***
Жан потерялся в днях, когда он не видел Нила, потому что они начали видеться постоянно. Моро не знал, как тому удается сбегать и скрываться от Рико так часто, но, видимо, видеть лицо этого кретина стало ему настолько ненавистно, что Нил начал находить любые оправдания. Они рыбачили, гуляли и просто молчали. Часто их прогулки и вечера скрашивало присутствие мистера Миньярда, который умел запросто переменить настроение Нила с полного хаоса до настоящего спокойствия, и даже почти полного умиротворения. Казалось, они узнают друг друга заново, учатся разговаривать, смотреть, прикасаться… Их разговоры часто были тихими, а иногда такими громкими и насмешливыми, что Жан и сам падал со смеху, доныне не слыша из уст Миньярда подобных шуток. Раньше Эндрю мог отменно пошутить или над кем-то саркастично посмеяться, но рядом с Нилом его юмор приобретал действительно бурный размах. Иногда шутки были невинными, а иногда такими черными, что только Нил понимал их истинный смысл. Ранее циничный, надменный, хотя и благородный, Эндрю превращался теперь в уже совершенно другого человека — свободного, жаждущего жизни, настоящего. Он больше не кичился своими наградами, деньгами и достижениями, не говорил о том, как многого добился, вместо этого размышляя о книгах и историях. О том, как хорошо, наверное, было бы там, посреди океана, в середине ничего. Однажды в доме мистера Миньярда, когда они вдвоем мирно смотрели на закат в комнате с гардеробом шляп, а Нил ходил и рассматривал шкафы и их содержимое, Жан спросил то, что не давало ему покоя долгое время. — Кто это был? В другой половине комнаты. Мужчина на фотографиях — это Ваш отец? — Нет, нет, это, — Миньярд нахмурился, а потом зачесал волосы пятерней, — мистер Дэвид Ваймак, старина. Он уже мертв, — отрезал он. — Когда-то он был моим…другом. Лучшим другом. — Эндрю, — Нил подал голос и спустился с лестницы, держа в руках какую-то книгу. Посмотрев на нее, Миньярд резко вскочил, делая шаг навстречу к Джостену. Тот листал страницы, Жан разглядел, что это была вовсе не книга, а какой-то альбом. Ему стало интересно. — Нил, — мистер Миньярд протянул руку. — Подожди, — остановил его Джостен взмахом руки. — Это мои письма, — он поднял на Эндрю глаза, — когда ты был на войне. Это они. Мистер Миньярд схватил себя за волосы, крепко сжал их, пытаясь заставить себя не подбежать и не вырвать альбом из рук Джостена силой. Он бросил быстрый взгляд на Жана, и тому показалось, что момент был слишком личный, однако он все равно не смел уйти. Любопытство брало вверх. — Здесь есть вырезки из газет, — пробормотал Нил, — мои… Цитата из публикации моей научной работы. Откуда ты ее достал? — кузен начал быстро моргать. — Куст ели… Я дал его тебе, когда…когда мы… Зазвонил телефон. — Прошу меня простить, — откашлялся Эндрю, неохотно отходя чуть в сторону, к трубке с телефоном. Нил проводил его взглядом. Это был взгляд, полный тоски и неверия. Должно быть, он и не понимал всей важности того, что значил для Эндрю; не понимал, хотя это было таким явным, что не заметить невозможно. — Сэр, — слышит Жан голос из телефона, — Сайкс вляпался. — Я сейчас занят, старина, — отрезал быстро Миньярд. — Он потащил товар в Детройт. Эндрю зашипел: — Он должен понимать, что в маленьких городках… Нет, нет, слушай… Слушай меня внимательно, — мистер Миньярд подозрительно оглянулся на них, но Нил сделал вид, что не слышит. — Я сказал, в маленьких городках… В ушах Жана зазвенело, все мысли вылетели, как пробка из шампанского, а осознание того, что он собственноручно сводил Нила с человеком, который ведет темные дела, окатило ледяной водой. Нил так долго пытался выпутаться из сетей своей семьи и бизнеса дяди, а теперь попадает в новую ловушку, возможно еще более запутанную. Эта ловушка была скрыта за маской яркости, вечеринок, денег и богатств, но имела все такую же гнилую личину. — Послушай меня, нам с ним не по пути, если он считает Детройт маленьким городком, понятно? — рычал в трубку Эндрю. — Я могу с этим разобраться, — сказал мужчина в трубке. Эндрю оглянулся на Жана, смял губы, обдумывая, а потом резко выдал: — Потом обсудим, старина, — и повесил трубку. Звук игры на органе оглушил их так неожиданно, что никто и не заметил, как в комнату ворвался Ники с Эриком — мужчиной его жизни, как назвал его Хэммик в одну из встреч, — на буксире. — Я обещал танцевать всю ночь? — воскликнул он. — Значит мы будем танцевать всю ночь!***
Эрик крутил Ники, словно юлу, и тот хихикал без умолку. Жан танцевал, танцевал и танцевал, желая стереть все мысли, но это не помогало. Разум сжирал его. Так сильно. Нил смеялся в плечо Рене, а потом закрутил ее, поймав под талию. Девушка пришла позже, видимо, ее позвал Ники, чтобы Жан не скучал и не грустил, но ему это не особенно помогло. Уокер заметила его слегка подавленное настроение и не стала трогать. Что было странным, так это Нил, который никак не изменился, даже услышав разговор Эндрю по телефону. Понимал ли он, во что ввязывается? Знал ли о том, чем занимается мистер Миньярд? Жан знал по рассказам самого Эндрю, что тот был неслыханно богат и раньше, но теперь… Почему он занимался подобным бизнесом имея столько всего? Зачем? Может, он пропил все состояние? Проиграл в карты наследство? А как же звания? Путешествия? Моро совсем запутался. Он не мог знать, чем именно занимается Эндрю, и подумывал об отмывании денег, но самым вероятным вариантом было бутлегерство. Неспроста тот всегда имеет кучу алкоголя. Подпольного алкоголя. И отчего-то Жану казалось, что Нил тоже знал. Он знал и все равно приходил к Эндрю… Все равно хотел быть рядом. Жан вертел между пальцами бокал, стоя на балконе, и размышлял обо всем, что имеет сейчас. Никто не заметил, как он отошел, было приятно постоять немного в одиночестве, ведь в небольшой компании никогда не чувствуешь себя свободно. Он погряз в пучине чужой жизни, чужого миража. Моро приехал в Пальметто, все-таки лишившись наследства, и решил найти здесь свою американскую мечту. Вместо этого Жан закрутился в водовороте чужой судьбы, или, точнее, в непонимании чужой жизни. Его товарищество, его дружба с Эндрю стала такой…крепкой в последнее время, а честность Нила стала во много раз больше, и он не хотел терять это, но несправедливость того, что происходит, мучила его. Он давно потерял себя, там, еще в Нью-Йорке. Прибыв сюда к своему кузену и оказавшись втянутым в знакомство с Эндрю, он ощутил то необыкновенное и незабываемое, что никогда не мог почувствовать ранее. Однако надрыв, который он никак не может исправить между мистером Миньярдом и своим кузеном, делает ему так больно и обидно… Жан не знал, как помочь Нилу, не знал, как отцепить Эндрю от грязных дел, не имел понятия, куда ему самому вообще стоит идти. Американская мечта разбилась в прах, а Лисья Нора открыла глаза на правду. Мир богатых — это иллюзия и обман, которые ничего не имеют общего с реальностью. Вдалеке, на другой стороне пролива, у самого дома Нила загорелся зеленый огонек, и теперь Жан понимал то огромное значение, которое придавали ему кузен и мистер Миньярд. Надежда. Но эта надежда рассыпалась в прах, когда зеленый огонек погас, точно так же, как он понемногу терял значение и для Нила с Эндрю. Огонек стал для них символом, но они потеряли его, вместо этого сохраняя его значение в кольцах. Словно секрет. Свою личную тайну, поделенную на двоих. Ники и мистер Клозе увели Рене в другую комнату, желая показать ей огромную соковыжималку, не унимая свой громкий смех. Тихая мелодичная музыка лилась теперь уже из пластинки, и Моро услышал почти неслышные шорохи. Он обернулся вполоборота и почти поперхнулся, когда увидел, как Эндрю медленно ведет Нила в середину комнаты. Его рука скользила по руке Нила, пока не сжала ладонь, а вторая рука опустилась на талию. — Ты не танцуешь, — подозрительно пробормотал Нил. — Нет, — фыркнул Эндрю, но все равно начал покачиваться. — Не танцую, вообще-то. Джостен хмыкнул, слегка удивленный, но все равно поддался минутному порыву Миньярда. Пальцы свободной руки аккуратно зарылись в волосы, а потом спустились ниже, Жан сглотнул и скрылся за тонкой прозрачной шторой. Нил мягко ткнул большим пальцем в татуировку буквы «G» за ухом Эндрю и тихо вздохнул: — Зачем ты ее сделал? — спросил он. — Там, где я был, не было зеленого огонька, — ровно ответил мистер Миньярд. — И я подумал, что могу иметь свой собственный, пока не вернусь. — Свой собственный зеленый огонек, — шептал Нил. Эндрю закрыл глаза, кивая, а потом слегка стукнулся своим лбом о лоб Нила, когда тот тоже зажмурился. — Как бы я хотел делать с тобой все на свете, — тихо бормотал Джостен. — Ты можешь, — яростно ответил Эндрю. — Уже нет, — печально промолвил Нил, — уже нет. — Теперь ты можешь, — Эндрю отодвинулся. — Ты же знаешь, что я сделал, да? Ты знаешь. Тупому Стюарту больше не о чем беспокоиться, теперь у тебя будет все. Я достану что угодно. Куплю что угодно. Ты же видишь, да? Я могу. Теперь я все могу. — Ты сказал мне дать ответ. И ты знаешь, какой он был. Это было да. Да, когда ты ушел на войну, да, когда ты написал проклятое письмо и попросил подождать тебя, если я смогу, пока ты не наладишь дела. Вот эти дела? Эти деньги? Этот дом? Дом, который мы строили в наших фантазиях? Ты сказал мне, что сделаешь так, чтобы Стюарт больше не цеплялся к нам. Чтобы мы смогли уехать. Но это? Ради этого? Ради того, чтобы показать ему, что ты можешь добиться чего угодно и тебе есть якобы место рядом с нами? — Разве не этого ты хотел? — Эндрю покачал головой. — Разве не стоять спина к спине? — И ты думал, что можешь заработать от моего дяди согласие, если станешь достойным? Это же Стюарт Хэтфорд! Он сто раз поменяет планы, пока тебя нет. Столько всего произошло, Эндрю, ты не должен был вестись на его провокации. — Но я не мог оставить тебя ни с чем. Мы договорились. — Но мне ничего не было нужно! Только ты… И, может, яхта, на которой мы свалим из этого проклятого места, — он невесело рассмеялся, но Эндрю все равно смотрел на него с нечитаемым выражением. — Иногда одного только человека недостаточно, — ровно проговорил мистер Миньярд. — И меня было бы недостаточно. Тебе нужна была безопасность. Нил вздохнул: — Мы бы что-нибудь придумали. — Мы думали. Ничего не вышло. Мы пытались, и Стюарт угрожал нам. — Эндрю… — Но теперь все по-другому. Теперь я смогу держать твоего дядю подальше. Его. Рико. Мориям. Кого угодно… — Это невозможно, — Нил расцепил их руки. — Не сейчас, Эндрю. Все, что я могу теперь — оставаться в стороне столько, сколько смогу. Потом… — Нил, — попробовал Эндрю. — Тогда я говорил тебе… Я сказал, давай сбежим, — он мотал головой, — но ты не согласился! — Я не беглец! — В отличие от меня, — твердо возразил Джостен. Жан тихонько сделал шаг вперед, теперь уже спрятавшись за стеной, и пытался дышать не так громко, хотя его сердце грохотало. — Ты знаешь, что Стюарт не дал бы… — Стюарт здесь не при чем! Дело в тебе. Во мне и в тебе, — Нил громко дышал. — Мы мечтали уехать вместе. Куда-то далеко. От всех. Вдвоем. — Я не хотел, чтобы ты снова бежал! — огрызнулся Эндрю. — Не после всего. — Эндрю. — Нил, — выругался мистер Миньярд. — Я хотел, чтобы это было по-настоящему. Без оглядок, без ощущения, что у нас на спине мишень. Свободная жизнь. И с тем, кем я был тогда, Стюарт бы тебе этого не позволил. Он бы нашел тебя и вернул назад. Я ушел, чтобы вернуться со всем этим дерьмом и кинуть ему это в лицо. — Эндрю. — Он сказал, что я ничто, — Эндрю шаркнул вперед, — и что без денег нам нихера не светит. Он не отдаст тебя никому на произвол судьбы питаться дохлой рыбой. Не после того, как тебя пытали гребаные камикадзе, черт бы его побрал! Без денег и связей на защиту в случае чего он бы тебя не отпустил. — У меня есть деньги! — Но не тогда и не такие! — Жан выглянул и увидел, как Эндрю сделал еще шаг к Нилу. — Сейчас я могу контролировать полгорода благодаря Троянцам и Кевину. Даже Стюарта смогу поставить на место, если захочу. Слышишь, Нил? Мы можем делать все что угодно. — Не можем, — Нил нервно прошелся рукой по волосам, взъерошив их. — Рико убьет тебя. Он и вся его семейка поставят тебя на колени. Они узнают, кто ты, Эндрю. Они найдут тебя, меня и убьют. Заберут. Продадут. Что угодно. Мы ничего не можем. Мы должны были бежать тогда… — Нил, — попробовал мистер Миньярд, но Джостен обессиленно уперся лбом в плечо Эндрю, а руки сжались в кулаки по бокам. — Что нам теперь делать? — шептал Нил. — Что делать… Жан повернул голову на синий горизонт, глаза бесконтрольно заслезились. Ему было мерзко и…грустно. Он слышал голос Нила где-то в комнате, но никак не мог сглотнуть комок в горле: — Хочу, чтобы так было всегда… Всю жизнь… — Так и будет, — отвечал мистер Миньярд со всей уверенностью в своих обещаниях. И если бы только Миньярд мог удовольствоваться невесомыми редкими прикосновениями, думал Жан. Но Эндрю явно не мог, у него были грандиозные планы на жизнь, включающие присутствие Нила. Но, как и сказал ему Джостен, скорее всего, ничему из этого не было возможности сбыться. Чего бы ни достиг мистер Миньярд, через что бы ни прошел, как далеко через самого себя ни перепрыгнул, сколько бы ни заработал или через скольких людей ни перешел своими темными тупыми дорогущими ботинками… Некоторые вещи были невозможными. Недосягаемыми. Они были подобно горизонту. Люди смотрят на него и думают, что вот-вот до него доберутся, видят линию, но горизонт все отдаляется и отдаляется, не давая возможности ступить на него ногой. И эти планы, и Нил, и горизонт…были именно тем, до чего Великому Эндрю Миньярду не прикоснуться, не дотянуться и никогда…не добраться.***
Жан узнавал своего соседа, и по совместительству нового друга, все с новой и новой стороны до конца лета. Как он и размышлял прежде, планы Эндрю были слишком нереальными. Выбраться из-под ока Мориям и Рико для Нила было все еще невозможным, и они до последнего надеялись, что смогут заполучить себе в семью блестящего Нила Джостена. Его знания, умения и навыки чтились с каждым днем все больше. Он работал, не покладая рук, открывая им двери в оффшорный бизнес так, как никто другой. Его свежий и молодой взгляд помогал им вкладывать выгодные инвестиции, а знание пяти языков стало ценным вложением в будущие сделки. Именно он стал тем, кто налаживал трудные отношения с Германией и РСФСР, чтобы открыть подпольные предприятия. Такого человека нельзя было просто взять и отпустить, не тогда, когда он вел такие расчеты, не тогда, когда он расписывал им огромные анализы о том, чего не стоит делать в тех или иных ситуациях. В его руках была сила, и в этих же руках таилась его погибель. Но без этого, без всей его работы, невозможно было знать, выжил ли бы он. Не стали ли бы его искать бывшие подельники отца, Натана Веснински. Смена имени не сильно помогала Нилу скрыться, город навсегда запомнит парня, похожего на пламя. Запоминающийся, вежливый, обходительный, грозный, когда это нужно, резкий и, бесконтрольно для всех, интересный. И несмотря на все это…мистер Миньярд не хотел сдаваться и униматься, и тогда, он наконец поведал, что скрывал все это время. Свою тайну, о которой так долго молчал. Однажды в теплый летний вечер, когда глубокое синее небо буйствовало, Жан узнал о том, до чего бы и не догадался; до чего не додумался бы никогда в жизни, если бы мистер Миньярд сам не решил наконец раскрыть завесу его загадочной личности. Даже зная историю своего кузена, Моро по-настоящему удивился, услышав историю самого Эндрю Миньярда. Он рассказал ему о том, о чем мечтал совсем мальчишкой, и…практически все, что он наболтал Жану до этого – ложь. Вся его жизнь была враньем, завернутым в обертку некоторых правдивых событий, некая полуправда, и… Настоящее имя Миньярда – Эндрю Джозеф Доу. По крайней мере, так его называли в детстве и до определенного возраста. Его родители были нищими фермерами из Северной Дакоты, но он никогда не считал себя их сыном. Отец умер, когда ему едва ли исполнилось девять месяцев, а мать отдала Эндрю и его близнеца Аарона в приют. Через год, под гнетом своего религиозного братца, Тильда одумалась и решила все-таки забрать одного ребенка. И этим ребенком оказался отнюдь не Джозеф. Он прожил в приюте до пяти лет, прежде чем попал в первую, но не последнюю, приемную семью. Перебираясь из дома в дом, когда его без совести выставляли на улицу снова и снова, Эндрю начал мечтать. Жизнь, которую он проживал, была сродни аду на земле. И если сначала он не до конца это понимал, то достигнув семи лет и испытав свой первый кошмар в образе потного голого тела приемного отца темной ночью в собственной постели, он вкусил этот яд в полной мере. И тогда, желая уйти из гнилой реальности, он начал думать, мечтать… В своем собственном воображении он был сыном Бога, обреченным на будущее величие или хотя бы просто…спокойную жизнь. Пройдя десятки домов и насилие во всех его формах, он наконец нашел ее. Женщину, по имени Касс Спир. Войдя в ее дом в первый раз, взглянув в эти темные добрые глаза, он остановился как вкопанный. В этот самый момент Джозеф Доу наконец понял, что эта женщина станет последней его попыткой. Он быстро осознал, что она так же станет и его погибелью. Касс приняла его с улыбкой, полной теплоты, и назвала сыном так ласково, чтобы после растоптать его в клочья. Ее дом, ее большой красивый теплый дом был сродни сладкому пряничному домику, который вот-вот разрушится. Касс отправила его в школу, купила новую одежду, учила, помогала, готовила вкусную горячую еду, какао и мятный чай. Она…стирала его одежду и никогда не злилась, когда тот марал ее в лужах и грязи. И эта иллюзорная счастливая жизнь продолжалась даже тогда, когда ее родной сын вернулся из армии. Его звали Дрейк. Дрейк Спир имел глаза матери, но когда Эндрю смотрел на него, то видел не добрые карие глаза Касс, а грязные, темные и извращенные черные бусины. С того момента он больше не мог смотреть в глаза своей приемной матери. Дрейк посещал его почти каждую ночь, его крепкое солдатское тело прижимало подростка к кровати, не давая сдвинуться ни на дюйм, после чего Джозеф полз к ванной комнате на четвереньках, оставляя капельки крови на темном дереве. Он продолжал терпеть это из раза в раз, надеясь, что, когда сын Касс уйдет на фронт, Эндрю сможет остаться только с ней одной. Но тот так и не ушел, ссылаясь на то, что его ненадолго отстранили, что сам Эндрю считал глупой надуманной причиной. Он продолжал надеяться, но даже когда кричал из своей комнаты по ночам снова и снова, Касс встречала его утром с той же улыбкой, что и прежде, словно ничего и не было… Эндрю начал видеть в ней дьявола из преисподней. Она стала для него ведьмой, что затаскивает в свои дома детей для грязного выродка под своей крышей, которого называет сыном. И тогда… Эндрю Джозеф Доу решился на отчаянный шаг. Дабы не попасться в руки Дрейку и не дать Касс усыновить себя, он попал в колонию. Ему было пятнадцать. По прошествии года он вышел из тюрьмы Окленда, и когда он рассказывал Жану о том, что родился в этом городе – он не врал. Эндрю действительно возродился вновь в этом месте. За то время, что он пробыл в колонии для несовершеннолетних, он научился слишком многому для подростка его возраста. Хотя нельзя было сказать, что и до этого он знал недостаточно для ребенка. Он прочувствовал жизнь сироты в полной мере: начиная с попрошайничества и драк с другими детьми за свободную койку, — а не сон на грязном полу, — и заканчивая насилием в приемных семьях. В самой тюрьме же он приобрел навыки, которыми смог воспользоваться потом. Он научился быстрым и незаметным карманным кражам, дракам на ножах, самообороне, изготовлению оружия из всего, что только можно, и в совершенстве — лжи. Выйдя из колонии и бродя без дела с маленькой горсткой вещей, что у него остались, он решил скрыться, чтобы снова не попасться в лапы Спир. Эндрю отправился далеко-далеко, даже и сам не ведая, куда держит путь. Однажды у берега он заметил яхту, готовую налететь на скалы, он догреб до нее и спас судно, которое принадлежало миллионеру и алкоголику Дэвиду Ваймаку. — Убирайся отсюда, сынок! — пьяно крикнул ему Ваймак. — Вас сносит на скалы, старый идиот! — рычал Эндрю. — Еще немного и яхта разобьется! — Какого черта тебе надо, старина? — мужчина держал в одной руке фляжку, а в другой сжимал фотографию маленького мальчика. Позже Эндрю упомянул, что впервые услышал «старина» именно от Ваймака. Когда он рассказал это Нилу, тот начал использовать это слово постоянно, будто бы это была их фишка. Встретив Дэвида Ваймака, Эндрю понял, что это был его шанс, и он за него ухватился. — С той минуты я решил, что жизнь — это череда из ничего. И мне не стоило цепляться за что-то хорошее, если я могу просто…плыть. Плыть, сколько смогу. Я могу колесить по миру, и мне ничего не нужно. Просто быть. До тех пор, пока мое дыхание не покинет меня. Он отвел яхту в сторону от опасных скал и тем самым дал толчок к своему будущему. Ведь, несмотря на состоятельность, Дэвид Ваймак был не из тех, кто бросает ребенка посреди моря после того, как тот спас его шкуру. Миньярд оказался смышленым и талантливым. За полгода они обошли под парусом несколько стран. Ваймак научил его ловить рыбу, вязать узлы, преподавал ему базовые науки и еще целый ряд вещей, которым обычно обучали в школах и высших академиях. Он научил его водить парус почти до уровня профессионала, и этого было много для подростка, который до этого получал только осколки, огрызки… Эндрю Доу всему учился быстро и легко, он схватывал на лету, и его таланты воодушевляли Ваймака, который обнаружил у ребенка феноменальную память. Отдавая свой опыт и умения, Дэвид в ответ получал поддержку от совсем еще юного молодого человека. Не желая упасть в глазах Эндрю, мужчина бросил пить и всего себя отдал в воспитание и обучение. И хотя Эндрю был не особенно эмоционален, в большей степени ворчливым и грубым, они хорошо сошлись характерами. Миньярд сказал, что Дэвид называл его своим ребенком, хотя он сам всегда считал Ваймака другом, даже если чувствовал от него некоторую отцовскую мудрость и поддержку. — Ваймак был…неплох. Он научил меня всему. Не только тогда, а после, он научил меня… Потом, Жан, это еще не все, — сказал Эндрю. — Это была не последняя наша встреча с ним. И это действительно было так, потому что после полугода странствий Дэвид Ваймак выкинул его за шкирку, чтобы тот пошел учиться в настоящую академию. Найдя для него приличное заведение, заплатив за обучение и всучив еще немного денег, он приказал ему найти свой смысл. Тогда Эндрю еще не понял, что мужчина подразумевал под смыслом, но позже…осознал. Ваймак взял с него обещание: если парень не найдет то, что ему нужно, или ему понадобится помощь, он будет ждать его там — на яхте. Дома. Эндрю запомнил взятое с него обещание. А потом появился Нил.***