Гори, Нотр-Дам-де-Пари!

      Кадзуха проводил взглядом убегающего студента и тяжело выдохнул.       Солнце слепило глаза, и теперь он смог в полной мере осмотреть то, где оказался по воле судьбы. Впрочем, ничего особого: ровные ряды пятиэтажных домов, узкая полоса асфальта, несколько вывесок, располагающихся по стенам домов, над головой паутина проводов, напоминающая о том пути, который предрекал Каэдэхаре идти вперед, по проторенной дорожке.       Застегнув пуговицы на рубашке, которые дизайнер старательно поправлял, он повернулся в сторону проезжей части и достал из кармана телефон, на котором звук был предусмотрительно выключен. Там, среди десятка оповещений от приложений, затесались десятки пропущенных вызовов от матери и отца. По спине пробежались толпой мурашки, но делать было нечего — оставалось лишь взять себя в руки. Та мимолетная свобода, которую Кадзуха выиграл для себя вчерашней встречей, вовсе не была правильной и нужной. Возможно, если бы он сразу вернулся домой и обговорил произошедшее с родителями, то было бы лучше, но опьяненный желанием смерти мозг, отказывался думать рационально.       Ехать до дома пришлось долго. Каэдэхара и не думал, что насколько далеко ушел от своей работы. Ему казалось, что Скара живет в километре от нее, но все было иначе. Час ходьбы вовсе не привиделся, а оставался реальным и теперь заменялся несколькими остановками метро, а затем пешей прогулкой. Да, он бы мог добраться быстрее, стоило только проехать еще две станции, но момент хотелось оттянуть.       Ряды знакомых соседских двухэтажных домов были украшены различными растениями в горшках, людьми, выгуливающими собак, младшеклассниками, возвращающимися за ручку домой. Ничего не могло потревожить спокойствия момента, проникающего даже вглубь встревоженного сердца. На секунду Кадзухе показалось, что с него хватило потрясений, но лишь на секунду.       Стоило посмотреть в сторону порога собственного дома, как он заметил большой рюкзак, стоящий у темно-коричневой входной двери. Тот был знаком, ведь именно с ним Каэдэхаре приходилось отправляться в летний лагерь еще в школьные времена. Внутри заскреблось неприятное предчувствие, и парень подошел ближе. С урчанием бегунка молнии он открыл взгляду содержимое — его одежду.       И правда, не стоило ждать от этих людей чего-то другого, но голову окатило холодной водой. Парень продолжал рыться в выставленной сумке и, даже если бы там было какое-то письмо или хоть что-то, объясняющее подобный жест, то оказалось бы бесполезным. Единственное, что он сейчас хотел увидеть — свои документы и свидетельство о рождении, которых, впрочем, не было. — Значит не навсегда выгоняют? — спросил сам себя Кадзуха, поднимаясь с земли и упираясь взглядом в дверь.       Внутри все опустело так, словно из него выкачали остатки жизни. И куда теперь можно было идти? К тете? Но она уже точно предупреждена о проступке и вряд ли пустит в дом. К дедушке? Но он живет слишком далеко, до туда будет тяжело добраться, к тому же, без наличия денег и документов. Пожалуй, выбора не оставалось.       Каэдэхара достал свой ключ от дома и вставил его в замочную скважину. Его мама все еще должна была быть дома, ведь оставалась домохозяйкой. Если удастся, парень хотел забрать то, что жизненно необходимо человеку и жителю страны, но, попробовав повернуть замок, понял, что тот не поддается. Дальнейшие попытки оказались бесполезны, и внутри зародилось чувство, которое долго подавлялось отказом принимать правду.       С размаху ударив в железную дверь кулаком, Кадзуха сжал зубы, молчаливо проклиная всю ситуацию, в которой оказался. Знакомых, которые бы могли его приютить на время, пока гнев родителей не остынет, не было. Родственники — либо приверженцы таких же идеалов, либо живут слишком далеко. Документов нет, из денег только то, что оставалось на тайной карточке, которую оформил парень. В общем и целом должно было хватить на месяц. — Мам, открой дверь! — воскликнул он, еще раз ударяя кулаком, но в ответ была лишь тишина. Принципиальность и ничего больше.       Выбора и правда не оставалось. Предложение, озвученное по-пьяни новым знакомым, оказалось наиболее логичным выходом. Хотя Кадзуха и не мог не заметить по его поведению с утра, что сам студент не был уверен в своих словах. В любом случае стоило попробовать. Да и в конце концов не на всю же жизнь он собирается оставаться возле него. Лишь пару дней, может, месяц. Дальше сидеть и ждать около двери парню вовсе не хотелось. Все равно не пустят.       Альбедо, как обычно, задержался со своей картиной. Скарамучче начало казаться, что он вовсе не может встать после пятичасового сидения на одном месте в одной позе под звуки фортепианной лирики, которую так любил художник. Но жаловаться было не на что: пока друг рисовал, он также отвлекал разговорами о чем-то отрешенном от мыслей, старательно вытравливаемых из головы. Теперь же они вернулись, не перебиваемые даже тяжелой металл-группой, играющей в наушниках.       Особо не глядя на дорогу, дизайнер успел врезаться в один столб и двоих людей, так же не замечающих его. Это заставляло злиться, но раз за разом возвращаться к мыслям об образе потерявшего свою работу офисного клерка, о том, какой сюжет можно было исполнить на новой работе с ним, чем украсить, как содрать с него эту посредственно-офисную одежду и раскрыть индивидуальность. И если бы Скарамучча сошел с ума за эти тридцать минут, которые добирался до дома под недовольные взгляды обходящих его прохожих, ни капли бы не удивился. Сердце внутри продолжало ускоренно биться, не замолкая.       Остановившись возле небольшого магазинчика у дома, освещенного зелеными огнями вывесок, парень вздохнул. Так он скорее всего очень быстро сопьется, но нужно было хоть как-то унять тревогу, желание творить ради кого-то и страх за то, что его резкая и молниеносная вдохновленность разрастется глубже, вновь погружая в страдания одиночества и безответной любви.       Взяв с полки ром, колу, ликер и несколько дополнительных продуктов, точно успевших порасти плесенью в холодильнике, Скара оплатил покупки и вновь вышел на улицу.       Достав из кармана электронную сигарету, он вдохнул сладкий дым и посмотрел куда-то за крыши домов. Через них тонкой полоской света пробивалось закатное солнце, окрашивающее облака на небе в розовый, красный и желтый, делающее из них подобие сладкой ваты. Часто раздражающие линии передач теперь же весели над головой темными тенями, дополняя всю атмосферу наступающих сумерек своими лабиринтами. Мелодия в наушниках сменилась, и певчий женский голос затянул в теле тугой узел желания запечатлеть все это в красках. Грубые мазки, но создающие собой нежную атмосферу, уже наносились маслом на холст перед глазами, и Скара почувствовал, как задыхается в красоте момента.       Один мазок в голове сменялся другим, небо становилось более блеклым, а на дороге, принимающей на себя золотые солнечные зайчики, погруженный в легкую дымку, вырисовывался силуэт встреченного на крыше парня.       Через силу Скарамучча прикрыл свои глаза и отвернулся от неба, поскорее уходя в сторону дома. В груди сердце все больше набирало ритм, подпитываемый быстрой ходьбой, а рука не позволяла остановиться делать затяжки никотина, заставляющего мозг плыть, а в желудке — неприятно сверлить подступающей тошнотой.       Завернув в сторону своего дома, дизайнер встал на месте, замечая вдали знакомую светловолосую макушку.       «Только шизофрении мне не хватало», — подумал он про себя, вовсе не веря в то, что еще раз мог бы увидеться с Кадзухой. Во всяком случае, в момент, когда его разум и так перекашивало от желания сделать хоть что-то, чтобы запечатлеть воспоминания о чужой красоте, видеть вдохновителя было никак нельзя.       Вопреки идее, что перед ним была иллюзия, Скара понял, что то была вовсе не она. Вполне реальный человек поднялся со своего места. Он был в той же рубашке, пиджаке, брюках, но позади него стоял портфель.       «Он реально решил ко мне переехать?» — спросил сам себя студент, но это стоило выяснить и найти повод отказаться. — Что ты здесь делаешь? — начал он, подойдя ближе к Каэдэхаре, складывая руки на груди. Пакет со спиртным и продуктами звякнул. — Прости… Я не уверен, как об этом начать говорить, — произнес тот в ответ, отводя глаза в сторону.       На самом деле Кадзуха уже собирался уходить, ведь и так прождал слишком долго. Он сидел тут около трех часов, за которые успел многое обдумать. Придя к человеку, которого знал лишь два коротких разговора, он не мог практически ничего предложить взамен за проживание, да и все еще сомневался в том, стоило ли вообще путаться с тем, кого бы родители назвали «хулиганом» и «малолетним преступником». От подобного определения лишь по внешности стоило отказываться. — В общем, я бы хотел пожить у тебя пару дней, пока не найду, у кого остаться, — все же выдохнул отрепетированную фразу парень, не подозревая, что только что завязал эфемерную петлю на шее Скары и взял ее конец в руки, обмотав настолько крепко, что вряд ли тот смог вырваться даже при огромном желании.       Почувствовав тремор и неумолимо рвущиеся слова из груди, дизайнер замолчал. Он и правда хотел отказаться, чтобы не заставлять себя чувствовать еще более несчастным в плотной стене, ограждающей от всех людей, кто ему нравился, но попав под его состояние, Кадзуха точно лишил его этой возможности. — Хорошо, проходи. Расскажешь, что случилось, — бросил студент, отпирая железную калитку ключом, проходя в сторону своей квартиры.       Он уже осознавал, что подписал себе смертный приговор подобным решением, но, если был хотя бы шанс, он хотел попытаться взять все от этого совместного проживания. Даже если его симпатия и вдохновение окажутся вновь безответными, как и прошлые десять раз, он хотя бы оставит себе на память многое от этого человека. Быть может, даже сможет пересилить депрессию, часто накатывающую и забирающую в свои удушающие объятья на долгое время.       Двери квартиры приветливо отворились, впуская двух жильцов в недра творческого беспорядка, созданного истинным хозяином. Кадзуха осмотрелся еще раз. Пусть это место было в несколько раз меньше его дома, но тут было… уютно? Никаких правил, никаких ограничений, свобода действия, омрачаемая лишь отсутствием документов, нужных для нахождения нормальной работы. — Проходи, в шкафу нижняя полка свободная, можешь разложить вещи, — сказал Скарамучча, раскладывая покупки на столе. — Выпьем? — Конечно, — кивнул в ответ Каэдэхара, не находя у себя аргументов, чтобы отказаться.       Ему тоже нужно было расслабиться и привести голову в порядок. Во всяком случае, уже то, что он не ждал возвращения отца, чтобы зайти домой, не могло не радовать. Можно ли это было назвать подростковым бунтом, когда ему уже было двадцать три года? Парень не был в этом уверен, но точно не мог не радоваться тому, что на зло родителям будет ночевать не у двери дома, а во вполне неплохой квартире. Пусть и жилец у нее был достаточно странный.       Тот уже намешивал в стеклянных стаканах ром и колу, кажется, о чем-то задумываясь, да так глубоко, что газировка едва ли не перелилась через края, роняя все же пару темных капель на стол. — Ты уверен, что мне можно остаться? Хозяйка не будет ругаться? — спросил Кадзуха, беря из рюкзака домашнюю одежду. К слову, помимо нее в нем лежала лишь одна пара брюк, пара футболок, нижнее белье и зубная щетка. — Ты действительно думаешь, что с такого, как я, будет спрос? — вопросительно поднял руки Скарамучча, напоминая о том, что не каждый человек в этой стране готов сдать помещение парню, чьи руки не было видно за плотным слоем краски. — Прошлая хозяйка попросила меня съехать сразу, как я набил первое тату,— объяснил он, но едва ли это было нужно. — Зачем тогда ты их бьешь?       Кадзуха снял с себя пиджак и рубашку, затем брюки, ожидая ответа, но Скарамучча молчал, после чего выпил из горлышка бутылки рома, не обращая внимания на смешанный коктейль, стоящий рядом. — Разве это не очевидно? — хмыкнул дизайнер, падая на стул около стола. — Резать рисунки, за которые отдал деньги, обидно. Поэтому и наколол, чтобы не пытаться вспороть вены.       Опешив от такого ответа, парень замер на месте, косясь на собственные запястья, где белели небольшие шрамы. Их приходилось замазывать перед собеседованием на работу, но точно ли подобная опасность, как тату, могла решить проблемы в голове? С ними нельзя было посещать многие места: спортзалы, бани, бассейны, пляжи, некоторые гостиницы. Запретов становилось больше, но, блуждая в потоке мыслей, вместе с тем надевая на себя домашнюю одежду, Кадзуха осознал, что и сам не был против рисунков на теле. Это выглядело вульгарно, сумасшедше, но свободно.       Скарамучча же следил за тем, как его гость переодевался. Никаких пошлых мыслей, просто чистое наслаждение. Он боялся, что за плотной одеждой, которую носил Каэдэхара, будет что-то такое, что не будет соотноситься с понятием «музы» для него самого, но тот оказался худым, тело — не очень рельефным, но имеющим свои очертания. И дизайнер придушил бы сам себя, если бы за пару дней, которые планировал разделить в одном помещении с Кадзухой, не нашел способа оставить его у себя или хотя бы не сшил бы пару простых вещей. Кроме того, у его гостя явно не хватало одежды с собой. А с фиолетовой майки и красных шорт хотелось лишь выколоть себе глаза. — Раздевайся, — выдохнул Скара, поднимаясь из-за стола и ловя на себе вопросительный взгляд. — Пусть это и домашняя одежда, я не могу оставить тебя в таком виде! Ты в жизни модных журналов не читал, я прав?       Вопрос, озвученный студентом, заставил Кадзуху почувствовать неловкость. Его еще ни разу не упрекали в отсутствии вкуса. Да и он никогда не обращал на одежду особого внимания, полностью концентрируясь лишь на учебе. Да и разве парням было обязательно так хорошо выглядеть? — По твоему взгляду вижу, что не читал, — выдохнул дизайнер, раскрывая свой шкаф и зарываясь в одежде, которой там скопилось так много, что она норовила вывалиться из него на пол.       Пока Скара искал нужные вещи, Каэдэхара успел стянуть с себя одежду, после чего принял в руки белую майку с красными пятнами и разводами, а также шорты в темно-оранжевую клетку. Правда эти две вещи были какими-то неаккуратными, если не сказать, что сделанными наспех. — Это моя работа по батику, — хмыкнул Скарамучча, после чего вернулся за стол, протягивая в руки Кадзухи стакан коктейля, как только тот переоделся. — Делал за два дня до сдачи. — По батику? — переспросил парень, явно не понимая, о чем идет речь.       Он отпил предложенного коктейля, слишком поздно понимая, что до этого ничего не ел. Да и не похоже, что хозяин дома где-то перекусывал. Во всяком случае выглядел он уставшим, закуривая электронную сигарету. — Роспись по ткани, — в двух словах объяснил Скара, выпивая пару глотков чистого рома, вновь игнорируя сделанный коктейль.       Ему хотелось быстрее довести себя до кондиции, когда больше не появится отчаянное желание рисовать и что-либо делать. Он прекрасно знал, что, если ошибется хоть в чем-то, находясь в приливе вдохновения, нервный срыв не заставит ждать. Стоило потянуть время, пока это не пройдет, но будет ли теперь все так просто? Взгляд сам упал на соседа. — Это не мое дело, но почему ты решил покончить с жизнью? — спросил Скарамучча, облокачиваясь на стол, чтобы придержать потяжелевшую голову.       Вопрос вновь застал врасплох. Кадзуха опустил взгляд к полу, думая над тем, мог ли поделиться чем-то настолько сокровенным с малознакомым человеком? Но вряд ли тот бы стал осуждать, ведь оказались на крыше они вместе, и не сказать, что ему самому не хотелось узнать, почему дизайнер решил, что ему больше ничего не нужно. — За меня всю жизнь решали, — Каэдэхара взял бутылку с ромом, решая, что для подобного разговора разбавленный алкоголь действительно подходил мало. Он выпил пару глотков, затем откашливаясь от крепкости напитка. — Вчера меня уволили, родители не могли этого простить, поэтому выставили мои вещи из дома.       В ответ на произнесенное Скара цыкнул, переводя взгляд к замутненному сеткой окну. В его глазах пробежал не то гнев, не то отвращение, впрочем, этот взгляд мог бы описать то, что чувствовал Кадзуха, стоя у закрытой двери дома со смененным замком. — Это отвратительно, — выдохнул парень, затягиваясь еще одной порцией никотина. — А ты?       Скарамучча опустил глаза после вопроса. Он знал, почему хотел умереть, но как бы донести суть до человека, далекого от того, чем он занимался? Кроме того причин было много и вспоминать о них — хоронить себя вновь и вновь. Болезненно кольнувшее внутри сердце заставило сжать в руке сигарету сильнее, но все же начать говорить: — Отчаяние заставило. Я просто не должен существовать в этом мире, больше нет причин, — он выпил еще, запивая появившуюся ненависть к самому себе. Может быть, и стоило надавить на жалость, уловками вывести Кадзуху на легкие прикосновения, добыть каплю тепла, которого постоянно не хватает, но как это будет смотреться со стороны? Он все еще не настолько отчаялся. — Ты бы не написал, что не хочешь умирать, если бы действительно считал, что для тебя нет места в этом мире… — Не говори мне этого! — воскликнул внезапно Скара, с грохотом ставя бутылку на стол, но, заметив тревогу в чужих глазах, постарался выдохнуть. — Не стоит мне помогать и поддерживать, это… Делает все еще хуже. Давай сменим тему.       Внезапный вскрик и правда заставил напрячься. Каэдэхара не понял, что именно сказал не так, но, кажется, помогать и сочувствовать действительно не следовало. Он потерял ниточку диалога, конец которой убежал так же далеко, как мнимое понимание чужой боли. Ему уже доводилось думать об этом, но действительно ли люди, оказывающиеся в одном месте с одной целью, чувствуют одинаковые чувства? В то время, как он бежал за смертью, Скарамучча просто отвернулся от своих мыслей, но могло ли это быть потому, что он часто оказывался в такой ситуации или же потому что на деле не собирался умирать и ждал, когда его остановят?       Голова от мыслей разболелась, и те начинали путаться под алкоголем, расползающимся внутри. — Сколько тебе лет? — не найдя, что еще спросить, решил спросить Кадзуха. — Двадцать. А тебе? — Двадцать три, — постарался улыбнуться парень, но внезапно почувствовал, как его хлопнули по щекам. Несильно, но ощутимо. — Не улыбайся, если невесело. Улыбка, конечно, вписывается в образ, но мы тут оба поехавшие, поэтому расслабься.       На сей раз фраза действительно заставила посмеяться. Чувство дежавю вернуло к вчерашнему вечеру и заставило вспомнить детали разговора. — Ты говорил, что у тебя есть человек, у кого можно спросить про работу. Он сможет принять меня без документов? — Каэдэхара убрал чужие ладони от своего лица, чувствуя легкую неловкость из-за подобных внезапных прикосновений. — Без документов? — переспросил Скарамучча, задумываясь и покачиваясь из стороны в сторону на своем стуле. — А твои где? — Родители не отдали. — Что?       Ответ подвесил в воздухе немой вопрос, и дизайнер вздохнул, прикрывая глаза ладонью. Конечно, возможно, что его знакомая — директор модельного агентства — смогла бы принять Кадзуху без них, хотя… Нет, это точно было бы невозможно. Но в пьяной голове появилась мысль, заставляющая усмехнуться, а недобрый блеск пройти через радужки глаз. — Не хочешь выкрасть их? — низко посмеялся Скара, заставляя собеседника напрячься, вытягиваясь по струнке. — Кто кроме тебя знает твой же дом лучше всего? А я могу помочь, — он наклонился вперед, упираясь локтями в колени. — А пока думаем, как пробраться за твоими документами, я натаскаю тебя на ту работу, которой ты будешь заниматься.