Bluebird

Кофе был приготовлен именно так, как она любила — крепкий, сладкий, очень горячий, со вкусом ванили, с небольшим количеством сливок. С каждым глотком напиток обжигал горло Цунаде, сладкий вкус и чрезмерное количество сахара помогали женщине чувствовать себя бодрее, но она была слишком занята, чтобы по обыкновению смаковать напиток. Сенджу все еще была измотана — прошлой ночью женщина поздно легла, а едва рассвело, — и ее высокие каблуки сдавливали ступни, направляясь к кабинету, но дискомфорт почти не ощущался. То, что не давало спать прошлой ночью, беспокоило Хокаге и сейчас — недавняя активность Акацуки и запутанная ситуация с Облаком. Цунаде вздохнула, взглянув в окно, мимо которого проходила, едва заметив захватывающий персиково-розовый восход солнца над Монументом Хокаге. Только с запозданием она поняла, что сейчас восемнадцатое ноября, а это означало, что Сакура должна вернуться в Коноху в течение пары дней. Сенджу с нетерпением ждала возможности узнать, какую информацию удалось найти ее ученице. Цунаде открыла дверь и вошла в свой кабинет, по привычке оглядываясь, чтобы убедиться, что все в точности было так, как она оставила прошлой ночью. Независимо от докладов разведывательного отдела о безопасности Конохи Хокаге всегда будет опасаться шпионов, особенно пока Данзо и его сторонники все еще находились поблизости. На первый взгляд, ничего не изменилось, вплоть до расположения полупустой бутылки саке на ее столе. Однако, подойдя ближе, женщина увидела два квадрата бумаги светло-желтого цвета, забрызганные несколькими темно-красными пятнами. Ни один из листов не излучал никакой чакры, которая указывала бы на то, что отправитель замаскировал взрывчатую печать или какую-то другую ловушку. Нахмурившись, Цунаде подошла к своему столу и потянулась за первой из бумаг. Женщина почувствовала замешательство, развернув квадрат и просмотрев записи. Это был список из двадцати пропавших джоунинов Конохи, который она дала Сакуре полторы недели назад. Ученица точно не делала копий этого списка… Хокаге повернулась к другому квадрату, быстро развернула его, разгладила на столе и внимательно прочитала. Сердце чуть не пропустило удар, когда она прочитала название — «Текущие пленники» — и поняла, что именно находилось у нее в руках. Знак Облака вверху был слишком заметен, как и подписи Райкаге и его главного дознавателя. Сенджу пришлось сдержаться, чтобы не смять бумагу, поняв, что этот документ подтвердил подозрения, в которые она до последнего не хотела верить. Пятнадцать из двадцати пропавших джоунинов Конохи были схвачены и заключены в тюрьму Облака. Цунаде практически чувствовала, как пульсирует вена на лбу, а свободная рука сжалась в кулак до побелевших костяшек. Она закрыла глаза и сделала глубокий вдох, пытаясь держать себя в руках. Следующая мысль, пришедшая ей в голову и снова заставившая нахмуриться, заключалась в том, что это было очень непохоже на Сакуру — передавать такую важную информацию без подробного отчета. Она никогда раньше так не поступала, даже будучи сильно измотанной… Глаза Хокаге расширились, глядя, казалось, сквозь бумаги. Сенджу помнила, как приветствовала команды джоунинов, патрулировавших ворота по пути сюда. Они сказали, что ночь прошла спокойно, никто не входил и не выходил. Сакура не стала бы пробираться в собственный дом, скрываясь при помощи гендзюцу… Осознание поразило ее в одно мгновение, и Цунаде отбросила списки, словно тонкая бумага могла обжечь, вспомнив брызги темно–красного (не чернил?) на углах. При одной мысли все внутри перевернулось. Этого не может быть. Снова переведя взгляд на бумаги, Хокаге присмотрелась к развернутым углам и невольно отшатнулась. На обратной стороне каждого листа виднелись размазанные отпечатки ладоней и кровяные отпечатки пальцев (как будто Сакура получила серьезное ранение, раз ее руки были в крови) — они были маленькими, тонкими и безошибочно принадлежали розоволосой куноичи. Этого не может быть, продолжал повторять тихий голос в голове Сенджу. Этого не может быть — даже если ее сильно ранили, она должна была исцелиться и вернуться… Но факт заключался в том, что ученица не вернулась в Коноху, как следовало (возможно, она использовала технику перемещения, чтобы отправить списки, потому что физически не могла вернуться обратно?), и не отправила какую-либо записку о полученной травме, о любой возможной задержке после исцеления вместе со списками или после. Опять же, это крайне нехарактерно для Сакуры. Сценарии, которые сейчас проигрывались в голове Цунаде, были настолько тревожными, что она могла лишь смотреть на стену напротив, несколько мгновений пребывая в прострации. Женщина машинально встала, расхаживая по кабинету. Хокаге, конечно, помнила, что поисковая команда джоунинов Шизуне, состоящая из Райдо и Генмы, была отличной. Она доверяла им больше, чем кому-либо другому. Прошло еще две минуты, прежде чем Шизуне вошла в кабинет, слегка запыхавшись и приветствуя ее своей обычной яркой улыбкой, которая через мгновение немного померкла. — Доброе утро, Цунаде-шишо. Что случилось? Сенджу указала на стул перед своим столом, пытаясь говорить ровным голосом. — Садись. Мне нужно тебе кое-что рассказать. Молния Резкий ветер громко завывал среди голых, скелетообразных ветвях деревьев. Несмотря на толстый красный шарф, завязанный вокруг шеи Итачи Учихи, и его тяжелого черно-красного плаща Акацуки, сильный холод, казалось, с каждым вдохом пронизывал нукенина насквозь. Появилась боль в груди, из-за чего он начал сильно кашлять, стиснув зубы, чтобы подавить звук. По большей части Итачи как всегда предпочитал молчать, но Кисаме оглянулся, понимая, какую трудность представляла для него ситуация. — Почему бы нам не разбить лагерь на ночь? — Небрежно предложил Хошигаки. — Нам потребуется еще четыре или пять часов, чтобы добраться до места, а погода становится только хуже. Путешествовать в снежную бурю будет занозой в заднице, и, кроме того… — Он ухмыльнулся, обнажив акульи зубы. — Я проголодался. Учиха знал, что Кисаме более чем способен продолжать путь, независимо от того, насколько плохой была погода. Итачи понимал тонкую уступку, которую партнер делал для него, и иррационально, ненавидел это так же сильно, как и ценил. Его болезнь постепенно превращалась в большую слабость, чем когда-либо прежде. Это действовало ему на нервы. Мужчина слегка наклонил голову, зная, что выбора нет. Если не остановиться, он замедлит их обоих, что контрпродуктивно. — Тогда ладно, — заметил Кисаме, немного замедляя шаг и осматривая местность, словно охотник, ищущий свою добычу, что, вероятно, было не слишком далеко от истины. — Это место достаточно удобное — ранее я почувствовал несколько волков в том лесу. Значит, поблизости должны быть олени. Хошигаки обнажил массивный меч из акульей чешуи, который носил за спиной, готовясь к охоте. Итачи едва обратил внимание на его слова, внимательно осмотрев меч партнера. После всех этих лет он был почти так же знаком со странно чувствующей добычу Самехадой, как и сам Кисаме. Прошло много времени с тех пор, как меч вел себя подобным образом. Освобожденный от своих оков, он, казалось, слегка подергивался, вибрировал, дергая правую руку Кисаме рвался вперед, будто у него имелся собственный разум. Итачи вопросительно поднял бровь, глядя на напарника. Хошигаки тоже уставился на свой меч. — Он чувствует кровь, — объяснил шиноби, облизывая губы в предвкушении. — Где-то поблизости должно быть недавно кого-то убили. Вероятно, оленя, который истекает кровью настолько, что Самехада заметила его с такого расстояния. Волки сделали всю работу за нас, так что нам всего лишь нужно их отпугнуть… Несмотря на сильную боль в груди, Итачи не могло не позабавить очевидное разочарование в голосе Кисаме, когда они вдвоем начали следовать за Самехадой. Меч вел их по редкому лесу с той же устойчивой, безошибочной точностью, которую продемонстрировала бы охотничья собака. Издалека Учиха слышал вой волков и чувствовал, что они находятся довольно далеко оттуда. Он слегка нахмурился, но продолжал следовать за Кисаме. Наконец шиноби завернули за угол, вырвавшись из леса. Хошигаки резко остановился, замерев на месте. — Ха, — Итачи услышал замешательство в его голосе. — Похоже, это все-таки не олень… Догнав его в следующее мгновение и увидев, что имел ввиду партнер, ониксовые глаза расширились в редком, неосторожном проявлении эмоций. Это была девушка, неподвижно лежавшая на боку в снегу спиной к ним. Даже Учиха, с его сильно затуманенным, ослабевающим зрением, мог ясно видеть, что снег вокруг нее был окрашен кровью. Ярко-красный цвет, впитавшийся в лед, только сейчас начал покрываться новым слоем снега. Хошигаки был так же ошеломлен, но пришел в себя с быстрее. — Ну, — сухо прокомментировал мужчина, отворачиваясь, — поскольку мы не Зецу, это не годится на ужин. Игнорируя сказанное, Итачи протолкнулся вперед и подошел к телу девушки, опустившись на колени рядом с ней. Нукенин осторожно коснулся ее плеча, обратив внимание на одежду и отметив, что она нехарактерна для гражданского лица — красный жилет без рукавов и темные облегающие черные брюки, заправленные в черные кожаные сапоги до колен. Ее кожа была очень прохладной на ощупь, как и следовало ожидать, но это был не тот жуткий, безжизненный холод, который означал, что человек мертв. Возможно, эта девушка приближалась к такому состоянию, но она еще не умерла. Учиха не мог сказать, кровоточила ли ее рана до сих пор… Невольно его разум вернулся к той ночи. К тому, как он стоял на коленях рядом со многими другими телами (тетушки, двоюродных братьев в возрасте от пяти месяцев до пятнадцати лет, матери) и осматривал их, чтобы убедиться. По лицу Итачи пробежала тень. Нет, эта девушка все еще жива. У него имелся слишком большой опыт определения разницы между людьми, которые изо всех сил пытались удержать жизнь, и людьми, которые уже проиграли смерти. Вытеснив тяжелые воспоминания, Учиха осторожно перевернул девушку на спину. Его взгляд сразу же метнулся к разрыву на левой стороне ее жилета, рядом с ребрами. Жилет был пропитан кровью. Посмотрев на кожу, откидывая материал в сторону, нукенин слегка отстранился, снова удивленный. В том месте находилась уродливая, частично зажившая, почему-то выглядевшая сырой рана. Его разум немедленно сделал вывод. Девушку ударили чем-то большим и длинным, чем обычный кунай, но не таким смертоносным, как катана. Итачи смутно осознавал хруст снега позади, из-за чего рассеянно поднял глаза, чтобы увидеть, что партнер неохотно присоединился к нему. По какой-то причине Кисаме пристально вглядывался в лицо девушки, словно пытаясь его вспомнить, а затем издал удивленный возглас, сделав шаг назад. Учиха бросил на него недовольный взгляд, но Кисаме оказался достаточно быстр, чтобы объяснить. Он уставился на своего партнера так, будто ожидал, что тот тоже все поймет. — Итачи, помнишь, всего месяц назад? Это же сокомандница того сопляка с Кьюби, ирьенин, обученный Годайме Хокаге. Это она убила Сасори вместе с той старушкой Чие из Песка! Итачи издал тихий звук признания в глубине своего горла, снова оглядывая девушку, изучая ее лицо (и характерные ярко-розовые волосы), а не только травмы. Теперь, когда Кисаме напомнил, он действительно узнал ее. — Сакура Харуно, — тихо прокомментировал Учиха. Нукенин ругал себя за то, что не узнал ее сразу. Она была и товарищем по команде Саске. Шестнадцатилетняя, чуунин, ученица Цунаде и куноичи Конохи ранга А. — На ней нет протектора. Значит, она выполняла одиночную миссию, — тихо сказал Итачи, пытаясь собрать воедино последовательность событий, чтобы лучше понять ситуацию и то, как Сакура могла оказаться в таком состоянии совершенно одна и так далеко от дома. — Должно быть, у нее произошло столкновение с другим шиноби — вероятно, из Облака — которое закончилась не очень хорошо. Противник, очевидно, нанес удар ножом и оставил умирать, но я полагаю, что она достаточно опытный ирьенин, что даже после потери сознания, у нее получилось исцелиться и не истечь кровью до смерти. — Хорошее наблюдение, — ответил Кисаме, указав на множество больших пятнистых пурпурных синяков на лбу Сакуры. — Похоже, противник, ударил ее головой об это, — он кивнул в сторону твердой каменной стены утеса, — чтобы было легче прикончить. — Хошигаки вздохнул, снова убирая меч в ножны. — Немного жаль, не так ли? Куноичи, обладающая достаточным мастерством, чтобы убить Сасори, умрет такой молодой, — небрежно прокомментировал мужчина, поворачиваясь к ним спиной и начиная уходить. Итачи не двигался, он не мог не протянуть руку вперед и слегка дрожащими пальцами не убрать прядь розовых волос с лица Сакуры. Она была так молода, ровесница Саске. При мысли о том, что она умрет в одиночестве, так далеко от дома, выполняя миссию по защите интересов своей (их) деревни, разбивалось сердце. Еще одна болезненная жертва, которую требовала верность Конохе. Учиха задавался вопросом, были ли у Сакуры родители, братья и сестры, с нетерпением ожидающие ее возвращения, которые понятия не имели, что она лежит здесь, тяжело раненная… — Ты идешь, Итачи? Нам все еще нужно поохотиться, — крикнул Кисаме, оглядываясь через плечо. Учиха еще раз посмотрел на Сакуру сверху вниз, прежде чем принять решение. На самом деле, вряд ли что–то нужно было решать — всего месяц назад он видел ее стоящей перед одной из его проекций, рядом со своими сокомандниками, с выражением страха и вызова на лице. Позже в тот же день она убила одного из его товарищей и проявила при этом большое мастерство и мужество. Она была такой живой. Итачи просто не мог остаться в стороне и позволить ей вот так умереть. Это равносильно убийству, что противоречит всем его принципам. Пассивное бездействие сейчас сделает его таким же виновным, как и того шиноби, который нанес удар. — Она еще жива, — тихо, но твердо сказал Итачи, зная, что Кисаме услышит. — У нее есть шанс выжить. И я не собираюсь оставлять ее умирать. Хошигаки остановился как вкопанный, недоверчиво повернувшись лицом к партнеру, который был абсолютно серьезен. Он знал, что в тех редких случаях, когда Итачи что-то вбивал себе в голову, его было не переубедить. Однако Кисаме чувствовал, что должен попытаться — это безумие даже для Итачи. — Послушай, Итачи, — начал шиноби, пытаясь достучаться до партнера. — Даже если эта девушка не безнадежна — а я думаю, что так оно и есть, она потеряла слишком много крови. Ее исцеляющая работа над собой была ужасной — мы не можем плюнуть на наш график и отнести ее в какую-нибудь деревенскую больницу. Они, вероятно, все равно не смогут ей помочь, поскольку там работают медики с самой элементарной подготовкой… — Я не собираюсь нести ее в деревенскую больницу, — неумолимо ответил Итачи. — Она, очевидно, не шиноби Облака. Это значит, что люди, посещающие больницу, будут обязаны передать ее следующему патрулю. Это, в свою очередь, приведет либо к тому, что тот шиноби, который пытался убить ее, доведет свое дело до конца, либо к тому, что ее заключат в тюрьму и, возможно, будут подвергать пыткам для получения информации. Кисаме разочарованно глубоко вздохнул. Он уважал натуру своего партнера, но иногда это очень усложняло ситуацию. — Прекрасно, — коротко сказал шиноби. — Тогда что у тебя на уме? — Я хочу взять ее с нами, — Итачи проигнорировал отвисшую челюсть партнера. — Колотая рана нуждается в надлежащем уходе, травму головы тоже нельзя игнорировать: это может быть перелом черепа, сильное сотрясение мозга или даже кровоизлияние в мозг. Я уверен, что у меня достаточно знаний о медицинской чакре, чтобы справиться с любой из них. Хошигаки покачал головой, временно потеряв дар речи. — Как думаешь, что Лидер скажет по этому поводу? — Напряжение в голосе выдало, какого Лидера он имел в виду. — Уверен, он не обрадуется… — Хорошо, — в тоне Итачи появились первые признаки нетерпения. — Можешь продолжить путь к нашему пункту назначения. Я отнесу Сакуру куда-нибудь и исцелю ее там. С тобой встречусь позже и объясню свои действия Лидеру, не вовлекая в это тебя. Кисаме поднял брови, на мгновение ошеломленный словами партнера, его нехарактерно резким выражением лица и тоном. — Ладно, — наконец неохотно согласился шиноби, отворачиваясь и раздраженно поднимая руки. — Делай, что хочешь, но в этом нет необходимости. За восемь лет партнерства мы ни разу не разделялись. Будь я проклят, если подобное произойдет из-за этой. — Он указал на Сакуру, его раздражение было очевидным. — Отлично, — довольный согласием своего партнера, как бы неохотно оно ни прозвучало, Учиха очень осторожно поднял Сакуру, положив одну руку ей за спину, а другую под колени, вставая и прижимая ее к себе. Она была легкой, но, тем не менее дополнительный вес создавал напряжение. Итачи закрыл глаза и сдержал желание закашляться, на мгновение почувствовав головокружение. Открыв глаза, Учиха обнаружил, что Кисаме смотрит на него, выглядя несколько обеспокоенным. Нукенин предотвратил неизбежный вопрос. — Мы должны продолжать двигаться. Хошигаки кивнул, и они продолжили путь. Итачи взглянул на Сакуру, которая до сих пор была тревожно неподвижна и никак не реагировала. В груди у нукенина шевельнулось легкое беспокойство. Он надеялся, с необычным пылом, что она сможет продержаться еще немного. — Итак, — через несколько минут заговорил Кисаме. — Полагаю, ужин откладывается? Взгляд, которым Итачи наградил его, эффективно заставил партнера замолчать. Однако в течение следующих нескольких миль Кисаме про себя посмеивался над ситуацией. Похоже, напарник нашел еще одну вещь, помимо своего младшего брата, которая усилила его сверхъестественную гиперопеку, подобную курице-наседке.

***

Гостевая спальня в доме, где они с Кисаме обычно останавливались, выполняя задания в этой части Страны Молний, была маленькой, но теплой и удобно обставленной. Комната идеально подходила для их целей. Итачи никогда не был здесь, хотя эта спальня находилась через коридор от его. Он огляделся, инстинктивно проверяя помещение на наличие ловушек или посторонней чакры, пока осторожно укладывал Сакуру на кровать. Учиха снова заметил, что прошло несколько часов в пути, а девушка оставалась совершенно неподвижной с тех пор, как они нашли ее. Это беспокоило. Итачи расстегнул молнию на ее ботинках и спустил их с ног. Кисаме, который топтался у двери, прочистил горло, прежде чем присоединиться к напарнику. — Что нам делать дальше? Итачи сел на кровать, обдумывая весьма логичный вопрос. Они с Кисаме были достаточно способными шиноби. Но прошло много времени с тех пор, как Учиха использовал медицинскую чакру для чего-то большего, чем заживление обычных порезов и царапин. Неловко, но нежно он запустил пальцы в волосы Сакуры, тщательно осматривая ее голову на предмет каких-либо признаков травмы: никаких признаков перелома черепа и других порезов. Сосредоточившись, ладонь нукенина покрылась тонким, слегка пульсирующим слоем бледно-зеленой медицинской чакры. Он направил ее на синяки девушки, выполняя устойчивые, повторяющиеся движения, пока отметины медленно не исчезли. Затем Учиха положил свою ладонь на ее лоб, осторожно позволяя чакре проникать через ее кожу, в надежде, что это успокоит любые полученные травмы. У него всегда было достаточное представление о том, как использовать чакру в медицинских целях. Итачи много раз говорили в детстве, что его контроль над чакрой был исключительным, легко поддающимся медицинским техникам. В результате, во время пребывания в Анбу он прошел подготовку в качестве резервного медика своей команды. С тех пор, используя шаринган, а также благодаря учебе, Учиха еще больше усовершенствовал свои навыки. В какой-то степени ему нравилось использовать медицинскую чакру. Было что-то, что он находил врожденно привлекательным и приносящим удовлетворение в применении собственной силы для исправления повреждений и увечий, устранения боли другого живого существа. Итачи услышал, как напарник возится в ванной. Спустя несколько мгновений Кисаме, наконец, вышел, держа полотенце, смоченное холодной водой. — Подумал, что это поможет при любом воспалении, пока ты будешь занят исцелением ее ребер, — пробормотал шиноби, прикладывая полотенце ко лбу Сакуры. — Что с тобой не так? Учиха покачал головой, запоздало осознав, что Кисаме снова поймал его нахмуренным. Пока не было необходимости посвящать партнера в свои развивающиеся опасения. — Ничего, — неопределенно ответил он. — Я должен залечить колотую рану, прежде чем помочь ей согреться. — О, правда? — Спросил Хошигаки, многозначительно приподняв бровь, из-за чего глаза Итачи сузились на долю дюйма. К его неудовольствию, Кисаме лишь фыркнул, явно забавляясь. — Что ж, развлекайся. Я спущусь на кухню посмотреть, есть ли там какая-нибудь еда. Бьюсь об заклад, ты будешь голоден после исцеления, и ей нужно будет поесть, если она проснется. С этими словами Хошигаки ушел, закрыв за собой дверь и оставив их вдвоем. Итачи снова обратил внимание на Сакуру, находящуюся без сознания, чувствуя себя неловко. Нукенин знал, что это было иррационально, поскольку то, что он собирался сделать, определенно не преследовало каких-либо извращенных целей или чего-то в этом роде, но… все же. Часть его упрекала себя за незрелость. Это нужно было сделать, и, как любой ирьенин, он должен оставаться сосредоточенным и профессиональным в подобном вопросе. Тем не менее Итачи нерешительно расстегнул молнию на жилете Сакуры до упора и осторожно снял рубашку с ее тела. Ради приличия и уважения он старательно избегал смотреть куда бы то ни было, кроме сморщенной, болезненно выглядящей колотой раны на левой стороне ее грудной клетки. В основном рана была заживлена, но небрежно — чего и следовало ожидать, поскольку в то время она была без сознания. В любом случае, Учиха никогда не слышал о том, чтобы ирьенины могли использовать чакру для самоисцеления в пассивном состоянии. За время своего пребывания в Анбу он повидал немало подобных травм, так что сложностей возникнуть не должно. Сидя рядом с ней и медленно, тщательно направляя чакру в рану, исцеляя повреждения, Итачи думал о том, насколько подобная деятельность предпочтительнее того, чем он занимался большую часть своей жизни с раннего детства. Клан рано подтолкнул его к обучению шиноби и быстро перевел в Анбу. Итачи быстро обнаружил, что большая часть «работы», которую они выполняли для Конохи, была не чем иным, как убийством по найму. Это было подло. Учиха не мог понять, каким образом множество шиноби могли делать такие вещи с чистой совестью. Если бы у него был выбор — если бы клан был менее властолюбив, менее амбициозен, не пытался бы отчаянно использовать его, наследника, в качестве главного актива в достижении своих целей — он бы, не задумываясь, предпочел исцелять, независимо от потенциала, о котором постоянно говорили. Работа в качестве ирьенина являлась одним из немногих аспектов образа жизни шиноби, который соответствовал бы его идеалам. Сакуре действительно повезло, что она смогла развить свой замечательный талант. Итачи почувствовал укол сожаления, который изо всех сил старался подавить, еще раз направляя свою чакру на кожу Сакуры, исцеляя даже шрам, оставленный оружием. Но в таких легкомысленных думах не было никакого смысла, а жизнь, которая могла бы быть, не давала второго шанса. Он встал, заметив, что розоволосая выглядела более умиротворенной и что часть боли исчезла с ее лица. Но она все еще не подавала никаких признаков того, что приходит в сознание, из-за чего Итачи не мог не волноваться. Возможно, ей просто нужно больше времени, чтобы прийти в себя… Пульс на шее, рядом с трахеей, был ровным и более сильным, чем когда они нашли ее. Учиха молча наблюдал за девушкой в течение нескольких долгих секунд. По коже шиноби можно определить его способности. К удивлению, кожа Сакуры была гладкой, что не выдавало в ней ниндзя. Осознав, что вытворяет, Итачи перевел взгляд, теперь определенно уверенный, что в комнате становится теплее. Невольно он заметил, что одна из бретелек бюстгальтера Сакуры соскользнула с ее плеча, оставив обнаженным. Тонкий, шелковистый кусочек ткани резко контрастировал с богатым золотым покрывалом. Мужчина автоматически потянулся за ним, а затем замер, на мгновение борясь с самим собой. Наконец, осторожно, нукенин обхватил одним пальцем невероятно нежный изумрудно-зеленый ремешок и вернул его обратно на плечо Сакуры. Прикосновение Итачи задержалось на долю секунды дольше положенного. На самом деле это было непрактично — шелк и кружева, и… Подавленный направлением, в которое невольно переместились его взгляд и мысли, Учиха резко развернулся и удалился в ванную. Зеркало подтвердило, что его бледность действительно приобрела необычный и нехарактерный оттенок красного. В качестве покаяния за свою нетипичную недисциплинированность он погрузился в стирку жилета Сакуры в раковине, тщательно оттирая его до тех пор, пока не осталось следов крови, и пока его пальцы не сморщились, а ладони не защипало от горячей воды. Усталость последних двадцати четырех часов — интенсивное путешествие, привычное напряжение, которое болезнь накладывала на тело, и расходование чакры на исцеление и транспортировку — начали сказываться. Итачи внезапно почувствовал усталость, оставляя жилет Сакуры сушиться на вешалке для полотенец. Однако он все-таки решил в ближайшее время зашить дыру в жилете, прежде чем куноичи придет в сознание. Мужчина снова вошел в спальню, встал рядом с ней и, протянув руку, слегка коснулся тыльной стороной ладони бледной скулы в попытке определить температуру. Она все еще была немного низкой, и по какой-то причине Итачи не мог не вспомнить, как Шисуи хвастался ему своим «надежным методом» сближения с товарищами по команде женского пола на миссиях в холодных местах. Он сказал бы им — возмутительная ложь, конечно — что единственный способ, которым можно быстро согреться — это если бы они наклонились ближе и позволили провести по ним согретыми чакрой руками. Микото однажды подслушала эту историю и хорошенько отчитала хитреца, который оставался бесстрастным в присутствии его матери. Однако они с Шисуи потом смеялись над этим. Воспоминание наполнило его горькой, болезненной смесью веселья и печали, но в основном печали. Губы сжались в тонкую линию при мысли о том, как сильно Шисуи не одобрял бы происходящее прямо сейчас. Итачи взял одеяла Сакуры в руки и держал их в течение минуты, вливая тонкие нити своей чакры в ткань, пока одеяла полностью не согрелись. Он осторожно обернул их вокруг куноичи и наблюдал, пока на ее кожу не вернулись малейшие оттенки тепла. Только тогда нукенин ушел, еще раз взглянув на девушку через плечо.

***

Кисаме не являлся поклонником рамена, но, учитывая, что еще пять минут назад он был так голоден, что казалось, будто его желудок пожирает сам себя, грех жаловаться. На самом деле, это лучшая лапша, которую он пробовал за очень долгое время. Хошигаки был погружен в размышления о том, как сильно ненавидит поздние ужины, которые технически можно назвать очень ранними завтраками, когда услышал скрип половиц. Он обернулся, увидел, как его партнер направляется на кухню, и проглотил половину своего рамена, чтобы говорить было немного легче. — Куриный рамен, — произнес Кисаме. — Быстрого приготовления, так что не ожидай многого. Итачи кивнул, выбрав большую порцию. Кисаме заметил, что напарник еле держался на ногах, но все же выглядел немного лучше, чем раньше, и, безусловно, более комфортно, в поношенных серо-черных клетчатых штанах и свободной черной футболке, его волосы были влажными после душа. Держа миску в одной руке, Учиха присоединился к своему партнеру в гостиной, опустился на диван напротив и начал есть. Они ели в тишине, как обычно, но, как ни странно, Итачи первым нарушил молчание. — Ты выглядишь озабоченным, Кисаме. Хошигаки вздохнул, проглатывая остатки пересоленного рамена одним большим глотком. — Я просто думал о реакции куноичи после пробуждения. Она ученица Годайме, и недавно видела нас, а это значит, что она должна знать о нашей организации и о том, что мы пытаемся сделать с ее драгоценным маленьким товарищем по команде. Соответственно, должна ненавидеть нас. Я ожидаю, что она проснется, поймет, кто мы такие, и, зная шиноби Конохи, вероятно, попытается сразиться с нами из принципа. Кисаме закатил глаза. — Во-первых, будет жаль убивать ее после того, как ты потратил столько усилий, чтобы доставить ее сюда и привести в порядок. Во–вторых, если предположить, что у девушки есть немного здравого смысла, она настолько будет парализована страхом, что не попытается атаковать. Ей придется задаться вопросом, почему мы, злые члены Акацуки, — он сардонически улыбнулся, обнажив ряды акульих зубов, — спасли ее от верной смерти там, у черта на куличках. Сложившаяся ситуация порождает щекотливые вопросы, тебе не кажется? Это делает все очень хлопотным. Итачи наклонил голову, обдумывая слова партнера, прожевывая явно резиновую лапшу. Кисаме, как всегда, высказал много обоснованных замечаний, поэтому Учиха был немного обеспокоен тем фактом, что сам не подумал обо всех этих соображениях. Это было очень нехарактерно для него. — Сакура — умная куноичи, — ответил нукенин своим типично ровным голосом, немного подумав. — Сомневаюсь, что она будет в состоянии напасть на нас сразу после того, как придет в сознание. И я верю, что, учитывая нашу… репутацию, у нее будет достаточно инстинкта самосохранения, чтобы не наделать глупостей. Скорее всего, она сразу же сделает вывод, что у нас, должно быть, есть мотив помогать ей, что мы сделали это не просто так. Ее способности, как ученицы Годайме Хокаге, хорошо известны. Кисаме ухмыльнулся. — Мы всегда можем сказать, что спасли ее, чтобы вылечить твои глаза. Эй, это значит, что ты не только успокоишь свою совесть, не позволив девчонке умереть, но и получишь бесплатное исцеление! Итачи поднял бровь. — Осмелюсь сказать, я мог бы сделать это сам, если бы тщательно изучил технику и достаточно старался, — ответил Учиха, заинтригованный такой возможностью. — Но да, Кисаме, это звучит как веский мотив. Мы заставим Сакуру поверить в это с того момента, как она проснется. Хошигаки удовлетворенно кивнул, прежде чем поднять свои неестественно длинные руки в потягивании. — Ну, теперь, когда мы с этим разобрались, я иду спать. В кладовке есть еще лапша быстрого приготовления, если хочешь. — Спокойной ночи, Кисаме. Учиха наблюдал, как напарник скрылся в своей комнате, единственной на нижнем этаже дома. Услышав, как за ним закрылась дверь, он позволил себе роскошь долгого, усталого вздоха, после чего протянул руку и помассировал ноющие виски, погрузившись в мысли и свои личные заботы. Коноха Цунаде не могла вспомнить, когда в последний раз у нее была такая ужасная мигрень, вызванная стрессом. Даже на тусклые лучи угасающего солнечного света, которые косо падали через окно на пол ее кабинета, было больно смотреть, но она оставалась невозмутимой, спокойно глядя на команду, стоящую перед ней. Шизуне, Генма и Райдо ушли, как только Сенджу объяснила Като ситуацию и свои опасения по поводу Сакуры, еще до восхода солнца, рано утром. У всех троих были замечательные запасы чакры, поэтому они перенеслись прямо к границе Страны Молний. Из того, что она поняла из поспешного письменного отчета, который Шизуне отправила перед их возвращением в Коноху, несколько часов спустя, они нашли зацепку. Хокаге на мгновение закрыла глаза, сжимая пальцами переносицу, прежде чем снова оглядела команду. Ее взгляд задержался на темноволосой куноичи Облака, которую Шизуне держала в грозной, железной хватке. Женщина едва могла стоять прямо, но продолжала тщетно сопротивляться, в ее глазах читался вызов. — Продолжай, — приказала Цунаде, чей голос был намного спокойнее, чем она себя чувствовала. Генма заговорил первым, прочистив горло. — Мы прибыли на границу Страны Молний и начали искать Сакуру, как вы приказали, Цунаде-сама. Нам не повезло, но поскольку были доказательства того, что она участвовала в какой-то потасовке с шиноби Облака, прежде чем отправить вам разведданные данные, Райдо предложил сначала проверить все больницы в близлежащих гражданских районах. Любой, кто сталкивался с Сакурой в бою, наверняка бы получил некоторые травмы. Цунаде кивнула, нахмурив брови, а Генма продолжал говорить, презрительно указывая на куноичи Облака. — Мы нашли ее в больнице какого-то городка под названием Тикудзен, где несколько медиков пытались привести ее в порядок… — И как только мы услышали, что ее ребра были сломаны одним ударом локтя в драке с иностранной куноичи, мы все поняли. — Мрачно вмешалась Шизуне. — Мы задали ей несколько вопросов, а затем подумали, что будет лучше немедленно привести ее к вам. — А Райдо? — Он все еще в Молнии, ищет Сакуру, но… — Шизуне замолчала, глядя в сторону, и, очевидно, слишком взволнованная, чтобы продолжать. Сенджу встала, изо всех сил стараясь держать себя в руках, задаваясь вопросом, что такого сказала куноичи, что могло вызвать такую реакцию у ее давней ученицы. Саннин посмотрела на пленницу, которая все еще сопротивлялась, выглядя вызывающе. — Что случилось с розововолосой куноичи, с которой ты сражалась? — Потребовала ответа Цунаде, прежде чем взять два списка, которые ей прислала Сакура. — Что бы ты с ней ни сделала, у тебя ничего не получилось, — хладнокровно продолжила Хокаге, надеясь, что это увеличит шансы извлечь какую-то информацию. — Ей все же удалось раздобыть важные данные — список пропавших джоунинов Конохи, которые, как я теперь знаю, были незаконно захвачены и удерживаются вашей деревней. Хокаге имела удовольствие видеть, как глаза девушки расширились от шока, но в следующее мгновение она, казалось, немного пришла в себя, подняв подбородок и непоколебимо встретив взгляд Цунаде. Ей больше нечего терять, раз список все-таки попал в руки Конохи. — Я убила ее, — категорично и безжалостно призналась вражеская куноичи. За внешней бравадой чувствовалась скрытая гордость. Коноха, возможно, и победила, но она все еще испытывала небольшое удовлетворение от того, что избавилась от шиноби, столь ценного для Хокаге. — Тем не менее, это был тяжелый бой. На мгновение я взяла верх, и этого оказалось достаточно. Я била ее головой о скалу, пока она едва стояла на ногах. — Девушка указала на свои ребра, ее лицо исказилось от ненависти и боли. — Именно тогда она сломала мне ребра, но потом я убила ее. Я применила парализующее дзюцу в момент ее дезориентации из-за травмы головы, а затем вонзила в ребра длинный кинжал. Кошмарные слова едва успели осесть в сознании, прежде чем куноичи продолжила, ее тон был непринужденным. — Она истекала кровью и уже была в полуобморочном состоянии из-за травмы головы. Я не знаю, как ей вообще удалось отправить списки сюда. Но в любом случае, она, вероятно, уже давно мертва. Истекла кровью. В кабинете повисла тяжелая, напряженная тишина. На этот раз слова действительно дошли до сознания, и Цунаде смутно осознала тот факт, что ее руки дрожали. Так выражалась вся ярость и неверие, которые она чувствовала этим утром, за исключением того, что теперь они умножились в тысячу раз, потому что это было реально. (Но это казалось нереальным, и этого не может быть, просто не может быть. Сакура, ее ученица, которая могла разбивать бетонные стены в пыль одним ударом, создавать огромные каньоны в земле ударом ноги и исцелять с мастерством, которого Цунаде не видела ни у кого, кроме себя и Шизуне, была мертва. Погибла и никогда больше не задаст ей вопросы о применении медицинской чакры. Лежала сломленная в снегу где-то посреди Страны Молний.) Ее наихудший кошмар, случившийся наяву. Резкий звук и сопровождающее его облако дыма, сигнализирующие о прибытии Райдо, поразил всех. Дым рассеялся, и Цунаде увидела, что он выглядел изможденным и бледным из-за использования такого количества чакры, чтобы дважды за один день перенести себя на такое ошеломляющее расстояние. Но прежде чем по-настоящему поверить в чудо, Сенджу прочла ответ на его лице. Шиноби устало покачал головой. — Мне жаль, Цунаде-сама. Я искал несколько часов. Я нигде не могу ее найти. Если только они не переместили ее тело в Облако… Куноичи Облака лишь усмехнулась. — Маловероятно. В лесу рядом с тем местом, где она потеряла сознание, много волков, которые всегда находятся в поисках легкой добычи. Прежде чем Цунаде смогла отреагировать, Шизуне усилила хватку куноичи и намеренно сдавила ее наполовину залеченные ребра, с ядовитым взглядом. Генма и Райдо посмотрели на нее с глубочайшей ненавистью. Прошло несколько мгновений, прежде чем Хокаге смогла заставить себя заговорить или пошевелить мускулом, не пересекая расстояние между собой и вражеской куноичи и не пронзая наглую сучку кунаем, который всегда держала под рукой. Наконец, Сенджу обрела дар речи и указала на дверь. — Генма, Райдо, пожалуйста, отведите ее в отдел пыток и допросов. Ибики ждет ее. Шизуне сбила куноичи с ног одним быстрым импульсом чакры, прежде чем та смогла отреагировать, и передала ее своим товарищам по команде. Только когда они ушли, пробормотав несколько тихих слов утешения Шизуне и закрыв за ними дверь, ноги Цунаде подогнулись. Женщина рухнула в кресло, обхватив голову руками. Сердце бешено колотилось, и она уже чувствовала, как по венам разливается мощная смесь тоски и вины, но именно Сакура заплатила за это, и… Саннин смутно осознавала, что Шизуне присоединилась к ней, положив руку на плечо и пытаясь утешить наставницу. Ее голос также был на грани срыва, но это было бесполезно. Цунаде думала лишь о том, что ее ученица, яркая, умная Сакура, пропала без вести, считалась мертвой. Хокаге чувствовала, как ее сердце разрывается. Молния Сакуре снились краткие вспышки ужасных вещей, которые не имели смысла и были настолько тревожными, что она действительно пыталась освободиться от них, борясь за то, чтобы проснуться. Ей было слишком тепло, и как бы сильно она ни пыталась сбросить с себя одеяло и открыть глаза, куноичи не могла пошевелить ни единым мускулом: конечности были вялыми и болели. Казалось, что им потребовалась вечность, чтобы отреагировать на простейшие команды, но, наконец, после долгих усилий, девушка сбросила одеяла с верхней части тела, после чего ей удалось немного приподнять опухшие, свинцовые веки. Уставившись в потолок, а затем на беспорядок одеял, которые она только что так настойчиво отбросила, Сакура ощутила мимолетный момент замешательства — почему там вообще были одеяла? Но эта мысль исчезла, когда она с трудом попыталась приподняться в полусидячее положение, прислонившись к спинке кровати. По какой-то причине у нее разболелась голова. Харуно несколько раз моргнула и огляделась, сбитая с толку. Она лежала в маленькой, пустой, уютно обставленной комнате, что еще больше сбивало с толку. Кстати, где она? Что она здесь делает? Сакура попыталась вспомнить, в отчаянии запустив пальцы в волосы, но, к ее ужасу и тревоге, не было даже воспоминания о том, как она здесь заснула (был ли это ее дом?). Абсолютная пустота. Внезапно дверь со скрипом открылась, и нечто настолько диковинное вошло и направилось прямо к комоду, бормоча что-то о ком-то со странным именем, который всегда кладет красную нить не туда. Розоволосая моргнула, на мгновение задумавшись, не галлюцинация ли это, или продолжение столь же странных вещей, о которые ей снились. Человек, который сейчас находился в комнате, выглядел чуть выше восьми футов. Девушка заметила блеск зубов, которые выглядели не совсем по-человечески. Сам он был синим, и у него, казалось, действительно, имелись жабры. Вдобавок ко всему, Сакура с изумлением заметила, что на нем красовался очень необычный плащ — черный, расшитый множеством красных облаков. Она никогда раньше не видела ничего столь странного. Кто он такой и что делал в ее комнате? Если, конечно, он не являлся домовладельцем или кем-то в этом роде, что объяснило бы, почему у него вообще был ключ от ее комнаты… Неизвестный отвернулся от комода, схватив катушку с красными нитками, которая выглядела до смешного крошечной в массивных руках. В этот момент он заметил, что куноичи села и уставилась на него. Сакура замерла, пораженная, сердце подскочило к горлу — но по какой-то причине он тоже замер, глядя на нее в ответ, выглядя напряженным и настороженным, как хищное животное, готовое напасть при малейшей провокации. На каком-то уровне Харуно понимала, что это странно выглядит. Девушка не думала, что в данный момент представляет собой серьезную опасность. Неловкое молчание растянулось на несколько долгих мгновений, прежде чем Кисаме, наконец, заговорил. Его голос был грубым, мужчина все еще выглядел настороженным. — Итак… ты наконец-то очнулась, да? Слегка смущенная выбором слова (что он имел в виду, говоря «наконец», и знал ли ее?), Сакура кивнула, чувствуя себя довольно неловко. — Да. Хошигаки больше ничего не сказал, лишь продолжал смотреть, будто она вот-вот на него накинется. Розоволосая слегка заерзала, взволнованная и не знающая, что делать. Возможно, лучше быть честной. — Прости, — своим самым спокойным и вежливым тоном сказала куноичи. Его взгляд немного сузился, выглядя удивленным. — Дело в том, что… Я правда не хочу показаться грубой, но кто ты?