𝐏𝐱𝐚𝐧 𝐥𝐢𝐯𝐮 𝐭𝐱𝐨 𝐧𝐢'𝐚𝐰 𝐨𝐞 𝐧𝐠𝐚𝐫𝐢

Боролись они недолго. Хоть Моран и отбивалась, сыну вождя удалось привязать ее за ногу к несущему бревну хижины. — Прекрати это, — шипит девушка, пока Аонунг любуется своей работой, — ты меня злишь. — Это ты меня злишь, — шипит в ответ парень. С него хватит, он за день достаточно натерпелся, — сегодня тебе хочется погладить нантангов, а завтра что, в пасть к налютсе полезем, чтобы тебе угодить? Нервы у лесной девушки сдали. Она пнула сына вождя ногой под колено, от чего тот потерял равновесие, и, не теряя времени, удобно уселась сверху. — Отвяжи меня, сейчас же, — недовольно прошипела Моран, наклоняясь к самому лицу наследника клана Меткаина. Он удивленно раскрыл голубые глаза, но тут же вернул себе невозмутимый вид. Сейчас он увидел другую Моран, не ту, которую привык видеть. — Откуда ты такая… — Аонунг задумался, пытаясь подобрать слово, которое могло лучше всего описать сидящую на нем девушку, — дикая? Это тотчас отрезвило Моран. Дикая. Дикая девочка из дикого клана. Всех членов Анурай считали таковыми. Они не хотели торговать, дружить и общаться с другими кланами, всегда были сами по себе, этому же учили своих детей. Ни от кого не зависели, ни в ком не нуждались, кроме своего народа. Эта жизнь нравилась Моран, она не умела жить иначе, да и зачем ей было? Семья, друзья, любимое занятие — у нее было все, но все это осталось там, далеко в тени многовековых лесов Пандоры. Aytawtute ушли, не оставив ничего после себя, только боль, горе и скорбь, которые Моран будет носить в своей душе всю жизнь, отведенную ей Великой Матерью. Все это время парень молча разглядывал ее, наблюдая за сменой эмоций на лице девушки. Он и не интересовался раньше тем, кто она, откуда и почему сейчас здесь. Да и зачем ему это было нужно? Раньше почти все его мысли были заняты тем, как бы побыстрее от нее избавиться, но теперь, когда он уже не чувствует к ней такого отторжения и ему не хочется привязать ее за ноги к илу и пустить далеко за рифы каждый раз, когда он ее видит, в его голове появляются мысли совершенно иного рода. Аонунг ее совсем не знает, даже близко. Он проводит с ней много времени, каждый раз учит ее чему-то новому, привычному для его народа, но он никогда не интересовался тем, что казалось привычным ей. Моран была совершенно не приспособлена к обыденной для сына вождя жизни, но, по какой-то причине, задумался он об этом только сейчас. Насколько сильно они разные, что она при их знакомстве не умела даже плавать? Как так произошло, что она оказалась здесь, а не со своим народом? Почему она была оставлена собственным кланом? Почему он абсолютно ничего не знает о на’ви, с которым проводит так много времени? — Слезай, — Аонунг слегка похлопал ее по бедру, заставляя вынырнуть из потока мыслей и вернуться в реальность. Девушка пару раз моргнула и аккуратно слезла, занимая место рядом. Парень приподнялся на локтях. Он планировал сесть нормально, но почему-то стался в таком положении, — почему ты такая? — Какая? — сын вождя задумчиво склонил голову вбок в очередной попытке выразить свою мысль предельно ясно и не обидеть сидящую рядом девушку. — Такая, — парень получше оперся на локти и принялся размахивать руками в надежде, что это ему хоть как-то поможет найти нужное слово, — мы про тебя ничего не знаем. Почему? Девушка удивленно вскинула брови. Ему интересно? С чего вдруг он хочет что-то о ней знать? Хоть они и проводят много времени вместе, Моран не могла четко для себя определить, в каких отношениях они находятся. Их сложно было назвать друзьями, но и незнакомцами они не были, хотя она тоже почти ничего о нем не знала. Обычно на’ви, которые начинают общаться, стараются узнать друг друга ближе, но не эти двое. Парень и девушка старались избегать любых вопросов, которые никак не касались процесса обучения Моран, сводя все лишь к ежедневным проведениям занятий и колким шуткам сына вождя, которые, как бы странно это ни звучало, мало чем помогали Моран понять, что за на’ви перед ней находится и что происходит в его душе. Он был не менее странным, чем она. Его резкие смены тона и настроения, желания убить и помочь, которые всплывали в нем почти одновременно, мешали ей понять его если не полностью, то хотя бы отчасти. — Тебе это так интересно? — парень открыл рот, чтобы что-то сказать, но затем тут же его закрыл, словно о чем-то вспомнил, — Я думала, ты хочешь быстрее от меня избавиться. — Я будущий Оло’эйктан, — Аонунг намеренно пропустил мимо ушей ее последние слова. Можно сказать, за все это время он успел к ней привыкнуть, но девчонке об этом знать совсем не обязательно, — отец всегда говорит, что я должен знать если не всех, то хотя бы бóльшую часть на’ви, которые находятся в моем клане и за которых я несу ответственность. — Я думала, ты выгонишь меня сразу, как станешь Оло’эйктаном, — губы парня дрогнули, но он сумел спрятать улыбку и сохранить спокойное выражение лица. — С твоей любовью попадать в неприятности я не уверен, что доживу до этого момента, — девушка закатила глаза. Теперь, когда они едва не погибли от зубов нантангов, он будет всю жизнь напоминать ей об этом, — как ты вообще дожила до своих дней? Рядом с ней всегда была ее семья. Ее Энток и Укавла, которые всегда присматривали за ней и были рядом, когда она больше всего в этом нуждалась. Сейчас же, несмотря на большое количество ребят, которые ее окружали, она чувствовала, что отныне предоставлена лишь самой себе. Все то, что она делает, включая их поход к гнездам нантангов — лишь жалкие попытки вернуть хоть тень былой, но такой привычной жизни. — Просто тебя рядом не было, — Аонунг сделал вид, что ее слова его очень оскорбили. — Ты хочешь сказать, что это все происходит из-за меня? — Моран посмотрела на него так, словно это был всем давно известный факт, и только он об этом не знал, — Lumpe oe? Это я все время спасаю твой хвост! — Ты мне его чуть не оторвал сегодня, — в доказательство своих слов девушка взяла его в руки, будто боялась, что с ним снова что-то случится. Аонунг, глядя на это, цокнул языком и закатил глаза, — помощник, тоже мне. — А что мне оставалось делать? — Моран пожала плечами, словно ответ был очевиден. — Не идти за мной. Аонунг задумался. Возможно, какой-то очень маленькой частью своей души, которая находилась где-то очень далеко и глубоко внутри, он успел не только привыкнуть, но и немного привязаться к ней, совсем чуть-чуть, самую малость. Тем более, он вложил в нее столько своих сил, нервов и времени, что дать ей так просто и глупо умереть — чистое безумие с его стороны, никак иначе. Да и отец с него спросит за эту лесную девчонку, а что он ему скажет? Не справился? Недоглядел? Позор для его семьи. Не может быть Оло’эйктаном и вести за собой целый клан тот, кто не смог проследить за одной девчонкой, даже если она очень странная. Даже если она другая. Тоновари дал ему шанс показать, насколько Аонунг хорошо слушал своего отца и старейшин, и он не разочарует никого из них. — Это сложно, — парень устало откинул голову назад, показывая, как эта тема ему надоела, — была бы ты tsakarem, ты бы меня поняла. — Думаешь? — губы девушки тронула легкая улыбка. Она была tsakarem, она знает. Укавла, хоть и негласно, но была духовным лидером клана Анурай. Именно к ней на’ви приходили за помощью, советами и лекарствами, когда им было плохо. В час особой нужды именно она была опорой для больных, страдающих и убитых горем душ. Она учила Моран, как быть матерью всему клану, в то время как Энток учил ее быть хорошим охотником и не менее хорошим воином. Он был сторонником традиционных ценностей. По его мнению, женщина должна была быть Тса’хик, а ее супруг Оло’эйктаном, но в последнее время никто из молодых охотников и воинов не нравился ему. Он не видел в них той силы, которой должен обладать великий вождь. В своей названной дочери он видел огромное желание, смелость, которая пришла к ней со временем, и, что самое главное, силу. В ней он был уверен, как не был уверен ни в ком другом, и именно эта уверенность пересилила его давние убеждения. Моран должна была вести свой народ и как Тса’хик, и как Оло’эйктан. Это огромная ответственность, и это осознавали все. Она бы несла эту ответственность за каждого в ее клане, поэтому она бы ни за что не стала рисковать кем-либо. Если у нее есть такая возможность, она оставит своих на’ви и пойдет одна туда, где опасно. — Я же говорю, это сложно, — парень устало потер переносицу. У него не было никакого желания углубляться в эту тему и рассуждать о тяжелой доле будущего вождя, — давай начнем. *** Занятия с Аонунгом в большинстве своём проходили в абсолютной тишине. Сначала мы вспоминали некоторые жесты, а потом какое-то время просто общались, постепенно изучая что-то новое. «Нам надо уплывать», — жестами говорит сидящий напротив сын вождя. «Но мы не закончили ловить рыбу», — он немного задумался. «Надо уплывать, я вижу акулу, здесь опасно», — Аонунг делал все слишком быстро. Иногда он забывал, что я не так хорошо его понимаю, как Цирея или Ротхо. — Что-то не так? — он хмурится, вглядываясь в мое лицо, на котором он не видит ни капли понимания. — Что это? — пытаюсь повторить непонятный мне жест. — Акула, — Аонунг повторяет жест, показывая правильный вариант, — еще раз. Мы повторяли до тех пор, пока этот жест не закрепился в памяти. Весь процесс сопровождался немыми разговорами. Во время общения жестами парень едва заметно шевелил губами, чтобы мне было легче его понять. С одной стороны, мне действительно было легче, но сын вождя раздраженно вздыхал каждый раз, когда замечал, что вместо жестов я сосредотачиваюсь только на его губах, пытаясь понять смысл того, что он хочет до меня донести. — Kehe, — недовольно шипит парень, заставляя меня поднять на него глаза, — ты слишком часто сюда смотришь. Он прикасается пальцами к своим губам. — Смотри на руки, — Аонунг поднимает вверх четырехпалые ладони, слегка дергая длинными пальцами, — иначе я буду молчать. На какое-то время в хижине снова воцарилось молчание, прерываемое лишь шелестом пальцев и тихими всплесками небольших волн. «Я не помню, что значит этот жест», — парень пару раз громко щелкает зубами, изображая опасную большую рыбу, — налютса? Он одобрительно кивает в ответ. До ушей доносится звук трубы. Поздний вечер, занятие окончено. — Только посмей все забыть до завтра, — сын вождя поднимается на ноги и принимается разминать уставшую спину. За столько времени все действительно затекло, но мне предстоит сидеть еще долго. Подвигаюсь поближе к заготовкам. Куцати объяснила, как примерно должен выглядеть готовый фонарик, ничего сложного в их изготовлении не было. — Завтра рано вставать, — парень обошел меня и присел на колено, — ты уверена, что хочешь сейчас этим заниматься? — У меня нет выбора, — Аонунг нахмурился. Неудивительно, что он ничего не понимает, Ронал выгнала его из хижины во время разговора, — у меня есть два дня на их изготовление. Брови парня поползли вверх. Он обвел взглядом все заготовки в хижине и остановил свой взгляд на моем лице. — Занимайся, — сын вождя поднялся со своего места и вышел из хижины. Несмотря на то, что заготовки были очень твердыми, узоры на их поверхности вырезались достаточно легко. Процесс успокаивал и помогал отвлечься от плохих мыслей и многочисленных проблем. Кусочки кожуры сворачивались в длинные спирали и с тихим шорохом падали на пол хижины. Я окончательно расслабилась и позволила себе снова погрузиться в воспоминания. *** «Нет, режь не так — девушка аккуратно кладет свою руку поверх моей, заставляя остановиться, — так ты можешь её сломать, кость очень хрупкая» Мы сидели на огромной ветке дерева далеко в его кронах. Это было наше тайное место, куда мы приходили поработать над украшениями или просто поговорить, когда было свободное время. Девушка напротив сняла с шеи украшение и протянула его мне. Это была хрупкая кость йерика, на которой красовались тончайшие узоры. Такую даже в руках было страшно держать, как она вообще может носить такое. «Ты сама это сделала? — на’ви довольно кивает, не сводя с меня золотых глаз, — Это прекрасно. У тебя талант, Киралу.» Эта девушка — родная дочь Энтока, мы росли вместе. Она была мне и старшей сестрой, и лучшей подругой, которой я доверяла все свои секреты и личные переживания. Она никогда не осуждала, лишь слушала и давала советы. Не всегда они были хорошими, но с ней никогда не было скучно. Киралу не хотела быть охотницей, как наш отец. Она всегда мечтала создавать прекрасные вещи, которые будут приносить радость всем членам клана. Великая Мать благословила ее, из-под рук сестры выходили самые красивые украшения, посохи и инструменты, которые я когда-либо видела. «Чтобы сделать такое, режь иначе, — она слегка повернула мою руку, чтобы нож прорезал кость более аккуратно, — вот так, тогда она не треснет, и узор будет красивый.» Ее глаза горели, когда она говорила об этом. Я никогда раньше не видела, чтобы кто-то так любил то, что он делает. Киралу может сидеть за этим занятием дни напролет, если за ней не уследить, что чаще всего и происходило. В такие моменты девушку практически невозможно найти, особенно, если не вспомнишь, где ее видел в последний раз. «У меня никогда не получится так, как у тебя, — сестра недовольно дернула ушами и слегка ударила меня по лбу, — за что?» «Никогда не говори такую чушь, — я старалась не злить ее, но иногда это выходило само собой, — ничего не приходит сразу. Будешь стараться — будешь еще лучше, чем я. Никто не рождается воином, охотником или шаманом. Мы набираемся мудрости всю жизнь, чтобы передать ее потомкам…» *** От воспоминаний меня оторвал торопливый звук шагов. На пороге хижины снова появился сын вождя. Он нес в руках кучу каких-то разноцветных тряпок. — Должна мне будешь, — говорит парень, кидая на пол тряпки. Он прошел к небольшим горшкам, где настаивалась краска, и опустил в нее два пальца. Те мгновенно окрасились в яркий красный цвет, — она готова. Чистой рукой он берет горшок и несет к куче тряпок, об которую в дальнейшем вытирает испачканные пальцы. — Завтра рано вставать, ты уверен, что хочешь сейчас этим заниматься? — Замолчи, — сейчас он был так похож на мою старшую сестру, что я невольно прижала уши к голове. Как и Киралу, он очень любит бить меня по лбу, когда ему что-то не нравится, — сколько ты хочешь успеть за вечер? Я закусила губу. Изначально я хотела сделать половину, но, если он планирует сидеть тут со мной, изготовить запланированное количество мне не удастся. — Не слышу. — Немного, — Аонунг кивнул. Видимо, такой ответ его вполне устраивал. Он принес еще несколько горшков с краской другого цвета, после чего сел раскрашивать уже вырезанный фонарик. — Расскажи что-нибудь, — просит сын вождя, выводя на заготовке желтые узоры. — Что ты хочешь знать? — он неопределенно пожимает плечами. — Расскажи про свою семью. — А ты мне что? — Аонунг ненадолго задумался. — Я тоже расскажу тебе что-нибудь, — странный он, все-таки. — Мой отец — охотник, — парень повернулся ко мне в пол оборота, не сводя глаз с заготовки, — он многому меня научил. — Не думал, что ты охотница, — губы Аонунга растянулись в улыбке, а сам он весело сощурился, — мне казалось, твое главное занятие — искать приключения на свою… не важно. Появилось желание дернуть его за лежащий между нами хвост, но я передумала, когда вспомнила, как он бил им по полу. Не хотелось так глупо пострадать. — Моя мать травница, к ней все приходили лечиться, — при упоминании Укавлы я почувствовала приятное тепло где-то в груди, — она учила, как общаться с Эйвой. Очень мудрая женщина. Парень отставил в сторону расписанный фонарик и повернулся ко мне в попытке нащупать новую заготовку, пока сохнет старая. — Была сестра, Киралу, самая красивая из всех женщин клана… — Тоже… — сын вождя замялся. Он показал на меня пальцем и слегка им покрутил, — такая? — Нет, она не белая, — парень удивленно поджал губы и отвернулся, — она учила меня делать украшения. — Почему они не придут за тобой? — нож соскочил с заготовки, от чего я чуть не порезала себе руку. Сын вождя недовольно щелкнул языком, — Видно, как тебя учили. Этого бы не случилось, не задавай он глупых вопросов. Заготовка не повредилась, сколов тоже нет. — Я не хочу об этом говорить, не готова, — к моему удивлению, он не стал возмущаться и настаивать на ответе, лишь равнодушно пожал плечами. — Niltsan, что ты хочешь знать? — он аккуратно опускал пальцы в разную краску и выводил узоры на острых срезах, не обращая на меня при этом никакого внимания. Казалось, Аонунг был полностью увлечен процессом. — Я могу задать тебе любой вопрос? — сын вождя наклонил голову вбок, сосредоточенно рассматривая свое творение. — Можешь, но не факт, что я тебе отвечу, — и чего еще я могла от него ожидать? Я только открыла рот, чтобы задать вопрос, но тут снова послышались чьи-то шаги. Это оказалась Цирея, и у нее был очень недовольный вид.