Антон и двое его лучших друзей выходят из перинатального центра. Солнечный день сентября в самом разгаре, ведь на дворе всего лишь полдень. Разумеется, пары с восьми утра — малоприятное мероприятие, но зато как прекрасно ощущение и осознание того, что в такое время они уже абсолютно свободны. Относительно, но свободны. У Димки занятия по скайпу, у Антона смена в кофейне, на которую он пока не очень торопится, потому что Стасу предстоит отработать ещё два часа, а вот Серёже приходится тяжелее всех, у него по планам — скучное лежание под одеялом с последующей вечерней вылазкой в бар на районе.
— Можешь представить, уже сегодня ты летишь в Питер! — эмоционально восклицает Матвиенко, дёргая Шастуна за рукав толстовки, в которую он по своему обыкновению кутается с подбородком.
— Ага, — кивает тот.
— Что за пассивность? — невинно интересуется Димка. Он идёт рядом. Все вместе они направляются к метро, где им суждено будет расстаться — каждый поедет по своим делам.
— Волнуюсь.
Антон не уточняет,
почему именно он волнуется, поэтому каждый из троицы воспринимает это сообщение по-разному. Перелёт будет поздним, рейс из Домодедово в половину первого ночи. В Пулково же самолёт приземлится в пять минут третьего, в пути чуть больше полутора часов, немного, но Шастуна беспокоит не это. Ему предстоит отработать смену, затем в спешке ехать домой, чтобы сходить в душ и переодеться. Вещи, как взрослый и ответственный человек, он собрал заранее. Паша позаботился о своих подопечных, так что полетят они не на печально известной «Победе», а авиакомпанией «S7», там, по слухам, Антон не проверял сам, сиденья намного удобнее. Не сравнится, конечно, с тем же «Аэрофлотом», но грех жаловаться.
Голову Шастуна больше занимает та самая мысль о том, что эти полтора часа ему предстоит провести с Поповым. Конечно, ночью, возможно, тому будет не до Антона. Как и ему самому будет просто хотеться спать. Наверняка, оба смертельно устанут и уснут. А если нет? Нужно ли будет им разговаривать или это невежливо? Странно сейчас, после всего того, что между ними было, думать о вежливости. Но он никак не может понять, какой стиль поведения ему выбрать. Насколько нужно соблюдать субординацию? О чём можно говорить и о чём нельзя? У кого из них билет у иллюминатора? А кто будет сидеть рядом? Или Попов просто будет его игнорировать весь полёт? Это самый обидный, но самый простой вариант. Потому что он — его преподаватель, а вот студент точно не может игнорировать преподавателя, да к тому же ещё и декана, в отличие от первого.
Друзья прощаются в метро. Антону нужно переходить на кольцевую линию, Димке на фиолетовую, Серёжа же уезжает по жёлтой вверх, в сторону Новокосино.
Смена проходит стабильно. Неспешная беседа со Стасом, который, завидуя и вздыхая, после всё-таки отправляется на пару. Сегодня у него намного меньше времени, чем обычно — ехать в другой корпус университета, на другом конце Москвы, так что очень быстро Шастун оказывается в полном одиночестве, периодически нарушаемым редкими гостями — любителями кофе.
Мандраж неприятно сводит внутренности, Антон ощущает себя в бесконечном напряжении, которое, видимо, спадёт только тогда, когда самолёт спланирует на Питерский аэродром.
Дорога домой также проходит без приключений. Дома — мама. Она даже не скрывает своё хорошее настроение, будто не её сын, а именно она летит на медицинскую Всероссийскую конференцию врачей. У неё у самой слишком много дел в преподавании, в университете и больнице. Теперь ещё всё чаще просят помочь в обучении молодых ординаторов или провести пары в перинатальном центре, где студенты гуськом, как группа детского сада на прогулке, осторожно бродят по длинным коридорам в поисках случайной беременной жертвы, которая будет не против скоротать своё пребывание здесь общением с будущими врачами.
— Ну, ты рад хоть? — Майя улыбается, глядя, как сын с умирающим видом медленно, будто даже страдая, складывает последние вещи в небольшой чемодан.
В своё время она тоже отлетала по конференциям, так что, чтобы каждый раз не тратиться на багаж, приобрела компактный чемодан, подходящий под параметры ручной клади. Очень удобно: не нужно ждать багаж и твои вещи всегда с тобой. А к тому же, в такие «путешествия» особо много одежды и прочих мелочей не требуется. Не отпуск же.
— Волнуюсь, — хмурясь, сообщает Антон. — Воля сказал, буду лететь рядом с Поповым.
— Арсений Сергеевич — прекрасный человек, преподаватель и врач, — ласково улыбается мать сыну.
— Просто волнуюсь, — упрямо повторяет Антон.
Точно не матери он будет рассказывать подробности. И тут дело даже не в том, что это мама. Он понимает, что сам себе до конца не может объяснить, почему же так переживает. Это же всего лишь Арсений Сергеевич.
Со своими голубыми глазами, любопытным и пронзающим до костей взглядом, насмешливой улыбкой и чёрными, как смоль, волосами, что постоянно чёлкой спадают на его ровный и невозмутимый лоб.
Это всего лишь Арсений Сергеевич.
Сборы подходят к концу. Майя щедро предлагает вызвать такси сыну, а тот с готовностью соглашается. Меньше всего в такое позднее время хочется тащиться на метро до аэропорта. Потом ещё на каком-нибудь автобусе. Лучше уж доехать в комфорте и тепле, ни о чём не волнуясь.
Антон подходит к зеркалу, чтобы окинуть себя беглым взором. Красная водолазка с коротким воротом, чёрные плотные джинсы, белоснежные кроссы и лёгкая джинсовка. Вроде как одет вполне себе приемлемо для суровой Питерской погоды. Чуть подрагивающими пальцами в кольцах поправляет ворот, приглаживает короткие светлые волосы. На шею цепляет беспроводные большие наушники. Планирует просто укутаться в куртку и слушать подкаст всю дорогу, надеясь, что таксист не будет ему досаждать ненужными разговорами.
Он не успевает спросить у матери номер машины, как они оба отвлекаются на гудок автомобиля во дворе.
— Опять молодежь шумит, — недовольно ворчит Майя. Она подходит к окну, чтобы выглянуть в него и после закрыть. Замирает на мгновение, затем медленно оборачивается. Шастун, который уже надевает кроссовки, вопросительно поднимает бровь. Женщина улыбается: — Арсений Сергеевич, — она пожимает плечами и снова выглядывает в окно.
Антон стряхивает почти обутый кроссовок, прыгает на одной ноге через всю квартиру, чтобы добраться до окна, в которое тоже выглядывает. Всё верно. Автомобиль декана стоит у их подъезда, подсвечивая светом фар высокого мужчину.
— А он что тут делает?
— Я, конечно, в тайне попросила его приглядывать за тобой в Питере, но не думала, что он настолько ответственно подойдёт к этой просьбе, — хихикает мать. — Отменяю такси, получается. У тебя теперь персональная машина есть с дипломированным водителем.
— Мама! — недовольно восклицает Антон.
— Давай-давай, не заставляй уважаемого человека ещё ждать тебя. Передавай «привет»!
Он невнятно бурчит что-то себе под нос. С горем пополам добирается до коридорного коврика, обувается, одёргивает на себе джинсовку, берёт чемодан и небольшой рюкзак, который вешает на плечи.
— Пока!
Шастун медленно-медленно спускается по лестнице. К сожалению, они живут на втором этаже, так что спускаться вечно точно не получится. Неловкая ситуация, к которой, как он надеялся, у него будет время подготовиться, начинается раньше, чем он сам планировал это. Теперь будет себя чувствовать обязанным перед Поповым. Ну кто вообще просил его?!
— Привет, Шастун, — Арсений Сергеевич коротко улыбается и оборачивается, чтобы нажать кнопку и открыть багажник. — Закидывай.
— Здравствуйте, — тихо отвечает Антон.
Он нехотя паркует чемодан и рюкзак в просторном багажнике автомобиля, затем поджимает губы и выжидательно смотрит на декана, ожидая, пока тот сообщит ему, куда садиться.
— Что смотришь? Тебе дверь открыть, как принцессе? — ухмыляется, чуть щурясь и так забавно морща нос.
Антон быстро мотает головой и поспешно пробирается к пассажирской двери, открывает её, запрыгивает в салон, рядом с водителем, закрывает за собой с негромким хлопком. Он не видит, но Попов улыбается, глядя ему вслед, а затем тоже садится внутрь. Заводит мотор, пристёгивается и выжидательно следит, чтобы его сосед пристегнулся тоже.
Автомобиль выезжает со двора, а сердце Антона сжимается. Он думает снова о том, что ему делать. Стоит ли что-то сказать? Может быть, поблагодарить? Грёбанный Арсений Сергеевич вызывает в нём бурю сомнений, которую он совсем не знает, как унять и утихомирить.
— Мама передавала вам «привет», — негромко прерывает тишину Шастун. Он поправляет ворот, словно перед какой-нибудь фотосессией. И угрюмо переводит взгляд на мужчину.
— Спасибо, — тонкие губы Попова расплываются в улыбке. Он улыбается так, словно это сродни чему-то обычному. Словно ничего не происходит. Как ему это удаётся?
— Почему вы заехали за мной?
— Потому что захотел.
Антон таращит глаза, затем поспешно отворачивается. Он смущённо теребит край джинсовой куртки и шумно выдыхает. Он надеялся услышать что-то а-ля «твоя мама попросила меня приглядывать за тобой», чтобы просто отмахнуться и забыть этот момент, записать в своей записной книжке, как что-то пустяковое, ерундовое.
Но теперь так не получится.
Зачем ему хотеть заезжать за ним?
Чуть косится, чтобы рассмотреть его получше. Попов сидит, откинувшись на мягкую спинку кожаного сидения своего автомобиля. Вытянутые руки сжимают руль. Челюсть напряжена, глаза не отрываются от дороги. На нём чёрная футболка, цепочка, чёрные обтягивающие джинсы. Но это совсем не то, что удивляет Шастуна. Всегда гладко выбритый Арсений Сергеевич сейчас выглядит иначе. Аккуратно постриженная борода, что так подчёркивает синеву глаз, и нос с приплюснутым кончиком. На одной руке привычные часы, на пальце другой — перстень, надпись на котором Антон не теряет надежды когда-нибудь разглядеть.
Облизывает пересохшие губы и сглатывает. Стоит ли что-то сказать? Или последовать его примеру: молчаливо всматриваться в дорогу, что убегает под колёса? Им ехать около сорока минут. Благо на дворе ночь, так что привычных пробок в сторону аэропорта прилично меньше. Шастун устало прислоняется виском головы к прохладному стеклу и следит за тем, как мелькают за окном деревья, редкие многоэтажки, детские площадки и небольшие магазинчики.
Ему хочется спать. В последнее время он слишком много думал о предстоящей поездке, волновался, плюс ещё напряжённый ритм учёбы и работы, который не позволяет расслабиться. Это всё временно, он знает. Завтра пятница: его друзья и одногруппники будут бродить по перинатальному центру или сидеть в аудитории на лекции, а он будет в Питере. Будет завтракать вместе с Павлом Алексеевичем и Арсением Сергеевичем, возможно, прогуливаться по улочкам северной столицы, а затем они поедут на конференцию. От этого осознания просто дух захватывает!
— Не засыпай, — слышится сбоку насмешливый голос Попова.
— Я не сплю, — бурчит Антон.
— Нам потом сразу бежать талон регистрации печатать, а потом Пашу искать. Твоя сонливость совсем ни к чему будет.
— Хорошо, — послушно кивает в ответ.
Арсений улыбается и встряхивает головой, заставляя упавшую на глаза чёлку сменить местоположение, затем, когда автомобиль останавливается на светофоре, поворачивается к Шастуну:
— Хочешь, за кофе на заправку заедем?
— Можно.
Антон отвечает односложно и коротко, пряча зелёные глаза и отводя взгляд, чем почему-то невероятно забавляет своего собеседника. Он ещё не может привыкнуть к мысли, что ему придётся провести трое суток со своим деканом. А ещё мысль, что в воскресенье нужно будет ехать с ним вместе на поезде — это вообще за гранью.
Арсений паркует автомобиль чуть дальше заправки, чтобы не мешать другим водителям, затем отстёгивает ремень безопасности.
— Тебе что?
— Капучино, если можно.
— Можно.
Хлопает дверью, а Антон остаётся сидеть на своём месте, смотря мужчине вслед.
Декан быстро возвращается. Передаёт небольшой стаканчик и усаживается поудобнее.
— Нужно выпить сейчас. У них не было крышек для стаканчиков.
Делают первый глоток одновременно. На лице Антона замирает ожидание, он снова чуть пучит в удивлении изумрудные глаза, пытаясь понять, нравится ему или нет. Попов с интересом и улыбкой следит за его реакцией.
— Хрень какая-то, — хрипло нарушает тишину.
— Точно! — Арсений Сергеевич коротко, но так весело смеётся. — Но другого нет. Нужно взбодриться.
В молчании они выпивают кофе. Антон вызывается сходить до мусорного бака, что расположен совсем неподалёку: выбросить стаканчики и прочую ерунду, которую Арсений предварительно практически заботливо собирает ему в небольшой пакетик. Приятный прохладный сентябрьский ветер холодит открытую шею, а тёмное небо мерцает над головой.
В один момент у него на душе становится так тепло и так хорошо. Как, наверное, не было с момента расставания с Ирой. Просто всё в порядке. Ничего не беспокоит и не тревожит.
Возвращается с максимально задумчивым выражением лица. Арсений ничего не спрашивает и ничего не говорит. И это молчание такое цельное, такое правильное и нужное. Оно не тяготит и не мешает мыслям, которые у каждого из них абсолютно свои и разные.
Попов размышляет о предстоящей конференции, прокручивает раз за разом своё выступление, ведь всё должно быть идеальным. Он не может не оправдать ожиданий. Кто бы что не ожидал от него, он обязан быть лучшим. Думает и про мальчишку, что ёрзает на соседнем сиденье, жмёт голову в плечи и пялится в окно. Действительно, Майя Олеговна просила его приглядеть за Шастуном, но она совершенно точно не просила его заезжать за её сыном. Слишком гордая. Решение пришло в голову спонтанно. Просто перед выходом понял: «
хочу». И сделал. Эд предлагал забрать его, но Арс отказался. Хотя они летят на одном рейсе. Пашка приедет отдельно, у него дела до самого позднего вечера. И так странно, что у Попова вырвалось это «хочу» перед Антоном. Следовало сказать что-то другое, более подходящее, чем голая правда. Иногда так действительно лучше. Но нужно ли?
Антон, всё ещё сидя отвернувшимся к окну, прокручивает в голове события этой недели. За всю неделю Попов ни разу не заглянул в кофейню. Знает же, что он там работает. Но не пришёл. Хотя кофе вроде как по-прежнему пьёт. А вот в аэропорт приехал его забрать. И это так забавно. И даже немного мило. Он улыбается и поспешно прячет эту улыбку в ладонях, прикрывая рот руками.
Кофе, пусть и паршивый, и вправду взбодрил их обоих. Дорога до аэропорта прошла спокойно и даже быстро. Они слушали негромкое радио, каждый снова был в своих мыслях.
— Приехали.
Выбираются из автомобиля. Арсений открывает багажник, вытаскивает чемодан и рюкзак Антона, следом забирает свой небольшой чемодан. Они остановились во дворах. Попов это объясняет тем, что в аэропорту платная парковка и платить деньги за три дня очень не хочется. Так они сейчас пешком дойдут до нужного входа.
— А регистрация? Мы успеем? — взволнованно спрашивает Антон, еле поспевая за преподавателем. Чемодан предательски подскакивает на колесиках из-за лежачего полицейского.
— Я нас уже зарегистрировал. Нужно просто распечатать талоны. Мы успеем.
Антон хмурится и чуть сбавляет шаг, оказываясь позади мужчины. Так странно и так непонятно звучит это «
нас», «
мы» и прочее, что теперь иногда проскальзывает в речи Попова. Вроде бы три недели назад они были друг другу никто, а теперь их объединяет какая никакая, но всё-таки история. У них есть общие события и моменты, которые так просто не стереть.
Поднимаются на эскалаторе. Ночной аэропорт выглядит более пустым, нежели днём. Оба они спешат к стойкам, где по кью-ар коду можно распечатать талон. Шастун смотрит, как Арсений Сергеевич прикладывает экран телефона к небольшому сканеру, затем передаёт распечатанный талон, снова прикладывает и забирает второй, свой. Они проводят пять минут в очереди, чтобы приклеить бирки на ручную кладь. Любезно прощаются с сотрудницей и отправляются на поиски нужного выхода.
— Вот наш рейс, эс семьсот десять, двадцать пять, — произносит Попов и дёргает Антона за рукав, потому что тот собирается пойти в совершенно противоположном направлении. — Будь рядом.
Он говорит это уверенно и негромко, но Антон слышит. Прикусывает нижнюю губу и слушается. Бунтарь внутри него обязательно что-нибудь возразил бы, нахамил бы или надерзил, но сейчас он почему-то так покорно и непривычно для самого себя помалкивает.
— Ещё и билеты небось распечатали? — всё-таки не выдерживает спустя несколько минут.
— Небось распечатал, — Попов резко останавливается и оборачивается. Машет перед лицом своего студента прозрачным файлом с листами бумаги. — Ещё вопросы?
— Где Павел Алексеевич?
— Если бы ты не путался у меня под ногами, то мы бы уже давно встретились с ним.
— Это вы путаетесь у меня, — парирует Антон.
Он дёргает за ручку чемодан и, демонстративно вскинув голову, спешит в нужную сторону, оставляя декана в гордом одиночестве посреди аэропорта.
Волю видно сразу. Он стоит, облокотившись о стену, листает какие-то документы и сосредоточенно хмурится.
— Здрасьте, Пал Алексеевич! — как можно небрежнее здоровается Антон.
— Привет-привет, — он отрывается от бумаг и улыбается, затем поднимает взгляд выше. — О, вы что, вместе приехали? Здорова!
Арсений ничего не отвечает, просто обнимает друга, жмёт руку и смотрит на монитор.
Посадка уже началась, так что они встают в очередь, чтобы пройти вместе с остальными. Попов о чём-то общается с Волей, они стоят рядом, Антон — чуть поодаль. Внимание парня привлекает знакомый высокий силуэт. Ещё несколько мгновений и он узнает идущего к ним человека.
Эдуард Выграновский.
Он с небольшим кожаным рюкзаком на плече, в высоких чёрных ботфортах и длинном тёмном плаще. Коротко стриженные чёрные волосы и улыбка, больше напоминающая оскал.
Павел Алексеевич и Арсений Сергеевич тоже замечают мужчину. Жестами подзывают его, чтобы тот встал рядом с ними в очередь.
— Привет, мужики, — Эд снова криво улыбается, жмёт ладонь Воли, затем чуть дольше, чем нужно, приобнимает Попова. И после этого встречается взглядом с Шастуном. — И тебе привет.
Антон ничего не отвечает, только сильнее сжимает ручку своего чемодана. Неловкий момент проходит быстрее, чем ожидалось, потому что очередь снова двигается. Все четверо предъявляют паспорта и посадочные талоны, проходят через турникеты и теперь идут по стеклянному коридору, чтобы наконец-то сесть в самолёт. До вылета в именитый Санкт-Петербург осталось совсем немного. Антон ощущает, как взволнованно колотится его сердце.
Его первый полёт.
Они заходят в салон, где с ними приветливо здороваются стюардессы, проверяют талоны и билеты, пропускают вглубь самолета, чтобы мужчины смогли добраться до своих мест.
— Ваши места, — кивает Воля влево. — У Антона у окна, Арс, у тебя рядом. Эд, мы здесь.
Арсений легко закидывает чемодан на полку, затем садится на своё место, посередине. Выграновский и Воля должны сесть рядом, на параллельном ряду через проход. Шастун порывается пройти на своё место, но его останавливают. Карие глаза Эдуарда смотрят снисходительно и насмешливо.
— Садись с Пашей.
Попов невозмутимо сидит, сложив ладони на коленях, словно совсем не понимает, о чём идёт речь. Павел Алексеевич пробирается к своему сидению и уже не обращает на них внимания. Антон хмурится и чуть щурит глаза. Выграновский ему сразу не понравился. Ну и что, что заведующий отделением экстренной хирургии в Склифе, куда, между прочим, сам Шастун планирует пойти на практику. Слишком заносчивый, а ещё эта его издевательская усмешка.
Бесит.
— Это моё место, — не двигается с места, исподлобья смотря на мужчину.
— Какая тебе разница, малой, — Эд снова криво улыбается и кивает в сторону коллеги. — А мы не чужие друг другу люди. Паша уступит тебе место у окошка, не переживай.
Антон сцепляет зубы, ещё сильнее сжимает свою джинсовку в руке и даже не думает шевелиться. Мысли обгоняют друг друга, мозг лихорадочно пытается придумать, что делать дальше. Получается, он просто так переживал все эти недели, чтобы потом сидеть с болтливым Павлом Алексеевичем, к тому же не у окна. В свой первый полёт. Но, кажется, Выграновского это мало волнует.
— Все места в самолёте именные. Думаю, вы расстроитесь, если, в случае чего, мои останки похоронят в могиле с вашим шикарным памятником заслуженному человеку.
Проходит мимо поражённого Выграновского, пробирается к своему месту у окна, соприкасаясь в процессе коленями с коленками Попова, который просто улыбается. Он, втягивая живот, чтобы пропустить парня, как будто беспомощно и виновато разводит руками, насмешливо смотря на Эда.
Антон садится, подгибает ноги и утыкается практически носом в иллюминатор, только бы не видеть никого и не слышать.
Стюардессы начинают инструктаж безопасности. Ему всё-таки становится интересно, так что с любопытством выглядывает, искоса рассматривая происходящее. Наконец-то после инструкции он, как и все в самолёте, пристёгивается, вжимается в сиденье, выжидательно замирая.
— Первый раз летишь? — тихо интересуется Арсений, чуть наклоняясь к нему.
— Ага. Как вы догадались?
— Это не так сложно, — фыркает Попов, кивая на побелевшие костяшки пальцев, коими Шастун одеревенело вцепился в ручку. — При взлёте будет волнительно. А потом нормально.
От него веет спокойствием, хладнокровием и уверенностью. Рядом с ним просто хорошо. Антон ловит себя на этом ощущении и страдальчески морщится. Ещё этого не хватало — привязываться к почти сорокалетнему мужчине. Да и что за ерунда? Зачем ему привязываться? В чём смысл? Отца, что ли, не хватает? Просто какое-то безумие.
Видимо, лицо Шастуна такое несчастное, что Арсений решает взять всё в свои руки.
В прямом смысле.
Его пальцы осторожно разлепляют пальцы Антона, отрывая их от ручки. Он аккуратно переплетает их пальцы, смыкая ладони. Лицо серьёзное, губы чуть поджаты. Антон судорожно сглатывает, чувствуя, как сжимается у него всё внутри. Страдал он совсем не от страха из-за предстоящего взлёта, хоть самолёт уже разгоняется, но сказать об этом Попову… как будто уже слишком поздно.
Они взлетают. Сердце Шастуна ухает, словно падает откуда-то с высоты, уши закладывает, а в голове промелькивает мимолётная мысль о том, что, может быть, это и не такая плохая идея — взять кого-то за руку. Он зажмуривается и, сам того не замечая, сильнее сжимает чужие пальцы. В грудной клетке отчаянно колотится сердце, а сам он ощущает так называемые «воздушные ванны», будто железная птица резко теряет высоту и падает в никуда. Он читал об этом. Но читать и ощущать на себе — совсем разные вещи.
— Не ссы, мы не упадём, — снова наклоняется к нему Арсений.
И Антон совершает фатальную ошибку.
Поднимает глаза, встречаясь с ним взглядом. Лазурные бездонные глаза с длинными ресницами и мелкими смешливыми морщинками в уголках, вычерченный нос с приплюснутым кончиком, напряжённая челюсть, тонкие улыбающиеся губы, что обнажают ряд ровных белых зубов. Чёрная чёлка снова спадает на лоб. От него вкусно и приятно пахнет, а его дыхание такое тихое, практически неслышное. Кусочек обнажённой светлой кожи шеи выглядывает из-за короткого ворота футболки, цепь чуть свисает, касаясь плеча Шастуна, даже через ткань водолазки обжигая холодом.
Он в ужасе отворачивается. Пытается выдернуть свою ладонь из руки Арсения — не получается. Капельки пота лениво сползают по его лбу, а он просто молится, чтобы это всё как можно скорее закончилось.
И это заканчивается.
Попов отпускает его, невозмутимо выпрямляется в кресле и расслабленно вытягивает, насколько это возможно с его ростом, ноги вперёд. Антон потирает взмокшую ладонь, пытается тоже успокоиться, но вместо этого только молча и даже как будто таращится в иллюминатор, совсем не замечая ухмылку декана, который рассматривает его с неподдельным интересом.
Полёт проходит без дальнейших приключений. Шаст утыкается в телефон, слушая в своих наушниках музыку и параллельно читая книгу. Арсений, сложив руки на груди, дремлет, иногда вздрагивая и бросая взгляд на свои наручные часы. Если чуть привстать со своего места, то можно увидеть, как Выграновский и Воля что-то обсуждают. Второй держит в руках макбук, на котором показывает коллеге рентгеновский снимок.
До отеля едут на такси. Воля едет на переднем пассажирском сидении, а все остальные сзади. Машина просторная, проблем не возникает. Только Антон, сцепив зубы, не может оторвать взора от колена Попова, которое чуть задевает его собственное колено на резких поворотах. Эд о чём-то болтает, но Арс, к некоторой радости Шастуна, не особо откликается на его попытки завести диалог, только лениво и сонно кивает в ответ.
— Вот карточки от ваших номеров, — Воля, как учитель на школьной экскурсии, раздаёт всем полученные на ресепшене карточки. — В номере должно быть что перекусить и вода. Так что, надеюсь, неудобств не будет, и мы все хорошенько отдохнём. Не занимайтесь разборкой своих вещей, лучше давайте подольше поспим, — все соглашаются с этим предложением.
— Да, завтра рано вставать. Надеюсь, у кое-кого не будет с этим проблем, — издевательски усмехается Эд.
— Я каждый день встаю в шесть утра, — огрызается Антон, понимая, что эта атака предназначается ему.
Хватает свой чемодан за ручку, поправляет висящий на плече рюкзак и, кивнув трём мужчинам, быстро идёт к лифту, чтобы подняться на нужный этаж и наконец-то заселиться в номер.
Номер и вправду хороший. Достаточно просторный и уютный. На входе коврик, большое зеркало на двери, рейл с несколькими вешалками-плечиками и с подвесным тканевым шкафом с несколькими полочками для вещей. Чуть дальше — столик с чайником, чаем, кофе, посудой, микроволновой печью и холодильником, который стоит под столом. Большая двуспальная кровать с ночниками, полочкой над головой и большим окном, которое закрывается рулонной шторой. Душевая как душевая, есть всё необходимое, пахнет приятно и вообще находиться тут достаточно приятно.
Антон успевает сходить в душ, переодеться в домашние шорты и хлопковую тонкую футболку, а также забраться под хрустящее от чистоты одеяло, как его телефон, оставленный на полке, начинает вибрировать.
С тем, что он подписался на Попова с реального аккаунта, Шаст смирился не сразу. Сначала — небольшая истерика и паника, затем сбор совета — двоих лучших друзей, потом попытки принять и осознать произошедшее. Мало того, Арсений Сергеевич подписался на него в ответ! Это вообще за гранью возможного и невозможного.
Входящее сообщение из инстаграм.
arseniyspopov
Не злись на Эда, он хороший человек и врач, просто любит подшучивать)
Шастун пялится в экран, пытаясь понять, что только что произошло. Ему написал декан. Ему написал Арсений Сергеевич, мать его, Попов!
И что, скажите на милость, делать с этим счастьем?!
Трясёт головой и снова с опаской заглядывает в телефон.
Не показалось ли? Может быть, сонный и уставший разум сходит с ума? Может быть, это бред сумасшедшего?!
Безумие, никак иначе.
Дрожащими пальцами набирает ответ.
anton.shastoon
Я не злюсь
И хочу спать
arseniyspopov
Спокойной ночи, Шастун
anton.shastoon
Спокойной ночи, Арсений Сергеевич
Бессильно падает на подушки.
Он точно сходит с ума.
* * *
Арсений смотрит на своё отражение. После душа его волосы мокрые и спадают на такой же влажный лоб. Глаза уставшие, вид немного измученный. Сегодня был насыщенный день. Как будут и три последующих. На отдых рассчитывать глупо.
Он медленно покидает ванную комнату, бессильно падает на мягкий матрас — в царство белоснежного одеяла и таких же белоснежных подушек. Устало выдыхает и снова берёт в руки телефон, снимает блокировку, рассматривая последний открытый диалог.
Антон Шастун.
В нём есть что-то такое, магнетизирующее. Что-то, на что ты подсаживаешься и никак не можешь потом слезть. Даже Эд, которого Арс считает одним из немногих, кому удалось покорить его сердце, не вызывал в нём такой бури эмоций и чувств. Их переплетённые пальцы, их взгляды, касающиеся колени в тёмном салоне автомобиля — всё это, всё то, что случилось за последние сутки —
невообразимо.
Попов пытается запретить себе, отойти дальше, не подходить ближе, забыть и забыться в чужой постели и в чужих руках, но стоит тому просто промелькнуть рядом, как он уже бессильно не может концентрироваться на чём-то или ком-то ещё.
Бессилие — вот описание того, что чувствует Арсений.
Рвёшь кожу о колючую проволоку, знаешь, что нельзя, но всё равно упрямо срываешься и пытаешься добиться того, чего и кого добиться невозможно. Почему всегда так бывает? А когда рядом тот, с кем можно, хорошо и безопасно, тебя воротит от него. От его касаний, от его запаха, от его дыхания, голоса; от всего, что связано с ним! Как сменить этот проклятый вектор, как заставить себя подчиниться самому себе и выбрать что нужно? Правильно. И х о р о ш о.
Попов вздрагивает от неожиданного стука. Легко соскакивает с кровати, одёргивает на себе футболку и осторожно приоткрывает дверь.
— Привет ещё раз.
Эд заходит внутрь, Арсений его пропускает. Мужчина сразу же обвивает цепкими пальцами подбородок коллеги, мягко, но настойчиво целует пухлыми губами, шумно дышит носом и затем улыбается.
— И тебе привет, — неловко отстраняется и запирает дверь.
— Что с тобой? Весь вечер дёрганный. Это из-за мальчишки? — Выграновский садится на кровать, подгибая ноги. — Не парься, сплавим его куда-нибудь! — отрицательно мотает головой в ответ.
— Не могу. Я обещал Майе приглядеть за ним.
— Ты шутишь? Ему двадцать два! Что с ним может случиться? Он же не ребёнок, Арс! — досадно морщится Эдуард.
— Я обещал, — упрямо повторяет Попов.
— Ой, ну как скажешь. Иди сюда!
Он тянет его к себе на кровать, заставляя Арса завалиться на него сверху, чуть придерживая своё тело, опираясь локтями. Облизывает губы и ощущает, как возбуждение томно обволакивает его сознание.
Секс всегда расслабляет. Секс помогает забыть и забыться. И Арсений снова и снова надеется забыться в этой кровати с этим человеком, чтобы никогда больше не думать о другом.
