«Только глупец налегает на весла, не видя, куда он плывёт» И Цзин, Гексаграмма №53 (Цзянь), Течение, толкование Успенской, Случайно выпавшая комбинация
— Его не стало. Такой ответ дал Хэлянь И журналистке, которая спросила, что же приключилось со зданием главного в городе суда. Хэлянь И недавно, около года назад всего лишь, занял место народного представителя. Главный, по сути, человек в их городе. Который столь грубо заявил то, что было известно многим. Сгорело целое здание суда, полное людей. Но почему? И почему нельзя на такой вопрос дать исчерпывающее объяснение, как того требовали положение и статус народного представителя? «Как будто такой человек как он скажет правду!» — Цзышу мысленно смачно выругался и выключил телевизор, где его двоюродный брат, который старше его лишь года на два, с кривой улыбкой сказал о случившемся. Будто забавлялся или потешался над теми несчастными, чьих родственников унесла трагедия. В палате более чем хорошо всё обустроено — кто-то очень много выложил за то, чтобы Цзышу находился в комфортных условиях. Первичный осмотр собственного тела показал, что ему зашили рану в брюшине, которую он получил ранее. И, походу, это произошло довольно давно. Сколько времени прошло с тех пор? — А-Шу, как ты? У выхода из палаты стоял никто иной как дядя Цинь. Сильно постаревший. Обычно он всегда старался выглядеть максимально прилично, кто-кто, а его дядюшка не терпел тех, кто не мог позаботиться о собственном внешнем виде. Теперь же тот предстал перед Цзышу в совсем непрезентабельных, потёртых изрядно ботинках, брюках. Тёплой кофте — была зима — с вставками заплаток. Выглядело всё равно максимально цивильно, но, при этом, что в одежде, что в самом дяде чувствовалась вселенская усталость. По спине прошёлся холодок. Горло почему-то с трудом издало звуки: — Дя…дя… — собственный голос ужаснул. Говорить неудобно, тяжело, даже для одного слова пришлось приложить массу усилий. Он попытался выдавить ещё что-то из себя, но смог лишь захрипеть, с трудом осознавая произошедшее. — Цзышу, — обрадованно подошёл тот к койке и взял его за руку. Дрожащим голосом прошептал: — Хорошо, что ты ещё можешь говорить. Чжоу Цзышу дотронулся до горла и нащупал безобразный шов. Последнее что помнил: как ножом проехались по нему. Тогда он и не надеялся выжить. — Кто... погиб в недавнем взрыве? — с тяжёлым предчувствием еле выговорил он. Дядя, подкосившись, уселся на койку, не выпуская его ладони из своей. — Мой А-Сяо… Цзюсяо. Всё перевернулось в груди Цзышу. Малыш Цзюсяо, двадцатитрехлетний детина, сущий ребёнок, несмотря на совершеннолетний возраст. Рвался всегда за своим братом Чжоу. И в огонь и в воду, через тернии к ещё большим терниям, от интриги к интриге. — А-Шу… Ты пролежал тут почти три года на восстановлении. Значит, Цзюсяо было уже около двадцати шести лет. А самому Чжоу Цзышу стукнуло наверно двадцать девять. Судя по метели в окне — зима, а значит совсем вблизи маячила тридцатка. Печально. Три года были просто вырваны из жизни из-за его неспособности встать с постели. — Мы приходили к тебе каждый день. Переводили из одного учреждения в другое. В итоге, в какой-то момент, нам только здесь предложили самые лучшие условия. Пришлось заложить дом, мы с А-Сяо не хотели трогать твои счета… Но я ни о чем не жалею, А-Шу! Теперь у меня хотя бы есть ты… Сжав затрясшуюся старческую руку, он попытался прийти в себя. И решил, что всё исправит, как только спокойно встанет на ноги. И вернёт Хэлянь И причитающееся. Не мог не вернуть. Не после всего. Ведь именно благодаря ему Цзышу находился в отключке столь долгое время.***
Он быстро вырубил охранников одного за другим, ведь, смешно сказать, основной штаб с их слабыми местами остался таким, как он его помнил. Охранники только новые, но косяки в их построении, постановке, в самой схеме здания — прежние. Когда-то Чжоу Цзышу был тем, кто всё это налаживал сам. И умело использовал такие зоны для заманивания противников в ловушки. Тот же Хэлянь Чжао, старший братец Хэлянь И, знатно провалился на этом — хотел найти компромат на младшего своего, а в итоге его зафиксировали камеры, был вызван наряд полиции и всё — путь к креслу народного представителя перед Хэлянь И стал свободен. Так им казалось. На тот момент предвыборная кампания только начиналась… Но, в итоге, победил всё же Вэнь Жуюй, как не связанный со скандалами семьи Хэлянь кандидат. — Это для нас даже лучший вариант, гэгэ. — Шу-ди, ты не понимаешь! Он перетянул на себя всё внимание под шумок, пока мы собачились с братом…. — И это — отличная возможность показать ему сначала нашу лояльность как к главе города. Но после можно поставить вопрос о внеочередных выборах, спустя год или два. У нас будет время нарастить силы и влияние, — уговаривал тогда Цзышу, который был советником Хэлянь И и его начальником охраны, ведь Хэлянь Чжао пытался собственного брата и подставить, и подкупить, шантажировать. Но с охраной в виде Цзышу у него это не получилось. А на что-то больше Хэлянь Чжао не был способен в то время. — Ты прав. Сможешь уговорить Бэйюаня, чтобы он занялся нашим пиаром и предвыборной кампанией? Не знаю никого, кто бы справился лучше него. С Бэйюанем, ещё одним двоюродным братом Хэлянь И, он договорился. И все трое быстро стали слаженной командой, набирая успех за счёт соцсетей, выступлений, дебатов. Бэйюань умел подать идеи Хэлянь И в правильном ключе, его успокаивающему голосу верили если не все, то многие. Он выступал в качестве пресс-секретаря Хэлянь И, взял себе на замену и обучение Цинь Цзюсяо, тоже имевшего весьма подвешенный язык и располагающую при этом внешность. Вместе они смогли добиться многого. Казалось, что вещай они хоть о том, что кандидат Хэлянь-младший собирается отобедать младенцами — слушающие бы важно покивали да сказали бы, что так оно и должно быть, ведь как не верить таким просвещённым людям как Цзин Бэйюань и этому прелестному мальчишке — его подопечному, Цзюсяо? Если подобное нужно будет для того, чтобы Хэлянь И стал главой их местного правительства — значит, так тому и быть. Им внимали, их приглашали на политические мероприятия с каждым разом всё больше и больше. Цзышу втихую налаживал связи, чтобы подопечные потом самоотверженно защищали его лидера. Защищали от сплетен, пустых разговоров и просто неудобных людей. И поле было зачищено от тех, кто был против роста быстрой популярности его И-гэ. В прессе им пели оды, чему немало способствовал и сам Цзышу, после некоторых лет секретной службы. Три брата действовали слаженно: один охранник, другой пресс-секретарь, третий — главное лицо. Нерушимая тройка — так их называли. До тех пор, пока не произошла какая-то ссора между Хэлянь-младшим и Бэйюанем. Цзышу о том времени помнил лишь обрывки разговора, которому невольно стал свидетелем, просто не вовремя зайдя в кабинет Хэлянь И. — Тебе нужно жениться для имиджа семьянина. Так ты сможешь в этом плане быть на равных с Вэнь Жуюем. У него вот типичная китайская семья: жена, сын, дочь... Даже в официальном расписании встреч они добавляют пункт о семейных посиделках за хого! Это просто гениально, и нам нужно взять это на вооружение! — Семья — это слабость, Бэйюань! — Нет, дагэ, ты ошибаешься. Семья — то, из чего черпают силу даже в тёмные времена. Ладно бы, ты не мог иметь детей, тогда другой разговор. Но мы с тобой знаем… — Ни одна женщина не переступит порог моего дома и кабинета, если будет рассчитывать на свадьбу со мной, Бэйюань! Ты должен знать, что я не отступлюсь от наших с тобой… О, Шу-ди, — наконец они оба заметили вошедшего тогда Цзышу. И разговор как-то сам собой замолк. Но, выходя из дверей, Цзин Бэйюань обернулся: — Если ты не передумаешь… Я уйду насовсем. Хэлянь И тогда отмахнулся, а господин Цзин с треском захлопнул дверь. И больше его не видели входящим в кабинет кандидата Хэлянь-младшего. Эти воспоминания одолевали Цзышу, пока он пробирался к главному хранилищу данных. Вот пост охраны, где он спокойно прошёл по украденному пропуску-карте с высоким уровнем доступа, закрыв лицо защитной маской. Цзышу даже особо стараться не пришлось. Вот коридор, за которым располагался штаб агитации, а вслед за ним — то, что ему нужно. Кабинет самого народного представителя. И в нём — будущие планы действий, встреч и мероприятий. Самый обычный кабинет. Картина с горами, где младший господин Хэлянь хотел бы побывать, массивный стол, закрывающий вид на ноги для посетителей — почти как трибуна для выступлений, только в разы длиннее и несколько ниже. Графин с вином, возможно итальянским — кандидат Хэлянь отдавал предпочтение напиткам из Италии, что не очень вязалось с его имиджем приверженца всего китайского, но это было тем, от чего он не мог отказаться. Много искусственных цветов в вазах — Цзышу считал это «мёртвой красотой», но понимал практичность такого подхода. Большой шкаф с множеством книг — Хэлянь И знал в общей сложности их краткое содержание, но заставлял помощников читать их все, чтобы в нужный момент обратиться и получить ответ на вопрос. Среди них даже таинственным образом затесался сборник стихов Бэйюаня, который тот читал в детстве. Но Цзышу нужна картина. Потому что его двоюродный брат — чёртов коллекционер, а самое ценное всегда у него лежало в сейфе, который прятался в стене за произведением искусства с изображением гор. Думать над паролем особо долго не пришлось — всё, что касается Хэлянь И, так или иначе связано с его семейством и личностью. Но, тем не менее, Цзышу всё равно был удивлен, когда в качестве пароля, после вбивания дат рождения всех членов семьи Хэлянь и Бэйюаня, числа голосов за кандидата Хэлянь-младшего при первом отборочном туре, подошла дата, когда Чжоу Цзышу оказался в больнице. Кто-то мог бы сказать, что эти находки ничего не стоили. Мрачное пространство металлического, почему-то зелёного цвета, маленького сейфа вмещало в себя не так много. Статуэтка балерины — последний подарок Бэйюаня, после которого его никто не видел. Вырезка из газеты — «На Вэнь Жуюя совершено покушение!» — с текстом о том, как чуть не произошла трагедия. Кулон Цзюсяо… По телу Цзышу прошлась дрожь негодования. Эту безделушку, на деле не стоящую даже и десяти юаней, дядя Цинь подарил своему сыну в те времена, когда они жили совсем небогато. Дядя Цинь тогда спросил у сына, что тот хочет на день рождения. Бесхитростный Цзюсяо выбрал самое дешёвое, что только могло быть поблизости, и попросил кулончик на верёвочке с изображением цветка. Который отображал смену времён года: в самом расцвете и распустившийся, другая четвертинка — с опавшими лепестками, третья — полностью завядший цветок, последняя — с зарождающимся бутоном. Бережно забрав находку, Цзышу осмотрелся и заметил кое-что интересное. К примеру: перочинный нож, ранивший когда-то его шею. Он спешно взял и его. Но, помимо оружия, внимание Цзышу привлекли две, казалось бы, самые обычные вещи. В массивных двух рамках были первые полосы газет. «Убийца!» — с портретом самого Хэлянь И, самый последний выпуск, где на всю страницу была распечатана фотография народного представителя, кривящего губы в ухмылке. Как раз из того интервью, которое видел он по телевизору. Этот выпуск был спешно изъят из продажи, но у него в палате хранился такой же. А второй он не застал в своё время. Потому вынул его первую полосу из рамки, чтобы рассмотреть вблизи: «Хэлянь И вручает награду за поимку покушавшегося на жизнь Вэнь Жуюя убийцу!». Человек, чем-то похожий на самого бывшего главу города, Вэнь Жуюя, в форме курсанта последнего курса полицейской академии, принимал из рук Хэлянь И грамоту — такая вот пафосная фотография. В самом низу подпись сообщала: «Вэнь Жуюй отказывается от поста, читайте на странице 5 в нашем выпуске!». Заслышав звуки шагов и хлопающих дверей, Цзышу сделал быстро пару снимков на телефон, взял все бумаги, бывшие под рукой. Когда распахнулась дверь в кабинет, Цзышу вырубил зашедшего, не дав ему даже увидеть себя. Собрался спокойно уйти, но чёртов то ли охранник, то ли ещё кто, успел нажать тревожную кнопку. А потому пришлось в спешке уносить ноги.***
Цзышу совсем не впервой приходилось бежать. Но чтобы так быстро улепётывать — это что-то за гранью. За спиной висел рюкзак, на лице — маска, одежда без опознавательных знаков. Все, какие там раньше были от производителя, он самолично либо закрасил, либо срезал. За ним гналась пара то ли бандитов, то ли ещё кого: он сам толком не разобрал. Если бегут — значит надо давать дёру. Хэлянь И его по голове не погладит за то, что он натворил, а эти парни доставят его именно к нему. Возможно воровать из-под носа главы Хэлянь было очень плохой идеей. Но в этом весь Чжоу Цзышу. Всё самое плохое и отвратительное, за исключением убийств — по его части. Где-то в прошлой жизни он явно напортачил, причём очень сильно. Бандиты — их нельзя назвать полноценными охранниками — нагоняли его достаточно быстро, впереди — только тупик. Гоняющиеся за ним по тёмным переулкам люди это знали, он это знал, но больше бежать некуда. Если он постарается, то сможет перепрыгнуть через ограду. Но за ней светились мигалки полицейской машины... Возможно ему повезёт. Поворот, ещё один, и ещё: он на бегу достал баллончик и зажигалку. Пустил струю огня чирканьем колёсика маленького устройства и побежал не оглядываясь, пока позади слышался крик невыносимой боли и отборная ругань. Прыжок через ограждение дался с трудом и с большого разбега. Пальцы заскользили по мокрой от падающего снега кирпичной стене, но Цзышу был упрям как кот: в итоге он спрыгнул с другой стороны. А там — коп, высокий, как чёрт знает кто. — Что, паркурщиков не видел? — спросил он у продолжающего пялиться на него мужчины. И, уже не дожидаясь реакции, снова попытался бежать, а этот коп — с чего-то вдруг — за ним. Убегать от полицейского сложнее после получасового бега: стопы и колени ныли, длинноногий коп — проворен и быстр, а сам он задыхался от такой непривычной нагрузки, и была велика вероятность, что точно свалится где-нибудь в ближайшие минуты от перенапряжения. Чжоу Цзышу до звания марафонца сейчас далеко настолько же, как от их городка до Кайласа: каких-то три тысячи с лихом километров на северо-запад, не считая подъёма на саму вершину, никем не покорённую. В общем, ни с его подорванным здоровьем так носиться, а то до ада ему будет в разы ближе, чем до куда-либо ещё. — Да подожди ты! Чёрт! Красивый полицейский нёсся за ним, пока не умудрился схватить за ленту рюкзака; почувствовав натяжение со спины, Цзышу недоуменно развернулся, чтобы быть тут же впечатанным в ближайшую стену. Это очень болезненно, ему показалось, что кости готовы были сломаться в ту же секунду. — Простите, я сегодня не готов к знакомству, — тяжело выдохнул Цзышу, отчего полицейский явно впал в шоковое состояние. Но быстро отошёл от него. Цзышу пытался от него отбиться, сказаться глупым пройдохой, но патрульный Вэнь оказался слишком дотошен. Но точно был впечатлён его внешними данными. Цзышу мысленно усмехнулся: он знал, что был красив. Однако не ожидал приглянуться кому-то со своей бородой. — Офицер Вэнь, может, мы договоримся? — Я — неподкупен! — прозвучало до крайности оскорблённо. Как у того, кто впервые на своём посту, ещё и с таким невинным выражением лица. Либо с повышенным чувством справедливости, либо с глупой верой в правду. Чжоу Цзышу скривил губы. Потом же в его голову пришла блестящая идея. Он склонил голову набок, дерзко схватил этого глупца за форму, прижался к нему в поцелуе. — Так… так нельзя, — оторопело пролепетал этот странный Вэнь Кэсин и попытался вырваться. Не думал же тот, что он действительно хотел его соблазнить? Отвлекающие маневры ещё никто не отменял. Дезориентировать противника нетипичным действием, выбить его из колеи, заставить невольно потерять бдительность, когда своё физическое состояние оставляло желать лучшего… Чжоу Цзышу не гнушался ранее ничего, кроме, разве что, убийств. Всё остальное — его вторая натура. Такое работало в политических игрищах, в реальной жизни — тем более. — Невинная овечка… как любопытно. А хотел в отделение еще вести, — Цзышу деланно разочарованно цокнул языком. — Как же так? Он снова коснулся его губами, выбивая буквально весь воздух из груди замершего Вэнь Кэсина, не отрывая взгляда. Тот же тупо смотрел на него широко раскрытыми оленьими глазами, такими изумлёнными и наивными... Даже жаль стало. Но ненадолго. Исхитрившись и пнув его в солнечное сплетение, Цзышу высвободился да нацепил маску обратно, пока тот сгибался пополам от боли. — Пока, красотка-Вэнь! — отсалютовал он ему ребром ладони и скрылся в закоулках. Снова бегом, пока ноги позволяли, а про себя посмеивался. Наткнуться на наивного копа! — его жизнь хоть в чём-то стала весёлой.***
Честно говоря, Цзышу сначала хотел зажить обычной обывательской жизнью. Но в голове крутилось самодовольное лицо Хэлянь И на первой полосе газеты с надписью «Убийца». И то, что Цзышу нашёл её именно в самом сейфе брата, нервировало и рождало в глубинах разума что-то тёмное, неизведанное. Раньше Цзышу никогда бы не заострил своего внимания на подобном. Но не теперь, когда это касалось его брата. Ведь он был для Цзышу всем. Почему же тот предал его? Цзышу коснулся своего горла с безобразным швом. Если ходить всегда с чуть опущенной головой, то почти незаметны зажившие стежки, стянувшие кожу. Кто-то мог бы разве что тихо сообщить, что он измазался в клее, и тот засох. Вспомнилось, как он стоял подле брата, когда проводилась кампания по обезвреживанию влияния Вэнь Жуюя. Они находились в комнате, где дожидались потенциального исполнителя воли кандидата Хэлянь. — Время? — спросил будущий народный представитель. — Час дня. Будет с минуты на минуту, — Цзышу дёрнул рукой, скрывая циферблат наручных электронных часов. Они изначально хотели изобличить Вэнь Жуюя перед обществом. Ведь у каждого есть какой-то порок, осталось лишь найти его. Но, казалось, что более идеальной семьи, чем Вэнь, не существовало вовсе. Потому ими планировалось именно напугать и разоблачить в чём-либо, если найдется в чём именно. Но всё, что предлагал нанятый ими человек, не укладывалось в это. Мерзкое лицо с приторной улыбкой, бегающие из стороны в сторону глаза — Чжао Цзин боялся. Он — лишь пешка, прекрасно понимающая своё положение. Ему не уйти от Хэлянь И, не выполнив задания. Из этого располагающего к себе кабинета с лакированным столом из светлого дуба и стенами с обитыми зелёным обоями не было иного выхода, кроме как согласиться на условия и, исполнив их, уйти и никогда не возвращаться. — Можете положиться на меня, господин Хэлянь. Мои люди всё сделают чисто. Никто и не подумает на вас. Если что, я возьму вину на себя. Хэлянь И улыбнулся, лицо Цзышу же ничего не выражало. Конечно Чжао Цзин возьмёт вину на себя. Иначе всей его семье недолго смотреть на солнце Поднебесной. В тюрьме вообще каждый взгляд на небо, наверно, казался глотком свободы. Так ранее думалось Цзышу. Что ж, в палате больницы, где он проторчал ещё месяц с лишним после пробуждения — так же. Лучи солнца просачивались через окно и попадали на зеркало, в которое Цзышу смотрел, лёгкий снежок замёл улицы, обеляя городок, где он жил, что виднелось в отражении. Всё казалось незнакомым, и собственное тело в том числе. Этот грубый шрам нанёс ему Чжао Цзин, когда Цзышу засомневался на одном из этапов дела. Чжао Цзин просто схватил со стола нож, подаренный Хэлянь Чжао Хэлянь-младшему, с гравировкой в виде цветов вишни, втолкнул его неожиданно в брюшину и полоснул потом по горлу. А Хэлянь И просто смотрел как из него вытекала. Ворс на паласе в кабинете был жёстким, неприятным для щеки, которой Цзышу касался его, лёжа на полу. — Сделай как считаешь нужным, Чжао Цзин. Но чтобы Вэнь Жуюй мне больше не препятствовал. — Дагэ… Чжоу Цзышу зажмурился, пытаясь отогнать это воспоминание. Старший брат казался тогда просто расстроенным в нём. Он его разочаровал. Когда Чжао Цзин вышел, заверив, что всё сделает, Цзышу продолжал истекать кровью. Брат же подошёл к нему и склонился, нависая. — Мне жаль, Шу-ди: его правда надо устранить. Я вызову врача, но тебе стоит молчать о случившемся. — Нет, — вытолкнул из себя Цзышу, удерживая ладонь у горла, булькая собирающейся где-то внутри солоноватой, отдающей ржавчиной, жидкостью. Потрепав его мягко по щеке, запутавшись после в волосах, Хэлянь выдохнул одно слово. То, ради которого Цзышу готов на всё. — Цзюсяо, — прозвучало ласково и предупреждающе. А ладонь, нежно поглаживавшая ранее волосы, вцепилась с неимоверной силой, заставляя зажмуриться, приподнимая над полом, а потом вдавливая в него. — Прости, Шу-ди. Надеюсь, ты скоро поправишься, и мы сможем договориться. Выдохнув, всё ещё ощущая эту стальную хватку в волосах, слыша безжалостный фантомный голос в ушах, Цзышу провёл пальцами по голове, прогоняя все эти воспоминания. — Цзышу, нам следует уходить отсюда, — послышалось со стороны выхода из палаты. — Да, дядя, — отрывисто отозвался он, — сейчас. Это был последний день, когда он наведывался в больницу. Больше в том не было необходимости, все нужные врачи теперь будут приходить на дом, куда они с дядей и собирались.***
Он честно пытался стать обычным человеком, не ввязываться в политические игры. Устроился на подработку журналистом в хорошее издание. Не то что бы ему действительно нужно было зарабатывать деньги — за время работы на Хэлянь И он заработал себе и так уже приличное состояние. А до этого успел потрудиться на благо родины. Хэлянь И платил больше, а ему ничего не нужно было в то время, кроме как быть с ним, защищать его, быть его мечом и щитом в прямом и переносном смысле. Потому он не особо старался, честно говоря. В своё время, когда он работал над безопасностью брата, он охранял его ещё и от слухов, и поднаторел в том, как собирать информацию. Только раньше она стекалась к нему сама, как паучья сеть выстраивается пауками, и оставалось только собрать плоды с «паучьей фермы». Теперь же ему нужно добывать её самостоятельно. Дядя Цинь хотел уехать. Чжоу Цзышу же пока не мог оставить прошлое позади. К тому же, Цзюсяо… от него ведь даже останков нормальных не осталось. А из-за пренебрежения брата в интервью брала злость. Он мог дагэ простить всё что угодно, кроме пренебрежения. Цзышу решил посмотреть на Хэлянь И спустя столько лет. И был ошеломлен. Этот знакомый прищур глаз, вещающие на широкую аудиторию губы... Его даже на мгновение накрыло воспоминаниями. А горло дико зачесалось от желания провести по нему и удостовериться, на месте ли шрам от ножа под ним. И вдруг появился этот офицер Вэнь. Жалующийся на маму, которая хотела устроить ему личную жизнь. Цзышу не удержался и подшутил над ним, сразу его не узнавшим. К тому же… как забавно: господин Вэнь-младший был на побегушках у Хэлянь И, который хотел лишить его родителя. Пройдя опрос ночью, он хотел ему это высказать в лицо. Но тот был таким тошнотворно правильным, что ему больше не хотелось рушить его иллюзии. Цзышу решил просто лишить своего брата всего, что тот имел. И первым пунктом в плане был Цзин Бэйюань. Он нашёл его, сменившего фамилию благодаря дяде Циню. Тот сидел и пил беспробудно в своём запасном доме. И, судя по всему, пил он так со дня комы Цзышу, а может и раньше. —А-Шу, неужели это правда ты? Я думал… боги, я думал, что ты уже никогда не очнёшься. Он начал кое-как выхаживать Бэйюаня, насколько позволяло собственное состояние. С алкоголизмом Юань-гэ бороться было очень сложно. Но, видимо, тот и сам был не рад вести подобный образ жизни, только вот стимула его прекратить не находил. А однажды, в порыве откровенности, Цзин Бэйюань рассказал ему кое-что интересное. — Знаешь, почему я ушёл тогда? Потому что хотел, чтобы карьера дагэ не была омрачена нашими отношениями. О, А-Шу… я и брат… Мы… были вместе. Как мужчина с женщиной, как муж с женой, и… Сердце Цзышу похолодело. Он желал получить одобрение брата И. Но в итоге не получил потому, что тот был просто не заинтересован в подобном. Потому что попирал братские узы. Находил время для этого, но не для доброго слова в его сторону. Однако Цзышу не винил Бэйюаня. — Он принуждал тебя, Бэйюань-гэ? Скажи мне! — он даже затряс тогда его, с опухшими глазами. — Если хочешь, мы могли бы… Мы могли бы сделать так, чтобы он никогда больше не смог приблизиться к тебе. Мы можем… если хочешь конечно, мы могли бы как-то дать намёк на нечто подобное в прессе, не упоминая твоего имени... — Чжоу Цзышу, неужели ты думаешь, что я не осознавал, что тогда делал?! — тот даже возмутился. — Я не маленький наивный ребёнок. Я прекрасно знал: кто он, кем ему прихожусь я, что так делать, как мы, неправильно. И всё равно хотел и хочу быть с ним. И не собираюсь ломать ему жизнь, вещая на широкую публику о таком! А узнав причину, по которой Цзышу лежал в коме, Бэйюань озверел от гнева. — Ты хочешь сказать, что он…?! Я… А-Шу, ты… — Я знаю, что ты мне не поверишь, Юань-гэ. — Поверю, А-Шу. К сожалению, я хорошо его знаю. Как только я поправлюсь... Как только перестану быть пропойцей — а я перестану, помяни моё слово! — ты станешь новым народным представителем. Я люблю И-гэгэ, но то, что он потворствовал этому Чжао Цзину... Этого я ему не прощу. Если он посмел так поступить с тобой, то не видать ему кресла представителя. Бэйюань лично принялся заранее разрабатывать ему стратегию предвыборной кампании, что очень удачно ложилось на планы Цзышу. Ему даже не пришлось его уговаривать. Чжоу Цзышу же работал для издания на износ, а в свободное время наводил последние справки об их главе города Хэлянь. О его собственности и собственности других братьев, и решил сходить на разведку в старый особняк семьи Хэлянь. Где обнаружил, к своей неожиданности, пьяного, сбежавшего из тюрьмы Хэлянь Чжао, которого связал, решив использовать момент, когда тот сам попал в его руки. Он довольно быстро придумал план, закупился необходимым, своевременно похитил Цинлуань и усыпил на долгие несколько часов Бэйюаня. С последним всего-то пара капель снотворного в чай понадобилась, а машина даже не пригодилась — до старого дома семейства Хэлянь было рукой подать из пропитой и захламлённой берлоги господина Цзина. Точнее, учитывая смену фамилии, уже Циня. Он записал видео и отправил по защищенной электронной почте дагэ. Уж кто-то, а Цзышу знал: что посылать и куда, чтобы информация точно дошла. Ему нужно было лишь вывести Хэлянь И из себя. Запугать его. Но, услышав от Хэлянь Чжао подробности суда и слова о том, что тот убил Цзюсяо, не удержался. Просто поджёг его как свечку, с интересом исследователя любуясь этим торжеством стихии огня над человеком. И оставил останки полицейским. Хэлянь Чжао с Бэйюанем были совершенно одинаковой комплекции, даже одежду носили одной марки, так что вряд ли кто узнал бы, что именно Цзышу совершил. О своих оставленных отпечатках или частичках кожи он не волновался — в свое время научился паре интересных приёмов во время секретной службы, благодаря которым частиц его ДНК не обнаружат. Он всё продумал. Бэйюань даже не узнал, что его куда-то уносили, пока вновь не появился публично и его не вызвали на опрос. Он понял, что Цзышу устроил, и закатил ему скандал по приезде из участка. — Ты воспользовался мной, чтобы убить брата Чжао? Чем ты тогда отличаешься от Хэлянь И, А-Шу?! Самого Цзышу не трогали слова Бэйюаня. У него была цель. И средства для её достижения, которыми его ещё и снабжал регулярно дядя Цинь, видевший в нём свою единственную надежду. Почему он должен отступать? Бэйюань не отказался ему помогать только когда Цзышу заверил, что подобного больше не повторится. Что ж... «подобное» он и не планировал, так что это обещание ему было не трудно выполнить. Следующие эфиры народного представителя, после похищения Су Цинлуань и нахождения останков, предположительно принадлежащих Бэйюаню, показали, что он был напуган. Что ему больно. Это наполнило Цзышу лишь мимолётной радостью. Потому что этого было недостаточно. Тогда он попытался сымитировать попытку взрыва. Просто не ожидал, что кто-то ещё начнёт действовать, и более решительно, чем он сам, ещё и устроит пальбу в бизнес-центре. А потому ему вновь пришлось уносить ноги. От бомбы, которую он сымитировал сам, и взрыва, что всё же случился не по его задумке. И его попытался защитить этот дурень-Вэнь. Лезущий в пекло без капли самосохранения. Для Чжоу Цзышу было в новинку, что кто-то так самоотверженно пытался спасти его. Когда Вэнь Кэсин закрыл его собой, он искренне проникся. Пускай и ненадолго, но всё же… Цзышу был благодарен ему. Но его благодарность отвергли. Офицер Вэнь был не из тех, кто доверял людям. Складывалось впечатление, что большинство из них он терпел и защищал по привычке. Что он не любил даже родителей, просто пытался вписаться в рамки нормальности действиями, предписываемыми обществом. Заботился как-то по-своему, но не более того. А выпускал пар сжиганием персонажей в игре. Кого он представлял на месте них, с такой яростной мстительностью на лице? Скорее всего, что своего отца: тот явно очень давил на него, Цзышу достаточно услышал в палате, где лежал Кэсин, чтобы сделать такой вывод. Вэнь Жуюй назвал сына «бесполезным». А кто тогда полезен в этом мире? Цзышу пытался быть с Вэнь Кэсином добрым, не навязываться ему лишний раз, но при этом разжиться у него информацией по делу Хэлянь И. Ею даже больше, чем всё остальное. К тому же ему было интересно, кто всё-таки устроил взрыв. А потом, вдруг, Вэнь Кэсин попросился переночевать. А Цзышу согласился, оставив наивного «мальчишку» у себя. Он ещё не представлял, что оставил себе самую большую липучку в мире. Да, Лао Вэнь не лез к нему с объятиями, но донимал разговорами. И, отчасти жалея его, Цзышу поддерживал с ним общение. Всё же они, как никак, стали жить вместе. Случай с кэсиновской панической атакой Цзышу предпочитал не вспоминать. Ему пришлось заботиться о Вэнь Кэсине, и это так напоминало, как он помогал дагэ. Только тот всегда требовал исполнения своих приказов. Кэсину же хотелось помочь. Но спина Цзышу, после его акта альтруизма, болела настолько сильно, что пришлось, закрывшись в комнате, обкалывать её обезболивающим по всей площади, для блокирования боли. Вышло у него это с большим трудом. Несмотря на то, что сначала он Кэсина определил в категорию неинтересных людей, пытающихся порой геройствовать, ему пришлось как минимум признать его ум. Недоверчивая красотка-Вэнь сказала ему, что преступников трое. А он стащил у него из-под носа бронежилеты, сделав дубликат ключей от подсобки с амуницией. А потом этот дурак отдал ему свой собственный бронежилет. И после убийства Хань Ина и смерти Цзюсяо, Цзышу решил, что даст время поразмыслить своему сожителю над случившимся. И принесёт ему архивы газет, которые всё это время собирал Бэйюань, скучая по Хэлянь И и времени, проведённом с ним. Кэсин ему не звонил, не писал, не появлялся на пороге. Цзышу увидел его только однажды, после опроса в участке. Не выдержал, и сам заявился к нему. И до него дошло, что тот испытывал к нему то же самое, что Бэйюань к Хэлянь И. В это было смешно поверить с одной стороны, с другой — видимо, пьяный поцелуй от красотки-Вэнь имел под собой основу не только в виде алкоголя. Он решил дать ему желаемое. Потому что, помимо некоторой привязанности, больше ничего не ощущал. Привязанности и благодарности. За то, что спас, даже толком и не зная его. Что помогал, когда его скрутило от боли в собственной комнате. Вэнь Кэсин не навязывался ему больше. Принял эти правила игры. Но это, почему-то, уязвляло. Как-то постепенно дагэ отошёл на второй план. Да, Цзышу хотел всё ещё причинить ему достаточно боли. За того, что предал его, что подверг опасности Цзюсяо. И что не сберёг Бэйюаня. Но вот Вэнь Кэсин… его хотелось защищать. Или хотя бы оставить себе. Чтобы слышать его редкий смех, наливать ему чай, видеть его почти щенячью радость, когда Цзышу нахваливал его еду. Или то непонятное выражение неверия на лице, напополам с робкой радостью, когда Цзышу разрешил ему претворить в жизнь все задумки с интерьером. Господин Вэнь-младший очень метко бил словами. Правда бывала порой слишком жестокой. Но Цзышу выдержал её, как и давление Вэнь Кэсина на своем теле и внутри себя. Перебирая после его волосы, он подумал, что может смог бы быть рядом с ним. Абсолютно в любом качестве, в каком тот захочет. Определенные физиологические реакции у него появлялись, и если это то, что нужно от Цзышу Кэсину — тот это получит. Как хочет, где хочет. Без разницы, если будет рядом. И всё же Чжоу Цзышу забрал его сестру. Ту не пришлось уговаривать уйти, получилось скорее наоборот: она сама к нему подошла переговорить о брате, когда он случайно её встретил неподалеку от штаба действующего народного представителя, находящегося около университета девушки. — Ты делаешь брата живым. А я бы хотела быть рядом с ним, счастливым. Так что, если вы вдруг все же сойдётесь — а я знаю, что вы не просто друзья! — заберите меня с собой. Я так больше не могу... — и, судя по виду, девочка совсем плохо ела, подорвала своё здоровье извечным стрессом, — видеть его несчастным в этих стенах, слышать осуждающий шепоток мамы, раздраженный — отца. Сейчас вот он лежит с истощением в больнице. Из-за своей дурацкой работы и негатива дома... Знаете, господин Чжоу, мне бы хотелось уехать с братом куда подальше от них. Куда глаза глядят. Он и забрал её. Как та того и хотела. А потом умер Бэйюань, оставив перед этим офицеру Вэню послание о том, кто на самом деле виновен в покушении на его отца. Какое, должно быть, это было разочарование для Вэнь Кэсина, который почти боготворил народного представителя. А тот потешался над ним, показывая своё якобы расположение. Цзышу хотел бы это видеть: его лицо в тот момент. Любую эмоцию господина Вэня-младшего. Любое его микро-выражение лица. Радостное, горестное, в отчаянии, в блаженстве — без разницы. Столько чувств, их так много, они лились через край, и как бы Кэсин их не скрывал — Цзышу видел каждое. И большинство из них были обращены на него, за редким исключением. И от них сердце билось чаще.***
Наступило время оглашения результатов выборов. Чжоу Цзышу взглянул на телефон, на котором показывалось изображение с камеры наблюдения, поставленной им в доме Хэлянь И перед разговором с ним. И брат был там. Как и его возлюбленный — повесился. Когда узнал, что теперь уже точно всё кончено: не только с Бэйюанем, но и с карьерой, властью. Цзышу пообещал Вэнь Кэсину, что остановится, но один разговор с братом за закрытыми дверями и принесённая лично Цзышу верёвка всё сделали сами. Он планомерно уничтожал его жизнь уже давно. Вполне закономерно, что тот решил с ней всё же покончить. И, по сути, конкретно на этапе самоубийства Цзышу ничего и не сделал. Хэлянь И принял решение сам. Он же просто методично подталкивал его к нему, лишив всего, что тому было дорого и важно. — Его не стало, — ответил Цзышу на вопрос журналистки и с трудом сдержал победную улыбку на лице. Но, судя по виду Вэнь Кэсина, не до конца. Внутренне он даже обрадовался, когда тот достал пистолет и выстрелил прямо в него: офицер Вэнь всё ещё боролся с собой и своей кровожадной сутью, но тут его рука не дрогнула. Чжоу Цзышу закономерно упал. И отрешённо подумал, что не знал, любил ли Вэнь Кэсина, но готов был отдать себя ему, если тот захочет быть рядом с ним. Пока Цзышу нужен ему — всё будет в порядке. Тогда у него есть ещё смысл существования. Краем расплывающегося зрения он увидел, как офицер Вэнь поднес дуло уже к своему виску. И улыбнулся этому. Ему казалось, что «любовь» — очень глупое название всему, что он испытывал. Разве можно называть таким простым словом желание прорасти в человека, чтобы было не разобрать: где Цзышу, а где сам Кэсин?