Как (не) познакомиться с родственной душой

Дни, последовавшие за возвращением Чжоу Цзышу в Усадьбу Четырех сезонов, слиплись в один, полный тревог и переживаний миг. Цинь Хуайчжан делал вид, что почти не страдает от вновь накатившего недуга, но выходило это у него из рук вон плохо. Он едва мог подняться с постели, почти не ел, а его Ци, всегда сильная и спокойная, металась по меридианам озлобившейся коброй. Чжоу Цзышу не знал за что браться. Как старший ученик усадьбы он старался и следить за шиди, и заботиться об учителе, и не забывать о собственном совершенствовании. Каждое из этих дел выходило у него из рук вон плохо. Чувство вины да всепоглощающая тревога лишь усугубляли дело. Чжоу Цзышу видел, что старания усадебных лекарей не помогают учителю, и готов был на стену лезть от чувства безысходности. На исходе второго дня стало ясно, что своими усилиями Усадьбе Четырех сезонов не справиться. Чжоу Цзышу собрал походный мешок, взял Цинь Цзюсяо, снарядил самых быстрых коней и отправился в путь. Опыт прошлых приступов болезни подсказывал, что в самых безнадежных случаях помощи стоит искать лишь в одном месте — в Долине Призраков. Бессмертный мастер Е Байи, знакомый со многими лекарскими техниками и трактатами Долины целителей, единственный знал, как облегчить Цинь Хуайчжану страдания. До Санъя они доскакали вровень со спешащим осенним ветром, но в городе ненадолго задержались. Памятуя о назначенной Вэнь Кэсином встрече, Чжоу Цзышу оставил Цинь Цзюсяо ждать себя на постоялом дворе и побежал на рынок. Его сердце болело от необходимости отменить свидание, но даже бесконечная тоска по лукавым глазам и лисьей улыбке не могла сбить его с пути. Отыскав магазинчик давешнего продавца ханьфу, Чжоу Цзышу напустил на себя самый суровый вид и вошел внутрь. Хозяин расплылся в довольной улыбке — после того, как Чжоу Цзышу в прошлый раз купил дорогущее ханьфу и даже вложил в его ладонь пару монет в награду за деликатность, тот явно стал его любимым клиентом. — Рад приветствовать молодого героя снова! — Хозяин так низко поклонился, что едва не коснулся локтями колен. — Хотите приобрести еще одно пао? Для себя или снова для друга? Чжоу Цзышу смерил его взглядом и не стал тянуть. Все равно времени у него не было: — Передать письмо. Лицо продавца сначала вытянулось, но, когда Чжоу Цзышу положил на прилавок письмо и монет на не самое плохое ханьфу в его магазине, снова стало подобострастным. — Всё, что пожелает молодой герой. И кому я должен… — Моему другу. Ты запомнил его? — Конечно! — закивал торговец и споро смел с прилавка и деньги, и письмо. Чжоу Цзышу сделал шаг к пронырливому и довольно скользкому и на вид, и по ощущениям человеку. Возвышаясь над ним почти на голову, он, глядя поверх его головы, произнес ледяным тоном, который особенно пугал его шиди: — И лучше тебе действительно его передать. Торговец заметно побледнел, а улыбка его из угодливой превратилась в натянутую. Тогда Чжоу Цзышу прошел до самого выхода и уже оттуда, не оборачиваясь, кинул: — При следующем визите в город я доплачу. И расплачусь. У Чжоу Цзышу, конечно, мелькала мысль, что он слишком запугивает несчастного торговца, но он и не хотел, чтобы чужие глаза вскрывали и читали письмо. Пусть он и не писал там ничего особенного — не зная уровня грамотности Вэнь Кэсина, он упомянул только самое простое и важное. Цинь Цзюсяо ждал наготове, и они сразу же снялись с места. Город был уже знаком Чжоу Цзышу и чем-то любим, он легко в нем ориентировался и знал ближайшую местность, поэтому везде они шли исключительно короткими дорогами. У ворот в Долину призраков они оказались быстрее, чем оба ожидали. Высокие ворота врезались в скалы, земля и трава под ногами были редко утоптаны. Гнетущее место показывало всем собой, что договор соблюдался, и призраки Долину практически не покидали. Спешившись, Чжоу Цзышу переглянулся с Цинь Цзюсяо, еще раз оглянулся, и, наконец, посмотрел вверх. Ничего не было видно. Всё стояло в этом месте недвижимым, и только ветер развевал одежды. — Ученики Поместья Четырех сезонов приветствуют Долину призраков и её Хозяина! — громко и четко выкрикнул Чжоу Цзышу. — И просят аудиенции. Долго. Слишком долго для взволнованного сердца сохранялось молчание. Первый удар в барабан резанул по нервам. Когда за ним последовал нестройный бой, сердце возликовало. Не сразу, но им открыли! — Хозяин Долины приветствует учеников Поместья Четырех сезонов! Около десятка призраков одновременно прокричали приветствие и расступились в стороны так же, как до этого врата Долины. Цинь Цзюсяо незаметно отстал от Чжоу Цзышу на несколько шагов. Вероятно, посчитав, что так будет удобнее защищаться в случае нападения. Сам Чжоу Цзышу думал так: если на них набросятся сотни призраков — а по стенам их стояло поистине впечатляющее количество, — то можно и не защищаться. Разве что захотят унести с собой побольше… Хотя… в таком замкнутом стенами пространстве можно было потягаться силами. В занимательных думах о выживании они преодолели внешние стены, довольно неблизкую дорогу до горы, и потом их завели внутрь горы, где они долго шли широкими коридорами, чтобы оказаться на открытой, вырубленной прямо в скале террасе. Им сообщили, что Хозяин придет сам, а им следует подождать. Цинь Цзюсяо, не стесняясь, вертел головой, Чжоу Цзышу же старался вести себя степенно. Как бы ни было ему любопытно, как бы ни хотелось оценить чужое оружие или выправку, он смотрел только перед собой. Благо, ждать пришлось не долго. Не успел Чжоу Цзышу отсчитать и трехсот ударов сердца, как на возвышении показался человек в белых одеждах. — Старший ученик Цинь Хуайчжана, — Хозяин Долины решил не тратить время ни на приветствия, ни на общение с Цинь Цзюсяо, — что привело тебя к нам? Неужто мой неразумный воспитанник имел глупость опять захворать? Чжоу Цзышу мог только кивнуть. Проницательность и ум бессмертного мастера во всем Цзянху были легендарны. — Что ты молчишь? — Хозяин Долины со своего почетного места, очевидно, не разглядел жестов Чжоу Цзышу. — Язык проглотил или испугался? Щеки Чжоу Цзышу обдало жаром смущения. Меньше всего он хотел представать перед легендарным учителем учителя невежливым юнцом или скромным ягненком. Согнув талию в самом идеальном церемонном поклоне, Чжоу Цзышу выступил вперед и смело заговорил: — Почтенный мастер прав в своих суждениях. Мой учитель действительно снова страдает от природной слабости своего здоровья. — Снова?! — Недовольный голос Хозяина Долины заметался переменчивым эхом среди каменных сводов огромного зала. — И что, симптомы те же, что и три года назад? — Симптомы неизменны, мастер, и… — Понятно! — Хозяин Долины не дал Чжоу Цзышу закончить. — Я сотворю для неразумного ученика подходящее лекарство. Вы же двое… Ждите здесь и не делайте глупостей! Последнее предложение Хозяина Долины до того удивило Чжоу Цзышу своей бестактностью — их с Цинь Цзюсяо не пригласили ни поужинать, ни даже омыть лица и рук — что он, позабыв обо всех правилах приличия, огляделся. Он думал, что не заметил где-то в огромном зале кресел для посетителей, или хотя бы родника с чистой водой. Без толку. Вокруг были лишь серые камни да призраки в глиняных масках… *** Сказать, что Вэнь Кэсин был расстроен — это сильно, очень сильно преуменьшить. Он был опечален, взбешен, убит горем, но главное — измучен ревностью. Чжоу Сюй не пришел с ним на встречу! Чжоу Сюй оставил ему короткую, написанную крупными простенькими иероглифами записку! А ведь Вэнь Кэсин так стремился к нему! Такие сказки выдумал, чтобы из Долины выбраться! Столько блюд, задабривая Хозяина, приготовил! И зачем! Чтобы на рыночной площади его ждал не прекрасный молодой герой, а уродливый продавец ханьфу? Записку, сообщающую, что у Чжоу Сюя якобы заболел учитель, Вэнь Кэсин разорвал в клочья. Жадному торгашу, ждавшему очередной подачки, не оставил ни монеты. У Вэнь Кэсина не было настроения поощрять чью-то алчность. Единственное, чего ему хотелось, это вернуться домой. Потратив все деньги, выданные Хозяином Долины на покупку несуществующих древних лекарских трактатов (Вэнь Кэсин планировал прокутить их с а-Сюем), на дорогое вино, Вэнь Кэсин зашагал обратно в Долину. Его брошенное сердце требовало выпивки. Его израненная отказом душа желала приглушить боль. Но и в Долине его не ждал покой. Стоило Вэнь Кэсину шагнуть в ворота, как рядом нарисовался Переменчивый призрак и, бесстрашно ухватив его за локоть, потащил за собой. — Как хорошо, что молодой наследник так быстро вернулся, — причитал он на ходу, — как хорошо, что нам не пришлось за ним посылать. — Посылать? — Вэнь Кэсин с отвращением скинул чужую руку. — Старая черепаха отпустила меня из Долины до утра. Что вам, шавкам, от меня еще нужно? — Хозяин отпустил наследника, это правда. Но теперь он возжелал, чтобы тот вернулся. К нам прибыли важные гости, и Хозяин жаждет наследника с ними познакомить. — Какие еще важные гости? — Первый ученик Усадьбы Четырех сезонов и его шиди. Услышав знакомое название Вэнь Кэсин сначала удивился, затем обрадовался, а затем похолодел. Он махом вспомнил и о письме Чжоу Сюя, сообщающем о том, что тот не может прийти на встречу из-за болезни учителя, и о том, как три года назад они с Хозяином ездили этого учителя лечить. Головоломка сложилась. Чжоу Сюй отказал ему в свидании, потому что ехал в другое место. И не куда-нибудь, а в Долину призраков! С одной стороны Вэнь Кэсин был готов, словно птица, парить от наполнившей каждый его меридиан радости — его не предали и не бросили, к нему не пришли из-за серьезной проблемы. С другой — едва не трясся от паники: в Долину призраков пришел первый ученик Усадьбы Четырех сезонов, а значит, Хозяин не преминет потащить Вэнь Кэсина знакомиться. Это было ужасно сразу по двум причинам: Вэнь Кэсина представят, наконец, ненавистному Чжоу Цзышу, а Чжоу Сюй поймет, что его избранник вовсе не бедный крестьянин, а наследник ужаснейшего в Цзянху места. Пораженный этим пониманием, Вэнь Кэсин буквально застыл на месте, не находя в себе сил сделать хоть шаг. Ситуация, в которой он оказался, была ужасающая, и он просто не представлял, как из нее вывернуться. — Ну, чего ты замер? — Переменчивый призрак, видимо, позабыв, как в прошлый раз Вэнь за излишнюю фамильярность сломал одним движением ему руку, снова ухватил его за локоть. — Пошли скорее, Хозяин ждет! Потом, как девица, мяться будешь! Девица! Демоны, девица! Мысль, простая и невероятная в своей гениальности, пронзила разум Вэнь Кэсина! Вот как он может и избежать разоблачения, и скрыться от внимания Чжоу Цзышу. Он нарядится девицей! Оттолкнув от себя надоедливого Переменчивого призрака так, что тот, перекувырнувшись, покатился по мелким камушкам с уклона, Вэнь Кэсин поспешил к Департаменту Неверных. Хозяин Долины лжет всем вокруг, в том числе адептам Усадьбы Четырех сезонов, что у него не наследник, а наследница? Что ж, Вэнь Кэсин ему подыграет! Соблазнительное платье, краска для глаз, девичья причёска, и Чжоу Сюй его не узнает, а Чжоу Цзышу попросту откажется говорить. Ну не может молодой герой, помешанный на боевых искусствах и муштре, взять себе в шимэй ветреную распутницу! Девочки из Департамента Неверных постарались на славу. Глядя на себя в зеркало, Вэнь Кэсин не мог налюбоваться. Его глаза умело подкрасили алым, волосы уложили в сложную прическу, а плечи укрыло полупрозрачное ханьфу, хитро маскирующее их ширину. Даже плоская грудь, дополненная маленькими подушечками, обрела соблазнительную округлость. Не знай Вэнь Кэсин, кто скрывается за этим маскарадом, он бы точно решил, что в подчиненные тетушки Ло попала новая красавица. Для полноты образа не хватало лишь пары деталей. Вэнь Кэсин прошелся средь развешанных вдоль стены нарядов. Огладил рукой шелка, приласкал тонкую вышивку. Его пальцы зарылись во что-то невесомо мягкое. Вэнь Кэсин пригляделся повнимательнее. Вынул странную деталь одежды на свет. — Что это? — восхищенно прошептал он, прикладывая к бедрам нечто возмутительно воздушное. — Юбка из ста птичьих перьев! — ответила ему одна из девушек. — Наряд, который в древности носили только принцессы. Она попала к нам вместе с другими, украденными предыдущим Хозяином ценными артефактами, да так и не пришлась никому впору. Слишком уж длинная. Вэнь Кэсин приложил юбку к бедрам еще раз. Измерил в талии. Покрутил. Он боялся предположить, что за принцесса надевала ее до этого. Должно быть, очень высокая. Он всмотрелся в верхнюю рубашку, которая шла к юбке. Какое это было восхитительное бесстыдство! Черного шелка с красными цветами, она прекрасно дополняла юбку, чьи перья — то ли раскрашенные, то ли натуральные — переходили от красного в черный без разбора. Накинув на уже задрапированные алым газом плечи еще один слой и запахнув блузку чуть сильнее, чем предполагал крой, чтобы скрыть края подложенных на грудь подушечек, Вэнь Кэсин надел юбку. Подвязав её под грудью так, чтобы сильнее перетягивало стан, образуя несуществующие изгибы, он накинул сверху еще и пао, сделанное как золотая сеть. В волосы были вставлены длинные шпильки из золота, оканчивающиеся драгоценными камнями, изысканно литыми цветами и длинными цепочками. Цепочки звенели колокольчиками на своих хвостах и сверкали рубиновыми кинжалами. А самые дорогие его сердцу шпильки — одна от родителей, другая от а-Сюя — легли в тайник с другими сокровищами Вэнь Кэсина, которые ему пришлось недавно обновить. Оглядев себя в полном облачении в зеркале и оставшись довольным, Вэнь Кэсин мельком глянул на вазу с цветами. Вот он — последний штрих. Оборвав ветку и дополнив прическу ароматом сорванных цветов, Вэнь Кэсин уже не красовался, а опрометью бросился к Хозяину. Пробегая по коридорам яркой диковинной птицей, он отмечал удивленные и испуганные лица редко встречающихся призраков. Многие из них бледнели и вжимались в твердые скалы, словно думали, что те их защитят. Будто настоящего призрака увидели. Впрочем, времени на призраков, ни живых, ни мертвых, у него не было. Он ворвался в покои Хозяина, не спрашивая разрешения, зная, что его ждут и очень боясь, что тот успеет сказать ученикам Поместья Четырех сезонов об ученике, а не ученице. — Явился? Мне доложили, что ты уже давно вернулся. Что, не мог победить натуру и даже зная, как это важно просто взять и яви… Хозяин говорил это, разливая в бутыльки черное зелье. Он аккуратно зачерпывал ковшиком дымящееся вовсе не от температуры варево, переливал и закупоривал очередную порцию. И своего ученика увидел, как раз вставляя пробку в стеклянное горлышко. Речь отказала Хозяину и руки его расслабились, из них выскользнуло стекло. Вэнь Кэсин со скоростью, которой давно даже и не хвастал, рванул к Хозяину, ловко перехватил у самого пола бутылочку и поставил её на стол к пяти другим таким же. — Хозяин, будьте же осторожнее! Такое темное варево обязательно испортило бы ваше ханьфу, — цокнул языком Вэнь Кэсин и осуждающе покачал головой. Движение сопроводил мелодичный звон шпилек. К сожалению, Хозяин был слишком закален жизнью с ним, и первый шок мгновенно заменило возмущение: — А что испортило твоё ханьфу, что ты явился без него?! — Я просто пожелал поразить наших гостей и оделся понаряднее. Мне передали, что уже заждались моего возвращения, я очень спешил, но думал, что справился с задачей. — Какой? Сложить в землю не только учителя Поместья Четырех сезонов, но и его учеников? Их удар хватит! Вэнь Кэсин как можно натуральнее оскорбился: — Что-то я не припомню таких беспокойств за чужое здоровье, когда ты рядил меня девкой при каждом выходе из Долины! — Так тебе было шестнадцать, и поверить, что со мной рослая девица, еще можно было! — Хозяин понизил голос. — Вэнь Кэсин, не время шуток… Раззадоренный спором, Вэнь Кэсин не сразу заметил изменение в настроении Хозяина, но на кивок головы в сторону стола среагировал с вмиг вернувшейся серьезностью. Он подошел к столу и вгляделся в то, что на нем было расставлено. Пузатые бутыльки стояли в ряд, лежал медный ковшик. Небольшой чан дымил едким снадобьем, черным и пахнущим травами. Сильным, от смертельного недуга, это Вэнь Кэсин чуял только лишь по одному запаху. — Думаю, моего ученика травят. Медленно и незаметно, вызывая в теле необратимые и естественные повреждения, — Хозяин завел руку за спину и встал рядом с Вэнь Кэсином. Говорил так тихо, что его не услышали бы никакие лишние уши. — Этому уже не воспрепятствовать? — Не изобретен еще яд или оружие, которому я не нашел бы противодействия, — хвастливо сказал Хозяин. — Но здесь я применяю последнее средство. Эти пять бутыльков должны быть выпиты по одному на начало каждого дня. Они восстановят любую ткань тела, заставят восстановиться даже мертвую плоть, если она еще есть. — Даже внутренние органы? Наверняка не самые жизненно важные уже отмерли, если ваш ученик не может сам с помощью ци себя излечивать. Думаю, яд обманывает ток ци, оставляя определенные участки незаживленными гнить. Хозяин повернул к нему голову и долго всматривался, после чего сказал: — Ужасно слышать умные слова от проницательного и талантливого человека, который вырядился так, словно идет встречать гостей не Долины призраков, а Весеннего дома! Он резко развернулся, взмахнул обеими руками и отрезал: — Вручи лекарство ученикам моего ученика и объясни, как действовать! Они на террасе у главного зала. Про отравление ни слова. — А ты? — удивился Вэнь Кэсин. Шок от прозвучавшей в его сторону похвалы еще не прошел. — А я не хочу на это смотреть! Дверь хлопнула, и Вэнь Кэсин отмер, обернулся к столу, схватил бутыльки и поспешил к гостям. Если учителю Чжоу Сюя так плохо, как он только что узнал, то каким же сильным должно быть томление его сердца, что он не забыл о нем. Вэнь Кэсина самого наполнила мучительная нега при мыслях о Чжоу Сюе, но спешка сейчас была вынужденной. Уже подбегая к террасе и распугав гневными криками тех призраков, что его не узнали, Вэнь Кэсин был готов к встрече. Терраса большая, он просто не будет подходить к гостям близко, и разница в росте не будет так сильно бросаться в глаза. К тому же пао на нем волочилось сзади по полу и создавало сверкающую иллюзию. Главное, сделать всё быстро. — Ученица Хозяина Долины призраков приветствует д-дорогих г-о-о-остей! — Произнес он как мог, насколько это позволяло сбитое дыхание, торжественно и по-женски высоко. Адепты Усадьбы Четырех сезонов синхронно подняли на него взгляды. Вэнь Кэсин почувствовал, как внутри глотком подогретого вина разливается тепло. Он и не думал, что за прошедшие три дня успел так соскучиться по Чжоу Сюю. Ему не хотелось смотреть на него с удаленного возвышения. Он жаждал быть рядом, обнимать, чувствовать на своих губах его дыхание. Вэнь Кэсин до того замечтался об Чжоу Сюе, что едва не забыл о том, что вместе с ним в Долину прибыл еще один ученик. Ненавистный Чжоу Цзышу — наверняка это был именно он, кому бы еще доверили добычу ценного лекарства для Цинь Хуайчжана — выступил вперед и отвесил вежливый поклон. — Старший ученик Усадьбы Четырех сезонов и его шиди рады снова встретиться с блистательной наследницей знаменитого мастера!... *** При виде ученицы Бессмертного мастера с горы Цинья Чжоу Цзышу обомлел. Он плохо помнил, как она выглядела три года назад, когда вместе с учителем приезжала в Усадьбу, но был уверен, что тогда она еще не была настолько вульгарна. И это ее прочат ему в невесты? Эту развратницу? Вертихвостку, нацепившую на себя всю сокровищницу Долины? Деву, у которой под слоями краски для лица не разглядеть настоящие черты? Да и деву ли? При взгляде на яркий наряд да едва скрытые тонким газом округлости большой груди Чжоу Цзышу сильно сомневался в этом. В голову полезли многочисленные слухи о более чем свободных нравах Долины призраков. Наверняка наследница Главы Долины принимает в них самое непосредственное участие. Хорошо, если не руководит. В памяти Чжоу Цзышу непрошено возникли образы его недавной близости с Вэнь Кэсином. Его нежное лицо без следа присущих благородным косметических ухищрений, его скромные невинные поцелуи, становившиеся тем смелее, чем больше они с Чжоу Цзышу телесно друг друга узнавали. Несмотря на первоначальный ревнивый страх, что простолюдины куда быстрее благородных познают радости плоти, Чжоу Цзышу сердцем чувствовал: в его руках Вэнь Кэсин раскрывался впервые. А эта? Скольких призраков из Долины она уже успела развратить?! Чжоу Цзышу настолько погряз в воспоминаниях о Вэнь Кэсине вперемешку с раздражением на почти незнакомую вульгарную девицу, что — неслыханное для него дело! — позабыл обо всех правилах приличия, и Цинь Цзюсяо пришлось прикрывать его оплошность. Чжоу Цзышу решил про себя, что по возвращении в Усадьбу даст тому в благодарность пару дней освобождения от ранних утренних медитаций. Вести беседы с вульгарной девицей самостоятельно ему категорически не хотелось. А вот девица, напротив, интересовалась Чжоу Цзышу сверх меры. Ее жаркий взгляд, изучавший его фигуру, разве что не раздевал. Чжоу Цзышу поежился, лишь подумав о том, как после свадьбы окажется с ней за закрытыми дверями. Эта развратная фурия его просто пожрет! Девица качнулась, рукой приподняла подол юбки и быстро прошла к столику, расположенному там же — на постаменте. — Чжоу Цзышу, я рада с вами познакомиться! — неестественным шепотом сказала девица и тут же обласкала взглядом Цинь Цзюсяо. Хорошо, что не реагировать — это вообще лучшее, что умел Чжоу Цзышу. Он за свою жизнь несколько раз побывал у кузена во дворце и там выучил этот урок с одной попытки. Если тебе нужно время — стой с непроницаемым лицом. Нужна информация — стой. Нужно показаться умнее, чем ты есть — прием тебе известен. Но сегодня было особенно тяжело не реагировать. Когда эта развратница подняла юбку, у Чжоу Цзышу и так волосы на голове встали дыбом. А уж то, что она знала его имя… это всю ситуацию делало еще серьезнее. Их еще даже не познакомили официально… — И я рад, госпожа, — Цинь Цзюсяо церемонно поклонился, спасая ситуацию, и хотел было открыть рот, но его перебили. На террасу, скрипнув дверьми, выскочила девочка, опрятно одетая и милая, как все дети. Она подбежала к этой госпоже Долины, и, глядя с явным восхищением на неё и только на неё, встала у той за спиной. А госпожа выставила на столик пять бутылочек с черной жидкостью. Что-то в ней неуловимо поменялось, когда она аккуратно ставила их на стол. Но стоило ей поднять взгляд, как газовые вуали на лице всколыхнулись, перья невесомо и беззвучно повело от движения, а сетчатое пао зашелестело. — Я бы с удовольствием познакомилась с вами ближе… — госпожа обвела Цинь Цзюсяо настолько преувеличенно медленным взглядом, что только дурак или слепой не прочел бы в нем подтекст. — Но ситуация не требует отлагательств. Она поманила девочку пальчиком, указала на бутыльки, и та в момент сорвалась с места, сгребла все пять и засеменила к Цинь Цзюсяо. Тот принял их и аккуратно сложил в дорожную сумку, что была у него на плече. Госпожа дождалась, пока он это сделает и тут же, тем же шепотом начала говорить: — На начало каждого дня давать по одному бутыльку. Выпивать залпом всё содержимое, не запивать ничем, даже водой. Между полуночью и рассветом поглощать только лекарство. Всё время лечения стараться пить как можно меньше. Не нарушать и не додумывать. Только так, как сказано. Чжоу Цзышу удивился четкости, с которой давалась инструкция, жесткости в голосе и понимании смысла отдаваемого указания. Он был более чем уверен: она знала больше, чем говорила, и при этом… выглядела так, как выглядела. На грань сознания закралась мысль, что это вовсе не ученица. Кем были девушки Долины? Падшими, продажными, невинными жертвами. Но много ли из женщин вообще смыслили во врачевании? Многие ли из них могли попасть в Долину призраков? Вряд ли. И в то же время перед глазами был Хозяин Долины… Они с Цинь Цзюсяо почтенно поклонились; девица жеманно засмеялась, но через миг продолжила: — Если выполните эти простые правила, то на пятый день ваш учитель будет исцелен полностью… Вам повезло, что Хозяин всё это время изучал способы восстановления изношенного старого тела! Последняя фраза была сказана так резко, что Чжоу Цзышу еле удержал лицо. Его учитель вовсе не был старым! Но что касалось остального — а не дочь ли эта девица самому Хозяину Долины? Внезапная догадка оглушила. Получалось, что только это объясняло её неглупость, но при этом такую крайнюю избалованность! И вот на этом он должен был жениться? Да они же перегрызут друг другу глотки в тот же момент, как Чжоу Цзышу скажет ей, что не желает касаться её тела, потому что его душа уже принадлежит другому. Задвинув неуместные сейчас мысли поглубже, Чжоу Цзышу склонился в поклоне, благодаря дочь Хозяина за рекомендации. Цинь Цзюсяо тоже поклонился. Возможно, Чжоу Цзышу лишь показалось, но его поклон сопровождал полный неясного сожаления вздох. Природа вздоха выяснилась, когда они двое, еще с десяток раз поклонившись и осыпав дочь Хозяина благодарностями, выехали за ворота Долины. — Шисюну Чжоу так повезло, — прошептал Цинь Цзюсяо печально. — Его невеста божественно красива. Этот шиди со стыдом признает, что сгорает от зависти. — М? — утопающий в своих мыслях Чжоу Цзышу не сразу понял, к чему Цинь Цзюсяо клонит. — Этот шиди сражен прелестью воспитанницы бессмертного мастера в самое сердце. Если бы он не знал, что та уже обещана старшему соученику, он бы умолял учителя о сватовстве. Чжоу Цзышу искоса бросил на Цинь Цзюсяо непонимающий взгляд. Его романтические привязанности, сменявшие одна другую быстрее, чем вырастала и истаивала луна, всегда удивляли Чжоу Цзышу. Цинь Цзюсяо перевлюблялся во всех девушек-адептов по очереди, восемь дней страдал по кухаркиной дочке, дарил цветы половине девушек ближайшей деревни. Чжоу Цзышу понимал, что в своих сердечных стремлениях любимый шиди ветренен и неразумен, но он и предположить не мог, что тот настолько неразумен! Впрочем, возможно, он сам так строг к юной деве не из-за ее дурного нрава. Возможно, он предвзят лишь из-за стремлений своего сердца... — Этому шисюну тоже жаль, что воспитанница Хозяина Долины призраков обещана ему, — проговорил тихо Чжоу Цзышу. — Будь его воля, он бы с удовольствием уступил сию честь Цинь Цзюсяо. *** Распрощавшись с Чжоу Сюем и его малоприятным шисюном, Вэнь Кэсин дошагал до своей комнаты, и, не раздеваясь рухнул на кровать. Его сложная прическа смялась, многочисленные украшения жалобно звякнули, золотая сеть богатого верхнего ханьфу перемешалась с хлопком постели. Вэнь Кэсину было наплевать. Какие уж тут переживания о нарядах, когда он изнывал от страданий измученного сердца. Ох, какая же это пытка — быть так близко от человека, волнующего твою кровь, но не иметь возможности ни поговорить с ним, ни коснуться! Избегать смотреть на него! Делать вид, что заинтересован другим! И кем? Скучным занудой, старшим адептом Усадьбы Четырех сезонов! Вэнь Кэсин даже не запомнил, как тот выглядит. Если бы сейчас к нему в спальню влез убийца и, прижав нож к горлу, потребовал воспроизвести по памяти черты Чжоу Цзышу, Вэнь Кэсин смог бы назвать лишь пучок на голове да голубое ханьфу. И то лишь потому, что оно в точности повторяло наряд стоящего рядом Чжоу Сюя. Новая мысль об а-Сюе отозвалась в сердце Вэнь Кэсина знакомой тоскливой болью. За эти три дня он успел так по нему соскучиться, что буквально изнывал от желания встречи. Уверенный стук в дверь, сопроводившийся спустя мгновение скрипом петель, вырвал Вэнь Кэсина из сладко-горьких размышлений. Вэнь Кэсин поморщился: такая бесцеремонность — к нему вломились, не дождавшись слов разрешения — могла означать только одного визитера. — Ну, чего тебе? — прогундел Вэнь Кэсин из гнезда одеял и ярких тканей наряда. — Пришел снова отчитывать? — Нет, — Хозяин Долины пересек комнату и уселся рядом с Вэнь Кэсином, окончательно сминая и без того скомканное, раскинутое по постели срезанным цветком золотое ханьфу. — Хотя стоило бы. Будь у меня время, я бы тебя не просто отчитал, а как в детстве, за уши оттаскал. — Не вышло бы. Тогда я тебе в плечо дышал, теперь могу плюнуть на макушку. — Хочешь проверить? — Хозяин перегнулся через кровать и потянулся к голове Вэнь Кэсина. Тот попытался увернуться, сгруппировался, кувыркнулся было… да так и рухнул обратно ворохом шуршащих тканей, запутавшись в придавленных весом Хозяина юбках. — Ар-р-р-р! И как только девы ходят в этих тряпках! — Вэнь Кэсин зло потянул тесный пояс на груди, вынул подушечки из-за пазухи и бросил их на пол. — Понятия не имею, но думаю, это было бы для тебя даже лучшим наказанием, чем таскание за уши. Раз уж ты так любишь наряжаться, поноси их целую луну. Или боишься? Вэнь Кэсин испуганно взглянул на Хозяина. Иногда он не мог понять, серьезен тот или опять над ним глумится. Изучение лица Хозяина вопросов не сняло. На его лице играла издевательская улыбка, но вот в глазах тлела тревога. — Учитель, я… — Ладно, некогда мне тут с тобой глупости обсуждать! Пока ты тут цирк устраивал, у меня в Цзянху неотложные дела появились. Я отлучусь на пол-луны, а ты не смей чудить! — Дела? — Вэнь Кэсин напрягся и потянул ткани, приподнимаясь. С плеча сполз рукав блузки, оголяя ключицы. Хозяин взглянул только с осуждением и приподнялся, выпуская попавшегося Вэнь Кэсина. — Я лекарства из воздуха, по-твоему, творю? Да этот ковшик опустошил все мои запасы! Теперь придется вспоминать всех знакомых шаманов и торгашей, чтобы восполнить. К тому же, я опасаюсь, что понадобится… Серьезно кивнув, Вэнь Кэсин хотел что-то добавить, но Хозяин поднял палец и ткнул им Вэнь Кэсину прямо в нос, чем заставил недовольно отпрянуть, и сказал: — А ты… ты лично будешь собирать яд с серых жаб на болотах у подножья! Вэнь Кэсин состроил крайне жалобное выражение лица, которое никого не тронуло. Закрыв нос рукой, он обиженно отвернулся и картинно упал в подушки. Хозяин хохотнул и, наконец, встал. Ему в спину Вэнь Кэсин пожелал: — Возвращайся скорее, мне еще вину перед тобой заглаживать. Оставшись в одиночестве, Вэнь Кэсин еще какое-то время повалялся. Потом пришла Гу Сян, все такая же восхищенная, как и на террасе, и долго рассматривала перья юбки. Она просила встать, покружиться, снова надеть вуали, хлопала в свои маленькие ладошки и заливисто смеялась. Сказала, что её брат самый красивый, даже когда хочет казаться сестренкой, и они долго играли в карты. Вэнь Кэсин выгнал маленькую язву спать, а сам потом до самой полуночи тоскливо взирал на худой месяц и яркие звезды. Где-то они освещали дорогу его дорогому Чжоу Сюю, который наверняка не успел бы в этот день дать лекарство своему ненаглядному учителю. Немного поревновав к человеку, с которым так и не познакомился, сразу двух дорогих ему людей, Вэнь Кэсин уснул. А на утро наступил первый день тоски. Созвав десятку главных демонов, Вэнь Кэсин объявил, что к вечеру ждет добровольцев для сбора ядовитых жаб на болотах у подножья скал. Вежливо, почти не запуская веер в игривый полет, попросил отловить их не меньше двух десятков. Добровольцев, конечно. Лягушек им предстоит выловить не меньше двух сотен, чтобы добыть достаточное количество яда. Демоны переглядывались, но молча кивали. На второй день тоски Вэнь Кэсин заглянул на кухни и застал там Аи Мэн, весело натирающей казаны и кастрюли. Они немного поговорили, и гнетущее одиночество немного отпустило разум Вэнь Кэсина. Его потеснило удивление пополам со смущением. Юная красотка Аи Мэн пела оды Хозяину Долины, томно вздыхала и прикладывала свою маленькую ручку к вздымающейся груди. — Он в каждом слове лжи видел скрываемую правду! И лишь на кухню отправил! — все повторяла и повторяла она с придыханием. Не выдержав потока обожания, Вэнь Кэсин скрылся в тюремном блоке. Хозяин не любил туда ходить, несмотря на личную обязанность распоряжаться супом мэнпо, а всегда заменявший его Вэнь Кэсин в последнее время тоже забыл о делах. В камерах сидели те, кто нарушил закон Цзянху, но еще не выпил супа. Они пришли в Долину, бежав от закона и людей, но со своими человеческими страстями расставаться не желали. Раньше бы суп мэнпо в них просто влили, но новый Хозяин решил, что в Долину должны входить только те, кто готов был всё оставить позади. Вэнь Кэсин приказал притащить для всего очередного десятка преступников жаб, отловленных и обработанных, и послать возвращать страдалиц на болота. Вдруг им всем повезёт, и эти гиблые души сбегут обратно в Цзянху. Остаток дня Вэнь Кэсин думал, почему Е Байи не отменил традицию принятия супа мэнпо перед вступлением в призраки. Наверное, это из-за того, кем были и будут люди, приходящие в Долину. Возможно, большинству из них и правда стоит всё забыть. На третий день тоски Вэнь Кэсин снова собрал десятку демонов и начал сверять доходы от реализуемой продукции Долины с расходами на еду и прочее. Закончили на том, что яд, собранный с жаб, будут продавать люди Переменчивого призрака, а люди всех остальных идут собирать росу с травы под висельными деревьями. Одна Ло Фумэн выторговала своему Департаменту Неверных отгул с этих исправительных работ. Вэнь Кэсин просто не выдержал её тяжелого взгляда, который так и говорил о неблагодарности некоторых мальцов. На четвертый день после утренних тренировок — контроль ци, пробежка с отработкой цингуна, ряд боевых приемов, — Вэнь Кэсин по возвращению в свои покои обнаружил там бадью с водой. Конечно, если это шикарное подношение можно было так назвать. Не иначе, как девушки из Департамента Неверных устроили. На полу вокруг бадьи стояли вазы с цветами, а на столике, придвинутом вплотную — всевозможные склянки. На ширме возле висело свежевыстиранное красное ханьфу, подаренное а-Сюем. Кто-то был слишком проницательным, но разбираться с этой проблемой не было ни сил, ни желания. Вэнь Кэсин сбросил с себя одежду и погрузился в теплую воду, подогрел её до горячей с помощью собственной ци и с наслаждением нырнул с головой. Вынырнув, он откинулся затылком на край бадьи, его волосы черными змеями колыхались в взбудораженной воде. Повернув голову на бок, он сначала лишь скользил по бутылькам взглядом, а потом начал рассматривать внимательнее, нюхать их содержимое и размышлять, не показалось бы это все Чжоу Сюю… слишком. Там, на террасе, где Вэнь Кэсин изображал жеманную развратницу-ученицу великого мастера, Чжоу Сюй едва ли на него смотрел. Он как каменный стоял, и прочесть что-то по его лицу смог бы только человек, читающий мысли. А вдруг Чжоу Сюю будет противно… Вэнь Кэсин помотал головой. Это всё тоска. Он же прекрасно видел, как на него реагировал Чжоу Сюй. И в магазине его ничуть не раздражали метания Вэнь Кэсина, равно как и прогулки по рынку, и шутки, и… В руки попала бутылочка с маслом для тела. Бледный, едва заметный запах и крайне скользкая консистенция. Вэнь Кэсин растер её между пальцами, и вспыхнул от мелькнувшей мысли — с этим маслом а-Сюю тоже понравилось бы. Он раньше особенно не думал, как самая порочная близость происходит между мужчинами. Просто не представлял, что это может произойти из-за жгучего желания слиться с кем-то как можно плотнее. Конечно, однажды он видел, как кто-то из безымянных для него призраков бегает на ночные свидания под подножье скал. Там Вэнь Кэсин скрывался от Хозяина, когда между ними происходили особенно острые баталии, а ссылки на кухню казались донельзя несправедливыми. Видимо, не один он оценил, как красиво отражался свет луны в этих местах и как гладок был камень. Те призраки, которых видел Вэнь Кэсин, сливались друг с другом неистово, со звериными рыками и, кажется, использовали очень скользкое масло для этого. Когда они наконец покинули место, где предавались страсти, он вылез из своего укрытия и отправился к себе. Но не заметил пролитого на камни масла, отчего поскользнулся и набил себе огромный синяк на заднице. Зато занимался боевыми искусствами с особым рвением. Рука сама скользнула под водой по животу, ниже, минуя завитки волос в паху, и пальцем прижалась к отверстию, которое предполагалось использовать… Щеки заалели смущением. Вэнь Кэсин никогда даже не думал, что возжелает подобного. Не потому что стыдно или грязно, нет. Потому что, судя по шепоткам и рассказам, больно. Вэнь Кэсин отдернул руку, даже толком себя не коснувшись. В памяти, наскакивая друг на друга, закружил калейдоскоп воспоминаний, которые он хотел бы не помнить. Слухи про предыдущего Хозяина Долины, пугающие картины, истинный смысл которых он понял много позже. Его взгляд скользнул по красному ханьфу, а разум, будто издеваясь, подсунул вместо него совсем другое, хоть и тоже алое пао. Тонкое, газовое, почти невесомое. Когда предыдущий Хозяин подарил его Вэнь Кэсину, он был счастлив. Его — рядового маленького призрака — выделили среди других. Такое выделение считалось большой удачей. Обыкновенно попавшие в покои Хозяина получали вдоволь еды, а иногда и дорогие подарки. Всего-то и следовало немного потерпеть. Зато потом будешь есть досыта. Но Вэнь Кэсин… он был слишком юн, чтобы понимать значение этого "потерпеть". Он думал о кнуте, пощечинах и зуботычинах, словом, о том, чем его регулярно награждали и раньше. И все же, переодев Вэнь Кэсина из серого потасканного ханьфу рядового побирушки, старый Хозяин не наградил его ни единым ударом. Напротив, его руки были непривычно бережны. Он прикасался к плечам Вэнь Кэсина, трогал пальцами его шею. Это не было противно. Просто немного щекотно. То, что случилось потом, долго снилось Вэнь Кэсину в муторных предутренних снах — человек в белых одеждах, беззвучно вспархиваюший в выходящее на отвесные скалы окно, огромный меч, золотой молнией сверкнувший в свете свечей, и голова предыдущего Хозяина, падающая ему на колени. Стыдно признаться, но тогда Вэнь Кэсин на нового Хозяина Долины был за произошедшее обижен — кровь предыдущего Хозяина испачкала ему впервые за долгие луны помытые волосы и испортила новое ханьфу. Лишь годы спустя, повзрослев и поняв, от чего его уберегли, Вэнь Кэсин проникся к Е Байи безграничной благодарностью. Тот сохранил его чистоту. Не дал чужой порочной безжалостности навсегда попрать Вэнь Кэсину тело. И все-таки он не смог защитить его душу. Вместе с осознанием произошедшего Вэнь обрел страх и отвращение. В Долине призраков близость не была товаром, за который платили нежностью. Даже те двое призраков на скалах врезались в бедра друг друга так, словно и не задумывались о том, что могут приносить партнеру боль. Порой Вэнь Кэсин думал, что игры плоти и вовсе не для него, что единственное удовольствие, что он тут сыщет, будет достигнуто примитивными движениями его же кулака. Встреча с Чжоу Сюем изменила все. Вэнь Кэсин, сам того не заметив, перестал испытывать отвращение к идее близости. После единственного прикосновения губ Чжоу Сюя Вэнь Кэсин ее жаждал. И все же, близость в том виде, в котором она была распространена в Долине призраков, не подходила для того, что ему хотелось сделать с Чжоу Сюем. При мысли о том, что Чжоу Сюй будет рычать и скулить под ним, словно один из тех призраков на скале, Вэнь Кэсина затошнило. Стоило ему невольно представить, как Чжоу Сюй хромает после ночи с ним, будто все прошедшие через постель предыдущего Хозяина девушки и юноши, тошнота поднялась прямо к горлу. Нет! Вэнь Кэсин ни за что его так не коснется! Уж лучше и впредь просто целоваться и тереться друг о друга сквозь одежду. Вэнь Кэсин блаженно зажмурился, растворяясь в воспоминаниях. Нежные губы Чжоу Сюя, раскрывающиеся для его языка, пальцы Чжоу Сюя в его волосах, твердость члена Чжоу Сюя, упирающаяся в его собственную твердость. О, как это было прекрасно, как это хотелось повторить. Снова целоваться, касаться, раздевать. Повернуть к себе Чжоу Сюя спиной, исследовать губами его шею и плечи, чуть наклонить и… Демоны! Вэнь Кэсин едва удержался от того, чтобы не ударить себя в гневе ладонью по лбу. Как он ни старался, как ни гнал от себя жестокие мысли, его тело, отравленное увиденным когда-то, требовало не целомудренных ласк без снятия покровов, а полноценного слияния. Вэнь Кэсину не хотелось вжиматься своим возбуждением в скрывающие Чжоу Сюя слои ткани. Он грезил том, чтобы между ними двумя и вовсе не осталось преград и расстояний. Чтобы они хоть на краткие мгновения стали одним. Разделили на двоих дыхание, жар, удовольствие. От этих мыслей возбуждение, что и так терзало Вэнь Кэсина, стало совсем невыносимым. Не в силах больше сдерживаться, он снова плеснул на руку масла и сжал себя под водой, представляя на месте своей руки руку Чжоу Сюя, губы Чжоу Сюя, мягкое тесное тепло у него между ног. Картинка была такой яркой, такой живой но… вдруг сменилась. Теперь это Чжоу Сюй целовал спину и плечи Вэнь Кэсина, гладил его грудь, вжимался бедрами в бедра. Это было так восхитительно и неожиданно, что яркое удовольствие прокатилось по всему телу Вэнь Кэсина и пролилось наружу. Некоторое время он продолжал сидеть зажмурившись. Ленивая нега наполняла его тело, отголоски пережитого блаженства ласкали разум. Но главное, Вэнь Кэсин ощущал себя так, словно совершил важнейшее в своей жизни открытие. Ему вовсе не обязательно в стремлении слиться с Чжоу Сюем брать его самому. Напротив, он может и должен позволить овладеть собой Чжоу Сюю. Только так он будет точно уверен, что не унизит того и не ранит. Только так будет точно знать, что грязные долинные привычки, впитанные, кажется, с самым ее отравленным воздухом, не причинят ненароком вреда. Рука нырнула между ног снова. Все еще перепачканная в масле, она легко скользила и ощущалась словно бы не своей. Вэнь Кэсин прижал указательный палец к отверстию и надавил. Тот вошел легко на целых две фаланги. Это было не так уж приятно, но терпимо! Подвигав пальцем, Вэнь Кэсин заключил, что ему нужно побольше масла и тогда… А что тогда? Его возлюбленный далеко, лечит своего учителя и точно никуда не отлучится в ближайшие дни, а то и недели. И это он еще не знал, что слабость тела и не излечивающиеся внутренние органы — вовсе не заложенный природой необратимый механизм саморазрушения. Если бы Чжоу Сюй знал, что дело в отравлении, он с другими учениками мог бы начать искать преступника. Вэнь Кэсин вылил в воду побольше мыльных эликсиров и стал натирать тело, уже не задумываясь о близости. Он представлял, как юные, не испорченные никакой подлостью герои будут обязательно обмануты и преданы. Как бы высоко он ни оценивал ум и смекалку а-Сюя, но пренебрегать коварством и подлостью он разучился еще в детстве. Но как же помочь… Вэнь Кэсин закончил омовение в этих сложных думах. Почему мысль о помощи не посетила его раньше? Целых четыре дня он провел в тоске и заботах о Долине. Занял всех призраков делом, так мог же позволить и себе немного счастья? На три дня… Вечером того же дня он оповестил Ло Фумэн о том, что собирался тайно отсутствовать в Долине в ближайшие три дня. Но вместо укоров, на которые она иногда не скупилась, получил долгий задумчивый взгляд и обещание прикрыть. Малышка Гу Сян крепко обняла его, заявила, что скучать будет только она, потому что он всех достал с тех пор, как Хозяин уехал за травами. Решив, что тоже будет скучать только по Гу Сян, Вэнь Кэсин нарядился в подарок Чжоу Сюя. С собой он взял небольшой набор снадобий своего изобретения, несколько бутыльков масла, деньги и мужество — ему предстояло нагло пробраться в чужой дом. *** С каждым днем учителю становилось лучше, и Чжоу Цзышу все больше убеждался в том, что мастерство бессмертного велико. Его мысли иногда возвращались к демонице из Долины, предполагаемой дочери Хозяина. Удивляло несоответствие её поведения и знаний. Он думал о союзе Поместья Четырех сезонов, где благородство пропитывало каждого, приходящего учиться, и Долины, где сосредоточились запретные знания. Он сам мог бы придумать нечто такое — породниться это самое первое решение, которое используют кланы, которым не хватало качеств друг друга. К тому же, в случае союза таких разных и удаленных друг от друга мест никто не посмел бы ни на одно из них напасть, ведь слухи бегут быстрее любой армии. Напади на одно — а в другом тебя будут уже ждать или даже встретят на пути. Да и нападать на Долину призраков все равно, что отсекать себе ногу. В Цзянху на такую глупость решился бы только безумец. Преступления же не прекращаются никогда, а это значило, что и преступники будут. Так им всем хотя бы были имена и место… Так что Долина призраков будет существовать, а в случае союза, с нею будет существовать и Поместье Четырех сезонов. Чжоу Цзышу выставил на поднос пиалу, один из бутыльков от бессмертного и почтительно постучал в покои учителя: — Входи, Цзышу. Учитель уже сидел, хотя Чжоу Цзышу и просил его до последнего бутылька не напрягать тело. Тот по-доброму отмахивался и обещал не превозмогать себя. Очередная порция лекарства встала на столик у постели. — Цзышу, ты бледный. Иди сегодня раньше спать. Не дожидайся, пока я выпью лекарство. Чжоу Цзышу попытался возразить, но был прерван резким взмахом руки. Такое Цинь Хуайчжан практически никогда себе не позволял: — Я выпью. Это предпоследняя порция, ко мне уже вернулись практически все силы. А ты? — голос его смягчился. — Ты сам когда подумаешь о здоровье? Почти не ешь, только в библиотеке сидишь да выбираешься на тренировки… — Цинь Цзюсяо рассказал? Учитель мягко рассмеялся и настойчиво отправил его восвояси, наказав обязательно отдохнуть. По дороге к собственной спальне Чжоу Цзышу услышал за оружейной чье-то хихиканье. Подозрительно приглушенное, полупридушенное. Словно кто-то пытался скрыть смех, и это у него никак не выходило. Чжоу Цзышу пошел на звук. Он понимал, что после нескольких дней тревоги за учителя в усадьбе наконец наступило какое-никакое спокойствие, и все же он не мог не удивляться тому, как скоро его шиди поменяли настроение. В скрытом от глаз уголке между оружейной и дровяным складом обнаружилась стайка старших адептов. Они из рук в руки передавали друг другу тоненькую книжонку, удивленно вздыхали и посмеивались. — Ну, и что здесь происходит? Воспользовавшись тем, что адепты увлечены чтением, Чжоу Цзышу незаметно подобрался к ним, и теперь стоял в какой-то четверти чжана от ближайшего парня, грозно уперев руки в бока. Адепты, заслышав его голос, разве что синхронно не подпрыгнули. Они мгновенно замолчали, и все, как один, повернули в его сторону головы. Самый старший из них — третий шиди по имени Гон Чи — выхватил у самого младшего книжонку и попытался спрятать ее за пазуху. То ли от волнения, то ли от испуга вышло это у него очень неловко: книга выпала из его подрагивающих пальцев и бухнулась наземь, раскрывшись прямо на середине. И застывшие в нелепых позах адепты, и Чжоу Цзышу невольно опустили взгляды на книгу, чтобы сразу же в смущении их отвести. С яркой, но довольно безыскусной иллюстрации на них взирала лишенная одежд пара. Молодая, пышногрудая красотка стояла на коленях перед таким же молодым господином и держала в руках его налитое кровью мужское достоинство. Чжоу Цзышу невольно подумал, что стиль картинки немного странный — лица обоих участников сцены были изображены схематично, тогда как гениталии показаны во всех подробностях. Будь он на месте художника, то расставил бы акценты иначе. Впрочем, будь он на месте художника, он вообще не стал бы рисовать деву. Скорее, двух изящных, но сильных юношей: высокого, красивого, простоволосого и чуть более строгого, едва одетого в голубую ученическую форму. Чжоу Цзышу почти сразу понял, насколько странной была его последняя мысль, и от этого на его щеках краской разлилось смущение. Желая скрыть собственную неловкость, Чжоу Цзышу нацепил на лицо самое грозное выражение и снова обратился к адептам: — Все в библиотеку! Сейчас же! По восемь раз переписать четвертую главу из трактата о послушании и по десять раз — первую главу из трактата о сдержанности. Завтра результаты работы мне на стол. Адепты послушно закивали. Гон Чи попытался подобрать с песка оброненную книгу, но замер от гневного оклика Чжоу Цзышу: — Оставь на месте! И три раза перепиши трактат о целомудрии. От корки до корки! Гон Чи открыл было рот, чтобы возразить, но осекся, увидев грозное выражение Чжоу Цзышу. Он склонился в послушном поклоне, пробормотал что-то вроде “как прикажет достопочтенный шисюн” и ушагал по направлению к библиотеке. Чжоу Цзышу же в два шага приблизится к книге и сунул ее в карман. Не хватало еще, чтобы срамная книжонка попала на глаза младшим шиди. Прежде чем исполнять наказ учителя об обязательном отдыхе, Чжоу Цзышу прошелся по усадьбе. Он отругал конюха за плохо почищенное стойло, дал указания по поводу завтрака и помог соученикам в отработке ударов на тренировочном поле. В свои покои он вернулся затемно. Ополоснув руки и лицо из кувшина с прохладной водой, Чжоу Цзышу скинул на кровать верхнее ханьфу. Из кармана выпала давешняя срамная книга. Чжоу Цзышу посмотрел на нее с недоумением. В своих заботах он почти забыл о ней. С вялым любопытством он пролистал несколько первых страниц. Все те же плохо нарисованные девы с большой грудью да примечательные лишь размером гениталий юноши, изучающие их лона. Чжоу Цзышу уже почти собрался определить книгу на растопку, когда та вдруг продемонстрировала ему картинку совсем иного рода. Позабыв и о своем желании избавиться от книжонки, и о планах на грядущий вечер, Чжоу Цзышу опал на постель, пожирая глазами изображение. На страницах двое статных юношей — такие же условные лица и детализированные органы, — соединялись в довольно выполнимой позе. А на следующей странице один из них стоял на коленях и локтями на перинах, а его ханьфу было так задрано, что оголялись круглые маленькие ягодицы. Второй держался за них руками, а его член до самого основания был внутри. Перевернув еще одну страницу, Чжоу Цзышу припал к тексту, что прятался на страничках среди срамных картинок. Его уши заалели. От столбца к столбцу он не мог прекратить читать. Лишь полностью пройдя глазами главу и запомнив каждый иероглиф, Чжоу Цзышу вернулся к картинкам. Рассмотрев подробнее не только гениталии, он увидел, как интересно детализирована картинка. Рядом с совокупляющимися людьми стояли бутылочки, в углу виднелась кадка воды, под задом юноши, которого брали, лежал валик… Чжоу Цзышу после прочитанного знал, зачем все было изображено так. Он снова перелистнул страницу, в этот раз припадая глазами к соитию в коленопреклоненной позе. Как же это было пошло… но стоило представить себя, свои руки на аккуратной заднице, свои пальцы, разводящие две половинки… Чжоу Цзышу еле сдержал мучительный стон и прикрыл глаза. Он прекрасно помнил, как чувствовалась кожа Вэнь Кэсина, но там он его не трогал. Да и не знал, позволил бы ему это строптивый и сильный возлюбленный. Но как же хотелось попробовать то, что в этой кни… На самой грани слышимости прозвучал какой-то скрип. Чжоу Цзышу встрепенулся, прислушался и тут же поднялся на ноги. Снова от дверей прозвучал… не скрип, нет, это кто-то скребся! Не раздумывая пихнув книжку под одеяло и придавив ее сверху валиком, Чжоу Цзышу распахнул двери, ожидая увидеть кого угодно: начиная от крысы и заканчивая Цинь Цзюсяо, решившим в кои-то веки побыть робким. Но он точно не ожидал, что его ловким движением втолкнут внутрь, да еще и перехватят выпад, который он совершил больше от неожиданности. — Син-эр? — Чжоу Цзышу выдохнул и снова задохнулся. Вэнь Кэсин улыбнулся на свое имя и в тот же миг притянул его в глубокий жадный поцелуй. Если до этого их руки были сплетены в блоке, то, когда они оба очнулись от дурмана близости, руки Вэнь Кэсина перекочевали Чжоу Цзышу на плечи и обвили шею. Сам же же Чжоу Цзышу прижимал его за тонкую спину к себе. Непонятно было, кто кого поймал. — Дверь, — мурлыкнул в губы Вэнь Кэсин. Подействовало отрезвляюще. Чжоу Цзышу выпутался из объятий и быстро затворил двери, предварительно выглянув: не увидит ли кто припозднившейся тени. Но нет. Видимо, все ученики либо уже отбывали наказание, либо не желали на него нарваться. Он развернулся, но видение не исчезло. Вэнь Кэсин стоял посреди комнаты, убрав одну руку за спину. Во второй он держал дорожный мешок, в волосах красовалась шпилька с огненным всполохом. Красное ханьфу, лично купленное Чжоу Цзышу, в бледном свете свечей казалось кровавым, и это ничуть не портило идеальной красоты того, на кого было надето. — Как?.. — неверяще прошептал Чжоу Цзышу, но, не дожидаясь ответа, шагнул вперед, ловя Вэнь Кэсина в объятия и просто прижимая к себе покрепче. — Я получил твою записку… Мое сердце не выдержало неопределенности, и я последовал к Поместью Четырех сезонов. — Ты здесь прятался?? Чжоу Цзышу и слегка отпрянул, лишь чтобы посмотреть, как с легким приятным смехом ему ответят: — Конечно, нет. Меня бы поймали. Сегодня прибыл в соседний город, остановился в таверне. Думал поймать тебя на рынке или еще где, но не выдержал, — Вэнь Кэсин снова вжался в него, ластясь щекою к щеке. Чжоу Цзышу перехватил его затылок, вплел пальцы в волосы и снова поцеловал. От Вэнь Кэсина одуряюще пахло цветами дикой сливы, волосы на ощупь казались еще влажными, а дыхание слишком сбитым. И вдруг он зашептал: — Прости, прости меня. Я не достоин здесь находиться, ты ясно дал понять, что не придешь, но… Чжоу Цзышу поймал лицо Вэнь Кэсина ладонями и заткнул ту чушь, что извергали желанные губы. Он целовал коротко, улыбаясь: — Не ты должен просить прощения. Прости-прости, я не знал, как много ты смог бы прочесть. Учитель заболел и… — Ему лучше? — Вэнь Кэсин включился в игру маленьких поцелуев. — Ему лучше… На душе разлилось такое колоссальное облегчение, что он снова притянул в объятия Вэнь Кэсина и если бы тот был чуть менее крепок, то он бы не хохотал довольно после того как охнул. — Ах, — Вэнь Кэсин, смеясь, запрокинул голову, открывая Чжоу Цзышу завораживающе прекрасный вид на собственную шею и беззащитное горло, — мой а-Сюй так по мне соскучился, что не может сдержать пламенной страсти! Как мне повезло с любовником. Не каждому достается такой открытый, бесстыдный и... Чжоу Цзышу поспешил заглушить поток слов поцелуями. Он не знал, что приятно смутило его больше: откровенность комплиментов или прокатившееся теплом по всему телу определение "любовник", так смело приписанное ему Вэнь Кэсином. В памяти жарким пламенем вспыхнули воспоминания об их недавней близости. Следом — образы, подсмотренные в книжке. В паху потяжелело. Не прекращая ласкать губы Вэнь Кэсина, Чжоу Цзышу будто бы невзначай принялся подталкивать его к кровати. — Я так скучал, — шептал он, сопровождая каждый поцелуй крохотным шажком, — я каждый день мечтал о тебе. — И я, демоны, и я... Каждую ночь, любуясь звездами, я думал лишь о том, что они не сравнятся по красоте с глазами моего а-Сюя. Каждое утро, встречая рассветы, я лишь разочаровано вздыхал — их нежно-розовая прелесть и в подметки не годится сочной яркости его губ. Чжоу Цзышу и смущался, и млел от жаркой бесстыдности этих комплиментов. Сам он не мог похвастаться ни подобной смелостью, ни подобным же красноречием, так что возвращал собственное, равное по силе восхищение прикосновениями. К счастью, показавшееся почти бесконечным расстояние от двери до кровати наконец-то кончилось. Вэнь Кэсин уперся икрами в матрас и, послушный задумке Чжоу Цзышу, ухнул спиной на постель… И сразу же озадаченно поморщился, зашарив ладонью по одеялам. — А-Сюй? — удивленно проговорил он мгновением спустя. — Что это? Чжоу Цзышу не знал, куда девать себя со стыда. При виде Вэнь Кэсина на пороге он напрочь позабыл и о срамной книжонке, которую читал до его прихода, и о том, как спешно накрыл ее простыней, услышав стук. Он хотел как можно скорее опрокинуть Вэнь Кэсина на кровать и припасть руками и губами к его телу. О том, что среди подушек схоронен свидетель его недавних откровенных фантазий, Чжоу Цзышу даже не подумал, и теперь, обмирая, наблюдал, как человек, которого он представлял участником одной из описанных в книжке сцен, листает ее страницы. На лице Вэнь Кэсина одна другую сменяли эмоции. Тут было и удивление, и внезапный отголосок стыда. Всех их затмевала обида. — Я не знал, что мой а-Сюй так заинтересован в юных девах, — расстроенно проговорил он, долистав книжонку до середины. — Что? — Чжоу Цзышу было невыносимо видеть в глазах Вэнь Кэсина выражение отлученного от игр щенка. — С чего ты взял? — С того, что мой а-Сюй прячет в своей спальне книгу, полную образов обнаженных красоток. Возможно, этот простолюдин зря пробрался в Усадьбу Четырех сезонов. У него нет ни пышной груди, ни прекрасного, как роза, ждущего лона… Последние слова Вэнь Кэсина омыли душу Чжоу Цзышу волной искрящегося облегчения. Вэнь Кэсин вовсе не стыдил его за чтение откровенных книг. Вэнь Кэсин переживал, что эти книги посвящены слиянию мужчин и женщин. А еще он, кажется, ревновал. Не успев даже толком обдумать то, что собирается сделать, Чжоу Цзышу опустился на постель рядом с Вэнь Кэсином и вынул из его ослабевших пальцев книгу. Он пролистал ее почти до конца, открыл картинку с двумя юношами и решительно ее продемонстрировал. — И вовсе я не заинтересован в девах. В этой книге есть и другие изображения. Пару мгновений Вэнь Кэсин осоловело изучал разворот. Его глаза удивленно расширились, брови поползли вверх, а рот трогательно приоткрылся. — А-Сю-ю-юй, — произнес он на рваном выдохе, — неужели перед моим приходом ты изучал эту сцену? — Изучал… — Чжоу Цзышу, не отрывая взгляда от лица Вэнь Кэсина, положил руку ему на бедро, шалея от собственной смелости. — Сам процесс. Когда он договорил, Вэнь Кэсин облизал пересохшие, все еще приоткрытые губы: его немедленно захотелось заткнуть, не слушая слов. Но Чжоу Цзышу сдержался, лишь сжал ладонь сильнее, ощущая потрясающую твердость мышц. — Я тоже… — Вэнь Кэсин отвел в смущении глаза и откинулся полностью на спину, его волосы красивыми кольцами рассыпались по постели. — И сегодня пробрался сюда вовсе не с невинными помыслами. Я готов ко всему, что может произойти. Покраснев, Вэнь Кэсин резко поднял руку и потянул Чжоу Цзышу за шею к себе. Вопросы “как ты преодолел все ловушки” или “как нашел спальню” утонули в нежности губ. В желании распахнуть полы ханьфу, набраться еще большей смелости и потрогать Вэнь Кэсина между ног, когда ничто их не разделяет. Проверить, насколько “ко всему” он был готов, ведь в книжке говорилось о необходимости хорошенько всё смазать… Чжоу Цзышу застонал в поцелуй от невозможности приглушить острые волны возбуждения. Он подумал, что хотел бы сам смазать Вэнь Кэсина там… Мысль была такая желанная, такая яркая, она будоражила тело и душу. Чжоу Цзышу не заметил, как сильнее прильнул, вжимая Вэнь Кэсина в постель. Навалился, губами терзал губы, языком толкался в мягкий широкий язык. Проникал в рот Вэнь Кэсина глубже, как хотел бы поступать со всем его телом, а рукой схватился за пояс и медленно потянул. Чжоу Цзышу даже заставил себя оторваться от губ, с которых пил удовольствие, и жадными поцелуями припал к его шее. Он был готов остановиться при малейшем возражении: слово против, движение ли, или просто тишина… Вэнь Кэсин протяжно, но очень тихо застонал. Его рука тоже легла на пояс, который он без промедления рванул, ловко снимая его с Чжоу Цзышу. Если какие-то сомнения еще и могли заставить его остановиться, то их еще не придумали. Красный и синий пояса переплелись на полу, там же ворохом лежали голубые одежды Чжоу Цзышу, полетели к ним и нижние слои. Он стоял на коленях над Вэнь Кэсином, который лишь закинул одну руку над головой, а второй иногда касался ноги, то колена, то проводил пальцами выше. Смотрел так жадно, что, оставшись в одних нижних штанах, Чжоу Цзышу накинулся на него. Красное ханьфу легко распахнулось, не удерживаемое ни поясом, ни руками. Глаза Вэнь Кэсина вспыхнули голодом, его грудь ходила ходуном, а руки Чжоу Цзышу так хорошо смотрелись на теле. На его молочно-белой коже. — Так и будешь только смотреть? — Вэнь Кэсин звучал смущенно, несмотря на вздернутый подбородок и дерзость фразы. — Хотел бы не только, но пока не придумал как. Украсть с кухни масло? — Чжоу Цзышу припал поцелуем к животу Вэнь Кэсина, совсем рядом с пупком, и тот мелодично рассмеялся. И Чжоу Цзышу готов был пойти на этот шаг. Единственное, что его останавливало, это необходимость оторваться от человека, от которого ни на шаг бы не отходил всю жизнь. Он увлеченно поглаживал край нательных штанов, покусывая ребра Вэнь Кэсина и слушая его вздохи, среди которых пробилось: — Не нужно. Поднявшись на локтях, Чжоу Цзышу посмотрел в практически красное лицо Вэнь Кэсина. Тот вдруг быстро сел, заставляя отпрянуть, наклонился к своей сумке, что-то в ней нашарил и также стремительно сунул это в руки Чжоу Цзышу. Бутылочку с желтоватым… маслом. — А-Сюй, не подумай, что я развратник, я никогда… — тут речь Вэнь Кэсина сбилась и он явно передумал, но и уже услышанное распалило Чжоу Цзышу. Он и так подозревал, что ему глубоко всё равно, будет ли он у Вэнь Кэсина первым, лишь быть единственным в данный момент, но эта оговорка… Сам Вэнь Кэсин счел молчание чем-то осуждающим и затараторил: — Не думай про меня плохого! Я лишь маленькая рыбка, видящая сети, но не желающая от них уплывать! — Я никогда не подумаю о тебе плохого, — Чжоу Цзышу мог сказать только это, потому что не был ни каменным, ни железным. Он спустился с кровати и встал на колени между разведенных ног так удачно севшего Вэнь Кэсина. Наклонившись, оставил целомудренный поцелуй сквозь ткань на его колене. Бутылочку он положил на край постели и обеими ладонями провел по бедрам Вэнь Кэсина, сполна ощущая, как хорошо они натренированы, как правильно напрягаются, как легко передавили бы ему шею, если бы происходящее было не взаимно. Чжоу Цзышу скользнул к поясу, поддевая его пальцами и с удовольствием отмечая, что Вэнь Кэсин откидывается назад, облокачиваясь о кровать и приподнимая бедра. Его штаны отправились к ханьфу и поясам. Тяжело сглотнув, Чжоу Цзышу посмотрел наверх: Вэнь Кэсин пилил его нечитаемым взглядом огромных глаз. Так захотелось заставить его брови сойтись вместе, а глаза прикрыться. Этого Чжоу Цзышу хотелось сейчас больше всего; он положил руки на две острые коленки, разводя ноги Вэнь Кэсина сильнее, и припадая влажным поцелуем ко впадинке между бедром и пахом. Совсем рядом с внушительно возбужденным членом Вэнь Кэсина. Втягивая носом запах недавних омовений и его собственный, дразняще терпкий, приятный. Рукой, не глядя, он потянулся к бутылочке и только услышал, как тяжело Вэнь Кэсин упал в постель на спину. — А-Сю-ю-юй… — жалобно заскулил он, стоило Чжоу Цзышу откупорить пробку и вылить масло на пальцы. Вэнь Кэсин заслонял руками лицо, но не пытался сдвинуться с места. Чжоу Цзышу посмотрел на свои пальцы, припомнил всё, что было написано в книжке, и решил, что достаточно хорошо запомнил, чтобы сделать всё правильно. Он осторожно растер мышцы по кругу и вдавил внутрь, следил за реакцией на каждое свое действие, целовал мелко подрагивающее бедро и искал “средоточие мужского удовольствия”. В книге писалось про маленькое уплотнение на глубине в две фаланги. Вэнь Кэсин почти не зажимался, да и масло хорошо позволяло скользить, так что Чжоу Цзышу водил указательным пальцем, сосредотачиваясь на ощущениях. Слегка надавив, в очередной раз, он с усилием обвел то место, в котором по книжке… и испугался, когда пискнувший Вэнь Кэсин вскинулся и отскочил в угол кровати. Он выглядел ошарашенным, а Чжоу Цзышу не на шутку испугался. — Так больно? — он тут же забрался на кровать, но притронуться не смел. Вэнь Кэсин смотрел на него смущенно, но совсем без страха, и неуверенно покачал головой: — Нет, не больно. Просто… неожиданно. Припомнив всё, что писалось о боли, Чжоу Цзышу решил, что это не их случай. Его палец точно был недостаточно толстым, чтобы избыточно растянуть узкий девственный вход, и масла было столько, что не могло быть и простого жжения, а, значит… Подсев ближе к Вэнь Кэсину и потянув его за руку к себе, Чжоу Цзышу отметил, как легко тот поддался, как ярко горела красным его шея и грудь. — Неожиданно хорошо или неожиданно плохо? — Чжоу Цзышу коснулся губами щеки Вэнь Кэсина, но был пойман за шею и вовлечен в поцелуй. Такой нежный, доверчивый, открытый. Вэнь Кэсин снова сполз на подушках ниже и направил ладонь Чжоу Цзышу себе между ног, жестом требуя продолжения. — Хорошо… — прошептал он едва слышно, — очень. Чжоу Цзышу мог лишь повиноваться. Поцеловал в уголок рта, в подбородок, осыпал прикосновениями губ подставленную шею. Чуть замер, добравшись до груди и, шалея от собственной храбрости, широко лизнул сосок. Вэнь Кэсин сверху шумно выдохнул сквозь зубы. Чжоу Цзышу лизнул снова. Смочив пальцы слюной, приласкал и второй. Слуха коснулся тихий стон. Вэнь Кэсин подался навстречу его губам и рукам, просяще выгнулся, раскинул сведенные было колени. Чжоу Цзышу втянул сосок в рот и слегка его прикусил. Пальцами второй руки, еще скользкими от смазки, снова погладил Вэнь Кэсина между ног. Заласканное отверстие легко раскрылось навстречу его движениям. Чжоу Цзышу немного покружил пальцем у самого входа и аккуратно толкнулся внутрь, снова ударяя по только что найденной точке. Вэнь Кэсин застонал, уже нисколько себя не сдерживая. Он раскрылся еще больше, запустил пальцы в волосы Чжоу Цзышу, понукая ласкать свои соски. И Чжоу Цзышу пришла в голову новая мысль. Если Вэнь Кэсину так хорошо от того, что он ласкает ртом крохотные средоточия удовольствия у него на груди, то, возможно, ему понравится рот Чжоу Цзышу и на члене? Перед зажмуренными веками промелькнули картинки из срамной книжонки. Прекрасные девы на коленях перед юношами. Их алые, растянутые вокруг крупных мужских достоинств рты. Чжоу Цзышу оставил в покое затвердевший от возбуждения и влажный от слюны сосок Вэнь Кэсина, и опустился ниже. Пересчитал прикосновениями губ ребра, поцеловал косточку на каждом бедре, взял тяжелый член Вэнь Кэсина в руку и, не давая себе времени на лишние страхи и раздумья, направил в рот. — А-Сюй, — Вэнь Кэсин снова вздрогнул, но хотя бы не попытался забиться в угол кровати. — что ты… почему ты… это… это… тебе не обязательно… Чжоу Цзышу на мгновение выпустил из плотно сжатых губ круглую головку и посмотрел на Вэнь Кэсина снизу вверх. Тот выглядел восхитительно: встрепанный, возбужденный, укрытый неровным алым румянцем и тенью смущения. Его хотелось заласкать еще сильнее, заставить позабыть о стыде и раствориться в остром удовольствии и доверии. — Я знаю, но мне хочется. Чжоу Цзышу, не отрывая взгляда, снова взял в рот и одновременно круговым движением потер бугорок под пальцем. Вэнь Кэсин протяжно заскулил. Его бедра в поисках удовольствия вскинулись, член глубже проскользил по языку Чжоу Цзышу. Тот невольно отстранился, чтобы не подавиться, а затем опять опустил голову вниз. Вэнь Кэсин метался на смятых подушках. Он одновременно стремился поймать наслаждение и от пальца внутри себя и от губ, сжавшихся на его члене. Чжоу Цзышу вытянул палец, но не до конца, и не глядя плеснул на руку еще масла. Он медленно добавил к первому пальцу второй. Подготовленный, разнеженный вход принял его без затруднений. — А-Сю-ю-юй, — прерывисто простонал Вэнь Кэсин сверху, — ах, ах, ах, а-Сюй… Чжоу Цзышу не знал, чем наслаждается больше: умоляющим голосом Вэнь Кэсина, видом его пылающего возбуждением лица или ощущением нежной плоти у себя во рту и под пальцами. Он еще раз погладил то самое место внутри Вэнь Кэсина. Тот громко вскрикнул, сжимаясь, а в следующее мгновение на язык Чжоу Цзышу брызнуло семя. Это было так резко и неожиданно, что Чжоу Цзышу выпустил член Вэнь Кэсина изо рта и прижал к губам ладонь. — Прости, а-Сюй! — Вэнь Кэсин, увидев выражение его лица, мгновенно смутился. — Прости-прости меня! Я должен был предупредить что…что… Я просто не ожидал… Это вышло так быстро. Я…я оскорбил тебя? Чжоу Цзышу замер. Вкус семени во рту показался ему необычным и не слишком приятным. В любой другой ситуации он бы скорее всего сплюнул, но… он не мог сделать этого перед Вэнь Кэсином. Он боялся, что тот будет переживать из-за этого и чувствовать себя неуверенно. Чжоу Цзышу отнял руку от губ, сглотнул и улыбнулся. — Тебе не за что извиняться, Син-эр. Между нами двумя, лишенными покровов, и вовсе не может произойти ничего оскорбительного. *** Если бы Вэнь Кэсину сказали, что однажды он будет изнемогать от желания отдаться, он бы не посмеялся этому человеку в лицо. Он бы это лицо с него снял. Сейчас же, когда у него все еще немного кружилась голова от перенесенного удовольствия, равного которому он раньше не знал, поступил бы он иначе? Скорее всего, нет. Кто бы кроме глумливых призраков ему такое сказал… Тем не менее, это было правдой. Бросаясь в объятия Чжоу Сюя, только что проглотившего его семя, прижимаясь губами к губам, Вэнь Кэсин знал, чего жаждет больше всего на свете. — А-Сюй, — шептал Вэнь Кэсин в губы, — а-Сю-ю-юй… Ему с удовольствием отвечали на поцелуи, его обнимали, его так ублажали… Не сойти бы с ума от счастья! Тело, всё еще полное неги, трепетало воспоминаниями. Вэнь Кэсин жался к Чжоу Сюю бездумно, хотел отплатить за удовольствие. Но тот лишь хохотнул и обнял нежно, и они легли вместе, переплетенные в объятии, переплетенные в удовольствии. — Син-эр… Вэнь Кэсин снова захватил губы Чжоу Сюя своими и решительно опустил руку, обхватывая его член. Прямо в поцелуй ему зашипели и он с энтузиазмом сжал пальцы, на которые почти тут же плеснуло теплым. Все же Чжоу Сюй хотел его не меньше. Осознание, что тот возбудился, только лишь беря в рот его член, подстегнуло Вэнь Кэсина. Вроде только что спавшее возбуждение снова прокатилось робкой волной по телу. Но в руках Вэнь Кэсина Чжоу Сюй переживал последние всплески наслаждения и торопить его не стоило. Расслабленно откинувшись на спину, Вэнь Кэсин смотрел на тяжело дышащего с закрытыми глазами Чжоу Сюя и не думал ни о чем кроме него. Счастливый, довольный, он… все равно хотел большего. — Син-эр, дыру во мне прожжешь, — не открывая глаз сказал Чжоу Сюй. — Не смотри… — Ты требуешь от меня невозможного! Разве способна трава отвернуться от солнца, коли нет для её взгляда преград? Не успев и дернуться, Вэнь Кэсин лишился возможности смотреть на самое красивое лицо на свете — к его глазам плотно прижалась грубая, но такая нежная ладонь. А через мгновение его повалили на лопатки и губы обожгли коротким поцелуем. — Тогда ты моя луна, — Чжоу Сюй говорил тихо и словно улыбался. Интонации всегда немного меняются, когда человек улыбается, и Вэнь Кэсин отчетливо слышал эту улыбку в голосе, но ему не позволяли посмотреть! Он недовольно мотнул головой, чтобы освободиться, попытался снова, но его надежно удерживали на месте. Пришлось стать серьёзнее, применить больше сил, и в их возне тяжелые возмущенные вздохи Вэнь Кэсина перемежались веселыми смешками Чжоу Сюя. В итоге они оказались в той же позе, с которой всё началось, только положение Вэнь Кэсина стало еще более беспомощным. Он лежал на лопатках, и его Чжоу Сюй бессовестно все еще не позволял на себя смотреть, а другой рукой умудрился перехватить его запястья. Пока они боролись, Чжоу Сюй оказался между ног Вэнь Кэсина, их уже совсем не мягкая плоть снова касалась друг друга. Если бы не это, Вэнь Кэсин не дал бы одержать над собой верх, но из-за плотного контакта его мысли были не о сопротивлении. — Ты поддаешься! — Чжоу Сюй звучал возмущенно. Он убрал руку, которой закрывал глаза Вэнь Кэсина, а следом и ту, которой держал руки. Они тут же оплели шею Чжоу Сюя. — Сейчас я готов не только поддаться, но и отдаться, — почти игриво сказал Вэнь Кэсин, на самом деле боясь той темы, к которой вывел. Чжоу Сюй лежал на нем, держа вес только на локтях и глядя ему в глаза, и заминка с ответом заставила сердце задрожать. Вэнь Кэсин уже был уверен наверняка, что его хотят. Но всего ли? До конца ли? Да и не только это тревожило… он сам желал всего и сегодня. — Я не прошу об этом, — прозвучало серьезно. — Но знай, что не смогу отказаться. Простые слова, звучавшие, как извинения, вновь распалили Вэнь Кэсина. Он обнял ногами талию своего Чжоу Сюя и слегка потянулся к его уху, тот тут же подался вперед: — Когда луна ложится к горизонту, разве не полагается солнцу вставать? Его милый Чжоу Сюй вспыхнул от скабрезности услышанного, но вместо того, чтобы засмущаться или отпрянуть, припал к плечу, целуя так сильно и влажно, что Вэнь Кэсину показалось, что даже там он способен чувствовать сильное удовольствие, как на сосках и внизу… — Солнце не знает и не желает другого выбора, — выдохнул ему в шею Чжоу Сюй. И снова его руки оказались везде. Вэнь Кэсин тоже хотел так трогать, но не осмеливался позволить себе слишком много. Робость, которую он узнал в себе только сегодня, заставляла его скрести короткими ногтями по спине Чжоу Сюя, когда тот целовал его член. А ведь мог бы вплести пальцы в волосы, надавливая ниже, продлевая прикосновение. Эта робость диктовала ему отдаться, похитить невинность Чжоу Сюя, восьмого шиди Поместья Четырех сезонов, не раскрывая своей личности. Он был почти уверен, что такая близость не только для него самого этой ночью была впервые… К тому же, теперь он знал, что бывает так, что можно и не терпеть. Пальцы Чжоу Сюя снова смазывали его, хотя было и не нужно… наверное. Прошлись по тому месту, от которого стоны перерастали во всхлипы. Он снова скулил, а Чжоу Сюй наконец смазал и себя. Он был готов войти, головка его члена упиралась в отверстие, Вэнь Кэсин сам сильнее развел ноги в приглашении. Ну же… ну же! — А-Сюй! — требовательно позвал он, не выдержав. — Мой Син-эр, — откликнулись ему в губы, и тело медленно наполнило так, как никогда раньше. Вэнь Кэсин вскинулся, обхватил руками за плечи, клюнул куда-то губами. Он никак не мог понять, что ощущает. Его рот заткнули уверенным поцелуем, в него тут же ворвался язык, и это было почти похоже на то, как внизу взламывали его тело. Медленно и неумолимо, до самого конца, пока ягодиц не коснулся напряженный живот Чжоу Сюя. Этого было много, этого было недостаточно. Вэнь Кэсин тянул на какой-то одной ноте то ли рык, то ли плач. Чжоу Сюй приподнялся, подхватил рукой его за бедро, удобнее устраиваясь, и качнул бедрами, вырывая стон. У Вэнь Кэсина все горело внутри, а член тянуло тяжестью желания. Ощущения были странными, непривычными. Он хотел, чтобы Чжоу Сюй двигался, хотел притронуться к себе и боялся этого — казалось, что все в тот же миг закончится белыми каплями на них обоих. — Не больно? — Не больно! Вэнь Кэсин ответил почти криком и был тут же заткнут поцелуем. В заднице было до ужаса скользко, наполнено настолько, что казалось, что такое вообще невозможно. Было так странно, но так приятно. Тело пылало, Чжоу Сюй пил воздух с его губ и коротко постанывал. Было бы это невыносимо с кем-то другим? Но Чжоу Сюй целовал его, поглаживал кожу, двигался аккуратно; его член при движении натирал то место внутри, от которого у Вэнь Кэсина круги плыли перед глазами, а горло перехватывало так, что он не понимал, дышит он или стонет. Это было невыносимо и с Чжоу Сюем. Невыносимо хорошо. Немного неловко, сладко… и страшно. Странно, раньше Вэнь Кэсин и не предполагал в себе этого страха. Да и желания принадлежать кому-то — тоже. Не после того, как однажды его сокровенную нежность чуть не забрали силой и хитростью. Не после того, как он осознал, как близок был к непоправимому. И вот сейчас, лежа под Чжоу Сюем на мягких одеялах, ощущая под поясницей и задницей подушки, Вэнь Кэсин был напуган и счастлив. Счастлив близостью, общим упоением и напуган возможностью все потерять. Что подумает Чжоу Сюй, когда узнает, что Вэнь Кэсин пришел в его постель прямо из Долины призраков? Как будет смотреть на любовника из логова преступников? Простит ли? Или вычеркнет из сердца навеки, не сумев принять правды и посчитав за предательство вынужденный обман? Последняя мысль полоснула по сердцу болью. Вэнь Кэсин закинул на бедро Чжоу Сюя ногу и вжал его в себя, вынуждая войти до конца и не позволяя отодвинуться. Даже если тот почувствует к Вэнь Кэсину отвращение, когда правда вскроется, даже если исчезнет из его жизни навсегда, Вэнь Кэсин не будет ни о чем жалеть, ведь внутри него навсегда останется ценнейшая метка. Его невинность, бесценная и едва спасенная, была торжественно вручена Чжоу Сюю. — А-Сюй, — зашептал Вэнь Кэсин, трепеща от этого осознания, — я теперь твой, только твой, а-Сюй. Чжоу Сюй не ответил. Он просто накрыл его губы своими, целуя так жарко и исступленно, словно и ему было что от Вэнь Кэсина скрывать, было что дарить и чего бояться. Он задвигался резче, заставляя Вэнь Кэсина вскрикивать на каждом коротком толчке, просунул руку между их телами и положил на член. Одного этого было достаточно, чтобы Вэнь Кэсин, переполненный эмоциями и ощущениями, ухнул за грань. Трудно было запомнить собственные действия. Может, он протяжно вскрикнул, может, прикусил Чжоу Сюя за губу, может, жестко и неумолимо вжал его бедра в собственные ягодицы. Очнулся Вэнь Кэсин от солоноватого вкуса во рту. — А-Сю-ю-юй, — тут же смутился он, — а-Сюй, прости меня, я был не должен… — Ничего страшного, — Чжоу Сюй потрогал пальцем след на губе и улыбнулся, увидев на подушечке кровь. — Мне нравится. Будет еще пару дней напоминать о том, что произошло этой ночью. Чжоу Сюй чуть отодвинулся и выскользнул из Вэнь Кэсина. Тот на мгновение ощутил грусть от потери, но тут же успокоился. Внутри него отголоском недавнего жара тлело жидкое тепло. — Тебе понравилось? — Чжоу Сюй, разъединившись с Вэнь Кэсином в одном месте, тут же переплелся с ним в других. Его руки обнимали Вэнь Кэсина за плечи, ноги за бедра. Кожа прижималась к коже. Губы к губам. Даже их волосы, давно выпавшие из пучков и раскинувшиеся по постели, были словно единое каштаново-черное море. — Как луне не может не понравиться соединяться с солнцем, как земле не может не понравиться впитывать дождь, так этот скромный простолюдин не мог не обрадоваться близости драгоценного Чжоу Сюя. Чжоу Сюй счастливо выдохнул Вэнь Кэсину в шею и прижался к нему сильнее. Возможно, ему это лишь почудилось, но в тихом едва различимом шепоте, что покидал уста Чжоу Сюя и оседал на коже Вэнь Кэсина, звучали самые желанные и сокровенные признания. *** Утро встретило Чжоу Цзышу упрямым лучиком солнца, что пробивался в спальню сквозь ставни, звуками давно проснувшейся усадьбы и ощущением чьей-то близости рядом. Вэнь Кэсин притворялся спящим, уткнувшись ему в плечо носом и губами. Его ци выдавала бодрствование, а вот дыхание — нет. Идеальный контроль завораживал и вызывал любопытство. — Син-эр, я знаю, что ты не спишь, — ласково позвал Чжоу Цзышу и тут же ощутил, как его сжимают в крепких объятиях. При дневном свете прекрасно различались мускулы на сильных руках. Зарывшийся ему в шею лицом Вэнь Кэсин, такой податливый этой ночью, сейчас держал крепко, добирая утренней неги. Покрывало очерчивало его красивое тело, а его налитый естественной после сна силой член прижимался к бедру Чжоу Цзышу. С улицы раздались далекие крики петухов. Так хотелось позволить себе еще немного времени, но он понимал, что его просто не было. Сжав Вэнь Кэсина в ответном объятии и запечатлев на его макушке несколько поцелуев, он попытался высвободиться, но не смог. — Син-эр, — тихо посмеиваясь, проговорил во всклокоченную макушку, Чжоу Цзышу. — Тебе еще тайно выбираться из поместья. Или ты собрался весь день прятаться в моих покоях? Хотя он и шутил, но от собственных слов что-то внутри замерло. Он бы этого хотел — чтобы Вэнь Кэсин остался в его покоях. Хотел вернуться вечером в его объятия. Да что там, он хотел бы вместе с ним тренироваться. До боли в мышцах оттачивать приемы, вместе ездить на городской рынок за припасами для Поместья. Вместе же тренировать младших, вместе… — Как бы ни хотел я остаться и ждать своего Чжоу Сюя с горячей бадьей воды и ужином, но боюсь, не выйдет. Я и так вырвался к тебе лишь на ночь, а на вашей кухне сильно удивились бы моему появлению. — Если ты готовишь так хорошо, как хвастаешь, то шиди на кухне могли бы сделать вид, что никого не видят. — А ножи сами летают по кухне? — Вэнь Кэсин плавным движением поднялся и грациозно сел, опираясь на руку, перекинутую через тело Чжоу Цзышу. Вэнь Кэсин больше не удерживал его, но сил прямо сейчас встать и прогнать восхитительное видение не было. На плече этого соблазнительного лиса красовалось красное пятнышко — неужели это след поцелуев Чжоу Цзышу? Если так, то ему нравилось. Стоило оставить таких следов еще больше. Его ответа ждали и уже вздернули бровь, а Чжоу Цзышу только и думал, как в следующий раз обязательно оставит больше подобных пятен на острых косточках бедер. — Мы с тобой лично узрели призрака, что тебя смущает в летающих ножах? — Почти уговорил! — Но лишь почти? — Чжоу Цзышу сам поднялся и, не в силах противиться желанию, поцеловал лукаво улыбающиеся губы. Как так могло быть, он не понимал. Страсть не гасла, лишь слегка утихала, но стоило коснуться губ Вэнь Кэсина, как ему затмевало ум. Они теряли контроль над собой и сплетались, будто могли стать одним целым. Будто у них было на это время. Но первым в этот раз отпрянул Вэнь Кэсин. — А-Сюй, мы рискуем открыться всему Поместью, если ты продолжишь меня целовать! — Как будто ночью твои стоны еще не все слышали, — поддел Чжоу Цзышу и оставил быстрый поцелуй на длинной шее. — Кто бы услышал! Твои покои с одной стороны отделены садом от боковых ворот, в другой — какие-то пустые помещения. А еще одни покои в этой части на достаточном удалении. Только большой дом близко, но на то он и большой, чтобы в нем не было ничего слышно! Думаешь, я позволил бы себе звуки, если бы они могли поставить тебя в неловкое положение? Удивительная наблюдательность Вэнь Кэсина в очередной раз восхитила, а его вид — картинная обида на лице и совсем другие чувства в горящих глазах — будоражил. — Теперь я знаю точно, что ты лучшее, что могло со мной случиться, — Чжоу Цзышу улыбнулся и запечатлел уже совсем скромный поцелуй на алеющих после ночных ласк губах. Конечно же, он отметил, как расширились и заблестели глаза Вэнь Кэсина, но с улицы доносилось всё больше звуков. С огромным нежеланием Чжоу Цзышу встал и начал споро одеваться: — Я принесу еще воды, а ты можешь пока освежиться. Кивнув на небольшую кадку для умывания у ширмы, Чжоу Цзышу отметил заалевшие щеки Вэнь Кэсина и поспешил за водой. Две палочки благовоний спустя они уже прощались в прилегающем к усадьбе лесочке. За спиной остались скорый завтрак и осторожный путь наружу — выводя Вэнь Кэсина как можно незаметнее, Чжоу Цзышу переодел его из алого ханьфу в одно из своих ученических голубых и провел самыми удаленными от других адептов путями. По дороге он не выпускал его ладони. Он и сейчас никак не мог себя заставить дать ей волю. Сжимал в пальцах пальцы, едва справлялся с искушением приникнуть к ним губами. — Когда мы теперь увидимся? — спросил Чжоу Цзышу, удержав себя от телесных проявлений безграничной нежности одной лишь волей. — Ты свободен через пять дней? — Ради тебя освобожусь. В Санъя? — Или тут. Хочешь, я снова проберусь в усадьбу? — Лучше в городе рядом, — Чжоу Цзышу не хотелось заставлять Вэнь Кэсина рисковать собой, преодолевая ловушки, и опять прятаться. Вэнь Кэсин согласно кивнул. Он нехотя вынул руку из ладони Чжоу Цзышу и запустил ее в карман собственного внутреннего ханьфу. — А-Сюй, я... — Вэнь Кэсин смущенно умолк. Его щеки окрасились алым. Он что-то прятал в кулаке, мял в волнении рукав. — Я… Ты в прошлый раз подарил мне столько милых сердцу вещей. Хоть этот простолюдин и не богат, но он не смог отказать себе в ответном удовольствии. Вэнь Кэсин взял Чжоу Цзышу за запястье, раскрыл его ладонь и уложил на нее поясную подвеску. Чжоу Цзышу замер, любуясь лучами света, играющими на тонкой резьбе по белому нефриту. Подвеска была выполнена очень искусно и казалась по-настоящему дорогой. Такую не пристало надевать с крестьянским платьем, но на ханьфу благородного она смотрелась бы как влитая. В очередной раз Чжоу Цзышу подумал о том, кем был Вэнь Кэсин раньше. И его манеры, и уровень совершенствования выдавали хорошо образованного человека. Наряды и прическа соответствовали крестьянину. А еще Вэнь Кэсин никогда не говорил о своих родителях, а решения принимал так, будто ему не надо выспрашивать их согласия. Все это складывалось в единую печальную, но весьма распространенную картину. Вэнь Кэсин, скорее всего, был сиротой. Человеком когда-то богатым, но теперь потерявшим и деньги, и родителей. Чжоу Цзышу огладил пальцем белый нефрит. Он был уверен, что и подвеска осталась у Вэнь Кэсина из прошлой богатой жизни. Наверняка она и вовсе принадлежала его отцу. Сердце Чжоу Цзышу сжалось сначала от сочувствия, а потом от осознания ценности подношения. Он аккуратно взял подвеску за шнурок и в пару движений закрепил ее на поясе. — Спасибо, Син-эр. Это лучшее, что мне когда-либо дарили. Клянусь, что не сниму подвески до самого вступления на мост Найхэ!.. Интерлюдия 4 Е Байи скрытно прошел через широкую галерею и спрятался в тени. Мимо него, впечатывая шаг в мрамор пола, прошагала вечерняя стража. Е Байи поморщился. Обилие охраны и защитных механизмов в резиденции Чжао Цзина совсем не соотвествовало образу бесполезного прожигателя жизни, который тот так старательно поддерживал. В его маске — тщательно продуманной и безупречно демонстрируемой — вообще оказалось множество изъянов. Впрочем, они были практически незаметны постороннему взгляду. Если бы Е Байи не потратил пол-луны на тщательное наблюдение и вынюхивание, он бы ни за что не прознал, что с хозяином Усадьбы Трех снегов что-то не так. Днем тот успешно делал вид, что боится собственной тени, не может без чьей-либо помощи принять важное решение, и ничем, кроме новых нарядов, редких вин и дорогих кушаний не интересуется. Но стоило миру обрядиться в сумерки, как его поведение менялось. Обширные связи по всему Цзянху, сеть шпионов, прикормленная с рук организация тайных убийц, непонятные взаимоотношения с императором — вот неполный список того, что Е Байи и девочки из Департамента Неверных успели вызнать о его деяниях. И все же самым тревожащим разум слухом был тот, что принесла на красно-газовом хвосте нанявшаяся в кухарки к Чжао Цзину соглядательница. По ее словам, среди слуг ходили слухи, будто Чжао Цзин держит недалеко от своих покоев сокровищницу. Он настолько бережет ее, что не пускает внутрь горничных и самостоятельно вытирает внутри пыль. Никто точно не знал, что там. Кто-то говорил — подарки былых возлюбленных, кто-то — головы врагов. Шпионка Е Байи сумела единственный раз бросить из тени кустов взгляд в сокровищницу, прежде чем дверь, пропускавшая Чжао Цзина, захлопнулась. Она увидела стоящий там на постаменте огромный меч. Пока она описывала резьбу на рукояти меча, Е Байи душил ярость внутри. Увиденное шпионкой выглядело точь-в-точь как пропавший меч Гао Чуна — оружие, отнявшее разум Жун Сюаня. И все же Е Байи чужим словам верил куда меньше, чем собственному взгляду, потому и решил этой ночью забраться в легендарную сокровищницу сам. Дождавшись, когда шаги стражи утихнут, Е Байи скользнул в темный коридор. Дойдя до его конца, он положил руку на ручку двери, ведущую во внутренний двор. Его слуха коснулся чей-то приглушенный высокий стон. Е Байи остановился. Стон раздался еще раз, затем еще раз и еще. — Ифу, — последний стон сопроводил тихий, очень-очень юный голос, — пожалуйста, может, сегодня не будем так? Мне после прошлого раза все еще больно… Е Байи позабыл, зачем шел. Не заботясь уже ни о скрытности, ни о необходимости прятаться, он бросился на звук. В конце коридора из-под двери пробивалась тонкая полоска света. Он толкнул потоком Ци крепко запертую дверь, заставляя ее распахнуться, и замер на пороге, сраженный картиной. На роскошной постели, среди шелковых, вышитых золотом одеял сплетались два обнаженных тела: Чжао Цзин и неизвестный тонкий, не лишенный еще подросткового изящества юноша. Перед глазами Е Байи поплыло. Память услужливо подбросила похожую картинку. Его новый ученик в куртизанском наряде и старый Хозяин Долины, ласкающий ладонью торчащее в вырезе колено. Тогда отвратительная ситуация не успела стать необратимой. Но тут… Взгляд выцепил полупустую бутылочку масла в складках тканей, длинные пальцы, влажно блестящие в свете свечей, огромные напуганные грядущим черные глаза. Ни мгновения не задумавшись о том, что делает, Е Байи подлетел к постели, схватил Чжао Цзина за волосы и отбросил его от распростертого на подушках юноши. — Что ты?... Как ты смеешь? — Чжао Цзин попытался вывернуться и прикрыться влажной от масла рукой. Это привело Е Байи в еще большую ярость. Вынув из заплечных ножен Драконий хребет, он саданул Чжао Цзина по развратной руке, отсекая ее от тела. Тот завизжал. За спиной завизжали тоже. Это немного отрезвило. Как бы не хотел Е Байи расправиться с мерзким растлителем, делать это на глазах у его травмированной жертвы не стоило. Он метнулся обратно к кровати. Две пережатые точки на шее, и визг прекратился. Е Байи развернулся к Чжао Цзину. Того на месте уже не было. Позабыв о необходимости скрывать свое обнаженное тело, тот несся по коридору, взывая к страже. Е Байи догнал Чжао Цзина в один прыжок и взмахом меча оборвал его крик. Из глубин дома послышался топот шагов. Где-то во дворе забили в колокол. Не дожидаясь, когда стража обнаружит труп своего хозяина, Е Байи вернулся в его спальню, замотал обнаженного юношу в найденную тут же черную мантию и выскочил в окно. С такой ношей Е Байи не мог долго передвигаться без лошади. К тому же держать мальчишку в отключке тоже не планировал. Он вообще ничего из произошедшего не планировал. Миновав территории поместья и оставив за спиной ворота города, он остановился у нужного места. Темный камень среди густого леса служил ориентиром. Здесь встречались призраки, и здесь он ждал демониц, которые были в городе и в самом поместье. После устроенного им, услышав, кто убит, они наверняка должны были броситься к камню. Ему хватило бы кого-то одного с лошадью… Он внимательней рассмотрел юношу, украденного из спальни Чжао Цзина. Сложная прическа из косичек, выдававшая варварское происхождение, подкрашенные глаза, из мантии выглядывали белые тонкие ноги. На лице застыло беспокойство. И он явно был против убийства своего насильника… Рука Е Байи потянулась к лицу, он тяжело вздохнул, прикрыв глаза ладонью. После такого только объяснять Вэнь Кэсину, что не нужно никого вспоминать или мстить. Только при большом везении может оказаться, что Е Байи убил простого растлителя. Нет, наверняка все слухи окажутся правдой, и тогда… Он не хотел даже думать, что тогда сделает Вэнь Кэсин. Е Байи прошиб холодный пот. Выходит, Вэнь Кэсину ещё повезло, даже несмотря на то, что его руки с детства были по локоть в крови и его могла бы постигнуть схожая участь. Его хотя бы не кормили бы красивыми сказками, привораживая обещаниями любви и хорошей жизни — как иначе объяснить те слова, что успел услышать Е Байи перед ударом? Пацан не сопротивлялся, только просил и скулил, и еще даже боялся за своего растлителя. Скорее всего, будет его искренне оплакивать. Вэнь Кэсин же переживал только за чистое ханьфу и еду. Е Байи мысленно посмеялся над шутками судьбы, подсовывающей ему мальцов, а его мечу — их насильников. Ну, хоть с Кэсином он успел. Погружаться дальше в неприятные воспоминания ему не дали — три девушки на лошадях появились среди деревьев темными тенями. Подъехав в камню, все, как одна, спешились и низко поклонились. — Хозяин, простите нас, что покинули место без приказа! — хором произнесли они. — Там больше нечего делать. Голова змеи отсечена, но это принесет в Цзянху раздор. Ваша новая задача — запутать сплетни. Ничто не должно привести след к Долине. Это понятно? — Да! Девушки снова отвечали хором. Они даже не переглядывались, только косо поглядывали на явно обнаженного юношу. Е Байи пришла в голову глупая идея…. но других не имелось, а оставлять мир Цзянху без выгодных версий было нельзя. Е Байи оттолкнулся от камня, о который до этого опирался, и сделал несколько шагов к девушкам из Департамента Неверных. Они склонились ниже, но не дрожали. Он не зря их выбирал. Смелые, злые девицы. Все три, если он правильно помнил, проданные еще девочками в весенние дома. Они точно найдут товарок, чтобы с полной верой в собственные слова рассказать им, что… — Начните не со школы Трех снегов, а с любого крупного города, где будут шептаться. Можете не скрывать, что Чжао Цзин был убит из-за того, кого держал в своей постели. Все три девушки вслед за Е Байи перевел взгляд на юношу. В глазах каждой зажегся мстительный огонек, каждая собиралась мстить за свою поруганную честь. Таким недомолвкам и помыканию Е Байи выучился у того, кто сам был ему учеником. Постыдиться бы, да времени не было. Он променял свои чистые руки на чистую совесть, спустившись в Долину, и жалеть не собирался. — Называйте убийцей кого угодно, — добавил Е Байи, решив сразу подкинуть девушкам вариантов. — Охранника у дверей, слушавшего стоны, брата, отца. Хоть предыдущего, выросшего гостя этих покоев. Никто из Долины не спускался в Цзянху без приглашения. Ясно? — Да, хозяин! Немного поколебавшись, Е Байи попросил девушек поделиться с юношей чем-то из своих пышных одежд. Он думал лишь о том, как бы прикрыть немного его наготу, но три демоницы переглянулись, закивали и через считанное время соткали парню из своих одежд настоящий наряд. Е Байи лишь успел отвернуться, когда они начали раздеваться, чтобы, как куклу, нарядить бессознательное тело. Они завершили дело со смехом и удалились с тихим перезвоном девичьих голосов, оставив одну из лошадей. Им явно по нраву было новое задание. Каждой из них по возвращению в Долину он обещал новый наряд. Затихавший вдали смех утонул в первом ударе тревожного колокола. С юношей без сознания и на лошади передвигался Е Байи куда медленнее, чем ему хотелось и чем требовали обстоятельства. Звон колокола и цокот копыт следовал за ним из города в город. Конь начал уставать. Пацан — возиться и постанывать, сообщая о скором пробуждении. Е Байи решил заночевать в ближайшем городе. Хоть сам он и привык спать в лесу без внимания к комфорту, спасенного юношу следовало накормить, успокоить и, возможно, устроить в горячей ванной. Да и преследователи посчитают подозрительным отдыхающего у костра одинокого путника. Конечно, стража Чжао Цзина вряд ли представляла опасность для Е Байи, но усеивать свой путь новыми трупами — значило разрушать придуманную легенду. Ближайшим поселением оказался главный город школы Расколотого меча. Это было хорошо. В крупных богатых столицах затеряться было куда проще, чем в маленьких деревеньках. Е Байи отыскал наиболее непритязательный постоялый двор в неблагополучном районе. Тут путник, заносящий в номер бесчувственную юную деву, не выглядел чем-то необычным. Он заплатил за комнату, заказал кадку с водой и горячий ужин и сел ждать пробуждения юноши. Ждать пришлось недолго. Не успел Е Байи, очистив меч от крови Чжао Цзина, достать точильный камень, как от кровати донесся голос. Он был едва слышным — то ли от перенесенного испуга, то ли из-за того, что к юноше еще не до конца возвратились силы, — но звучал твердо. — Кто вы? Что произошло? И что… — его голос лишь тут дрогнул, — что с ифу? — Умер твой ифу. Подох, как полагается паршивой собаке. Юноша никак не отреагировал. Он смотрел на Е Байи огромными глазами и, кажется, что-то для себя решал. Под этим взглядом Е Байи стало неожиданно неуютно. Постельная игрушка Чжао Цзина оказалась не так уж проста. — Ну, чего ты меня глазами пожираешь? Еще скажи, что жалко его. Юноша продолжал молчать. Его взгляд проскользил по мечу Е Байи, упал на отброшенный окровавленный отрез ткани, снова вцепился в лицо. — Вы его враг… — выдал он, наконец, — герой, не принадлежащий ни к какой школе, но при этом сильный. — Враг? Вот еще! Много чести называть эту блоху своим врагом! Юноша покачал головой. — Не враг? Так зачем вы тогда его убили? Е Байи не знал что на это ответить. Развращенный ребенок, не подозревающий, что с ним все это время поступали отвратительно, вряд ли поймет пассаж о собственной защите. Объяснять сейчас — только воздух сотрясать. Даже Вэнь Кэсин не сразу понял, а ведь его не растлевали годами, лишь коснулись единожды грязными стремлениями. Этот же… Да, не простая будет задачка… — То разговор не для часа быка, — ответил Е Байи, когда тишина в комнате стала уж совсем гнетущей, — и мы не будем вести его сейчас. Лучше скажи мне, как тебя зовут. Юноша снова прошелся по его фигуре цепким взглядом и снова остановил его на мече. Он сглотнул, что-то для себя оценивая. Видимо, решив, что соглашаться с требованиями похитителя будет сейчас для него наиболее безопасной стратегией, он ответил с покорным видом: — Чжао… Точнее, Се. Се Цзелюбо. Е Байи поморщился. Невольная оговорка юноши вкупе с упрямым желанием называть Чжао Цзина “ифу” делала ситуацию еще отвратительнее. Какие фантазии поганый слизняк реализовывал на бедном варварском мальчишке? Какую чушь ему в уши лил? — Вот что, юный Се, хватит истязать себя пустыми переживаниями. Садись-ка лучше за стол. Уж не знаю, кормил ли тебя твой ифу, прежде чем пригласить в свои покои, но я приказал принести с кухни ужин. Се Цзелюбо оторвал наконец взгляд от фигуры Е Байи. Он так посмотрел на стол, уставленный уже подостывшими яствами, будто впервые его увидел, и послушно соскользнул с кровати. Двигался он стремительно и изящно, как человек, привыкший одновременно и убивать, и соблазнять. Это осознание снова пробудило в Е Байи так и не остывшую толком ярость. Ему стало внезапно жаль, что Чжао Цзин перед смертью лишился лишь руки, а не детородного органа. Печально, что убить кого-то можно лишь единожды. Некоторые люди заслуживают пережить свою смерть тысячу раз. — Достопочтенный герой не разделит со мной ужина? — вырвал его из размышлений Се Цзелюбо. Е Байи усмехнулся. Глупый мальчишка решил, что он собирается его отравить? — Отчего же не разделит? — Е Байи заложил меч обратно в ножны и зашагал к столу. — Этот достопочтенный герой никогда не отказывается от еды. Он опустился на грубо сколоченный табурет и наложил себе в тарелку понемногу из каждого блюда. Если Се Цзелюбо опасается яда, это должно его успокоить. Юноша настороженно следил за каждым его действием и, увидев, что Е Байи принялся за еду, оценивающе оглядел пищу. Его выбор остановился на ребрышках в кисло-сладком соусе. Се Цзелюбо пододвинул к себе тарелку, взял лежащий рядом короткий нож для разделывания мяса и метнул его Е Байи в голову. Будь на его месте кто угодно другой, он бы уже лежал лицом в тарелке и заливал кровью стол. Бросок был сильный, точный, Е Байи спасла лишь собственная уникальная реакция. По краю сознания Е Байи проскользнула и сразу исчезла мысль о том, что мальчишка уж больно хорош. Се Цзелюбо, разочарованный проваленной атакой, тут же предпринял новую. Он ударил о стол собственную тарелку и, отколов от нее острый край, кинулся на Е Байи, целясь ему в шею. Е Байи увернулся, перехватил юнца за запястье и ударил по точке на его локте, заставляя руку повиснуть плетью. — Ты что творишь, юный Се? — он сгреб мальчишку за шкирку и хорошенько встряхнул. — Кто тебя учил нападать на своих спасителей? — Вы не спаситель! — Се Цзелюбо отчаянно вырывался, пытался ударить ногами и левой рукой, шипел, как рассерженная кошка. Вся покорность слетела с него старой потрескавшейся краской, как и сходство с постельной игрушкой. В хватке Байи бился хорошо обученный профессиональный убийца. — Вы жестокий злодей! Уничтожили ифу! Забрали меня! Зачем? Я не понимаю, зачем? Что вы собираетесь со мной делать? Е Байи устало выдохнул. Теперь он и сам не знал ответа на этот вопрос. Се Цзелюбо не просто не сопротивлялся своему ифу, не просто боялся за его жизнь. Он готов был его защищать и мстить даже после его смерти. Яд, которым травил его Чжао Цзин, слишком глубоко забрался под кожу Се Цзелюбо. Он отравил не только его кровь, но и очернил, изъел, словно червь, его юную душу. Е Байи чуть ослабил хватку одной руки, а другой снова пережал точки на шее Се Цзелюбо, заставляя его обмякнуть. Он не знал, как говорить с ним и как объяснить то, что произошло. Однако в дне пути от земель школы Расколотого меча была Усадьба Четырех сезонов. Цинь Хуайчжан всегда умел находить общий язык с детьми, в противном случае его школа не разрослась бы до восьмидесяти четырех юных адептов. Возможно, ему разговор с Се Цзелюбо дастся проще. Да и сообщить о том, что Е Байи нашел и отправил к праотцам убийцу его старого друга, тоже не мешало… Всю ночь Е Байи не спал. Он нуждался в медитации намного больше, чем во сне, но не мог себе это позволить. Не в одной же комнате с жаждущей тебя убить змейкой. На рассвете, когда пацан снова начал приходить в себя, Е Байи уже принял все необходимые решения. Стоило тому снова открыть глаза и отлепиться от мягкой постели, как ему кивнули в сторону остывшей еды: — Ешь, что из этого еще съедобно. Се Цзелюбо бросил на него испепеляющий взгляд, но приказной тон явно был ему привычнее, чем любезность, которую пытался проявить до этого Е Байи. Стройной невысокой куклой, какую из себя мастерски строил смертоносный мальчишка, он прошествовал к столу и молча поел. Е Байи сидел достаточно далеко, чтобы тому в голову не пришла идея попытаться убить еще раз. Наверняка должен был понять, что если не вышло с такого близкого расстояния, то с большего можно и не пытаться. Пока Се Цзелюбо с очевидным голодом жевал кусочки мяса, Е Байи заговорил. — Хочешь знать, почему я убил твоего ифу? Жевание на миг прекратилось, маленький кивок последовал в ответ. — И при этом пытаешься убить? Как же ты узнаешь, что стало причиной его смерти? Что скажешь у его могилы, отомстив? Ты же уверен, что, убивая человека, не являющегося моим врагом, я преследовал собственные цели? Глаза Се Цзелюбо стали просто огромными. Мысленно Е Байи возблагодарил всё сущее, что его ученик — большой любитель сложных интриг, даже если дело касается возможности уйти от отбывания наказания на кухне. Было чему поучиться. Теперь, заняв чужой ум сложными размышлениями, Е Байи мог вести в приличное общество даже эту гадюку. Водрузив свою мнимую деву на лошадь, Е Байи сам повел ту в поводу. Он развернулся спиной к тому, кто вызывал непрестанное чувство тревоги, но всю дорогу старался говорить. Должно же быть и в маленьком убийце с покалеченной душой что-то человеческое. Как ни странно, это человеческое нашлось в надетых на него тряпках. Единственное, за что зацепился разговор. Се Цзелюбо был благодарен девушкам, что отдали свои лучшие части гардероба, чтобы скрыть его наготу. Первый камушек был заложен, по нему потом и потекла горная река. Когда до Поместья Четырех сезонов оставалось всего ничего, Се Цзелюбо поклялся отдать что угодно в обмен на ответы, в которых так нуждалось его сердце, и на позволение хорошему сыну прийти на могилу ифу. Е Байи серьезно принял его клятву и потребовал для начала не проливать крови, даже если его жизнь висит на волоске, но ещё не готова оборваться. Он достаточно оценил умения юного убийцы и предположил, что тот сможет защищать себя, и не убивая. Вэнь Кэсин же мог. Просто не хотел… В Поместье они вошли поздним вечером, замеченные лишь несколькими адептами, что стояли на воротах в этот день, да парочкой внутри поместья. Цинь Хуайчжан вышел встретить их лично и выглядел бодро. От сердца Е Байи отлегло. Помогло все-таки лекарство южных шаманов. Не зря тогда, три года назад, ездил в Нанцзян, чтобы поучиться рецепту. И всё же у Вэнь Кэсина получалось много лучше. Нужно было его туда послать. Если бы он тогда был чуть старше, чуть покорнее — и послал бы. Но неконтролируемую беду с разрастающейся жаждой мести Е Байи до сих пор боялся отпускать от себя далеко. А теперь боялся и сообщать о свершенной мести. В гостевые покои Цинь Хуайчжан размещал их лично. То, как Цинь Хуайчжан расположил к себе мальчика в женских шелках — одной улыбкой, одним добрым словом, — казалось совершенно мистическим. Возможно, конечно, дело было в том, что он не убивал его ифу.