Вечер среды.
— Эй! Антон! Антон! Арсений осторожно касается его плеча, чтобы разбудить. Тот только отмахивается от него, словно его беспокоит лишь назойливая муха. Кутается в свою белую куртку и причмокивает губами во сне. Попов пожимает плечами, аккуратно отстёгивает ремень безопасности, поправляет на нём воротник и на какое-то время замирает, так и оставаясь склонённым над ним. Этот момент очарователен собой. Арсений сам не уверен, как давно он стал таким романтиком, который цепляется за каждую мелочь. И теперь его жизнь рядом с Шастуном будто состоит только из этих мелочей. Он сидит на пассажирском сиденье машины. Такой спящий, беззащитный и невероятно очаровательный. Его губы слишком близко, а нос довольно и сонно посапывает. Должен был он поддаваться минутной слабости и соглашаться на его просьбу, или просто нужно было взять и отвезти его домой, игнорируя эту улыбку и умоляющие зелёные глаза? У него нет ответа на этот вопрос. Он только думает, что надо будет позвонить завтра, чтобы Шастуна не искали в больнице. И ещё о том, что, наверное, на работе у Антона тоже могут быть проблемы. И этот вопрос тоже нужно решить. Он привык решать проблемы, не задумываясь. Но сейчас пытается понять, не разозлится ли завтра Антон, когда узнает об этом. Потому что, как следует из их недавнего разговора, он очень не любит, когда кто-то покушается на такую ценную для него дееспособность. Но времени размышлять ещё банально нет. Осторожно, будто он фарфоровый, Арсений приподнимает обмякшее тело, обхватив подмышками, сцепив пальцы на его груди. Пытается хоть как-то поставить его на ноги. Удивительно, но это оказывается легче, чем он предполагал минуту назад. Потому что Антон послушно встаёт и приоткрывает хитрые глаза. Пухлые губы расплываются в дурацкую улыбку. И смотря на неё, Арс сам не в силах не улыбнуться в ответ. Но нужно действовать быстрее. Слишком не хочется получить завтра плюс сто один вопрос от любопытных соседей. — Антон, пойдём. Пожалуйста, — просит тот, поддерживая его за талию. — Арсень Сергеевич, — тихо лепечет Антон. Он обмякает в его руках, утыкается носом в шею Попова. От чего у того по чуть подрагивающим рукам рассыпается созвездие мурашек. Дыхание Шастуна щекочет чувствительную кожу. — Хорошо, что вы рядом. Арсений вздыхает. Он в принципе будто и смирился с происходящим, так что безропотно позволяет этому парню делать то, что хочет его пьяное сознание. Вслушивается в то, как бьётся его сердце, как спокойно, словно утомлённый после долгого дня ребёнок, он дышит. Пальцы лежат на талии Антона, поддерживая его настолько, насколько это возможно. — Пойдём домой, Антош. Он бессилен. Ему бы сдаться. Ему бы тоже бесстыдно обнять его в ответ, осыпать поцелуями это сонное лицо, его обнажённую из-за воротника куртки шею, прижаться своими губами к его губам, почувствовать вкус этого такого желанного поцелуя снова. И это ощущается таким нужным и важным, но таким запретным. Он точно не может позволить себе воспользоваться состоянием Антона, хотя, может быть, маленькая, буквально крошечная часть его сознания умоляет об этом. Арсений пальцами правой руки, которую он освобождает из-под Шастуна, аккуратно сжимает его подбородок, чуть треплет его, чтобы хоть как-то спровоцировать какую-то бодрость со стороны Антона. Тот послушно снова распахивает свои зелёные глаза и смотрит на него. Их лица находятся слишком близко. Также близки его, чуть надутые, будто в обиде на что-то, губы. И это его лицо кажется сейчас таким очаровательным, так хочется чмокнуть его, коснуться своим носом его носа, хоть как-то уменьшить расстояние между ними. — Пойдем. Давай, просыпайся. Не могу же я тащить тебя. — А почему это не можете? — Хм, — он ощущает, как предательски стремительно пунцовеют его щёки. — Даже не знаю, с чего и начать, — бормочет под нос скорее для себя, нежели для Антона. Но тот всё-таки неохотно выпрямляется, сонно потягивается и бредёт следом за Арсением. Который успевает щёлкнуть брелком и закрыть двери автомобиля. Думает о том, сколько этот парень не отдыхал, если его так умотало с алкоголя и он не может проснуться. Они вместе поднимаются по лестнице. Антон идёт неохотно, будто бы нарочно цепляясь ногами за каждую чёртову ступеньку. И время тянется бесконечно медленно и долго. Попов не выдерживает и легко обхватывает его за талию, притягивая к себе, помогая сделать ещё несколько шагов. Параллельно по панической привычке пальцами слушает пульс на его запястье. Пульс нормальный, значит действительно такой сонный. — А что вы так вцепились в меня? — вдруг неожиданно и слишком громко произносит он, отстраняясь и стряхивая с себя чужие руки. — Я? — Арсений удивлённо приподнимает бровь. — Да я как бы и не очень старался даже... — Нет, неправда! — недовольно хмурится и тычет пальцем в сторону Попова, который не знает куда теперь деть освободившиеся руки. — Я, конечно, закрыл глаза, но всё чувствовал! — Что ты чувствовал? — устало интересуется он. — Как вы меня лапали! Знаете что! — Арсений продолжает смотреть на него с неподдельным любопытством, ожидая фееричного продолжения этой истории. — Я, пожалуй, сам доберусь. Уж как-то ваша помощь мне ни к чему. Он гордо разворачивается и сначала немного неуклюже, а потом достаточно сносно, начинает подниматься наверх. Мужчина качает головой и молча следует за ним.* * *
— Я был ужасен, — огорчённо констатирует Антон. Он виновато улыбается и смотрит на декана исподлобья. — Ну прям уж, — улыбается тот в ответ. — Ты просто был собой, я думаю. И я надеюсь, у тебя получилось отдохнуть. — Спасибо. Он благодарен. И вправду благодарен. По-настоящему. Конечно, вроде как именно он недавно отругал Арсения за то, что тот пытался решить что-то за него. Но как на деле приятно оказывается то, что рядом с тобой человек, который способен быть по-настоящему решительным. С Ирой и в каких-либо других отношениях он не испытывал подобного. Не то чтобы на девчонок нельзя положиться, просто он сам всегда старался будто подавлять их попытки быть сильнее него. Словно это каким-то образом унижает его достоинство. И унижает ли? И стоит ли об этом сказать Попову? Антон усаживается поудобнее, откидываясь на мягкие подушки за спиной. Сцепляет пальцы в замок и рассматривает их, будто это самое интересное, что сейчас имеется в его жизни. Он не уверен, что именно должен чувствовать после рассказа Попова. Для чего он рассказал ему это? Просто потому, что он сам спросил? Или для чего-то ещё? И Арсений словно читает его мысли, потому что негромко произносит: — Я не хочу стыдить тебя этим. Ты спросил — я ответил. Не более. Видимо, не могу устоять перед тобой, — он усмехается, даже будто бы с лёгкой грустью. — А разве это плохо? — осторожно спрашивает Антон. Арс поджимает губы, размышляя над ответом. Он бы хотел сказать, что переживает из-за слов Воли и что пока не знает, как решать вопрос с экзаменом. И это оказывается действительно сложным вопросом. Потому что он не имеет права просить Пашу лгать. Да и не только Пашу, ещё Эда, который, видимо, догадывается. Ещё, возможно, Антон с готовностью транслирует свою жизнь Позову и Матвиенко. А это ещё плюс двое людей, которые должны будут сделать вид, что совсем не в курсе, что в Сеченевском университете происходит такое. И если об этом узнает кто-то ещё, то ему грозит обвинение в нарушении этических норм с последующим возможным увольнением. Шастуна же попросту исключат. И сейчас, глядя в тревожные и взволнованные глаза Антона, он понимает, что никак не может ему сказать это. Да и как? Он по-любому захочет прервать то, что так трепетно зарождается между ними, чтобы уберечь их обоих. А Попов ощущает, что не готов к этому. Глупо и эгоистично. Но он просто наивно полагает, что как-то сможет решить это. Как и всё остальное. Наверняка решение есть, просто его нужно постараться отыскать, вот и всё. Сам себе не верит. — Наверное, нет, — вместо всего этого просто пожимает плечами. — Иди сюда. Антон доверчиво двигается ближе. Арсений мягко обнимает его за плечи одной рукой. Пальцы другой руки он переплетает с его пальцами. Поглаживает большим его костяшки, чуть выступающие вены, наслаждаясь теплом ладони. На душе снова это свербящее чувство, что было с ним вчера вечером. Знает, что нельзя так стремительно погружаться в отношения. Это просто неправильно. Тем более, когда рядом с ним такая личность, как Антон Шастун. Хочется сделать всё неторопливо и правильно. Но если бы разум всегда побеждал в суждениях людей, то никто бы никогда не совершал ошибок. И Попов был бы сейчас не здесь, а в операционной. Там, где должен быть. Антон склоняет голову, располагая её на плече Арсения. Его волосы слегка щекочут чужую шею, так что тот ёжится. Они молчат. Эта тишина понятная. Она осязаемая. И в ней нет никаких вопросов. Оба просто наслаждаются моментом, не желая прерывать его. Не всегда нужно куда-то торопиться, чтобы куда-то прийти. Иногда конечная точка ситуации — пауза. Пауза, в которой хорошо. Которая так необходима для того, чтобы свыкнуться, надышаться, погрузиться, прочувствовать вдоль и поперёк. Арсений выдерживает эту паузу. Столько, сколько может. Сколько позволяет колотящееся сердце. Осторожно расцепляет их пальцы. Кладёт ладонь на бедро Шастуна. У него нет конкретного плана. Просто желание прикоснуться где-то ещё — оно обволакивает, тянет за собой, капризно умоляет подчиниться. Несильно сжимает, закусывая губу и не отрывая напряжённого взгляда от сосредоточенного лица Антона. Тепло разливается по телу. Напряжена каждая мышца, он сдерживает себя изо всех сил, только бы не сделать что-то ещё. Расслабляет пальцы, умоляя себя просто каким-либо способом остановиться. Осторожно гладит его ногу, тонкие пальцы словно невзначай забираются под ткань домашних шорт, скользя по внутренней стороне бедра. Антон нервно сглатывает, не отрывая взгляда от его руки. Он дышит чуть чаще обычного, а ещё ему немного страшно. Может быть, от того, что такого с ним попросту не случалось, а может быть от того, что он сам хочет и сам же боится более откровенных прикосновений. Это настоящий диссонанс. Будучи врачом, Арсений прекрасно понимает, как сходит с ума мозг при влюблённости в человека. Повышение гормонов дофамина и норадреналина. И если дофамин связан с чувством удовольствия и увлечения, то норадреналин — с чувством возбуждения и эйфории. И этот опьяняющий коктейль может свести с ума кого угодно. Как и любые другие физиологические процессы, выделение гормонов не может быть полностью контролируемым. Арсений это знает отлично. И это раздражает. — Я, наверное, поеду, — вдруг сообщает Антон. Он отодвигается в сторону и спрыгивает с кровати. Его брови хмурятся, а сам он выглядит растерянным. — Уже? — Попов спокойно смотрит на него, сжимая челюсть так сильно, как только может, чтобы не пропустить в свою мимику ни единой капли намёка на то, что он сейчас ощущает. — Я думал, мы проведём ещё время вместе. Я что-то не так сделал? Конечно, сделал. Это же очевидно. Как дважды два. — Я просто хочу домой, — упрямо отвечает Шастун и выходит прочь из комнаты. Арсений опускает взор на подрагивающие пальцы. Их хочется переломать. Чтобы остановить неконтролируемые импульсы. Снова вернуть контроль над собой. Но вместо этого он просто сжимает кулаки, впиваясь до боли ногтями в ладонь. Устало прикрывает веки и просто выдыхает.* * *
Понедельник, три дня спустя.
Арсений сидит за столом. В деканате наконец-то желанная тишина, когда толпы студентов с их бесконечными идеями по новым мероприятиям в университете наконец-то ретируются. Он сам поощряет активность со стороны обучающихся, но в последние дни активизировалось слишком много людей, жаждущих принять участие в студенческой жизни. И ему бы хотелось получить небольшую передышку от общения, которое будто бы уже начинало тяготить. Пашка с готовностью свалил на него распределение бюджета на несколько проектов, так что работы, помимо молодняка и обычной бумажной волокиты, предостаточно. И сейчас он сердито рассматривает свой гугл-календарь на мониторе ноутбука, пытаясь понять, как так его жизнь стала более загруженной, нежели в том же самом Склифе. — Да! — раздражённо отвечает на телефонный звонок. — Сильно занят? — Даже не знаю, что и ответить. Паша молчит в трубке, затем тяжело вздыхает, будто бы это не Арсению, а ему предстоит в ближайшие дни старательно пилить бюджет университета. — Приезжай. В Склиф. — Ты издеваешься?! — Приезжай. У меня операция. Просто приезжай. Майя тебя встретит. Но она тоже не отдыхает там. Арсений собирает вещи. В голове проносятся десятки мыслей, начиная от шуточных и заканчивая совсем не радужными. Прежде чем всё-таки покинуть свой кабинет, отвлекается на телефон.Арсений Сергеевич У тебя всё хорошо?
Шастун 🐣 Да. Уже еду домой Это самое главное. Он идёт по парковке. Пашка не из тех людей, кто будет тревожить его просто так. Тем более в разгар рабочего дня, когда знает, что работы у Попова выше крыши. Его серьёзный и обеспокоенный тон не сулит ничего хорошего. Но хотя бы с Антоном всё в порядке. В последние дни у них снова не было времени нормально пообщаться после того четверга. Это напрягает. Арсений продолжал периодически ему писать, чтобы просто узнать, как он. Антон отвечал. Как будто не с огромным желанием, но всё-таки отвечал. К счастью, с помощью любезного лучшего друга у него было достаточно времени, чтобы заниматься самокопанием. И не только. Не было времени заняться решением проблемы касательно экзамена. Попов не имел ни малейшего представления, как именно ему нужно решать этот вопрос, но минимальное начало этого тернистого пути положить всё-таки следовало бы. Пашка же не отстанет. До сих пор кидает пространные намёки, которые Арс с презрением игнорирует. Но сам прекрасно понимает: время идёт. Совсем скоро закончится октябрь. А там до января как будто бы и рукой подать. Проклятое время. Почему, когда не надо, оно бежит так быстро? Автомобиль въезжает на парковку. От университета до Института Скорой Помощи имени Склифосовского не больше пятнадцати километров. Воле чрезвычайно повезло. Утренние пробки отступили, а вечерние ещё не начались. Так что добраться удаётся в прилично быстрый срок. Выходит из автомобиля. Одёргивает на себе серый пиджак с белыми точками, пальцами аккуратно поправляет очки. Как обычно, оставляет пальто в салоне машины. Всё равно два шага, и он уже в приёмном отделении. — Привет! Ему нравится заходить сюда, как домой. Некоторый персонал сменился, но его всегда узнают. Даже новенькие. И это чрезвычайно приятно и лестно. — Арсений Сергеевич! В журнале расписываться будете? — шутит дежурная медсестра. Попов только поджимает губы и неловко улыбается. Больше всего на свете хотелось бы расписаться в этом проклятом журнале. И отправиться в шоковую, чтобы осмотреть очередного пациента, затем лениво вызвать медсестру и попросить операционную. А затем стоять перед входом в неё, долго-долго намывать руки, растирая воздушную мыльную пену по коже и наблюдать за суетой сквозь стекло этих толстых двойных дверей. Больше всего на свете. — Арс! — Майя появляется неожиданно. — Что случилось? — он тепло улыбается ей, поддерживает за локти и заглядывает в зелёные глаза. У него такие же глаза, как у неё. — Тихо-тихо, — она отмахивается. Но устало улыбается в ответ. — Пойдём скорее! Она ведёт его за собой. Вместе они преодолевают двери, разделяющие приёмное отделение и пост регистрации пациентов. Идут по коридору, который гостеприимно приводит их к кабинету заведующего отделением. — Что происходит, Христа ради, скажи! — шутливо молит Попов, выражение лица которого уже сменяется с беспечного на всерьёз обеспокоенное. — А говорил, что атеист, — шутит Майя, но, замечая укоряющий взгляд коллеги, поспешно сообщает: — Теперь это твоя проблема, — она вручает ему ключ от кабинета. — Только сделай всё по-тихому, без лишнего шума. Ни у меня, ни у Пашки сейчас нет времени. Так что давай, удачи! Она кладёт связку в протянутую ей ладонь, затем уходит. Видимо, очередная операция. Арсений несколько мгновений озадаченно стоит у закрытой двери, затем растерянно чешет макушку и принимает решение всё-таки отпереть её, чтобы понять, что приключилось. В разгар рабочего дня Эд должен быть на работе, но, судя по тому, что в кабинете тишина, его нет на месте. Открывает дверь, осторожно заходит внутрь, закрывая за собой. Он замечает не сразу. Выграновский, к счастью, но, как через минуту понимает Попов, всё-таки к сожалению, на своём рабочем месте. Он сидит на кожаном кресле, подперев щёку ладонью, закрыв глаза. Практически неподвижно. Арсению не нужно много времени, чтобы понять, что он пьян. Он устало думает о том, что забота о пьяных людях становится его призванием. — Эд, — аккуратно касается его плеча. — Эд! Тот только отмахивается от него. «Когда это закончится? — думает про себя. — Что один, что второй!» И если Шастуну это ещё было простительно. И не только по той причине, что он нравится Арсению. А потому что это была безобидная выпивка, которая, в целом, ничем, кроме головной боли на следующий день, не грозит. Но приехать каким-то образом нетрезвым в больницу — это конечно потрясающая преданность работе. Попов только надеется, что Выграновский приехал хотя бы на такси, но не за рулём. — Вижу, ты уже ознакомился с текущей ситуацией, — в кабинет заходит Воля в медицинском халате. — Нужно убрать его отсюда. Как можно скорее. — Кто в курсе? — Дежурная постовая медсестра, Майя, я и теперь ты, получается. Нам не нужны лишние свидетели. — А что это с ним? Интересуется Арсений, наклоняясь и щёлкая перед лицом Эда пальцами. Ноль реакции. Тот настолько уютно примостился за своим столом, что выглядит максимально невинно и спокойно. Но Арс знает, если тот перебирает с выпивкой, то бывает угрюмым и иногда чересчур раздражительным. — Майя ему вколола феназепам. У нас не было времени разбираться с ним. — Очень не по-христиански, — качает головой Попов. — Сам виноват, балбес. Арсений ещё раз треплет Эда по плечу, убеждаясь, что его не так просто будет вернуть к реальности, и поворачивается к Паше. Он чувствует вину за происходящее. Знает же наверняка, с ним что-то происходило эту неделю, а он написал пару смс-ок и попросту забил на бывшего любовника. — Ребят, — к ним заглядывает Майя. Старая гвардия в сборе. Только один из них навсегда выбыл из строя. — Кто-то в курсе, что у нас сегодня пожарная инспекция? — А кто-то из нас здесь работает? — невинно уточняет Павел Алексеевич. — Вот, кто должен быть в курсе, — тычет Попов в Эда. Это плохо. Обычно именно заведующий водит инспекторов по отделению, позволяя им проверять соответствия здания и оборудования требованиям пожарной безопасности. Сами инспекторы проверяют наличие и работоспособность систем пожарной сигнализации, противопожарных дверей, эвакуационных выходов, системы автоматического пожаротушения, а также наличие и правильное использование средств индивидуальной защиты от огня. — Паш, ты же руководил тут до Эда, может быть, проведёшь? — просит Майя. — А то, что у меня пациент со вскрытым черепом лежит на столе, вас не смущает? — А какого чёрта ты тут торчишь? — возмущается Арсений. — Так я зашёл на минуту! Но теперь ухожу, — гордо сообщает Воля. — Мне проблем с университетом хватает, друзья. Решайте сами, будите этого охламона или вырубайте так же инспекторов — флаг в руки. Майя и Арсений оказываются вдвоём в кабинете. Она измученно трёт переносицу и поднимает уставший взгляд на коллегу. — Я отойду. Ко мне должен был Антошка приехать, ключи дома забыл. — Я с тобой, — оживляется. Женщина с интересом отмечает его изменившуюся интонацию, но ничего вслух не говорит. Они выходят из кабинета, который Попов запирает. Вместе идут по коридору, выходят в приёмное отделение. Антона видно издалека. Он, как и Серёжа с Димой, стоят у стенда с информацией, о чём-то непринуждённо общаясь. Арсений удовлетворённо кивает сам себе. Приятно увидеть Антона. Пусть и в такой нервной обстановке. — Ключи, — Майя целует сына в обе щёки. Тот пытается незаметно увернуться, но не получается. — Здрасьте, Арсений Сергеевич! — хором здороваются парни. Шастун только коротко и сдержанно кивает. Выглядит максимально неестественно, ведь все, ну кроме Майи Олеговны, в курсе, что происходит. — У кого из вас права есть? — вместо приветствия интересуется Арс. Он жестом зовёт ребят за собой. — Они со мной! — подмигивает медсестре на стойке регистрации. Та улыбается ему в ответ. Антон напряжённо хмурится. — Ну, у меня есть, — неуверенно отвечает Серёжа. — С собой? — Ага. Попов ещё раз кивает и открывает широкую дверь, чтобы пропустить вперёд Майю, а потом и парней, которые в полном непонимании послушно следуют за ними. — Что ты делаешь, Арс? — наконец-то спрашивает Майя, когда они оказываются перед уже слишком знакомой дверью. — Я разберусь. И с ним, — он кивает в сторону кабинета, — и с инспекторами. Иди на операцию. — Ты уверен? — Я всегда уверен. Не беспокойся ни о чём. Антон удивляется, как мать слушается его, вымученно улыбается и уходит в противоположную сторону коридора. Между ними и вправду есть некая очень ценная и крепкая связь. Разумеется, он пока не очень понимает, с кем им нужно будет разобраться, но решает не задавать лишних вопросов. Тем более, после того случая дома у Попова, он вообще не планировал встречаться с ним в ближайшее время. Просто не сейчас. Но судьба или кто-то ещё снова распорядился иначе. — Прошу! Он широким жестом приглашает их в кабинет. Антон и Димка заходят спокойно, а Серёжа останавливается как вкопанный на пороге. — Это же... — он удивлённо указывает пальцем перед собой. — Выграновский?! — Ты ещё громче поори об этом, на всю больницу! — морщится Попов и затаскивает нерадивого студента внутрь, закрывая дверь за ним на ключ. А вот Шастун и Позов, кажется, и не особо удивлены. Это хорошая новость, отмечает про себя Арс. Потому что меньше всего ему сейчас хочется отвечать на кучу вопросов. Он уже заглянул в ежедневник Эда и понял, что инспекторы приедут через пятнадцать минут. И у них есть десять минут, чтобы убрать отсюда безмятежно отдыхающего Эда. План надежный, как швейцарские часы. — Итак. Вам троим нужно будет увезти отсюда это тело, — указывает в сторону Выграновского. — Через десять минут сюда приедут инспекторы по пожарной безопасности, — умышленно сокращает количество свободного времени для ребят. — И я проведу их по отделению. А вот его здесь не должно быть. Он хватает висящий на вешалке халат, облачается в него, наклоняется около зеркала у раковины, чтобы поправить волосы и рукава новой экипировки. «Выглядит просто невероятно, — с щемящим сердцем думает Антон. — Даже, если так можно сказать, сексуально». Арсению и вправду идёт халат. Он ему чуть маловат в плечах. Всё-таки Эд чуть худощавее и скромнее в мышцах, нежели Попов. Белая ткань облегает его руки, подчёркивая рельеф. Шастун поспешно отводит взор. — И куда мы его денем? — любопытствует Димка. Он выглядит чрезвычайно спокойным, не то что Серёжа, который не может отвести взгляда от Выграновского и буквально места себе не находит. — Увезёте домой. Остальные дальнейшие действия уже по желанию, — он роется в кармане пиджака и трясёт перед друзьями связкой ключей. — Вот ключи. Показывает их им и тут же понимает, что допустил ошибку. Ведь ключи от квартиры Эда есть и у самого Эда. Предположительно, в кармане его же пиджака. Поджимает губы и смотрит на Антона. Тот хмурит брови. — А откуда у те... у вас, — сглатывает, — ключи? — Да так, — отмахивается Попов. И понимает: кажется, к этому моменту они ещё вернутся. И поскольку времени у них не остаётся, как и в общем-то каких-либо дополнительных вопросов, они принимаются за дело. Арсений осторожно отодвигает кресло от стола, а парни вместе приподнимают обмякшее тело Эда. Тот на удивление даже открывает глаза и что-то сердито бормочет про свои срочные и важные дела. Арс даёт ребятам указания, сообщая, что им всем нужно будет выйти через запасной выход, чтобы не тревожить этим зрелищем ни персонал больницы, ни пациентов. Меньше всего им всем сейчас нужна огласка. Антон с Димой ведут в принципе не сопротивляющегося Выграновского, всё ещё находящийся в состоянии лёгкого шока Матвиенко держит дверь. Попов прохаживается по коридору, убеждаясь, что пока никого здесь нет. Сейчас, наблюдая за тем, как, в сущности, спокоен его друг, он думает о том, а стоило ли ему вообще что-либо колоть для успокоения. Но раз Майя сделала это, значит была причина. В любом случае за это Эд завтра им устроит выволочку. Но другого решения проблемы у него нет. — Это же Выграновский, вы чего, идиоты! — восхищённо шепчет друзьям Серёжа, который всё-таки приходит в себя. — Потом будете болтать, — одёргивает их Попов. Они без препятствий и без лишних встреч с кем бы то ни было выходят из здания. Арсений открывает автомобиль. Помогает ребятам посадить коллегу на заднее сиденье и пристегнуть. Он несколько раз допрашивает Матвиенко на предмет уверенного вождения на автомате. И наконец-то решается отпустить их. Вбивает на телефоне Серёжи в навигаторе адрес дома Выграновского. Он знает этот адрес наизусть. И чувствует на себе напряжённый взгляд Антона. — Мы поехали? — Машину вернуть! — грозит им пальцем Попов. Серёжа садится на водительское сиденье, Дима — рядом с ним. Шастун задерживается у пассажирской двери. — Чего это его так Эд впечатлил? — тихо спрашивает он у парня. — А я откуда знаю? Тот упрямо и независимо встряхивает плечами, садится в салон и хлопает дверью. Да так, что Арсений вздрагивает от неожиданности и болезненно морщится. Он хотел бы успеть сказать что-либо, но не говорит. Просто ничего не говорит.