* * *
— Что насчёт топографической анатомии мозгового отдела черепа? — Попов останавливается напротив четвёртого ряда — излюбленного места обитания знаменитой троицы. Матвиенко с Позовым многозначительно переглядываются. Они всегда переглядываются, когда на Шастуна попадает хоть капля внимания Арсения Сергеевича. Антону так и хочется грозно зыркнуть на них, чтобы они не шептались там, пока он отдувается. Но приходится только стоять и играть с деканом в гляделки. — А что с ней не так? — в такт ему отвечает Антон. Он сразу же замечает, как чуть подрагивают уголки губ преподавателя. Они оба знают, что за игру ведут. Вся аудитория невольно притихает в ожидании развязки. Это же Шастун и Попов. От них можно ожидать чего угодно. Разговор может перетечь в активный спор или же перепалку, или, наоборот, может получиться очень даже любезным и вежливым. Это интересно всем. — Расскажешь? — невозмутимо продолжает Попов. Антон пожимает плечами, мол, почему бы и нет. Сегодня настроение лирическое. Даже с утра захотелось нацепить на себя что-то помимо чёрного цвета, который, как пафосно считает Шастун, отражает состояние его души. Чуть расстегнутые пуговицы белого халата выдают с потрохами красную толстовку и висящую на шее цепочку. — Мозговой отдел делится на свод черепа и основание черепа, причем в каждом из них различают внутреннюю и наружную поверхности. Надо признать, слушать Антона приятно. Он говорит без запинок, не заученными фразами, а так, словно эта информация является частью его биографии, и он просто делится ею с окружающим миром. Арсений складывает руки на груди, рассматривая своего студента. До него доходит некоторое осознание: это их предпоследнее занятие. Цикл, длиной в полторы недели, прошёл очень незаметно, хотя изначально для Попова это казалось очередной каторгой. Он хмурится, пытаясь осознать, что именно это значит для него. Отвлекается и понимает, что прослушал, что говорил Антон. Стоит ли пацану знать, что он перебивает его совсем не потому, что ему так хочется? А просто потому, что снова заслушался. — Как выполняется первичная хирургическая обработка ран черепа? — очень ловко и буквально невозмутимо выходит из положения, про себя отмечая, как эмоция спокойствия на лице Шастуна дополняется каплей раздражения. — Ты же хочешь стать хирургом, Шастун? Звучит пренебрежительно, но таковым не является. Попов облокачивается поясницей о столешницу, внимательно сверлит пытливым взглядом голубых глаз Шастуна, который переминается с ноги на ногу. У них много общего. Больше, чем можно подумать. Он ведь когда-то тоже был таким. Зелёный, неопытный, бойкий и такой горящий своим делом, своим будущем призванием. Его не так страшили трудности и испытания, в его сердце было так много этого запала, горящего огня, что и является столь губительным для таких молодых медиков. Потому ведёт на подвиги, на свершения, зовёт, зазывает на путь, с которого потом будет очень тяжело сойти. Медицина засасывает. Хирург однажды — хирург навсегда. Это вживается в тебя, становится частью твоего воспалённого разума. И с этих пор ты перестаёшь оценивать этот мир и окружающую обстановку как обычный смертный. Теперь ты врач. И в твоих руках власть, которой нужно распоряжаться с умом. — Кожу вместе с клетчаткой и апоневрозом иссекают, отступая на три-пять миллиметров от краев раны, ране придают овальную форму. Для остановки кровотечения из мягких тканей применяются следующие приемы… Арсений Сергеевич слушает внимательно. Он знает всё это наизусть. И, в отличие от всех присутствующих здесь, у него есть и кое-что другое, более ценное и значимое — опыт. Но всё-таки преподавательство за эти пять лет непрерывной работы стало уже частью его жизни. В начале карьеры в университете он полагал, что не сможет долго терпеть бестолковый молодняк и что-то вдалбливать им в головы. Но всё оказалось совсем иначе. Они любопытные, заинтересованные, образованные и амбициозные. Не все. Кто-то более талантлив, кто-то выезжает только на своей способности учить и запоминать. Но работать оказалось интересно. Четвёртый курс, а именно этому курсу он читает лекции, — они уже не такие беспомощные, как полагал Попов. Они многое знают, умеют и их глаза, кажется, до сих пор горят этим самым огоньком. — Спасибо, Шастун, садись. Арсений Сергеевич кивает и не спеша спускается по рядам вниз. В глубине души он думает о том, что ему в какой-то мере нравится называть парня по фамилии, а не по имени. Словно это их отдаляет, возвращая в здравые, пусть и немного токсичные отношения, что были между ними ранее. Те самые отношения студента и преподавателя, в которых Попов может без зазрения совести потешаться и насмехаться над Антоном на радость всей аудитории. Не то чтобы он извращённо наслаждался этим, просто сердцу было спокойнее, а он сам будто каждый раз проверял, не потеплело ли у него внутри по отношению к этому пацану? Если может задирать его как раньше, то точно не потеплело. Последние занятия проходят в более приподнятой и расслабленной атмосфере. В анатомичке студенты шутят и смеются, с восхищением слушают истории декана и хирурга экстренного отделения, даже не боятся задавать вопросы и показаться глупыми. Попов не особо любитель пустой болтовни, но он знает чётко — на будущих медиков иногда большее влияние оказывает не зазубренный материал, а такие истории: живые, настоящие и правдивые. Антон сидит на стуле, подпирая щёку рукой, и с интересом рассматривает преподавателя. Сейчас, такой разгорячённый и раззадоренный собственными историями из прошлого, он опять выглядит иначе. Лазурные глаза горят, в их уголках притаились мелкие морщинки, аккуратные губы то и дело расплываются в довольной ухмылке, ему льстит это внимание со стороны молодых ребят, ему так нравится делиться с ними опытом, словно он сам становится на десять лет моложе, когда снова ощущает, как этот огонёк разгорается в груди. Какой же он за работой? Об этом думает Шастун, молчаливо следящий за происходящим. Если сейчас он выглядит абсолютно счастливым, то какой он в операционной? Ловит себя на мысли, что надо бы расспросить маму, она точно расскажет больше. Вроде ничего особенного не сообщит ему, но Антона так поражает, как может меняться на глазах человек. Попов сначала ему казался таким скучным, манерным и хамоватым, но с каждым днём Шастун осознаёт, как сильно он ошибался. Потому что когда эти голубые глаза светятся, чёрные волосы чуть взлохмачены, а на лбу высвечиваются несколько капель пота — он становится настоящим. Таким живым, ярким, что невозможно отвести взор, хочется любоваться и вдохновляться. Вот таким врачом ему и хотелось бы быть. — На этом, я думаю, можем закончить пару, — негромко хлопает в ладоши Попов, неосознанно вытаскивая своего студента из временного оцепенения. — Стулья ставьте ровно, за собой оставляем порядок, ключи мне на стол. Приду — проверю, — улыбается он, а затем бросает мимолётный взгляд на наручные часы. — В честь четверга перерыв сегодня полчаса, не благодарите! Студенты отвечают одобряющим гулом, а декан выскальзывает из анатомички, прикрывая за собой дверь.* * *
— Смотрю, ты подружился с моим Антоном, — улыбается Воля. — А я тебе говорил. Они стоят в кофейне, куда зашли во время перерыва: выпить кофе, съесть по сэндвичу и просто отдохнуть в тишине. Всё-таки здесь больше посетителей, которые предпочитают брать «на вынос», поэтому особенно в обеденное или позднее утреннее время тут спокойно и достаточно уютно. — Американо средний, большой капучино, сэндвич с лососем и авокадо, а также сэндвич с куриной грудкой, салатом и сыром, верно? — Стас, стоящий за барной стойкой, терпеливо перечисляет заказ преподавателям. — Да, всё верно. По карте, — кивает Попов, даже не глядя на своего бывшего студента. — Неправда, не подружился. Расстался пацан со своей девушкой, а я оказался рядом. — Шаст расстался с Иркой? — оба мужчины оборачиваются к нему с немым вопросом на лицах. — Простите, — Шеминов закусывает губу и дёргает чек из кассового аппарата, тот поддаётся не сразу. — Я просто не в курсе, — всё ещё пытается объясниться и наконец-то вручает Арсению злосчастный чек. Через несколько минут кофе готов, так что Стас ставит стаканчики на столешницу, распаковывает сэндвичи, один из них подогревает и зовёт гостей, чтобы те забрали свой заказ. Здесь самообслуживание, так что дело бариста — приготовить напитки и еду. Провожает взглядом двоих, осторожно пододвигается к кофемашине, начинает мыть питчеры, изо всех сил взволнованно вслушиваясь в разговор, благо эти двое сели не так далеко от любопытных ушей Шеминова. Тот не страдает болезненной любовью к подслушиванию, но раз речь идёт о его друге, то стоит хотя бы попытаться узнать что-нибудь интересное. — Какой настрой на конференцию? — Павел Алексеевич лениво кусает свой сэндвич, жуёт, запивает капучино. — Боевой, — Воля сидит спиной, а вот лицо Попова Стасу просто отлично видно. Тот несколько секунд задумчиво разглядывает свой перекус, затем тоже принимается за еду. — Билеты и гостиницы забронировали? Три номера будет, надеюсь? — Брезгуешь ночевать со мной? — фыркает его собеседник. — Не с тобой. «Не с тобой», — неслышно передразнивает его Стас, отворачиваясь, чтобы разложить вымытую посуду на расстеленные одноразовые полотенца. Конечно, Шастун, может быть, не идеал, но чего это он брезгует с ним разделять номер? Хотя, может, оно и к лучшему. Зачем Антону какой-то там Арсений Сергеевич? По логике надо бы сказать наоборот, но это же Стас. А у него друг не Попов. — Всё забронировали. Проблем быть не должно. Потрясающее мероприятие намечается. А ты будто не рад? Выступишь, расслабишься, выгуляешь своего студентика, хорошо время проведём. Я дела сделаю и к вам присоединюсь, — дружелюбно подтрунивает Паша. — Он не мой «студентик», — криво улыбается Арсений, отряхивая руки и аккуратно вытирая уголки губ салфеткой. — Посмотрим. На слове «студентик» глаза Стаса, который не знает, куда себя теперь деть, увеличиваются в геометрической прогрессии. Телефон лежит слишком далеко, будет палевно тянуться за ним, а он старается не шевелиться. И, желательно, не дышать, чуть пригибаясь за объемной кофемашиной. Как-то нужно заксерокопировать услышанное в своей памяти, Шаст точно будет в шоке. И вот, учитывая слухи, что ходят про Попова по университету, это звучит ещё более провокационно. Может быть, поэтому Антон расстался с Ирой? Странно, что Дарина не сообщила это ему первому. — Тогда перестань его так выделять среди остальных. Я тебя не понимаю. Ты то загнобить его хочешь, а теперь лелеешь и холишь после расставания. — Не хочу продолжать этот диалог. Он бессмысленный, — капризно парирует Арсений, отодвигает от себя посуду и встаёт из-за стола. Шеминов круто разворачивается и как бы не спеша плывет в другую сторону за барной стойкой. — Это была случайность, я тебе уже говорил. — Как скажешь, как скажешь, — широко улыбается Воля. Они благодарят подслушивающего их бариста, затем вместе удаляются из кофейни, оставляя Стаса в полном недоумении.* * *
— Ты зачем мне по фейстайму звонишь, дурень! — Антон недовольно шипит на своего друга, хмурясь в экран телефона. — А ты какого чёрта не рассказал, что с Иркой порвал? Такой у меня друг, да? — Не было времени сказать, это же вчера вечером было, — щурится Шастун, виновато пожимая плечами. Лекция скоро должна начаться, а это значит, что Попов тоже вот-вот объявится на пороге своей аудитории. — Я сейчас Волю с Поповым твоим видел в кофейне, про тебя разговаривали, — меняет тему разговора Шеминов. Услышав знакомую фамилию, двое других соседей оживляются. Димка лениво заглядывает в камеру и машет другу, Серёжка, который сидит левее, просто старается тыкнуть рукой, чтобы Стас его заметил. Они негромко здороваются. Сплетни о Попове эта троица собирает старательно. Практически с любовью. — И что там? — стараясь выглядеть максимально безучастно, интересуется Антон. Подавляет в себе улыбку. Даже вне университета Арсений Сергеевич говорит о нём. Это… мило? Наверное, просто мило, не больше. Ребята пригибаются к столу, чтобы на всякий случай заочно скрыться от любопытного взгляда декана, если тот решит вновь внезапно ворваться, как он обычно любит делать. — Павел Алексеевич шутил, что Попов подружился с тобой. Потом Арсен говорил, что не хотел бы с тобой ночевать в одном номере. А ещё Воля допытывался, почему Попов перестал тебя чморить. Это правда? — Стас чешет нос и улыбается в камеру, периодически поглядывая на входную дверь кофейни, чтобы заметить гостей, если они вдруг придут. — Не знаю, — пожимает плечами Антон, отталкивая от себя Матвиенко и Позова, которым явно было что сказать. — Ладно, потом поболтаем. На смену приду и всё тебе расскажу. Антон кладёт телефон на стол, располагается поудобнее, игнорируя шепчущихся у него под боком друзей, опускает голову на руки и прикрывает глаза. Он пытается осознать, как так неожиданно сложилась его жизнь, что в ней стало так много мужчины с удивительными голубыми глазами, который как ураган: то добр к нему, то торопится буквально закружить в вихре своих искромётных шуток и издевательств. С преподавателями у Шастуна обычно не было никаких проблем: он уважал их, а они искренне старались помочь ему в обучении. И на этом всё. Кого-то запоминал и вспоминал добрым словом, а кто-то просто исчезал из памяти навсегда, изредка всплывая на мимолётных фото или в отрывках чужих воспоминаний. Попова невозможно забыть, сейчас Антон в этом уверен. Он думает о том, что осталось одно занятие с деканом — завтра. Затем короткая поездка в Питер и экзамен в январе. На этом их история закончится. Должна закончиться. Как и с любым другим преподавателем. С Волей чуть другая история, они знакомы дольше и будут видеться до конца обучения в универе. А, возможно, и в Склифе, куда Антон пока что решительно настроен попасть. Следующие пары и лекции будут уже в других корпусах, в больницах, разбросанных по уголкам огромной мегаполисной Москвы. Сюда они с ребятами будут приезжать не так уж часто, учёба на четвертом курсе университета — дело непростое. Может быть, увидятся в кофейне, на которую Попов променял кофейню около своего дома. Может быть, столкнутся в коридорах здания, коротко поздороваются и улыбнутся друг другу. Антон думает об этом, он не направляет мысли, просто сознание решило вот так. И нужно разобраться в этом. Арсений Сергеевич, такой весь при параде, со своей смешливой улыбкой и спокойными лазурными глазами ворвался в жизнь Шастуна неожиданно, тёплым сентябрьским днём, появляясь в ней всё чаще и чаще, словно помечая свою территорию. И так странно размышлять о том, какими теперь будут учебные будни без него. — Шастун, не грусти, учиться всего лишь пару лет осталось! — весёлый голос Попова, который воодушевлённо заходит в аудиторию, прерывает поток мыслей его студента. — Ничего я не грустил, — бурчит Антон, пряча розовеющие щёки в ладонях. И почему Арсений Сергеевич просто не может оставить его в покое?* * *
— И как так вышло, Антоша? А Антоша сейчас сидит на кухне дома, подпирая ладонью щёку и равнодушно рассматривая порцию еды, которая по идее должна служить ему сегодня ужином. Запечённое мясо по-французски, как почему-то называют это именно в России: тонко нарезанная картошка с куриной грудкой, жареными грибами, луком, а также слайсами томатов и натёртым сыром. Любимое блюдо Шастуна, но сейчас оно не вызывает в нём ничего, кроме отвращения. День закончился как обычно. Лекция у Попова, а затем рутинная работа в кофейне. Со следующей недели начинается цикл по акушерству, а на выходных — долгожданная поездка в Питер. Вроде как жизнь складывается как нельзя лучше, но на душе скребут кошки. Матери про Иру сказал мельком, предупредил, что не имеет желания снова упоминать её персону, и теперь просто подавленно сидит, сгорбившись, за обеденным столом. — Не знаю, ма. Вот такой я у тебя неудачник, — грустно улыбается Антон. Он не считает себя неудачником, ведь в тех же косяках Иры он вроде никак не виноват, хотя за текущие сутки подмывало несколько раз позвонить ей, высказать всё и поинтересоваться, что же он делал не так и чем заслужил к себе такое отношение. Но благоразумные Серёжка и Димка, чьи разумы не были затуманены разбитой любовью, вовремя вмешивались и отговаривали от этой затеи. Так что Кузнецовой пока везёт: всплеск гнева её бывшего молодого человека откладывается на неопределённый срок. — Вот такие они девчонки, молодые. Ещё ветер в голове, вот и совершают глупости. Ты зла на неё не держи, себе самому хуже сделаешь. Отпустить сразу, конечно же, не выйдет, но ничего. Пройдёт. Я рядом. И друзья твои тоже. Он безмерно благодарен матери. Участие, корректность и эмпатия — её кредо. Её поддержка приятна в любом проявлении. И даже сейчас она старается говорить о хорошем. И это к лучшему. Обосрать Иру может и Серёжа, осудить — Димка, а вот эта мамина доброта подкупает и успокаивает. Всё и вправду будет хорошо. — Мам, я хотел кое-что спросить у тебя, — вдруг вспоминает о том, что планировал устроить ей допрос. — Давай. Майя Олеговна кивает и с любовью смотрит на сына. Он старается ценить и не упускать каждый момент, каждый миг их совместных посиделок, потому ясно одно — этот мальчишка давно вырос. Пока он живёт с ней, но совсем скоро процесс сепарации окончательно завершится, Антон будет искать себе отдельное жильё, отправится на практику и через несколько лет станет настоящим врачом. Как и мечтала когда-то она. Мечтала, но не смела давить на него или просить пойти по её стопам. Стать хирургом сын решил сам. А она только и может, что поддерживать его и быть рядом, пока есть возможность. — Ты же с Поповым работала достаточно долго, — чтобы стимулировать материнскую откровенность в воспоминаниях, Антон даже всё-таки притрагивается к ужину, накалывает картошку на вилку. Это очень вкусно, можно чуть-чуть съесть, просто аппетита нет. — Было дело, — улыбается Майя. — И операции даже вместе проводили всякие… — Конечно, проводили. Он — лучший хирург отделения, а я единственный гинеколог. Мы часто пересекались в операционных. К чему ты клонишь? — Просто хотел бы узнать, какой он, Арсений Сергеевич, когда в работе, — осторожно произносит Шастун, на мгновение прикусывает внутреннюю сторону щеки. Почему так волнительно спрашивать это? — Ну, с ним приятно работать. Он мастер своего дела, руки у него золотые. Своенравный характер, конечно, не любит, когда ему перечат, но все терпели. Такого профессионала ещё поискать нужно. — Что ты имеешь в виду? — Поставить на место мог, если кто-то вёл себя недостойно, будь то коллега или своенравный пациент, его родственники. Вообще в операционной равных ему не было, — она поджимает губы и грустно улыбается. — Глаза сияют, улыбается, весёлый такой, говорил каждый раз, мол, всё у нас получится, справимся, подбадривал новичков, напевал иногда что-то, музыку часто слушали, всё требовал ему таскать из столовой пирожки с мясом на перекус. Антон снова замирает с вилкой в руках. И вправду, в работе Попов ровно такой, каким он себе представлял. Ну неужели человек, который так горит своим делом, может бросить его просто так? Разве так бывает? Почему момент ухода Арсения Сергеевича из хирургии покрыт тайной и мраком? Что прячется в этой истории? Мать уже ранее отказалась говорить об этом, а спорить или уговаривать её бесполезно, это он знает. Они ещё некоторое время сидят на кухне, непринуждённо болтая: об учёбе, о планах, о предстоящей конференции. Затем вместе убирают со стола, запускают посудомоечную машину, прибираются и расходятся в разные комнаты. Майя Олеговна в свою, чтобы подготовиться к лекциям и постараться пораньше лечь спать, Антон в свою, чтобы лежать на кровати и прокрастинировать, а потом, возможно, попытаться уснуть. И, спустя время, приходит то самое смс, которое по логике всей судьбы должно было прийти. Вопрос только: «Когда?» Ира Тош, привет Давай поговорим? В комнате Антона темно. Уже вечер, который готовится плавно перейти в ночь. Уже пора бы залезть под одеяло и постараться уснуть, потому что потом его ждёт учебное утро, что начнётся, как обычно, в семь часов утра: пара, лекция и рабочий день в кофейне; так что силы ему очень пригодятся. Но вместо этого он лежит на своём ортопедическом матрасе, пялится в белый потолок, бесцельно думая то об одной ерунде, то о другой. Неужели он реально не догадался сам зашить шарф Попову? Это же такая глупость! Но Арсений Сергеевич сам сказал купить новый, а не реанимировать старый. Так что вроде как логичнее некуда. Шастун переворачивается со спины на живот и берёт телефон с прикроватной тумбочки. Даже с парнями не хочется советоваться по поводу пришедшего смс.Антон
Нам не о чём с тобой разговаривать
Думаю, ты уже достаточно быстро нашла мне замену
Непонятно только одно: почему нельзя было это сделать лояльнее? Честнее? Правильнее, что ли? Да, наверняка, любовь проходит и в какой-то мере это вполне нормально. Но неужели нельзя сообщить об этом партнёру, постараться мирно разойтись, без взаимных претензий и ссор? Почему так сложно? Ира Ты не так понял меня! Да, мы сходили на парочку свиданий, но я люблю тебя! Я понимаю, что это была ошибка Антош Давай поговорим, пожалуйста Умоляю тебя Шастун морщится, вглядываясь в экран смартфона. Он не любит дерзить людям, не любит ссориться, но иногда приходится. И снова в мыслях тот самый главный провокатор всех саркастических вспышек Антона.Антон
Завтра привезу твои вещи в универ
Будь добра, забери
Но с другой стороны, размышляет он, откидывая телефон на подушки и закидывая руки за голову, может быть, так даже лучше? Он наверняка не смог бы расстаться с ней в другом случае, простил бы всё и как-то перетерпел, первое время не осознавая, как травмируют такие отношения. А сейчас обида, злость — они двигатели процесса, они заставляют его быть непреклонным, грубым и равнодушным. Хотя, если быть честным, сердце ещё назойливо гудит, отдавая хриплыми отголосками боли. Такое, как правильно говорила мама, не проходит быстро. Но всё-таки когда-нибудь да проходит. И это главное.* * *
С утра настроение паршивое. Антон без малейшего желания собирает по квартире вещи Иры. Он бы рад отложить это занятие на неопределённое количество времени, но парни уже успели промыть мозги, что так будет лучше. И он, спустя некоторое время, согласился с этим. Вещи — это бесконечные резинки, несколько расчёсок, нижнее бельё, которое Шастун подцепляет двумя пальцами, как что-то отвратительное, маленькая косметичка, зарядка от айфона, несколько пижамных футболок и что-то ещё, по мелочи. Складывает в плотный пакет, хмурится, затем осторожно оставляет пакет в коридоре, планируя чем-то перекусить и начать собираться в университет. Сегодня последнее занятие цикла оперативной хирургии и топографической анатомии. Дальше — другие предметы, дальше подготовка к экзамену и, в общем-то, ничего интересного. Нет, любые предметы интересны, но ничего глобального. Просто учёба, просто зубрёжка и просто одинокие поездки из одного корпуса универа в другой. Антон выходит из дома сравнительно быстро, хочется поскорее увидеться с друзьями, чтобы как-то отвлечься от назойливых мыслей. Ещё Стасу обещал доложить последние сплетни. Они договорились, что Шеминов задержится днём после смены, чтобы друзья наконец-то смогли пообщаться. Несмотря на то, что их девушки, в случае одного уже бывшая, были стоматологами, их объединяло не только это. Познакомились ещё до работы в кофейне, просто в какой-то общей тусовке, но по-настоящему хорошо стали общаться лишь на работе, узнав друг друга получше и поняв, что их девушки лучшие подружки. Шаст прячет подбородок в ворот ярко-красной толстовки и бредёт по пешеходному переходу. Дорога до главного корпуса университета максимально простая — прокатиться две станции на автобусе, затем спуститься в метро, проехаться по серой ветке, перейти на кольцевую и доехать до Киевской, откуда пешком топать до учёбы. Всё максимально знакомо и просто, так что сейчас он стоит в автобусе, держась за поручень. На спине — рюкзак, в свободной руке сжимает за ручки злосчастный пакет. Антон вообще не представляет, как ему вручить это Кузнецовой. Она сначала собиралась учиться в другой части Москвы, а затем судьба снова свела их в одном корпусе, пятничная лекция у стоматологов будет в главном корпусе. Так что сейчас он подозрительно косится на пакет и хмурится. Скорее бы избавиться от него. В метро тоже привычно: с утра пораньше всегда много народу, люди толпятся на станции, чтобы первыми войти в вагон и, если посчастливится, занять свободные места. Такое случается редко, обычно все места занимают в первые несколько станций пути. Антон на них не претендует, скромно стоит в уголочке, всё-таки опираясь на двери с угрожающей и кричащей просьбой «не прислоняться!» Когда ты студент-медик с критичным недосыпом, то тебя такие предупреждения не особо волнуют, ведь может быть там, на дорожных путях, ты наконец-то сможешь отдохнуть. Мысли мрачные, но шутливые. Антон уж точно не будет что-то делать с собой даже из-за предательства любимой девушки. Он просто шутит в своей голове, чтобы хоть как-то развеселить себя в начале этого дня. Избавится от пакета и сразу станет легче, он уверен. На переходе от одной станции до другой снова столпотворение, все спешат в разные стороны, в разные переходы и на разные станции. Поэтому Шастун торопится скорее преодолеть ступеньки и эскалатор, чтобы снова продолжить поездку уже в другом вагоне метро. В чате телеграма оживляются парни, максимально лживо желая друг другу доброго утра, интересуясь, кто и где сейчас едет, чтобы вычислить примерное время встречи в привычной раздевалке. В университет Антон заходит уже в более приподнятом настроении. Нужно переодеться, дождаться ребят и… Стоп. Сначала отдать пакет Ире, друзей всё равно ждать ещё минут десять минимум, так что он должен всё успеть. Не переодеваясь, спешит к доске с расписанием, чтобы свериться по нему и выяснить, куда нужно нести своё тело, чтобы встретить Кузнецову. Лекция проходит на втором этаже. В целом, он знает, где это, но вот удача, ему идти никуда не приходится. Потому что Ира находит его сама. Она идёт к нему навстречу в окружении подружек, где Шастун замечает и Дарину. Почему она не сказала Стасу о расставании? Она же рассказывает ему вообще всё, зная, что тот по своей мужской привычке пропустит половину мимо ушей. Может быть, в этот раз случилось так же? — Антоша! — руки тянутся по привычке обвить его шею, но Антон отстраняется. Закусывает губу, чтобы хоть как-то контролировать эмоции на лице. Получается плохо. — Девочки, идите, я вас догоню, — раздражённо машет подружкам. Те, сверля Антона взглядом, слушаются и как ни в чём ни бывало продолжают свой путь, направляясь к лестнице. — Собрал твои вещи, — протягивает ей пакет, но она совсем не спешит принимать его. — Мог просто выкинуть. Зачем притащил? — Тебе надо, ты и выкидывай, — хмурится Шастун, не понимая, к чему она клонит. — А я знаю зачем, — Ира подходит ближе, кончиком языка облизывает матово-красные губы и улыбается. — Потому что ты ищешь встречи со мной. И знаешь, — пальцем скользит по его толстовке, по груди парня, — я не против. Мы можем всё обговорить, и мы можем попробовать ещё раз. Антош… Я же вижу, ты тоже хочешь этого. — Я просто принёс тебе пакет! Антон отходит на шаг назад. Так странно, но он не узнаёт её. Его Ира была совсем другая. Она так никогда бы не сделала. Она скорее бы просто расплакалась у него на груди, крепко-крепко обнимала бы его и просила прощения. И тогда, к несчастью для Кузнецовой, она не знает этого, возможно, его сердце дрогнуло бы. И он мог бы простить её. Но она действует иначе. Она бесстыдно улыбается, кокетничает с ним, заигрывает, и её карие глаза уже не смотрят с той нежностью, трепетом и любовью. Как всё могло так быстро поменяться? — Я могу дать всё, что тебе нужно. Только со мной ты будешь по-настоящему счастливым, — подходит ещё ближе, так томно и соблазнительно дыша, что у Шастуна от растерянности начинает кружиться голова. Он теряет связь с реальностью и просто позволяет ей делать то, что она хочет. Ира поглаживает его по шее, обвивая её руками, притягивая к себе. Губы так волнительно и так маняще близко, кажется, вот-вот поцелуют его. Сердце колотится невероятно громко, каждый удар отдаётся громким шумом в ушах. Он словно забывает на время, где он находится и что именно хотел сделать. Мысли путаются, а изо рта не вырывается абсолютно ни одного звука. — Шастун! За мной! Поможешь мне! Антон вздрагивает и отстраняется. Мимо них проходит Попов со своим кожаным портфелем. Пролетает, даже можно сказать. Шаст хмурится, пытаясь понять, в чём дело, но перечить не решается, поэтому вручает обалдевшей Ире пакет и спешит за преподавателем, пытаясь догнать его. Они поднимаются молча по лестнице. У кабинета Попова Антон останавливается и выдыхает. — Что вы хотели? — Я? — беспечно интересуется Арсений, открывая дверь ключами. Он оборачивается к своему студенту и улыбается. — Абсолютно ничего. Декан проходит внутрь, оставляя дверь чуть приоткрытой. Шастун мнётся в коридоре, сквозь щель рассматривая тёмную макушку преподавателя, пытаясь понять: приглашение это или же случайность. В голове роятся мысли, он догадывается, зачем тот так сделал, но хочется услышать это вслух, чтобы не казаться самому себе сумасшедшим. Аккуратно приоткрывает дверь и проскальзывает внутрь. Попов отрывается от сортировки вещей на своем рабочем столе, поднимает голову. Голубые глаза смотрят с интересом, спокойно. Даже дружелюбно. Удивительно. — Зачем вы это сделали? — наконец-то решается и тихо спрашивает. — Увидел тебя в неловкой ситуации, подумал, что тебе не помешала бы помощь, — уголки губ Арсения трогает лёгкая беззлобная усмешка. Он выпрямляется и складывает руки на груди, склонив голову, рассматривая своего собеседника. — Да… — голос чуть дрожит. Остаётся надеяться, что это ускользнёт от пытливого взора декана. — Тогда до встречи на паре, Антон, — также негромко отвечает Попов. И Антон выходит в коридор, чтобы потом спуститься вниз, переодеться и встретиться с друзьями. Задумчиво смотрит на свои чуть подрагивающие пальцы и спрашивает себя, почему же он так волнуется. И почему так реагирует на то, что декан снова назвал его по имени? Это всего лишь Арсений Сергеевич. Вот именно.