Человеку свойственно ошибаться

Голова Дика раскалывалась теперь с утроенной силой; ведь ему недостаточно было обычной мигрени — он позволил застать себя врасплох и получил хороший удар по затылку. Наверное, он должен был потерять сознание от такого удара, но почему-то не потерял. Хоть в чем-то он оказался крепче, чем можно было подумать на первый взгляд. И только попытавшись осмотреться, он понял, что и тут ошибся и все-таки отключился на какое-то время, потому что теперь его руки были крепко связаны сзади, а во рту мешалось что-то отвратительное, какой-то самодельный кляп из… он не хотел знать, из чего именно. И, как назло, в его груди наконец-то созрел кашель. Робин попытался задержать дыхание — к тому же, не хотелось привлекать к себе нежелательное внимание… кого бы то ни было. Но ничего не вышло, и уже через мгновение он давился одновременно мокрой тряпкой и тем, что подступало к горлу с противоположной стороны. Было бы унизительно задохнуться таким образом, хотя еще недавно казалось, что он познал все границы унижения. Но все же — одно дело, если его отыщут и спасут друзья, и совсем другое — если они отыщут его остывающий труп с рвотными массами в заткнутом рту. Такого нельзя было допустить, но у Робина была идея намного лучше: сделать так, чтобы его вообще не пришлось спасать. Что может быть проще? Он согнулся и просунул ноги под веревкой, так чтобы его руки оказались спереди. Всего лишь немного гибкости — и кое-кто пожалеет о том, что связал его слишком свободно. Следующим быстрым движением он поднес все еще связанные руки к лицу и вырвал проклятый кляп. Сразу после этого следовало, пожалуй, найти способ окончательно освободиться, а потом немедленно выбираться; но все пошло не по плану, и пришлось согнуться, кашляя. Дик знал, что только одним этим звуком мог привлечь к себе пристальное — и очень нежелательное внимание, но ничего не мог с собой поделать; от нехватки воздуха начинало темнеть в глазах. Если напортачил — все еще можно исправить; как в цирковом выступлении — если ты допустил ошибку, можно попытаться сделать так, чтобы ее не заметил зрительный зал. Если умудришься ничем не нарушить выступление, никто не будет ругать тебя за оплошность. Конечно, сейчас все обстояло иначе: Бэтмен и остальные все равно будут думать о нем уже не так, как прежде… но все же ему лучше будет подсластить эту пилюлю. Прижимая ладонь ко рту, он распрямился и прищурился. Прикоснулся к стене — та была странно шершавой… и вообще не была стеной, а скорее уж каким-то пещерным сводом. Его не успели увезти — скорее всего, просто спрятали неподалеку от места основных событий — как бесполезную пешку, выведенную из игры. Дик скрипнул зубами и медленно выдохнул несколько раз, чтобы тревожное сердцебиение замедлилось и поутих противный шум в ушах от пульсирующей крови. И принялся идти вдоль стены туда, где света, кажется, понемногу становилось больше. Он не ошибся с направлением, потому что становилось все светлее, и светлее, пока на его пути не появилась тень — и это был не Уолли, не Калдур и уж тем более не Бэтмен. А потом снова стало темно. Его рот снова был плотно закрыт, а еще — руки привязаны к телу, и ноги связаны тоже, и все происходящее становилось несколько… проблематично. А еще ему было чертовски холодно — такого озноба, кажется, у него не было даже в далеком детстве. Холодно и мокро. И это был вовсе не простой озноб. Дик неловко повернул голову и скосил глаза туда, где под его телом уже набиралась порядочных размеров лужа. Воды быстро впитывалась в землю, но уже через мгновение его окатило новой ледяной водой; ледяной в буквальном смысле — полной ледяных кристаллов, запутавшихся у него в волосах, мелкими иглами впившихся в спину. Капли воды вокруг продолжали стремительно замерзать. Это не могло происходить само собой, без участия чьих-то сверхспособностей — причем сверхспособностей вполне определенных, и… — Мне кажется, или ты немного простужен? Ну да. Сосулька-младший решил снова появиться на сцене — и, конечно же, не один, потому что он никогда не действует один, а если и пытается, то из этого обычно ничего не выходит. Не напоминает ли это, впрочем… кое-кого другого? В конце концов, сам Робин тоже любил действовать один, но что из этого вышло? Стоило принять хотя бы одно неверное решение этим утром… стоило хотя бы ненадолго остаться за чужими спинами, как его пленили так быстро, что он никак не сумел этому помешать. Он все еще мог это исправить… наверное. Что-то длинное и острое прижалось к его шее прямо напротив сонной артерии. И откуда только этот недоумок знал, как правильно убивать? И чем — огромной сосулькой? Если так, на его похоронах большим счастьем будет, если никто не засмеется в голос. Снова подступило к горлу, и он довольно жалким образом закашлялся, так что при каждом судорожном движении горла осколок льда впивался, больно натягивая кожу. — Лучше не пытайся сбежать снова. Если сбежишь, я буду выглядеть по-идиотски, — как всегда, задушевные признания Сосульки-младшего звучали некстати. Робин пошевелился, тщетно пытаясь принять положение, в котором ему бы не было так чертовски холодно. — Ты всегда… выглядишь по-идиотски, — Дик счел своим долгом выдавить это — отчасти чтобы отвлечь внимание и все-таки найти правильный выход. Но пока, кажется, выглядел по-идиотски только он сам. На этих словах импровизированный ледяной нож прижался к его горлу чуточку сильнее. Его противник известен был своей обидчивостью — не стоило злить его специально. Также он был известен почти полным отсутствием мозгов… и будь Робин прежним собой, давно нашел бы способ его обдурить. Но ничего стоящего не приходило в голову, и это только в очередной раз доказывало, как плохи были его дела. Он снова закашлялся — тяжело и надсадно, уже не стараясь заглушить рвущиеся звуки; как будто он болел уже неделю, а вовсе не пару дней. Хотя, если вдуматься… это была совсем не пара дней, просто он никому не собирался говорить об этом, даже самому себе, делая вид, что ничего нет, что все вот-вот пройдет, не оставив и следа. А ведь он считался главным умником команды. Вместо этого он оказался главным ее эгоистом; и признавать чужую правоту было так тяжело… почти неприятно, но, конечно, куда менее неприятно, чем новый поток окатившей его ледяной воды, он заставил его сжаться и зажмуриться, и никакой власти над собой он уже не имел. Открыть глаза снова было уже совсем непросто. Какой уж тут хитроумный план побега. Его ноги казались сделанными из желе, да и все тело тоже; ему было почти интересно, сможет ли он подняться снова, если вдруг останется совсем один. Кажется, ему все-таки придется примерить на себя роль дамы в беде и принять помощь команды. Теперь эта перспектива заиграла совсем другими красками. — Эй, что ты вообще здесь делаешь совсем один? — Дик даже удивился, что его голос вообще зазвучал: казалось, горло должно было сжаться и не пропустить ни одного слова. Но, хоть и с трудом, ему это удалось — хоть каждую фразу можно было сравнить с гвоздем, забиваемым куда-то прямо в нёбо. И все-таки стоило попытаться отвлечь внимание — и заодно выяснить что-нибудь полезное… раз он не удосужился как следует погрузиться в задание прежде, чем отправиться на него. К тому же, невредно будет слегка поколебать уверенность его противника в своей значимости. — Для тебя не придумали задания получше, чем сторожить меня? Пока все остальные занимаются чем-то по-настоящему важным? Ему показалось, что таким топорным способом ему удалось заронить зерно сомнения, но, поколебавшись, Сосулька ожидаемо отозвался: — Меня отправили сюда, потому что собирались поймать кое-кого покрепче, а не такое жалкое существо, как ты, — хорошо, следовало признать, что некоторые злодеи все же поднаторели в такого рода перепалках. Или же Робин просто был не в форме. Его в самом деле только что назвали существом?.. Просто жалким существом без способностей, вот что, наверное, имелось в виду. Если, конечно, под способностью не подразумевалось умение попадать в неприятности. Но таковой обладали многие из них. Здесь он едва ли мог соперничать… хотя именно сегодня он, безусловно, отличился. — Тебя отправили сюда, чтобы ты не мешался под ногами, — возразил Робин, продолжая гнуть свою линию. Ему нужен был хотя бы один шанс, хоть маленькая возможность… которой он найдет в себе силы воспользоваться, если как следует отвлечет внимание. — Может быть, тебя даже оставят здесь, потому что всем так будет проще. Может быть, если его самого оставят здесь, всем будет проще? Эта мысль пронзила его острее, чем мог бы проткнуть ледяной шип, все еще прижатый к шее. Он сказал первое, что пришло ему в голову, чтобы разозлить своего противника… но может ли быть такое, что он случайно произнес то, что беспокоило его самого? Ему казалось, что от лишних мыслей в голове что-то начинало гореть. Ведь он не был так уж бесполезен… обычно. Или он просто не замечал чего-то, что было очевидно другим? Уолли обещал вернуться за ним как можно скорее, а Уолли умел делать все очень быстро… однако же он так и не вернулся. Что за ерунда? Он бы вернулся, если бы только мог. С ним что-то случилось?! Что-то случилось со всеми остальными? Нет, если так, сюда бы уже вломились остальные преступники. Команда, должно быть, нуждалась в его помощи. Он должен был отказаться. Сегодня все прошло бы куда лучше без него, чем с ним. И почему только Бэтмен отправил его сюда? Может быть, кредит его доверия был все еще достаточно высок? Если так, он очень быстро сдуется после сегодняшнего дня. Ведь Бэтмен не отошлет его от себя за этот провал?! Он позволил ему отправиться… думал, что Дик сумеет справиться и взять себя в руки. И жестоко ошибся. Что ж… кажется, его собираются похитить, иначе не удерживали бы здесь выжидая время. Зачем?.. Он все равно ничего не расскажет. Это меньшее, что он мог сделать. Ведь его собирались пытать? Или… что еще хуже — может быть, они собирались получить что-то за его голову? Что им могло быть нужно? — Это связано с тем, что случилось в Белль Рев? — он уже не беспокоился о том, чтобы не действовать слишком открыто. Все самое худшее уже случилось — теперь, по крайней мере, он мог попытаться узнать хоть что-то… но что он хотел узнать? Он уже почти не помнил. — С… тем, что мы вмешались в ваш побег?.. — Ваши жалкие попытки все равно не могли нам помешать, — должно быть, удобно хорохориться, когда твой собеседник уже не может связать и двух слов. Сосулька-младший в кои-то веки наверняка почувствовал свою власть. Дик приподнял голову, чувствуя, что, кажется, в этот раз ему не удастся ускользнуть. — А вот твой побег не удастся сегодня, можешь и не мечтать, — что ж, не только Робину было это очевидно теперь. Но он все еще мог быть спасен. Он положил голову обратно в ледяную воду: та должна была приятно охладить его пылающий лоб, но вместо этого только заставила задрожать сильнее. По крайней мере, он дрожал не от страха. Хотя бы в этом он мог быть уверен. Разве могло быть слабостью желание оказаться на свободе и остаться живым? — Уолли… — он и сам удивился — что это у него вырвалось? Сосулька, кажется, тоже не понял, потому что наклонился ниже, чтобы прислушаться. Это могло бы быть неосмотрительно, если бы у Дика были силы атаковать. Но каждая его рука весила целую тонну — про ноги и говорить не стоило. Может быть, все-таки попытаться? Каждый из них умел собираться с силами в нужный момент. Робин стиснул зубы и попытался ударить противника в нос, чтобы потом попасть еще в несколько болевых точек, потом оглушить его контрольным ударом, а потом… Сосулька перехватил его руку, и ему даже не пришлось прибегать для этого к своим способностям. Робин был уверен, что сейчас тот с такой же легкостью сломает ее — Дик отличался ловкостью, скоростью, но никак не физической мощью. Но его кость пока осталась цела; вместо этого ледяная корочка медленно двинулась от сжимавших его запястье пальцев выше к плечу. Это было мучительно — как холодный огонь, не оставлявший живого места. Потом его освобожденная рука, как чужая, упала обратно на землю. Он определенно не выберется отсюда сам. — Уолли… — снова пробормотал он. Почему он повторял? Наверное, это был бред. Он бредил. Почему он не звал по крайней мере Бэтмена? Или М’ганн, которая могла услышать его зов — но почему-то не слышала? Или не хотела слышать? Что, если его оставили намеренно — как слабое звено? Но Уолли бы так не сделал, и остальные тоже, но Уолли в особенности, он точно не мог, он обещал скоро за ним вернуться… Что-то, похожее на порыв ветра, вздыбило волосы на его голове. А потом Сосулька почему-то накренился и упал рядом; Дик мог отчетливо видеть его обмякшее лицо — тот надежно потерял сознание, вернее, кто-то помог ему с этим. — Уолли?.. — он все еще не мог в это поверить. Просто бред. Он терял рассудок. Что-то коснулось его — не холодное. Теплое. Живое. Рука в красной перчатке. — Эй, Роб, — Сосулька ни за что не назвал бы его так. — Выглядишь все еще погано, — Дику показалось, что он разглядел слабую улыбку на знакомом лице, но в глазах все плыло — он не мог быть уверен. Но и ему самому отчего-то тоже хотелось улыбаться — несмотря на то, как сильно он облажался. — Это правда ты? — может быть, ему не следовало радоваться раньше времени. Может быть, ему вообще не стоило радоваться — учитывая, какое наказание могло последовать за его провал. Но через мгновение он наконец-то оказался не на земле, не в луже ледяной воды. А еще через мгновение все вокруг смешалось, превратилось в странную цветную кашу. Может быть, у него просто отказывало зрение, но, кажется, Кид Флэш и в самом деле вернулся за ним, чтобы теперь забрать с собой — так быстро, как мог только он. Дику всегда хотелось узнать, каково это, — когда тебя защищает Спидфорс.