«Верность друга нужна и в счастье,
в беде же она совершенно необходима»
Сенека Младший (ок. 4 г. до н.э. — 65 г. н.э.)
Расстояние от побережья до широко раскинутых гор было не очень далеким, полный сил дракон преодолел бы его за пару часов. К сожалению, Фьёда была отнюдь не в лучшей форме. Ее спина все еще представляла из себя страшное зрелище — будто кто-то стер с нее рубанком слой блестящей алой чешуи вместе с мясом. Неспокойный ветер не добавлял ей приятных чувств, постоянно тревожа кровоточащую плоть, оставляя за летящим драконом след из падающих на землю горячих капель. Хорошо, что они успевали испариться до того, как находили себе место падения. Кто знает, не способны ли в этом мире использовать чужую кровь для выслеживания, как на это способны всадники ее династии. Полет под самыми облаками был единственной возможностью до предела обезопасить себя от случайного взгляда вверх. Под летящей драконицей то тут, то там мелькали большие и маленькие деревеньки, поля, речушки и дороги. Ничто не стоило упорно трудящемуся крестьянину или бредущему по грунтовой дороге путнику поднять взгляд к небу и увидеть непонятный далекий силуэт. Не иначе как птица летит. Абелард настоятельно просил ее не показываться на глаза людям, пока они не освоятся в этом мире и не будут готовы встретить любую угрозу кровью и сталью. Она не намеревалась перечить своему всаднику в таком вопросе. Очередной взмах могучих крыльев выстрелил болью, и Фьёда мотнула головой, выпуская из пасти дым, будто человек, закашлившийся от сильной болезни. Их изрядно потрепала неудачная посадка на пляж. Кости треснули, кожа кое-где слезла — уйдет немало времени и магических сил, чтобы полностью восстановиться. Ожидаемые, и достаточно мягкие, проблемы тяжелой посадки, с которыми не раз приходилось сталкиваться во время войны всадников. Рефлекторно она коснулась мыслями Абеларда, безвольно лежащего в её передних лапах. Хотелось сжать покрепче, понадежнее, сделать все, чтобы он не упал. Ее беззащитный брат так уязвим сейчас. Но нельзя, ни в коем случае нельзя. Всадник едва пережил процесс своего подъема в воздух, контролируя его, чтобы как можно меньше навредить себе. Впасть в забытье было для него благостью, и она не желала причинять боль больше той, что уже причинял этот перелет. Долгий полет в одиночестве и молчании позволил печали и тоске еще глубже погрузиться в гулко бьющееся драконье сердце. Ее родной мир остался неизмеримо далеко. Родные просторы, сладкий, наполненный магией воздух, друзья и сородичи превратились в картины прекрасного прошлого на фоне тягостного настоящего. Никогда в Тирбране не чувствовала она себя так беспомощно. Всегда можно было обратиться за советом и помощью к старшим родичам, мудрейшим и сильнейшим. Где теперь они, гордость Ордена Длани? Полонят небо мертвого мира, выискивая жизнь ледяными глазами. В Хрустальном зале на ее глазах погибли последние драконы из рода Дарахегал — Антура и Старый Гвин. Убиты неверными долгу и чести предателями — подло, не вступая в решительный бой лицом к лицу. Всадницу Антуры заковали в лед и разбили на кусочки два брата-лайшарита, а Старому Гвину первой же атакой ранили крылья, не позволив взлететь. Как извергающийся вулкан ревел он, заливая окружающих огнем и кровью. Огромный, как скала, нашел свою смерть будучи окруженный изменой и проклятьями. Вполне возможно, сама Фьёда больше никогда не встретит иного дракона, не сольется в танце с самцом, никогда не сможет оставить детей. Наследие ее могущественных предков не будет передано новым поколения, и Старшая династия оборвется. Слава кровавых драконов угаснет. Память и сожаления беспощадно кололи сердце, оставляя вслед за следом горячей крови — след кипучих слез. Она не могла ослушаться своего всадника в тот решающий миг, но лучше бы они все умерли там в славном бою с предателями, чем испытывали сейчас участь изгнанников. Не для этих горьких небес они рождены. Солнце уже зашло за зенит, когда драконица преодолела луга и пашни. Ныне под ней раскинулись горы и холмы, а потому она значительно снизилась. Шанс быть обнаруженной приближался в этих местах к нулю, а вот из-под облаков найти хорошее убежище не представлялось возможным даже для драконьих глаз - самых надежных искателей. Взгорья холмов и острые верхушки гор перемежались плодовитой зеленью вековых лесов, скрывающих под своими кронами множество живых существ. Бесчисленные звуки и запахи атаковали чувства Фьёды. Пасущиеся олени, крадущиеся волки, прячущиеся от чужих глаз змеи и прочие холоднокровные, и теплокровные твари предстали перед ней, как на ладони. Представляемые образы добычи стали новым испытанием для драконицы. Ей зверски хотелось есть. Затратный процесс регенерации, вкупе с общей зависимостью династии от регулярного питания, заставлял ее внутренности сворачиваться узлами от аппетитных запахов еще живого мяса. Не имевшее страха перед невиданным крылатым хищником, оно так и просилось на зуб. Фьёде пришлось приложить немалые усилия, чтобы побороть причудливо смешавшиеся в голове голод и тоску. Оно помотала головой из стороны в сторону, будто выгоняя все лишнее из разума. Ей нужен был не острый нюх и слух, но цепкий взгляд хищника. Дело не терпит рассеянности — так говорили ей наставники. Но тяжелые мысли вернутся. Они всегда возвращаются. А голод будет преследовать ее всегда — таков удел всех Дарахегал. В меньших холмах искать укрытия смысла не было, в окружении грязи, глины и земли раненому находится будет тяжело. Нужен был камень и хорошая высота, чтобы обеспечить безопасность от большинства местных животных. Не для Фьёды, конечно, для смертельно раненого Абеларда. Да и ей будет куда привычнее обустраивать логово на высоте. Не зря домом для Ордена драконьих всадников служила самая высокая гора в Тирбране — Коготь. Спустя час поисков подходящее место нашлось. Просторная пещера, способная уместить под каменным пологом все ее тела с запасом, проникала вглубь небольшой горы, застывшей на пути между грязевым холмом и хищным пиком. Ее каменистый склон был усыпан проплешинами кустарника и невысокой травы. Местные горные козлы очень любили эти места, не зря вокруг осталось столько приметных следов. Они станут ее первой добычей. Пещера имела сравнительно небольшой вход, в который ей бы пришлось протискиваться, и обширные внутренние пространства. В них, конечно, не полетать, но и пригибаться ее пятнадцатиярдовому телу не придется. Если бы она была постарше и побольше, как Старый Гвин, тогда проблем в поисках убежища стало бы куда как больше. Старик и сам был размером с большой холм, куда уж ему прятаться в этих низинах. Однако без преград занести Абеларда под темный свод пещеры Фьёда не могла. Камень внутри, не затронутый горячим солнцем, был слишком влажен, а еще дальше, в глубине пещеры, застыли под потолком летучие мыши, копошились на стенах пауки и прочие темные твари, боящиеся дневного света. Этой отвратительной картине не место там, где она и ее брат собираются найти укрытие! Находящаяся не в самом лучшем настроении драконица аккуратно прижала к груди всадника, тремя свободными лапами опершись на склон. Вытянутую морду свою она плавно провела сквозь каменные стены, словно змея. Отвратительная затхлость пещеры смешалась с горьким вкусом бедного на магию воздуха. Лазурные глаза угрожающе сверкнули во тьме, и драконица выпустила поток ярчайшего пламени. «Сгиньте!» Всю ярость, все отчаяние, все тревоги и гнетущие мысли вложила она в этот неистовый огонь. Насекомые, обитающие на стенах и в трещинах меж камней, пауки, спрятавшиеся в своих паутинах, спящие летучие мыши — все они были сметены этим смертоносным дыханием. Разящее врагов раньше, ныне оно очищало от живой грязи пещеры. Абелард, будь он в сознании, непременно оценил бы жестокую ухмылку судьбы — как быстро променяли они стены дворцов на темную пещеру, полную мерзких обитателей. А ведь не прошло и десяти лет с того момента, как любой король или князь готовы были принять их при своем дворе. Даже на его смертной родине, в столичном городе Марбурге, его принимали с таким же радушием, как принимали бы родственника короля Альберто. А сейчас их не принимают пауки и сколопендры, сгоравшие в мгновениях очищающего пламени. Фьёда же была не отягощена подобным взглядом на жизнь. И убийство, и подобное очищение жизненного пространства было насущной необходимостью для нее. Оно было естественно для любого дракона, заложено в их горячую кровь. Как иначе им было в прошлом завоевывать место под солнцем, обустраивать логовища и беречь детенышей? Выпустив еще две меньшие струи пламени, она была удовлетворена состоянием пещеры. От бывших жителей не осталось даже пыли, а камень ощутимо нагрелся, будто на солнцепеке. Довольная своей работой Фьёда выпустила облако густого дыма изо рта, прочищая глотку после огненного душа. Бережно, бесконечно нежно положила она своего всадника на пригодный плоский камень. По гранитной поверхности заструилась свежая кровь, что никак не переставала идти из его чудовищных ран. И пусть голод звал драконицу под солнечные лучи, скорее на поиск добычи, она подавила это первобытное желание и свернулась у входа, закрывая своего всадника от солнца и ветра. Усталость прошедших дней навалилась на нее мертвым грузом, лазурные глаза быстро скрылись под тремя веками. Сейчас, в шаге от беспокойного сна, у нее было немного времени подумать о будущем, и оно ей не нравилось. С источником, находящимся в полумифическом состоянии «Порога бытия», Абелард очень долго не сможет пользоваться своей магической силой. А это значит, что пронизывающие все его тело повреждения лишь углубятся. Но не это самое худшее. Без должного и скорого лечения, которое может оказать либо целитель, либо он сам, пользуясь силой крови, эти раны станут частью его сущности и их будет почти невозможно обратить вспять. Слишком много магии прошло через него в один миг, чтобы не отразиться на духовном теле. Фьёда не могла и подумать о такой судьбе для ее всадника. Лишь для ублюдка Лайшара в ее сердце находилось достаточно негативных эмоций, чтобы обречь его на подобные страдания. Но если она не хочет, чтобы Абелард превратился в полуметаллического голема, ей придется что-то делать прямо сейчас, пока не слишком поздно. И у нее было одно решение. *** Пробуждение Абеларда сопровождалось острой болью по всему телу. В очередной раз за этот многострадальный день. Беззвучно проклиная Лайшара, он сплюнул скопившуюся в горле кровь, лишь затем заметив светящуюся в темноте пару глаз. «Фьё, ты нашла нам пещеру?» Ментальный голос его был сух и скрипуч, как у многоуважаемого старейшины Дездре, этого древнего ископаемого, ставшего всадником еще в начале прошлой эпохи. Старик был голосом разума в Драконьем Совете, призывая провести дознание другого его члена — Герхарда Лайшара. К сожалению, он оказался одним из немногих достаточно решительных его членов. Потому, раскрывшийся заговор забрал его в числе первых. Предательство всегда забирает лучших. В молодом, по меркам Ордена, воине не осталось прежних сил и энергичности. Поменялся не только голос, но и внешность всадника — он осунулся, благородные черты лица заострились так, что легко было порезаться при неосторожном касании. Его тело высохло, а глаза впали глубоко в череп. Сейчас он мало чем отличался от летаргического смертного старца, доживающего свои последние дни. Драконица не ответила, лишь медленно наклонила голову. Также молчаливо она стала приближаться к лежащему на каменной плите. Грациозная, хищническая походка, слегка покачивающаяся из стороны в сторону голова — жуткий для несведущего человека образ постепенно выходил из тьмы пещеры на лунный свет, под которым очнулся всадник. За пределами пещеры мелькнула молния. Под громовой раскат прямо перед лицом Абеларда оказался вытянутая драконья пасть с десятками острейших зубов. Горячее дыхание нежно касалось лица. Всадник скривился, ощутив болезненный тычок носом в грудь, пришедшийся прямо на вплавленный в плоть доспех. Но следом за болью по телу разнеслось тепло. Купаясь в этом магическом тепле, внутренние органы стали ускоренно восстанавливаться, а кровь быстрее побежала по изношенным венам и артериям. — Ах! — громко выдохнув, Абелард закашлялся, ощущая, как в процессе регенерации зачесалось его горло. Тяжесть драконьей головы уже покинула его грудь, а за пришедшим в себя всадником следили два лазурных глаза, загадочно сияя в темноте. Словно бы Фьёда чего-то ждала. В следующее мгновение ее поведение прояснилось. Исцеляющий порыв быстро иссяк, но не выздоровление легких, сердца и почек не было его главной целью. Поток живительной энергии окутал погасший источник Абеларда, и под его небесным светом в глубине мертвого камня появилась сияющая багровым искра магии. Сам всадник мог лишь предполагать, сколько бы времени ушло на возвращение его магии. Особенно, в условиях ее почти полного отсутствия в окружающем воздухе. Может быть месяц, а может и год, два, а то и все три. Ни книги, ни наставники не рассказывали ему о подобных случаях. В Тирбране состояния «Порога бытия» попросту было невозможно добиться — так много на себя брала напитанная магией окружающая среда. «Фьё, ты!» — мужчина дернулся, внезапно поняв, что сделала драконица, чтобы ускорить процесс его восстановления, но был остановлен своей спутницей. «Все хорошо, милый брат, кто не жертвует — не найдет спасения». Абелард замер. Все, что он хотел сказать, потеряло смысл. Сердце всадника обуревали противоречивые чувства. Фьёда сделала то, что ни один всадник не согласился бы позволить сделать своему дракону. Она фактически пожертвовала целостностью собственного магического источника, который по прилету в этот мир еще сохранял какие-то силы, чтобы погасший источник ее всадника как можно быстрее начал восстанавливаться. Она собственноручно отколола от него кусочек, навсегда ослабив свою магию. Фьёда поменяла их местами, и теперь сама не могла никак использовать врожденные драконьи силы. Лишь когти, зубы и огонь оставались ее неотъемлемыми инструментами. Даже ментальное общение теперь давалось ей с трудом, судя по тому, как немногословна она была. Обрывочные мыслеобразы, пара слов — без них драконица могла быть сравнима со своими далекими безмолвными предками. Однако Лоргон быстро взял себя в руки. Решение Фьёды было необратимым, теперь приходилось разбираться с последствиями. На фоне этого даже неожиданное возвращение магии не могло порадовать его так сильно, как должно было. А ведь испытанные ощущения были непередаваемы. Будто первые капли дождя падают на иссохшую землю — так живительно ощущалась и магия. И пусть Абелард был ее лишен едва ли день, для существа, столь тесно связанного с этой мистической силой, такая потеря приносила страданий никак не меньше физических ран. «Хорошо, ты чувствуешь, сколько займет восстановление источника?» — несмотря на улучшение собственного состояния, состояние спутницы занимало все его мысли. Вместо ответа Фьёда послала ему в голову картину расцветающих почек и тающего снега. Все же инстинктивный контроль драконов над своей магией был куда изящнее и надежнее магического искусства людей. Не зря именно всадники получали магическую силу от своих спутников, а не наоборот. «Следующей весной, да? — Абелард быстро подсчитал время, и его сердце сковала жгучая тоска. — Где-то год без магии и неизвестно сколько восстанавливаться после. Что же ты наделала». Он почувствовал, как ее взгляд обижено прошелся по всему его телу, покрытому кровью, засохшим песком и ожогами. «Прости, Фьё. Наверное, сейчас, в такое время, любые методы хороши…» Все еще пребывая в смятении, Абелард отвернулся от драконицы. Ему было тяжело принять свою беспомощность, вынудившую его верную спутницу пойти на такой шаг. Один из сильнейших всадников своего поколения оказался на уровне юнца, едва обретшего Узы Сердца. Несмываемый позор — довести себя до такого положения. Будь проклят Лайшар и его коварство. Смерть в руках Брана — единственно справедливое наказание для него и всех его подручных. Взгляд раненого мужчины уткнулся в шелковое полотно ночи, озаряемое всполохами молний и яркой полной луной. Под этой чарующей красотой ночи ливень выглядел не как кара небесная, а как трагическая песнь о не вернувшихся домой героях. «Даже небо плачет по нашим братьям и сестрам…» На несколько минут пещера погрузилась в абсолютную тишину. Драконица не сходила со своего места, наблюдая за своим всадником, пока тот также неподвижно смотрел сквозь пелену дождя, однако не вдаль, а, как бы, в глубину себя. Искал причины случившегося, ведь все должно было пойти совершенно иначе… Ритуал должен был привести всех лояльных всадников и вставших на верный путь клятвопреступников в новый мир, в котором они обустроили бы новую жизнь все вместе. И пусть милость Всеблагого покинула их, но не оставил их сердца заложенный Тиром принцип защиты Жизни. Орден Длани был бы восстановлен, воскрес из пепла неудачи и искупил свою вину перед богом! Они уже тайно обсуждали будущее. Иером был заочно избран новым Лордом-Судьбоносцем, а Абелард вошел, в числе прочих достойных, в новый Драконий Совет. Драконьи всадники пережили бы гибель родного мира, чтобы вместе построить новый, облагородить своим наследием земли, куда занесет их этот многострадальный портал. Их ждала новая жизнь. Но они встретили лишь смерть. Кого было винить всаднику, как не Лайшара и его коварство, обошедшее все меры предосторожности? Боль не могла помешать мыслям Абеларда. Ее острота успела стесаться до привычной глухости — жертва Фьёды излечила глубочайшие повреждения внутренних органов и самой большой проблемой стал доспех. Оплавленный металл не давал телу заживать естественным путем. И пусть регенерация всегда была силой кровавых всадников, в этот раз на ее пути стоял слишком большое препятствие. Впавший в меланхолию всадник очнулся от неожиданно громкого звука. Бурчал его живот, покрытый несколькими уродливыми пузырями ожогов и блестевший под лунным светом черной искривленной сталью. Внутренности, пережив ранения и исцеление, требовали пищи. Да и весь организм жаждал нормального отдыха, а не бессознательного забвения от боли и потрясений. Абелард несколько смутился, ощутив лукавый взгляд драконицы, которая, наверняка, была еще более голодна, чем ее всадник. И несмотря на снедающий ее голод — стояла на страже в ночи. «Я не знаю, сколько займет процесс восстановления, — медленно начал всадник, глядя прямо в глаза своей верной подруги. — Может быть неделю, а может и месяц». Фьёда не торопилась перебивать Абеларда и он, с трудом приподнимаясь на камнях и скрипнув зубами от выстрелившей в спине и шее боли, осмотрел свое тело. Оно представляло ужасное зрелище. Мужчина почему-то не сомневался — никто сейчас не отличил бы его от трупа на службе у Брана. Свободные участки кожи потемнели, кое-где покрылись волдырями и пузырями, лопнувшими со времени падения на песок. Так пострадала шея и небольшие участки кожи, с которых отвалились части брони. Также при контакте с Зеленой звездой доспех уменьшился в размерах, буквально подвергнувшись переплавке. В появившихся промежутках, в основном на боках, огонь напрямую коснулся кожи, обуглив ее до черноты. Остальное тело же представляло собой плод больной фантазии металлических всадников Сатем — соединение стали и человеческой плоти. Спину он почти не чувствовал — ее закрывал цельный лист кирасы, от поясницы до лопаток. Наплечники целиком покрывали плечи, разделенные от бронированных предплечий голыми локтями, покрытыми глубокими ожогами. И так было по всей верхней части тела. Лишь чудом оказались целы ладони, голова и все области ниже пояса. Даже так, при всем бессмертии всадников, если бы первый удар не приняла «Мантия полуночного царя», за ней доспех, если бы не природная живучесть и, особенно, врожденные качества династии Дарахегал — Абелард был бы мертв, еще не долетев до земли. Тогда этот день стал бы праздником для всех падальщиков и мародеров. «Доспех придется отделять от тела, — сухо сообщил мужчина ожидающей драконице, явственно представив себе процесс. — С текущим уровнем магии на восстановление уйдет минимум месяц, при крайне плотном питании и постоянной медитации, но даже так я не готов сказать в какой степени смогу вернуться к прежней силе». Абелард с трудом выдавил из себя последние слова. Он всегда гордился своим мастерством меча, скрещенным с магией крови. Даже по сравнению с трудом и пролитой ради избавления от доспеха кровью, мысль о потере своей воинской искусности ранила его самолюбие. При воспоминании о мече он посмотрел на чудом сохранившийся Закат. Лишь дубовые ножны чуть почернели, да извивающаяся драконья пасть была немного обожжена. Остаться в новом мире не только без доспеха, но и без привычного оружия стало бы худшей участью. С этими непростыми чувствами он вновь обратился к Фьёде, терпеливо ждущей своего всадника: «Прежде всего нам нужна еда, — Абелард постарался улыбнуться. — Поохоться вдоволь, любимая сестра, я подожду тебя здесь. В такую погоду испытать счастья в охоте не решились бы даже белые тракотские львы». Фьёда усмехнулась, озарив темный свод пещеры вырвавшимися из ноздрей искрами. За этими грозными хищниками в свое время они охотились по заданию наставника Риена. Ему зачем-то понадобились десять львиных шкур. А эти львы те еще мастера засад, даром, что шкура как снег во тьме светится. Это никак не мешает магическому зверью скрывать свое присутствие от всех вокруг. В свое время они изрядно намучились с ними. А наградой им стал долговечный плащ, сберегавший тепло даже в сильнейший мороз, защищавший от атак ледяным элементом. К глубокой печали Абеларда, он не пережил войну. Медленно покинула она свое место и направилась к выходу. Лунный свет озарил ее блестящую алую чешую. Когда Фьёда обернулась к Абеларду, в ее лазурных глазах мелькнула нежная печаль, сменившаяся надеждой. Сбитый с толку таким проявлением чувств, не выраженных словами, мужчина мог лишь смотреть, как драконица оттолкнулась от каменного пола, выбив искры когтями, и взлетела в воздух, оглашая ночную округу громким ревом древнего хищника, наконец вышедшего на долгожданную охоту. Этот мир еще не слышал царя зверей Тирбрана — но никогда не забудет его первого крика. Рев разошелся по округе, донесся до каждого живого существа, породив в глубине их сердец первобытный страх. Пусть боятся смерти, пусть трясутся в своих норах, ибо от острых зубов и кровожадных когтей нигде не найти спасения. — Вот же проказница, — хрипло пробормотал мужчина. Ему оставалось лишь устало ухмыльнуться, прикладываясь лысым затылком к холодному камню стены. До первой добычи никак ему не смягчить свое положение. Пусть Фьёда найдет хоть какую-то радость в своей первобытной животной тяге. Им еще долго не покинуть пещеру. Сам же всадник, насколько это позволяло израненное тело, поудобнее устроился и закрыл глаза, погружаясь глубоко в свое тело, погружаясь в собственные вены. Последняя красная капля покинула его тело и скатилась на гранитную плиту. Больше ни единой крохи его жизненных сил не уйдет из-под бдительного контроля кровавого всадника. И без того, под телом образовалась изрядная лужа, кое-где уже засохшей крови. Лоргону предстоял трудный и тщательный процесс направления заряженных крупицами магии потоков крови в нужные места, чтобы точечно оказать целительное влияние на побитый организм. Раньше он мог одним усилием воли обновить свои органы, зарастить свои раны. Сейчас же приходится самым пристальным образом контролировать даже самую мелкую деталь. Целительная медитация, словно по волнам, понесла сознание Абеларда. От мозга к легким, оттуда к сердцу, затем все дальше и дальше. Вниз, вокруг, вверх, снова вниз и так снова и снова. Казалось, его внимания не мог избежать ни один уголок многострадального тела. Везде, где бы не появлялся он, начинался медленный процесс регенерации. Медленный, но верный. Обновлялись органы, зарастали нанесенные им раны, важнейшие кровеносные сосуды укреплялись, чтобы еще активнее разносить по телу так важную для всадника кровь. Особенно тщательному воздействию подверглось сердце, которое едва не остановилось при падении на пляж. Попутно с мелким, пока что, восстановлением внутренних органов и важнейших сосудов, внимание Абеларда постоянно соскакивало на невидимый простому взгляду, но постоянно ощущаемый в груди источник его магии. Прежде бесцветный камень, покрытый сколами и трещинами, ныне едва-едва пульсировал мягким багровым цветом небольшой лучины во тьме храма. Эти пульсации разгоняли по источнику туманные волны магии. Сейчас этого не видно, но со временем, когда эти волны станут сильнее, источник зарастит на себе большинство повреждений. Однако у него не оставалось сомнений — прежней силы всаднику не достигнуть уже никогда, а будет ли она расти дальше в условиях такого бедного на магию мира — большой вопрос. А даже если и будет — потенциал роста окажется меньше, чем раньше. Несколько часов пролетели для него, как минуты. За это время, из минимальных ресурсов Абелард смог вынести максимальную пользу. Изменения были невидимы простому глазу, но он их чувствовал. Даже дышать стало чуточку проще, кровь быстрее бежала по телу, а шевелить руками стало немного проще. Конечно, исцеляться мужчине придется еще очень долго — привести в порядок внутренности, свести на нет токсины, идущие от ожогов. Но вот заниматься мышцами и покрывающими их доспехами придется до того, как он возьмется за исцеление ожогов и кожи, иначе она попросту может успеть нарасти поверх расплавленной брони. Тогда снять стальные листы будет гораздо тяжелее, чем сейчас. За этими мыслями, под успокаивающие звуки непрекращающегося дождя, Абелард Лоргон впервые мирно заснул в новом мире. Даже не заметив, как предательски легко тяжелые веки прикрыли ясную зелень его уставших глаз.