с собственным студентом? Дети — они всегда полны неожиданностей. Да, этому курсу уже больше двадцати двух лет, но он не считает их сильно взрослыми. Дети есть дети. Но почему же в упрямом взгляде Шастуна просвечивалось что-то ещё? Что-то ещё, что пока никак не мог понять и расшифровать Арсений?
— Хватит о грустном, — вздыхает, ставит на стол пустой стакан. Жестом просит бармена повторить заказ. — Что-нибудь будешь есть? — Воля задумчиво пожимает плечами. — Я угощаю. Оторвись сегодня.
— Тогда завтра перед работой я угощаю тебя кофе, — подмигивает ему Паша. — В той кофейне недурный кофе.
Арсений усмехается. Бестолковое выражение лица Шастуна, когда он заявил ему, что кофе посредственный — это буквально лучшее развлечение. Жаль, что дважды уже так же забавно повеселиться не получится. Но это не страшно. Притеснять младших не очень красиво, но этот парень тоже не промах. И настанет день, когда он обязательно покажет ему, на что способен. Ну, а пока Попов в нём не видит никого, кроме маменькиного сыночка, который, видимо, только и может, что прятаться за юбкой своей матери. Иначе как ещё объяснить, что такой глупыш стал лучшим на курсе? А чего-то выдающегося в нём у него так и не получилось рассмотреть.
— Выбирай, — пододвигает к другу меню. — И рассказывай, как у тебя дела.
Так и проходит вечер — беседа двух старых друзей, которых связывает общее прошлое. Только один из них старательно прячет это прошлое, избегает его, всё ещё надеясь, что оно наконец-то сможет его отпустить.
