Карточный дом

Феличиано не мог прекратить плакать на груди Гилберта, который, колеблясь, гладил его по голове, думая, как просто было бы сейчас извлечь выгоду из особенно ранимого положения валета, готового на все ради Его Величества. Он бы с легкостью смог обмануть его или шантажировать информациями о короле… Проводя пальцами по челке Феличиано, джокер горько улыбнулся… нет, даже такое существо, как он, не было способно на такой подлый поступок. — Не плачь, валет, — сказал он слуге, который икал и пытался остановить слезы. — Ты снова увидишь короля, это уж точно. — Услышав это, Феличиано поднял голову и взглянул заплаканными глазами на джокера, ласково вытиравшего его мокрые щеки. — Серьезно? Когда? — спросил он с нетерпением. Гилберт встал с него, и уже знакомое высокомерное выражение снова появилось у него на лице. — Когда я посчитаю, что настал правильный момент. Но не волнуйся, Его Величество сейчас в порядке, — добавил джокер, видя, что Феличиано собирался что-нибудь возразить. — Ну все, будь осторожен, валет, и смотри, чтобы никто не увидел, как ты торгуешься со мной. — Он направился к окну, через которое залез в комнату. — Подожди, — попросил Феличиано. — Ты мне можешь дать слово, что с моим хозяином все хорошо? — Он пошел за ним к окну, где тот уже готовился вылезти. — Наше слово ничего не стоит, мы, джокеры — обманщики, которые переделывают обстоятельства, как им удобно, поэтому советую тебе не доверять существу, думавшему лишь о собственном счастье. Но если тебя это успокоит, то могу сказать тебе, что король в порядке, потому что я так хочу, ведь причинить им вред никогда не являлось нашей целью, — ответил Гилберт и стал на узкий подоконник. — Я все равно тебе верю, джокер, — заявил валет серьезным тоном. — Хочу верить, что у тебя, несмотря на твои действия, доброе сердце, ве~ Гилберт лишь широко открыл глаза, ведь никогда не думал, что когда-нибудь услышит подобные слова. А когда отошел от удивления, он снова засмеялся. — Кесесесе, твоя наивность еще станет твоей погибелью… или, возможно, она как раз то, что делает тебя таким особенным, — сказал он и прыгнул на землю, исчезая в саду и улыбаясь про себя, думая о словах валета. Гуляя по длинным рядам лилий, он слышал шепот воды из ближайших фонтанов и звон доспехов некоторых солдат, охранявших замок в эту ночь. — Я знал, что ты придешь сюда, Гилберт, — сказал детский голос, на что вышеупомянутый был вынужден стереть с лица улыбку. Питер сидел на краю одного из фонтанов. — Неужели? Что-то ты долго меня искал, — ответил ему старший с насмешкой. — Потому что мне сначала нужно было удостовериться, что ты не пошел к другому Феличиано. И так как я тебя там не нашел, подумал, что ты у валета и был прав, — объяснил другой, будто разговаривал с маленьким ребенком. — Да, да, Питер, я был у валета и давал волю моей несбывшихся мечте о любви к Феличиано. Ну что, доволен? — переспросил Гилберт саркастическим тоном и засмеялся. — Нет, Гилберт. — Мальчик фыркнул, пытаясь успокоиться. — Почему ты навещаешь валета, зная, что он любит короля? Мы же сами отправили того в другой мир, чтобы он это заметил! Зачем ты тогда приходишь испытывать валета? — Дело не в этом, я просто не могу сейчас находиться близко к другому Феличиано, поскольку Его Величество с ним, а удовлетворять мои желания мне кое-как нужно, — пояснил Гилберт, гладя собственный хвост. — Тогда терпи, только не принимай валета за того парня и тем более не делай из него его замену, — ругал его младший, на что тот подошел и взъерошил ему волосы вместе с шапкой, оставляя ее криво на его голове. — С каких пор ты разговариваешь, как старый ворчун? Кесесесе! Малыш разозлился еще больше и убрал с себя руку старшего. — Я не виноват, что ты ведешь себя как ребенок, — огрызнулся он, фыркая. Гилберт посмотрел на него с легкой печалью. — Прости, Питер, — выдал он вдруг. — За что ты извиняешься? — поинтересовался мальчик с подозрением. — За то, что заставил тебя так быстро взрослеть. Услышав это, Питер обиделся. — Не надо извиняться из-за такого, — возразил он. — Мы самые последние оставшиеся джокеры, и ты научил меня выживать. У меня не было времени быть ребенком, и я этого даже не хочу. Я такой же взрослый, как ты! — вскрикнул он с гордостью. Старший засмеялся. — Еще чего, ты все еще сопляк! — засмеялся он, а малыш начал дуться от злости. — Заткнись! По крайней мере, я не веду себя как влюбленный идиот, посмотрел бы ты на свое лицо каждый раз, как смотришь на Фели-и-и-и! — Прекрати! — требовал Гилберт, пытаясь схватить и хорошенько наказать Питера, но тот был быстрее и ловко перепрыгнул фонтан, показывая другому джокеру язык. — Если я сопляк, тогда ты старикашка, Гилбо! — Иди сюда, и я тебе покажу, на что этот «старикашка» еще способен, — угрожал ему Гилберт, но мальчик лишь засмеялся. — Забей, старик, мне сейчас нужно пойти навестить другого дурака. Увидимся! — И сказав это, он прошел позади большой голой дамы из мрамора, которая украшала фонтан, краткое сияние на момент осветило ночной мрак, а когда оно погасло, Питера уже не было. Он появился за другим фонтаном, но тот не состоял из изысканного мрамора, а являлся всего лишь простым каменным фонтанчиком в середине парка, где некоторые люди проходили или делали зарядку. Было точно семь часов утра. — Так, ну где же наш король-дурак? — спросил он и оглянулся в поисках правильного направления и самой короткой дороги к некому книжному магазину. Вдруг его взгляд упал на пару людей, он испугался и с маленьким криком снова спрятался за фонтаном. Затем сглотнул и осторожно начал наблюдать за этими двумя мужчинами, которые были тепло одеты, поскольку небо было серым и густой туман накрывал улицы. Питер внимательно следовал за ними взглядом: первый мужчина был очень высокий, светловолосый, с синими глазами, прямоугольными очками и лицом, которым смог бы каждого напугать до смерти. Каждого, кроме второго парня, сопровождавшего его: тот был ниже и тоже имел светлые волосы, но коричневые глаза. В руках он нес маленькую белую собачку и ласково улыбался партнеру, который по виду внимательно его слушал. Питер не мог иначе, чем наблюдать, как они спокойно гуляли. Вдруг они остановились и обернулись. — Питер! — позвал тот с собачкой, на что мальчик слегка подпрыгнул… хотя знал, что звали не его. Вместо него один светловолосый малыш с синими глазами, который выглядел точно так, как он и носил матросский костюм, подходящую шапку и шерстяное пальто, ответил и подбежал к ним. Оба мужчины взяли его за руку. Это была его другая «версия», Питер этого мира… у кого были родители, хотя и приемные… люди, которых тот мог называть семьей. Джокер это знал, поскольку видел их не в первый раз. И не в первый раз ощущал, как зависть чуть ли не пожирала его изнутри. — Хватит! Мне нужно найти короля! — сказал он, вытирая несколько маленьких слез, которые вытекли при виде той семейной сцены, выглядевшей, будто ее взяли из какого-то фильма. Он должен был, наконец, понять, что это не его реальность. — Дурной король Альфред, это все из-за тебя, — жаловался мальчик со сломанным голосом и побежал по улице в поисках короля Альфреда. Как хорошо, что Гилберт его сейчас не видел. Ему нужно было стараться изо всех сил, чтобы не обернуться и снова начинать наблюдать за тем, что никогда не получит в собственном мире. Он промчался еще по нескольким проспектам, пока не увидел вышеупомянутого в нескольких метров от себя в сопровождении Артура. Питер спрятался в переулке, чтобы лучше глядеть на них. — Почему нам надо было так рано выйти? — спросил Альфред и зевнул. — Потому что я не собираюсь оставлять тебя одного и потому что у меня в восемь прием к врачу, — ответил Артур, обеспокоенно глядя в небо. В этот день с большой вероятностью будет дождь, а он забыл дома зонт, поскольку возился с Альфредом, которого еле вытащил с кровати. — А на позжее время перенести его нельзя? — переспросил сонный король. — Конечно нет. — Скажи им, что это прямой приказ короля, они поймут. — Ага, единственное что они поймут, это то, что тебе нужна психиатрическая помощь, — заметил хозяин магазина. Альфред решил больше не спорить, поскольку слишком хотел спать, а просто шел с ним дальше, пока они не достигли переполненную станцию метро. Там он был вынужден внезапно проснуться, так как толпа его практически втянула в вагон вместе с Артуром, которого прижали к двери. — Как я ненавижу общественный транспорт, — пробормотал тот, находясь между дверью и телом Альфреда, который всеми силами старался не раздавить его. — Никогда не думал, что простолюдины вынуждены так путешествовать, — сказал король, кладя руки на дверь, чтобы не упасть от тряски метро. — Говори хотя бы пролетарии… это звучит менее оскорбительно, — возразил другой, у которого отобрали последний остаток личного пространства, когда поезд остановился и зашли еще больше людей, начинавшие всех толкать. Если Артур не удержал бы Альфреда, тот бы повалился на него. — Извини, — сказал Альфред, чье тело было прижато к второму мужчине, который положил ему руки на грудь, чтобы тот не грохнулся на него. — Ничего страшного, — ответил он, чувствуя, как быстро стучало сердце короля. Возможно, слишком быстро. — Ты в порядке? — Д… Да, все хорошо, — выдал Альфред с фальшивой улыбкой. Было более чем очевидно, что он врал. На самом деле он нервничал, поскольку был практически прижат к Артуру, ощущая его дыхание на шее и случайные прикосновения их ног, не говоря уж о руках другого на его груди. Король никогда в жизни не находился так близко к другому человеку, ведь все всегда держались на расстоянии от него, все, кроме Яо… но это было другое дело, и бедняга понятия не имел, что ему сейчас делать: двигаться или продолжать стоять столбом. Он воспринимал запах волос Артура, видел детали в его глазах, которых обычно бы не заметил, и даже ощущал тепло его тела и дыхание, которое его щекотало также как руки, двигавшиеся на его груди. — Да не бойся ты, я не собираюсь лапать тебя, — пошутил Артур, замечая, как сильно Альфред нервничал. Тот покраснел, как светофор. — Я не боюсь! — завопил король, привлекая внимание остальных пассажиров, а затем опуская голову от стыда. Артур засмеялся. — А тебя это все не тревожит? — узнавал Альфред, пытаясь немного убрать лицо от него. — Нет, это не первый раз, что я езжу на метро в час пик и если честно, я был уже ближе к другим людям, чем к тебе сейчас. И с меньшим количеством одежды, — ответил хозяин магазина, кратко вспоминая свою бурную молодость. — С меньшим количеством одежды? — переспросил Альфред, который благодаря своей наивности не понимал, о чем говорил Артур. Зачем ездить голым в метро? — А, мы доехали, — сказал Артур с облегчением, что ему не нужно будет давать объяснение. Как только мог, он пробрался вместе с Альфредом через толпу в вагоне, и они вышли. — Пошли, нам еще надо пешком идти, — сказал он и хлопнул короля по спине. Тот начал ворчать, забывая об их недавнем разговоре. — Были бы мы в моем королевстве, то давно бы доехали в карете или на лошади, вместо того, чтобы идти пешком, — сказал Альфред. Погода была пасмурной и холодной. — Были бы мы в твоем королевстве, то я бы, скорее всего, подумал, что мы на ЛСД путешествии. — Артур, ты иногда говоришь вещи, которые я не понимаю. — А ты иногда говоришь вещи, которые заставляют меня сомневаться в твоем психическом здоровье, — пробормотал хозяин магазина, чувствуя внезапную тяжесть при виде входа клиники… он ненавидел больницы еще больше, чем общественный транспорт. — Послушай меня внимательно, Альфред: пока я у врача, ты будешь сидеть в зале ожидания. Не разговаривай, не двигайся, не дыши… ладно, последнее можешь забыть, но веди себя! И не вставай с места! Ты меня понял? — спросил он, пока они заходили. — Хватит так со мной разговаривать, я знаю, как себя вести, не забудь, что я король, — обиделся другой. — Как скажешь, Альфред. Все, будь здесь, я быстро, — приказал Артур и оставил Альфреда на стуле в зале ожидания, где сидели другие люди, пару раз оборачиваясь, чтобы удостовериться в том, что король оставался на месте. — Наконец сбежал от Яо, но вместо этого попал к кому-то, кто еще хуже, — жаловался тот и вытащил карманные часы, открывая и закрывая их, сам точно не зная, откуда взял эту странную привычку. Он наблюдал, как медленно двигалась минутная стрелка, пока секундная заканчивала свой маршрут каждые шестьдесят секунд, и ему показалось, что ожидание Артура становилось все длиннее и длиннее. — Скучно? — услышал он вдруг голос и снова пришел в себя, отводя взгляд от золотых стрелок часов и поднимая его. Перед ним стоял Питер. Королю понадобилось немного времени, чтобы узнать мальчика в черной шапке, который высокомерно глядел на него со сложенными руками. — Джокер, — сказал Альфред, наконец вспоминая того наглое лицо. — Что ты здесь делаешь? — спросил он спокойно. — Странная реакция, Величество, на секунду мне показалось, что вы будете мне угрожать, чтобы я вернул вас домой, — ответил малыш. Король вздохнул. — Даже если я бы дал тебе приказ, ты бы это все равно не сделал. Вы же сами сказали, что никому не служите, — объяснил он. Питер улыбнулся от радости, что король это не забыл. — Вижу, что я в вас ошибся, Величество, вы не такой дурак, как выглядите, — подразнил он его. Король нахмурился. — Даже если ты не мой слуга, я все еще требую уважение, — сказал он. Джокер лишь засмеялся. — Уважение нельзя требовать, его надо заслужить, — ответил мальчик. — Но я не пришел, чтобы спорить, а чтобы увидеть ваш прогресс. Давайте пройдемся немного. Альфред, слегка колеблясь, взглянул на дверь врачебного кабинета, где сейчас находился Артур. — О, значит, король пик без разрешения даже шаг сделать не может, — заметил Питер с усмешкой. — Не нужно мне никакое разрешение, — возразил король и тут же встал. — Пошли. — Джокер пошел за ним. Они вышли в сад, где малыш залез на плантатор и пошел по нему, словно канатоходец, вытягивая руки в сторону, чтобы не упасть. — Ну что, Величество, вы уже выучили ваш урок? — спросил он, теперь прыгая на одной ноге. Альфред громко рассмеялся, открывая и закрывая часы, которые до сих пор держал в руке. — Еще бы, джокер! Буду защищать Артура всеми силами, вот увидишь, что рядом со мной ему никакая опасность грозить не будет! — Он снова принял героическую позу, а Питер остановился и разочарованно покачал головой. — Нет никаких сомнений, что вы, короли, не в состоянии смотреть дальше, чем до кончика вашего носа, — заметил он, показывая на собственный. — Ты просто хочешь запутать меня, джокер, я знаю, что Артур слаб и нуждается в сильном герое. Поэтому вы меня сюда отправили, верно? — уточнял король, начиная крутить часы, держа их за цепочку. Но Питер внезапно отобрал их у него. — Эй! Верни их! — Ничего вы еще не понимаете, Величество, теперь мне стало ясно, почему ваш валет все время жалуется о вас. До вас все очень медленно доходит, — сказал джокер с насмешкой и открыл часы, глядя на позолоченные цифры. — Яо такого бы никогда не сделал, и до меня ничего медленно не доходит, я прекрасно знаю, почему я здесь и закрою тебе твой огромный рот, когда докажу это, — предупредил король, пытаясь отобрать у него часы, но зря. — Очень хочу это увидеть, поэтому не задерживайтесь, пожалуйста. Поспешите, пока еще не остановились эти часы, — ответил Питер и бросил их в воздух. Король как раз успел их поймать, прежде чем они смогли упасть на землю. — Это значит, у меня ограничение времени? — переспросил Альфред, засовывая часы обратно. Но ответить мальчик не успел, поскольку к ним подошел яростный Артур. — Альфред! Я тебе велел оставаться в зале ожидания! — кричал он. Видимо, он искал Альфреда по всей клинике. — О, Артур, прости, просто джокер захотел со мной поговорить. Помнишь, как я тебе рассказал, что из-за них я оказался здесь? — извинился тот. Артур посмотрел на ребенка, лазившего по плантатору. — Вы знаете друг друга? — спросил он у Питера, показывая на него и Альфреда. Король улыбнулся, ожидая, что джокер скажет «да», а еще наконец убедит Артура, что он на самом деле являлся королем. — Никогда в жизни его не видел, — ответил мальчик вместо этого. Альфред открыл рот, собираясь ему что-нибудь крикнуть, но Артур был быстрее. — Кажется, я не могу тебя оставить одного даже на десять минут, если ты уже начал приставать к детям и снова выдумывать ерунду. — Но это правда! — оправдывался Альфред. — Джокер, объясни ему! — Не знаю, о чем вы говорите, — ответил Питер, пожимая плечами, и прыгнул на землю. — Ты предатель и лгун! Теперь вижу, что у таких существ, как ты, на самом деле нет чести! — огрызнулся на него король, видя, как мальчик преспокойно удалялся оттуда. — Ты безнадежен… — сказал Артур и принялся тянуть его за руку. — Пошли, не хочу больше находиться здесь. — Эти слова звучали более как скромная просьба, чем как приказ. Альфред не смел возразить и пошел за ним, временно забывая об инциденте с Питером. Путь к остановке метро был тихим, поскольку Артур был погружен в мысли, которые Альфреду хотелось понять. Он никогда не мог терпеть такие выражения на лицах других, ведь чувствовал, что люди прятали свои заботы, а он, как герой, не мог такого допустить. — Что-нибудь случилось? — спросил он у хозяина магазина, вытаскивая его из размышлений. — Нет, все в порядке, — ответил тот монотонным голосом, собираясь задуматься снова, но Альфред не позволил этого. — Тебя расстроил лекарь? — поинтересовался тот. — Не лекарь, а доктор, и нет, он просто сказал то, что всегда. Что я должен беречь себя и продолжать принимать лекарства, — ответил другой, показывая ему рецепт и засовывая его обратно в карман. После этого снова замолчал. Альфреду эта тишина была немного неприятной, и он игриво толкнул хозяина магазина. — Не волнуйся, Артур, пока я с тобой, ничего плохого не случится. Честь моего рода будет запятнана, если мне не удастся тебя защитить! — гордо объявил он. Артур засмеялся. — Ну, тогда мне и вправду нечего бояться, — сказал он. — Спасибо, Альфред. — Он подарил королю одну из своих редких улыбок, на что у того внезапно начало гореть лицо и колотить сердце. — Арти? Это ты? — спросил вдруг кто-то, заставляя их остановиться. Они оглянулись и обнаружили парня с коричневыми волосами, зелеными глазами и широкой улыбкой. — Привет, Антонио, — поздоровался Артур, надевая более серьезное выражение лица. — Так и знал, что это ты. Иди сюда, поздоровайся со мной как следует. — Испанец так крепко обнял его, что чуть не переломал ему кости, а Альфред с неодобрением наблюдал за ними. Наконец Антонио отпустил Артура, но оставил руку у него на плече. — Куда ты подевался? Ты уже так давно не приносил новые книги в детдом, дети уже все прочитали. — Прости, у меня не было времени, и, кроме того, я еще не насобирал достаточно. — Понятно, уверен, что ты выберешь самые лучшие. А кстати: сегодня придут к нам несколько пар, можешь тоже подойти и выбрать ребенка, чтобы не жить так одиноко, — пошутил Антонио. Артур уже собирался возразить, что ребенок не собачка, но Альфред был быстрее. — Артур не одинок, у него есть я. Услышав это, Антонио впервые заметил его присутствие. — О, извини, как некрасиво с моей стороны, я не знал, что ты с Арти. Меня зовут Антонио Фернандес Карьедо, к твоим услугам, — представился он с улыбкой и протянул руку, чтобы Альфред ее пожал. — Тогда я принимаю твои услуги, Антонио, я Альфред, кор-… — Мы просто друзья, — вмешался Артур, прежде чем тот мог снова рассказать, что он «король пик», ведь даже не подозревал, что Антонио уже знал короля бубен. — Ты забавный, Альфредо, ты напоминаешь мне моего нового друга. — Испанец пожал королю руку, который не понимал, почему его назвали Альфредо. — Ладно, не буду вас больше отвлекать, мне надо успеть дойти, пока еще нет дождя. Береги себя, Арти, и рад с тобой познакомиться, Аль, — попрощался Антонио и пошел дальше по улице. По дороге он не мог иначе, чем сделать остановку в булочной, ведь почему нет? Там он купил дюжину чуррос для себя, Франциска и Ловино. Когда вышел, он не смог устоять и съел несколько чтобы «подсластить» дорогу до детского дома, где хорошо одетые, чистые и причесанные дети ждали прибытие возможных приемных родителей. — Фран, Мэтт, привет, — поздоровался он с вышеуказанными, которые, видимо, находились в каком-то виде борьбы, поскольку Мэттью снова пытался увернуться от Франциска, который ему платком вытирал нос. — Серьезно, мальчик, понятия не имею, почему тебе так нравится ходить с грязным лицом, — ругал король, а малыш фыркал с раздражением. — Отстань, — просил Мэттью еле слышимым голоском. — Не отстану, я не могу тебе позволить показываться так перед моими глазами. Вот, смотри, уже все, — закончил Франциск, довольный своей работой. — Ты всегда так хорошо заботишься о Мэтти, — сказал Антонио и протянул коричневый бумажный кулек в его сторону. Король с недоверием посмотрел внутрь и отломил кусочек одного из чуррос, которого еще и осмотрел, прежде чем положить его в рот. — Ты тоже бери, Мэтт. — Испанец наклонился, и мальчик взял тот, которого уже начал Франциск. — Спасибо, — сказал он и начал есть. — У детей сегодня много энергии, — заметил Антонио весело и съел еще один чурро, чуть не забывая, что до сих пор не предложил их Ловино. — И что причина такой суеты? — поинтересовался Франциск, вытирая сахар с кончиков губ Мэттью, который снова начал крутить головой. — Ну, их могут сегодня усыновить, — ответил испанец, облизывая пальцы. — Это как? — продолжал узнавать король, с неодобрением глядя, каким способом Антонио освобождал руки от сахара. — Некоторые пары или люди, которые хотят взять к себе ребенка, приходят, чтобы пожить немного с детьми и посмотреть, кого из них желают сделать членом семьи, — ответил тот, наконец, оставляя свои руки в покое. — Знаешь, я всегда плачу от счастья, когда усыновляют кого-то из детей, — признался он слегка смущенно. — Мне это кажется отвратительной практикой, — внезапно выдал король, на что Мэттью и Антонио с удивлением уставились на него. — Почему отвратительной? — переспросил испанец, нервно смеясь и надеясь, что тот всего лишь пошутил. — Потому что эти люди приходят и выбирают детей словно скот. — Не делай такие жестокие сравнения. — Но это правда, — возразил Франциск, нахмурившись. — Разве они не приходят и выбирают их? Очень сомневаюсь, что они при этом думают, что желает сам ребенок, а просто принимают решение и все. — Но дети ведь тоже хотят, чтобы их усыновили. — Откуда ты это знаешь? — не сдавался король. — Откуда ты знаешь, что они хотят именно это? Нет, люди просто появляются и решают их судьбу, будто они какая-то вещь, которая меняет хозяина. И это отвратительно, не так ли? Отвратительно, что их передают как товар, правда? — Его голос звучал так, будто он с каждой фразой начинал все сильнее злиться. — Но… — пытался вмешаться Антонио, но Франциск продолжил свою речь, все больше поднимая голос. — Они смотрят на детей и видят в них стоимость, будто у них написана цена на теле… и ими торгуются, продают их за самую лучшую сумму… но это нормально, верно? Мы все стоим определенное количество денег, нужно их только иметь. Иметь достаточное количество золотых монет, чтобы бросить их в карман этих жадных людей, которых нисколько не мучает совесть! — закричал он наконец ни с того ни с сего, пугая Антонио и Мэттью. — Успокойся, Фран… никто их здесь не продает, просто заполняются бумажки и все. — Испанец собрался положить ему руки на плечи, но передумал, боясь, что тот ударит его. — Но их все равно отдают, правда? Отдают людям, которые им даже не родные. Могли бы сразу бросить их на растерзание волкам, и было бы одно и то же… или в клетку, которая хотя и сделана из золота, все равно остается клеткой… — ответил Франциск, стараясь немного успокоиться и снова приобрести свой обычный элегантный вид. — Эй, Фран, ты что, тоже сирота?.. Не надо отвечать, если не хочешь, я знаю, что это очень личное дело. Франциск лишь бросил на Антонио взгляд, который ясно показывал, что он не хотел продолжать этот разговор. Испанец сглотнул и оглянулся по сторонам в поисках чего-то, чем можно было отвлечься от этой, видимо, немного тяжелой для короля темы. Мэттью наблюдал за Франциском, который выглядел, будто потерялся в болезненных мыслях. Естественно, он это не выговаривал вслух, но мальчик итак все понял… ведь он лучше всех знал этот взгляд, говоривший о том, что человек себя чувствует покинутым, будто в этом большом мире не существует место для него… Не принадлежать… быть брошенным на произвол судьбы, пытаясь чем только можно наполнить эту внутреннюю пустоту, которая никогда не исчезает, грозя вот-вот проглотить тебя… ощущать этот ужасный страх… Не зная, что делать, Мэттью взял Франциска за руку, а вторую положил на его марку, будто хотел спрятать ее от самого короля. Тот испугался, внезапно очнулся и посмотрел на малыша, который уставился в пол, не смея глядеть взрослому в глаза… пытаясь дать ему понять, что он не мог дать ему никаких бриллиантов или драгоценных металлов, чтобы наполнить ему жизнь, но хоть был в состоянии предложить ему руку каждый раз, как тот страдал от этой пустоты. Франциск промолчал, чувствуя, что начал немного успокаиваться. Пытаясь не сильно показывать это, он слегка сжал руку Мэттью, чувствуя тепло мальчика на марке, которую так ненавидел, и на секунду ему показалось, что это же тепло растопило бубну, сопровождавшую его с самого рождения. — Ловино! — крикнул Антонио с таким облегчением, что, казалось, что он вот-вот заплачет, ведь подросток его практически спас от этого неприятного момента. — Эй, не смей ко мне лезть, — предупредил Ловино, замечая намерения Антонио броситься на него, чтобы обнять. Поэтому испанцу пришлось вовремя остановиться. — Как вижу, тебя еще никто не бросил за решетку, — прокомментировал Франциск, глядя на итальянца с неодобрением и до сих пор не отпуская Мэттью. — А тебя, как вижу, до сих пор не бросили в дурдом, — ответил Ловино и повернулся к Антонио. — Как ты позволить можешь этому сумасшедшему заботиться о маленьких детях? Может, мне стоит рассказать об этом социальным службам или сообщить как нарушение прав человека. — Продолжай говорить свою ерунду, юноша, и скажи спасибо, что Баша сейчас нет здесь, а то он тебе бы уже давно продырявил тело своим копьем, — сказал король, снова поднимая голову. Ловино глядел на него с легким недоумением. — Кто такой Баш? — спросил Мэттью, начиная тянуть Франциска за рукав. Тот посмотрел на него и слегка улыбнулся. — Баш мой валет, мой самый верный слуга и, смею сказать, самый лучший солдат всего моего королевства, — ответил король с гордостью, вспоминая, что тот однажды еще станет его зятем. — Некоторым людям явно нужна специальная помощь, — буркнул Ловино, но на этот раз разозлился не сам Франциск, а Мэттью, который, до сих пор держа взрослого за руку, сделал шаг вперед, в сторону подростка. — Он говорит правду! — заявил он своим тихим голоском. — Вырасти, малыш. Это он тебе все наврал, — возразил тот, слегка наклонился и косо посмотрел на Мэттью. Тот нахмурился, и Ловино вспомнил, что его брат вроде тоже рассказывал ему что-то о каком-нибудь короле. — Это неправда! Франциск на самом деле король! — не сдавался Мэтт, надувая щеки от злости. — Ни один король не вступит в грязный детдом, как этот, и тем более не будет заботиться о сопляках. — Франциск здесь, потому что его привел сюда волшебник, но на самом деле у него большое королевство и куча денег! Ты просто завидуешь! — огрызнулся на Ловино мальчик с покрасневшим лицом. — Завидовать жалкому типу, который еще и ужасный актер? Нет, спасибо. — Эй, Лови, хватит ссориться с Мэтти, — попытался вмешаться Антонио. — Никакой он не актер, а самый настоящий король! У него есть королева и во-о-от столько слуг! — возразил малыш, раскидывая руки, до сих пор не отпуская Франциска, чтобы дать Ловино представление о том, сколько имел король. — Мечтать не вредно, но чтобы не пришел ко мне реветь, когда узнаешь правду! — Франциск, скажи ему, что все правда! — потребовал Мэттью и потянул вышеупомянутого за руку. — Не стоит терять времени попытками убедить кого-то, кто не видит правду, даже когда она находится у него на глазах, — успокоил его Франциск и подошел вместе с ним к Ловино, который сердито глядел на них. Затем взял подростка за подбородок и притянул его немного к себе, игнорируя укоризненный взгляд Антонио и отвращение на лице у самого Ловино. — Рекомендую тебе обострить восприятие, и не говорю это ради меня… — Сказав это, король толкнул его так, что тот чуть не упал на Антонио, забрал у испанца кулек с последним чурро и отдал ее Мэттью, возможно, чтобы хоть немного успокоить мальчика. — Этот идиот совсем сдурел или как? — пробормотал Ловино, глядя, как тот уходил вместе с Мэттью. — Он немного странный, — ответил Антонио и засмеялся. — Но это не значит, что обязательно нужно было ссориться с ребенком. — Угу, как бы то ни было, я всего лишь пришел, чтобы ты мне дал использовать телефон в офисе, — отмахнулся от него подросток. — Лови, ты же знаешь, что не могу, а то меня выругают, а еще сегодня придут люди, ты должен быть здесь с остальными. — Я никому ничего не должен, и мне до задницы, будут тебя ругать или нет. Мне нужен телефон! — И кому ты собираешься звонить? — Моему брату, конечно! Или это мне тоже нельзя? Сначала эти скоты, которые называют себя его «родителями», запрещают ему встречаться со мной, еле дают мне писать ему письма, черт знает, приходят они ему вообще или нет, а теперь я даже не могу ему звонить! — Ты сам знаешь, что это все из-за твоего поведения, именно, потому что ты становишься таким агрессивным… может тебе стоит соблюдать правила и вести себя… — Слушай, Антонио, засунь свои советы подальше и просто пусти меня к этому проклятому телефону. Я прекрасно знаю, что тебе пофиг, что я творю, пока не делаю тебе проблемы. — Ты что, ты мне не безразличен, Ловино! — вскрикнул Антонио. — Нет, это Феличиано, который тебе не безразличен. Ты ему даже нашел семью. А на меня тебе совершенно наплевать! — Нет! — заорал испанец, схватил Ловино за одежду и потянул к себе. — Я тебя… — начал он, двигая губы, но слова не покидали его рот, поскольку их нельзя было выговаривать вслух. Итальянец уставился на него с испугом и удивлением. — Что? — переспросил он, пытаясь прийти в себя. — Я волнуюсь за тебя… — выдал Антонио, наконец, тихим голосом и медленно отпустил его, опуская голову. — Иди, делай свой звонок, только смотри, чтобы тебя никто не увидел. — Ловино поправил свою одежду и странным взглядом посмотрел на испанца, который глубоко дышал, пытаясь успокоиться и держать себя в руках. Не добавляя больше ни слова, Ловино направился в здание, время от времени оборачиваясь к Антонио, который почему-то лупил себя по голове, будто наказывал себя за что-нибудь, о чем подросток не знал. Но ладно, какая разница, ему это и не надо знать, а только поговорить с братом… единственным человеком, которому он на самом деле был нужен. Ловино тихонько дошел до офиса, которого иногда пользовали Антонио и другие волонтеры, взял старый телефон и наборным диском и спрятался с ним под письменным столом, чтобы его никто не увидел. Затем набрал номер и принялся ждать. — Ве~ Алло? — раздался наконец голос Феличиано, который, видимо, занимался домашней уборкой, поскольку держал швабру в руке. — Фели, это я, Ловино, — тихо ответил старший. — Братик, привет! Как дела? Ве~ — обрадовался младший, держа трубку между плечом и ухом, чтобы удобнее подметать. — Со мной все в порядке, но мне нельзя долго разговаривать, я просто хотел тебе сказать, чтобы ты не приходил сегодня вечером, — поспешил ответить Ловино. — Ве~ Почему? — переспросил разочарованный Феличиано. — Потому что сегодня придет куча людей, чтобы посмотреть, кого усыновить, и наверняка будут торчать здесь надолго. Поэтому слишком опасно. — Даже нельзя на пару минут? — Нет, дурак, не забудь, что если нас поймают, мы больше не сможем видеться вообще! — Понятно… тогда до завтра… — грустно ответил младший и вздохнул. — До завтра, Феличиано, — ответил Ловино. Обоим братьям было очень трудно произносить эти слова, или, вернее говоря, они боялись, что те могут не сбыться, что их снова разлучат, и они больше никогда не увидят друг друга. Этот страх уже превратился в их рутину. Феличиано еще на немного прислушивался к звукам дыхания Ловино, пока тот, наконец, не положил трубку. Сделав то же самое, он слегка задумался, сожалея, что не мог в этот вечер встретиться с братом, но потом покачал головой и похлопал себя по щекам, чтобы вернуть хорошее настроение и улыбку. Он оставил швабру у стены и поднялся по лестнице, чтобы сообщить Людвигу, что они в этот день не выйдут, начиная звать его по дороге. Но ответа не было. Может, король до сих пор находился под душем, хотя Феличиано заметил, что дверь ванной была открыта и выходил пар. Поэтому он пошел в свою комнату и увидел там Людвига, стоявшего у его письменного стола и читавшего какие-то бумаги. — Людвиг? Что ты делаешь? — спросил итальянец. Тот испугался, держа письмо в руке. На его плечах лежало полотенце, а красная черва у него на груди была отлично видна, поскольку он не носил рубашку. — Фе… Феличиано, прости, пожалуйста, я не хотел копаться в твоих личных вещах, но они здесь лежали и… — извинился Людвиг, краснея от стыда, и положил письмо на стол. — Ве~ это письма моего брата, — сказал Феличиано и подошел поближе, глядя на бумаги и переполненную ими обувную коробку. — Это написал твой брат? — переспросил король, еле веря своим ушам. — Ага. Совсем не выглядит так, правда? — ответил подросток и взял в руку одну из мятых бумаг. «Феличиано: Жизнь здесь становится все более и более невыносимой, иногда я уже не могу различать реальность от моих кошмаров. А иногда даже мои страшные сны приятнее, чем это место. Хочу сбежать отсюда, прежде чем сойду с ума… однако не могу найти выход. Но если ты был бы здесь, Феличиано, то я бы точно нашел дверь, чтобы уйти вместе с тобой». На лице младшего близнеца появилась меланхоличная улыбка, пока он перечитывал слова, которые Ловино мог выразить только в письменном виде. Ведь он бы никогда в жизни не произнес такое вслух, поэтому эти письма являлись единственным способом для него рассказать брату о всем, что происходило у него в голове, не запутываясь и не ругаясь. — Когда пишет, он будто становится совсем другим человеком, — заметил Людвиг, все еще не веря, что эти письма на самом деле от Ловино. — Не знаю, я никакого отличия не вижу… может потому, что я его так хорошо знаю, — ответил Феличиано в поисках определенного письма. — Вот, смотри, это мое любимое. Я их иногда перечитываю, когда чувствую себя одиноким, ве~, хотя они очень короткие, мой братик не пишет длинные тексты. — Он его вручил Людвигу, который посмотрел на него, будто просил разрешение читать, которого Феличиано ему и дал. «Феличиано: Венечиано… Помнишь, что дедушка так тебя называл? Он все время объяснял, что ты Венеция, а я Рим, поэтому я для него был Романо… Представляешь, что бы было, если мы бы на самом деле родились странами? Венечиано… хочу возродиться страной, я югом, а ты севером… мне так надоело сидеть здесь без тебя…» — Возродиться странами, чтобы навсегда быть вместе… звучит так романтично, не думаешь? — спросил Феличиано, взял обратно письмо и положил его в коробку к другим. — Может, — всего лишь ответил Людвиг. — Как вижу, у тебя очень тесные отношения с братом. — Ну да, мы ведь только вдвоем, у нас нет больше родственников. — А что с вашим дедушкой? В письме вроде написано, что он у вас есть. — Дедушка умер, когда мы были еще детьми, поэтому теперь кроме брата у меня никого нет, — объяснил Феличиано, пытаясь не выглядеть грустным, хотя небольшая меланхолия все-таки показалась в его улыбке. Но ему удалось спрятать ее от Людвига, который внезапно погрузился в мысли. — Интересно, есть ли у моего валета тоже брат, которого ему пришлось покинуть… — сказал он, думая о другом Феличиано, улыбчивом валете червей, который всегда был веселым и имел непоколебимую улыбку и заразительный оптимизм… и которого король никогда в жизни не видел грустным. — Он твой друг, и ты даже не знаешь, есть ли у него братья и сестры? Так нельзя, Людвиг! — Феличиано нахмурился и скрестил руки на груди, стараясь выглядеть строгим. — Я не виноват, это он просто… — попытался оправдаться король, но при этом ему стало ясно, что все как раз было его виной, ведь он никогда не спрашивал Феличиано о личной жизни. Несмотря на то, что они знали друг друга с детства, ему даже в голову не приходило поинтересоваться о том, какую жизнь вел его валет как человек, для него он всегда был просто слугой, и все. — А он хотя бы что-то знает о тебе или тоже такой плохой друг, как ты? — поинтересовался Феличиано, до сих пор укоризненно глядя на Людвига. Тот почувствовал себя еще хуже. — Нет… он знает все обо мне, думаю, что знает меня лучше всех вокруг меня, даже лучше, чем Кику, — ответил он. Наконец ему стало ясно, что он никогда не поблагодарил своего валета за его доверие и верность. — Знаешь, он мне в нашем детстве пообещал, что всегда будет рядом со мной. — Король засмеялся, когда вспомнил об этом. — Я это прекрасно помню, потому что он свое обещание на самом деле выполнил. И так, Людвиг погрузился в старые воспоминания. Будучи десятилетним ребенком, король находился в замке своего королевства, как всегда в сопровождении всего двора и человека, который тогда еще был его валетом, высокий мужчина с длинными светлыми волосами и пронзительными синими глазами. Он не отрывал взгляд от маленького короля, сидевшего на траве в огромном саду вместе с Феличиано. Тот носил старые порванные штаны коричневого цвета, потрепанную кофту и белый платок на голове, который показывал, что он работал слугой в замке. — Ве~ Ваше Величество, вы знали, что когда у человека появится такой символ на груди, но поменьше, он станет королевой? — спросил Феличиано и показал пальцем на грудь короля. — Да, мне об этом часто рассказывали во время моих уроков, — ответил Людвиг с безразличным выражением лица своему весьма веселому маленькому слуге. — А вы еще знаете, что королева всегда рядом с королем? — поинтересовался тот. Король кивнул, ведь слышал это постоянно в течении своей короткой жизни. А в добавок к этому еще о сотнях обязанностей, которых он должен выполнять. — Ве~ я молюсь каждый вечер, чтобы марка появилась у меня, и я стал вашей королевой, — признался Феличиано с сияющей улыбкой. — А зачем ты хочешь быть королевой? — переспросил Людвиг, не соображая, как можно хотеть вести такую сложную жизнь, как он, где ему не давали времени играть или просто быть ребенком. Все время обязанности и правила, чтобы стать отличным правителем, больше ничего. — Чтобы всегда быть с вами, — ответил другой, будто это более чем очевидно. — Я всегда буду рядом, Ваше Величество, обещаю. — Он положил руку на сердце, показывая, что говорил совершенно серьезно. — Ве~ думаю, я понимаю твоего друга, — прервал Феличиано воспоминания Людвига, который посмотрел на него, не совсем соображая, что он имел в виду. — Я тоже всегда хочу быть рядом с моим самым дорогим человеком, — добавил подросток с улыбкой. Той же самой, как та, которую валет подарил королю, когда сделал ему это обещание. Вдруг король заметил что-то другое в словах другого. — Ты на самом деле думаешь, что я самый дорогой человек для Феличиано? Все еще улыбаясь, итальянец подошел еще чуточку поближе и потянулся немного, чтобы ласково взъерошить влажные волосы короля. — Конечно, — сказал он, полностью ломая прическу короля, но до сих пор не убирая руки. — Никто не делает такое обещание человеку, который ему не важен. Людвиг не мог произнести слова, а лишь изумленно глядел в глаза миндального цвета Феличиано. — Что с тобой? — поинтересовался тот. — Ничего, вы просто так сильно похожи, — ответил король, неосознанно протягивая руку и гладя итальянца по волосам, убирая челку, чтобы лучше видеть его лицо. Затем он подвинулся к нему еще ближе, что они оба даже не замечали. Руки Феличиано постепенно опускались к шее Людвига, а тот до сих пор не отрывал с него глаз. Царило странное молчание, но никто из них не обращал внимания, ни задумывался об этом. А их близость росла и росла… Вдруг ни с того ни с сего начал громко барабанить дождь по окну. Людвиг и Феличиано испугались и очнулись, отходя друг от друга. У обоих сильно стучало сердце. — О нет, дождь пошел! — вскрикнул Феличиано нервно и побежал к окну. На улице был настоящий потоп. — Ве~ одевайся, Людвиг, нам надо в магазин. — В такую погоду? — переспросил тот. Его сердце до сих пор не собиралось успокоиться. — Да, этот дождь еще ничего, — ответил младший и вышел из комнаты, чтобы король оделся до конца. Тот глядел за ним, а потом плюхнулся на кровать Феличиано, прикрывая лицо руками. — Что я делаю? — спросил он, вспоминая, что происходило пару минут назад… это было неправильно… он не мог делать такие вещи с парнем, выглядевшим как его валет. Ну, а может именно поэтому он это и делал. У этого Феличиано не были те же ограничения, как у валета, он не являлся слугой Людвига, поэтому мог приближаться к королю и иметь физический контакт к нему, в отличие от валета… Нет! У него не было таких чувств ни к Феличиано, ни к слуге, королю нельзя было их иметь! Людвиг сделал глубокий вдох и встал, чтобы надеть рубашку и расчесать волосы. Затем он покинул комнату и спустился по лестнице, обнаруживая внизу Феличиано, который надевал куртку и брал зонт. — Ну что, идем? — спросил итальянец бодрым тоном, будто ничего не случилось. — Значит, мы все-таки выйдем в такой дождь, — сказал Людвиг, глядя на улицу, когда Феличиано открыл дверь. Асфальт был мокрым, а в большие лужи с такой силой лился дождь, что из них брызгало. — Хватит ворчать, пошли, дождливые дни веселые, ве~ — Сказав это, младший потянул короля за руку и открыл зонт. Они вдвоем спрятались под ним, слыша капанье дождя на виниле и чувствуя, как намокали их ноги. На улице не было никого, кроме нескольких уличных собак, пытавшихся спрятаться под машинами. — Я в такие дни никогда не покидаю замок, — заметил Людвиг, пытаясь поместиться получше под зонт. Он тер руки, чтобы немного согреться, а Феличиано время от времени прыгал в лужи, как маленький. — Ты такой скучный, Людвиг, — критиковал он короля. Тот немного рассердился. — Я просто не понимаю, как может нравиться быть мокрым и мерзнуть, — ответил он, пытаясь отойти от подростка, чтобы не намокнуть еще больше, но так как они находились под одним зонтом, это было весьма сложной задачей. — В этом и есть весь прикол, Люд! Вздрагивать от воды и холода напоминает, что ты жив! — поэтично вскрикнул Феличиано, отдал ему зонт и вышел под дождь, поднимая лицо, чтобы приветствовать его. Но не надолго, поскольку Людвиг поспешил его снова накрыть. — А пневмония тебе потом напомнит, что можешь и умереть, — сказал король, которого раздражала инфантильность Феличиано. Тот лишь засмеялся, и они продолжили свой путь под проливным дождем. Шагая по асфальту, они обходили лужи и уклонялись от воды, которая брызгала, когда проезжали машины. При этом они прошли мимо психиатрической клиники, выглядевшей довольно жутко в этой пасмурной погоде. Один человек стоял у одного из окон, защищенных решеткой. — Это, типа, так ужасно, Иван, — высказался Феликс, наблюдая за друзьями, игравшими под дождем, или, вернее говоря, одним, который это делал. — Льет как из ведра! — Ты это говоришь уже третий раз, — ответил Иван, который просто лежал на кровати и ничего не делал, поскольку они из-за погоды не могли, как всегда, выйти на крышу. — Просто это такой супер кошмар, ненавижу дождливые дни. Посмотри, что эта влажность делает с моими волосами! — жаловался другой, взял прядь своих волос в руку и жалобно посмотрел на них. — Жаловаться не принесет тебе никакой пользы, юный Феликс, и если будешь продолжать в том же духе, у меня закончится терпение, и этого ты не хочешь, поверь мне, — угрожал король преспокойным тоном и, как всегда, с улыбкой. — А у меня, типа, закончится терпение, если не прекратится наконец этот дождь, — фыркнул Феликс и плюхнулся на свою кровать, скрестив ноги и кладя подбородок на ладонь, чтобы подумать, чем себя развлечь в этот скучный дождливый день. — Иван, — позвал он снова короля, просто наслаждавшегося звуком дождя, который барабанил по окну, будто натуральный релаксант. — Не хочешь расслабиться по-настоящему? — В голосе Феликса слышалась некая злоба, на что Иван посмотрел на него, пытаясь угадать, что тот опять задумал. — А ты знаешь, как? — переспросил он. Его сосед по комнате ухмыльнулся. — Знаю, знаю, — подтвердил тот, встал с кровати и приподнял матрас, под которым лежали журналы, флакончики с лаком для ногтей, пилочки, зажигалки, пачки сигарет, помады для губ и носок, который был, видимо, наполнен чем-то и завязан узлом. Феликс взял носок и снова опустил матрас, под которым прятал свои маленькие сокровища. Затем развязал узел и высыпал разноцветные таблетки на кровать. Любопытный Иван подошел, чтобы посмотреть на них поближе. — Это случайно не то, что тебе дают в аптеке? — спросил он, пока Феликс выбирал несколько. — Именно то, мой дорогой Иван. Неужели ты думал, что я этот яд каждый день глотаю, а? Я просто притворяюсь, но в самом деле держу их здесь, не хочу быть весь день как овощ, — объяснил тот, засовывая остальные обратно. — Кстати, об этом, Иванчик… я заметил, что тебе не дают лекарства и ни разу не звали на терапию. Почему? — поинтересовался он, думая, как сильно Иван благодаря этой детали отличался от других пациентов. Но тот лишь пожал плечами, поскольку тоже не имел понятия. Феликс решил не усложнять себе жизнь этими вопросами, поэтому просто махнул рукой и положил таблетку на ладонь Ивана. — Эта для тебя, а эта для меня. — Он отправил свою в рот, а король глядел на него, будто ожидал, пока ему скажут, что делать. — Положи ее под язык и подожди, пока растворится, — пояснил Феликс, закатывая глаза. — А оно мне не повредит? — сперва поинтересовался Иван с подозрением. — Типа, конечно нет, но не забудь одну вещь, Иван: НИКОГДА не принимай их все сразу! Это тебя на самом деле может убить, — предупредил он. — А теперь давай. Король бросил таблетке последний недоверчивый взгляд, а потом на Феликса, прежде чем положить ее себе под язык так, как ему сказали. Хотя он сначала ничего не почувствовал… а только тогда, когда лекарство растворилось у него во рту. В конце концов они оба плюхнулись на кровать Ивана. Ноги Феликса лежали на изголовье кровати, а Ивана — на другом конце. Их головы находились рядом, в середине матраса, а руки были вытянутыми. Феликс время от времени прикасался кончиками пальцев к пальцам короля. У Ивана закрывались глаза, он чувствовал, будто его тело парило в воздухе, он еле мог говорить и ощущал полное спокойствие, пока теплые пальцы Феликса неуклюже гладили его руки. — Как-то мне странно, — выдал он кое-как, с улыбкой на лице. — Но хорошо, — добавил Феликс, чувствуя ледяные пальцы короля. — Да… — согласился Иван и закрыл глаза, надеясь, что не уснет. — Чувствую себя хорошо. — Тебе ж всегда хорошо… — заявил его сосед по комнате, поднимая ноги к стене, ощущая ее текстуру под пятками. — Неправда, почему ты так думаешь? — переспросил король, играя с его пальцами. — Потому что всегда улыбаешься. — Феликс уставился потерянным взглядом в потолок. — Это не значит, что мне хорошо. — Ну и зачем тогда это делаешь? — Потому что если не буду, то весь мой мир разрушится, — признался Иван без никакого стыда, на минуту забывая, что такое секреты, прятанье чувств и недоверие к чужому человеку. Он просто свободно говорил, будто они являлись единственными людьми во всей вселенной. — Ну и пусть идет к черту, — ответил другой и начал смеяться, заражая этим Ивана, который надеялся, что не забудет этот совет, когда снова очнется, чтобы выполнить его когда-нибудь… и хотя бы на один день послать весь мир к черту, когда он не сможет поддержать фасад. Но мог он себе вообще такое позволить так как Феликс? — Величество… расскажи мне, — попросил тот, когда успокоился после своего внезапного приступа смеха. — О чем? — переспросил Иван, все еще смеясь и пытаясь успокоиться. — О твоей жене… хочу знать… — Опять начинается? — Король тоже поднял ноги и слегка мутным взглядом смотрел на зеленую трефу у себя на ноге. — Да, расскажи, — повторил Феликс и повернул к нему голову. Иван тяжело вздохнул, немного задумался, а затем открыл рот, чтобы начать… — Мы с Елизаветой познакомились, когда нам было шестнадцать, я все еще помню первое впечатление о ней, — Он закрыл глаза и увидел перед собой юную королеву, одетую в штаны и рубашку и с длинными коричневыми волосами, завязанными в хвост. Ее лицо было грязным, и она стояла, как парень, держа руки в карманах. Иван тогда глядел на нее, будто эта крестьянская девушка являлась необычным экземпляром, которых здесь, в замке часто не увидишь. В замке, среди всех этих дам из высшего общества, носивших преувеличенные платья, макияж и сложные прически, те, которые прикрывали смех кружевными веерами, а руки — шелковыми перчатками. В отличии к ним, Елизавета открыто улыбалась, показывая все зубы, а ее руки были покрыты грязью и мозолью. Она была такой натуральной, что удивляла молодого короля. Иван заметил, что ее явно мало тревожили презрительные взгляды остальных благородных. Какая честность! Он хотел видеть в своей будущей королеве человека, который вылечит его от вечного одиночества, мучившего его столько лет, пока оно не превратило его в мужчину (или вернее, подростка), которым он был. Но было еще что-то другое, что Ивану тогда не удалось заметить при этой первой встрече: начало истории, которая будет развиваться прямо у него на глазах. Король даже не подозревал, что Елизавета изменит не только его жизнь, но еще и ту его валета. И никогда не думал, что скоро будет участвовать в истории любви. Но не в качестве главного героя…