Легенды предзимней ночи

      — Эй, Изор! А что, правду ли ребята говорят… — Данир, мерно покачиваясь в седле, откусил добрую половину мясного пирожка и начал не торопясь пережевывать. — Что говорят? — угрюмо спросил Изор. Оглядываться не стал — плетется в хвосте знатный сыночек, и пусть себе… Данир дожевал пирог, проглотил и закончил: — Будто дружок твой белобрысый вместо девицы у тебя? — и, не дожидаясь ответа, заржал, словно выдал какую-то очень смешную шутку. Остряк, посмотри-ка! Навязали адъютанта на его голову… и ведь по зубам не дашь — лур как-никак, к тому же из деликатной службы. Про деликатных, конечно, в назначении сказано не было, оговорились тем, что, мол, подучить парнишку надо, дисциплину привить. Но Изор и сам не дурак: где такое видано, чтобы лур служили у раг под началом! Тем более, если к наместнику Кимвалу в войско посылают… Так что терпеть придется оболтуса, да еще и воспитывать. — А ты что, сам ко мне в девочки попасть мечтал? Вот так разочарование! — невозмутимо ответил Изор, предусмотрительно не уточняя, в чем разочарование. В том ли, что место уже занято, или он намекает, что в адъютанте разочарован. Арагун весело усмехнулся и поддержал: — Да ну! Ты на Луа глянь: тонкий стан, гордая осанка! Прямо настоящий княжич. Даниру, если с ним тягаться, с пирожками-то завязывать придется. Данир от такой отповеди слегка скис, но жевать не перестал. Вынул из холщового мешочка очередной пирог. И слава богам, болтать меньше будет. Только Луа не обиделся и не улыбнулся — даже бровью не повел, как будто о нем и речи не было. Но вот повернулся к Изору, улыбнулся — и словно весеннее солнце из-за туч выглянуло. Хорошо все-таки, что Луахассу отправился с ними. Тревожно за него, конечно, и, наверное неправильно, слишком себялюбиво, а все равно хорошо. От одной мысли, что Изор мог бы поехать один, и сейчас трясся бы по весенним раскисшим дорогам, только вспоминая о Луа, без малейшей возможности увидеть, прикоснуться, становилось пусто и холодно. А ведь так могло и случиться… Во дворец Арагуна с Изором призвали накануне, и тогда уже в доме раг-Манари поняли, что это неспроста. Так и вышло: вернулся он с вестями о новом назначении для себя и для Изора тоже. Приказ о назначении вручал князь Савел лично, да еще и целую речь прочел. Мол, на заставе Дальней сейчас тихо, туда командиром кого попроще послать можно. А вот на севере с набегами диких племен просто беда, князю Кимвалу опытные военачальники нужны, из потомственных раг. А Изора раг-Манари он вроде как специально просил. Хотел в своем войске иметь опытного пограничника. А потом приобнял так доверительно и предложил: — Ты, Изор, несколько лет уже в Дальней крепости, от столичной жизни подотстал немного, поэтому позволь я тебе адъютанта порекомендую: Данира лур-Казама возьми. Отец его — мой лучший советник, хочет, чтобы сын с самого низа поднимался. Так что ты не смотри, что он лур — требуй как положено… Позаботился, нечего сказать… удружил. Да Изор бы куда охотнее Утара адъютантом взял. Даром, что он вообще безродный, зато верный и в боях проверенный. Но ведь отказаться-то нельзя! Сам князь попросил. Значит, посылают их не просто дикарей гонять, а следить за Кимвалом. Подозревают, что именно он — изменник. И, чтобы доблестные раг вдруг на сторону изменника не встали, к ним приставили Данира… Выходит, как ни крути, Данир этот из деликатной службы, а значит, доверять ему не стоит. А самое страшное, чего боялся Изор, это то, что Луа раскроют деликатные. Стоило только подумать об этом, как перед глазами вставали пыточные казематы и его дракончик, его родной Луахассу, такой, каким нашел его в шидских пещерах. Поэтому первой мыслью его было: срочно, во что бы то ни стало отправить дракончика к деду под защиту старших драконов и всего его клана. Как примет это Луахассу, догадаться было несложно. Вот и ходил Изор вокруг да около целый день. И только к вечеру нашел в себе силы поговорить с ним откровенно. — Луа, — начал он, уже не таясь и не пытаясь приукрасить, — тебе нельзя с нами. Нельзя, чтобы кто-то из лур узнал о твоем существовании, а один из них будет не где-то, а прямо в нашем отряде. Луахассу слушал молча, не возражал и не соглашался, только смотрел на Изора большими серебряными глазами. И Изор не мог понять, кого он убеждает? Его ли? Или самого себя? — Конечно, следить он будет скорее всего за наместником Кимвалом и за нами с Арагуном, но и с тебя глаз не спустит, поверь мне. При нем ты не сможешь ни показать чешую, ни раскрыть крылья, тем более летать. Сам подумай: разве это жизнь для тебя? Ведь наш поход на север может затянуться… Тут Луахассу, видимо, слушать надоело. Он просто шагнул ближе и поцеловал. Накрыл рот долгим глубоким поцелуем, расцвеченным тысячей серебряных сполохов, от которых весь мир раскрывается и наполняется сиянием. А потом отступил и направился к выходу. — Ты куда? — только и мог спросить Изор. — Собираться. Поход ведь может затянуться, так? И вот теперь он ехал рядом, стремя в стремя, его волшебный дракон, прикинувшись всего лишь обычным юношей… нет, не обычным — невероятно красивым юношей, но все же вполне человечным. И Изор как обычно боялся за него. Ведь Данир этот мог только казаться таким тюфяком набитым, а на деле мог быть умным и наблюдательным шпионом… и даром, что болтает про девочек. Но вот Луахассу повернулся к нему сам. — Если тебе интересно, Данир, то Изор — мой командир, а я — его чудовище, — перекинул за спину тугую косу и улыбнулся. И сразу стало понятно: это счастье, что они по-прежнему вместе. * * * Путь к северным границам неблизкий — много дней пришлось трястись в седле и много ночей провести в походных палатках. Луахассу, конечно, спал в палатке Изора — а где ж еще? И, само собой, никому больше хода в ту палатку не было — отсюда и сплетни. И, главное, про Арагуна с тем же Даниром никаких тебе разговорчиков, хотя они тоже на двоих палатку-то делили. Командирские палатки шьются все же из крепкого полотна, ни ветрами они не продуваются, ни под дождями не мокнут. Крючочки там для одежды, кармашки-полочки для удобства. Изор, покуда на Дальней служил, отвык от подобной роскоши. Да и тяжелые они, командирские палатки, ему всегда казалось куда проще полог кожаный натянуть да в собственный плащ завернуться. Но тут столичный лур в адьютантах, еще понарасскажет, что застудили деточку. Пришлось. Но оно и к лучшему — хоть совсем уж перед сном можно было обнять Луа, притянуть к груди, поцеловать. Одна только ночь тревожной вышла — уже когда перед отрядом расстилались безлесные, открытые северные просторы. Север — вообще опасная земля. О северных границах ходило много сказок. Или баек. Частью в них воспевалась суровость северян, частью над той же суровостью байки потешались. Например, своих малолетних детей северяне якобы держали в одном овине с ягнятами. И пускали потом бегать на четвереньках и вольно пастись в отаре. Как будто, мол, набегавшись и наскакавшись в детстве босиком, а то и вовсе голышом, по сырой земле и зеленой травке, в дождь и в снег, в буран и прочий град, суровые северные дети никогда больше не болели. И кормить, мол, малявок особо не надо — сами накопают себе дикого чеснока, тем и сыты. И будто бы матери рожают тех детей, держась за бараньи рога. Держась за рога, прибитые на стену, а не за живого барана, но не суть. Суть в том, что, рожая, женщина должна стараться сломать рога — и чем больше старается, тем быстрее разрешится. А уж если сломала — то дитя из роженицы аж выскочить должно. Как барашек. Ну или что-то в этом роде, Изор не помнил точно, оно ему надо, всякие глупости помнить? Его иное занимало и тревожило. Северные земли тянулись долгими, невысокими каменистыми гребнями и ложбинами, пахать и сеять на такой почве несподручно, а скот пасти — совсем другое дело. Травы, пробившейся меж камней, для отар хватало. Еще дальше к северу холмы выравнивались и начиналась бесконечная заболоченная низина. Среди болот виднелись острова, поросшие ивами и низкорослыми, кривоствольными березами. И так — до самого горизонта и гораздо, гораздо дальше… На эти-то островки в глубине болот и вытеснил воинственные северные племена Кимвал Лур-Ниид. Каким чудом он собирал и вооружал ополчение — тайна, известная, наверное, только ему. И настоящий подвиг и пример для иных раг — Кимвал Лур-Ниид положил на это благое дело несколько лет своей жизни. А потом, уже будучи наместником северных земель, с помощью княжеской казны занялся обустройством приграничных крепостей. Сейчас, когда по холмам протянулась вереница крепостей, защищать границу стало не в пример проще, чем в те времена, когда здесь на все четыре стороны света беспрепятственно скакали все, кому не лень — земли открытые, из крепостных бойниц просматриваются далеко… но Изор смотрел на эти просторы другими глазами. Среди пологих и невысоких холмов, изредка поросших кустарником, дракону, например, спрятаться негде. За змеенком, если ему вдруг взбредет в голову развернуть крылья, охота разгорится нешуточная. Да и выследят вмиг. Северные просторы только кажутся безлюдными: небось, каждый коршун наперечет — а ну если повадится ягнят таскать? Какие уж тут драконы в небе… В ту ночь, проведенную уже среди холмов, а не под кронами деревьев, командир даже не сразу понял, сон ли видит или грезит наяву. Вроде бы Луахассу лежал рядом в палатке, не в обнимку, но близко, на боку, лицом к Изору. Одеяло скинул до пояса, рубаха расстегнута: полуголый почти. Только коса на грудь свесилась. И тени виднеются — вдоль торчащих ключиц, от косы, от прядки, лежащей на щеке, от длинных ресниц… и кожа змеенка хоть и чешуей не покрыта, но все же светится — словно изнутри, сама его драконья суть, волшебство проступает. Мягко, перламутрово-нежно, будто тоже спит. Как тут не залюбоваться? И шевельнуться, и даже вздохнуть боязно — чтоб не спугнуть, покой не потревожить. Покой? Или все-таки сон? И вдруг — прямо на розовые змеенковы губы легла чья-то грубая рука. Появилась сзади, зажала мальчишке рот! И тут же неведомая сила потянула его куда-то! Изор даже во сне дернулся — отбить, спасти! И проснулся. В палатке темень, вокруг глухая ночь и тишина. Ни шороха, ни крика, даже ночные птицы угомонились и уснули. Только у доблестного воина из прославленного рода Раг-Манари сердце бьется громче любого барабана. Изор откинулся на спину, расслабился, успокаивая дыхание. Это лишь сон. Все ж тихо вроде. Или слишком тихо? Протянул руку — нету рядом дракончика! Изор один в палатке! Дальше он не думал — ни единой мысли не успело промелькнуть в голове. Подхватился, рванул меч из ножен, выскочил из палатки — босой! умудряясь делать все бесшумно, на зависть любому шиду-лазутчику — и тут же замер, вслушиваясь. Караульный мирно дремал у костра, как будто никто из палаток не выскакивает и мечом не машет. Ладно, с караульным — потом… Изор уловил не то звук, не то движение на краю стоянки, не то отсветы от костра очертили чью-то фигуру, не то все разом — бегом туда! А там Арагун. Приобнял, значит, змеенка и что-то на ушко ему втолковывает. Изор разобрал: — …еще северней, от этого гребня на следующий и в низину. Ладно? Туда и… — Стоять! — как Изор рявкнул, так оба ночных заговорщика в стороны отпрянули. -…и назад, — обреченно выдохнул Арагун. И тут же добавил: — Только не шуми! — Это я сам решу, — отрезал Изор, — как командир отряда. Куда вы собрались среди ночи? Отвечать сейчас же! И пока Арагун потянулся чесать затылок, Луахассу с готовностью повторил ровно то, что Изор уже слышал: — От этого гребня на следующий и в низину. И, видя, что Изора такой ответ никак не устраивает, неуверенно продолжил: — Тут недалеко. Два раза крылом махнуть. Тоже повторил чужие слова, видать, Арагуновы. И сдал Арагуна с потрохами. И глазищи свои серебряные опустил. Стыдно ему наконец-то стало. — Еще и крылом? — Ну послушай, Изор, ну кто бы узнал? — это уже Арагун, уговаривающе-ласково, — Вторую неделю в пути, свежатинки захотелось, а кто в той отаре считал тех баранов? А наутро бы… Командир начал что-то понимать. Похоже, Арагун с вечера заприметил чью-то отару неподалеку и решил поохотиться на чужой скот. Отправив крылатого Луахассу утащить барана. Чудесно. Волшебному дракону заняться больше нечем, кроме как воровством. Изору стало и смешно и горько. И отлегло от сердца, тревога отступила, никто не собирался украсть его змеенка. Никто не нападал, никто не пробирался тайком в палатку… хотя не факт, не факт. В любом случае — ничего страшного еще не случилось. Просто эти два идиота потеряли всякий страх. Но можно было выдохнуть и опустить меч. — Я тебе скажу, — негромко начал Изор, обращаясь к Арагуну, как ко взрослому среди этих двоих идиотов, — я тебе скажу, кто будет считать баранов. Я буду считать баранов. И начну прямо сейчас. И прямо с тебя. — Арагун даже попятился, — Ты, покидая свою палатку, рассчитывал, что Данир, может быть, глухой? Или ты думал, что он, может быть, не из деликатных? Или решил, что в ночной тишине его крылья, — Изор кивнул на притихшего Луа, — его крылья будут хлопать не громче, чем у совы или летучей мыши? Или ты думал — отары не охраняют с собаками? Ты думал о чем-нибудь вообще? Арагун молчал, понурив голову. Луа переминался с ноги на ногу, также не смея поднять глаз. Командир глубоко вдохнул и долго выдохнул. Помолчал для порядка, потом коротко скомандовал: — Быстро по палаткам! Оба поклонились и мигом рванули с места. Ничего, Изор при случае еще раз обоим доходчиво разъяснит, как им надлежит себя вести. Оставшись один, командир постоял на месте, присматриваясь и прислушиваясь к незнакомой ночи. Северное небо казалось светлее, чем, положим, над Дальней заставой. И звезды блеклые. И сыростью весенней вроде не так сильно тянуло… За его спиной, на стоянке царили тишина и идиллия. Верно, дозорный слишком сладко пригрелся на службе, ни Изора, ни Арагуна со змеенком не услышал. Командир шагнул раз — и только сейчас ощутил холодную землю под босыми ногами. Ну да, он уже давно привык не мерзнуть в самый лютый холод, что ему весенние заморозки? Изор усмехнулся и пошел кругом стоянки, бесшумно, легко, будто сам с рождения был крылатым. Присмотрелся колдовским взглядом. Нет. Вокруг действительно было тихо и ничто не внушало тревогу. Кроме беспечно дрыхнувшего дозорного. Изор приблизился, особо не скрываясь, и пнул нерадивого воина в колено. Тот дернулся спросонья, ойкнул, запутался в собственном плаще и грохнулся наземь с чурбачка, на котором сидел. И чуть не угодил в едва тлеющий костер. Но, надо отдать ему должное, быстро подхватился и в следующий миг уже был на ногах, да и меч умудрился из рук не выпустить. — Стой-кто-идет! — Пришел уже, — буркнул Изор. Тут и дозорный понял, что его застукали спящим на посту, меч опустил. — Прости, командир… — Прощаю. Но коня моего две недели чистить будешь утром и вечером. Понял? — Так точно, командир! Оставив взбодренного дозорного, Изор направился в свою палатку. Змеенок лежал, отвернувшись к стеночке и даже укрывшись одеялом, тихо, будто в самом деле спал. Изор лег рядом, обнял со спины. Наверно, надо было утешить змеенка, рассказать ему, что завтра с самого утра Изор направит весь отряд к той отаре и за звонкое столичное золото купит дюжину баранов, чтобы всем хватило. И путешествия на завтра на том и окончатся, и доблестные столичные воины станут сначала потрошить тех баранов, а потом варить шурпу и плов, щедро сдобрив его прихваченными с собой южными пряностями. И, наверно, у пастухов найдется едкий, острый козий сыр или, может быть, наоборот — нежная, мягкая брынза, которую можно есть и вместо хлеба, и со сладким чаем и с вяленым мясом… Все это будет завтра только потому что змеенку захотелось свежей баранины. Но вместо того, чтобы болтать об этом среди ночи, Изор просто притянул змеенка к себе и поцеловал в затылок. Плов удался на славу. Рассыпчатый, золотистый рис пропарился ровно в меру, впитал в себя мясной сок и специи. Баранина была достаточно мягкой, но не излишне разваренной. Змеенок очень любил плов, особенно приготовленный в походе, в большом чугунном котле, на открытом огне. Сколько времени уже прошло, а мальчишка до сих пор с восторгом пробовал новые блюда. Изор и радовался этому, и огорчался — все думал, какой же единообразной гадостью кормили его раньше, считай, что всю жизнь. Но, глядя, как Луа с аппетитом уплетает плов, заедая его лепешками с черемшой и овечьим сыром, командир расслабился и даже передал змеенку бурдюк с вином. Правда, забрал почти сразу. Арагун тоже был доволен. Об остальном отряде и говорить нечего. Даже Данир сиял от счастья. Хотя, возможно, это просто его упитанные щеки лоснились от жира, Изор особо не приглядывался. А надо было приглядываться, всегда надо, в этом Изор убедился сразу же. Потому что его адъютант Данир Лур-Казам, от пуза наевшись и напившись, снова ляпнул не в тему, и снова так, чтоб все слышали: — А я понял, командир! Все понял! Про Луахассу-то… — и замолчал многозначительно. Сказать, что все уши сразу навострились — ничего не сказать. Оно ж любопытно, что ж такое понял адъютант. Может, и правда тайна какая есть. Может, Луа не просто красивый, молоденький родич Изора, как воины изначально между собой порешили. Командир глубоко вздохнул и постарался не выдать волнения. Арагун как бы невзначай положил ладонь возле рукояти меча. Только сам змеенок безмятежно жевал лепешку. Данир не стал ждать встречных вопросов и продолжил сам: — Ночью-то я слышал, как Арагун твоего дружка подзывал. Это что ж получается, красавчик и у Арагуна заместо девицы? Тьфу ты! Вот же дубина стоеросовая! С первого раза не понимает. Изор почувствовал, что начинает закипать, и что прямо сейчас необдуманные слова выйдут боком настырному адъютанту. — А Луахассу, я погляжу, совсем тебе, Данирчик, спать не дает! — засмеялся Арагун, как и в прошлый раз, приходя на выручку, — Но это ничего, по нему знаешь сколько девок сохнет? Следом за Арагуном засмеялись воины, а Луахассу, умница крылатый, презрительно смерил Данира взглядом сверху донизу, скривился: — Нет. Извини, Данир, но ты не того роду-племени. Тут уже грянуло смехом отовсюду. — Ишь, мальчонка, уделал адъютанта! — А лур-то безродный! — Так ему и надо! Чтоб не подначивал! Дальше потешаться над адъютантом Изор уже не позволил, прикрикнул на бойцов по-командирски. У Данира к тому времени рожа пошла пятнами, а что поделать, сам виноват. Дошутился, гаденыш. Теперь, очень может быть, до конца похода быть ему среди воинов «безродным лур». А никто его за язык не тянул. Другое дело, что, оказывается, шпионит Данир не так уж и плохо. * * * После сытной дневки у всего отряда сил заметно прибавилось: и настроение поднялось, и дорога под копыта словно глаже потекла. Через пару дней на третий у северного края неба замаячили стройные каменные башни. — А вон и Берлога! — обрадовался воин-северянин, взятый в отряд проводником. — Коли топтаться не станем, заночуем уже на месте. Изор тоже разглядывал горизонт, отгородясь ладонью от яркого утреннего солнца. В самом деле укрепления, да не просто какой-то пограничный форт, а настоящий родовой замок, судя по всему довольно надежный, обросший целыми городом ремесленных предместий. — Берлога? — переспросил он проводника. — Вроде же на карте значится Благоград? — Так господин наш наместник — человек по нутру своему добрый, домовитый — хотел и назвать как-то по-доброму, вот, придумал Благоград этот… А какой Благоград, когда уже триста лет на том холме укрепления строят, чтобы от дикарских-то набегов баб с детишками да запасы прятать? Вояка замялся, поскреб затылок, покосился на командира Изора, потом на командира Арагуна: не слишком ли разболтался? Нет, слушают. Арагун даже кивнул приветливо, продолжай, мол. А парнишка белобрысый, Изору как будто братишка, тот и вовсе глаза выпучил от любопытства. Польщенный северянин продолжил уже смелее: — И всем сызмальства известно, что холм, если чуть издали смотреть, на спящего медведя похож, оттого крепость берлогой и прозвали. Опять же, у наместника медведь на гербе — все к одному сходится. Так что на картах может и Благоград, а только мы так никогда не зовем. Берлога и Берлога — по старому. — А наместнику каково такое безродное самоуправство? — донеслось вдруг сзади. Конь под проводником дернулся и отступил в сторону, сам проводник, вздрогнув от неожиданности, оглянулся: оказалось, это Данир. Пухловатый нескладный на вид адъютант командира Изора казался нелепым, часто попадал впросак, и весь отряд над ним между собой потешался. Однако иногда он умудрялся так тихо подкрадываться, что вдруг оказывался там, где его не ожидали или не замечали. Такая повадка кого хочешь испугает. Вот и сейчас: разве проводник знал, что пройдоха этот тоже слушает? Ведь только что в хвосте плелся. — Чего молчишь, солдат? — Изор опустил ладонь, повернулся к проводнику. — Отвечай моему адъютанту, раз спрашивает: нравится ли господину Кимвалу, когда его замок берлогой называют? — Так… отчего же нет-то? Господин наш посмеялся только и согласился. Я, говорит, и есть страшный бер, хозяин этого края, и дом мой — Берлога. Адъютант не ответил, только поджал пухлые губы. А командир Изор зато улыбнулся и своему белобрысому мальчишке подмигнул. — Что, успеем к медведю в берлогу засветло? — и уже громко: — Отряд! По-од-тянись!