Уютная лампа

      Поклонение высшим силам – это нечто, издревле существуеющее в костях людей. И когда среди простого народа вдруг стали являться они, то весь мир перевернулся. Звездочеты – это звучало для взрослых почти нелепо! Только дети с блеском в глазах или уже старики, которым не было разницы, кому молиться, верили в эти легенды.       …однако потом они заполонили мир.       Их стали почитать за невероятные способности. Например, предсказывание погоды, будет ли год урожайным и какая культура лучше окупится. Что уж там, даже исходы войны, и то, как их можно изменить!       Их существование когда-то было раскрыто из-за любопытного юноши, который был добр к людям. Ему казалось тогда, что мир без него не проживет, и только своим вмешательством он сможет изменить судьбу всех людей, сделав ее лучше.       На какое-то время так и случилось.       Но звездочеты – те, кто дарован Поднебесной самими Богами, они должны были быть наблюдателями быстро проходящей жизни и вмешиваться лишь изредка. Ни в коем случае не по личным мотивам!

***

      Дорогое парчовое ханьфу темно-синего цвета, как будто океан перед началом мощной бури, маячило перед глазами среди тянущихся ввысь вековых деревьев. Тут никогда не бывало тихо – этот лес не просто так получил название «Долина Смерти». Кровожадные звери поджидали то там, то здесь, стоило свернуть с протоптанной глупыми людьми тропинки.       Однако долгожителю не было дела до мирской суеты – обычно он желал утонуть в ней и захлебнуться, но сегодня был редкий час особой скуки. Тихое завывание волка на луну, затянутую пленкой кроваво-алого цвета от бесконечных людских войн, оторвало его от ленного созерцания потрёпанного носка кожаного ботинка.       Здесь жил тот, кому когда-то он был обязан жизнью за возможность искупить свои грехи. Ведь единственные, кто мог находиться по ту сторону от звездочетов, – хранители Солнца; потому в народе о первых в противовес говорили, как о «хранителях Луны».       Только эти невероятные последователи яркого дневного сияния своим появлением могли затмить слабое мерцание звёзд.       Когда-то юноша, но теперь мужчина тяжёлым пропитым взглядом окидывал глазами этот гротескный замок. Все яркое, красное – то, что и должно было принадлежать Солнцу, было вырвано и перекрашено в мрачные цвета.       Вкусы были у него своеобразные.       Этот безумец оказался не на своем месте и из разу в раз злил Богов – ему нравилось осквернять их волю и алтари, сея за собой хаос.       Поэтому и именно от него когда-то повезло заручиться поддержкой. И любовным интересом, что уж там – доводилось встречаться до этого им очень редко по человеческим меркам, но теперь, наконец, провинившийся когда-то звездочет был свободен и стоял на пороге новой тайны.       — И луна украсила мужа нарисованной ею рекой, — послышался лёгкий, приятный и совершенно знакомый тихий напев.       — Прошедшие годы заставили Лао Вэня окончательно сойти с ума и уничтожать сокровища человеческой культуры? — его ещё не видно, однако усмешка точно долетела до чужих ушей.       — Годы тоски уничтожат любого, А-Сюй.       «Во истину достойные восхищения», высотой с двух взрослых мужчин, тяжёлые железные врата приоткрываются и впускают ночного визави. Тут повсюду пустынно – нет ни одной живой души, только пугающая чистота, сохранившая облик помещения не на одно столетие.       Особенность интерьера – обилие зеркал. Они были повсюду! Самые разные, самых разных форм и оправ. От круглых до прямоугольных, от медных до золотых! Будто это место желало сконцентрироваться полностью на пришедшем госте.       До потолка главного зала Чжоу Цзышу не добрался бы, даже воспользуйся он двумя лестницами по десять ступенек каждая. Пол здесь скорее напоминал кладбище: куда ни ступи, это была не то крышка гроба, не то лежащая неровно мемориальная доска. В некоторых местах также находились зеркала – уже потрескавшиеся, наверняка на них кто-то наступал в прошлом и безжалостно раздавил стекло остриём каблука.       Это могла быть прекрасная дева, разодетая в красные шелка, которая закружилась в танце со своим партнёром и настолько была поглощена моментом, что даже не заметила такой досады.       Однако, к несчастью, его встречает лишь растягивающий блелко уголки губ мужчина. Он – истинное олицетворение Луны, он будто в самом деле был ею; такой же великолепно-далекий, окружённый слабым сиянием. Багряное ханьфу не выбивалось из атмосферы, особенно из-за антрацитово-черных глаз, которые немигающе уставились на знакомого незнакомца.       — А-Сюй, — тихо слетело с его губ.       С губ почти неживых.       Их движение было едва заметно.       — Как ты мог перепутать «небо» и «муж»? Никогда твои познания в литературе не были так плохи, — Чжоу Цзышу застыл на ветхой гробовой доске, блаженно чувствуя, как стоит на грани того, чтобы оказаться в могиле.       — Не хочешь ли мне погадать по звёздам? — уголки губ только сильнее пытались разойтись в улыбке. — Сделай уж услугу своей жене: столько лет прошли для меня неблагоприятно – или… «требовалось запастись терпением медведя и силой льва, чтобы встретиться с трудностями», как сказали бы звездочеты?       На лицо Чжоу Цзышу легла тень – такая мрачная, будто являлась частью этого места.       Костлявая рука, способная поразить своим мертвым изяществом, легла ему на тонкую талию и притянула в ненавязчивом, но в до невозможности собственническом жесте.       — Сколько лет прошло с тех пор, как ты ушел? С тех пор, как ты решил принять наказание – и даже не обратил внимание на цену? — лёгкий ветерок заносит в ухо слова Вэнь Кэсина.       — Я знал цену, Лао Вэнь, — хрипло шепнули ему в шею.       Ложный Хранитель Солнца крепче взял его за талию и бережно коснулся холодными губами его болезненных рук, чтобы заполучить разрешение взять одну из них и повести в танце.       Каждый шаг как легкая рябь воды на спокойном озере от мелкого брошенного камня.       — Знал, — голос сорванный, почти на грани. — Узнал, — исправился в такой досадной мелочи. — Когда на моих руках осталось только отражение солнечного света.       Безмолвие стало зрителем танца двух утонченных господ. Вёл ложный Хранитель Солнца медлительно, в каждое крохотное мгновение вкладывая ту невероятную страсть, которая теплилась годами в его сердце. Его руки – надёжная опора; Хранитель Луны мог без колебаний потерять равновесие и грациозно изогнуться в спине, но не делал этого.       — Порадуй меня и скажи, что в тебе нету места для ненависти ко мне, — осторожно попросил Вэнь Кэсин.       — Ты гребанный ублюдок и лицемер, не знающий совести, — дал ответ Чжоу Цзышу, касаясь контрастно тёплыми пальцами обнаженной холодной шеи.       Это был не тот танец, в котором кружатся в чувстве безмерной любви друг к другу партнёры. Это напоминало проводы в последний путь любимого человека перед войной, откуда уже никому не было дано вернуться.       Внимание с какой-то мольбой поднялось на выточенное руками великолепного скульптура из нефрита лицо Вэнь Кэсина. Но в его глазах все также застыла нежность.       — Хранитель Солнца – неужели тебе настолько невзлюбилось это призвание? — какой-то горестный выдох, полный безнадежности, слетел с уст. — И все ради этого?       Здесь не было громкой музыки, радостного гомона или хотя-бы звуков сверчков – тишина была настолько громкой, что Чжоу Цзышу чувствовал себя глухим.       — А-Сюй, свет совсем не подходит мне. Разве тот, кто прислуживает Солнцу, может убивать, когда хочет, веселиться, когда хочет и не слушать воли Богов? — через время речь вновь полилась из его уст.       Танец все не прекращался, казалось, он был бесконечным циклом, в котором никто из них не мог устать.       — Свет всегда был на тебе. Настоящий, теплый – тот, которому и поклонялись люди. Сердечный свет. Тот, за которым тянулся я и всегда видел его, — язык Вэнь Кэсина не имел костей, ему хотелось говорить до бесконечности. Пока у них был шанс. — Я не ошибся, сравнив тебя – моего мужа – и небо. Ты – Хранитель Луны, но ты есть и Солнце для меня, поэтому ты не что-то конкретное, а… невероятное.       От этого становилось тошно. Подобное нельзя описать кошками, которые царапали сердце.       Только если это сердце вырвали из груди и медленно по ниточкам на протяжении сотни лет уничтожали, погружая в вечную агонию.       Чжоу Цзышу не хотел прерывать его.       А Вэнь Кэсин это знал.       — Это помогало в годы разлуки. Стоило поднять глаза к небу – и я точно знал, что самый дурацкий взрослый, боящийся грецких орехов, с острым языком, но неимоверно мягким сердцем, человек… самый родной находится все время рядом. Просто сейчас слишком далеко, и поэтому я не могу достать до него рукой.       — Лао Вэнь, — укоризненно заметил он.       — Прикажешь мне прекратить? — лицо Вэнь Кэсина выглядело неестественно: его глаза все ещё слабо обрамляли морщинки, подчеркивая веселье, когда слова были полны боли.       …Чжоу Цзышу мог только позволить ему выговориться.       — Может, поэтому меня и заточили в месте, где нет неба – только то тяжёлые потолки, то скалы, то вовсе лишь дно океана, — тянул почти нараспев Вэнь Кэсин, стараясь придать хоть немного радости их встрече.       Живое тело Хранителя Луны прижалось ближе; он не успел и охнуть, как был вынужден уткнуться носом в острые ключицы и… не ощутить биения сердца — только все ту же гнетущую тишину.       Прижавшийся носом к его вискам ложный Хранитель Солнца уловил пульсацию и довольно выдохнул.       — Лао Вэнь, ты никогда не заслужишь моего прощения, — голос был не раздраженный, скорее замученный.       — А-Сюй, это разбивает мне сердце.       — Разве оно у тебя осталось?       — Спустя…       — Спустя пятьдесят шесть перерождений у тебя не должно было его остаться.       Речь прервалась.       И как будто наконец-то.       Но где же «итог», от которого на душе возникнет радость?       Безмолвие было гнетущим. Единственный зритель не снизошёл до появления в материальной оболочке под конец танца, чтобы выразить восхищение.       — А-Сюй… — зажмурился, точно провинившийся ребенок.       — Есть ли истинная разница, что мы противоположны были по своей природе? Разве не ты всегда злил Богов, почему же тебе только тогда не было наплевать на запреты? — Чжоу Цзышу уже не мог остановить свой гнев, который наконец вырвался наружу.       Они оба знали ответ, но все продолжали спорить об очевидных вещах.       — Боги не медля убили бы Хранителя Луны и Хранителя Солнца, если бы те находились в близких отношениях… ведь иначе «равновесие в мире» нарушится, ты же знаешь, — проговорил Вэнь Кэсин в пустоту.       — Я совершил слишком много ошибок. И ты не должен был стать тем, кто за них расплачивался.       Они смотрели на друг друга долго и пронзительно. Никто не хотел отступаться от своей позиции, они были готовы схлестнуться в жестоком бою, лишь бы доказать свою правоту и глупость соперника.       Крышки гробов стали ощущаться совершенно по-иному, когда их точное количество Чжоу Цзышу связалось в голове со… всем.       Пятьдесят шесть гробов.       Пятьдесят шесть перерождений.       Столько жизней, в которых каждый раз ему была уготована печальная судьба – стать насекомым, которого при забаве убьют дети; лягушкой, которую сварят при жизни из любопытства; кротом, который не способен видеть небо. Даже рождаясь человеком он рано умирал и познавал все страдания: потерю семьи и близких, всевозможные болезни и предательства с горьким одиночеством.       — А-Сюй, ты снова совершенно не думаешь о себе.       Атмосфера давила.       Особенно – эти могилы.       Особенно – человек перед ним.       Неживой.       — Мое желание отказаться от призвания Хранителя Солнца и пережить за тебя наказание за преступление было совершенно искренним, — его костлявые пальцы мягко огладили ладони, кисти рук, скользя к сгибу локтя. — И все равно эти ублюдки заставили тебя прожить время за все мои перерождения взаперти высоко над небом, которое я не мог видеть.       Ничего говорить Чжоу Цзышу не хотел от давящей кости в горле. Все это было очевидным, но разве эта встреча – не просто иллюзия его разума? Он был сумасшедшим не меньше Вэнь Кэсина.       — Моя участь по сравнению с твоей наполнена цветами и радугой. Все эти годы, столетия ты находился под давлением Богов; для меня… просто большая радость, что ты до сих пор помнишь меня.       — Хранители Луны не могут забыть возлюбленного, — безэмоционально напомнил уже Чжоу Цзышу. — Издревле люди посвящали все свои непосильные страдания по любви именно Луне, и поэтому мы навсегда в ответе за человека, которого выбрала душа.       Чжоу Цзышу хотел уже сказать ему что-то ещё, как вдруг все лишилось смысла.       Хранитель Луны просто запоздало моргнул – и обнаружил возле себя только скелета. Просто кости. Самые обычные, человеческие. Суставы – да и сам скелет – были все в том же положении, что и Вэнь Кэсин, а Чжоу Цзышу остолбенел.       Просто… скелет?       Просто останки человека.       Что-то… давно уже неживое.       Он… танцевал со скелетом?       Простыми костями, которые рассыпались с дуновением ветерка в прах. Даже без призрачного сияния солнца, за который мог бы уцепиться Хранитель Луны.       И вокруг только безмолвие.       — Лао Вэнь, — голос застыл на грани.       Ещё один шаг и начнется истерика.       Даже самые стойкие люди когда-то доходили до предела своих возможностей – и если цель, на которую пришлось потратить чуть больше двухсот лет, вот так… рассыпалась на глазах, то сломался бы любой: будь то демон или небожитель.       Все годы… все зря?       Жертва Хранителя Солнца и ожидание Хранителя Луны – последнее… пятьдесят шестое перерождение.       А следующее? …когда ему должны были вернуть…       — А-Сюй!       И все в миг стало ненужным.       Теперь – сейчас, как никогда – Чжоу Цзышу ощутил свою свободу.       Последнее, пятьдесят шестое перерождение лишает его призвания Хранителя Луны, однако за лишение возможности предвидеть ему должны были вернуть возлюбленного.       Целого и невредимого, как двести с хвостиком лет назад.       Чжоу Цзышу не мог верить Богам, не мог верить тому, что они сдержат свое слово, но даже ради призрачного шанса он мог отказаться от всего.       Ладони наполнились все ещё предательской дрожью, он обессиленно рухнул на колени и в душе почти взвыл.       Двери распахнулись вновь.       Но теперь громко, ярко.       С одним восклицанием за другим.       Чжоу Цзышу чувствовал, как из него выдрали причину жить и тут же насильно попытались запихнуть обратно. Выходит, он только что говорил с духом пятьдесят шестого перерождения Вэнь Кэсина?       Сколько же пришлось ему здесь ждать до тех пор, пока его не найдет Чжоу Цзышу и не освободит прощальной беседой?       — А-Сюй, А-Сюй!       «Слышу, слышу», — вертелось на языке, но он не мог встать из-за силы, которая вдавила его коленями в стекло.       Он не прекрасная дева в красных шелках, но тоже разбил чудесное зеркало по неосторожности.       В следующее мгновение Чжоу Цзышу покачнулся от силы, с которой на него с объятиями налетело пятьдесят седьмое перерождение этого хаоса.       Но теперь они оба были свободы от воли Богов.       От забот хранителей, от всего – теперь они могут отправиться в странствия куда угодно или остаться в небольшом домике далеко в горах.       Уже будучи самыми простыми людьми.       На ухо ему прошептали бесконечный поток фраз, полных нежности и любви, – только теперь у него живая мимика, глаза поблескивают от слез и сияют ярко-ярко. А Чжоу Цзышу ещё мельком думает: даже в своем последнем перерождении этот невыносимый человек продолжал думать о нем без злобы, хотя ему столько пришлось мучиться.       — А-Сюй, — он знал, что его не слушают, но Вэнь Кэсин питал глубокое спокойствие от того, что наконец мог сгрести в объятия Чжоу Цзышу и до хруста сжимать его так всю ночь.       — Мне больно, Лао Вэнь, — притворился кашляющим Чжоу Цзышу и тут же высвободился, но недалеко и ненадолго.       Вэнь Кэсин поймал его щеку своими безмерно горячими и живыми губами для мимолётного поцелуя, желая всего согреть.       — Не знаю, как ты, но я не желаю здесь оставаться и хочу найти постель получше, даже если это будет просто трава. Только бы не гробы.       Ему в ответ улыбнулись и совсем не думали спорить:       — Для милой и скромной жены желание мужа после долгой разлуки – закон, я сделаю все, что ты захочешь.       — Даже заткнешься?       — Нет, вдруг ты забудешь, как я люблю тебя?       В ответ – короткая усмешка.       Больше двухсот лет страданий ради воссоединения наконец смогли окупить себя. ***       «Долина Смерти» – место, звучащее внушительно до тех пор, пока здесь не оказываются два бывалых вояки.       Мерное звучание сверчков стало приятным фоновым шумом – хоть что-то спасало от неловкой тишины, когда никто не мог подобрать слов после долгой разлуки. Тихое уханье совы особенно привлекло внимание Вэнь Кэсина: бессовестно для своего опыта громко шурша высокой травой, он остановился на небольшой полянке, вглядываясь в затянутое мраком небо. Все такое чёрное, будто неба вовсе там и не было, только зияющая дыра.       Мошки и маленькие жучки оказались заинтересованы прибытием ночных путников, всячески то жужжа на ухо, то пытаясь укусить со всей своей кровожадностью.       — Как думаешь, А-Сюй, совы все ещё способны предвещать беду? — чувствуя непривычную подвижность и тепло своих рук, Вэнь Кэсин скользнул ладонями по стволу деревьев и поймал на палец невесть откуда взявшегося кузнечика. — Иначе нам немедленно следует убираться отсюда! Их в округе более сотни… только представь, если они начнут «ухать» вместе?       Не то чтобы Чжоу Цзышу не желал говорить – совсем нет, в его сердце совершенно искренне горело пламя желания ужалить хорошенько Вэнь Кэсина за все свои потраченные нервы, но сейчас он чувствовал себя слишком измотанным.       Стоит признаться, Вэнь Кэсин тоже. Он просто сделал нелепую попытку вести себя как раньше.       — По-твоему в этом лесу никто ещё не сожрал такое большое количество сов? — выискивая между достающей до пояса травы ветки, Чжоу Цзышу желал отвлечься от своих мыслей.       — Пока я был заточен в тело скелета в том месте, я пересчитал их точное количество не меньше двух раз, — призадумавшись, ответил Вэнь Кэсин.       И всё-таки представитель местных зверьков – кузнечик-некузнечик – был забавным из-за своих двух непропорциональных клыков и ядовитого хвоста. На его зелёном теле это выглядело лишним и как будто бесполезным.       Засматриваясь на любопытного зверька, Вэнь Кэсин вдруг оказался оттащен прочь – его грубо ухватил Чжоу Цзышу, но как раз достаточно для того, чтобы заставить уклониться от соратника существа, похожего на кузнечика. То была слившаяся с древесной корой ядовитая змея. она уже с шипением раскрыла пасть и обнажила клыки, но Чжоу Цзышу оказался быстрее.       Перед глазами все помутнилось расплывчатым обилием зелёного. Под конец Вэнь Кэсин ощутил рядом твердую опору. Укутанное по-дурацки дорогой мантией плечо встретило его с непредвиденной мягкостью.       — А-Сюй, — обронил он.       К спутанным прядям его волос – прямо к центру головы – прикоснулись замёрзшие, но такие же манящие губы Чжоу Цзышу.       Поцелуй в макушку.       Как… по-детски?       Это совершенно несвойственно такому холодному чурбану как Чжоу Цзышу – и этот тихий интимный момент лишь для них двоих растрогал до невозможности.       — Молчи, — на этот раз всё-таки оборвал.       Не приказав. Скорее попросив.       Уткнувшийся в артерию нос Вэнь Кэсина потерялся в волосах спутника, пусть те и были собраны в небрежный низкий хвост. Вдыхая родной аромат, он пощекотал горячим дыханием шею и решился на маленькую пакость: разомкнул бесшумно челюсть и провёл кончиком влажного языка, еле-еле скользя им по кадыку.       Конечно же, Чжоу Цзышу дёрнулся и от лёгкого волнения пропустил ценную секунду. За нее можно было бы успеть так много! И Вэнь Кэсин воспользовался этим – завёл руку за его спину, обласкивая пальцами тонкую талию, и повалил наземь. Ленты в волосах не выдержали. Причёски распались и волосы обоих спутались в единое целое, застилая такой важный сейчас обзор, пока они, точно как перекати-поле, крутились, меняя позиции верх-низ, и на манер малых детей дурачились.       Нависнув сверху, со сбившимся дыханием, Вэнь Кэсин поджал губы и старался удержаться от порыва поглотить полностью без остатка мужчину под собой.       — Я правда помню лишь последнее перерождение – почему ты думаешь, что я обязан злиться на тебя? — не слышалось ни толики веселья в его тоне; он был серьезен и искренне не хотел терпеть это недоразумение между ними.       — Пятьдесят шесть жизней, полных боли, — Чжоу Цзышу лежал точно труп: без движения, только губы открывались, чтобы с них слетали слова.       Его лицо, весь он – от и до, бывший Хранитель Луны выглядел изнеможденным, его хотелось забрать далеко-далеко к себе и больше не показывать никому. О схожем думал и Чжоу Цзышу с полуприкрытыми глазами всматриваясь в побледневший оттенок кожи: не удивительно, Вэнь Кэсин ведь столько лет не видел неба и солнечного света.       — По-твоему за время заточения я забыл базовые знания о том, как образуется человеческая злоба? Так и возникают неупокоенные души – из-за пережитой боли они возвращаются мстить тому, кто стал причиной, — закончил он.       Пересекшись взглядами, они молчат.       Сквозь запутанные тяжелые ветви вековых деревьев замерцал лунный свет – кроваво-красный, неприглядный и скорее вызывающий бесконечную тревогу. Однако он скользил по острым скулам Чжоу Цзышу мягко, будто боялся пасть под гневом Вэнь Кэсина; и от того казалось, что на его лице слабо переливался совершенно естественный румянец.       — Только такие красивые люди могут быть такими глупыми, — вздохнул он и покачал укоризненно головой, подушечкой большого пальца погладив бровь. — Но не только злоба может изменить людей. Эти двести лет заточения – ты ведь тоже мог сотню раз разлюбить меня, так почему же потратил два года на поиски моих останков?       Аргумент не в бровь, а в глаз; Чжоу Цзышу не хотел лишний раз напоминать об особой преданности Хранителя Луны. Но только через несколько мгновений понял: эта верность – не спелый плод, проклятье от способностей звездочета, а его личная черта. Принадлежащая ему, а не Хранителю Луны.       — А-Сюй, я был готов быть с тобой, даже зная, что ты умрешь от проклятья, — жажда выговориться и дать искренним чувствам выскользнуть из клетки била ключом. — Сколько мне ещё говорить об этом?       — Хочешь сказать, действительно ничего не изменилось, Лао Вэнь?       Наконец подцепился истинный корень проблемы.       С толикой нерешительности Вэнь Кэсин прикусил губы; они не могли не измениться, находясь годами вдалеке друг от друга; их убеждения и принципы, мировоззрение – все это могло подвергнуться сомнениям и перевернуться с ног на голову.       — Мои слова остались неизменными. Много лет утекло с тех пор, как я решил защищать тебя – и я не откажусь от своего решения, — вглядываясь в спокойное, как тихая гладь воды у спрятанного от людей озера, лицо Вэнь Кэсина, он доверчиво прикрыл глаза.       — Пока у тебя сохранилась хотя бы капля тепла ко мне, я не уйду, — также тихо закрепил мужчина, утыкаясь носом в ключицы Чжоу Цзышу.       Их клятва друг другу – короткая, но пропитанная искренностью с обеих сторон – повторилась неизменно, минуя года.       Сколько бы не возникло проблем – оставалось то, что их крепко-накрепко давно связало красными нитями судьбы; и эта тяга не ослабла даже спустя столетия и, казалось, лишь усилилась от желания вновь слипнуться в одно ютяо и позабыться. Поэтому и Вэнь Кэсин, и Чжоу Цзышу безмолвно приняли решение продолжить двигаться вперед. Уже не по одиночке, а готовясь подставить плечо друг другу. Может, их любви когда-то и суждено найти свой конец. Но пока даже двухсот лет с хвостиком не хватило, чтобы кто-то из них больше не желал видеть своего партнера.