***
Едва пробивает шесть утра, как Очако будит Кацуки и велит ему собираться. Не успел он толком сесть, протереть глаза — его тут же призывают двигаться по-шустрее. Сама Очако уже втискивается платье свободного кроя. Жирок, накопленный в период беременности, пока не успел испариться, и она ужасно стесняется, несмотря на то, сколько раз Кацуки твердил, что с её фигурой всё нормально. Дело в том, что её геройский костюм полностью облегает. Разумеется, трудно не зажиматься, когда тело не в идеальной форме. Но сегодня её нервозность бьёт рекорды: Очако снова наденет комбинезон после длинного затишья. Спустя четыре месяца после родов, Уравити наконец возвращается в строй. Несмотря на прежнее нежелание оставаться без работы надолго, она решила дождаться окончания декрета. Кимико тогда исполнилось всего два месяца. Было бы жестоким поступком оставлять её на попечение незнакомцев так рано. Кацуки взял двухнедельный отпуск, чтобы оказать ей необходимую поддержку, пока и она и ребенок потихоньку приходили в себя. Но две недели — это всё, что он мог позволить. Очако не возражала. В отрасли, где «с глаз долой» означало «из сердца вон», было ясно, что длительная пауза не пойдет никому на пользу. Выход из их предыдущей дискуссии состоял в том, чтобы отдать Кимико в ясли. И государственные, и частные следуют строгим правительственным правилам и нанимают лицензированный персонал, который, как заверяют родителей, сможет обеспечить наилучший уход за ребенком. Это более чем приемлемо в качестве альтернативы — всяко лучше, чем один из них останется дома. Единственная проблема заключалась в ограниченном количестве учреждений. Места занимают в мгновение ока, и хотя новоиспеченные родители начали наводить справки ещё до рождения Кимико, им не удалось найти поблизости по крайней мере одно. Все детские комплексы, перечисленные в их районе, работают на полную мощность с огромным списком ожидания. Так или иначе они отправили заявки, надеясь, что на худой конец их рассмотрят для следующего зачисления. Однако ожидание для них непозволительная роскошь, срочно нужно было найти место, которое временно приняло бы Кимико. В итоге они остановились на частном ясли, расположенном немного дальше от дома, чем им хотелось: да, в пределах прихода Тосима, но в трех остановках на поезде, плюс семьсот метров пешком. Каждое утро необходимо выделять дополнительный час, чтоб уж точно поспеть. Деваться некуда. Это самое близкое из трех учреждений во всем приходе, где оставались пустые места. Супруги договорились по очереди отвозить дочь, но так как сегодня первый день, они согласились пойти вместе. Кацуки, наконец, встает с кровати и направляется в ванную после ещё нескольких понуканий Очако, которая, закончив одеваться, просматривает сумку Кимико; хотя та и заглядывала прошлой ночью, но её параноидальные тараканы вынуждают перепроверить в третий раз. Закончив собираться, он садится за стол завтракать отварной рыбой и омлетом в рулетиках, приготовленными им накануне вечером, а утром разогретыми рукой Очако. Её порция стоит напротив, до сих пор нетронутая, поскольку она занята размораживанием бутылочки с грудным молоком. Он в два укуса заканчивает с трапезой, а затем принимается за бутылочку, предоставив возможность Очако поесть; держит молоко под теплой водой, пока оно не нагреется до комнатной температуры, заменяет крышку соской и отправляется к Кимико, которую мать перевела из их спальни в её люльку. Малышка спит с ними: так легче проверять посреди ночи, но каждое утро они переносят её в детскую, предоставляя себе доступ к остальным комнатам квартиры. Она только-только начала спокойно спать по ночам, к большому облегчению как родителей и, в дополнение, всех коллег Бакуго в агентстве, убежденных на собственном горьком опыте, что его сварливость может выйти на совершенно новый уровень при недосыпе. Слегка прикрыв веки, Кацуки лениво наблюдает за уминающей за обе щеки Кимико. Волосы у неё на макушке посветлели, приобрели более жесткую структуру. Хоть глаза и закрыты, но он уже знает, что они такого же ярко красного оттенка. Девчонка очень похожа на него, и по какой-то причине это вызывает у Кацуки гордость. Ножки стула царапают кухонный пол, и он догадывается, что Очако закончила завтракать. Вскоре она появляется в дверях детской и спрашивает, готовы ли они выдвигаться. Уже без четверти семь, им пора уходить. Кимико отворачивается от соски, показывая, что с неё достаточно. Кацуки передает бутылочку и ребенка жене, берет слинг и натягивает его вокруг туловища. Очако помогает крепко закрепить ремни. Когда-то он помыслить себе не мог о том, чтобы выходить на публику с младенцем на груди, но на деле всё оказалось гораздо приятнее. По правде говоря, Кацуки нравится, держать Кимико у самого сердца. Недостатком выступает то, что таскание с собой воркующого малыша с пухлыми щеками нейтрализует, что Очако любит называть, его «ауру ярости», и он обнаруживает, что даже его самые смертоносные взгляды больше не производят прежнего устрашающего впечатления.***
Они добираются до яслей в половине восьмого, как раз в тот момент, когда учреждение открывает двери для ранних посетителей. Служащий проводит их через процесс регистрации, отпускает в зону для детей младше года и указывает на полку, отведенную Кимико. Пока Очако складывает вещи, передает термосумку с замороженным молоком и расспрашивает, как пройдет первый день, в это время воспитатель, протягивая руки, подходит к Кацуки с намерением забрать младенца. Тотчас облегчение и некая тягость охватывают его тело. Как-то пусто без крошечного груза, прижатого к груди. В эту же минуту входит другая мать с ребенком. Она внимательно вглядывается, затем заливается краской и прижимает ладонь ко рту. Бакуго с недоумением косится на женщину. Отдав дитя персоналу, она выбегает из комнаты, вновь бросая на Кацуки странный взгляд. Ему стоит обязательно запомнить мелюзгу этой дамочки. Нечего Кимико якшаться со всякими чудиками. Выйдя из зоны, украдкой поглядев последний раз на дочь, в ожидании Очако, вежливо поклоняющейся воспитателю, он внезапно замирает, взирая на то, что учудила мамаша с бзиком. Эта сумасбродка пошла и разнесла остальным родителям, что герой Бакуго находится в помещении, и теперь небольшая толпа гражданских лиц, в основном женщин, толпится у входа, таращась во все глаза. Кацуки почти цокает языком от досады, но Очако прикасается к запястью, уловив его недовольство, и он останавливается. Издержки профессии, ничего не попишешь. Кто-то в толпе окликает его и всплескивает руками, словно они закадычные друзья, жутко действуя на нервы. Превозмогая раздражение, Бакуго засовывает непроизвольно вспыхивающие ладони в карманы и хмыкает в знак признательности фанату. Группа взрывается протяжными воплями дам, и у него так и чешется рявкнуть, пристыдить идиоток за несдержанное поведение, их дети в пределах слышимости, однако держит язык за зубами, ограничившись мрачным видом, затем берет Очако за руку и тянет, ускоряя шаг. В то время как Кацуки раздражен ублажением поклонников с раннего утра, его спутница расстроена по другой причине. Толпа узнала Уравити: она слышала, как вокруг шептали её имя. Но никому не было дела. Никто не окликнул, не попросил автограф, не помахал вслед. Люди смотрели только на Кацуки. Она ругает себя за тщеславие, но ничего не может с собой поделать. Вступив в брак, привлекать положительное внимание к своей персоне становилось всё труднее и труднее. За последние два года Очако ни разу не попала в ежемесячный рейтинг двадцатку лучших героев — хоть волком вой. Она усердно работала, чтобы стать достойной звания, но стоило заняться жизнью вне своей карьеры, её запросто забросили. Кацуки кладет руку ей на плечо, отчего Очако вырывается из тягостных мыслей. Он спрашивает, всё ли с ней в порядке, и она смущенно смеется, отмахиваясь от беспокойства. Она просто не выспалась, вот и всё. Девушка натягивает тканевую маску, прикрываясь от прохладного воздуха ранней зимы. Она также предназначена для сокрытия личности, во избежания нежелательного внимания, хотя, исходя из предыдущих событий, кажется, ей не нужно больше об этом беспокоиться. Отказываясь втягиваться обратно в водоворот негатива, Очако энергично встряхивает головой, чем заслуживает растерянную реакцию мужа. Она показывает ему поднятый большой палец, и он, отпустив ситуацию, поднимает собственную маску и капюшон на голову. Пара молча доходит к станции, где они расходятся в противоположных направлениях кольцевой линии.***
Чертов Деку дорвался до пятого места в рейтинге героев за шесть месяцев после возвращения из Америки. Из их класса только Деку, Шото и Бакуго смогли пробиться в Топ-10 с момента выпуска, но до сих пор все они оставались на восьмых местах и ниже. Это неплохо, учитывая, что им всего двадцать три — совсем новички по определению. Первые места по прежнему принадлежали искушенным героям. Но сейчас СМИ трубят во все трубы, что в конце концов Деку преодолел барьер, добравшись до пятого места. Это ставит его на целых три позиции впереди Бакуго, который находится на восьмом, и на четыре позиции впереди Шото, занимающего девятое место. В интервью Деку говорит, что резкий скачок произошел благодаря опыту в Америке, но когда его расспрашивают о деталях, тот пускается в очередной поток своих бесконечных бредней, и Кацуки переключает канал на телевизоре, с силой сдавливая кнопку пульта. Сраный ботаник опережает его на три ебучих строчки! Бакуго с самого начала знал, что программа обмена не просто большое событие, но оно оказалось куда масштабнее, чем он ожидал. Для Деку в один миг подняться в пятерку лучших, когда раньше он едва дотягивался до нижней строчки десятки — это чертовски колоссальное достижение. Кацуки естественно бесится, что из всех людей именно его вечному сопернику надо утереть ему нос. Рейтинг Киришимы тоже возрос. Красному бунтарю удалось войти в Топ-15 после долгого прибывания на восемнадцатом месте. На работе он стал всеобщим любимчиком: у него, видите ли, внезапно появились советы по каждому аспекту работы героя — даже по тому, как, черт его дери, позировать на камеру, чтоб грудь выглядела шире. Твердит, что научился рисоваться у самого Супер Гая. И ведь брешет по полной программе. Но если закрыть глаза на регулярный выпендреж, даже Кацуки должен признать, что Киришима неплохо продвинулся. Его рефлексы ускорились, суждения в бою отточились, он стал более способным стратегом. И это всего за полгода обучения. Прогресс невероятен. Невыносимое чувство упущения снова пожирают Бакуго изнутри. Но и вина тут же даёт о себе знать. Да, он поступил по совести и ни за что не променяет опыт с Очако при родах, вот только не может избавиться от терзаний сожаления, от скверных мыслей, что карьера застряла в трясине. Чертов Деку на пятом. Он до сих пор на восьмом. И как ему теперь угнаться? Из кухни Кацуки слышит, как Очако уговаривает Кимико доесть ужин. В восемь месяцев её рацион пополнился разнообразными продуктами, что привело к постоянному беспорядку и частым капризам. Ему стоило бы помочь, но он пришел домой в подавленном настроении, как обнародовали рейтинги, что весь ужин кипел от злости, а после, молча запихнув еду в рот, вышел из-за стола. Кимико начинает плакать, а голос Очако звучит на грани отчаяния в попытках утихомирить зарождающуюся истерику. Неохотно Кацуки входит на кухню и угрюмо сообщает, что возьмет на себя заботу о ребенке. Она кивает и идет к раковине мыть посуду. Кацуки напевает, скармливая дочь остатками ужина. Его бы никогда не поймали живым за этим занятием на глазах у чужих людей, но отчаянные времена требуют отчаянных мер. Воспитатели поют песни во время еды, и в дневнике, который персонал отправляет домой с Кимико, пишут что это способно помочь ей настроиться на прием пищи, поскольку дети её возраста по-немногу усваивают распорядок дня. Закончив мыть посуду, Очако объявляет, что пойдет принимать ванну. Он и Кимико могут искупаться следом. Бакуго отстраненно кивает на середине песни, вслед за тем дверь ванной закрывается с тихим щелчком.***
Погрузившись в горячую воду по подбородок, Очако даёт волю подавленным эмоциям. Её рейтинг опустился на целых семь строчек. Сегодня она едва входит в Топ-30, и это настолько незначительная позиция, что об этом перестали крутить по телевидению. Она думала, что возвращение на работу вернёт всё на круги своя, но прошло четыре месяца, а показатели продолжали падать. Начальник велел ей активизироваться, и она из кожи вон лезла, пытаясь наверстать упущенное. Но что еще Очако может сделать? Сила её причуды напрямую связана с состоянием её тела. В отличие от Кацуки, который продуцируя пот, лишь увеличивает свою мощь, она не может чудесным образом заставить себя стать энергичной. Не с ребенком, требующим всё её внимание и тщательный уход. Очако очень любит Кимико и время проведенное с дочкой для неё бесценно, однако ей сложно. Очено сложно. Она и Кацуки попеременно просыпаются рано утром, отвозят дочку в ясли, но каждый вечер именно Очако забирает Кимико. Учреждение закрывается в четверть восьмого, а её офис ближе, следовательно ей приходится бежать с работы. Она устала от необходимости гнать на всех парах в тот момент, когда часы пробивают шесть — ни минутой позже. И как ей известно, это привело к тому, что начальник благоволил ей немного меньше, чем к остальным коллегам. Она устала, что ей приходится пролетать почти семьсот метров между ясли и ближайшей станцией, чтобы успеть до закрытия, а затем пройти обратно такое же расстояние пешком, толкая коляску сквозь плотную толпу в час пик. Она устала, что после монументального подвига ей предстоит ещё ехать три станции в переполненном поезде, а добравшись домой, взяться за готовку, уборку, вдобавок присматривать за Кимико, потому что Кацуки берет много сверхурочной работы с тех пор, как Деку и остальные герои вернулись, а это значит он почти всегда приходит после наступления сумерек. Она устала, что у неё нет возможности пожаловаться, нет альтернативы. Офис Кацуки находится слишком далеко, он не может забирать Кимико: ясли закроются до того, как он доберется. Его работа гораздо более напряженная, поэтому он не может взять на себя обязанности по дому — они будут голодать, ожидая его возвращения. И даже если это только в его воображении, но его рейтинг действительно прибывает в глухой поре. Как она может прийти и поплакаться ему о своих невзгодах? Этим вечером Кацуки выглядел разъяренным. Не проронив ни слова, он закончил ужин и бровью не повел её сторону. Ко всему прочему оставил её за столом одну кормить Кимико, словно Очако не сидела несколько часов, ухаживая за их дочерью, ожидая, когда он вернется домой и поможет. Ей хотелось распалиться гневом, накричать, чтобы он и о ней подумал в кои-то веки, но она была слишком измотана затевать ссору. Нет смысла пополнять и без того длинный список огорчений. Поэтому жена прикусила язык и хранила молчание в присутствии мужа. Но, оставшись наедине в ванне, Очако проглатывает всхлип и позволяет себе тихо расплакаться.