Карточный дом

Иван спал… во сне он видел себя самого, будучи маленьким ребенком, который, сидя в совершенной темноте и рыдая, обхватывал собственные колени. На его ноге марка трефы пекла так, что чуть не обжигала его, а вокруг него царила тишина. Ни один вздох не проникал сквозь это пространство без единого луча света. — Не оставляйте меня одного, — говорил он, плача и держась за ноги. Он ощущал такой ужасный холод, что у него даже закоченели мышцы. Только на его ножке родимое пятно до сих пор горело. — Не оставляйте меня одного, — повторял он. Жжение тем временем становилось все сильнее, а его плачь все громче, пока распространялась темнота. Почему? Почему они оставляли его одного?.. Почему бросали его, несмотря на то, что родиться королем никогда не было его собственным выбором? Они покидали его один за другим… уходили из-за чего-то, что не являлось его виной… в отличии к нему у других людей был выбор, и они решили бросить его, оставить в этой тьме, не имевшей никакого выхода. — Почему вы меня оставляете одного? — спросил он снова сломанным детским голосом, пряча лицо между коленями. — Не оставляйте меня одного, — сказал он вслух во сне и вдруг почувствовал вес на груди. — Ты не один, — ответил ему чей-то голос, разбудив его. Он медленно открыл глаза и увидел зеленые Феликса, который положил ему руки на грудь. — Страшный сон? Ой, как супер неприятно в первую ночь, — сказал тот, наблюдая, как Иван полностью открыл глаза и потер их рукой, притворяясь, будто избавлялся от сонливости, но на самом деле вытирал слезу, которой удалось вытечь. — Юный Феликс, доброе утро, — пожелал король со своей вечной улыбкой. — Доброе утро, Ваше Величество, — ответил тот с насмешкой, все еще опираясь на него. — Можешь, пожалуйста, слезть с меня, пока я тебе еще не поломал руки? — спросил до сих пор улыбчивый Иван таким спокойным тоном, будто шутил. Но Феликс все равно послушался. — Какое же у тебя все-таки паршивое настроение, Величество… но ладно, огромной радости я, типа, тоже не ожидал, — заметил он. Полностью игнорируя его, король встал и оделся. Он взял шарф, которого повесил на изголовье кровати, и надел его, несмотря на то, что утро было теплым. Пока Феликс продолжал болтать, Иван пошел к двери, чтобы выйти. — Эй, а ты, типа, куда еще собрался? — спросил его сосед по комнате недовольным тоном, поскольку заметил, что другой мужчина его не слушал. Тот с улыбкой обернулся к нему. — Я собрался уйти отсюда, — ответил он лишь. Феликс поднял бровь. — Типа, я серьезно говорю, пойми уже раз и навсегда, что ты отсюда не уйдешь. Посмотри на все эти решетки… — объяснил тот, показывая на окно комнаты, защищенное решеткой и в добавок еще металлической сеткой. Иван уже хотел возразить, но прежде чем он смог успеть выговорить хотя бы слово, Феликс ухватился за его руку, слегка сбивая короля с толку, который не ожидал от него таких прикосновений… или, вернее говоря, вообще не от кого. Может только от Елизаветы, но это было другое дело. — Эй, Иванчик, что тебе, типа, нужно, это чтобы я тебе показал, как здесь жить, и сейчас тебе повезло, потому что пришло время завтрака. Поэтому пошли, — сказал Феликс, открыл дверь и практически вытянул короля из комнаты. Тот снова увидел этот длинный коридор, где сейчас находились много людей, которые, казалось, шли в одну и ту же сторону. Некоторые вели себя странно в глазах короля, поскольку, или говорили сами с собой, или нуждались в помощи от мужчин в белом, другие выглядели дезориентированными, а еще другие, будто за ними кто-то следовал, потому что все время оборачивались. — Пошли, не стой здесь как вкопанный, — приказал Феликс и начал снова тянуть Ивана, чтобы тот больше не отвлекался. Он повел короля по всему коридору до зала с телевизором, парой диванов, несколькими столами и стульями и также полкой с разными книгами. Этот маленький зал имел большое окно, тоже защищенное этой проклятой металлической сеткой, но через которое можно было видеть широкий сад. — Вот это наш зал «развлечений», где развлечение существует только в имени. Именно здесь нас, типа, чем-то занимают, когда мы не одурманены какой-то фигней, — объяснял он и показал на окно. — А там, на улице сад, куда нам иногда разрешают выйти. Веди себя хорошо, и, может быть, ты когда-то сможешь подышать настоящим воздухом. — И не успел Иван нормально разглядеть комнату, как Феликс потянул его дальше, на этот раз в зал ожидания, где находились несколько серых офисов с диванами и огромными письменными столами. — Это кабинеты врачей. Когда тебе надо сюда, тебя, типа, заставляют рассказывать о травмах детства или других супер грустных вещах. — Феликс скорчил преувеличено раздраженную гримасу и довел Ивана до столовой, где некоторые пациенты уже садились за стол. — А это наша столовая, где готовят самую противную еду, которую съешь за всю твою жизнь. Типа, я серьезно, такую дрянь тебе нигде больше не подадут. — Иван не очень внимательно слушал, поскольку ему был более интересен факт, что Феликс его до сих пор держал за руку, будто натуральная привычка. — О, и последнее, но не менее важное: наша аптека! — выдал тот с явным сарказмом. — Здесь тебе дают наркотики, от которых почти вообще забываешь, кто ты такой. Но это, типа, не так уж плохо… нам всем иногда нужно расслабиться немного, — пошутил он, тыкая Ивана локтем в ребра. Тот не соображал, что он имел в виду. — Доброе утро, Феликс, — прервала его внезапно девушка в костюме медсестры, стоявшая за прилавком, которого он назвал аптекой. — Эмма, дорогая, у тебя на самом деле волшебное лицо, потому что ты с каждым утром выглядишь красивее, — сделал он ей комплимент, наконец отпуская Ивана. — О, спасибо, как мило. И если ты так внимателен, то это значит, что что-то от меня хочешь. Что? — спросила она. Она также имела зеленые глаза и светлые волосы, к которым некоторыми заколками был прикреплен ее чепчик. — Эй, за какую скотину ты меня, типа, принимаешь? Разве я не могу сказать тебе приятные слова просто так? — обиделся он. Она лишь улыбнулась, ведь давно уже привыкла к его драмам, положила локти на прилавок и наклонилась поближе к нему. — Прости, Феликс, я знаю, что ты сладкий, как огромный кусок сахара, но говори уже, что тебе надо, — попросила она. Феликс сдался, закатив глаза, и тоже подошел поближе. — Немного табака и последний номер журнала Cosmopolitan. — Журнал получишь попозже, — шепнула медсестра, быстро оглянулась по сторонам и засунула руку в карман своей белой униформы. А затем положила ее на стол, осторожно вручая Феликсу маленькую коробку. Король с любопытством наблюдал за ними, не соображая причину всей этой секретности. — Эмма, ты самая красивая женщина в мире, а в качестве награды за твои добрые дела еще, типа, похудеешь на два кило и сможешь носить размер поменьше, — поблагодарил ей Феликс, пряча сигареты в одежде. — Моя красота не спасет меня от увольнения. — Ты что, прекрасная моя, если тебя уволят, я умру. — Ага. Давай лучше иди завтракать, а то меня еще уволят на самом деле, — прогоняла она его. Феликс ей на прощание послал воздушный поцелуй. — Смотри и учись, дорогой мой Иван, вот так в этом месте можно получить немного роскоши, — сказал он королю, обхватил снова его руку и повел в столовую, чтобы сесть там за стол. Феликс сказал правду. Это на самом деле была самая противная еда в жизни Ивана, даже хуже, чем тот раз, когда король Альфред, несмотря на протесты своего валета, обязательно захотел приготовить что-то сам. Получилась мягко говоря… катастрофа, и остальные короли это так называемое блюдо съели тогда только из вежливости. С огромными усилиями Иван проглотил (поскольку даже не хотел жевать) эту вещь, которую посмели назвать завтраком, а его сосед лишь ковырялся в ней и время от времени откладывал ложку этой белой пасты, похожей на клей, но названной овсянкой, на тарелку пациента, сидевшего рядом, притворяясь, что все съел. — Пошли отсюда, пока нам еще не дали вторую порцию, — шепнул он королю, который на этот раз не возражал, а встал со стула и покинул столовую вместе с Феликсом, шедшим, покачивая бедрами, и столкнулся с одним из мужчин в белом, которые, видимо, всегда наблюдали за пациентами. — Куда собрался? — спросил тип угрожающе и сложил руки, но, естественно, не сумел запугать Феликса, который снова показал свою высокомерную улыбку. — Мы, типа, закончили завтрак, а теперь хотим вернуться в нашу комнату? Или это тоже нельзя? Мужчине явно не нравился его тон, вернее говоря, казалось так, будто ни одному из мужчин в белом не нравился сам Феликс, возможно из-за его поведения. Он всего лишь с раздражением посмотрел на того, а потом на Ивана, который преспокойно стоял и улыбался… хотя его улыбка была в состоянии вызвать мурашки по коже. Поэтому тип на этот раз промолчал и отошел в сторону, пропуская пациентов, которые направились к коридору, где находились комнаты. Но как только работник клиники отвернулся, Феликс схватил Ивана за кисть и потянул его в другой коридор до аварийного выхода, где лестница вела прямо к террасе, которая была окружена решеткой, еще более высокой, чем сам король. Тот уже не так сильно удивился этим фактом. — Пошли они все к черту, типа, я дива, которая делает, что хочет, — выдал Феликс и вытянул из одежды пачку сигарет, в которой находилась и зажигалка. Затем засунул себе одну в рот, зажег ее, сделал затяжку и выдохнул дым, будто освобождался от накопленного напряжения. — Не думал, что когда-нибудь увижу солнце в этом месте, — заметил Иван и поднял взгляд, прикрывая глаза рукой, чтобы защитить их от лучей утреннего солнца. — Конечно увидишь. Типа, здесь не каждый день такая классная погода, так супер приятно чувствовать это тепло, — ответил Феликс, снова взял сигарету в рот и прислонился спиной к решетке, а Иван просто сел на пол. В его вечной улыбке, казалось, появилась легкая меланхолия. — Как ни странно, мне, несмотря на теплую погоду, все еще холодно, — сказал он, приподнимая шарф, чтобы спрятать рот, привлекая внимание второго, который сделал очередную затяжку. — Ну, тогда у тебя, типа, огромная проблема… мерзнуть под таким солнцем. — Сказав это, он услышал притворный смех короля. — Одиночество всегда холодное, где бы человек не находился, — ответил тот, надеясь, что сосед по комнате его не услышал. Но зря. — Неужели ты вправду так одинок? Сегодня утром ты тоже говорил что-то подобное… просил, чтобы не оставляли тебя одного, — переспросил Феликс, без никакой скромности стряхивая пепел на пол. Иван сложил ноги, думая, что ничего плохого не будет, если он расскажет обо всем незнакомцу, которого вскоре все равно больше никогда не увидит… ничего плохого не будет, если он впервые в жизни облегчит душу. — Юный Феликс… у тебя когда-нибудь было чувство, будто все тебя покидают, хотя остаются рядом? Будто понемногу удаляются из-за чего-то, в чем ты совсем не виноват, потому что просто таким родился? Будто эта вещь отталкивает от тебя других людей, и в конце остается лишь одиночество, настолько реальное и ощутимое… что кажется, словно вот-вот тебя проглотит? — спросил король, кладя руки на лодыжки, пожимая плечами и заставляя себя улыбаться. Затем он замолчал, уверенный, что Феликс наверняка понятия не имел, о чем он говорил. Естественно, ведь откуда сумасшедший, которого заперли в этом месте, мог знать об этом ужасном холоде, от которого страдают покинутые всеми из-за чего-то, что решила судьба? Но пока Иван об этом размышлял, он вдруг ощутил чужой вес на спине и повернулся к Феликсу, который прислонился к нему и смотрел в небо, выпуская дым, создававший фигуры в воздухе. — Еще как было, Величество… так часто, что я уже перестал считать, — ответил он. Его зеленые глаза потеряли немного блеска, но тот вскоре вернулся, после чего он выпрямился и снова повеселел. — И поэтому, Иван, когда мой парень придет за мной, и мы отсюда вылезем, давай пойдем искать тебе партнера, чтобы ты избавился от этих супер печальных мыслей, — предложил он радостно и продолжил курить. — Но у меня уже есть партнер… по крайней мере, я уже женат, — ответил Иван преспокойным тоном. Феликс от этих слов чуть не задохнулся и начал кашлять, пытаясь прийти в себя после такого невероятного признания. — Типа, как это, женат?! Как, почему, с кем?! — При каждом вопросе он подползал ближе к Ивану, ожидая хороший ответ. — А, ну это брак по расчету с королевой треф Елизаветой, — ответил тот, будто эта самая нормальная вещь на свете, а Феликс тем временем так раскрыл рот, что его челюсть чуть не касалась пола. — Так, ладно, этого я уж точно не ожидал… я должен это переварить, — сказал он, пытаясь сохранить спокойствие, встал и пошел к решетке, чтобы прийти в себя после шока. Пока он глядел на сад и часть главного входа клиники, он вдруг кого-то увидел и обрадовался. — Иван, Иван, иди сюда! — приказал он королю, прыгая от счастья. Тот ради любопытства подошел к нему. — Посмотри, кто сейчас вышел… — сказал Феликс, показывая пальцем на парня с коричневыми волосами, который был виден из далека. — Этого загорелого и, кстати, испанского красавчика зовут Антонио, он друг детства Эммы, а еще самый сексуальный мужик, которого, типа, знаю. Сразу после моего Ториса, конечно… ой, какая горячая штучка… — Он выпустил пару вздохов, более похожих на стоны, а Иван снова не понимал его реакцию. Вернее говоря, не понимал причину такой радости при виде Антонио, который сейчас, кстати, отправился на работу в детском доме. Этим утром по дороге к работе наш испанец случайно встретился с подругой детства Эммой и решил провести ее до ее собственного рабочего места в клинике Клеймор. Честно говоря, этот факт казался ему немного жутковатым, ведь он никогда не думал, что его милая подруга, которую он знал почти всю жизнь, однажды будет окружена психически больными. Короче, они шли вместе до клиники, болтая о всяком разном и рассказывая друг другу новости о своих жизнях, поскольку давно не виделись из-за работы. Эмма зашла в клинику, чтобы отметить, что пришла и оставить свои вещи, а потом снова вышла, чтобы еще немного поболтать с Антонио, пока тому не пришла пора направиться к собственной работе волонтером в детском доме, который находился в нескольких улицах оттуда. Итак, они попрощались и пообещали скоро снова увидеться, чтобы поддержать связь. И вот наш Антонио вышел из клиники, даже не подозревая, что два пациента наблюдали за ним из далека, и думая про себя, как там справлялся этот новичок Франциск. Характер у того парня был тем еще, но, возможно, он поладит с детьми… хотя испанец в этом вообще-то очень сомневался, уж слишком капризным и высокомерным показался ему этот новый волонтер. Но, как говорят: «Нельзя судить книгу по обложке». Антонио шел дальше, свистел про себя какую-то песенку и крутил на указательном пальце ключи к главным воротам, пока, наконец, не увидел ржавую ограду детского дома, где помогал с подросткового возраста. Поэтому ему доверяли достаточно, что даже дали собственный ключ. Он открыл ворота и все еще с хорошим настроением прошелся по саду к зданию, где оставил Франциска с малышами. Как только он зашел туда, на него сразу напала целая волна гиперактивных детей, которые были рады его видеть. — Привет, дети! — поздоровался он с ними, пытаясь ходить, терпя вес некоторых малышей, лазивших по его телу. — Вы знаете, где Фран? — спросил он, на что у них вдруг пропало настроение. Они скривились и слезли с него. — Да, этот невыносимый тип сейчас с… как его зовут?.. А, да, Мэтт, в спальном зале, — ответил один из них. — Большое спасибо, но вам серьезно стоит наконец выучить имя Мэтти, он дольше живет здесь, чем вы, — посоветовал им Антонио и пошел к спальному залу, где царил настоящий беспорядок. Услышав крик Франциска, испанец испугался и побежал к залу, или, вернее говоря, к ванной. — Господи, мальчик! Неужели ты хочешь, чтобы я скончался от пневмонии? Вода ледяная! — вопил бубновый король и вышел мокрым и с полотенцем вокруг талии. Тем временем Антонио зашел и увидел его с Мэттом. — Я же предупредил тебя, что горячая вода здесь быстро заканчивается. — Но эти условия нечеловеческие, я даже не могу нормально помыться, потому что вода такая ледяная, будто ее достали из какой-то заснеженной горы… если я здесь еще дольше времени застряну, то явно умру, — жаловался (как всегда) дрожащий от холода Франциск, а Антонио лишь засмеялся. — Хватит ныть и иди одеваться, а то еще простудишься, — сказал Мэттью и вручил королю одежду. Тот с неохотой взял ее и был направлен обратно в ванную, чтобы одеться. Франциск снова зашел в маленькую и слишком скромную ванную комнату и с явным раздражением захлопнул за собой дверь. Мэтт покачал головой. — Эй, Мэтти, ну как, справляешься с нашим величеством? — спросил Антонио, подходя поближе. — Привет, Антонио… как сказать, стараюсь, но он очень избалованный король, может, ему в его королевстве никогда не надо было работать, — жаловался весьма серьезно мальчик и пошел к одной из кроватей, чтобы сесть и посадить себе своего мишку на колени. — Но, похоже, у меня нет другого выбора, чем помочь ему выжить, пока он не вернется домой, — заключил он, пожал плечами и вздохнул. Антонио был очень рад, что Мэтт принимал это так всерьез, поскольку тот редко общался с другими и почти только занимался одним своим мишкой. — Вот как. А как ты думаешь, Мэтт, Фран хороший человек или нет? — поинтересовался испанец, но ребенок не успел ответить. — Естественно я хороший человек. Или ты считаешь, что король бубен испытывает недостаток в добродетели? Я своему народу даю только самое лучшее, а моей будущей королеве — золото, серебро и самые прекрасные драгоценные камни, которых ты в жизни увидишь, — хвастался Франциск, выходя из ванной таким наряженным, что было трудно поверить, как ему удавалось так выглядеть в такой простой одежде. — Деньги не самое главное на свете, потому что невозможно купить счастье, — сказал Антонио, думая, каким плохим примером это было для Мэттью. Услышав это, Франциск улыбнулся, будто считал его маленьким дураком. — Еще как можно, я свое все время покупал… у всего есть цена, юноша, у всего без исключения, — возразил он, видя, как второй мужчина от этих слов нахмурился. — У тебя тоже? — поинтересовался как всегда невинный Мэтт, глядя своими большими синими глазами на короля. Тот перестал улыбаться и на десятую долю секунды взглянул на собственное родимое пятно. — Да… даже у меня, — ответил он мрачным тоном и слегка погрузился в воспоминания о прошлом, которые его сформировали и сделали тем, кем он был сейчас. — А! Давайте закончим этот разговор и пойдем, — поменял Антонио тему, видя, что Франциск вдруг замолк. — А ты, Мэтти, не слушай Его Величество, у него просто столько денег, что он думает, что может все на свете купить, но ошибается. Верно? — спросил он короля, но тот ничего не сказал, а всего лишь отвел взгляд. — Пошли, пошли, скоро начнутся уроки малышей, и нам нельзя опаздывать, — начал торопить их испанец, положил одну руку на плечо Франциска, а второй взял руку Мэттью. Они покинули спальный зал и прошлись по всему коридору и вниз по лестнице, пока не дошли до большой классной комнаты, где стояли парты и где преподавали все классы, поскольку дети были разных возрастов. Мэттью отпустил Антонио и хотел уже побежать к одной из парт, но Франциск схватил его за воротник. — Не так быстро, мальчик, — сказал король и немного наклонился к нему. Малыш обернулся. — Куда ты собрался с таким грязным лицом и нерасчесанными волосами? — спросил мужчина, вытащил из кармана платок и начал вытирать Мэттью нос. Тот крутил голову, пытаясь улизнуть от платка. — Не дергайся, — приказал ему Франциск своим аристократическим тоном, совсем не похожим на голос всегда ласкового и веселого Антонио. — Мне это не надо, меня все равно никто не видит, — жаловался Мэтт, все еще отворачиваясь, как котенок, который хотел сбежать от языка матери. — Я тебя вижу и не разрешаю тебе так ходить, — ответил король и убрал длинные пряди волос с лица мальчика, чтобы его лучше было видно. Мэттью слегка удивился, думая, что ослышался. Наконец он перестал дергаться, чтобы Франциск спокойно смог привести его в порядок для уроков. — Вот и все, — сказал тот в конце концов и выпрямился, рассматривая, как мальчик теперь выглядел. Мэттью лишь крепче обнял Кумадзиро и еле слышимо сказал спасибо, пока заходил в зал, иногда поглядывая на Франциска, будто проверяя, стоял ли тот еще там или нет. — Несмотря на то, что ты такой поверхностный, ты все-таки хороший парень, Фран, — заметил Антонио и похлопал его по спине. Тому такие прикосновения до сих пор нравились не очень сильно. — Я же это сказал. И честное слово, понятия не имею, откуда ты взял, что я поверхностный, — обиделся король, откидывая свои длинные волосы назад. — Ну не надо так, Франциск, просто ты иногда говоришь вещи, которые заставляют меня так думать, как вот это о деньгах. — Это я не поверхностный, а всего лишь реалист, и ты должен прекращать забивать мальчику голову всякими глупостями, — возразил Франциск. Испанец засмеялся. — Это говорит мне именно тот, который всем рассказывает, что он король, — пошутил он и снова рассердил Франциска. — Я тебе говорю, что это правда! Ты серьезно заслужил самое страшное наказание! — угрожал тот. — Угу, пошли лучше к моим ребятам, а к малышам вернемся, когда их уроки закончатся, — сказал Антонио и потянул за собой короля, а Мэттью тем временем наблюдал за ними из далека, вытягивая шею, как только мог, чтобы посмотреть, куда они шли. — Слушай, Фран… кажется, Мэтт очень интересуется тобой, пожалуйста, будь добр к нему… ему трудно общаться с другими, он почти не разговаривает, и большинство остальных детей не обращает на него внимания, а еще он кроме этого детдома ничего не знает, поэтому немного доброты ему явно не помешает, — попросил испанец немного более серьезным тоном, пока Франциск всего лишь шел дальше. — И, пожалуйста, прекрати рассказывать, что деньги — самое главное в мире, хотя бы при детях. — Я просто говорю правду, ничего плохого в этом нет, — ответил король, не придавая сказанному слишком много значения. Антонио с неодобрением посмотрел на него. — Понятия не имею, как надо было вырасти, чтобы так думать. Услышав это, Франциск не мог иначе, чем вспомнить сцену. Определенную сцену, где он сам был еще маленьким, где-то такого возраста, как Мэттью, и носил одежду из оранжевого бархата и корону, которая тогда ему была еще немного велика и иногда скользила с его головы. Его комната была набита игрушками, сделанными самыми знаменитыми фабрикантами специально для него, так набита, что не оставалось свободного места на полу, а на столе возле него стояли разные изысканные десерты. Маленький король бубен осматривал всю свою собственность с такой высокомерной улыбкой на лице, что это раздражало даже придворных, которые наблюдали, как он наслаждался роскошью. Но когда он попросил что-то, в чем ему отказали, то так разозлился, что сжег всю эту комнату, наполненную сокровищами, которыми можно было бы прокормить более десяти семей. Да, сжег ее из-за какого-то каприза… или, по крайней мере, так все думали, думали, что юный король обиделся, потому что не выполнили одно из его желаний и поэтому совершил такой поступок. Он так злился… Но на следующий день заметил, что все заменили. После лишь одной ночи комнату снова наполнили новыми игрушками, и их стало даже больше, а они сами лучше, чем прежде. С этого дня король Франциск начал верить, что материальные вещи могли заполнять каждую пустоту, что деньгами можно было все купить, и что кроме монет в карманах ничего не было нужно, чтобы получить что хочешь… даже любовь, однако та не была настоящей. В конце концов, его сердце выглядело так же, как та комната: каждый раз, когда оно становилось пустым, он мог купить что-то, чтобы наполнить его снова. Даже не замечая и весь в воспоминаниях, он вместе с Антонио дошел до здания, где жили те дети, о которых заботился тот. Разница в возрасте была ощутима, поскольку они все были немного спокойнее, чем маленькие гиперактивные монстрики, бегавшие по другому зданию. — Лови! — крикнул Антонио, внезапно вытаскивая Франциска из размышлений, который увидел, как тот с большой улыбкой на лице махал одному из мальчиков рукой. — Лови, иди сюда! — Теперь даже его голос звучал немного мечтательным. — Заткнись, придурок, не называй меня так! — набросился на него подросток и невольно подошел. Франциск слегка удивился, когда заметил, насколько Ловино был похож на валета червей. Конечно было ясно, что они не являлись одним и тем же человеком, но король никогда не думал, что люди могли быть такими похожими, не будучи родственниками. — А ты че уставился? — напал тот на Франциска, когда почувствовал его взгляд. Король ответил, не обращая слишком много внимания на грубый тон Ловино. — Ничего… ты просто очень похож на одного из моих знакомых. — Лови, я тебя уже столько раз просил не разговаривать так с людьми, — ругал его Антонио, но не слишком строго. — Мне пофиг. Кто он вообще такой? — Еще один наглец, который притворяется, будто не знает меня, — пробормотал Франциск. — Я к- — Это Франциск, наш новый волонтер, — прервал его Антонио, прежде чем тот смог снова начать рассказывать, что он король. — Франциск, а это Ловино. — Я уже знаю, как тебе приятно познакомиться со мной, мальчик. Не стесняйся, я тебе разрешаю выразить твою радость и поцеловать мне руку. — Франциск протянул руку в сторону Ловино, который скривился от отвращения. — Поцелуй ты мне лучше задницу. Король чуть не перестал дышать, когда услышал это. — Да как ты смеешь, маленький выродок?! Я дам приказ, чтобы тебя сожгли на костре! И чтобы твой прах рассеяли по самым грязным землям моего королевства, а все поколения твоей семьи будут поражены твоим грехом! Их будут презирать и показывать на них пальцем, пока твоя фамилия не вымрет со временем! Об этом я позабочусь, вот увидишь! — орал бешеный от ярости Франциск, пока Ловино всего лишь со скукой глядел на него. — Ой, какой ужас, — заметил он с цинизмом и повернулся к Антонио. — Где ты откопал этого психа? — спросил он у того, показывая на покрасневшего Франциска пальцем. — Лови, веди себя, пожалуйста, — умолял испанец. — Я ничего не делаю, это этот тип ведет себя странно, — возразил Ловино. — Странно… странным будет выглядеть твое лицо, когда я прикажу арестовать тебя и будешь сидеть семь дней и семь ночей в подземельях, — прошипел король. — Вот послушай, что он несет… — сказал вновь подросток и слегка отошел от него. Тот чуть не фыркал от злости. — А… знаешь, Франциск немного любит драму, поэтому не обращай на него особенного внимания, — сказал Антонио. Король посмотрел на него как на предателя. — Ага, я уже кое-как сам заметил, — ответил Ловино, уставившись на Франциска проницательным взглядом. — Ладно, если ты только хотел сказать привет, я ухожу. — Но прежде чем он смог смыться, Антонио чуть ли не набросился на него, чтобы обнять. — Нет, не уходи, Лови, твои уроки же не начались еще. Побудь еще немного с нами, — просил он, пока Ловино напрасно пытался убрать его с себя. — Оставь свои дурости на другой раз и отпусти меня, — велел подросток, стараясь освободиться. — Но Лови, мы сейчас не видимся так часто, как раньше, — ныл Антонио, как маленький ребенок. — Что ты, черт побери, имеешь в виду? Мы видимся каждый проклятый день! Или ты уже забыл, что работаешь здесь, придурок? — Старший до сих пор держал Ловино крепко в своих объятиях и терся об него, качая головой. — Это неправда! С того дня, как Фели усыновили, ты почти совсем не выходишь больше из своей комнаты, — жаловался испанец. Услышав это, Ловино его так толкнул, что, наконец, смог освободиться. — И кто виноват в том, что нас разлучили, черт тебя побрал? Лучше оставь меня раз и навсегда в покое и привыкай к моему отсутствию, потому что когда я отсюда уйду, ты меня больше никогда не увидишь, а моего брата тем более! — сказал он с такой неприязнью, что все замолчали. Даже Антонио не смел произнести больше ни слова, а всего лишь наблюдал, как яростный Ловино уходил прочь. — Лови… — шепнул Антонио грустно. — Этот парень сложный человек и, видимо, ненавидит тебя. Тебе наверняка очень трудно быть влюбленным в него, — заметил Франциск с не очень большим интересом и скрестил руки. — Да… — ответил Антонио, но потом сообразил, что Франциск только что сказал. — Нет! Нет, я хотел сказать! Я не влюблен в Лови и он меня не ненавидит… а просто проходит через сложный период… — Говори, что хочешь, юноша, но по твоему лицу прекрасно видно, что у тебя какое-то время уже есть чувства к нему. Хотя не кажется, что он отвечает на них, — сказал король, тоже глядя на спину Ловино. — Прекрати, я из-за этого смогу попасть в неприятности. Лови еще несовершеннолетний и практически находиться под моей опекой… я не могу влюбляться в него. — Нет, тебе нельзя влюбляться в него, но ты, естественно, можешь. Вернее говоря, уже сделал, — поправил его Франциск, замечая легкое раскаяние в глазах Антонио, пока тот также наблюдал за Ловино. А сам подросток тем временем немного дулся из-за глупого поведения Антонио, который все время прилипал к нему и строил из себя ласкового, хотя был причиной, почему его снова разлучили с близнецом. Мысленно проклиная испанца, Ловино прошел мимо забора, который находился вокруг детского дома, и увидел на другой стороне знакомого человека. — Тип, который приносит нам книги… — сказал он при виде Артура, шедшего рядом с кем-то другим. — А это еще что за псих? Откуда они все взялись? — пробормотал он еще, глядя на Альфреда, который до сих пор носил длинный плащ с символами пик и казался чрезмерно веселым. — Эй, Альфред, а нельзя немного потише? Ты слишком громко разговариваешь, — ругал того Артур, который сейчас бы с огромным удовольствием провалился сквозь землю, поскольку он, благодаря парню рядом с ним, этим утром пережил такой стыд, что не хотел больше находиться в этой вселенной: ранним утром он решил повести нового сожителя к врачу, чтобы тот посмотрел на рану у него на голове, и там, Альфред без конца рассказывал, что он король, называл врача «лекарем» и играл со всеми инструментами, которых находил в кабинете, даже со стетоскопом, будто никогда в жизни не видел такую интересную вещь, выслушивая сердце почти всем подряд. Артур думал, что доктор скажет, что Альфред от ушиба страдал от галлюцинаций, но нет, тот был совершенно здоров. Здоров, как бык! И, естественно, Альфред не смог упустить такой шанс и не заметить, что разумеется, ведь «король пик самыйсильный и могучий король всей Карточной Страны». Артуру после этого серьезно захотелось взять пистолет и застрелить себя, прежде чем продолжать терпеть все это и выслушивать громкий смех так называемого короля. Тому, видимо, даже всего этого театра явно было мало, поскольку он перед выходом еще так глубоко поклонился, что все медсестры засмеялись (скорее всего, издеваясь над бедным парнем). И так они сейчас шли к магазину Артура, который вообще-то должен был открыться уже десять минут назад. — Эти люди очень добрые и интересные, я никогда не видел таких лекарей, у них очень странные вещицы, — продолжал Альфред свою бесконечную болтовню. — Их называют не лекарями, а врачами, и это никакие не вещицы, а самые обычные инструменты, — поправил его уже сердитый Артур. — Серьезно? В моем королевстве такого нет, но а вообще-то не знаю, я болею редко. Вот Яо да, тот болеет чаще, я ему все время говорю, чтобы он прекратил курить эту вещь, которая у него в трубке, но он меня не слушает. Думаю, это единственное, в чем он меня не слушается, — рассказывал король без остановки. Артур лишь фыркнул и в четвертый раз вытащил свои карманные часы, чтобы посмотреть на время. — Альфред, если будешь продолжать так болтать, я оставлю тебя в психиатрической больнице, которая здесь недалеко, — процедил он сквозь зубы. — Но если ты это сделаешь, я не смогу вернуться в мое королевство. Хотя, если честно, даже и не хочу, — начал дуться король, нахмурился и засунул руки в карманы плаща. — Опять начинается… по-моему, ты никакой не король, а скорее всего подросток, который сбежал из дому, потому что ему не дают делать, что он хочет, — гневно произнес Артур, уже видя свой магазин. — Если я бы мог сбежать из замка, то давно бы это уже сделал, но Яо, кажется, видит все на свете. — Тогда понятия не имею, как ты сюда попал, — сказал второй без особого интереса и вытащил ключ к замку металлического занавеса, отпер и поднял его, а потом открыл саму дверь. Колокольчик прозвенел, когда он это сделал. Они зашли, и Артур повесил табличку «открыто» на стекло двери. А потом они снова были вынуждены обойти горы книг, чтобы добраться до выключателя света. — Я же сказал, что меня сюда привели джокеры. Если я бы раньше знал, что такие, как они, существуют в Карточной Стране, то давно бы ушел оттуда, — ответил Альфред, пока Артур ходил туда-сюда и поправлял разные вещи. — Очень интересно, Альфред, но нам сейчас нужно поговорить о более важной теме, — сказал он, упирая руки в бока. Другой наконец замолчал. — Если хочешь дальше жить в моем доме, тебе придется начать работать, чтобы хотя бы оплатить проживание. Не нравится? Тогда находи себе другое место, где примут сбежавшего короля, — предупредил хозяин магазина. У Альфреда на лице вдруг появилась большая радость. — Работать?! Как простолюдины на полях? — переспросил он, даже подпрыгивая. — Вау, извиняюсь, что я лишь «простолюдин», — буркнул Артур. Король сильно покачал головой. — Нет, нет! Все в порядке! Я хочу работать! Яо мне этого никогда не разрешал, говоря, что это для обычных людей, а я необычный… — рассердился он вдруг, когда вспомнил валета. — А, ну тогда я рад, поскольку, если бы ты начал жаловаться, я, к огромному сожалению, был бы вынужден выгнать тебя… жаль, что ты этого не сделал, — тихо пробормотал Артур последнюю фразу. — И что мне нужно делать? Пахать поля? Выгонять скота на пастбище? Выращивать урожай? — Э… нет. Во-первых, мы здесь в городе, а во-вторых, будешь мне всего лишь помогать с уборкой и ухаживать за книгами. НЕ ПОВРЕЖДАЯ ИХ! — ясно предупредил Артур. — Я серьезно говорю, Альфред, если что-то случится хотя бы с одной из моих драгоценных книг, ты пожалеешь, что вообще оказался у моего магазина! — Но Альфред не испугался, а просто снова засмеялся так, что раздалось по всему помещению. — Не бойся, Артур, Яо мне однажды разрешил помочь ему помыть его фарфоровые чашки, и у меня ни одна не поломалась. Я справлюсь! — успокоил он хозяина магазина и снял плащ и пиджак, которого носил под ним, засучивая рукава, чтобы приступить к работе. — Как бы то ни было, просто наведи здесь порядок и все. А, и не забудь книги, лежащие в коробке, те для детского дома, — приказал Артур и пошел в заднюю комнату, чтобы достать все нужное, думая, что на книжных полках, возможно, собралось уже несколько килограммов пыли, поскольку он давно не делал тщательную уборку. Альфред сражу же начал, не теряя времени, возможно, благодаря его избытку энергии. Хотя это не означало, что он собирался молчать. Сидя на маленькой лестнице и протирая верхнюю полку одного из многочисленных книжных шкафов, он продолжал болтать с Артуром, который пытался спокойно читать книгу. Напрасно, конечно. — Если Яо меня бы сейчас увидел, он бы в обморок упал, — сказал король и хихикнул. — С каким удовольствием я бы посмотрел на его выражение лица, — добавил он, снова думая о валете и как тот его вечно ругал. — Эй, Альфред, ты все время говоришь об этом Яо. Неужели он твой единственный друг? — проворчал хозяин магазина, перелистывая страницу и ожидая длинный ответ, но не услышал ни слова и с легким удивлением поднял взгляд. Сидевший на лестнице король выглядел немного печальным и задумчивым. — Альфред? — позвал его Артур, понимая, что наверняка перегнул палку. — Яо — мой валет, или, вернее говоря, мой слуга… я король, поэтому мне нельзя общаться с обычными людьми. И поскольку остальных королей вижу только во время аудиенций и праздников, я практически всю жизнь провел с Яо. Ведь мне также не разрешали играть с другими детьми, когда я был маленьким… — объяснил тот, грустно крутя в руках влажную тряпку. — А что с твоими родителями? — переспросил Артур. Альфред поднял голову и улыбнулся. — Я их даже не знаю. Когда рождается король, его сразу забирают у родителей и воспитывают в замке… ни один король не знает свою семью, — ответил он, продолжая вытирать пыль. — Меня воспитал мой валет, поэтому думаю, что да, Яо мой единственный друг. — Он снова повеселел и засмеялся, но внезапно почувствовал, что его дергают за одежду. Опуская взгляд, он увидел смущенного Артура. — Прости… за то, что заставил тебя говорить об этом, — извинился тот, думая, что если убрать всю эту сказку о королевстве, Альфред являлся всего лишь одиноким сиротой, что было действительно грустно. — Ничего страшного, я к этому всему уже давно привык, — сказал король, хотя и не звучал очень честным. — А ты, Артур? У тебя есть друзья? — спросил он и спустился на одну ступеньку, чтобы протереть следующую полку. Другой закатил глаза и снова фыркнул. — Можно сказать, что я никогда не был очень общительным, — сказал он, возвращаясь к столу, за которым читал. — Но ко мне ты очень добр, ты должен быть окружен людьми, — возразил Альфред, вытаскивая книги по очереди, чтобы тоже вытереть их так осторожно, как мог, разумеется. — Надеюсь, это сарказм, — заметил Артур и открыл книгу на странице, где лежала его закладка, простой сухой кленовый лист. — Я тебя представляю в большой семье и с кучей друзей, — сказал весело Альфред, сортируя книги по размерам. — Ладно, в этом ты почти прав, у меня четыре старших брата, но мы никогда не ладили. Когда я был подростком, я даже сбежал из дому и чуть не стал преступником, поэтому люди обычно близко ко мне не подходили, — рассказывал Артур так, будто знал Альфреда всю жизнь. — Сбежал из дому?! Серьезно?! Как? — поинтересовался тот, снова приостанавливая работу. — Тогда я тоже думал, как ты сейчас, что хотели контролировать мою жизнь, потому что… — Артур внезапно остановил свой рассказ, замечая, что, возможно, зашел уже слишком далеко с человеком, которого почти не знал. — Потому что? — переспросил Альфред, несмотря на то, что Артур, видимо, не очень сильно хотел продолжать. Но потом тот вспомнил, что король ему ведь тоже рассказал о себе, значит, было бы несправедливо, если бы он промолчал. — Потому что я всю жизнь был больным, у меня порок сердца, и моя семья все время следила за тем, что я делал и не делал. Тогда я их волнение считал угнетением и пошел против них. Мне было пофиг, что мои действия были опасными, и что смог бы убить себя ими, я просто хотел жить, как хотел, и сбежал. Это все, ничего особенного, — объяснил он, будто это на самом деле незначительная мелочь, но для Альфреда оно звучало как целое приключение. Пока он не вспомнил первую часть истории. — Значит, ты болен… — сказал король. — А то, от чего ты страдаешь, причиняет тебе боли? — спросил он с честной озабоченностью, слегка удивляя этим Артура. — Нет, я просто должен принимать таблетки и избегать интенсивную физическую нагрузку. Меня прямо можно называть слабаком, — ответил он, перелистывая книгу, и услышал, как Альфред быстро спустился с лестницы и побежал (или постарался побежать посреди всех книг) к нему. — Вот оно что! Теперь я понял, почему джокеры меня сюда привели! — вскрикнул король так, что Артур даже испугался и оторвал взгляд с книги. — Потому что ты слабый! Один из джокеров сказал, что у меня не хватает мудрости, чтобы использовать мою власть, поэтому, думаю, они меня привели сюда к тебе, чтобы защищать тебя! — Он громко засмеялся. — Не бойся, имея короля пик рядом, с тобой ничего не сможет случиться! Стану твоим личным героем и докажу этим джокерам, что у меня столько же мудрости, как власти. — Король снова начал смеяться, думая, что был прав, но тут же получил от Артура тяжелой книгой по голове. — Хорошо, мой герой, тогда спаси меня от этого беспорядка. Я серьезно: или ты закончишь, или не получишь обеда, — приказал хозяин магазина, на что Альфред сдался и вернулся к уборке, массируя побитое место. Но он все-таки был рад, что понял, почему попал туда, и совсем не был против защищать Артура, ведь тот ему нравился, поскольку обращался к нему как к нормальному человеку. И это было приятно. Он снова направился к лестнице, проходя мимо окна, из которого увидел как-то знакомого бегавшего светловолосого мальчика, но не обращал на него внимания. — Гилберт такой дурак… поверить не могу, что он такой чувствительный. Сказал ему правду, и он убежал, — пробормотал злой Питер, бегая по улицам. Хвост он спрятал под одеждой, но до сих пор носил свою шапку с рогами, заставляя пару школьниц обернуться к нему и заметить, каким он был милым. — О нет… еще не хватало, чтобы он пошел к Феличиано. — Мальчик на немного остановился. — Наверняка он на самом деле там! Гилберт, идиот! — Он снова побежал и со всей скоростью завернул за угол. Питер знал дорогу к дому Феличиано уже наизусть, и не потому, что следил за ним, а поскольку Гилберт там часто находился, не слушая протесты маленького джокера. Он пробежал еще около получаса и, наконец, добрался до дома Феличиано, где принялся искать окно, чтобы заглянуть внутрь. Гилберт был достаточно наглым, чтобы просто войти туда, но нет, его там не было. Однако зато сам Феличиано находился дома, вернее говоря, на кухне, где готовил пасту, чтобы немного утолить голод. Он перемешивал томатный соус в кастрюле и издавал тихие жалобные стоны от боли в кисти. Вдруг кто-то еще зашел на кухню. — А… прости… — сказал Людвиг, видя, что у Феличиано от испуга выпала ложка, которой он помешивал соус, из руки, создавая легкий звон. — Ве~ — выдал тот и обернулся к Людвигу, которому позволил переночевать у себя. Не потому, что на самом деле хотел, а по просьбе Гилберта. — Тебе что-то нужно? — спросил Феличиано, прижимаясь к плите, чтобы стоять как можно подальше от короля. Тот увидел, как подросток прикрывал рукой синяк на кисти второй, которого он сам ему причинил прошлым вечером. Легкое чувство вины показалось на лице у Людвига, и он подошел поближе к Феличиано. Тот захотел отойти в сторону, но не получилось, ведь не успел он даже опомниться, как другой уже стоял перед ним. — Пожалуйста, прими мои глубочайшие извинения за то, что случилось вчера вечером, и за то, что я тебе причинил боль. Знаю, что это не оправдание, но я был сам не свой и не соображал, что делал, — извинился король, немного опуская голову. Феличиано заметил, как тому было стыдно за свое поведение и что его прежде громкий и внушительный голос теперь был просто низким, хриплым и спокойным… совсем не так, как прошлым вечером. — Ве~ ты меня тоже прости, — сказал вдруг младший, на что Людвиг, не ожидавший этого, снова поднял голову. — Прости, что я от тебя бежал… я просто думал, что ты сторож детского дома, который увидел, как я разговариваю с братиком, — продолжил он слегка смущенно. Король немного удивился. — Ты мне никогда не говорил, что у тебя есть брат… — заметил он, забывая, что другой не являлся его валетом. Феличиано слегка наклонил голову. — Это потому, что мы только совсем недавно познакомились, ве~ — А… верно, прости, — извинился король снова и отвел взгляд, возможно, от стыда, что такой человек, как он, сделал столько глупостей: сначала преследовал не того парня, взбесился из-за недоразумения, а теперь перепутал их снова. — Неужели я на самом деле так похож на этого другого? — поинтересовался Феличиано, которому хотелось знать, существовал ли кто-то еще, кроме его брата, который выглядел как он. Людвиг опять посмотрел на него, на его глаза миндального цвета, на коричневые волосы и странную завитушку, торчавшую из его головы… ничего не поделаешь, он видел перед собой валета червей. — Да… я готов поклясться, что вы один и тот же человек, — ответил он, до сих пор осматривая любопытное лицо Феличиано, который снова выдал «Ве~». Даже в этом он был похож на его самого верного слугу. — Теперь понимаю, почему ты так злился. Ты думал, что я твой друг. — Друг? — переспросил Людвиг, будто оно являлось чужим для него словом, особенно в отношении к валету… — Да, тот, которого Гилберт назвал… как? — Младший начал бормотать себе под нос, пытаясь вспомнить. — Валетом червей! — Да, Феличиано. Нет, другой Феличиано, — добавил король, когда мальчик среагировал на свое имя. — Он мой слуга и носит титул валета, — объяснил он. Феличиано выглядел так, будто ему было немного трудно понять, о чем шла речь. — А, кстати… а ты кто? — спросил он, только сейчас вспоминая, что даже не знал имени своего гостя. Услышав вопрос, Людвиг выпрямил спину, поднял лоб и подбородок и спрятал одну руку за спиной, а другую положил на живот. — Я законный король червей, — ответил он своим твердым запугивающим голосом, но Феличиано не был доволен таким ответом. — Ве~ Я тебя спросил, кто ты, а не что ты, скажи, как тебя зовут, — возразил он. Мужчина немного сбился с толку. Кем он был? — Людвиг… меня зовут Людвиг, — сказал он, не добавляя свой титул и чувствуя себя почти уж ранимым без него. — Очень приятно, Людвиг, — сказал Феличиано, на что у короля побежали мурашки по спине… он заметил, что его валет никогда не называл его по имени, а только «мой господин» или «Ваше Величество»… слово «Людвиг» он никогда не слышал из его уст. — М… Мне тоже очень приятно, — ответил король, выходя из минутного впечатления. Судя по сияющей улыбке, младший уже перестал бояться его. Видя это, Людвигу стало немного легче на душе, если честно, он никогда прежде не замечал, что улыбка того парня, который служил ему уже столько лет, могла успокаивать его так. Почему он это почувствовал только сейчас? Именно сейчас, когда вообще не знал, увидит ли он того снова или нет, хотя одновременно казалось, что тот стоял прямо перед ним? — Ну хорошо, Людвиг, поскольку ты здесь и мы уже представились, не хочешь ли ты мне теперь помочь на кухне? — предложил подросток и отошел в сторону, показывая кастрюли и стол с кучей овощей. — Прости, пожалуйста, Феличиано, но я никогда в жизни не готовил, — ответил смущенный король, что на самом деле было правдой: он всегда был слишком занят разными делами, а еще приготовление еды являлось работой слуг, честно говоря, он даже никогда не заходил на кухню своего замка. — Это конечно проблема, ве~ — заметил Феличиано и снова улыбнулся. — Ничего страшного! Можешь помочь мне с чем-то легким, я тебя научу. — Король громко глотнул, ведь для него вся эта готовка никак не выглядела легкой. В конце концов, он помог нарезать овощи, чтобы сделать салат в качестве гарнира для пасты. Феличиано был прав, трудной задачей это не являлось, хотя у короля куски получились не очень красивыми, и он слишком сильно стучал ножом по столу. Но ему все равно было приятно заниматься чем-то новым, а Феличиано еще и все время болтал, рассказывая ему, что его «опекуны» уехали в отпуск и разрешили ему остаться дома одним, и что он пока не ходил в школу, поскольку у него в прошлой были проблемы. От этой темы он немного расстроился, а затем еще объяснил, что теперь, пока был один, каждый вечер выходил встречаться с братом, который до сих пор жил в детском доме. — Людвиг, а ты на самом деле король? — поменял он внезапно тему. Не отрывая глаз от овощей и ножа, тот ответил: — Да, хотя понятия не имею, где я сейчас нахожусь, и даже не знаю, с моим королевством все ли в порядке или нет. — Ве~ тогда будем молиться, чтобы все было хорошо, — сказал Феличиано, вдыхая аромат пасты, которая уже скоро будет готова. — А королева у тебя есть? — задал он еще один вопрос, поднимая крышку кастрюли, чтобы проверить макароны. — Да, — сухо ответил Людвиг. — Она красивая? Люблю красивых девушек, — поинтересовался радостно Феличиано. Людвиг застыл. — Моя королева Кику вообще-то мужчина, — пояснил он, видя удивление на лице у Феличиано. — В нашей стране пол королевы не важен, поскольку человек становится ею, если появляется определенная марка на его теле, и у Кику она есть. — А, понятно, значит, такая, как у тебя, — заметил другой, вспоминая красное сердце, которое видел у Людвига. — Так точно. Если у человека появляется марка королевы, он вынужден вступать в брак с королем, — продолжил Людвиг. Феличиано молча сел на кухонный стол и задумался. — Это так жестоко… — заметил он наконец с потерянным взглядом. Людвиг обернулся к нему, чувствуя, что вел этот разговор уже не в первый раз, но все равно решил продолжить его. — Почему жестоко? — Не иметь возможности быть вместе с человеком, которого на самом деле любишь… вот это жестоко, — ответил Феличиано с тем же отсутствующим видом, на что Людвиг уже собирался что-то ответить, но не успел. — Надеюсь, что твоей королеве перед браком не пришлось расставаться с любимым человеком, и что он очень счастлив с тобой, — добавил оптимистичный подросток, болтая ногами. Услышав это, король снова ощутил давление на груди. — Не знаю… Кику обычно не говорит о себе, а тем более о своей прошлой жизни, честно говоря, он еще более замкнут, чем я, поэтому иногда трудно понять, о чем он думает, — сказал он. Феличиано встал со стола. — Он кажется интересным человеком, я бы с удовольствием с ним познакомился, ве~, а пока пошли есть, паста готова. Младший подал пасту, и они сели за стол. Феличиано, чувствуя себя, будто слушал невероятную эпичную сказку, задавал Людвигу бесконечные вопросы, на которые тот терпеливо отвечал. Пока они разговаривали и ели пасту, проходили часы, и в конце концов потемнело. — О, пришло время, — сказал вдруг Феличиано, перебивая Людвига. — Для чего? — Для встречи с моим братиком, — ответил младший, моментально встал, поставил посуду в мойку, чтобы помыть ее попозже, и побежал в свою комнату за курткой. — Давай, пошли со мной, — приказал он королю, взял его за руку и вытянул из дома. Они сели в автобус, а потом еще прошлись по нескольким кварталам, которые Людвигу показались знакомыми, ведь это были именно те улицы, по которым он день назад бежал за Феличиано и где появился джокер. Они прошли мимо огромной клиники, затем мимо магазина со старыми книгами, нескольких других зданий и жилых домов, пока не увидели издалека те, из которых состоял детский дом Священного Сердца Христа. Они молча обошли все ограждение и, пытаясь не делать шум, добрались до заднего двора, где их уже кто-то ждал, вернее говоря, не их, а одного Феличиано. Людвигу в полумраке удалось рассмотреть его брата, и он не смог иначе, чем удивиться, когда заметил, как сильно они были похожи. Хотя брат выглядел немного более диким, чем сам Феличиано, как он там стоял, нахмурившись и со сложенными руками, будто ждал, что кто-то вот-вот на него нападет или захочет неприятностей. — Fratello, — шепнул Феличиано, не выдержал и помчался к забору, где стоявший на другой стороне второй близнец немного расслабился и показал маленькую улыбку. Наконец младший добежал до него и взял его между палками решетки за руки. Они коснулись лбами и друг другу улыбнулись, один немного более открыто, а второй стараясь держать себя в руках. А Людвиг тем временем стоял в нескольких метрах от них и наблюдал за ними. Ему пришла мысль, что если бы он не знал, что эти два парня были братьями, то начал бы видеть эту сцену, как встречу любовников под защитой темноты и лунным светом… и почему-то… ему это представление никак не понравилось.