***
Часто полагаться на свою интуицию — далеко нехорошо. Потому что иногда она могла дать сбой. Но увидев вроде бы безобидного старика, с еле уловимой плутовской улыбкой, которую можно было бы даже счесть располагающей к себе, он не мог расслабиться. Эти тонкие губы, явные морщинки у одного уголка, левого — тот явно частенько усмехался, приподнимая вверх именно левую часть рта. Выглядело отталкивающе. Напрягало все нервы до предела. И этот пронизывающий взгляд... Не как у шефа Е — сканирующий на все прегрешения. Не изучающий, как у доброго Чанцина. «Ледяные колья, скрывающиеся в обманчивой темноте пропасти», — так охарактеризовал для себя его бывший офицер Вэнь. Такой взгляд расчётлив. Как у Чжао Цзина на фотографиях в протоколах. И каким он иногда бывал у бывшего представителя Хэлянь-младшего, на что Вэнь Кэсин всегда старался не обращать внимания, плюя на своё шестое чувство из-за глубокого уважения. Которое оказалось совсем неоправданным. Кэсин раньше задумывался о том, почему Цинь Хуайчжан всегда был под боком, но невидим для его взора. Бывший член постоянного собрания народных представителей. Имеющий вес в обществе, даже когда уже не входил в состав собрания. Ему хватало средств и ресурсов, как финансовых, так и человеческих, чтобы скрыть нежелательную информацию о себе и о тех, кто ему нужен. Почему он дал Цзышу позаботиться об устранении Хэлянь И? Почему не воспрепятствовал? — Дядя был в сильном моральном упадке после кончины Цзюсяо. Родной сын, как-никак, — так ответил на эти вопросы Чжоу Цзышу, когда он спросил. — Он и Цзюсяо приходили ко мне каждый день, пока я был в отключке… — что вполне вписывалось в образ сердобольного старика, который изначально нарисовал себе в голове Вэнь Кэсин. Но Цинь Хуайчжан, представший перед ним, таковым не был. Почему тот начал помогать топить карьеру Хэлянь И? Почему это произошло только после смерти Цзюсяо? В том, что именно с его дозволения и одобрения Цзышу занимался подобным, у Кэсина сомнений не возникало. И всё же было одно большое «но». Почему Цинь Хуайчжан начал всё это делать не сразу после попадания Цзышу в кому? А потом так спокойно реагировал на просьбы своего племянника и его незаконные действия? Цинь Хуайчжан вызывал у Вэнь Кэсина странные чувства. Тот так долго оставался в тени. Не показывался, играя другими людьми словно фигурами. И знал о том, как именно собирался Цзышу остановить Хэлянь И, как отомстить ему. — О, это тот самый господин Вэнь, о котором ты мне рассказывал? — спросил господин Цинь через некоторое мгновение, как они пересекли порог дома и поприветствовали его. Цинь Хуайчжан провёл их в гостиную, и Кэсин поморщился: убогая расцветка. Грязно-жёлтый, рвотно-желчный цвет. Сделанная под золото лепнина. Кто в их веке сейчас делает лепнину? К тому же с люстрой, изображающей бутоны синих и красных цветов? А этот диван, будто из восемнадцатого века, словно украденный из музея? А кожаное кресло, на которое Цинь Хуайчжан сел: обитое, окрашенной в синий, кожей? Сейчас казалось, что старая убогая хижина в горах, с подгнившими местами досками, была в разы лучше. А если Цзышу видел своего дядю усталым стариком, который долго горевал о смерти сына, то Кэсин заметил в нём расчетливость. И оправдавшиеся надежды, что племянник отомстит народному представителю Хэлянь вместо него. — Цзышу, сначала Жуюй, потом — его дочь, теперь — сын… Собираешь коллекцию Вэней? Чжоу Цзышу на это усмехнулся и покачал головой. — Дядя, ты прекрасно знаешь, что всё это… — «Чистая случайность», конечно-конечно… Жаль Бэйюаня только. Хороший был ребёнок. Прямо как Цзюсяо… Кэсин переглянулся с Цзышу, и последний замотал незаметно головой. «Не упоминать, что Цзюсяо был до недавнего времени жив», понял он. Хорошо, что Цзышу сообщил своему дяде далеко не всё. А то у Вэнь Кэсина проблемы могли бы начаться прямо сейчас. Он и так чувствовал себя на взводе. — А где Гу Сян? — первое, что произнёс Вэнь Кэсин после приветствия. Господин Цинь посмотрел на него долгим взглядом и, чему-то своему кивнув, сообщил: — Сейчас она на занятиях. Снова пошла на первый курс… И отлично с ним справляется. Ей здесь учёба даётся в разы легче. Девочка очень хорошая, со всем мне помогает. Цзышу, — тот обратил внимание на своего племянника, который, к его вящему удивлению, что угадывалось в поднятых вопросительно бровях, сидел достаточно близко с Кэсином на диване. Судя по брошенному взгляду хозяина дома — зрелище ему не очень нравилось. — Знаешь, у твоего старика в последнее время разыгрался диабет. Ты не мог бы подняться наверх… Комната по коридору налево. Пришло время укола по расписанию… Цзышу как по команде сразу поднялся, Вэнь Кэсин не успел бы его остановить, даже если бы сориентировался вовремя и попытался бы схватить за рукав. — Конечно, дядя. Отсутствие Цзышу рядом сделало бывшего офицера полиции ещё более нервным и настороженным. Он чувствовал, что перед ним — акула, перегрызающая другим глотки, ломающая хребты. Привыкшая делать это махом и сразу. Но, видимо, с возрастом зубы немного обломались, хотя и были всё ещё достаточно острыми и сильными. На пережевывание сил хватит, а на быстрый рывок за добычей — нет. — Вы были удивительно хороши в отделе, знаете? Вас всегда очень хвалили в пересудах членов совета народных представителей… О, на негласных неофициальных встречах, не подумайте дурного, — попытался было успокоить Вэнь Кэсина Цинь Хуайчжан, но, нет. У него это совсем не получилось. — Не знал, что об обычных рядовых столько судачат там, — не нашёлся с ответом он, пытаясь хоть как-то поддержать вроде бы ни к чему не обязывающую беседу. — Только о тех, кто является ребёнком одного из представителей. Как поживает Жуюй? Кэсин почувствовал первый болезненный пробный «укус». Его явно проверяли. Правда пока непонятно: на что именно. — Отошёл от политических дел совсем. — Неудивительно. Тем более после того, что говорят о вас в новостях. А это уже был прямой удар под дых. — Я благодарен вам за то, что вы, пускай и невольно, помогли Цзышу отомстить за Цзюсяо… Цзышу мстил больше за себя. За то, что его предали, за то, что им воспользовались, а потом выбросили как ненужный мусор. Вэнь Кэсин всё то время, что они скрывались, просыпался от хрипов Чжоу Цзышу, от того, как тот зажимал порез на горле, как чесал его при неконтролируемых приступах, как просил своего невидимого мучителя остановиться. Цзюсяо, по его личному мнению, в этой истории вообще был второстепенен. — Сколько вы хотите, господин Вэнь? Я дам вам и девице Гу нужную сумму, только не беспокойте нас больше. Вас, к тому же, ищут, а Цзышу считается мёртвым. Здесь он может начать новую жизнь, в то время как вы — вряд ли. Вы можете переждать пару дней… Я дам вам срок в неделю. Вас это устроит? Вот и истинное лицо. Расчёт. И попытка узнать, сколько стоит Вэнь Кэсин. Но это не как в милых романтических фильмах, когда глава семейства сначала предлагает денег, а потом оказывается, что это была проверка на вшивость, после прохождения которой отец — или, как в данном случае, дядя — благословит союз. Нет. Цинь Хуайчжан серьёзен. Угроза. Конец стабильности. Последние три года Цзышу был константой для Вэнь Кэсина. Тем, что было в его жизни постоянно. Если не рядом, то в мыслях. Если не в голове, то на своем теле. Отказаться от него? Можно ли добровольно отречься от сердца, будучи живым и здоровым — вырвать его молниеносно из груди и передать из рук в руки? А душу? Память? «Угомонись. Вспомни Цзышу, который направлял твою руку. Вспомни тихий свист чужих лёгких, делающий последний выдох», — он сам невольно повторил тот выдох Хань Ина, который остался в его памяти. Потому что почувствовал себя умирающим на мгновение. — Мне не нужны ваши деньги. Но я и сестра уйдём через неделю. Надеюсь на ваше гостеприимство... господин Цинь, — бесцветно произнес Вэнь Кэсин, внутренне кипя. Единственное, что могло выдать его чувства — дыхание, которое он теперь успешно контролировал. Контроль. Он всегда раньше был частью него. На работе, в доме родителей. Вспомни, Вэнь Кэсин, кто ты такой. От тебя не ушёл ещё никто. И не уйдет, решил он для себя. Цинь Хуайчжан улыбнулся, как будто только что поставленная сумма на лошадь в скачках оправдала себя. Вернувшийся Цзышу сделал господину Циню надлежащий укол, сам Цинь Хуайчжан принялся за еду. А Вэнь Кэсин пошёл наверх, в комнату, которую ему приготовили. И их с Цзышу комнаты были разными. Его спальня представляла собой какие-то кленовые листья на обоях, которые двоились и троились на фиолетовом фоне, окаймленные будто отсветами — красных, синих и зеленоватых тонов. Глядя на них с узкой деревянной кровати с перекладинами, его мутило. Или же дурнота поднималась из самых глубин его встревоженной, как птица, души?***
Гу Сян, пришедшая вечером, радовалась встрече с ним, плакала от счастья, цеплялась за его плечи. — Син-гэгэ! Наконец-то! Я думала, ты меня насовсем бросил тут! Вэнь Кэсин считал, что не оставит её, даже если умрёт — скорее обратится бестелесным духом и будет так защищать. Ощущая на себе её руки и порой всё ещё вздрагивая от таких родных прикосновений, ему казалось, что он находится дома. Где бы ни была А-Сян, когда она рядом, он — дома. Потому что она — его родная земля, она — его маленький лучик света, она — та, кто делала его лучше. Ради неё хотелось быть хорошим человеком. — Ты что же, совсем не рад мне? — отстранилась она чуть от него, и он сам тут же прижал её снова к себе, вдыхая запах её духов, наслаждаясь им. Так забавно получилось, что Гу Сян и Ло Фумэн пользовались одной и той же маркой. Не хватало только матча латте или запаха от швейной машинки — тонкого, почти неуловимого, немного металлического и отдающего нагретым пластиком из-за расположенных внутри пластикового коробка шестерёнок и винтиков. Или от бумаги с карандашом, когда сестра делала разметку для будущей выкройки. Но пока что пахло мылом: Гу Сян только недавно пришла и помыла руки после улицы. И ещё не успела сесть за пошив. — Ты не представляешь, как я… скучал по тебе. А ещё волновался за то, что кто-то окажется более больным и невменяемым чем он сам или Цзышу и встретится на её пути. Но не встретился. И это — прекрасно. В доме Цинь Хуайчжана всё проходило мирно на первый, второй, третий день. Кэсин не говорил Цзышу о разговоре с его дядей. А сам Цинь Хуайчжан испытующе глядел украдкой на бывшего офицера Вэня. С насмешкой. И это было унизительно. В голове пока ещё только тихим шепотом раздавалось эхом «бесполезный», которое постепенно нарастало. Как он мог разом забрать Гу Сян? И куда? Ему вновь некуда податься. К тому же, как он оставит Цзышу? Если быть честным, Кэсин даже не рассматривал этот вариант. Старик Цинь мог подавиться своими хотелками. — Чем ты так озабочен, гэгэ? — спросила ранним утром его Гу Сян перед парами, когда он приготовил ей завтрак. — К тому же… с каких пор ты готовишь папины блюда? Кэсин посмотрел на яичный рулет и лапшу к нему сначала недоумевающе, а потом усмехнулся. «Вот почему ты постоянно торчал на кухне… Отец», — это действительно успокаивало. Когда руки были заняты, а мысли отключались от проблем. Когда хотя бы над ингредиентами для пищи ты имел власть. Раз уж не над собственной жизнью. Но намного приятнее владеть не только своей жизнью, но и чужими. — Скажи, А-Сян, ты не замечала ничего странного за всё то время, что жила здесь? Его интуиция вопила, что что-то не так. — Ну… Всё вроде нормально. Разве что мне запрещено заходить в кабинет на втором этаже, в остальном всё… обычно? Господин Цинь там раньше подолгу сидел, пока вас с господином Чжоу не было. Конечно же Вэнь Кэсин пошёл на поводу у своей чуйки. Рыться в чужих вещах, благодаря своей основной профессии, ему было не впервой. Вряд ли стоило ожидать найти что-то ценное, важное… Но он нашёл, иначе бы не был собой. Медицинские заключения он прочитал чисто из любопытства. Из жалоб — сухость во рту, тяжесть дыхания. Сердечные боли. Возможно смерть сына действительно сильно подкосила старика. На фоне этого быть ещё и с диабетом — сложно.«Принимать в строгом соответствии... Уколы делать своевременно...»
Кэсин мало что понимал в медицине, но припоминал один разговор с Чанцином, где тот мимоходом обмолвился, что зачастую люди при диабете умирали от того, что тот или иной орган у них отказывал. Для Цинь Хуайчжана летальным будет даже достаточно сильное потрясение, если тот вовремя не примет лекарства. Если бы что-то могло бы вызвать жалость у Кэсина, он бы ему даже посочувствовал. Цинь Хуайчжан заказывал распечатки звонков с детализацией. Сообщений. Так делают многие старые люди, когда хотят убедиться в чём-то. Хотя бы в том, что платят ровно за то, что прописано в тарифном плане их оператора связи. Вот отмечены его звонки в колонию. Но нашлись и более ранние. Чжао Цзину. В даты, когда тот общался с Хэлянь И по поводу покушения на отца Вэнь Кэсина. И после — тоже, их было достаточно. Даже в день суда над ним. Зачем их было перевозить сюда? — Пришлась по вкусу информация? — в кабинет, кряхтя зашёл Цинь Хуайчжан, и Кэсин, со стопкой бумаг в руке, встрепенулся от чтива. Вокруг него — те же обои, что и в выделенной ему комнате, разве что только чёрного дерева в интерьере побольше. И даже тут, как и в его родном доме, тёмный паркет скрипел. — Вы знали?.. С самого начала? — Конечно. — Почему тогда не помешали? Почему?.. — А зачем? Тот не видел ничего плохого в том, что не сообщил о готовящемся преступлении. Как не усматривал ничего зазорного и в запросах, чтобы скрыть службу Цзышу. Создать практически новую личность Цзин Бэйюаню, который считал его чуть ли не вторым родителем, и спокойно отнестись к его смерти. Как манипулировать племянником, чтобы потопить народного представителя Хэлянь, который ему чем-то не угодил. — А-Сю... Цзышу знает? Цинь Хуайчжан полностью зашёл в кабинет и тяжело опёрся на стену рукой. Подъём на второй этаж немного вымотал его. — Незачем детям знать такое. И как ты стал лучшим в отделе криминалистики, если твой ум скуден и бесполезен даже в понимании таких вещей? — Тогда почему? — Потому что мне незачем было мешать Хэлянь И, пока из-за него не умер Цзюсяо. До остальных мне дела не было, — пожал тот плечами. — А как же Цзышу? — Кэсин не верил, что человек, столько помогавший им, оказался столь безразличен к судьбе племянника. — Он хороший мальчик. Немного конечно себе на уме, но… Преданный. Благо, его руками я смог отомстить за Цзюсяо. Не думай, что я совсем не люблю племянника, офицер Вэнь. Просто Цзышу удобен. Он как резвая стрела: куда выстрелишь — туда и полетит. Конечно, мне жаль, что он впал в кому. Если бы Цзюсяо так его не обожал, то, наверно, я бы вряд ли что-то предпринял для него. Хорошо, что А-Сяо оказался таким добрым. Потому что без его доброты я бы столько лет не оплачивал счета за больницу. И по итогу так бы и потерял сына, не потопив этого гада следом. И всё это только ради того, чтобы не ударить в грязь лицом перед Цзюсяо. А потом уже — чтобы отомстить за него. И никакого человеческого отношения к его А-Сюю. «Я просто хотел быть нужным… не как орудие» — самые частые слова Цзышу во время плохих снов. Глаза Вэнь Кэсина зажгло от несправедливости. И единственный намёк на сочувствие, который загорелся в груди, потух под этим потоком безразличия. — Почему вы тогда приютили мою сестру? Помогли нам сбежать? — Я умею платить по долгам, господин Вэнь. Месть за Цзюсяо — единственное, что держало меня на плаву всё это время. Скоро придёт Цзышу. Спускайтесь. И не ройтесь больше в моих бумажках. Все же… вы до сих пор в розыске. Пускай пока и не в международном. А телефон у меня близко.***
Смотря на Цзышу через большой стол в столовой, Кэсину казалось, что между ними расстояние исчислялось не в метрах, а в тысячах ли. И тот выглядел до крайности одиноким, сидя рядом со своим дядей. — Решил, чем будешь заниматься дальше, Цзышу? — якобы участливо спрашивал тот, а на деле — требовательно. — Пока ещё нет. Я не определился. К тому же, мы с А-Сином… — Тебе надо прежде всего озаботиться своим будущим, молодой человек! Думаю, господин Вэнь уже взрослый мальчик и сам разберётся с тем, что ему делать. Ведь верно, господин Вэнь? — тот стрельнул глазами на Вэнь Кэсина, пронзая взглядом. «Колья на дне бездны показали свои острые наконечники». — Конечно, господин Цинь, — криво улыбнулся он в ответ. Гу Сян под столом коснулась его ладони, и он немного вздрогнул, но погладил утешающе её руку в ответ, не сводя глаз с Цинь Хуайчжана. Мысленно он же его преображал. Так, как никогда не позволял себе ранее в жизни. Он делал с ним больше, в разы больше, чем с Хань Ином. Чжоу Цзышу ответил дяде нечто неразборчивое, на что ему начали что-то активно втолковывать. Видя это, Кэсину становилось невыносимо просто сидеть так, вдали от него. Гу Сян тихо и как-то странно вздохнула. Кэсин понял, что слишком сильно сжал её пальцы. — Гэгэ, — еле различимым шепотом сказала она, потирая ладонь, — ты пугаешь меня. Всё хорошо? — Помнишь момент, когда я пришел домой после одного из заданий? Когда был полностью в крови? Гу Сян коротко кивнула ему, нервно поглядывая на тихо препирающихся дядю и племянника. — Сейчас я чувствую себя как до появления дома в ту ночь. — То была самооборона... верно же? Отвернув взгляд от Цзышу, который с каждым словом дяди хмурился все больше («А что ты тогда вообще собираешься делать? Не подашь даже воды этому старику? И вообще, надо остепениться, завести потомство... Нечего на меня так глядеть, я о тебе же беспокоюсь!»), он посмотрел на Гу Сян так, что она задрожала. — Нет. Это просто убийство, за которое мне ничего не было. К его удивлению, Гу Сян не отшатнулась от него. Лишь внимательно всмотревшись во что-то в нём, кивнула. — Хорошо. Кэсину показалось, что сестра не до конца понимала произошедшее тогда и происходившее сейчас, но не стал заострять на этом внимания. Он был немного не в себе, слыша отголоски разговора с другого конца стола. Ужин закончился и подошло время сна. Их четвертый день пребывания в доме тоже двигался к своему логическому завершению. Кэсин не пытался все эти дни зайти в комнату Цзышу, а тот не рвался к нему. И это угнетало. Однако в этот раз что-то изменилось, потому что Чжоу Цзышу пришёл к нему сам. — Лао Вэнь? — тихий двойной стук в дверь. — Ты спишь? Кэсин глянул на него в темноте комнаты и помахал рукой, давая знать о своём бодрствовании. — Я так больше не могу, — дверь закрылась с лёгким скрипом. — Чего ты не можешь, Чжоу Цзышу? Терпеть дядю? Или… быть вдали от меня? Прошедший полкомнаты Цзышу остановился. — Можно я не буду отвечать? — Тогда скажи: зачем ты здесь? — Кэсин сел на кровати, вглядываясь в тёмный силуэт. Он сам не понимал, зачем пытался что-то выдавить из него. Всё же у них с Цзышу немного разное отношение друг к другу. Всё ещё недолюбовь и недодружба. Редкий секс и нечастые прикосновения. Но всё равно с желанием идти вместе рука об руку. И чёрт знает в каком качестве. — Я… соскучился? — Ты в этом неуверен? — А без этого тупого допроса нельзя, да? — прозвучало уже достаточно грубо и вообще непривычно, а тень его ночного гостя снова зашевелилась и двинулась в сторону одной единственной одноместной кровати. Цзышу обычно бывал холоден, собран, но тут казалось, что он находился в полном диссонансе от обуревавшего всё его существо… чувства. Как странно — чувства и его-не его А-Сюй в одном предложении. — Не могу. Тактика ведения допросов порой напоминает психологическую пытку, а у меня профдеформация. — Засунь себе в задницу свой офицерский чин, — забрался Цзышу к нему на кровать вместе с ногами. — Я бы предпочёл твой член, но ты, походу, решил меня лишить этого на пару со своим дядей. Когда там свадьба планируется, дети? Пригласишь на их именины? И в качестве кого? Названного брата, любовника или друга? — его распирала злость. На старика, у которого комнаты и кровати одноместные. На то, что приходилось общаться с Цзышу меньше привычного. На то, что сам Чжоу Цзышу до недавнего времени спокойно вполне реагировал на подобное. — Значит, ты слышал... — К счастью, отсутствием слуха не страдаю. Или к сожалению. Сложно это: определиться. С тем, чего хочешь от жизни. — Хватит, — Цзышу стащил с него одеяло, — я правда соскучился. Такое тоже со мной случается. Я не железный, А-Син. Перестань говорить подобное. А теперь Кэсина обжёг стыд, что он уподобился мерзкому старикашке. Потому что в голосе Цзышу впервые на его памяти звучала такая боль. Оголённая, открытая. Распахнутая, выставленная напоказ только для него одного. Чжоу Цзышу впился в его губы жадно настолько, что это вымело все мысли из головы. Всё раздражение и злость. Его А-Сюй пробрался к нему тайком ночью, потому что хотел быть с ним. Тем, кто его понимает. А оторвавшись от него, заявил: — Сегодня я сплю с тобой. Ты… тёплый. «А ты — моя душа. И я готов быть твоей подушкой, одеялом, простыней или щитом, за которым можно прятаться сколько угодно, пока ты вновь не нарастить свою броню, чтобы выдержать ещё один день. Скоро, А-Сюй, мы отсюда уйдём. И никто нам не помешает».***
На следующую ночь Цзышу к нему сам не явился, поэтому Вэнь Кэсин решил, что ему следует сделать ответный жест. Ведь Цинь Хуайчжан снова был между ними как каменная стена весь день. — Ты понимаешь? Я просто хотел быть нужным… Вэнь Кэсин слушал, как Цзышу тихо хрипел это на диктофон. В этот раз его голос совсем сорвался, он не мог именно говорить, лишь хрипеть слова. — Я не знаю почему всё получилось именно так, дагэ. Я надеялся… просто надеялся… Кэсин не заходил в комнату, а оставался с подносом в руках около прикрытой двери, за которой Цзышу спрятался от него. Он решил напроситься к нему под предлогом чаепития, но случайно вдруг попал на исповедь. — Я побывал в горах, в которых ты хотел быть. Я бы сделал для тебя всё, дагэ… но зачем было?.. Зачем было ему угрожать? Бить так, чтобы он впал в кому? Кажется, Чжоу Цзышу всё ещё переклинивало от этой несправедливости. Но к кому и когда жизнь бывала справедлива? Лишь немногие могли похвастаться этим. Вэнь Кэсин тоже хотел быть нужным. Сам по себе. Чтобы родители заметили в нём его самого, а не удобную ширму для своей карьеры. Воскресные вечера с хого в расписании. Где отец позировал на камеру, которая была за окном ресторана. Где вкус хого казался серым, несмотря на количество специй, а улыбки на лицах родных как нарисованные. Где Гу Сян давилась лапшой, когда до этого успела уже поесть. Где отцовский прислужник записывал за ним якобы умные речи, мама картинно охала на каждую мысль, которую потом цитировала пресса, а Вэнь Кэсин мечтал сжечь заведение, где они находились. И вылить ненавистный хого так же, как его книги по дизайну, вместе с мечтами о карьере в этой сфере, были выкинуты в мусорку. Вслушиваясь в хрипы Цзышу, руки Вэнь Кэсина задрожали, а посуда на подносе задребезжала. — Что ты там делаешь? — тихо раздалось по ту сторону двери. — Пытаюсь не мешать и поддержать одновременно. Ты… ты больше не один. — Я никогда не бываю один, Лао Вэнь. Потому что он — в моей голове. Лёгкий быстрые шаги заставили Вэнь Кэсина отойти в сторону: дверь раскрылась наружу. — И он, — Цзышу впервые так открыто показывал шрамы на горле, оттягивая ворот кофты, надетой даже в летнюю ночь, — на моём теле. Его глаза сейчас блестели смятением, снова полыхающей болью как ночь назад, а ещё — безумством. Слишком яркие чувства для холодного Чжоу Цзышу. Но в доме дяди его накрывало ими по полной. — Я сделал чай… Обычный, пакетированный. Будешь? Застывший в проходе его-не его А-Сюй дал наконец войти и закрыл дверь. Кэсин поставил поднос на тумбочку в комнате, похожую на его собственную, налил кипятка в каждую из кружек, в которой уже находилось по пакетику. Одну из них он дал Цзышу. Оба ещё стояли. Цзышу непонимающе переводил взгляд с кружки в своих руках на такую же, которую так и не взял Вэнь Кэсин. — Там яд? — со смешком спросил он, а пальцы его еле держали кружку, дрожа. Но Кэсин не повелся. — Зачем мне убивать тебя, если ты это делаешь каждый день своими мыслями? А-Сюй… — поняв, что тот сейчас обожжётся, Кэсин выхватил из трясущихся рук напиток и поставил на стол. А сам крепче сжал его ладони. — Всё закончилось. Его нет и уже не будет. Некоторые люди просто не достойны твоей привязанности. — А себя ты считаешь достойным? — В моей системе ценностей нет достойных людей или не очень. Есть только те, к которым я что-то испытываю или не испытываю. — Так говоришь… кажешься даже нормальным, — Цзышу хмыкнул и вздрогнул, когда Вэнь Кэсин оттянул ворот его черной кофты вниз, чтобы взглянуть на шрам вблизи и провести по нему пальцами. Обычно Цзышу не позволял ему этого. Но сейчас, когда он так уязвим перед своими внутренними демонами — можно. — Ты снова его расчесал? — вздохнул Кэсин. Этот вид он наблюдал уже далеко не первый раз. — Он ведь так никогда нормально не заживёт. Цзышу попытался отпрянуть, но не получилось. Сейчас бывший офицер Вэнь, со своим внимательным взглядом, был сильнее него. — Судя по ране, нож вонзился вот здесь, — он нажал чуть левее кадыка, и Цзышу сглотнул, замерев. — Потом прошёлся вверх… Это было очень быстро, да? Чжао Цзин плох не только с огнестрелом, но и с ножами. Как твой брат мог позволить ему, этому червяку, тронуть тебя… — Он просто смотрел на это. Даже не шелохнулся. Ему было всё равно, — прошептал тот, выгибая шею, подставляясь под ладони Кэсина, который продолжил осмотр. — Какая... нечуткость. Если бы твой брат делал это сам… Что бы ты чувствовал? — Я… я не знаю, — Чжоу Цзышу растерялся от таких странных даже для него вопросов. — Если бы мне хотелось убить тебя таким способом, я бы сделал это лично, А-Сюй. Намного логичнее было бы нанести удар вот тут, — он нажал пальцем в определенном месте на шее, а Чжоу Цзышу зажмурился и замотал головой. — Не говори так… будто я уже мёртв. Обхватив лицо Цзышу руками, Вэнь Кэсин коснулся его кончика носа своим и выдохнул: — Тогда прекрати считать, что ты уже таким являешься. А насчёт гор… Не знаю, хотел ли действительно твой брат оказаться среди них, но картину с ними в кабинете порекомендовал ему я. Именно с этими, где мы с тобой бывали. Хватит жить его мечтами. Им самим. — Я не умею по-другому, Лао Вэнь. Сначала я хотел, чтобы он был счастлив. Потом — чтобы он испытал всю боль страданий. — Но он уже мёртв. Мне Е Байи приносил в камеру фотографии с места преступления. Показывал, спрашивая, кто мог это сделать, — хохотнул он. — Знаешь, смерть от верёвки… Достаточно болезненна, если верить судмедэкспертам. Можешь быть уверен: он мучился как минимум несколько минут перед этим. Если бы ты сказал мне раньше, что всё равно хочешь его прикончить… я бы сделал это для тебя. Не сразу может, но сделал бы. — Ты боялся тогда даже собственной тени, лучше уж я сам всегда буду этим заниматься… Вэнь Кэсин положил одну из рук ему на горло и надавил, чувствуя глубокий вдох. — Ты не будешь больше никого трогать, ты же помнишь наш уговор? Убьёшь кого-нибудь — и я уйду. Но у тебя есть мои руки, чтобы ими дотянуться до кого угодно. Используй меня. — А-Син, — Цзышу задыхался, глядя на него и чувствуя хватку, которая стала немного сильнее, — А-Син, пожалуйста... Прижавшись к его губам на мгновение, Вэнь Кэсин отнял руку от горла с уродливым рубцом. Кожа на нём была розовато-красная, грубая, взбухшая слегка оттого, что её слишком часто тревожили. Он впился в этот шрам ртом и втянул немного кожи, слыша тихий вскрик над ухом. — Прекрати. — Потому что этот шрам появился из-за Хэлянь И? — лизнул он полоску кожи, покрытую неровностями. — Прости, но нет. Его в любом случае нанёс Чжао Цзин. Поэтому я лучше оставлю свой след на тебе. — Метишь территорию? — Ты уже мой. Цзышу не нашёлся со словами. Но на душе ему стало горячо. От того, как эта фраза осела внутри него. От того, что даже таким он был нужен кому-то. Покорёженным. Повреждённым. Запятнанным. — И я тебя не отдам даже твоему дяде. — Он на меня не имеет никаких планов, ты, глупый собственник. — Это ты так думаешь. Мне он не нравится. И у нас с ним это взаимно. — Строите отношения за моей спиной? — Цзышу тоже схватил его за горло. Так и смотрели некоторое время друг на друга, пытаясь подавить один другого. — А ты бы позволил? Не то что у меня есть такое желание... Этот вопрос не требовал ответа. Чжоу Цзышу не отдавал то, что считал своим. Но, тем не менее, Цзышу ему ответил: сжав руку не в шутку, как Вэнь Кэсин, а сильно. И долго держал, пока лицо напротив не покраснело, и тот не попытался вырваться из стального захвата. Кэсин закашлялся, отшатываясь, когда его всё же отпустили. — Ты мне запретил убивать кого-либо. Но не запрещал калечить других людей, — говоря «других», он подразумевал остальных, не включая в их число Вэнь Кэсина. Они оба это знали. — Это я тоже умею. А теперь иди и согрей мне постель. За время, что мы здесь живём, я понял, что ненавижу спать один. Как и одноместные кровати. — С превеликим удовольствием. Возможно у нас сегодня даже получится.... — Вэнь Кэсин, раздевшись, с надеждой посмотрел на Цзышу, укладываясь в его неудобную койку. Ещё, будто назло, она была маловата для его ног. Как и в комнате, которую ему выделили. — Ненасытное чудовище. Вот ты кто. Тебе монахов мало было? — Цзышу, скинув одежду, устроился под его боком, еле втиснувшись. — Мне мало тебя. А ты всё равно что монах, только без рясы. — Если ты помнишь, в моих планах изначально не было... Партнёрства. Целибат, все дела. Трудно сразу перестроиться и принять, что я теперь... С кем-то. — А если, — Вэнь Кэсин положил руку на его бедро и скользнул чуть ниже. — А если так? — Не могу признать, — сделал он упор на последнем слове, — что мне действительно нравится. — Но нравится же? — протиснувшись между ног он ухватился за то, что было совсем небезразлично к его действиям. Чжоу Цзышу повернулся к нему лицом, оставаясь в той же позе. И по взгляду Кэсин увидел, что тому всё же приятно, хоть словами через рот некоторые вещи тот так и не научился говорить. — А-Сюй, давай сегодня это будет... Спокойно и без попыток дать морального пинка друг другу? — гладя там, где приятнее всего, добившись частого дыхания изо рта, смешивающегося с его собственным, Кэсин улыбнулся. — Да, вот так. Хорошо же? — Очень, — в кои-то веки Цзышу поцеловал его неторопливо, не с умыслом, а просто отдаваясь моменту. И Кэсин чувствовал, что сейчас для своего А-Сюя он был единственным, кто занимал значимое в его душе место. Всё было настолько хорошо, что под конец Вэнь Кэсин даже пустил слезу, еле сдерживал крики, но парочка всё равно сорвалась с губ, потому что его А-Сюй впервые занимался с ним именно любовью, а не быстрым перепихоном или обычным удовлетворением потребности. Всё было медленно, чувственно, и он сам сгорал заживо от того, как нежно с ним обращались. Ему хотелось верить, что чудеса случаются, и что это было одним из них. У кровати они сломали пару перекладин. Спать потом это не помешало, но повторять подобные эксперименты, именно на этом предмете мебели, точно не следовало. Утром Гу Сян старательно на них не смотрела, заливаясь краской, и упорхнула на занятия, а старик вышел только к обеду и выглядел очень огорчённым и осуждающим. Вэнь Кэсина так и тянуло показать ему язык, но он себе этого не позволил. Чжоу Цзышу же снова превратился в молчаливую ледышку по поведению, но изредка, когда думал, что никто не видит, улыбался и потирал шею с кучей отметин на ней. Случайно пересекаясь глазами с Вэнь Кэсином — тут же отводил взгляд в сторону и, трудно в это поверить, немного краснел.***
Вэнь Кэсин во все глаза смотрел на тело Цинь Хуайчжана, лежащее перед ним. Оно не было истерзанным, на нём не видно следов насилия, потому что насилия и не совершалось. Причина смерти — почти естественная. Он просто позволил ему умереть. Потому что, выбирая между Чжоу Цзышу и жизнью этого старика, он решил всё в пользу первого. На кухне дома, в котором проживали Цинь Хуайчжан и Гу Сян, открылась дверь. На пороге стояла сестра Вэнь Кэсина. Она застыла в проходе, когда тот обернулся к ней. — Гэгэ?.. — оторопела она, не в силах вымолвить ещё хоть что-то. — Скажи, А-Сян, — медленно начал он, — ты доверяешь мне? Девушка слабо кивнула, не отрывая расширившихся в шоке глаз от Цинь Хуайчжана, распростёршегося на полу. Она с этим стариком жила больше полугода, прежде чем на пороге дома однажды появились Чжоу Цзышу и Вэнь Кэсин. Старик Цинь был добр к ней, ухаживал как за собственной внучкой, хотя и его нельзя было назвать особо добродушным человеком. Но он не прогонял её, принял её у себя, а она в ответ дарила ему спокойствие одним своим присутствием и надеждой на то, что его племянник вернётся. — Тогда вызови полицию и скажи, что нашла его в таком состоянии. Только подойди сюда сначала, — когда он протянул руку, Гу Сян заторможено подошла к нему и вложила свою ладонь в его. Он приложил её пальцы к почти идеально чистой столешнице в нескольких местах, но не к кружке Цинь Хуайчжана, которая осталась на ней на самом краю, и не к еде в тарелке, не к скотчу, который там зачем-то тоже находился. — Запоминай: меня и Цзышу здесь не было. А у него, — он глянул на безмолвное тело на мгновение, — что-то вроде печально закончившегося приступа... То ли сердечного, то ли инсулинового. А может и всё вместе. — Почему ты ему не помог, дагэ? Ты же был рядом. Он же заботился обо мне… — Потому что он заслуживал такой участи. — А как же господин Чжоу? Вэнь Кэсин откинул волосы со лба, и Гу Сян вздрогнула чуть от его прямого взгляда. Но тот не успел ответить, потому что послышался скрип входной двери. — Дядя, Лао Вэнь, я пришёл! — крикнули из коридора. Гу Сян и Кэсин переглянулись. — Мне… что мне делать, дагэ? — у Гу Сян стояли слёзы в глазах. Вэнь Кэсин потрепал её по щеке и стёр пару стёкших по лицу капель. — Сохрани их, — он поднес к её глазам пальцы, на которых осела солёная влага, — для полицейских. Так будет естественнее. Иди в ванну, взбей чуть волосы, а потом прими потерянный вид. Давай, — подтолкнул он её в сторону выхода с кухни, а сам уселся за столом и сыпанул в купленный недавно у дома стаканчик бананового матча латте побольше сахара. Гу Сян и Цзышу столкнулись в дверях: девушка посмотрела на него несколько затравленно и мигом выбежала наружу. Цзышу недоуменно проводил её взглядом и только после этого осмотрел внимательнее кухню, обнаружил тело своего дяди и спокойно пьющего чай Вэнь Кэсина. — Ты ничего не хочешь мне… — нахмурился Цзышу, — объяснить? — Ну… он мёртв, — кивком головы указал тот на Цинь Хуайчжана. Это Чжоу Цзышу прекрасно видел и сам, что и озвучил. — Ты был тут и не помог ему, — не спрашивал, а утверждал Чжоу Цзышу дальше. На это ему подтверждающе кивнули. — Почему? Он приютил Гу Сян, но до этого скрыл, с помощью знакомых, данные о службе Цзышу, этих же знакомых попросил засекретить и всё о его якобы убийстве, которое повесили на Вэнь Кэсина. Цинь Хуайчжан готов был пойти по головам, чтобы добиться своего, что сделал и преуспел. И даже знал о планируемом покушении на Вэнь Жуюя несколько лет назад. Знал, но ничего не предпринял, чтобы этому помешать. Интерьер дома был безвкусным. Аляповатые цветочки на обоях кухни — ещё хуже, чем в гостиной. Контрасты слишком сильные, их слишком много, чтобы из них можно было бы вылепить совершенство. Сам Цинь Хуайчжан тоже не подходил обстановке этого дома. Он был некрасивой деталью, наверно самой неподходящей. Потому что даже безвкусицу можно превратить в нечто достойное, убрав пару элементов или, наоборот, добавив. Но так, лёжа на полу, господин Цинь выглядел под стать интерьеру. Почти совершенным. — Судя по положению, он тянулся к чему-то… Или к кому-то, — с намёком сказал Цзышу, садясь за стол вместе с Вэнь Кэсином. — К этому, — Кэсин достал из кармана шприц с лекарством. — Кстати, ты мне напомнил… — он взял со стола маленький кусочек скотча, наклеил его пару раз с разных сторон, и положил шприц на самый край стола, глазами отследив нужную траекторию. И аккуратно стёр рукавом всё лишнее. — Твой дядя, А-Сюй, считал, что я, после того, как выполнил свою роль в его спектакле, должен отпустить тебя. Ты хочешь, чтобы я тебя отпустил, А-Сюй? Цзышу посмотрел ещё раз на дядю и покачал головой. Он не хотел ни чтобы его отпустили, ни отпускать самому. На самом деле Цинь Хуайчжан очень много в чём виноват. В манипулировании Цзышу, в том, что не сообщил о покушении на Вэнь Жуюя. Но хуже всего было другое. Они просто сидели за столом поутру, когда никого рядом не было, и тогда Цинь Хуайчжан сказал: — Срок, который я тебе дал, заканчивается сегодня. Ты уже определился с местом, куда с сестрой пойдёшь? — тон был таким деловым, будто они собрались обсудить бизнес-идею. Словно речь шла не о том, чтобы оставить того, кто ему дорог, насовсем. — Нет ещё. Пока в раздумьях. Будь воля Вэнь Кэсина, он бы, в насмешку над жизнью и смертью Цинь Хуайчжана, раскрасил бы его лицо яркими красками, каких тому недоставало в его жалкой скучной жизни. Переодел бы в одежды небожителя, чтобы поглумиться над его сутью. Из стула бы сделал подобие трона, чтобы показать этим всё лицемерие и тщеславность. Но у него мало времени, нет нужных ресурсов. Потому, он старался вести с ним диалог достаточно долго, чтобы господин Цинь не успел положить в рот и крошки из еды на столе или выпить из кружки хотя бы воды. И через какое-то время тот вдруг захрипел и двинулся за инсулиновым уколом, принесённым им ранее, лежащим на рядом. Но Вэнь Кэсин быстро потянулся, отбил чужую руку и забрал его, как и всё остальное. Сердце жгло, тело пылало страхом и удовлетворением одновременно. — Вэнь Кэсин… Дай лекарство и воды… Мне нужно!.. — держался тот за горло, словно ему очень тяжело было дышать. Впрочем, так и было. Так и должно было быть. — Зачем же мне это делать, господин Цинь? — поигрывал он шприцом в руке, смотря на мучения старика. Тот, в попытках дотянуться, свалился со стула. И, лёжа на полу, тянулся к тому, что могло его спасти. — Мне нет нужды вмешиваться в природный процесс. Пока Чжоу Цзышу со мной и ему ничего не угрожает, мне незачем вам помогать. Он впервые настолько осознанно не помогал кому-то просто потому, что этого хотел. Тётя Ло посоветовала бы ему в очередной раз обратиться к специалисту, общайся они вживую до сих пор. Мысленно он с ней разговаривал, обращался к ней за советом, подтрунивал, спрашивал, правильно ли всё делает. Ответ всегда был отрицательным, несмотря на любые обстоятельства, но он всё равно продолжал делать своё, если говорить о том моменте: просто смотреть на то, как вытекает чужая жизнь. Дай он ему этот несчастный укол, Цинь Хуайчжан бы продолжил свои глупые речи. Но Вэнь Кэсину не нужны его разговоры, деньги, не нужно, чтобы ему давали иллюзию выбора. Когда-то давно он хотел себе родителей, которые проявляли бы к нему участие. Но, разочаровавшись в этом желании, у него появилось другое. Чжоу Цзышу, его А-Сюй. И его он никому не отдаст. — Ты не боишься, что я возьмусь за твоих родителей в ответ, Лао Вэнь? — это можно счесть реальной угрозой. — Я видел как тебе плохо с ним, А-Сюй. Как он заставлял тебя делать то, чего ты не хотел. Как навязывал своё мнение. Подавлял тебя. И хотел избавиться от меня в твоей жизни. Слишком много требований, тебе не кажется? К тому же… Ты — мой, — Вэнь Кэсин улыбнулся. — И чтобы меня морально ранить, тебе придется либо убить себя самого, либо Гу Сян. А то и всё вместе. Цзышу перевел взгляд на проход, в котором показалась макушка девушки. — Так достаточно, дагэ? Её вид был жалок. Любой, кто увидел бы её, понял бы всю степень её страха, отчаяния и неверия. Но Гу Сян потом неловко улыбнулась, что было несколько неуместно в такой обстановке, и видение развеялось. Вэнь Кэсин глянул на Цзышу с ленцой, но это было обманчивое впечатление. То было напряжением. Потому Чжоу Цзышу откинулся на спинку стула полностью, показывая расслабленность, и ответил первым: — Вполне. Мы сейчас мы уйдем, а ты вызывай полицию. Потом свяжемся с тобой сами. Вэнь Кэсин тихо выдохнул и поднялся из-за стола, прихватив стаканчик. Поклонился телу Цинь Хуайчжана. — Простите, господин Цинь, моё невежество. Цзышу хмыкнул и, к его удивлению, тоже изобразил поклон. — Простите, дядя, мою и его непочтительность. Перед выходом через чёрный ход, Кэсин сам смог обнять сестру и поцеловать в лоб, чему та порадовалась: глаза засияли непередаваемой радостью на заплаканном лице. Брат, который бы сам первый её обнял, без явной дрожи... это было тем, о чём она мечтала уже очень давно. — Мы обязательно ещё увидимся. И я больше не заставлю тебя страдать. — Я верю тебе, гэгэ. Если кому-то и верить, то только тебе. Когда они вышли, то сделали небольшой полукруг пешком и остановились неподалеку, наблюдая за домом, принявшим их неделю назад. Чай в стаканчике остыл. Кэсин отпил из него пару глотков и передал Цзышу: — Попробуй. Очень вкусно: жаль, я сразу тётушке не поверил, когда она об этом говорила. — Я люблю тебя, — просто сказал Цзышу, глядя прямо в глаза Вэнь Кэсина, и отпил. Рядом начали завывать сирены. — Когда-нибудь я в это поверю, но не сегодня. Мы же скоро вернёмся к Гу Сян? — Не в ближайшее время. Ты хотел стать дизайнером интерьеров когда-то... Ещё не передумал? Вэнь Кэсин приподнял кончики губ и покачал головой, отрицая такую вероятность. В бывший дом Цинь Хуайчжана открылась дверь, заплаканная Гу Сян начала общаться с представителями власти, выбравшимися из машины. Кэсин подумал, что его сестре и актёрское мастерство бы подошло в качестве профессионального поля деятельности. Она хорошо справлялась. Сам он ей бы поверил на все сто процентов. Хотя наверняка та по правде была напугана. И всё же внутри что-то жалобно скребло, где-то со спины прожигало каким-то непонятным жаром. Могла ли его сестра изначально понимать, что её ждало по приезде брата? Могла ли, в момент их общения в этом домишке, когда старик Цинь наседал на Цзышу, осознать, что именно он задумал? Вэнь Кэсин вгляделся в сестру, которая давала показания одному из полицейских. Неподалёку доносился её встревоженный голос. Но она ни разу не произнесла его имя: Кэсин не только прислушивался, но читал всё по её губам. Она его не сдала. Его сестрёнка, всегда преданная ему одному. То, что она сделала для него... Он надеялся, что больше никогда не подвергнет её подобному испытанию. — Тогда давай осядем где-нибудь… Документы я тебе оформил, так что ты можешь начать жизнь с чистого листа вместе со мной. И украсить чем-нибудь дом, а не труп, как тебе того хочется. — Как ты узнал? — оторвался Кэсин от наблюдения и взглянул на Цзышу. Тот выглядел слишком довольным собой. Благо, смерть дяди он воспринял более чем спокойно. «А-Сюй действительно немного не от мира сего», — думал Вэнь Кэсин, слушая то, как Цзышу озвучивал дальнейшее. А о том, что дядя никогда не видел в Цзышу того, о ком следует переживать как о своём ребёнке, Кэсин ему никогда не скажет. «У него своя пирамида ценностей людей», — говорила о Цзышу Ло Фумэн. Возможно на её вершине когда-то и стоял Хэлянь И, но теперь это место прочно было занято Вэнь Кэсином. А то, что могло его забрать, воспринималось Цзышу как ненужное. «Как и у меня», — сердце Кэсина преисполнилось нежностью. — Ты, с твоей страстью к дизайну, хотел создать сцену с актёрами. Иначе зачем столько сложностей с убийством дяди? Можно было просто дать ему снотворное или спалить дом. Но ты хотел видеть, как он умирает. И чтобы он точно знал, кто тому стал причиной. Я знаю и слышу тебя так же, как ты меня. Думаешь, мне нужно что-то ещё, чтобы понимать? — Побольше эмоциональности. А то ты даже слова любви говоришь так, словно ставишь печать на документе или делаешь фотографию для репортажа. Хочу побольше романтичности. — Всё что хочешь. Вэнь Кэсин мог не верить Цзышу сколько угодно. Но Чжоу Цзышу никогда не оставлял дело на полпути. Он привязан к Вэнь Кэсину самым неправильным образом. Своей недолюбовью, чрезмерным желанием обладать его разумом, держать его на привязи во всех смыслах. Или в любом из них. Лишь бы рядом. И никак иначе. Однажды у Вэнь Кэсина не останется иного выбора. Он ему поверит.