Легенды предзимней ночи

По-хорошему, надо было б отлежаться денек-другой, а то и неделю. Про то и Арагун толковал, и Утар: первый – долго и цветасто, приводя разумные доводы и ссылаясь на воинский устав, а второй – согласно поддакивая и многозначительно поглядывая. А вот Луа не толковал и не убеждал, но как раз с ним спорить было без толку; змеенок увел Изора в трактир, залил потревоженные раны ядом, сменил кровавые повязки, а потом ужалил своего командира в рот. Долго жалил, щедро делясь ядом, покуда у Изора перед глазами не поплыли серебряные круги. — Слышу тебя, — шептал он, низко склонившись и обнюхивая Изора, — слышу, как кровь несет серебро. Чую твою рану. И ты – ощути, что она твоя, прикажи, чтоб зажила. Призови исцеление… Изор так и не понял, призвал он исцеление или нет, но наутро повязки оказались почти чистыми, и после придирчивого осмотра змеенок согласился – можно двигаться в путь. Негоже, назначив встречу с посланцем клана Семи Чинар, на ту встречу не явиться. День в седле выдался трудным, командир уж и не хотел слышать свою рану, но она то и дело напоминала о себе. Потому все, что запомнил Изор из того дня – походные плащи товарищей да сырая дорога под копытами коней. Еще – внимательные глаза Луахассу, который держался рядом и которому Изор кивал каждый раз, мол, все хорошо. Потому столичных предместий он не разглядывал, а голову поднял уж у самого трактира, где была назначена встреча. Трактир тот располагался неподалеку от Малых Западных городских ворот, прозванных в народе Горскими, хотя горы не то что поблизости – на горизонте не проглядывали. Но именно через эти ворота жители предгорий везли свой товар – баранину, сыр и пряжу, орехи и ягоды, а также уголь, железо, вино и лечебную воду в тонкогорлых кувшинах. И даже если торговец ни разу в жизни не путешествовал по Старой Дороге и вел свои дела исключительно с жителями пологих холмов, все равно среди столичного люда он считался диким горцем, промышлявшим свой товар на страшных скалах. Как будто на скалах растут орехи или виноградная лоза. Но и сами торговцы рады были поддержать такие слухи, потому что они позволяли взвинчивать цены. Потому и трактиры у Горских ворот сплошь подчеркивали легенды о трудной жизни посреди снежников и камня: обычным делом здесь было украсить плетень рогатыми козьими и бараньими черепами, а над входом приладить вырезанные из дерева виноградные грозди. Трактир, в который направлялись путники, вовсе был обложен колотым камнем, как это принято на границе, и смотрелся этаким маленьким зАмком на фоне светлой громады столичной крепостной стены. Столичные ворота были открыты, хотя оживления вокруг никакого не наблюдалось, зимнее время все ж не самое удачное для торговли, у ворот виднелись только две повозки, груженые углем. Изор уже поворотил коня к условленному трактиру, предвкушая отдых и обильный ужин. Да что там! Он бы и горячему сладкому чаю обрадовался несказанно, и пустой лавке у стены, без одеяла и без тюфяка, набитого соломой. Просто бы отоспаться. И вот, когда городские ворота остались по правую руку – что-то заставило обернуться, тревога накрыла со спины, как волной. По улицам столицы в направлении Горских ворот двигался вооруженный отряд. Копейщики и стрелки, ратники в полном боевом облачении скакали слаженно и быстро, с грохотом, присущим только воинскому отряду. Изор видел чеканку на броне и вышивку на знаменах, коротко стриженые конские гривы и защитные попоны… он не видел и не понимал только одного – причины, по которой стоило бы направлять воинский отряд к Горским воротам. Не было такой причины у правителя Аола, не могло быть… если не считать Изора, вознамерившегося нарушить воинскую присягу и не исполнить княжеский наказ! Как прознали? Отчего? Он настолько растерялся, что поворотил коня навстречу отряду, закрутился на месте… остальные походники, почуяв неладное, тоже осадили коней. — В трактир, живо! – скомандовал Изор. – Арагун за старшего! Уводи драконов! Только никто его не послушал, сгрудились рядом, готовые принять бой. Воевать – с кем? С сотней ратников? Совсем ополоумели… И вот уже отряд показался, так и есть – сотня, не меньше, построением по четыре в ряд, в новехонькой броне и шлемах, выданных накануне из княжеской оружейной, под предводительством, если Изор не ошибался, малознакомого ему Троя Раг-Искари. Торговцы спешили убрать повозки с дороги, и ватага детворы бросилась врассыпную, чтобы не угодить случайно под копыта. Из ворот выкатился попрошайка – видно, от пинка стражи, чтоб не попался на глаза высокому военачальнику. Нищий вскочил было на ноги и вознамерился бежать, как вдруг застыл столбом посреди дороги, обратив слепое лицо к Изору и его спутникам. Изор отмечал все происходящее краем глаза, согласно воинской выучке, ни на миг не переставая думать, как защитить своих друзей. Слепого на дороге он почти и не видел… так, безличную фигуру… как вдруг тот заорал на всю округу: — Драконы! Проклятые твари! Они возвратились из бездны! Драконы! Я их вижу! Великий Шиддару открыл мне глаза! Он орал, как резаный, хрипло-визгливым голосом, и указывал пальцами в сторону походников! Протягивал руки в лохмотьях и приплясывал на месте, надрывался, как бесноватый пророк. Изор… вовсе потерял дар речи. Он никак не ожидал, чтобы их разоблачили так скоро! У самых ворот! Стоило только драконам показаться первому встречному! Слепому попрошайке! Или… или вся беда в том, что он – слепой? И оттого видит недоступное человеческому взору? Отряд ратников вдруг загородил нищего, и визг оборвался – кто-то походя ткнул назойливого сумасшедшего древком копья. Тот свалился в грязь без чувств. А к Изору направился Трой Раг-Искари, осадил коня, поклонился учтиво: — Приветствую достойного Раг-Манари! Славные боги направили вас в Столицу именно сейчас – Аол, как никогда, нуждается в своих воинах. Он говорил, Изор его слушал, но почти не понимал. Он видел главное – вооруженный отряд скачет мимо, а на крики слепого попрошайки никто не обратил внимания. Еще раз поклонившись и высказав пожелание обязательно встретиться, «когда все закончится», Трой Раг-Искари проследовал за своим отрядом, а Изор направил свой прямиком в трактир. Нужно было собраться с мыслями. И в самом деле выпить чего горячего, может быть, даже грога. Покуда Арагун радостно обнимался с трактирщиком, как с давним другом, подшучивал над каким-то блюдом, которое готовили только здесь, и расспрашивал о последних новостях, Изор тоже прислушивался. Его сильно встревожил столь многочисленный отряд ратников, хотелось вызнать, куда они направлялись и зачем. Но трактирщик поведал лишь местные сплетни да посетовал, что такие высокие гости редко к нему захаживают. Арагун распорядился, чтобы их ждали к завтрашнему вечеру, а Изор безжалостно выгнал походников из натопленного трактира, дозволив лишь допить по кружке грога. И только тогда заметил, что Луа, это малолетнее дитя гор, тоже махнул целую кружку и его уже немного развезло. Изор дал себе зарок обязательно втолковать змеенку, что негоже глушить вино без меры, особенно если пить-то не умеешь. Не хватало еще, чтоб захмелел и начал сверкать чешуей в городе. Уже в дверях Изор остановился, достал лишнюю монету и приказал, чтобы отправили кого из обслуги найти слепого попрошайку и накормить досыта. Изор ехал по столичным улицам во главе отряда – Арагун уже и не возражал – и родной город открывался ему с иной стороны. Столица Аола, сердце его страны, Золотой Город, конечно, возведен был вовсе не из золота, а из светлого песчаника, который добывали в каменоломнях выше по течению реки. Камень этот в солнечных лучах чуть поблескивал, и оттого издали город в самом деле казался сверкающим золотым слитком. Но легенды говорили иное – согласно легендам, аолаты возвели большинство своих жилищ, княжеский дворец и даже крепостную стену за одну ночь из мокрого песка, нанесенного рекой. А наутро добрый Предвечный Дракон, поразившись красотой песчаных храмов и дворцов, захотел сохранить их в веках и опалил своим благословенным дыханием. Так и застыли дивные колонны, башни и арки, чтобы радовать своих создателей, и, конечно же, Предвечного Дракона. Изор знал эту легенду с детства – и с детства в нее не верил. Он не единожды видел, как на пристани выгружали выточенные в каменоломнях плиты, из которых потом строили дороги и дома, а, повзрослев, сам побывал возле месторождения песчаника и окончательно уверился, что дракон если и опалял что-либо своим дыханием, то были это земные недра. Ну или – высокий обрыв, в котором и началась когда-то добыча песчаника. Изор вообще до некоторых пор считал окружающий мир очень простым, в нем не находилось места ни драконам, ни чудесам. Но теперь, когда его отряд пополнился двумя мифическими змеями, он и на Столицу смотрел другими глазами. И камень песчаник сделался вдруг дивным и сказочным. Если змеенок Луа может поразить все вокруг, живое и мертвое, разрушить стены и переломать деревья, как тростинки, а Канкараим горазд швыряться громовыми раскатами – то что стоило Предвечному Дракону опалить своим дыханием город? Или залежи песка, сотворив из них искристый камень? Командир в который уже раз недоверчиво глянул на Луа – вот же он, мифическое чудо, скачет рядом и ухом не ведет. Правда, и глаз поднять не смеет – оробел совсем в таком большом и невиданном городе. Ну и соображает, видно, что не стоит красоваться серебряными глазищами да косами. Когда подъехали к особняку рода Раг-Манари, змеенок вовсе растерялся, и было отчего – имение княжеского воеводы отличалось изяществом и роскошью, достойными его высокого чина. Луа разглядывал фонтаны и дорожки, мраморные скамьи и беседки, вечнозеленые кусты самшита и туи. Даже сейчас, зимой, сад был великолепен, Луа наверняка впервые в жизни видел нечто подобное. Покуда они поднимались по дорожке, змеенок недоверчиво разглядывал особняк, и в конце концов вздохнул и изрек: — Приграничная застава была покрепче. Изор даже рассмеялся негромко в ответ на такие слова. Но когда Луа вступил внутрь – снова притих. Величественный холл, просторный, как бальная зала и украшенный гобеленами с изображениями воинских подвигов предков Изора, было бы сложно сравнить с приграничной заставой. Даже Луахассу, дикое дитя водопадов и горных вершин, это понимал. Другое дитя водопадов, постарше – Канкараим – взирал на гобелены, мраморные лестницы и колонны с холодным достоинством, чем опять вызвал улыбку Изора. Он как-то и сам подзабыл за два года на границе о высоком положении его рода, а последние недели вовсе изменили его жизнь. Сейчас он словно возвращался в жизнь прошлую, столичную, светскую, блестящую, шумную… и чужую. Не успел дворецкий пересечь холл, чтобы сообщить о прибытии походников, как в двери, подобрав полу домашнего платья, стремительно вошла матушка Изора и протянула навстречу руки: — Ах, я чувствовала, что ты уже рядом! Обняла, поцеловала в щеку, а Изор будто впервые осознал, как часто такое бывало, когда матушка словно знала что-то наперед. Давала ему непонятные советы, вроде «собираешься на охоту в полях – не скачи через овраг, земля просядет, веди коня в поводу» — и он всегда следовал таким советам и не задумывался, откуда бы матери знать не то что про подмытый берег, но и про охоту в полях. Он думал – все мамы такие, сердцем беду чуют. А теперь понимал – не все. Только шидки. Матушка ласково погладила его по щеке, тронула раненую руку и бок, хотя Изор специально в плащ кутался, чтоб не заметила. Но от нее, видно, ничего не утаить. — Изменился сильно, — тихо сказала она, еще раз заглянула в глаза и отпустила Изора, перешла к Луа. Все походники почтительно склонились перед нею, и потому она сначала коснулась волос змеенка, а потом подняла его лицо, вгляделась. — Как тебя зовут, дитя крылатых? — Луахассу, Звезда, Рожденная на Закате. — Да, — улыбнулась матушка, — я слышу звездное серебро. Можешь звать меня госпожой Зоряной, дитя. Добро пожаловать в мой дом. Потом погладила склоненную голову Канкараима и тоже назвала его птенцом. Кан не возражал, представился, как полагалось, и отступил. Аргил сначала назвал только свое имя, но матушка ждала, и он со вздохом, будто признаваясь в каком-то проступке, добавил: «Аргил из клана Черногорья». Она внимательно на него посмотрела и тоже вздохнула: — И это дитя выросло без матери, что ж вы мне сердце-то рвете? Поприветствовав Арагуна, тут же отправила его домой и не разрешила увидеться с Рузанной. — Вечером ее увидишь, за ужином. Покуда не увез мою дочь из дома – будь добр чаще в гостях у нас бывать. Поди покажись родным и непременно возвращайся! С такой же легкостью она отпустила и Калая Раг-Нара и тоже стребовала с него обещание быть здесь к ужину. Единственно Утара не назвала ни птенцом, ни ребенком – большак за время похода не только усы, но и бороду отпустил, стал похож на медведя или росомаху. Потому и назвать его детенышем могла бы медведица или росомаха, но никак не матушка Изора – по-девичьи стройная, большеглазая ночная колдунья, изящная в своем простом бледно-сиреневом платье, умеющая видеть незримое и понимать несказанное. И почему Изор раньше не замечал волшебства в каждом ее слове, в каждом взгляде? Может, потому что она сама того не хотела? * * * Луахассу застыл на пороге комнаты Изора и дальше не двинулся. Стоял, глазами хлопал. Змеенка явно впечатлил и мраморный пол, укрытый жемчужно-серым ковром, и мягкие оттоманки, украшенные шелковыми подушками, и цветы, благоухающие в ажурных белых вазах, и окна от пола до потолка. Он осматривался с такой настороженностью, будто все это убранство было опасным и могло напасть на змеенка в любой миг. Или наоборот, могло рассыпаться в прах от одного неловкого движения. Изора это немного забавляло. — Ты – правитель этой страны? – наконец спросил Луа. — Нет. Я всего лишь сын княжеского воеводы. Я говорил, да только кто б меня слушал. Это дом моего отца. Луа кивнул, помолчал, потоптался на пороге. Изор ждал, что он еще выдаст. — А мне куда деваться? – спросил снова. Глупый, не понимал, что как раз он, серебряный дракон, будто в таких изящных покоях родился и вырос. Командир улыбнулся, уселся на низенькую оттоманку среди подушек, похлопал рядом с собой: — Сюда деваться. Раздеться мне помоги, рука что-то ноет. Луа, конечно, сорвался с места, опустился перед Изором на колено, принялся распутывать завязки на плаще, стягивать сапоги, помог снять куртку и рубаху… и, покуда был близко, Изор привлек его к себе, прижал к груди, поцеловал в рот. И снова пожалел, что сил не хватит на руки его подхватить, донести до кровати, уронить в подушки, чтоб налюбоваться, как серебряные волосы рассыплются на шелке. Как покрывало, украшенное вышивкой, сползет с бедер, обнажая звездное сияние его кожи. И как Изор отшвырнет и покрывало и подушки, чтобы вжать Луа в перину и видеть только его, близко, глаза в глаза. Изор отпустил змеенка, уже взволнованного, потянул завязки его плаща, сказал тихо: — Со мной будешь, в моей комнате, в моей постели. Или хоть раз было по-другому? Или ты против? Луа отрицательно качнул головой, оглянулся на кровать, устроенную на возвышении, оценил, улыбнулся лукаво: — На вид крепкая. Так и быть, останусь. За ужином змеенок, одетый наконец-то в подобранные по размеру штаны и рубашку, снова помалкивал. Как и все походники. Ужинали в малой столовой, где всегда собирались семьей. Для званых обедов на сто персон столы накрывали в Парадной столовой, но это случалось редко. Зимой ее и отапливали плохо за ненадобностью, как и все гостевое крыло. Отец говорил, что не стал бы строить такие хоромы, если б князь Лур-Куаз не грозился по-дружески заглядывать в гости. Потому что заглядывал громко – со свитой, сыновьями, лекарем, церемониймейстером, и Шиддару еще знает с кем! Изор помнил эти веселые кавалькады высокопоставленных гостей, которые, стоило ему подрасти, начали брали с собой всех мало-мальски созревших дочек. Но в последние годы здоровье князя начало сдавать… можно было только радоваться, что отец Изора оставался крепок, как в былые дни. Отец вернулся из города к самому ужину, как всегда, энергичный и подтянутый, обнял Изора, поприветствовал гостей, начал расспрашивать о жизни на границе, о тяготах пути, о том, сильно ли разрушена Старая Дорога… и не узнал драконов. Изор даже не сразу понял, только когда отец спросил: — Ах, да, вспомнил! В донесении ты писал что-то о диковинных зверях – что с ними сталось? Не узнал. Не заподозрил мифических драконов среди походников, сидевших за столом. И то правда – кто их разберет, диких горцев из дальних пределов. Сидят ведь, помалкивают и крыльями не машут. — В дороге на нас напали, и, покуда мы отбивались, зверям удалось ускользнуть. Мы положили ватагу разбойников на той тропе. Конечно, Изор не собирался скрывать правду от отца, лишь решил поглядеть – если поверит он, поверят и остальные. — Хорошо, сын, поговорим после ужина. У него тоже было что сказать с глазу на глаз, не для всех. Матушка Изора тоже промолчала, храня сокровенные тайны шид. Пусть все думают, будто у драконов длинные хвостатые тела, маленькие лапки и зубастые пасти на звериных мордах, и что водятся они только в стародавних мифах да на древних кувшинах. Тем проще сохранить в веках колдовские обычаи. * * * Луа плескался в ванной, сработанной из цельной глыбы розового мрамора и установленной на возвышении. Ванна была глубокой и просторной – Луа мог сравнить ее разве что с озерцом где-нибудь в пещере или в лесной чаще. Он лежал, вытянувшись во весь рост, склонив голову и опираясь щекой о гладкий, шлифованный камень, и следил пальцем белую жилку, что бежала в толще мрамора от самого изголовья. А потом в комнату, полную пара, вошел Изор… и сразу прикипел к нему взглядом. В три шага оказался близко, склонился, тронул мокрые волосы Луа, просунул ладонь под его затылок – и в следующий миг уже целовал… обласкал, захватил губы, проник языком глубоко в рот, надавил под язык. Изор хотел его жало, Луа почуял – и выпустил, немного. Изор будто того и ждал, принялся облизывать и посасывать жало, осторожно, едва касаясь острого кончика, будто дразня… А когда Луа приподнялся навстречу, выгнув шею, и прорвал жалом малый кровеносный сосуд под языком своего колдуна – он упал на колени у той ванны, застонал и за каменный край ухватился. Луа сам уже стонал бы – но он пил кровь, полный рот крови у Изора оказался, и не хотелось пролить ни капли. Выпил, вылизал ранку – и брызнул ядом во рту командира, позволил ему пить слюну и яд. Вот, теперь было правильно: голова кружилась, Луа слышал малейшее желание Изора, слышал, как себя самого. И желание его, и нетерпение. И у самого в паху ныло так же. Изор, опустив руку в воду, погладил Луа по животу, по боку, по пояснице провел, не заметив, что вымочил рукав до самого плеча. Чего он хочет? Выдернуть своего змеенка из воды и уложить на пол или?.. или ему все равно, как, лишь бы вжиматься всем телом, стискивать крепко руками, сливаться воедино. Изор прижал Луа к груди, рубашка его намокла уже до пояса – и Луа высвободился, отстранился. Изор вскинул глаза – Луа качнул головой: — Нет, все так. Рубашка мокрая, дай сниму… Покуда он распутывал шнурки, командир глядел в воду – на чешуйки, проступившие на животе, на возбужденный член. А Луа – трогал. Его живот и член. Вот сжал в ладони – и Изор едва не вытянул Луа из воды, одной рукой обнял за плечи, вторую просунул между ног, под спину подхватил, сгреб его так, приподнял, щекой к животу прижался… а потом медленно, лаская, отпустил – пальцами сначала по спине, по пояснице, по заду, между ног все огладил, нежно прижимая. Луа уже готов был за затылок командира ухватить, членом ему между губ втиснуться и излиться тут же… но нет, Изор заметил, как он воздух открытым ртом хватает, и повременил. Отдышался чуть, водички себе в лицо плеснул. И все же не сдержался, поцеловал член, приласкал неглубоко. Луа застонал, обеими руками в стенки мраморные вцепился, выгнулся. Изор снова отпустил его и, обнаженный, наконец в воде оказался, близко, так что можно было обвить его руками и ногами, потереться о грудь… о член… и сесть на него, впустить в себя. И двигаться. Приникать плотно, обнимая за плечи – и откидываться, цепляясь за каменные края. Пусть… смотрит. Луа раскинул крылья, мокрые и сверкающие, и комната эта осветилась вся, и брызги с крыльев во все стороны полетели… Изор ахнул, схватил его за бедра, насадил на член еще глубже, и еще, и… Луа сжал командира коленями, почуял, как бушует жар в крови, вспыхнул ярко и кончил Изору в руку. Упал ему на грудь, снова впустил язык себе в рот – и тут же ощутил самые сильные удары, самые глубокие. Изор стонал ему в рот и изливался, сам уже полный звездного серебра… Почуяв это, Луа едва не задохнулся снова…