𝐏𝐱𝐚𝐧 𝐥𝐢𝐯𝐮 𝐭𝐱𝐨 𝐧𝐢'𝐚𝐰 𝐨𝐞 𝐧𝐠𝐚𝐫𝐢

Цирея уверенно шагает вперед, а я послушно плетусь за ней следом. Пару раз я даже думала о том, чтобы развернуться и уйти, настолько мне не нравилась интрига, которую выдерживала дочь Тса’хик, но следовать за ней меня заставляла честность девушки. За всё время моего пребывания в Ава’алту Цирея ни разу не дала мне повода усомниться в ее искренности и чистоте души, поэтому она была последним на’ви, от которого я могла ожидать какую-нибудь гадость. Мы дошли до окраины деревни, ещё пара хижин и мы упремся в бескрайнюю гладь океана. Изначально мне казалось, что эти жилища заброшены, но тут до моих ушей донесся перелив женских голосов. В одной из хижин кто-то был. — Сюда, — Цирея крепче сжимает мою ладонь и тянет на себя, подводя к странного вида хижине. Странной она была из-за большого количества разноцветных четырехпалых отпечатков, которые красовались на ее плетеных стенах. Большие, поменьше, очень маленькие — все они находились на разной высоте, некоторые из них красовались даже на бревнах, которые держали эту конструкцию. Мне хотелось спросить подругу, для чего это нужно, но что-то мне подсказывало, что объяснение ждет меня внутри необычной хижины. Вдруг из груди вырвалось болезненное шипение, а ступни неприятно защипало. Причиной этому оказались мелкие перламутровые осколки ракушек, рассыпанные прямо перед входом в хижину. Судя по нахмуренным бровям Циреи, она тоже не была довольна подобной «ловушке». Она недовольно щелкнула языком и принялась отряхивать ступни, что-то недовольно бурча себе под нос. Наша ворчливая возня не осталась незамеченной. Веселые возгласы тут же стихли, и сидящие внутри хижины на’ви принялись вслушиваться в исходящие с улицы звуки. — Кто там? — неожиданно резкий вопрос заставил меня подпрыгнуть на месте, из-за чего я вновь угодила ногой в остатки ракушек. Завеса, отделяющая нас от сидящих внутри на’ви, зашевелилась, и из-за тонких нитей, усыпанных мелкими кусочками кораллов, показалось светлое женское лицо. Девушка была явно старше, на ее правой щеке красовалась небольшая татуировка, но мне такие узоры ни о чем не говорили. За все время нахождения в Ава’алту я ни разу не удосужилась узнать у ребят, что они означают и почему так выглядят. Сначала девушка явно не была настроена с нами любезничать, но ее лицо приобрело более благосклонный вид, стоило ей разглядеть нас поближе, — Смотрю, ты привела подружку. Взгляд незнакомки то и дело заинтересованно метался от меня к Цирее, и мне вдруг показалось, что они занимаются здесь чем-то очень важным и сокровенным. Дочь Тса’хик закончила стряхивать осколки ракушек со ступней и подняла на девушку недовольные глаза. — Зачем вы выбросили сюда эти осколки, мы с Моран чуть все ноги не порезали, — на’ви неловко закусила губу и прижала к голове острые уши. Несмотря на то, что она старше Циреи, последней явно удалось ее пристыдить. — Любопытные охотники вынудили нас рассыпать их тут, теперь их слышно, — она недовольно фыркнула и нахмурила брови, оглядываясь по сторонам, словно здесь мог быть ещё кто-то, и это кто-то нас подслушивал, — нечего им здесь ходить, пусть своими делами занимаются, а не хотят — пусть получают. Не знаю, зачем они здесь ходят, но если такое происходит каждый раз, то я им не завидую. Незнакомка терпеливо ждет, пока я закончу отряхиваться, а после, убедившись, что все в порядке, протягивает мне длинную перепончатую руку. — Я Нутфе, мастерица, — девушка улыбнулась, и, несмотря на то, что сейчас еще был день, мне удалось заметить, как едва заметно засверкали немногочисленные веснушки на ее щеках и переносице. — Моран, — ее ладонь теплая, но шершавая, что неудивительно для на’ви, которые вечно что-то создают своими руками. У моей Киралу были такие, возможно, даже хуже, поэтому я часто шутила, что не увижу разницы между тем, погладит ли она меня по руке или меня оближет пали. На такие шутки сестра часто закатывала глаза и недовольно цокала языком, но я прекрасно знала, что она на меня не злилась. Неожиданно для меня, Нутфе дернула меня за руку и потянула на себя, вырывая из очередного потока воспоминаний, из-за чего я буквально ввалилась в хижину. Внутри было просторно, хотя снаружи хижина не выглядела такой уж большой. Вдоль стен стояло большое количество плетеных корзин и различных мисок, в каждой из которых что-то лежало, порой даже блестело. Стоило мне повернуть голову, как я тут же наткнулась взглядом на большой костяной крюк, на котором висели разные кораллы, ракушки и камушки, некоторые из них были насажены на длинные лески, создавая подобие бус, а другие, более крупные, находились в плетеных мешочках, которые были похожи на маленькие рыболовные сети и привязывались к крюку двумя длинными шнурками. В дальнем углу я заметила много свертков разноцветной ткани и блестящей кожи. Как-то Цирея говорила, что они редко охотятся на лесных животных, предпочитая искать пищу и материалы в родной им стихии, но мне показалось, что среди них была и шкура небольшого йерика. От разглядывания хижины меня отвлекли шорохи, которые доносились из противоположного угла. — Знакомьтесь, это Моран, — Нутфе снова куда-то меня тянет, и только после этого я обращаю внимание на сидящих неподалеку женщин. Всего их было двое. Одна из них показалась мне ровесницей Нутфе. Ее длинные волосы были распущены и легкими волнами спускались по спине, едва не доходя до пола, а лицо обрамляли две мелкие длинные косички, на конце каждой из них сверкала перламутровая бусинка из жемчуга. К моему удивлению, на ее шее и ушах я не заметила ни единого украшения, лишь один небольшой жемчужный браслет на плече, но ее одежда сразу привлекла мое внимание. Ярко-зеленая нагрудная повязка напоминала мне резные кораллы на рифовых скалах, девушка явно потратила много времени на такое плетение, ничего подобного я не видела раньше. Мой клан предпочитал делать одежду из кожи и более плотных тканей, чтобы ничего не порвать во время охоты или битвы. Заметив, что я ее разглядываю, незнакомка тепло улыбнулась и поманила меня рукой. — Я Алира, — она, как и Нутфе, протянула мне руку. Ее ладонь тоже была теплая, но намного мягче, чем у ее подруги. Внезапно из-за рядом стоящей корзины вылезла маленькая девочка и принялась привлекать ее внимание, дергая маленькими ручками за темные длинные локоны, — а это Ансит, моя дочь. Она взглядом указала на сидящую за ее спиной девочку, которая продолжала дергать ее за волосы и что-то эмоционально рассказывать. К сожалению, в силу ее возраста у меня не получилось разобрать ни единого ее слова, но зато Алира прекрасно понимала ребенка. — А это Мива, — последняя женщина выглядела старше, возможно, была ровесницей Ронал. Ее волосы были заплетены в толстые дреды и убраны во что-то наподобие хвоста. У нее была большая татуировка на груди и одна на лице, идущая от виска к подбородку. Одета Мива была проще и более привычно для моего глаза, но вот она была явной любительницей украшений. На ее шее висело большое количество бус разной длины, созданных из ракушек, кораллов и разноцветных камушков, которые заменяли ей нагрудную повязку. Рядом с ней стояла небольшая полупустая глиняная миска, а на коленях лежала плетеная неглубокая чаша, куда она складывала маленькие черные камушки. Женщина подняла на меня большие синие глаза и сдержанно кивнула в знак приветствия. Я ответила ей тем же, после чего она спокойно вернулась к своему занятию. Моё присутствие ее нисколько не интересовало, в отличие от двух юных на’ви. Нутфе лишь закатила глаза и усадила меня на пол. — Что будем делать? — вопрос был адресован скорее Цирее, которая все это время тихо стояла рядом, а теперь с важным видом принялась расхаживать по хижине, придирчиво разглядывая содержимое корзин и перебирая висящие на крюках бусы. — Что-нибудь красивое, — девушка опустила руку в миску с небольшими фиолетовыми камушками. Те приятно застучали, ударяясь друг об друга острыми краями и переливаясь под солнечными лучами, что проникали внутрь через небольшие прорехи в завесе. Цирея повернулась ко мне и протянула руку, в которой осталась небольшая горстка красивых камушков, — как тебе эти? Мне кажется, они хорошо подходят к твоим глазам. — Красивые, но для чего они? — Алира и Нутфе удивленно переглянулись, а на лице Циреи появилась легкая хитрая улыбка. Видимо, настало время мне узнать о планах дочери Тса’хик. Девушка аккуратно кладет камушки обратно и, напевая себе под нос какую-то незамысловатую мелодию, бодрым шагом идет в сторону свертков кожи и тканей. — Завтра большой праздник, все должно быть идеально, — Цирея проводит рукой по разноцветным тканям, так же придирчиво осматривая каждый из свертков, которые только попадаются ей на глаза, — и ты тоже. Мне понадобилось время, чтобы понять, чего хочет от меня подруга. Раньше с выбором одежды мне помогали Киралу и Камау. Камау знала, какой материал лучше взять, чтобы чувствовать себя комфортно во время охоты или на тренировках, а Киралу из принесенных ей материалов без труда могла создать нечто прекрасное и не менее прочное. Сколько всего пережила моя одежда со времен Икнимайи, до сих пор цела и выглядит, как новая, даже соленая вода океана была не в силах испортить работу моей старшей сестры. Пока я боролась со своими внутренними мыслями и ощущениями, Цирея выудила из большой кучи сверток бледно-розовой кожи. Было тяжело сказать, какому животному она принадлежит, Аонунг рассказывал мне не обо всех. На помощь Цирее бросилась Нутфе, девушка тут же подхватила материал на руки и оттащила в центр хижины, где принялась его разматывать. — Ты уверена? — в моем голосе проскальзывает сомнение, но Цирея уверена в своем выборе, как никогда. Девушка отворачивается от меня и принимается копаться в корзине с разноцветными плетеными шнурками и лентами, то и дело недовольно дергая ушами, словно искала что-то конкретное, но находила все что угодно, кроме того, что ей действительно было нужно. — Возможно, ты подумаешь, что я странная, но мне почему-то кажется, что ты похожа на наше Дерево Душ, — Цирея тихо хихикает себе под нос, а Алира и Нутфе снова принимаются переглядываться, словно для общения им этого было более чем достаточно. «Если бы твоя Sa'nu была на’ви, она была бы похожа на тебя», — моя Укавла часто говорила мне это. Эти слова всегда грели мне душу, какой бы взрослой я ни была. Закусываю нижнюю губу, как только понимаю, что начинаю глупо улыбаться. Алира замечает это и забавно фыркает в кулак, а Цирея наконец отрывается от своего занятия, и ее внимательный взгляд проходится по каждому из нас. — Я не странная, — Нутфе на это с важным видом кивает, и в хижине воцаряется молчание. Эта тишина почему-то казалась мне такой забавной, и я не смогла придумать ничего лучше, чем отвернуться от Циреи, которая стояла согнувшись над корзиной со связкой разноцветных шнурков в руках и выглядела в таком положении довольно смешно, — Моран! Подпрыгиваю от неожиданности. Две пары рук хватаются за мои плечи и тянут в центр хижины, к расстеленному по полу свертку кожи. Алира поднимается с насиженного места и отдает девочку Миве, которая уже успела закончить выбирать темные камушки, а теперь просто сидела и с легкой улыбкой наблюдала за нами. Маленькая Ансит пару раз взвизгнула на руках у женщины, но затем тут же успокоилась и принялась изучать толстую скрученную прядь, выбившуюся из большого общего хвоста. Сама Алира взяла небольшую миску, вырезанную из какого-то незнакомого мне растения, и зачерпнула ею те самые камушки, которые с таким восторгом показывала мне Цирея. Ее она поставила недалеко от их рабочего места, но так, чтобы в процессе работы никто не задел эту миску ногами. Пока Нутфе ушла за другими принадлежностями, Цирея вернулась к своему занятию. Девушка принялась с новыми силами искать в большой корзине «те самые» шнурки. — Что именно ты ищешь? — Алира решила присоединиться к поискам, и теперь они в четыре руки принялись перерывать всю корзину, пока Цирея объясняла ей, какие именно шнурки хочет найти. Пока я наблюдала за этим, из-за моей спины совершенно бесшумно вылезла Нутфе. В руках девушка держала связку светлых лесок и несколько перламутровых игл разных размеров. Девушка улыбнулась и кивнула, указывая на пол. — Лучше присядь, ты здесь надолго. Цирея очень придирчивая, когда дело касается организации праздников, особенно праздников Тулкунов, — делать было нечего, и я послушно заняла предложенное мне место. *** Аонунг сидел, откинувшись на локтях, и со скучающим видом наблюдал за матерью, которая замешивала ему какой-то неприятный травяной отвар. Его передернуло, когда он вспомнил о том, что ему придется пить это непонятное нечто, и теперь его ночные сопротивления обтиранию казались глупостью. Лучше уж облиться холодной жижей, чем пить такую же, только теплую. От подобных мыслей к горлу парня подкатил неприятный ком, который он изо всех сил пытался сглотнуть. Сильный запах растертых трав сильно бил в нос, заставляя Аонунга брезгливо морщиться. — Мне точно нужно это пить? — Ронал бросила на сына быстрый взгляд и вернулась к своему занятию. Женщина была так поглощена своим занятием, что сыну вождя показалось, что она решила проигнорировать его глупый вопрос, но через какое-то время Тса’хик все же соизволила ответить. — Да, к вечеру ты будешь чувствовать себя лучше. — Я смогу увидеться с друзьями? Снова воцарилось молчание, но в этот раз женщина отложила в сторону большую каменную толкушку и принялась пристально разглядывать своего сына. Аонунг стал разглядывать ее в ответ. Ронал с грустью отметила, что ее сын вырос. Он уже не прячет взгляд от матери, как раньше, не боится спорить с ней и делать все наперекор, но при этом Аонунг осознает ответственность, которая ложится на его плечи в такие моменты. Теперь он все сильнее напоминает ей молодого Тоновари, такого же упрямого и непокорного, и только с опытом правления в его душу пришел покой. Ее очень волновал вопрос о вступлении Аонунга во взрослую жизнь. Парень был обещан Куцати, но за все то время, что ему об этом известно, он не предпринял ни одной попытки с ней сблизиться, а на все уговоры родителей лишь презрительно фыркал и говорил, что лучше утопится, чем свяжет с ней свою жизнь. Куцати милая, спокойная, добрая девушка, и Ронал искренне не понимала, почему сын так противится их решению. Тса’хик кожей чувствовала что-то странное, до невозможности очевидное, но как бы она ни старалась, ей не удавалось понять, какие именно ощущения ее преследуют, и это осложняло задачу. — Что ты решил? — Ронал видит, как чернеют от злости глаза ее сына. Он прекрасно понимал, о чем идет речь. Аонунг мысленно подготовился к очередному скандалу, ведь именно скандалом заканчивался любой разговор в их семье, если кто-то касался данной темы. Каждый раз они давили на него все сильнее и сильнее, но парень и не думал сдаваться, оказывая сопротивление как родителям, так и старейшинам. После каждого его отказа старая Нера’нак смотрела на него все более и более зловеще. Иногда ему казалось, что она думает ввести его в транс, чтобы он дал свое согласие, поэтому сын вождя всегда держал ухо в остро, когда рядом находилась эта женщина. Он не считал Куцати плохой, нет, но она не его женщина, совершенно. Он не мог объяснить это, но где-то глубоко внутри он чувствовал, что его отказы совету старейшин и родителям более чем правильные, он все делает верно. Аонунг пытался донести это до матери, но она отказывалась понимать его, для нее был важен долг, ответственность перед ее народом, но никак не чувства сына. И вот сейчас, когда она снова решила заговорить об этом, он не скажет ей ничего нового. — Мой ответ ты знаешь, ma sa'nu, — Тса’хик недовольно дергает ушами и бросает в большую каменную чашу несколько сушеных темных цветков. Его мать ждет ребенка, он не должен ее беспокоить, но у него просто нет выбора. Он не хочет такой жизни, какую они настойчиво ему предлагают, — я не приму эту девушку. — Ее зовут Куцати, — учтиво напоминает ему мать, и Аонунг снова брезгливо морщит нос. Какая важная информация, он жить без нее не сможет. Сын вождя не знал, как вести себя в данной ситуации. Его приключение заставило понервничать обоих родителей, но если отец переживет, то о матери он действительно беспокоился, вредить ей и будущей сестре у него не было никакого желания, но и портить жизнь себе он не планировал, — почему ты так суров к ней? Хотел бы он рассказать ей все, но он замешан во всем этом не один и не имеет права подставлять других на’ви. Пока он думал, что бы такого сказать матери, чтобы она перестала задавать ему неудобные вопросы, маленькие ракушки, висящие на входе в хижину, застучали друг об друга, предупреждая о появлении гостей. Ронал и Аонунг синхронно повернулись в сторону входа, чтобы посмотреть, кого к ним принесло в такой момент. Сын вождя был готов взвыть от облегчения, когда в проходе показалась голова Ротхо. Тот улыбнулся другу, но, увидев внимательный взгляд Тса’хик, смущенно прижал уши к голове. — Oel ngati kameie, Tsa'hik Ronal, — парень приложил ко лбу пальцы, приветствуя женщину. Та сдержанно кивнула, показывая Ротхо, что он может войти. Аонунг невольно усмехнулся, заметив, как выдохнул и расслабился его друг после этого жеста. Балбес, кого еще он ожидал увидеть в хижине его матери. Парень немного неуверенно поджал хвост и быстрым шагом направился к повеселевшему Аонунгу. Или ему так казалось. — Skxawng? — на лице Аонунга Ротхо видит улыбку, но он так же видит, как тот напряжен, а это значит, что Ротхо прервал очередную ссору сына и матери. На мгновение парень задумался, хорошо это или плохо, но из раздумий его почти сразу вырвала тяжелая рука друга, свалившаяся на его плечо. Взгляд у Аонунга пустой, глаза стеклянные, он не ошибся. — Помоги перевязать его, раз ты тут, — Ронал рукой указывает на внушительные свертки ткани для перевязки. Ей не очень нравится тот факт, что их прервали, но выгонять Ротхо она не намерена, как друг сына он ее более чем устраивал, да и проблем у Аонунга меньше, когда он рядом. Ротхо послушно берет один из свертков и несет к Аонунгу. Одной рукой он скидывает сверток на пол маруи, а второй помогает другу подняться. Сын вождя морщится, но, к его удивлению, боль уже не такая сильная, вполне терпимо. Ротхо берет нож и надрезает узел, чтобы высвободить друга из тугой ткани. — Все очень плохо? — Аонунг разминает плечи и недовольно шипит от того, что кожу неприятно тянет. — Прекрати, — шипит на него друг и принимается расхаживать вокруг парня кругами, чтобы оценить весь масштаб трагедии. Раны промыты и, если не брать во внимание фиолетовые синяки, что образовались вокруг надорванной кожи, все не так уж и плохо, — сильно болит? Аонунг хотел сказать Ротхо, что ощущения не из приятных, но очень уж хотелось, чтобы мама дала ему посидеть с друзьями, и если раньше он надеялся на вечер, то теперь он хотел уйти прямо сейчас, хотя бы ненадолго, чтобы мама перестала приставать к нему с этой девчонкой. — Нет, все хорошо, — Ротхо по глазам видит, парень ему врет, но не подает вида, лишь спокойно кивает и принимается расправлять довольно крупный кусок ткани. — Держи вот здесь, — парень принялся перебинтовывать друга. Ротхо не мама, затягивал бинты сильно, но Аонунг держался изо всех сил, чтобы не начать шипеть на него. «За что ты так со мной?» — сын вождя сильнее стиснул зубы, но не проронил ни слова. Весь процесс казался ему неимоверной пыткой, но даже эти бинты не могли причинить ему столько боли, сколько причиняли решения родителей, которых не особо интересовало его мнение. Выдохнуть он смог только тогда, когда Ротхо закончил. — Нормально? — Аонунг кивает и закидывает руку ему на плечо. В хижине воцаряется молчание, и Ротхо неловко кашляет, прочищая горло. Здесь явно что-то происходит, и внутренняя чуйка ему подсказывает, что друга надо спасать, — Тса’хик Ронал, можно я возьму Ао прогуляться? Женщина поднимает на ребят полный сомнения взгляд. Ее сын не так хорошо себя чувствует, чтобы носиться по пляжу или кататься на илу. Словно прочитав ее мысли, Ротхо спешит заверить Тса'хик, что ничего такого они делать не собираются. — Мы просто посидим на пляже, ему нужен свежий воздух, он уже долго сидит в маруи, — Ронал все ещё сомневается, но в словах мальчишки есть доля правды, и она вынуждена нехотя согласиться. — Ненадолго, отвар скоро будет готов. Аонунг выдыхает, когда покидает это проклятое место, и полной грудью вдыхает солоноватый воздух океана. Сердце радостно бьётся, отдавая тупой болью в ребра. — Ты расскажешь мне, что у вас случилось на этот раз? — сын вождя недобро скалится, то ли от боли, то ли от неприятных воспоминаний. Ротхо не торопится закидывать друга вопросами. Сам расскажет, если захочет. — Мы обязательно это обсудим, только уведи меня отсюда, — его пальцы сильнее впиваются в крепкое плечо товарища, и тот послушно выполняет его просьбу. — Пошли, наши уже заждались, — Аонунг позволяет себе улыбнуться. Он бы никогда не подумал, что за один день успеет так по ним соскучиться.