***
В блаженной тишине и спокойствии Аллен прожил не долго. Хватило Алму на два дня, а потом нечто с шилом в жопе снова принялось за старое. Благо, попыток сжать его в объятиях это исчадие ада больше не предпринимало, но бесить меньше не стало. Алма снова доставал его во всех возможных укрытиях. Мальчик прятался то в лаборатории, то в кабинете Эдгара, порой даже пытался скрыться в столовой. Он вставал ранним утром и бежал из комнаты. Сегодня Аллену удалось улизнуть в один из тоннелей. Больше это место сходило за водосток, но ему этот факт никак не помешал. Мальчик ушел достаточно далеко от входа и сел на небольшой выступ около воды, подобрав к себе ноги. Здесь была тишина, только изредка слышались звуки текущей воды. Аллен сидел и смотрел в темную глубину. Вода не была кристально-чистой, но неприятного запаха от нее не чувствовалось. Он опустил голову на колени и попытался мыслями окунуться в одно из заданий, которое ему задал доктор. И мальчик почти сосредоточился на ответе, который следует написать, но ему вновь помешали. Рядом опять появился шумный Алма Карма. Этот мальчишка притащил с собой книжку, что-то громко напевая и сбивая Аллена с мыслей, плюхнулся рядом, почти соприкасаясь с ним. — Давай вместе почитаем, Аллен! — воскликнул он. — Да пошел ты на хер! — прикрикнул шатен, скривившись от негодования. — Ну, Аллен, ну почему ты не хочешь дружить со мной? — тут же законючил Алма, чем еще больше выбесил того. — Ты долбоеб?! Съебись от меня подальше! — Аллен соскочил с места, явно давая понять мальчишке, что ни на какую дружбу тот рассчитывать не может. Все это чуть не вылилось в новую драку. И она началась бы, если б их не обнаружили двое ученых, делавших обход. Мужчины сразу пресекли нападение мальчиков друг на друга, закинув каждого к себе на плечо, и потащили их на воспитание к Эдгару. Тот встретил их коротким вздохом, отвлекшись от работы. Когда с детьми или между ними что-то происходило, Мартин не мог спокойно работать. У него сразу включался родительский инстинкт. И в этот раз он посмотрел на них как бы говоря: «ну ма-а-альчики, почему вы не можете подружиться?». Аллен фыркнул, глядя на него и сказал: — Мне не нужны друзья! Алма чуть не захныкал. Доктор снова вздохнул, взял их и усадил на колени, примирительно поглаживая. — Так нельзя, Аллен. Друзья нужны всем, и Алма хочет стать твоим другом. Вам же всю жизнь идти плечом к плечу. — начал объяснять мужчина. Аллен недоуменно округлил глаза, вскинул брови. И чтецом мыслей не надо было быть, чтобы понять сколь сильно сомнение, охватившее мальчика. Он призадумался, анализируя это «всю жизнь». Определить, сколько это, не получилось, а вот понять, что надолго — да. Совсем не радужная перспектива терпеть рядом с собой этого придурка не прельщала. Аллен насупился, в красках представляя, как каждый день Алма, скачущий рядом, трелью разливаясь, что-то втирает ему. Как звонкий голос бьет по итак не выдерживающим барабанным перепонками. Хватает за руки, тянет куда-то и улыбается. Постоянно, сука, улыбается этой своей тупой улыбкой, не знающего горя человека. Аллен вздрогнул и во всю силу своих легких выпалил: — Нет! Сидевший рядом Алма от неожиданности икнул, переставая хныкать. Эдгар сморщился, оглушенный высоким детским голосом. — Что «нет»? — заинтересованно спросил доктор. Уж очень категорично звучал мальчик. Эдгар покрепче прижал детей к себе, чтобы они не свалились, с интересом ожидая пояснений. — Нет, не будем! Не хочу! Пусть плечом к плечу с майонезом ходит. Услышав, как величайшее творение кулинарии пытаются оскорбить, Алма взбрыкнул, соскакивая с колена доктора, и с прыткостью бывалого политика принялся отстаивать честь и достоинства своей любимой заправки. — Да как ты смеешь! Что ты вообще понимаешь! Как можно не ценить этот прекрасный вкус? Нежный, пряный, чуть с кислинкой, а как тает во рту. Да каждое блюдо в сто крат вкуснее с майонезом! — Алма методично расхаживал по кабинету, вскидывая руки на особо весомых аргументах. Не замечая ничего вокруг, он продолжал расписывать все прелести использования майонеза в готовке. Аллен закинул голову, поймав недоуменный взгляд доктора, хитренько улыбнулся и качнул головой в сторону оратора. — С майо-оне-е-езо-о-о-ом… — вполголоса протянул он. Пищевые пристрастия недо-друга — красивенькая, вышитая нитками морального удовольствия, ленточка, дергать за которую в будущем стало одним из самых любимых занятий Аллена. Своего рода отдушиной. Как бы ни старался мальчик отвадить от себя приставучего, ни прямые отказы, ни яростные угрозы, игнорирование, да даже драки — ничего не могло вырубить на корню желание таскаться за ним. Детский разум — коварный разум, и нет ему равных в изобретательности гаденьких обзывательств. Вкупе со скверным языком и «достойным» воспитанием Аллен предстал олицетворением собрания лучших подколок. Основной темой юмористических изысканий, конечно, стал майонез. Аллен сразу приметил, как любил этот продукт Алма, литрами заливал им и завтрак, и обед, и ужин, умудряясь даже бутылочку с собой таскать. Вот и завертелась адская машина с лирическим названием «воображение». Как только у Аллена заканчивалось терпение, он сразу переходил к тяжелой артелерии, намеренно раздражая Алму. Иногда получалось, и тот обиженно удалялся заедать «душевные раны», иногда нет. Но малый результат — тоже результат. Вот и сейчас, подергав за красивую ленточку, он плавно отвлек Эдгара от воспитательной речи. Посидев еще какое-то время на коленях, вполуха слушая возмущающегося Алму, Аллен решил избавить себя от сомнительной компании майонезофила и заняться делами насущными — решением задачи, что задал ему доктор. Он подергался, освобождаясь из хватки мужских рук, слез с колен и резво побежал к двери, быстро исчезая за тяжелыми створками. — Куда… — только и успел спросить доктор, как за беглецом уже закрылась дверь. Он устало сжал переносицу, массажными движениями сгоняя только начинавшуюся мигрень. Нет, мальчиков он любил, как своих детей, но это не умаляло создаваемых ими проблем. Познание дружбы — основная часть терапии, что прописал Аллену Эдгар, однако сам мальчик яро отрицал значимость ненужной ему привязанности, и с этим надо было что-то делать. Он устало вздохнул и перевел глаза на притихшего Карму. Мартин не заметил, когда тот замолчал, может после ухода Аллена или мгновением раньше, но сейчас, смотря на мальчика, он видел, как грустно ему было от того, что единственный, как он считал, друг игнорирует его, обзывает, раздает тумаки. — Алма, — мягко позвал доктор. — Иди сюда. Мальчик подошел к нему и обнял, утыкаясь лбом в медицинский халат. — Почему он всегда такой? — грустно протянул он. — Я же просто хочу подружиться. Что я не так делаю? Это из-за того, что я — не человек? — мальчик плотнее прижался к доктору, пальчиками сжимая халат на спине. — А если бы я родился нормальным, он стал бы со мной играть? — Алма поднял мокрые от скопившихся слез покрасневшие глаза на Эдгара, надеясь, что тот поможет ему, скажет, что же с ним не так. Мартин обхватил щечки мальчика ладонями, большими пальцами стирая первые скатившиеся слезки. — Ну что ты такое говоришь? Алма, ты нормальный, совсем как я, как Аллен, как все мы. Просто Аллен… — замялся мужчина, подбирая правильные слова. — Ему сложно. Когда он был совсем маленьким, он жил в ужасном месте, где не было тепла и дружбы, вкусной еды, игр, а только злые люди, заставляющие работать днями напролет. — Эдгар намеренно скрыл большую половину истории Аллена. Не для детских ушей эти подробности. — Он просто боится. Людей. Шума. Привязанностей. Вдруг с ним поступят так же, как и в прошлом. Алма с замиранием сердца слушал Эдгара, он и не думал, что мальчику пришлось так туго. — Но я не такой! Я ему зла не желаю! — возмутился Карма, про себя проклиная всех тех ужасных людей. Эдгар умилился выражению праведного гнева на лице ребенка. Он был рад, что рядом с Алленом есть такой участливый человек. Может и Алма сможет пробиться через многослойную защиту, что возвел вокруг себя Аллен. — Я прекрасно понимаю. Мы здесь все семья и заботимся друг о друге, ему никто зла не желает. Но сложно так сразу взять и поверить. Нужно больше времени. — Эдгар протяжно вздохнул, размышляя, какой же совет дать ребенку. — Не наседай на него так, он только злее будет. Ты же заметил, как меняется его выражение лица, когда ты рядом? Алма поднял взгляд, прижимая кулачок к губам, и принялся копаться в воспоминаниях, силясь отыскать там то самое выражение лица. — Он гримасы строит, —через какое-то время ответил он, — кривится, а потом ра-а-аз и злющий такой, — досадно вздохнул мальчик. — Во-о-от, — одобрительно протянул доктор. — А как думаешь, почему он так себя ведет? Алма не знал, что ответить, отчего просто пожал плечами. — А кто постоянно шумит? Прыгает на него? Скажи же, лезешь обниматься? — хитро спросил доктор. Алма залился краской, как помидорка, и опустил голову, что-то бормоча. — Я не говорю, что тебе надо перестать с ним общаться, но попробуй, для начала, просто быть с ним рядом. Алма повернулся к доктору, сияя глазами. — Молча. Блеск в глаза потух. — А поможет? — неуверенно спросил мальчик. — Конечно. Главное не сдаваться. И делать все аккуратно, — усмехнулся Мартин. Алма просиял, воодушевленный речью доктора. В голове уже вырисовывались сцены будущих игр и веселья. Но сначала надо подружиться с Алленом. Он спрыгнул с колен доктора, обнял его напоследок, благодаря за совет, и побежал на выход. Мартин так и остался сидеть на диване, смотря на удаляющуюся спину мальчика. «Господи, надеюсь, он не к Аллену так ломанулся», —пронеслось у него в голове.Глава 1. Алма Карма
2 февраля 2023 г. в 10:19
Алма Карма… Мальчишку, которого Аллен помогал вытаскивать из бассейна неделю назад, звали Алма Карма. О молчаливом и дезориентированном длинноволосом азиате с рассекающим нос шрамом мало что можно было сказать в, если можно так сказать, первые часы его надводной жизни, но по прошествии двух дней некогда идеальный собеседник превратился в бедствие мирового, по меркам самого Аллена, масштаба.
Весь план идеальной жизни рушился, как карточный домик, и виной тому был один единственный ребенок. Аллен изрядно вложился в выстраивание определенных «отношений» с членами Азиатского подразделения. Он тенью пролетал по переходам и бесконечным коридорам, лишь бы не привлекать внимание, дворовой кошкой шипел на всех, отгонял не прошенных сеятелей добродетели, огрызался, дрался, выбивал у докторов и ученых изредка мелькающее желание лезть к нему. Конечно, не все прошло гладко, и терновник, которым тот опутал себя, все же пришлось приспустить для Эдгара и немного для Фоу, но это все, на что было способно не наученное доверию, ласке и любви сердце. Но с «рождением» этого, как называл его про себя мальчик, долбоеба, привычный уклад жизни треснул как тончайшее стекло винного бокала.
Алма был вездесущ. Заумное слово Аллен вычитал в одной из книг, по которым его учил Эдгар. Громоздкое, странно звучащее и тяжело читаемое, оно вызвало немало вопросов у него, и он принялся штурмовать доктора, который аж просиял тогда, радуясь, что у его подопечного появился интерес к обучению. К сожалению, временный, в пределах понимания одного этого прилагательного, но все же… Эдгар попытался растолковать, однако вместо ответов объяснение породило лишь больше вопросов. «Как мог один человек быть везде и сразу? Разве тело не одно? Только если разрубить: там руку оставил, где-то ногу, сам поковылял куда-то еще, вот ты и вез-де-с-с-с-су-щ».
О-о-о, потом то Аллен понял, что же это за способность такая, потому что этот сука был живым примером вездесущности. Алма оказался на редкость шумным ребенком, гиперактивным, жутко болтливым и, Господи спаси, дружелюбным. Открытый миру и новым впечатлениям, улыбчивый мальчуган быстро стал всеобщим любимцем Азиатского подразделения, часами развлекая ученых, но не это было проблемой.
Главной жертвой своей необузданной энергии счастья и дружбы тот выбрал именно Аллена. Единственный, помимо него самого, ребенок в штабе вызывал интерес и зудящее, как казалось «жертве», в жопе желание подружиться. Спасения от этого изувера не было. Сколько бы Аллен ни бегал и ни скрывался, Алма всюду следовал за ним, пробирался в его комнату, находил в самых отдаленных и скрытых закутках Ордена и болтал. Без остановки, совсем. И горло у него не пересыхало, и дышать ему не надо было. С выдержкой истинного оратора Алма часами пересказывал прошедшие за день события, последние новости, сплетни и даже свой рацион. «На кой хуй мне это надо?» стало одним из философских вопросов, на который Аллен ответа так и не нашел.
Но самое отвратительное, раздражающее до скрежета зубов и сжатых с треском костяшек пальцев было то, что тот привлекал к шатену ненужное внимание. Как только Карма замечал своего «друга», так тут же сломя голову несся к нему, приветствовал, кричал что-то и кидался обниматься.
Испытав на себе столь неординарное приветствие в первый раз, Аллен просто вогнал кулак ему в нос.
— Отъебись от меня! Что ты ко мне привязался как псина вшивая! —закричал разъяренный мальчишка, опрокинув плачущего ребенка на пол и принимаясь мутузить его кулаками.
— Сам ты псина! Ай, больно! — верещал неудавшийся товарищ, с не меньшей ретивостью хватая Аллена за волосы, пинаясь ногами и кулаками отбиваясь от методичных ударов, что градом сыпались на него сверху.
На матерную ругань, крики, плач и истошный вопль собрался почти весь научный отдел. Вбежавшие в столовую сотрудники бросились разнимать драчунов, чуть ли не в четыре-шесть рук удерживая их. Хнычущего, заливающего лицо слезами и соплями Алму сразу увели на обследование, а Аллену предстояла нравоучительная беседа с Эдгаром, который, запыхаясь, уже вбежал в двери зала.
Сколько бы доктор ни распинался, ни взывал к совести мальчика, стараясь донести до него неприемлемость драк, тот лишь злобно огрызался в ответ, ни в какую не желая слушать доктора.
— Ну зачем ты с ним так? — Мартин ваткой, смоченной в зеленке, прошелся по расцарапанным коленкам. — Он же просто пытается подружиться, а ты себя так некрасиво ведешь. Вот зачем ты его ударил? — устало вздохнул он, принимаясь за осмотр синяков на лице.
— Это не мои проблемы. Он сам ко мне лезет! Не нужны мне друзья! Пусть он от меня отстанет! — злобно пробурчал малыш, стараясь не расплакаться из-за жгучей боли в коленках.
— Ты видел, как он плакал? Ему было больно, а все потому, что ты его ударил. Разве так ведут себя воспитанные дети? — попытался зайти с другой стороны Мартин.
Он давно заметил наворачивающиеся на глазках слезы, и решил, донеси он до драчуна, что Алма испытывает теперь ту же боль, может Аллен в следующий раз будет думать прежде, чем переходить к таким радикальным методам.
— О-он сам виноват! — с икотой выпалил мальчик и опустил голову. — Я не просил его быть моим другом. Не н-нужны они м-мне. П-пусть не лезет… — каждую последующую фразу ребенок произносил все тише и тише, периодически икая, а на последней едва слышно всхлипнул.
По щекам полились слезы, грузными каплями ударяясь о сжатые в кулаки на коленках ладони. Эдгар присел рядом с мальчиком и перетащил его на колени, укутывая кольцом рук.
— Ну что ты плачешь, Ал? — мягко спросил он. — У тебя где-то болит? — продолжал вызнавать доктор.
Аллен заплаканным личиком уткнулся в халат ученого, руками обнял поперек груди и продолжил тихо плакать. Маленькое тельце сотрясали всхлипы. Эдгар сильнее прижал к себе ребенка, принимаясь мерно покачиваться, успокаивая пережившего маленькую истерику мальчика.
— Ал, ну ты чего? — едва слышно прошептал мужчина, губами прижимаясь к макушке. — Тш-ш-ш, все хорошо.
Чан прекрасно понимал подоплеку детских слез. Когда малыш только попал в Орден, ответственные люди сразу же навели справки, собрали всю подноготную на юного экзорциста. Сын корабельной шлюхи, он провел первые пять лет жизни в портовом борделе, что уже о многом говорит. Мальчика воспитывали в нездоровой атмосфере не заинтересованные в его физическом и психическом развитии люди. С ранних лет, как только на ноги встал да научился держать предметы, запрягли на работу, во благо борделя. Бесплатно голодные рты никто кормить не будет. Вот и отрабатывал ребенок пресную кашу, черствую горбушку да воду. Заложник детского труда, что в понимании некоторых приравнивался к рабскому, ребенок пахал, чтобы просто выжить. Последние месяцы жизни перед приездом в Орден особой лояльностью к сироте похвастаться не могли. Законы улиц суровы, фактически убей или убьют тебя, отчего каждый свой шаг мальчик планировал с точностью заправского полководца. Подбежать, схватить, сбежать.
Жизнь сыграла с мальчиком злую шутку, и вместо счастливого детства, развивающих игр, формирования привязанностей, познания самого себя и своих эмоций, вбила в голову мальчика гнилые гвозди страха перед взрослыми, непроизвольных реакций тела на резкие движения и страха прикосновений. Вторжение в личное пространство воспринималось как угроза жизни, и кричащий в панике разум пришпоривал конька бессознательного, подчиняя тело первозданному инстинкту — инстинкту самосохранения.
Доктор видел, как тяжело было ребенку первые дни в Ордене, как истощенное уличной жизнью тело и разум лишь сильнее изводили его, постоянно находящегося в состоянии боевой готовности. Он наблюдал, как постепенно мальчик привыкал к окружению, учился принимать тот факт, что не все желают ему зла, что за поднятой рукой не последует удар, а за еду не надо изводить себя каторжным трудом. Эдгар сам приложил руку к ассимиляции, но часть проблем еще требует решения. Аллен свято ценил уединение и неприкосновенность, лишь так чувствуя себя в безопасности, и Алма, методично разрушая оба столпа спокойствия, просто скинул Аллена в пучину воспоминаний о тяжелом детстве. Эдгар прекрасно все понимал, оттого и укачивал сейчас изнеможденного нервным истощением мальчика.