Гори, Нотр-Дам-де-Пари!

      Кадзуха мог бы посчитать, что все, что с ним происходило сейчас, — это то ловкое и крайне веселое его и так не лучшей жизни. Несколько лет учебы в университете, который ему выбрали родители, год работы в компании, которую выбрали родители, одежда, которую купили родители, длина волос, поведение — все это было не его. В его жизни не было ничего, что бы принадлежало ему. Он, наверное, был хуже зверя в клетке — у того хотя бы была миска.       Как смешно. Стало так смешно смотреть на начальника, исходящегося в оре за то, что Каэдэхара отправил важные документы не тому человеку, а тот придурок взял и подписал, отправил миллионы йен, а те сразу пустила в расход их компания, так же без проверки. В этой сложной схеме он стал виноватым. Возможно, это и имело смысл от части, но почему перед оплатой счета не проверили? Почему, когда пришла большая сумма денег, у компании не возникло вопросов? И почему сейчас он стоял прямо посреди рабочего пространства, обзываемый каким-то стариком, не позволяющим сотрудникам уходить раньше него, заставляющем работать за низкую зарплату без отдыха, а каждую пятницу ходить пить? — Каэдэхара Кадзуха! Я возлагал на тебя большие надежды! Твои родители рассказывали о том, какой ты прекрасный человек и какой из тебя великолепный работник! Из-за тебя наша компания потеряла огромные суммы! Но, так и быть, только из уважения к твоим родителям я просто уволю тебя.       «Уволят», — сердце Кадзухи сжалось. Возвращаться домой было нельзя. Родители заметят, что с ним что-то не так. Они узнают о его увольнении из первых уст. Лучше было вообще не возвращаться. Не возвращаться в тот ад и покинуть его навсегда.       Долгое время Каэдэхара считал, что, стоит ему окончить Токийский университет, он сразу же обретет законную свободу, в которой нуждался, как маленький кутенок в материнском молоке. Но он уже был не кутенком — он вырос собакой, верно следующей каждому слову, которое ему говорили, искал одобрения во всем и во всем его получал до сегодняшнего дня.       Десятки глаз, с интересом наблюдающие за происходящим, заставляли чувствовать холод по всему телу. Он вернется. Он, проскулив, ляжет под дверь дома, в котором вырос, и будет ждать самого сурового наказания. Что на этот раз придумает отец, а что мать поддержит? Какое давление в этот раз будет? Кадзуха уже точно знал. Слова: «Мы в тебе разочарованы. Можешь не возвращаться. Мы тебя не знаем» — это все. Молчание, отсутствующие взгляды… Наигранное разочарование, сменяющееся похвалой лишь в моменты, когда от него что-то требовалось. — Проваливай! Что стоишь?! — воскликнул начальник, поправляя очки на носу, съехавшие от гневной трирады, которую тот с явным удовольствием проорал.       Каэдэхара ушел. Он развернулся и пошел прочь, не смотря ни на одного своего коллегу. Со всеми было так весело иногда проводить время, но никто из них не решился подняться с места, чтобы за ним последовать.       Разрывавшееся от боли предчувствия нутро успокоилось так же быстро, как и начало болеть. Это был конец. Провал всей жизни, и за него не было прощения. Ни в чьих глазах он больше не увидит ни одной искры заинтересованности. Даже в темном коридоре лестничного пролета Кадзуха ощущал эту отчужденность мира от себя. Он не был нужен такой никому. Идеальный член общества? Смешно. Он перестал им быть в эту минуту, сегодняшним числом.       Вечерняя прохлада встретила духотой спертых легких. Парень не мог взять в грудь воздуха, но поднял взгляд, когда понял, что он тут был не один.       Краем глаза Каэдэхара успел заметить, как какой-то странный незнакомец пытается шагнуть с крыши, но это нисколько не отразилось на его мыслях. Просто еще один «неидеальный» член общества осознал свою бесполезность. Вместе умирать, наверное, будет лучше, чем одному. Так он решил и прошел дальше, равняясь с каким-то подростком.       Вот только то, что произошло дальше, выбилось из понятия обычной «неидеальности». Сам вид человека, готового только что спрыгнуть вниз, а теперь же пытающегося отговорить его от того же, заставил Кадзуху почувствовать внутри что-то вроде треснувшего надвое разлома. Он хотел поговорить и узнать причины того, почему парень решился на самоубийство, но тот явно был пьян и очень эмоционален.       «Эмоции — непозволительная роскошь для современного человека», — воспроизвел в мыслях фразу отца Каэдэхара и решил, что слушать подобную странную личность ему не стоит. Каким бы тот ни был забавным или же странным, в нем Кадзуха ощущал то, чего ему всегда не хватало: чувства, способность самовыражаться, любовь к своему делу, которая стала понятна после внезапного речитатива, воспроизведенного незнакомцем. Его голос, несмотря на надломленность души, был четким и громким, и за этим всем Каэдэхара не смог разобрать момента, когда узнал его имя и оказался пойман в ловушку своих ожиданий.       «Какой бред»,— думал про себя Кадзуха, просто следуя за немного пошатывающимся Скарамуччей. Он не знал, куда его ведут. Быть может, завтра его труп найдут в канаве у дороги или же продадут в секс-рабство. В любом случае было все равно. Он просто хотел идти за этим человеком. Вдоль улиц, окрашенных горящими витринами, вдоль дороги, становящейся живой под колесами автомобилей, вдоль офисного здания компании, откуда на последнем году обучения пришло предложение о работе. Каэдэхара и правда мог работать в том месте, откуда сейчас, смеясь, выходила какая-то группа работяг, что-то бурно обсуждающих. — Эй! Не стой, а иди! — воскликнул со стороны Скара, который резко вновь потянул за локоть, продолжая тащить в сторону ранее неизвестного квартала.       Кадзуха в принципе мало знал город. Кажется, впервые смотрел на него во все глаза. Смешно, что сейчас, когда он уже решил покончить со своей «идеальной» жизнью, нашелся человек, способный покончить с «идеалом» его жизни, и что нужно было ждать от этой сумбурной встречи, Каэдэхара не знал. Но точно знал, что, пойдя за ним, дороги назад уже не будет. По крайней мере дома его не ждали, как и на работе. Кредитка изъята родителями, а вместе с ней и документы.       «Мы волнуемся за тебя», — говорили они.       «Они посадили меня на цепь»,— читал между строк парень.       Один поворот сменялся другим и, к своему стыду, Кадзуха уже не мог определить, откуда они пришли и куда идут. В этот миг перед глазами открылся вид длинного пятиэтажного дома, через калитку которого Скара, не обращая ни на что внимания, просто перепрыгнул, тут же спотыкаясь за ее пределами, вызывая в голове вопрос.       Насколько заметил Каэдэхара, с его приземлением не должно было быть проблем, но тот не устоял на ногах, подворачивая одну и начиная материть все, что видел вокруг. — Чертово колено! Гребаная калитка! Кто придумал ставить эти железяки у входа?! — прошипел тот, осматривая свою ногу со всех сторон.       Только сейчас Кадзуха смог разглядеть большой шрам на коже колена, видимо, от операции. — У тебя нет ключей? — спросил он, уже думая, что последовал за каким-то бомжом. Вот только такая теория разбивалась о сам наряд нового знакомого.       Тот явно был дорогим, скорее всего сшитым вручную. Если Скара и правда был дизайнером одежды, как говорил, то в этом не было ничего удивительного, но что можно было ждать от пьяного человека? Он бы мог и наврать с три короба. Выглядел он максимум на шестнадцать. — Есть, конечно, я… по привычке, — выдохнул новый знакомый, поднимаясь кое-как на ноги и присаживаясь на бетонные перила. — Чего ждешь?       Вопрос застал Кадзуху врасплох. Он перебрасывал взгляд с калитки на Скарамуччу и обратно. Конечно, что ждут от него, стало понятно сразу, вот только это же было… неправильно, и сердце в груди забилось сильнее от понимания того, насколько незаконную и вульгарную вещь собирался он сделать.       Глубоко вздохнув, Каэдэхара все же перепрыгнул на ту сторону, ощущая в теле небывалую легкость, словно этим прыжком он перепрыгнул и сразу несколько суровых правил, вдалбливаемых в голову всю жизнь. — У тебя вид, будто ты выиграл лотерею, — заметил спутник, слезая с перил, и сделал два шага на месте, проверяя способность ходить. — Нужна моя помощь? — поинтересовался Кадзуха, но натолкнулся на сердитый и раздраженный взгляд в смеси с чем-то, что ему понятно не было. — Обойдусь, а ты — чтоб выспался, и я больше не видел этих ужасных мешков под глазами. Это тебе нужна помощь, а не мне, — выпалил тот, поднимаясь на первый этаж и проходя по балкончику, вдоль которого ровным рядом струились двери квартир. — Носишь эту рубашку, как ботан какой-то.       Скарамучча резко остановился и застал Каэдэхару врасплох в тот момент, когда подошел ближе, оттягивая плотно прилегающий к горлу темно-синий галстук, а затем расстегивая пару верхних пуговиц. В движениях его пальцев, бывший бухгалтер усмотрел что-то такое, от чего все внутри замерло на миг. Те были ловкими, быстрыми, но черный аккуратный маникюр резко контрастировал заусенцами, обросшими плотной корочкой ран. — Моя квартира дальше, — кинул дизайнер, вновь разворачиваясь.       Идя вслед за ним, Кадзуха заметил дальнюю дверь, под которой лежала какая-то бумажка. Он хотел было ее поднять, но нога, затянутая в берцы, резко откинула ту в сторону. — Соседи весточку прислали, — не глядя на содержимое, сообщил Скарамучча, врезая в замок ключ, и с лязгом открыл дверь квартиры, из которой донесся терпкий запах благовоний.       Каэдэхара прикрыл рукой нос, проходя внутрь и тут же спотыкаясь о раскинутые у порога пары обуви. Подобного встречать еще не приходилось. Но, наверное, от части в этом был какой-то тайный посыл, которого человеку со вполне стандартным мышлением понять было сложно. — Черт его дери, забыл затушить эти пахучие палки, — шикнул Скара, опровергая всю предполагаемую глубину подобной задымленности помещения.       Дождавшись, когда он стянет с себя обувь, Каэдэхара прошел следом. Коридор был достаточно узким, да и закрывать входную дверь не хотелось. Было желание позволить хоть какой-то части воздуха проникнуть внутрь, чтобы тот смог выветрить часть запаха.       Разувшись и все же закрыв вход, Кадзуха заметил, как хозяин квартиры без стеснения стягивает с себя свою толстовку, отбрасывает в сторону горы пакетов, вываливающихся из большого прозрачного ящика, затем снял шорты. В темноте и закрытых шторах не было все ясно видно, но точно видно стало то, что руки и спина, спрятанные под одеждой, были покрыты какими-то узорами и надписями.       «Может быть, он якудза?» —спросил сам себя Каэдэхара, но убегать было уже поздно, да и вряд ли с ним что-то сделают. К тому же темная тень человека без головы и рук в углу точно подтверждала факт того, что его захватил в свои руки никто иной, как дизайнер одежды, который сейчас внезапно рухнул на большую двухместную кровать и закрыл подушкой голову, больше не говоря ни слова. — Ты уже уснул? — попытался спросил Кадзуха, но в ответ встретил лишь тишину.       Это заставило вздохнуть. Он остался один в этой странной квартире, которую и рассмотреть-то было почти невозможно. На полу точно что-то валялось, судя по темным теням, и двигаться приходилось осторожно, будто проходя через полосу препятствий на пути к шторам. Сдвинув те в сторону, Каэдэхара облегченно вздохнул, наконец открывая себе вид на весь тот хаос, царивший в помещении.       Мольберт стоял у стены по левую сторону коридора, и от него практически отваливалась какая-то жутенькая картина, прилепленная на малярный скотч. По полу были раскиданы краски и кисти, которые, кажется, Скара просто не захотел раскладывать по местам. Пара пустых бутылок из-под алкоголя стояли на столе на кухне, которая не была ничем отгорожена от спальни. Простая квартира-студия, кажется, все же достаточно просторная, сейчас больше походила на сжавшийся коробок от всего того, что в ней находилось. Помимо всего выше перечисленного — большой зеркальный шкаф за манекеном, книжный стеллаж рядом; напротив — кровать, у начала которой стоял складной стол, будто превращая ту в колыбель. Из плюсов — балкон.       Приоткрыв тюль, а затем дверцу, Кадзуха осмотрел небольшой дворик за домом — удивительная вещь для Японии. Там была пара скамеек, освещенных тусклым лунным светом и небольшое дерево по центру.       Тяжело вздохнув, парень решил оставить балкон открытым, чтобы выветрить из квартиры запах благовоний, а сам стянул с себя пиджак, оставляя его на складном столе возле кровати. Завтра, как настанет утро, его безумный вечер закончится. Как бы ни было страшно, как бы сильно того ни хотелось, придется возвращаться под дверь своего дома и оправдываться перед родителями. Желание умереть все еще оставалось, но уже не так сильно, как час назад. С этим можно было жить, а пока… пока было на то время, Каэдэхара решил впустить в свою душу частичку свободы и безумства, занесенные туда действиями нового знакомого.