𝐏𝐱𝐚𝐧 𝐥𝐢𝐯𝐮 𝐭𝐱𝐨 𝐧𝐢'𝐚𝐰 𝐨𝐞 𝐧𝐠𝐚𝐫𝐢

Мне было не по себе. Я впервые видела настолько недовольную Цирею, поэтому в душе взмолилась Великой Матери, чтобы не я была причиной ее гнева. Девушка лишь бросила на меня быстрый взгляд, после чего недовольно уставилась на старшего брата. Аонунг же был спокоен, как сытый палулукан. Какое-то время они молча смотрели друг на друга, и сын вождя сдался первым. — Что-то не так? — он вопросительно приподнял брови и слегка наклонился вперед. — Ты знаешь, что ты сделал, я уверена, — Цирея была готова задохнуться от возмущения. Девушка быстрым шагом прошла к нам и недовольно уселась рядом со мной, мне даже пришлось подвинуться, мало ли что. — Объясни нормально, — с нажимом произнес парень. Обстановка в хижине накалялась, становилось максимально некомфортно, — я не собираюсь сидеть и гадать, что у тебя из-за меня случилось на этот раз. — Куда ты дел swoktelem? — в такой же манере ответила Цирея, — я видела, что ты ее брал, теперь мама везде ее ищет; виновата буду я, если она не вернется на свое место. Аонунг открыл рот, чтобы поспорить с сестрой, но тут на его лице мелькнуло понимание, а затем началось что-то странное. Глаза парня округлились, а сам он прижал уши к голове и сжался так, что визуально сильно уменьшился в размерах. Судя по его виду, он очень сильно облажался. — А что ты ищешь? — девушка удивленно на меня посмотрела, будто я должна была знать, о чем идет речь. — Swoktelem, ты чего? — в ответ лишь пожимаю плечами. Это слово мне ни о чем не говорит. Цирея удивленно моргает, но затем продолжает: — Это священная веревка, когда Оло’эйктан выбирает свою Тса’хик, они соединяются, после чего старейшины проводят над ними специальный обряд kìng'rey. Каждый из них по разу оборачивает эту веревку вокруг их сцепленных рук, скрепляя этот союз навсегда, чтобы они смогли снова встретиться, когда попадут к Великой Матери. Если та благословит их и даст возможность снова принести пользу своему народу, они смогут родиться заново, снова вместе, чтобы так же хорошо править, как делали это ранее. У вас нет такого? — Нет, у нас так не делали, — мне почему-то стало неловко из-за того, что я не знаю таких, казалось бы, простых и понятных для клана Меткаина вещей. Странное состояние покинуло тело Аонунга. Он тут же сорвался с места и принялся ловкими движениями рук разматывать мою связанную ногу. Казалось, Цирея готова была потерять сознание от развернувшейся перед ней картины. Девушка в ужасе прикрыла рот ладонями, продолжая испуганно наблюдать за действиями своего брата. — Sa'nu убьет нас, если узнает, — сын вождя недовольно шикнул на сестру. — Не узнает, если ей никто не скажет, — он передал распутанную веревку Цирее, и та сжала ее, словно от этого зависела вся ее жизнь. Хотя, сейчас так оно и было, — откуда мне было знать, что это она? У нас столько веревок лежит дома! — И из всех этих веревок ты выбрал именно священную! — наследник клана Меткаина тяжело вздохнул и спрятал лицо в руках. — Почему они ее никак не пометили тогда, если она такая важная? — Цирея молча показала черные полосы, которые красовались на концах веревки. Парень смотрел на все это через щелку между пальцами, но, осознав свою ошибку, сдвинул их обратно и отвернулся от сестры, за что этой же веревкой и получил по спине, после чего недовольно зашипел, — Да понял я, прости! Цирея пропустила извинения брата мимо ушей. — Как мы будем возвращать ее маме? Она сегодня должна была передать ее старейшинам, — парень нахмурился. — Для чего? — Они все еще ждут, когда ты предложишь Куцати стать парой, поэтому она лежала у мамы, — девушка принялась аккуратно складывать полученную вещь, — первый оборот делает правящая семья, Тса’хик и Оло’эйктан, потом уже старейшины, почему ты ничего не знаешь? — Ты же говорила… — я совсем потеряла суть всех этих действий. — Тса’хик и Оло’эйктан благословляют пару, а сам обряд проводят старейшины, — мне пришлось сделать вид, что я все поняла. Аонунг же даже не старался. — Я не имею ни малейшего желания вникать во все это, — мы с Циреей переглянулись. Вид у нее был очень уставший. — Ты обязан разобраться в том, в чем будешь рано или поздно участвовать, — сын вождя сделал такое лицо, словно съел что-то очень невкусное, — это важно, мы не можем пренебрегать правилами и традициями клана. — Tslolam, — эти разговоры очень испортили ему настроение. Он принялся недовольно дергать хвостом и перебирать костяшки пальцев. Этот разговор был ему явно неприятен, — пойдем. Будем решать твою проблему. Мы с Циреей снова переглянулись. Девушка лишь пожала плечами, давая понять, что и сама не очень понимает причину такой резкой смены настроения своего брата. Она послушно встает и идет за Аонунгом, который чуть ли не бегом выходит из хижины и скрывается в темноте. *** — Что с тобой? — Цирея догоняет брата и осторожно кладет ему руку на плечо, отчего тот почти останавливается. Дальше они идут очень медленно. Он и сам не очень понимает, почему и на что он злится. На все понемногу, из-за чего это все скапливается и превращается в нечто большое и трудноконтролируемое. Легкая волна тревоги стала настигать сына вождя все чаще, и ему это не нравится, а тут еще и Цирея со своими веревками и обрядами, которые Аонунгу уже поперек горла стоят. Все от него чего-то хотят, но никому не интересно, чего хочет он сам. Его просто заперли на суше со всеми этими проблемами, малознакомой девчонкой, которая, хвала Великой Матери, оказалась не такой ужасной, как он сначала думал. Его оставили с этой Куцати, которая, хоть и не была ему противна, но вызывала некое отторжение. Он не выбирал ее, так почему он должен связывать с ней свою жизнь? Для этого есть Атан, пусть наберется смелости и заберет ее, Аонунг будет только рад за них, лишь бы они все были где-то далеко от него. Желательно, на соседнем острове. Всей деревней. — О чем ты? — сын вождя попытался сделать вид, что не понимает, что так беспокоит его сестру. Она продолжала пристально разглядывать будущего Оло’эйктана. Она понимала, что сейчас он не готов делиться с ней чем-то сокровенным, его время еще не пришло. Цирея не хотела давить на брата и пытаться узнать правду. Он сам ее скажет, когда поймет, что ему это нужно. — Мне показалось, думаю — она отпустила плечо Аонунга и слегка прибавила шаг. — Думаю, — сын вождя был ей очень благодарен за это. Девушка никогда не лезла туда, куда не надо. Ну, за редким исключением, и то, если это было уже необходимо. В большинстве случаев она спокойно позволяла ему самому разбираться со своими и иными проблемами. Нет, ей было не все равно на брата, просто она доверяла ему, и он это очень ценил, — Цирея. Парень достаточно быстро догнал сестру. Та повернулась к нему и вопросительно вскинула брови. — Отвлеки маму, — он аккуратно вытащил из рук сестры веревку. Ему не хотелось, чтобы она страдала из-за того, что ошибся он. Цирея подозрительно прищурилась в попытке догадаться, что на этот раз придумал ее старший брат, — отца не было с самого утра, ты отвлечешь маму, а я закину веревку на самую верхнюю полку, чтобы потом они ее там нашли. Она сама туда никогда не залезает. Цирея с сомнением поджала губы, но затем одобрительно кивнула. Выбора у них все равно не было, надо как-то выкручиваться. В хижине царил сущий беспорядок. Ронал весь вечер пыталась найти эту треклятую веревку, но ее нигде не было. Не мог же Тоновари по ошибке забрать ее? Это исключено, он понимал всю важность этого предмета в жизни их клана. Цирея? Она тоже не стала бы. Аонунг? Зачем ему это? Нет, значит, она все еще где-то в хижине, надо лучше искать. — Oel ngati kameie, ma sa'nu, — ее сын прикладывает пальцы ко лбу и почти падает, споткнувшись о лежащую на полу небольшую корзину. Удивленный взгляд его голубых глаз начинает хаотично метаться по хижине, пока он сам пытается выдавить из себя хоть пару слов, — kempe fitsenge? Он медленно обводит пальцем хижину, не сводя с матери удивленных глаз. Видимо, подбросить веревку будет труднее, чем он думал. Стоящая позади него Цирея нервно перебирает в руках бусину, которую только что подняла с пола. — Что тут случилось? — Аонунг пытается сделать вид, что понятия не имеет, почему дома такой бардак, но прижатые к голове уши сильно выдают его напряжение. Ронал не обращает на это внимания, так как слишком поглощена поисками. — Swoktelem, не могу найти, — она машет рукой в сторону больших полок, выбивая из груди Аонунга тихий вздох облегчения, — помоги, посмотри наверху. Она туда не залезала, они спасены. Сын вождя быстрым шагом направляется к нужному месту, пытаясь скрыть наличие той самой веревки в его руках. В это время Цирея подходит к матери и встает так, чтобы та не могла увидеть, как Аонунг закапывает священную для обряда вещь в кучу старых пыльных веревок. — А как она выглядит? — голос Аонунга выражает искренний интерес, отчего Цирея поджимает губы, пряча от матери улыбку. Какой же он все-таки врун. — На ней есть черные полосы, — устало отвечает Ронал. Ей еще предстоит убрать это все, когда нужная вещь найдется, — ты ее ни с чем не спутаешь. Сын вождя закатил глаза, а его сестра весело сощурилась и прикрыла ладошкой рот. Да, он ее ни с чем не спутает. — Кажется, нашел, — убедившись, что все выглядит нормально, Аонунг принимается вытаскивать веревку обратно. Ронал тут же вскакивает с места и подходит к сыну, — это она? — Ma Eywa, — женщина вздыхает с облегчением и прикладывает ко лбу найденную вещь, — да, это она. Я не помню, чтобы клала ее туда. Аонунг и Цирея лишь пожимают плечами. — Возможно, ты просто забыла об этом, — он аккуратно кладет руки на плечи матери и ласково заглядывает ей в глаза, — такое бывает, но ничего страшного же не случилось. — Я должна была передать ее старейшинам сегодня, — ее сын махнул рукой в сторону выхода. — Не думаю, что это так страшно, — он отпускает мать и принимается поднимать лежащие на полу корзины, — надо еще все здесь убрать. Ронал кивает, а на ее губах появляется едва заметная улыбка. Пропажа нашлась, это главное, остальное — пустяки. — Пойду отнесу ее наверх, расставьте пока все, — с этими словами Тса’хик удаляется, оставляя Аонунга и Цирею наедине. — Какой же ты врун, Ао, — говорит Цирея. Она вроде как и ругает брата, но улыбка на ее лице не позволяет ему воспринимать сестру всерьез. Он лишь довольно улыбается, поднимая с пола очередную корзину. *** Ничто не сравнится с родным ночным лесом. Он всегда жил своей жизнью, но лишь ночью это можно было не только почувствовать, но и увидеть. Я бежала по уже давно заученному мной маршруту. Здесь мне был знаком каждый корешок, каждый кустик и каждый камень. Ноги сами несли меня туда, где я чувствовала себя лучше всего. К маме. Мою любовь к деревне Анурай и костяному святилищу нельзя описать словами или песнями, но только рядом с ней я чувствовала себя по-особенному хорошо. Сердце радостно трепещет, стоит мне увидеть яркие кроны священного дерева. «Oel ngati kameie, ma sa'nu», — связь быстро обвивает яркие тонкие ветви, от чего на моих губах проступает явная улыбка. Мне безумно приятно ее видеть. С детства я ходила к ней вместе с моей Укавлой. Женщина учила меня песням и молитвам, с которыми можно обращаться к Великой Матери. Она рассказывала, как общаться с Эйвой, что можно делать, а что нельзя. Каждый раз я слушала ее с замиранием сердца. До ушей снова доносится знакомый звук тонких иголок, — я сделала новое украшение. Красивое, правда?» Вытягиваю вперед левую руку, показывая ей новый костяной браслет. «Мне помогла Киралу, — на секунду звук становится громче, а затем почти стихает, — она учит меня, у нее это прекрасно получается.» Она мне не отвечала так, как отвечают другим на’ви их предки. Они хотя бы что-то слышали. Если раньше мне было грустно, что я не могу ничего услышать, со временем я приняла это, иногда даже пыталась вслушаться в этот странный, но очень приятный звук, чтобы разобрать хоть что-то. Укавла всегда успокаивала меня и говорила, что я все пойму, но только тогда, когда придет мое время. И я ждала. «Моя Укавла рассказывала мне сегодня о том, как варить лечебную мазь, чтобы смазывать открытые раны, — аккуратно провожу рукой по ветвям, от чего те горят еще ярче, — она говорит, что у меня хорошо получается, и я скоро смогу лечить других, как и она, правда здорово?» Что-то легкое и невесомое едва касается моего плеча, заставляя вздрогнуть. Этим чем-то оказывается atrokirina'. Она аккуратно взмывает вверх, а затем вниз, в мои раскрытые ладони. На их фоне ее было почти не видно, но я прекрасно ощущала ее пристуствие. Вскоре она улетела, снова оставляя меня наедине с матерью. Отсоединяю косу от ветвей и подхожу чуть ближе к самому древу. Ее корни теплые, словно она такая же, как и я. Аккуратно сажусь на колени и упираюсь лбом в массивный едва светящийся ствол дерева. Глубокий вдох, затем выдох, по телу тут же пробегает едва ощутимая волна вибрации. Не знаю, всему виной моя Укавла или же это действительно так, но я чувствовала сильную связь с этим местом. Я всегда приходила сюда, в любом состоянии. Ma sa'nok видела меня разной. Она видела меня счастливой, довольной, грустной, злой, больной или обиженной, но всегда принимала, несмотря ни на что. *** Проснулась я с камнем на сердце, ведь я с ней даже не попрощалась. Мне было очень страшно, но были мысли и надежды, что рано или поздно я снова вернусь в те края и обниму ее, как раньше. Она все понимает, она меня простит. Аонунг задерживался, это на него не похоже. Возможно, все-таки ему не удалось пережить вчерашний вечер. Время ожидания было решено скоротать за работой, заготовок еще много. Я старалась сделать их разными, но все равно похожими друг на друга. Надеюсь, Куцати не получит выговор за мои вольности. С меня достаточно потерь. — Kaltxì, — и снова как к себе домой. Парень остановился и бросил недовольный взгляд на только что вырезанные фонарики, — не смей говорить, что ты планируешь потратить на это весь день. — Я ждала тебя, надо же мне было чем-то заниматься, — спорить с ним бесполезно, упрямый, как angtsìk, лучше вообще к нему не лезть по возможности, но у меня такой возможности не было. — Занялась бы делом, — он бьет меня по рукам, заставляя отдать ему недорезанную заготовку, после чего поднимает за локоть с пола, — у нас сегодня важный день, и если ты будешь вести себя хорошо, то я тебе кое-что покажу. Немало бед предвещал этот хитрый взгляд, украдкой брошенный на меня через плечо. Ma Eywa, дай мне сил дожить хотя бы до вечера. Сын вождя снова привел меня на пляж. Нам предстояло многое вспомнить, и я мысленно готовила себя к тому, что получу сегодня по лбу еще много раз, если меня не утопят на эмоциях. У Аонунга было на удивление хорошее настроение, это большая редкость. Мы заплыли достаточно далеко, чтобы я не могла коснуться ногами дна. — Сейчас будем нырять, — он говорит это так, будто это что-то очень опасное, — ты же помнишь, что надо делать? — Да, — закрываю глаза и пытаюсь сосредоточиться на своем сердцебиении. Сначала несколько маленьких вдохов, затем один большой. Не зря же я столько мучилась с этим, Аонунг мне этого не простит. — Niltsan, — парень аккуратно прикладывает руку, чтобы убедиться, что все хорошо, — теперь вниз. Не бойся, все приходит с опытом. Я буду рядом, если тебе понадобится помощь. Это оказалось не так страшно, как я себе представляла. Океан пандоры оказался не менее прекрасным, чем ее бескрайние леса. Я никогда не видела столько разной рыбы в одном месте. От этой красоты разбегались глаза, хотелось все потрогать и разглядеть как можно лучше. «Не отвлекайся, — показывает жестами сын вождя, — я все покажу, но потом.» Аонунг принялся рассказывать, что надо делать, чтобы продержаться под водой как можно дольше. Он показывал, как можно задержать дыхание, какая техника лучше, а что категорически нельзя делать. Наибольшая часть урока проходила под водой. Мы плавали и общались с помощью жестов, изредка поднимаясь на поверхность, чтобы отдышаться и обсудить новые, еще не изученные мною жесты. — Сегодня я тобой доволен, — говорит Аонунг, когда мы выходим на мелководье, — я думал, все будет хуже, но ничего, справляешься. Он издает щелкающую трель, подзывая к себе илу. — Я обещал тебе кое-что, — парень дергает седло и узду, проверяя, достаточно ли хорошо сидит на звере снаряжение, — должно же быть хоть что-то прекрасное в твоей обыденной жизни, кроме меня. От этих слов я невольно закатываю глаза. У этого на’ви просто огромное самомнение. — Садись, — в голову закрадываются сомнения, но я пытаюсь их отогнать. Не думаю, что он хочет меня убить, поэтому послушно залезаю на илу. К моему удивлению, парень запрыгивает сзади и связывает себя с животным. На мой вопросительный взгляд Аонунг пожимает плечами. — Учить тебя этому я буду завтра, поэтому сиди и наслаждайся видом, пока у меня хорошее настроение, завтра все может измениться, — он берется одной рукой за рукоять, а вторую кладет мне на плечо, — держись за крепление, я тебя потом не найду, если ты с илу свалишься. — Куда мы? — и снова эта хитрая улыбка. — Это секрет, так что закрой глаза. — Зачем? — Чтобы ты не запомнила, как туда плыть, вдруг я тебя оттуда потом не вытащу, — я его совершенно не понимаю. — Это нельзя объяснить, можно только увидеть и почувствовать, поэтому замолчи, иначе мы никуда не поедем, ты меня утомляешь, — и снова его перепады настроения. Удивительно, как я смогла дожить до этого момента, учитывая все особенности его характера. Дорога до заветного места не заняла много времени, но чем ближе мы были, тем сильнее я волновалась. В какой-то момент мне даже казалось, что меня трясет, но сын вождя был очень спокоен, поэтому я решила, что мне показалось. — Приплыли, — парень разорвал связь с животным и спрыгнул в воду, после чего протянул мне руку, — думаю, тебе будет интересно на это взглянуть. Я думала, у меня остановится сердце. Передо мной находилось огромное подводное дерево просто невероятной красоты. Кроны лесных ив тянулись вниз, но ветви этого дерева тянулись вверх и выглядели совершенно иначе. «Нравится?» — Аонунг приложил ладонь к сердцу, показывая, что перед нами дерево душ, — «Пойдем.» Парень протянул руку к своей косе и поднес ее к необычной ветви. Я решила последовать его примеру. Мне захотелось плакать, когда я услышала до боли знакомый звук. Это означало, что она не держит на меня зла и всегда будет со мной, даже там, где я и не надеялась ее встретить. Закрываю глаза и пытаюсь сосредоточиться; звук становится все громче и громче, пока не стихает вовсе. Какое-то время я нахожусь в абсолютной тишине, и это очень пугает. «'Ite», — тихий шипящий шепот проносится над ухом, заставляя вздрогнуть и в ужасе открыть глаза. Этот голос не похож на голоса на’ви, которых я встречала раньше. Он другой. Она говорит со мной. От испуга я забылась и сделала вдох. Легкие больно обожгло, и меня накрыло волной паники. Понимаю, что теряю чувство пространства, и начинаю хаотично размахивать руками в надежде зацепиться хоть за что-то. Я чувствую, как наша связь разрывается, и кто-то тянет меня наверх.