***
— Ну и чё ты здесь сидишь? Не видишь, что ли? Не работает твоя мумба-юмба, не боюсь я тебя. — Вот так прям и не боишься? — Хисэлин прищурился и медленно вытянул из ножен кинжал с тусклым бериллом в рукояти. Провел пальцем по клинку, поймал звездный свет на синей стали. — Так уж и не боишься? Орк шмыгнул носом, откашлялся и сплюнул. Правда, нарываться на удар в сердце не стал, в сторону сплюнул. Неохотно признал: — Боюсь. Как не бояться? Но не до усрачки. «Не до усрачки» — слово тут использовалось мерзкое, хоть и происходило от синдаринского корня. Но очень точное. Бешеные в бою, в плену орки менялись — от одного лишь присутствия квенди. Смотреть было мерзко и стыдно, но эта орочья особенность сильно облегчала жизнь эльфийской разведке. Даже сейчас, пройдя Браголлах и Нирнаэт, Хисэлин не был уверен, что способен пытать пленного. — Сам видишь, — орк поерзал, сдвигая обвивающие его веревки, и, наконец дотянувшись, почесал нос. — Дурниной не ору, землю не жру. А что до того, в каком месте мы тракт перешли… Так ты ж меня все равно зарежешь, об чем мне с тобой говорить? — Может, ещё и не зарежу. — Не-а. Ты — зарежешь, по глазам вижу. Чтоб такой, как ты, да орка отпустил? Да ещё такого, как я. — И в кого же ты такой уродился? — усмехнулся Хисэлин. — Не боящийся. — В бабку, как пить дать, — ответил серьезно орк. — Она у меня самого Великого Волка не боялась. Храбра была, старая, весь поднорок в кулаке держала. Я в нее пошел. Не в теме я. В лагере было тихо. Костер погас, и звёзды над головой потяжелели, набрякли, как бывает перед рассветом. Хисэлин задумчиво играл кинжалом. В ножны — из ножен, в ножны — из ножен…***
Камень горит плохо, и только потому Нарготронд не спалили дотла. Воняло кровью, жжёным деревом и — остро-болезненно — ядовитой слизью дракона Глаурунга. Массивная туша уже проползла здесь, ободрав местами резную обшивку со стен. — Дочку короля ищите! Долговязую, белобрысую! Ну!!! Ищите! Гукхур отмахнулся и, нырнув за угол, оставил за спиной и орущего приказы сотника, и весь свой десяток. Мародерствовать он предпочитал в одиночку. Отворив неприметную дверцу, внезапно отпрянул — и кинжал звонко воткнулся в притолоку, разминувшись со лбом. — Охренеть, — сказал Гукхур и посмотрел на тусклый берилл в рукояти. Метнувший кинжал эльф тоже его узнал — вон как ноздри раздулись, прям зверь! Лицо черно от гари, на левом боку расплывалось кровавое пятно, а правую ногу ему хорошо подрезали — вона сколько натекло, покуда стоял. Из всего оружия — лёгкий охотничий дротик в левой руке, да девка, обморочно повисшая на правой. За спиной — затканная пёстро тканюка и потайной ход, ведущий в темноту. А девка — долговязая и белобрысая.***
Стоило Гукхуру закрыть неприметную дверцу, как в коридор ввалился сотник. Уставился налитыми кровью глазами, палец наставил и заорал: — Ну, есть там кто?! Девку видел?! — Не-а, не видел, — помотал головой Гукхур. — Не в теме я.