Легенды предзимней ночи

Еще у тюремных ворот, отвязывая своего жеребца, Арагун спросил негромко: — Что теперь, снова в трактир? — Да уж придется, — вздохнул Изор, — Тычемся, как слепые котята. Арагун хмыкнул, не то подтверждая слова своего командира, не то просто сетуя на жизнь. Потом кивнул на Луа: — Только вот дракончик твой… слишком заметный. И тут он был прав — Луахассу, одетый в жемчужно-белые одежды, да на коне дивной масти и красоты, в самом деле сильно выделялся. — Что предлагаешь? — спросил Изор. — Сажей его измазать и переодеть в дерюжку? Вообще-то командир пошутил. Никакой слежки он не боялся и змеенка прятать намерен не был. Никакие хитрые помощники тюремного начальства его не пугали. Просто после мрачного тюремного двора позубоскалить захотелось. Арагун еще раз глянул на Луа, серьезного и даже сурового. — Ну…еще можно в женское платье нарядить. Такое, знаешь, пышное. И в меха закутать, чтобы только нос торчал. А потом в карету посадить и занавески задернуть. Так оно надежнее будет. Арагун тоже, понятное дело, шутил. Он ведь даже и не знал ничего про Изора и Луахассу, кроме того, что они как-то друг с другом связаны, какими-то темными шидскими тайнами. Командир совершенно невпопад подумал, зачем же пышное платье, какой толк прятать в ворохе юбок красивые змеенковы ноги? Длинные и ровные. Потом, заметив, как Луахассу вспыхнул и засверкал глазами, Изор спохватился. — Душа моя, это просто шутка, Арагун не хотел… Но Луа уже сделал какие-то свои выводы, отвел взгляд, и даже плечи, кажется, поникли. И ответил едва не шепотом: — Но если так положено, то я, конечно… Арагун тоже поспешил извиниться, широко улыбнулся и доброжелательно потрепал змеенка по плечу. А Изор положил себе обязательно поговорить с Луа, чтоб тот не вздумал даже вспоминать об этой шутке, чтоб не примерял на себя роль драконьего сосуда или человеческой женщины, или что там он себе вообразил. Но — попозже. Потому что наведаться в трактир действительно было бы нелишне. * * * — Досиделись, в хвост тебе коромысло! — выдал Арагун. Изор был с ним согласен. Он не особо разбирался в коромыслах, но что досиделись, это точно. Потому что добротного трактира у Северных Ворот, куда они добрались прогулочным шагом — не было. Ну, возможно, не столь категорично — стены-то, выложенные из песчаника, никуда не делись. Закопченные, с обгорелыми провалами обугленных окон, они торчали под открытым небом, среди покрытого сажей хлама. Крыша обвалилась. Памятные льняные скатерти сгорели вместе со столами. Цветы скукожились в кадках, а кадки растрескались от жара. Сгорел трактир. Со всем своим добром, злом и со всеми своими тайнами. И главное — так вовремя! Какие-то чумазые люди разгребали лопатами вонючую грязь, волокли почернелые балки, вытряхивали черепки, тряпки, покореженную утварь… Сырой весенний ветер разносил по окрестностям властный запах гари. Кажется, Изор действительно зря в сердцах желал спалить этот трактир. Может, на будущее надо ему с такими-то разрушительными желаниями поосторожней? А то они, похоже, сбываются, как колдовские проклятия… Вот и гадай теперь — есть твоя вина или нету? Оно, конечно, совсем на сказку похоже — но много с Изором в последнее время невиданного-то случается. Впрочем, гадать и терзаться командир раздумал — это не пристало воину — и подозвал ближайшего грязного и оборванного бедолагу, спросить, что случилось. И где найти дочку трактирщика. — Так ведь… пропали они, — прозвучал ответ, — в самую ночь пожара и пропали. Третий день ищут. И дочка пропала. Прямо как будто Черный Мор над ними пронесся, подумалось вдруг. Глупость несусветная подумалась, но все же… Изор глянул на Луа, сидевшего рядом на лошади. Змеенок рассеянно гладил своего красавца Ирбиса по холке и выглядел при этом мирным и безобидным. Пасторально даже выглядел. И хотя он, конечно же, мог сжечь этот трактир и даже убить всех вокруг чудовищным образом — но настолько спокойно глядеть на дело рук своих он точно не смог бы. Поэтому, каким бы глупым не было изорово предположение, оно было неверным. А на самом деле трактирщика настигла расплата за темные делишки. И это значит, что дочку его нужно найти просто позарез. И лучше бы — живую. — Чаю хочу, — вдруг сказал змеенок. — Горячего и сладкого. Или кофе. Только не грога. Изор невесело усмехнулся. Какой уж теперь чай? Если трактир сгорел… хороший был трактир, основательный. И чай там подавали с чабрецом и душицей. И вдруг Изора осенило — а те самые люди, которые безжалостно спалили все эти цветы и скатерти, они ведь очень вряд ли останавливались в этом самом трактире. Это было бы неразумно. Но они наверняка держались где-то поблизости, может, следили за Ангваром и его домом. А даже если нигде не останавливались на ночлег — зябкой нынешней весной вполне могли заглянуть в ближайшее заведение, чтобы согреться. И вероятнее как раз грогом, а не чаем с горными травами. Надо просто найти их, этих людей. Обойти все дома, заглянуть колдовским взглядом в каждый угол и под каждую лавку, если придется. Расспросить всех подавальщиц, всех поварят и всех бродяг в окрестностях. Но найти, почуять… то, что он чует сейчас, отголоски следов и чужих мыслей. Шидское колдовство, предчувствие толкало Изора вперед. — За мной! — скомандовал он и понесся, как гончая, по улицам и подворотням. Утро уже закончилось, но в этой части города царило оживление — сказывалась близость Северных ворот. Припозднившиеся хозяйки волокли корзины снеди, купленной на рынке поутру, расторговавшиеся крестьяне из окрестных селений, выручив несколько монет за свою свеклу да капусту, разбредались по столичным лавкам, а дети с криками носились по улицам, как и в любое другое время года. Пахло близкой рекой, печным дымом и ржаной хлебной закваской — где-то неподалеку располагалась пекарня. Только вот сами Северные ворота охраняли сегодня, как никогда. Как перед штурмом. У ворот топталось десятка два стражников: балагурили, бряцали оружием, посмеивались, но службу несли исправно — останавливали каждого путника, въезжавшего в ворота. Да поздно, видать, хватились, если по столице разбойничьи шайки, как у себя в лесных дебрях, шастают. И если почтенных трактирщиков, как ягнят, по темным углам режут. …где-то рядом. Это была не мысль и не случайно брошенное слово — это было ощущение. Шидское чутье, обостренное донельзя, росло в груди, давило на сердце, раздражало, будто что-то кислое на языке. И заставляло кружить по всем подворотням. Искать. Битый час, а то и два — кто его считает, то время, когда нетерпение гонит вперед? — Командир, что ж ты носишься, как чумной? — в конце концов не выдержал Арагун. — Нас не жалеешь — коней пожалей! Изор, словно очнувшись, остановился. Погладил измученного жеребца по шее, постарался унять собственное, бешено колотившееся сердце. Оглянулся на Луа, хоть и чувствовал его все время этой бесцельной скачки. Отдышался. И снова заныло в груди. …где-то совсем рядом. Чуть дальше по проулку под высокой, глухой стеной старого дома густо разросся рододендрон — видно, хозяева давно не обрезали — вот туда-то Изора и потянуло. Он спрыгнул с коня и вломился в самые заросли, и шел, продираясь среди извилистых длинных стеблей, вымахавших ему по грудь, пока не встал ровно на том самом месте… Изор как никогда ощущал себя колдуном-недоучкой — он точно знал, что здесь, в гуще кустарника, кто-то настиг и убил трактирщика Ангвара, но это было даже не видение — лишь чувство, которое он едва понимал. Командир склонился к земле, и среди вороха опавших листьев, зеленых и желтых, плотных, продолговатых, похожих на маленькие лодочки, безошибочно нашел несколько покрытых темными пятнами крови. Змеенок тоже забрался в заросли, встал рядом, нет, не рядом — остановился в двух шагах, видно, тоже почуял неладное. Арагун с Утаром в кусты не полезли, дожидались в проулке и смотрели на действия Изора — оба с некоторой долей иронии. Ну, да, если подумать отвлеченно, что тут можно найти, в забытом всеми богами закутке? Впрочем, сейчас не время ни думать отвлеченно, ни даже смотреть на друзей-воинов. Изор смотрел на Луа — змеенок резко, глубоко вдохнул, поморщился. Оскалился даже. — Что видишь? — спросил командир. — Ту женщину, — выдохнул Луа, — которую душили. Эх, так ведь и не рассказал мальчишке, что это было! Нет, правильно не рассказал, незачем ему. И что он ее тут видит, тоже правильно. Куда бы она одна, без отца, подалась? Потом Луа открыл глаза, посмотрел в дальний конец проулка и сказал: — Туда. Изор тоже почуял, куда нужно идти. Это был не такой след, какой ему уже доводилось видеть раньше, не предчувствие, постепенно обретавшее цвет и объем. Изор просто знал направление, как север или юг, или как цветок, который следует за солнцем. Чутье привел к порогу бедного дома на окраине: низкая крыша, крохотный дворик, будто стиснутый со всех сторон. Что могло привести балованную дочку трактирщика в такое место? Или она решила спрятаться там, где не смогут найти? Но раздумывать не хотелось, хотелось унять тревогу и хоть что-то узнать наконец! Изор ввалился в дом, не дожидаясь, пока хозяин выйдет поприветствовать его. Внутри оказалось чисто и тепло, какая-то худая женщина склонилась над очагом. Увидев нежданных гостей, она, конечно, испугалась, вскрикнула и попятилась к дальней стене. Изор одумался и постарался успокоить ее. Рассказал, что они воины, доблестные раг, защитники Аола, и что у них дело к хозяину этого замечательного дома. Он не успел договорить, как понял — дочки трактирщика под этой крышей нет. Ее присутствия здесь он не чуял. Но и след никуда больше не вел, обрывался здесь. Рядом. Не дослушав ответа, командир вышел из дома. Арагун с Утаром следовали за ним молча, понимая, что против шидского колдовства не попрешь. А Луа… тот вовсе не входил в дом. Он стоял во дворе, напротив покосившейся двери не то кладовки, не то сарая. Изор как раз увидел, что Луа толкнул дверь и собрался ступить внутрь. Предвесенний, светлый день едва перевалил к вечеру. Как стемнеет, еще холодало, и сильно, с заморозками. Но в разгар дня теплело, дышала влажная земля, быстрые облачка бежали по небу, солнечные лучи радовали глаз. Когда Луа толкнул дверь сарая — внутрь тут же полился свет, на пол, сколоченный из деревянных досок, на охапки сена, разложенного для просушки… Шидское чутье кольнуло в сердце, командир опередил своего змеенка, отодвинул плечом в сторону и вошел первым. И тут же развернулся к Луахассу, остановил, обнял, спрятал его лицо у себя на груди. — Не смотри, — сказал он, — не надо. За его спиной, закиданная сеном, лежала мертвая дочка трактирщика. Голая. Она лежала здесь, спрятанная в сене, уже три дня. Белые ее холеные ноги, теперь покрытые темными пятнами, были широко раздвинуты. Потому что ее, мертвую, трахали здесь все эти три дня. Ей даже глаза не закрыли. Она была еще жива, когда ее принесли сюда. Изора мутило, но он все видел и не хотел, чтобы то же самое видел Луа. Отчего-то вспомнился давний дурной сон — Изор так никогда и не решился спросить, было это или лишь пригрезилось — про змеенка и черногорского колдуна. Луа тогда сказал, его поили зельем, поганой отравой, и его долго рвало собственным звездным серебром пополам с черной пеной, чтоб, мол, обессилел и очистился. Отрава его опустошила. Если это было не так, если змеенка едва не досуха выпил колдун — уж наверно Луа не хотел бы о том ни вспоминать, ни рассказывать. Да и Изор не хотел. Но вот вдруг вспомнилось. Наваждением мелькнуло — блеклая, как на рыбьем брюхе, истонченная и хрупкая чешуя. Не то что от удара меча не защитит — пальцем продавить можно. Ногтем разодрать до глубокой раны, до самого мяса. И будто бы лежит дракончик ничком, на животе, на голых камнях, и сам раздетый догола, и крылья его, серые, тусклые, безвольно раскинуты. Как у мертвого. Тонкие руки, цеплявшиеся за камни, неподвижны. И даже судорога не терзает тело… Но вот вроде дрогнуло, шелохнулось. Дернулось вперед-назад. Будто кто этим телом, как мочалом, по земле елозит. Тогда Изор увидел больше — как жестокие пальцы держат поверженного дракончика за бедра, как вздергивают повыше, грубо и широко раздвигая ягодицы и насаживая мальчишку на член. Как мнут, сжимают зад. Как кто-то безжалостно трахает полумертвое тело, вывалянное в грязи и крови. Командира передернуло от отвращения, он глотнул воздуха — и только тогда понял, что ему привиделся не Луахассу. Что в спутанных и слипшихся драконьих космах изредка мелькали огненные сполохи. Не сполохи даже — слабые искры… след иного дара, не звездно-серебряного. Это был другой дракон, не Луа! И это не Луа, замученный до смерти, лежал на деревянном полу сарая за изоровой спиной. Это было очередное колдовское видение. Такого не случится со змеенком, с его Луахассу. Никогда. Он не допустит. Изор отдышался, не позволяя Луа поднять головы, а потом вовсе вытолкал его из сарая. Отправил туда Арагуна с плащом, завернуть тело. И отчетливо понял, что между мертвой девицей и замученным до полусмерти неведомым огненным драконом было что-то общее. С обоими сотворили одно и то же. Подумав так, Изор сам себе не поверил. Он слишком все усложняет. Скорее всего, дочку трактирщика, полуживую, нашел в кустах хозяин этого сарая, муж исхудавшей и подурневшей женщины, которую они напугали нежданным визитом. Нашел, принес, может, даже думал спасти. Поначалу. А потом разглядел грудь, захотел посмотреть на все остальное… и не совладал со своей похотью. А дальше девушка умерла, и насильника ничто более не сдерживало. Не смог он с ней, мертвой, расстаться, хотел еще потешиться. Это было омерзительно, но понятно. Намного понятней, чем если бы некто принял дочку трактирщика за мифического дракона, и, вообразив себя шидом, пытался бы овладеть ее драконьим даром. А видения… а что видения? Как будто он может их растолковать. Тем временем Арагун, хмурый и напряженный, вынес на руках тело, завернутое в плащ. Он тоже понял, какое жестокое и грязное преступление здесь совершено. И что оно не может остаться безнаказанным. Передав тело с рук на руки Утару, Арагун снова взялся за меч. Ждать пришлось долго. Запуганная женщина не могла толком объяснить, куда подевался ее муж, а после забилась в какую-то каморку. Сидели втроем, в полутемной комнате, молчали. Утара отослали с телом домой, лошадей спрятали за сараем. Изору очень хотелось порасспрашивать змеенка, не было ли в его племени дракона с огненно-рыжим даром, но он так и не решился. Начнешь спрашивать — а ну как змеенок встречные вопросы задавать станет. Например, откуда бы Изору знать о драконах его племени. Откуда бы еще, как не от Кана. И опять же, понятно, каким образом — через кровь и яд, через драконий дар, познаваемый в соитии. Дверь открылась тихо и плавно, как будто сама по себе, своевольно. Медленно и неопасно — Изор не сразу понял, что вот сейчас зайдет… …шид. С первого же мига все пошло не так. Вот только что отворялась дверь, и командир следил взглядом ее беззвучное движение, и видел за ней лишь сумрак и более ничего — а потом опустил взгляд и обнаружил шида уже в комнате! Низкорослый, он прокрался понизу, пригнувшись и изготовившись напасть — и потому возник внезапно, во всеоружии, с развернутой в руках ловушкой, прямо перед ними, едва не задремавшими в ожидании! Все происходило быстро, но крепко запомнилось Изору, особенно — глаза шида. Увидев их, командир сразу понял, что шид — одержимый. Сумасшедший, как бешеная крыса. Возможно, по весне он бегает нагишом на четвереньках и воет на луну. В его маленьких, глубоко посаженных глазках не мелькало ни единой человеческой мысли, ни понимания, ни сочувствия, ни даже ярости или гнева — эти глаза лишь сосредоточились на цели, держали ее неотрывно. И цель была — дракончик. Луахассу. Изор только поднимался навстречу — а темная, скудно обставленная комнатка наполнилась слабо мерцающими ловушками. Вот сейчас смертельно опасная сеть захлестнет Луахассу, и он закричит от боли, звездно-серебряный дракончик, слишком хрупкий и беззащитный для этого мира, в котором каждый норовит его изловить. Ему никак не увернуться от множества ловушек! Никому из них троих не увернуться… они все упадут, полузадушенные тонкой, тугой сетью, свалятся один за другим на грязный пол, и одержимый шид выпьет их троих досуха, до самой смерти! Как дочку трактирщика. Как, может быть, и многих людей до того… В лицо Изору летела хищно расправленная, как крыло неведомого ночного зверя, ловушка — он встретил ее мечом! Разрезал наискось, снизу доверху, тут же развернулся, приноравливаясь ко второй — и увидел, как дракончик ловко полосует когтями сеть, которая почти уже накрыла его. А вот Арагун — отличный воин, но просто человек — запаздывал… не успел увернуться от ловушки. Она упала ему на правое плечо и потянулась через грудь, туго стягивая, не давая дышать, и поползла по руке, выворачивая ее. Арагун выронил меч, рухнул на пол и стал извиваться, безуспешно силясь вырваться. Потянуло паленым. Арагун хрипел в ловушке и шумно возился на полу. Меч Изора свистел на каждом взмахе. Где-то далеко визжала женщина. Хлопала входная дверь — только боги знают, отчего. А еще дальше, испугавшись разноголосого шума, ржали лошади. И вдруг — дрогнул воздух, последняя лучина, горевшая в углу, тут же погасла. Дыхание вышибло из груди и пол под ногами, кажется, зашатался… это означало только одно! — Луа! — закричал Изор. — Не убей его! Он живым нужен! Не убей! Шорох, крик во тьме, хлопанье драконьих крыльев — и мгла понемногу стала рассеиваться. Изор различил сначала слабые отсветы от очага, потом — неподвижного Арагуна на полу, и, наконец, посреди комнаты — покрытого лоскутами искромсанных ловушек, коленопреклоненного змеенка. Перед ним, на боку, скукожившись, лежал шид. Как мешок тряпья. Луахассу оглянулся на Изора, виновато поднял глаза. И стал вытирать перепачканные темной кровью когти о край затрепанного шидского плаща. — Прости, командир, я, кажется… — и умолк. Ясно все. Убил-таки змеенок шида, не удержался. Да еще как убил! Дорвался до гада и порезал когтями! Умница! Вот только зря… мертвого-то не расспросишь… Изор кинулся к Арагуну, развернул и принялся скорей резать звенья сети. Наконец друг задышал, с жадностью, все не мог надышаться. Приподнялся сам, сел. Забормотал вычурные воинские ругательства. Алебарду туда да сюда, сбрую на то да на се. Луа тоже был рядом, тронул командира за плечо: — Прости, я забыл, что не надо убивать, оно само получилось. Я раз всего ударил. И снова голову повесил. Арагун присвистнул уважительно: — Что, малыш завалил урода? — Завалил, — снова покаянно вздохнул звездно-серебряный малыш. Изор, убедившись, что Арагун помятый, но живой, вернулся к Луахассу. Конечно, он зря убил колдуна, конечно, теперь невозможно задать вопросы и так и останется невыясненным, был ли шид заодно с убийцами трактирщика, и куда дальше тянется эта ниточка. Конечно, колдун нужен был живым. Но упрекать змеенка Изор не будет: мальчишка убил, спасая их жизни, в бою подоспел раньше всех. Кто знает, как все могло бы обернуться, если б Луа не оказался таким молодцом. И уж тем более Изор сильно сомневался, что одержимый шид стал бы отвечать на вопросы. Командир обнял змеенка за плечи. — Ничего, в следующий раз убьешь не до конца, — легко поцеловал Луахассу в висок и добавил уже серьезнее, — из тебя выходит отличный воин! И только потом сообразил, что воинская похвала и нежный поцелуй в висок не очень-то вяжутся вместе. Но Луа, слава всем богам, ничего в этом не понимал и только потерся щекой в ответ. Все было хорошо, они остались невредимы, но узелок затягивался еще более запутанный. И очень Изору не терпелось выяснить, случайно ли головорезы, напавшие на родительский дом и убитый трактирщик были северяне. Как и вполне возможный заговорщик Кимвал Лур-Ниид.