The hard road

***

Некто зажимает ему что-то твердое между зубами. Что они там лопочат? Он слышит, но не разбирает слов, словно завис под водой. Звуки доносятся так медленно, что когда доходят до него, то оказываются не более чем эхом. Он порывается вытащить предмет изо рта, предъявить претензии, но тело не выполняет простейшую команду. Не получается даже пошевелить мышцами лица. Вскоре приходит боль, и он непроизвольно впивается зубами в деревяшку, голос срывается на крик. Он корчится, но что-то, или, может быть, кто-то, давит своим весом на ноги, удерживая на месте. Пальцы отчаянно тянуться ухватиться за что-нибудь, за что угодно, и он не чувствует, как с подушечек сочится кровь по бетону. Не чувствует слёз, стекающих из уголков глаз. Боль — единственное, что осязаемо. Он не в состоянии вынести этих мучений. Жар поглощает его целиком. Всё тело горит. Он сдохнет. Если так будет продолжаться, он сдохнет. Он сдохнет! Он… Кацуки распахивает веки. Его лоб покрыт холодным потом, и он сбит с толку. Зрение долго приспосабливается к темноте, но пережав, он видит перед собой голый потолок и машины с мигающими экранами на периферии. Постепенно приходя в себя, Бакуго улавливает звуковые сигналы оборудований. Кацуки делает глубокий вдох. Живот резко колит от легкого движения. Это боль совсем другого рода — не та, что ему причудилась. Неужто сон? Всё туловище кажется воспаленным и тяжелым. Он пробует пошевелить пальцами одной руки, и приподняв их, осознает, что к указательному что-то прицеплено. С трудом переводит взгляд вниз и находит нечто похожее на большую прищепку с маленьким экраном на лицевой стороне. Не успевает Кацуки задуматься о том, что это за штуковина, как его внимание привлекает другое. Подле его руки кто-то спит, уложив голову на матрасе, а остальную часть тушки примостив в пластиковый стул рядом с кроватью. Это не Очако, не родители Кацуки. И даже не Киришима. Это грёбаный Деку. Бакуго пробует немного приподняться на подушках. Неудачный ход. Он едва не теряет сознание от боли. Поднимая лоб, Изуку пробуждается от тщетных усилий пострадавшего. Застав ожившего Кацуки, он вздрагивает, вскакивает со стула и рвется к кнопке вызова медсестры. Попытка остановить его выливается в неразборчивое мычание. Тем не менее, Деку, по видимому, понимает, и отстраняется от кнопки, устремив обеспокоенный взгляд. Каччан действительно проснулся? Ему удается грозно наморщить вспотевший лоб, и Мидория издает смешок, явно испытав облегчение. С тех пор как три дня назад ему сделали операцию, Каччан то и дело терял сознание и никак не реагировал. Они не были уверены, когда он очнется по-настоящему. Кацуки обводит взором окружение. Он в больничной палате, скорее всего, в отделении интенсивной терапии, судя по огромному количеству сложных оборудований вокруг кушетки. Бакуго не помнит, как его привезли в больницу или как проходила операция. Последнее на памяти была охота за Проколом по узкому переулку, а потом… ах да, его зарезали. Точнее, закололи. Он поступил опрометчиво и позволил злодею одержать над собой верх. Кацуки отчетливо чувствует острую пульсацию в спине и в животе, там, где затвердевшие волосы Прокола пронзили его тело. Как ему удалось выжить? Он был уверен, что ему конец. Ведь остальные потерпевшие откидывали копыта сразу. Он прижимает отекшие пальцы к животу, но под одеялом и больничным халатом увечья не пощупать, а его разум слишком помутнен, чтобы сообразить, как просунуть руку под слои тканей. Снова Деку, кажется, улавливает, над чем тужится Кацуки, и успокаивающим тоном сообщает, что его раны зашили и перевязали. Опустившись обратно на стул, Изуку тяжело вздыхает и устало улыбается. Это дергает Бакуго даже сквозь туман в мозгу. Неспособный дать затрещину, он просто закрывает глаза в надежде, что посетитель поймет намек и оставит в его покое. Но куда уж там, козел приступает трещать. Каччану повезло. Убийца наносил удары своим жертвам со спины, задевая крупную артерию слева от позвоночника. Смерть от потери крови наступала в считанные минуты. Однако в его случае прижатый к земле Прокол не смог как следует прицелиться и промахнулся мимо артерии. Всего на несколько миллиметров, но для Кацуки это стало разницей между жизнью и мгновенной смертью. Прокол так или иначе пробил ему печень. К счастью, в следующее мгновение команда Тодороки ворвалась в переулок. Напарники усмирили злодея и вызвали скорую, в то время как сам Шото оказал неотложную первую помощь. Когда ни один из безопасных методов не остановил кровотечение, Тодороки воспользовался собственной причудой: прижег рану в отчаянной попытке сохранить ему жизнь до тех пор, пока его не доставят в больницу. Значит его сон оказался реальностью. Воспоминанием о боли, которую он испытал, пока Тодороки обрабатывал дыру в его животе. Вероятно, Кацуки частично находился в сознании. Шото спас ему жизнь. Бакуго должен быть потрясен, даже оскорблен, но он не находит в себе сил горячиться. Не волнует, что его гордость как героя была фактически растоптана. После такого позорнейшего инцидента повезет, если ему вообще позволят вернуться в строй. Прямо сейчас это не имеет значения. Он просто рад, что остался в живых. Открыв глаза, Кацуки натыкается на то, что улыбка Мидории стерта. Он смотрит в упор, кулаки, сжимающие металлический поручень сбоку кровати, бледны и трясутся. Если бы Тодороки не подоспел на помощь, если бы под боком не оказалось пользователя огненной причуды, тогда… Деку замолкает, но Кацуки не нуждается в продолжении. Если бы не Тодороки, если на его месте объявился кто-то другой, не было бы никакого способа предотвратить погибель Бакуго. Он бы подох и лежал бы сегодня не в больнице, а в гробу — на собственных похоронах. Холодок пробегает по спине от мрачных мыслей, и туман в мозгу мгновенно рассеивается. В своей жизни Кацуки совершал немало глупых, безрассудных поступков, но этот, безусловно, выходит за рамки разумного. Он был в таком отчаянии, так спешил проявить себя, что пошел против всего, чему его научила героическая подготовка. Он поперся за опасным утырком не только без разрешения, но и не выяснив предварительно, с чем именно придется столкнуться. Как бы Кацуки ни перематывал события, он вел себя как идиот, жаждущий смерти. О чём он думал? Как позволил амбициям ослепить себя? Если бы он умер, то это был бы конец, в буквальном смысле слова. Никакого второго шанса. Бакуго угас бы номером восемь и навсегда остался бы в учебниках истории неудачником, растратившим жизнь впустую, как назидание другим героям о том, какими не стоит быть. И что бы тогда случилось с его семьей? Очако овдовела бы в столь юном возрасте и ей бы пришлось в одиночку воспитывать их дочь, а Кимико выросла бы, имея лишь смутные воспоминания о нём. Кацуки делает судорожный вдох, переходящий в шипение: раны на торсе болезненно жгут. Черт, он чувствует себя ободранным. Деку быстро фиксирует его дискомфорт. Слегка испуганным голосом он заявляет, что ему правда нужно срочно вызвать медсестру. Кацуки больше не протестует. Вскоре в палате появляется врач, оценивает его состояние, а медсестра вводит жидкость в капельницу. Вещество ползет по венам, распространяется по организму, и он ощущает зуд под кожей. Они объясняют, что это обезболивающее. Его будет клонить в сон, но дозу скорректировали, коль уж пациент очухался, так что через несколько часов он сможет снова проснуться. Бакуго хмычет, замечая, как подступает сонливость. Он борется с ней ровно настолько, чтобы пробормотать, что хочет увидеть Очако и Кимико. Изуку уверяет, что они будут рядом в следующий раз, и Кацуки со спокойной душой погружается в глубокую дрёму.