Легенды предзимней ночи

Утром походники встретились у конюшни — напрасно еще с вечера Изор сказал, что поедет в клан только с Луа. Разве что Арагун гарцевал снаружи, ему входить внутрь конюшен было без надобности, он, как полагалось приличному жениху, ночевал дома, а прискакать поспешил на рассвете, чтоб точно не ушли в новый поход без него. А встретились все у конюшни просто потому что не нашли своих коней. Походники выдвигались из хутора на угнанных лошадях, найденных в низинке после боя, а тех в свое время лесные разбойники угнали из разоренных крестьянских дворов или отбили у торгового каравана. Лошади были, может, и хорошие – для крестьян или торговцев – но не для воинского отряда. Потому Изор давно уж распорядился осмотреть коней, подлечить, да и продать. В конюшне теперь стояли обученные боевые кони, выносливые и бесстрашные. Такие не испугаются ни змей, ни волков, ни, может быть, даже шидов из клана Семи Чинар. Только один жеребец был скаковой, тонконогий и высокий в холке, с длинной мордой и лебединой шеей. Агал-цехинец редкой изабелловой масти, с короткой шелковистой шерстью, отливающей серебром. Конечно, он предназначался для Луа, Изор давным-давно решил, на какой лошади должен скакать его дракончик. Он и одежду для Луа подобрал совсем иную, в столице-то можно было найти и жемчужно-серый плащ, и сапоги, и все остальное в тон. На рассвете, на пустынных улицах мало кто увидит, но самому командиру смотреть было приятно. Одно дело – таиться в лесах, спасаясь от разбойников, когда Изор был готов мазать лицо и косы Луахассу болотной грязью, и совсем другое – визит в клан Семи Чинар, где никак нельзя было появиться в обносках и на худых конях. Потомственные раг и волшебные драконы – не оборванцы. Луахассу не перечил, облачился в новое, сам разобрался с застежкой плаща – серебряной, а как же. И на невиданного жеребца, который будто только что с небес спустился и крылья сложил – Луа смотрел с восхищением, подарок ему нравился. Подарок был ему под стать. — Как назовешь? – спросил Изор, любуясь тем, как ладно дракончик и жеребец смотрятся рядом. — Ирбис, — не колеблясь, ответил Луа. — Ну, он не пятнистый и без когтей, но похож. — Моих когтей на двоих хватит. И вот, покуда они болтали – в конюшню пожаловал и Канкараим, и Аргил, и Утар. И Арагун на своем скакуне в открытых воротах показался. Все, кому Изор говорил вчера, чтоб отсыпались и отдыхали. И все одетые, при оружии, Аргил и Утар переметные сумы тащат, наверно, и продовольствием запастись успели, среди ночи, что ли, набег на кладовые устроили? Канкараим сразу с места в карьер, не хуже агал-цехинского жеребца: — Никуда Луахассу одного не отпущу! Ну ясно. Аргил, вероятно, никуда не отпустит одного Канкараима, Арагун – никуда не отпустит одного Изора, а Утар – всех вместе никуда одних не отпустит. Изор улыбнулся и все же предупредил: — Шиды могут не пустить в клан чужаков – только шидов и драконов. — Ничего, — ответил Арагун, — я за дверью подожду, на пороге. Утар безмятежно посмотрел в глаза своему командиру. Будто хотел сказать – видишь, мол, если такие люди на порожке подождать согласны, мне, деревенщине, и на околице сойдет. Изор улыбнулся еще раз и приказал седлать коней. Друзья его не сказать, чтобы удивили. Чего-то подобного он ждал. Чего он не ждал – так это появления младшей сестры, в верховой одежде и с переметными сумками в руках. — Ларика?! Что еще за новости? Она вскинула взгляд. Хотела, видно, уверенность показать, но получилось скорее смущение пополам с испугом. — А я с вами в Семь Чинар еду. — И кто же тебя возьмет? Я с собой не приглашал. После всех бед, что случились с его отрядом в дороге, Изору и в голову не пришло бы тащить с собой девчонку. Но сестрица хоть и робела, а, видно решила твердо: спорить не стала, только взяла свои сумки и пошла в конюшню, лошадь седлать. Изор подался было следом, но тут на крыльцо вышел Агдай, а с ним и Зоряна, и спросила сразу: — Что это ты, сын, хотел, не прощаясь, уехать? Изор только собрался оправдываться, как увидел, что она улыбается, и понял, не всерьез упреки. Потому сказал просто: — Надо ехать, ты же знаешь, — и уже отцу: — Слишком много тайн, слишком много событий и опасностей. Посоветоваться хочу. После встречи в трактире спать легли далеко за полночь и поднялись рано. Изор родных нарочно будить не стал, чтобы прощания не тянуть и не возбуждать лишнего волнения. Шутка ли – в клан к колдунам собраться! Матушка-то поймет, он знал. А вот как это понравится воеводе Агдаю? Он хоть и не считал всех шидов без разбора врагами и злодеями, но к колдовской родне относился настороженно. И как его в этом винить? Мать Изора была доброй и мудрой, мужа любила, в детях души не чаяла – все правда. Но и войну так просто не забудешь, а клан Семи Чинар и в ту пору был одним из сильнейших. Поэтому Изор рассудил так: сначала соберется, а потом уж пойдет на поклон к родителям, чтобы они сразу поняли: отговаривать его или просить подождать уже бесполезно. Только вот не подумал, что матушка без его прощаний сама все проведает, колдовством. Так что прощание вышло хоть и волнительным, а все же спокойным, никто его удерживать или отговаривать не стал. Отец только так сказал: — С дедом посоветоваться – это ты решил верно, я бы и сам от совета темнейшего Шид-Ашнари не отказался… да только будет ли он слушать? Этих колдунов только их зимний бог и разберет. А матушка просто обняла, поцеловала и благословила. А потом о Ларике заговорила: — Возьми ее, Изор. Не тут ее место. Дар у нее, а с ним так: бегай-не бегай, не убежишь. Сам, поди, понял уже. И отец поддержал: не хотел, мол, отпускать, да мать убедила. А раз так, то с братом-воином да с закаленным в боях отрядом все безопаснее. Ну а если дед внучку не примет – он, Агдай Раг-Манари, будет только рад. Но и против судьбы дочери вставать тоже не хочет. Что ж, если даже отец младшенькую свою любимицу решил отпустить, значит, и ему спорить не стоит. Уж наверное сможет одну-то девчонку довезти до леса без приключений. Пока Изор с родителями прощался, отряд его собраться успел. Даже Ларика и лошадь вывела, и с седельными сумками управилась, и даже заседлала чуть не первая. Изор не смотрел - не видел, но отчего-то думалось, что не сама – его парни помогли. То-то и Калай на нее глаза косит, и Аргил нет-нет, а глянет. И даже у Утара во все зубы улыбка, хоть у того и почти отеческая. Только Арагуну не до Ларики, он все с Рузанной проститься не может: то отпустит, а то снова за руку возьмет. — Ладно, голубки, — решил поторопить Изор, — полно вам! Прощаетесь будто на век, а нас, может, и не ждет никто. Как прогонят, так завтра и назад вернемся. * * * В этот раз отряду не пришлось плутать по лесам – Аргил дорогу показывал. До места, где его встретили дозорные клана, привел точно, ни разу с верной тропы не сбился. А вот дальше куда? И тропинка из-под ног пропала, и не встречает никто. Аргил и так, и этак пытался припомнить, как же его Нарвик до селения вел? Вроде бы сначала вдоль ручья шли, пока не вышли на мостик. Вот он, ручей, вот и тропинка… а нет! И сорока шагов не прошли, как она вильнула в тальник и пропала. Аргил другую искал, все вокруг оббегал – нет как нет. Он растерялся, и стыдно вдруг стало так, что хоть друзьям в глаза не смотри, тем более, когда они начинают недовольно хмуриться. А тут еще снег посыпал, совсем стало неудобно: свет застит, глаза залепляет и следы засыпает. Еще немного, так и в обратный путь дороги не найдут. Командир Арагун начал зубоскалить: — Что, травник великий, меж трех сосен заплутал? И все его поддержали не словами, так ухмылками. А командир Изор спросил строго: — Ты точно ручей не перепутал? Аргил только головой закрутил, нет, мол, не мог он ошибиться. А вслух сказать – голос от волнения пропал. Друзья на него надеялись, а он всех подвел. Что теперь делать? Но тут на удивление вступился Кан: — Ты, Изор, на парня-то не дави, – говорит. – Он не виноват, это ваши колдуны дороги путают, не иначе. — Может и так, — согласился Изор. – Только нам-то что делать? Не поворачивать же назад. И тут вдруг сестренка изорова выступила: — Я поведу. Если судьба мне быть в клане, выведу. А если нет – значит, сказки все, что матушка рассказывала. Потом отошла в сторонку, налево повернулась, направо, прислушалась к чему-то и пошла вперед. И, удивительное дело, лес перед ней сам расступился и показал тропу. Вдоль ручья, точно как Аргилу помнилось. А через пару сотен шагов вышли и на мостик. И уж как мост миновали, тропа вовсе широкой стала, протоптанной, такую не потеряешь. Тогда Ларика снова села в седло, к брату по левую руку пристроилась. Изор спросил сразу: — Это про какие сказки ты поминаешь, а, сестренка? Что-то я таких не помню. Ларика улыбнулась: — А тебе, может, и не сказывали, — и уже серьезно рассказала: — В тот год, как ты уехал служить на заставу, мне стали сны сниться, будто зовет кто. Сначала редко, потом чаще, а потом и днем нет-нет, а замрет сердце, заноет. И тянет куда-то вдаль. Я матушке рассказала, а она говорит, что, значит, мне одна дорога – в Семь Чинар вернуться. Дар мой меня зовет. Вот… я и решила проверить. А Аргил все про дорогу раздумывал. Ведь и правда в Черногорском-то, в родном его селении, тропы часто от чужих скрывали. Он забыл, потому что сам чар не накладывал - не мог он тогда, но и не блудил тоже. Он-то там своим был, против него колдовство не обращалось. А в Чинарах Сычик свой, он Аргила в прошлый раз провожал, оттого и лес их не стал задерживать. Все верно. А теперь, видно, изорова сестренка своя. Красивая девушка, нежная, улыбчивая… очень понравилась Аргилу. Только он-то понимал: дочка воеводы да внучка старейшины безродному сироте если просто руку подаст - уже счастье, о большем лучше и не думать. А Серебряная Звезда Изора справа стременем толкнул и спрашивает: — Если у шид обычай есть дороги путать, то как ты меня в Черногорском отыскал? — Я тебя хоть где отыщу, — улыбнулся командир, — под водой, под землей. От меня тебя никому не спрятать. Аргил тоже услышал, и отчего-то стало тоскливо: командир Изор ведь и правда своего змеенка хоть где отыщет. Да и Звезда его тоже не оставит – это Аргилу его колдовской дар говорил, который не обманешь. А сам он как же? Нужен ли кому? Если вдруг пропадет – пойдет ли кто искать по лесам-болотам? Не говоря уж о том, чтобы в самую пасть врага лезть… Гром? Грома он любил, но чтобы великолепный гордый крылатый сделал ради жалкого изгнанника что-то значительное? В это не верилось. А наверняка свою судьбу прочесть дара явно не хватало. И зачем он тогда вообще нужен, этот дар? Жил себе Аргил сиротой-травником, и, пока не знал большего, не желал ничего, никому не завидовал. А теперь – как?.. Пока он так грустил, сзади Гром подъехал, оттеснил его к самому краю тропы, а как от отряда приотстали, зашипел прямо в лицо: — И этот жалкий кролик – шид?! Дар ему боль принес, смотри-ка… с таким сосудом – позор один. Духом тебе и подавно не бывать, ничьим! если сопли распускать не перестанешь. Аргил только и мог, что кивать да глаза прятать. Гром был зол, но не это страшило – злым крылатый еще сильнее завораживал: так бы и смотреть, не отрываясь, на молнии в глазах, на презрительно изогнутый рот и подрагивающие ноздри… но вот стыд куда девать? Ведь правду же змей говорит, и ответить нечего. А Гром его стыда как не видит, только все больше наседает: — Ты – мой, слышишь? Мой колдун. Если думаешь, что слаб, так вот тебе!.. И сгреб в объятия, хоть и одной рукой, а чуть из седла не выдернул. А потом в рот впился, оплел язык своим и жало вогнал. Глубоко, больно! И тут же яд пустил, не бережно, по капле, а острой обжигающей струей, как тогда, в первый раз. В тот раз Аргил чуть не умер. И сейчас казалось, что умрет. Ну и пусть! Это не важно… ничего стало не важно, лишь бы поцелуй длился и длился, и грозовая сила текла по телу, убивая и перерождая разом. Аргил ни за что бы не отстранился. Гром отпустил сам: сначала жало убрал, а губы лишь после долгого поцелуя выпустил. Усесться в седле помог куда бережнее, чем раньше, и шепнул напоследок: — Будешь великим колдуном, заморыш. Аргила била дрожь, перед глазами плыло, руки поводьев совсем не держали. Хотелось прижаться к Грому, согреться в летнем тепле его силы. Но сизый змей нежности не особо жаловал – сразу в сторону отъехал. Что ж, он и так позаботился: дал понять, что ценит и не оставит, силой поделился… а с ядом и колдовством, видно, самому справляться придется да так, чтобы ни раг, ни шид смеяться не посмели. Незаметно солнце село и снегопад прекратился. В темноте походники и селения-то не приметили, хорошо у самых домов дозорные остановили, а то бы так и мимо проскочили. Таиться, как в прошлый раз, никто не стал, вышли сразу на тропу, все кругом осветили факелами и капюшоны сразу скинули, чтобы лица показать. Шиды были пешими, оттого командир Изор своим тоже дал знак спешиться. Аргила все еще мутило от яда, тело ломило, бросало то в жар, то в холод, казалось, стоит пошевелиться, и ноги не удержат. Свалиться перед колдунами чужого клана – вот где настоящий-то позор! Тогда на него ни то что Гром, вообще никто без презрения не глянет. Слава богам, лошади у Раг-Манари боевые, приучены и на пики идти, и раненых поддерживать, с поля выносить. Вот и аргилов как почуял, что седок его ослабел совсем, ровнее пошел, и теперь встал словно вросший камень. Аргил кое-как с седла сполз, к коню привалился и только сейчас ощутил, как немощь отпускает. И тут же мир перед ним раскрылся сотнями новых оттенков, звуков и запахов. И не только мир, но и он сам: память кристально прояснилась, мысли обрели чистоту и четкость. И робость ушла! Только вот надолго ли? Между тем командир Изор тоже спешился и шагнул навстречу дозорным. Те же как вышли, так и встали на пути молчаливой шеренгой. Видно, ждали, что гости скажут. Что ж, Изор не стал чинами мериться, поклонился первым и представился: — Благословения богов вам и вашим домам, родичи. Я – Изор Раг-Манари, со мной – мой отряд, мои боевые братья и родная сестра Ларика. Мы пришли с миром, просить совета и наставления у темнейшего Инрада Шид-Ашнари. Надеюсь, дед своим внукам не откажет? Среди дозорных Аргил приметил старых знакомых Верею и Нарвика, их отца тоже признал, хоть видел-то в прошлый раз лишь мельком. Но в этот раз вперед они не лезли – прятались в тени, за чужими спинами. А ответил Изору незнакомец, тоже из молодых: — Отступников и предателей в Семи Чинарах родичами не величают, — дерзко усмехнулся шид, — но некоторых из твоего отряда, изгнанник, мы примем с радостью. И тут переменился: ухмылку спрятал, сделался почтительным до подобострастия, даже Аргилу стало противно, согнулся в земном поклоне, даже снег волосами подмел. — Почтение крылатым хозяевам небес! Великая радость пришла в Семь Чинар вместе с вами. Просим, проходите, будьте желанными гостями, — и руками указал вглубь селения, как помнилось Аргилу, к храму. Другие дозорные сразу расступились, освобождая путь. Только змеи принимать приглашение не заторопились. Гром с места не двинулся, лишь презрительно глянул и отвернулся. Сизый лести и поклонов терпеть не мог, уж кому, как не Аргилу знать? А Звездочка вспыхнул весь, аж серебряные искры брызнули, и выпалил: — Никуда я без Изора не пойду! Хотел, видно, просто сказать, но в ночи морозного леса голос тем же серебром зазвенел. Звездный змеенок смутился и за спину своего командира заступил. А Изор тут же рукоять меча оглаживать начал: — Не старайся, парень, драконов вы не получите. Обозвать шида «парнем», будто бы он какой-то простолюдин или дружинный отрок, все равно что по щеке шлепнуть. Но это Аргил знал, а Изор? По невежеству так сказал или нарочно позлить решил? Что ж, дозорный разозлился, хотя и вида не подал, прикрылся смехом: — Этой железкой – крылатых защищать? От шид? Да ты никак ума лишился, изгнанник? Изор усмехнулся, но ссориться не стал: — Я бы показал тебе, любезный, кто в уме, а кто пока нет, но мы пришли с миром, да и с безымянными я не дерусь. Так что в другой раз как-нибудь. — В другой, так в другой, — пожал плечами шид, — свидимся. А имя мое Зейге, среди дозорных клана – Желна. Найдешь, как… Договорить он не успел, потому что среди шид появилась старуха, та самая, которую Аргил видел в храме. Она раздвинула в стороны молодцев дозора и оборвала речь Зейге, огрев его клюкой по спине: — Стоите пред крылатыми, невежи, да еще и зубоскалите!.. И сама в поклоне согнулась. Хотела было на колени, да Изор ее под руку подхватил, поднял. Она руку отдернула, сама в сторону подалась, но заговорила вежливо: — Темнейший Инрад Шид-Ашнари примет вас, позже. Пока велел ждать, — и уже дозорным: — Проводите гостей к святилищу. Пусть в пределе паломников переночуют. А девочка со мной пойдет, госпожа Румилитта велела. Аргил выдохнул с облегчением: наконец-то какой-никакой отдых! Хоть яд Грома и придал ему ясности мысли подхлестнул колдовской дар, но силы последние отнял. Добраться бы сейчас до постели, любой, хоть до брошенного на пол конского потника, лишь бы не на снегу и под крышей – вот все, о чем он только мог мечтать! Он уже дремал на ходу, когда вдруг услышал: — … явились с крылатыми. Как думаешь, дед посмотрит, что один пришлый, а другой и вовсе сын чужака и отступницы? Это был Нарвик, Аргил не мог ошибиться. — А девчонку сразу госпожа к себе позвала, — ответила ему в тон Верея. — Да ничего: она многих звала. Как позовет, так и выпроводит. Аргил посмотрел по сторонам и понял: никто не слышит! Изор со Звездой далеко впереди, а Гром наоборот, отстал, и все головой вертит, будто ищет кого-то. Значит, только один Аргил и узнает, как на самом деле встречают их в Семи Чинарах! Вот уж точно без этого знания он бы обошелся. — А ты, сестренка, на черногорского глаз положила? – зло засмеялся Нарвик, — Думаешь, если его заполучишь, то ради его змея наша госпожа тебя примет? Не надейся… — Госпожа Румилита тетку вашу дожидалась, — вступил в разговор отец Нарвика. — Весь клан только с ней и носился, помнится. Даже когда с этим раг связалась, отпускать не хотели. Да, слава Шиддару, ради мира все равно пришлось. Как ушла наконец, я думал, теперь ваше время настанет. Так нет – эти явились… Дальше Аргил не слышал – говорившие свернули в сторону, но и этого уже хватало, чтобы насторожиться. И, конечно, надо было все Изору рассказать. Да как тут расскажешь? Ведь они – родня его ближайшая! Только что покинувший душу страх опять вернулся трепетом в груди и холодным комом в животе. Аргил в отчаянии бросился к Грому, но тот на него и не глянул – ему явно было не до трусливого шиденка. Предел святилища, куда пускали паломников, оказался помещением, похожим на лабиринт из каменных стен и деревянных перегородок. Три факела, которые оставили гостям дозорные, освещали его едва ли на четверть, остальные клетушки оставались в тени, а то и вовсе погруженные во мрак. Впрочем, это было и хорошо: меньше посторонних глаз. Хотя, кто этих колдунов знает? Уж точно не Изор. Сколько не твердил себе, что они родичи, все равно довериться им не мог – чувствовал какую-то ложь и враждебность. Вот и Луа тоже им не верит. Молчит, но разве же Изор без слов не понимает, почему змеенок так к нему жмется? Нет, не страх это и не смущение – просто готовится в случае чего спина к спине встать. Пока Изор только думал, Луахассу сам в рукав вцепился и за собой потянул. Ушли туда, где от факелов больше тени было, чем света. Зато видно стало, что глаза Луа взволнованно сияют. Капюшон с Изора стянул и запустил пальцы в волосы, под туго заплетенные пряди. — Не оставляй меня. Что бы тебе ни говорили — ни на шаг не отходи, слышишь? — Что с тобой, Звезда моя закатная? — Изор тоже серебряные косы погладил, посмотрел в глаза. – Чего ты так встревожился? — Шид кругом, разве этого мало? — Это не Черногорье, не бойся, — улыбнулся Изор. — Тут на нас никто не нападет. Хотел ободрить, да ничего из этого не вышло. Луа в искренность его слов не поверил. — Откуда ты знаешь? Думаешь, если родичи, так им верить можно? А если не считают они тебя родным, если забыли давно, завидуют или ненавидят? Может, чуял чего, что Изору неведомо? Или это просто застарелые обиды и неприязнь? Одно точно: драконы для любых шид – ценность. И сами ли драконы или только яд их, семя и кровь? А Луа еще крепче в волосы вцепился, до боли. — Скажи, что не оставишь? — Тебя? Да никогда в жизни… Договорить не успел – змеенок приник к губам долгим поцелуем, таким, от которого туманится разум и жаркой волной поднимается страсть. Изор зашвырнул свои мешки в угол и вцепился в застежки на новом плаще Луа… застежки и завязки… проклятье! Кто только эту красоту выбирал! Черный Изоров плащ полетел на пол первым, на него сверху белый, а следом и стеганые зимние куртки, и нижние рубашки… Изор сам не заметил, как забыл о своих товарищах всего в паре шагов. И о них, и о шидских родичах, которые, может быть, глаз с них не спускали, только то было важно, что кожа змея серебрится под его пальцами, узор чешуек по ней разбегается, мерцает переливчато, губы сжимают губы и язык настойчиво ласкает рот вкусом драконьей силы. Изор ждал боли и яда, но Луа не стал жалить. На миг оторвавшись, так и сказал: — Не буду жалить, это слишком… хочу, чтобы ты взял жало и выпил яд сам, весь… до капли, слышишь? – и пальцы опять в волосах, с когтями. – Хочу так! Яд, текущий не в кровь, а на язык, не жег до боли, но пьянил, как ни одно вино не пьянит. Изор и сам не заметил, как вместе с Луахассу опрокинулся на сброшенную одежду, как гладил, лаская обнаженную спину змея, и искры света осыпали темную клетушку. Потом выпустил иссякшее жало и обхватил губами возбужденный член. Почти глотал, сжимая в ладонях обнаженные ягодицы, а Луахассу со стоном двигался навстречу и хлестал по стенам развернувшимися крыльями. Когда семя кипящим серебром ударило в глотку, мир, казалось, рванулся навстречу, огромный и открытый, угрожая утопить в себе дерзкого колдуна. В первый миг Изор ошалел и потерялся, но змееныш не позволил отстраниться. Шепнул в опаленные губы: — Возьми все, мой колдун, – сам повернулся спиной и вжался в пах. Когда оба иссякли, Изор мог поклясться, что сквозь крышу, сквозь пелену серых снеговых облаков видел звезды, все-все звезды неба, до самой его бездонной глубины. Луахассу, не шевелясь, лежал рядом, раскинув по полу расслабленные крылья. Они больше не сияли, просто белели в темноте. И сам дракончик поблек – глаза прикрыты, чешуйки по коже разбегаются едва заметным серебристо-сероватым кружевом. Но улыбка освещала его лицо странным счастьем, сродни одержимости. Изор подумал, что и сам сейчас, наверное, выглядит ничуть не более разумным. Он наклонился и нежно коснулся виска Луа губами. — Сумасшедший змеенок, я совсем тебя опустошил. Замучил. Ты должен был меня остановить. Луа качнул головой: не должен был. И добавил совсем тихо: — Пустой я им не нужен. А ты сильный… — Сильный или слабый – все равно. Ты мой, Закатная Звезда. Они тебя не получат. Луа не пошевелился, лишь улыбка стала на миг чуть ярче. — И все же так нельзя… хоть крылья-то убрать можешь? Изор обнял своего змеенка и поцеловал глубоко в рот, стараясь поделиться колдовской силой. Крылья и драконий хвост тут же начали сворачиваться, и Луахассу снова превратился в худенького юношу без перьев и чешуи. Изор завернул его в белый плащ и, баюкая на руках, спросил: — А ты хоть знаешь, что за нами подглядывали? — Правда? – серебристо-серые глаза змееныша лукаво заблестели. — Знал, значит? — Нет, но это и хорошо. Пусть знают. Пусть все про нас знают. — Бесстыдный ты змеенок, — вздохнул Изор. – Скоро и я, потомственный раг Аола, с тобой всякий стыд потеряю.