Bluebird

«С сожалением сообщаю, что, насколько нам известно, миссия Сакуры в Облаке прошла не так, как мы ожидали. На данный момент она объявлена пропавшей без вести… Предположительно, мертва.» Вероятно, это единственные слова, которые со временем легче произносить не стало. Размышляя, Цунаде пришла к выводу, что формулировка не претерпела существенных изменений. Лишь название, местоположение миссии и статус были другими. В последнем случае имелось несколько вариантов: пропал без вести, предположительно мертв, заключен в тюрьму или убит при исполнении служебных обязанностей. Эта фраза или близкая к ней вариация, вероятно, произносилась в деревне неверующей семье, товарищам по команде или второй половинке неудачливого шиноби по крайней мере раз в три недели. В Конохе имелась специальная оперативная группа, которая сообщала новости такого рода. Все они являлись джоунинами, выбранными специально за их мягкость и сострадание. Они предложили (выражение лица их лидера, когда она смотрела в покрасневшие глаза Хокаге, было понимающим, умоляющим выбрать легкий путь, ради нее самой), но Цунаде хотела — нуждалась — сделать это сама, из-за чего отослала команду прочь резким отказом. Шизуне усомнилась в мудрости принятого решения, приравняв его к мазохистскому, но Цунаде наотрез отказалась от альтернативы. Это ее долг. Чета Харуно, вероятно, была вне себя от беспокойства, потому что Сакура, по их мнению, задержалась на два дня без видимых на то причин. Сенджу не могла больше откладывать. К тому же она в долгу перед ними… и перед самой Сакурой. Сейчас Хокаге слушала прерывистые звуки, исходящие от Мебуки Харуно, которая наклонилась вперед, словно ее кости превратились в жидкость, закрыв лицо руками, пытаясь подавить рыдания. Саннин перевела взгляд на отца Сакуры, который оставался неподвижным, словно камень, невидяще уставившись на нее и потянувшись, чтобы взять руку своей жены так, что побелели костяшки пальцев. В этот момент Цунаде поняла, что Шизуне была права. Боль родителей любимой ученицы, слишком ощутимая, вернула волны горя, которые она сама испытывала, умножив их в тысячу раз. Сенджу вспомнила, что встречалась с Мебуки и Кизаши Харуно пару раз, в более радостные моменты, совсем недавно, когда Сакуру получила звание чуунина. Пока Мебуки обнимала дочь, Кизаши тихо поблагодарил ее за то, что она взяла Сакуру в ученицы. Мужчина сказал, никогда не видел свою дочь счастливее, чем в последние месяцы, пока она изучала новые техники и расцветала под ее опекой. Были и другие воспоминания. Цунаде встречалась с четой Харуно всего дважды, но Сакура часто говорила о них. Хокаге знала, что кроткий, нежный Кизаши мечтал стать шиноби, но сбор налогов для большинства действующих сил Конохи оказался близок к образу жизни, о котором он когда-либо мечтал. Отец Мебуки служил в Анбу под началом Третьего Хокаге. Он погиб на задании, когда ей было пятнадцать. По этой причине женщина не хотела, чтобы единственная дочь стала куноичи. Мебуки и Сакура несколько раз ссорились из–за этого — настоящие битвы характеров, которые, к разочарованию розоволосой, всегда заканчивались тем, что ее мать заливалась слезами. Мебуки хотела, чтобы единственная дочь прожила достаточно долго, завела собственных детей и увидела, как они вырастут. И, возможно, из-за этого Цунаде знала, что независимо от того, насколько вежливо Мебуки себя вела, в ее взгляде было что-то настороженное. Подозрительное. Несмотря на чувства своего мужа и дочери, она никогда не доверяла Сенджу. Сакура всегда говорила, что она была лучшей наставницей, о котором можно когда-либо мечтать. Однако у Саннина было чувство, что Мебуки всегда испытывала страх, что именно Цунаде, Годайме Хокаге, назначит дочь на судьбоносную миссию, которая может оказаться ей не по силам. Как ни странно, Цунаде хотелось смеяться и плакать одновременно. В конце концов, Мебуки оказалась права. Подобные мысли были слишком невыносимы. Сенджу крепко зажмурила глаза, пытаясь игнорировать то, как они горели. — Мне жаль, — тихо сказала женщина, не в состоянии подобрать слова получше. Зная, что их недостаточно, никогда не будет достаточно, и ненавидя себя за это. — Правда. Мне так жаль. В своей голове Сенджу продолжала повторять это родителям розоволосой и ей самой. С того места, где она сидела, виднелась фотография в рамке, установленная на каминной полке, на которой была изображена маленькая Сакура, обнимающая своих родителей и широко улыбающаяся в камеру. На стене висели похожие фотографии, а также несколько сертификатов о достижениях в рамках, которые заставили нож еще глубже вонзиться в ребра Цунаде. Невозможно выразить яснее, насколько они любили и обожали своего единственного ребенка… Мебуки неуверенно поднялась и извинилась, ее голос был едва слышен. Цунаде мельком увидела искаженное, залитое слезами лицо, когда женщина выбегала из комнаты. Несколько мгновений спустя она услышала, как хлопнула дверь. Это было все, что Хокаге могла сделать, чтобы не поморщиться от ее боли. Она не могла не задаться вопросом, с еще одним острым уколом вины, действительно ли мать Сакуры винила ее. Как бы иррационально это ни звучало, Сенджу хотела пойти к ней и заверить, что она никогда не хотела, что подобное произошло, и что она отдала бы все на свете, чтобы взять свои слова назад и назначить на эту миссию кого-нибудь другого… С трудом Цунаде оторвала взгляд от коридора и вернула свое внимание к отцу Сакуры. В отличие от жены, Кизаши оставался тихим и почти неподвижным, расправив плечи и сцепив руки на коленях. Он выглядел так, словно за последние пять минут постарел на двадцать лет. Хокаге открыла рот, чтобы заговорить, но он ее опередил. — Она преуспела в своей миссии? — Медленно спросил мужчина, выражение его глаз было непроницаемым. Цунаде наклонила голову. — Да. Информация, которую ей удалось получить, прежде чем… абсолютно бесценна. Кизаши встал, кивая сам себе. Провожая ее до двери, Цунаде заметила, что его руки начали мелко дрожать. — Хорошо, — сказал он тихо, почти про себя, открывая дверь. Голос Харуно был на грани срыва. — Это все, чего бы она хотела. Спасибо вам, Цунаде-сама. Саннин автоматически пробормотала вежливый ответ, после чего дверь за ней закрылась, оставив женщину под дождем. Она едва замечала серое небо и усиливающийся моросящий дождь, глядя на фасад маленького дома из красного кирпича. Внутри находилась пустая спальня Сакуры. Все было так, как оставила ученица. Кроме двух человек, чей мир Сенджу только что безвозвратно разрушила. Она могла бы воспользоваться техникой перемещения, но Цунаде тащилась по пустым улицам к Башне Хокаге пешком. Саннин сообщила о случившемся Какаши ранее. Прямо сейчас он, должно быть, рассказывает Наруто. Женщина не смогла заставить себя сделать это — она знала, что встреча с родителями Сакуры сама по себе станет слишком эмоционально утомительной. Несомненно, Наруто ворвется в ее кабинет в течение часа, вне себя от горя, отрицая и требуя объяснений. Нужно подготовиться к этому. По крайней мере, она была избавлена от необходимости разговора с Ино — Шизуне сделала это ранее утром и провела добрых два часа, утешая рыдающую девушку. Воспоминание заставило ее рот скорбно скривиться. Цунаде сдалась, подняв руки, чтобы сформировать необходимые печати. В следующее мгновение женщина оказалась в теплом, сухом комфорте своего кабинета. С нее капало на ковровое покрытие, пока она дошла до рабочего стола и рухнула в кресло. Отсюда виднелся блеск бутылок саке в полуоткрытом нижнем ящике. Рука Сенджу буквально тянулась к ним, к горько-сладкой янтарной жидкости, которая дала бы ей все, в чем она нуждалась прямо сейчас… Рассуждая здраво, Цунаде понимала, что напиваться в данный момент неразумно. Во-первых, будний день. Сегодня необходимо сделать много вещей — прежде всего, начать принимать меры против Облака, а также составить списки миссий. Однако за этой мыслью не чувствовалось решимости. Сенджу наклонилась вперед, спрятав голову в ладонях, как это сделала мать Сакуры. Она не могла перестать думать о родителях ученицы — о том факте, что их маленькая девочка никогда больше не войдет в двери родного дома, радостно объявляя, что вернулась с очередной успешной миссии. О том, что худшие опасения Мебуки оправдались, и чета Харуно никогда не увидят, как единственная дочь выйдет замуж и заведет собственных детей. С этим пришла мысль, что наступит следующее утро, и Сакура не войдет в свой офис, как делала последние два с половиной года (пружинистая походка, несмотря на ранний час), и не спросит, каковы ее обязанности на день. Она никогда больше не скривится, когда услышит, что в больнице не хватает медсестер и ей придется отработать пару лишних смен. Она не свернется калачиком в углу кабинета, изучая тома медицинских учебников, старательно делая пометки на страницах. Она не заявит о своем присутствии, громко прочищая горло всякий раз, когда Цунаде выглядела так, словно подумывала поставить ящик саке между особенно пугающими стопками документов. От этой мысли у Сенджу снова заболела голова, все дыхание покинуло ее тело в долгом, мучительном вздохе. Волна вновь нахлынувшего отчаяния заставила горло сжаться, и она на мгновение закрыла глаза, пытаясь держать себя в руках. Она являлась Хокаге, черт возьми. У нее были обязанности, и она не могла позволить себе вот так развалиться на куски… Да, подумала часть Цунаде спокойно и печально, так же рационально, как и раньше, — та же часть, которая потянулась к ящику с саке, пока не почувствовала успокаивающий, твердый вес бутылки в своих руках, — в конце концов, ты тоже любила ее. Молния Восход солнца выдался приглушенным, оттого безрадостным. Итачи наблюдал за ним без чувства восхищения и признательности, которые обычно испытывал на заре нового дня, расхаживая взад-вперед по кухне, делая маленькие глотки из своей чашки с чаем. Затянутое тучами небо не предвещало ничего хорошего для их планов с Кисаме. По причине усиленной безопасности Конохи и защиты Наруто, сосуда Кьюби, Мадара приказал, чтобы они переключили свое внимание на более легкую цель. Роши, уже немолодой Джинчуурики Четыреххвостого, который в настоящее время путешествовал по миру. Они с Кисаме были ответственны за то, чтобы выследить его и доставить в штаб–квартиру Акацуки. Конечно, это неприятная задача, но, говоря объективно, Учиха признает, что это более приемлемо, чем перспектива захвата Наруто. Напряженная тишина маленького дома внезапно была нарушена, из-за чего Итачи перестал расхаживать. Взглянув на потолок, который тревожно скрипел, его лоб слегка нахмурился. Быстрые, необычайно тяжелые шаги, конечно, принадлежали Кисаме, но казалось, что его напарник двигался быстрее, чем обычно. Нукенин задался вопросом, к чему такая спешка. Вряд ли напарник так стремился залатать дыры в своем плаще. В этот самый момент Хошигаки ворвался на кухню, выглядя обезумевшим. Итачи в замешательстве поднял бровь. — Какие-то проблемы, Кисаме? — Можно и так сказать, — коротко ответил партнер, чей тон заставил плечи Учихи напрячься. — Эта… девушка. Она очнулась, но я думаю, с ней что-то не так. Было странно, как одно предложение могло вызвать такую быструю физиологическую реакцию. Его сердце учащенно забилось, и Итачи прищурился, ставя чашку с чаем на стойку. — Как она? — Спросил нукенин со спокойствием, которого совсем не ощущал, начав мысленно перечислять все известные ему методы исцеления на случай, если что-то пошло не так. — С ней все в порядке? — В порядке, — заверил Кисаме, после чего снова нахмурился. — Или… нет. Я не совсем уверен. — Он поспешно продолжил, видя, что партнер не оценил двусмысленности. — Короче, я зашел в комнату в поисках красной нитки, которую ты там оставил, пока зашивал ее жилет. Я повернулся, чтобы уйти, и увидел, что она сидела в кровати, глядя на меня, совершенно сбитая с толку. Итачи кивнул в знак признания, пристально наблюдая за ним, и Кисаме продолжил. — Я оставался неподвижным, потому что ее руки были под одеялом. Вдруг она собиралась применить медицинское ниндзюцу. Я практически видел, как вращаются колесики в ее голове, пока она собирала все воедино. — Шиноби глубоко вздохнул, неловко потирая затылок, и опустился на один из стульев за кухонным столом. — Ну, по крайней мере, я так думал. Но она не сделала ни одного движения, чтобы заговорить или использовать чакру. Девушка лишь продолжала смотреть на меня. Казалось, что с каждой секундой она все больше запутывалась. Это сбило с толку уже меня. Хошигаки снова прервался, уставившись на партнера, словно желая, чтобы тот осознал серьезность ситуации. Спустя несколько мгновений, Кисаме заговорил намного тише, чем обычно. — Затем она, наконец, спросила меня, кто я такой. Представляешь, Итачи! Да так вежливо, будто мы находились на послеобеденном чаепитии или что-то в этом роде! — Мужчина разочарованно указал на свой плащ Акацуки, не обращая внимания на то, как Учиха медленно сжимал изящную фарфоровую чашку с чаем. — Она, должно быть, слышала о нас. Мы даже носим плащи, но ребенок, похоже, понятия не имеет, кто я и где она. С ней что-то не так. Не похоже на притворство. Если только она не подрабатывает актрисой в свободное время, чтобы заманить нас в ловушку и напасть. Итачи закрыл глаза, на мгновение ошеломленный последствиями информации, которую только что услышал. В животе у него постоянно что-то сжималось, но он, как всегда, сохранял самообладание, чтобы оценить ситуацию. — И? — наконец, спросил нукенин, пытаясь контролировать свои размышления. Он не мог выносить никаких дальнейших суждений, пока не узнает полной картины. Каждый шаг, который нужно будет предпринять с этого момента, будет зависеть от того, какое объяснение Кисаме дал Сакуре. — Что ты сказал? Хошигаке моргнул. — В смысле? — Что ты сказал, когда Сакура спросила, кто ты? Кисаме невесело фыркнул, схватив вторую чашку с чаем и осушив ее одним глотком. — Я понятия не имел, что делать. Все произошло неожиданно. Конечно, я не собирался говорить ей правду, потому что это, вероятно, не могло закончиться хорошо… — Верно, — почти рассеянно согласился Учиха, делая еще один глоток чая в надежде, что это поможет унять тупую боль, которая начала пульсировать в висках. — Что ты придумал? Кисаме немного поерзал, передвигая свою пустую чашку взад-вперед по столу. — Ты же знаешь, я не такой творческий человек, как ты, — увернулся он, звуча одновременно застенчиво и неохотно. — Я просто… единственное, что пришло мне в голову… Я немного изменил оригинальную историю, о которой мы договорились. Я сказал, что мы являемся членами организации шиноби, и что она третья участница нашей команды — наш медик. И что она была ранена во время последней миссии, и именно поэтому не все помнит. Последние два предложения прозвучали очень быстро, и Итачи потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что именно сказал Хошигаки. Сначала последовало отрицание, что нет, партнер не мог сказать то, что, он только что услышал. Однако спустя несколько секунд наступил шок, и нукенин опустил свою чашку внезапно ослабевшими пальцами. — Что? Кисаме вздрогнул от едва уловимой интонации в тоне, прежде чем отодвинуть свой стул от стола и поднять руки, защищаясь. — Послушай, Итачи, чего ты ожидал? Я понятия не имел, что ребенок проснется с какой-то странной потерей памяти! Это первое, что пришло в голову! Мужчина остановился, очевидно ожидая согласия от партнера, но когда ничего не последовало — когда Итачи лишь молчал, не встречаясь с ним взглядом — глаза Хошигаки сузились, и он обвиняюще понизил голос. Все встревоженные, озабоченные взгляды, которые, как он видел, Итачи бросал на девушку во время исцеления внезапно сложились воедино. — Ты знал, что это произойдет? — Да, это было мое смутное беспокойство, — неохотно признал Учиха. — Во время службы в Анбу один из моих товарищей по команде получил подобную травму головы. Впоследствии у него развилась амнезия, поэтому нам пришлось прервать миссию и вернуть его в Коноху для реабилитации. — Нукенин нахмурился в ответ на возмущенное выражение лица Кисаме. — Я надеялся, что с Сакурой этого не произойдет. В конце концов, ее травма казалась менее серьезной. Я предположил, что, поскольку она пыталась залечить колотую рану, даже находясь без сознания, ее чакра, возможно, сработала аналогичным образом относительно травмы головы. Вероятность подобного исхода была достаточно мала, чтобы я счел необходимым поставить тебя в известность. Кисаме бросил на него неприязненный взгляд. — Спасибо, что предупредил меня, Учиха. Теперь у тебя нет права жаловаться на мою легенду. Если бы ты дал мне знать заранее, я, возможно, придумал бы что-нибудь получше. Все дыхание покинуло тело Итачи в долгом вздохе. Он устало помассировал виски, только сейчас начиная понимать огромное количество осложнений, которые создавала сложившаяся ситуация. Учиха не планировал этого и понятия не имел, что делать дальше. — В любом случае, где Сакура? — Она решила пойти освежиться или что-то в этом роде, — ответил Хошигаки, пожимая одним плечом, прежде чем встать из-за стола. — Просто чтобы ты знал, после этого она собирается спуститься вниз, и я, э-э, вроде как сказал ей, что ты все подробно объяснишь. — Большое тебе спасибо, Кисаме. Моя благодарность не знает границ. Хошигаки вздрогнул — он мог пересчитать по пальцам одной руки, сколько раз за восемь лет его неизменно уравновешенный, вежливый и воспитанный партнер раздражался настолько, что позволял себе малейшие намеки на сарказм — и поспешно ретировался из кухни, бормоча что-то о разведке. Итачи недовольно проводил напарника взглядом и подпер голову одной из своих рук, уставившись на легкий снегопад за окном, на самом деле не видя его. Он устало вздохнул, обхватывая ладонями чашку с теплым чаем, чувствуя легкое раскаяние за резкие слова. Рассуждая рационально, нукенин знал, что нельзя винить Кисаме за произошедшее. Партнер придумал лучшее объяснение, какое только мог на данный момент, но в то же время мужчина понимал, что это осложнение безнадежно испортило его самые продуманные планы. Он ожидал, надеялся, готовился и планировал, что Сакура проснется, что произойдет краткое противостояние и борьба, в которой он сыграет типичную роль антагониста, аналогично тому, что делал, когда столкнулся с Куренай, Гаем и Какаши, а также с Наруто, Саске и Джирайей три года назад. Учиха сделал то же самое всего месяц назад, когда перехватил Какаши, Наруто и Сакуру в Песке. Несмотря на то, что эта роль являлась полной противоположностью его истинной личности, в конце концов, она была очень знакомой — почти второй натурой, все равно, что накинуть плащ на плечи. Итачи бы изложил условия, о которых ранее договорился с Кисаме: что они спасли Сакуру с единственной целью — использовать ее навыки медика для лечения его глаз. В случае отказа сотрудничать, пригрозили бы болезненными последствиями для ее близких. Конечно, Сакура бы разозлилась. Она бы так легко не сдалась. Она бы бушевала, боролась и сопротивлялась ему на каждом шагу, но в конце концов, после нескольких тщательно подобранных угроз причинить вред людям, которых она ценила больше, чем свою собственную жизнь, девушка была бы вынуждена согласиться на его условия. После исцеления его глаз, он планировал дать Харуно указания вернуться в Коноху, дать клятву хранить тайну, используя дальнейшие угрозы и запугивания, которые, как она ожидала, использовал бы член Акацуки… и затем позволить ей безопасно вернуться в родную деревню самостоятельно. У него и Кисаме был приказ пока не приближаться к Конохе. Игнорируя задания Мадары по личным причинам, Итачи знал, что ему не следует рисковать и приближаться к своему бывшему дому. Безопасность деревни была резко усилена в попытке защитить Наруто. Он не мог рисковать. Нельзя допустить, чтобы Коноха схватила его сейчас, перед последней конфронтацией с Саске. В этот момент, на таком критическом этапе, Итачи должен проявлять максимальную осторожность. Безупречный, до прекрасного простой план теперь был поставлен под угрозу. Учиха моргнул, глядя на свое размытое отражение в оставшемся чае, глубоко задумавшись. Он взял большую часть ответственности за произошедшее, но в то же время ему хотелось, чтобы Кисаме выбрал что–нибудь — что угодно — другое в качестве объяснения. Одной из его слабостей на протяжении всей жизни является то, что нукенину трудно отклоняться от определенного плана. Итачи всегда преуспевал в разработке надежных стратегий и тактик, но в чрезвычайно редких случаях, когда события шли не по плану, он оказывался в полной растерянности. В последний раз это случилось во время получения известия о том, что Саске дезертировал из Конохи с намерением присоединиться к Орочимару в Звуке. Итачи неподвижно просидел на своей кровати всю ночь, пребывая в состоянии тихой паники. Ему потребовалось два дня, чтобы прийти в себя и попытаться провести повторное планирование. Текущая ситуация почти такая же тревожная. Казалось, не существовало правдоподобного плана действий, который можно предпринять в сложившейся ситуации. У Сакуры потеря памяти, что потенциально серьезно. Девушка была уязвима. Они вряд ли могли бросить ее, но в то же время по какой-либо причине не могли приблизиться к самому южному району Страны Огня, где находилась Коноха. Это слишком рискованно. Учиха никогда бы не допустил ошибку, будучи слишком самоуверенным. Всегда имелся шанс, что его могут схватить во время возвращения Сакуры в этот район, что разрушило бы все — каждый аспект планов, которые он продумал для их с Саске финальной битвы. Это сделало бы бесполезными все обманы, усилия и боль, как с его стороны, так и со стороны младшего брата, за последние восемь лет. Мысль о потраченных впустую усилиях была отвратительной. На чисто интуитивном уровне это заставило Итачи закрыть глаза, испытывая боль. Но какова альтернатива? Продолжать с первоначальной легендой, которую Кисаме рассказал Сакуре? Итачи тихо выдохнул, продолжая размышлять. Он подозревал, что, по крайней мере, отчасти причина его беспокойства заключалась в том, что каким-то образом казалось неэтичным обманывать девушку таким образом. Даже если она не помнила этого в данный момент, Сакура являлась куноичи Конохи. Находясь в здравом уме, розоволосая бы презирала его и Кисаме из принципа — в ее глазах Акацуки были главной угрозой безопасности, благополучию и образу жизни Конохи. У ее ненависти имелся и более личный уровень — несомненно, она осведомлена об их стремлении поймать и извлечь хвостатых и о том влиянии, которое это окажет на ее единственного оставшегося товарища по команде. Не говоря уже о том, что у Сакуры имелся дополнительный, более мощный вид ненависти, предназначенный только для Итачи, учитывая его… историю… с Саске. Более того, даже если предположить, что он действительно решил действовать в соответствии с легендой, которую Кисаме выдумал на ходу… Напарник заставил Сакуру поверить, что она была частью их команды. Лично он абсолютно не представлял, как справиться с механикой этого. Учиха привык играть определенную роль. Как он должен действовать, если куноичи действительно останется с ними? Враждебность и запугивание не годились, если Сакура была «товарищем по команде». Необходимо какое-то чувство близости и некоторой общности… Итачи отогнал промелькнувшую мысль, еще раз обдумав альтернативу. Это было гораздо более… приемлемо. Возвращение Харуно в Коноху как можно скорее, для реабилитации, которую когда-то получил его товарищ по команде времен Анбу, было, несомненно, правильным курсом действий. Он мог бы сделать это за секунду. Это так же просто, как подняться наверх, лишить ее сознания с помощью шарингана и перенести обратно, после нескольких часов путешествия и использования запасов чакры. Но что–то — затянувшийся, неудобный вопрос — заставило его заколебаться. Чтобы вернуть Сакуру, ему пришлось бы буквально войти в Коноху. Было ли это — шанс, каким бы незначительным он ни казался, что его могут схватить в процессе — рискованно? От подобной мысли Итачи стало не по себе, но как шиноби, ему часто приходилось принимать подобные решения. Как бы сильно он ни ненавидел расставлять приоритеты, когда дело доходило до таких важных вопросов, в более широком плане вещей, мужчина должен признать, что безупречное выполнение плана до его неизбежного завершения было важнее… чем одна потерянная, раненая девушка. Учиха не учитывал нечто подобное в своих планах. Как бы прискорбно это ни звучало, она всего лишь картинка. Возможно, это холодная оценка, даже безжалостная, но она была жива. Нукенин, по крайней мере, смог сохранить ей жизнь. Он не мог гарантировать все. Это лишь цена, которую нужно заплатить. Мысль оставила такой горький привкус во рту Итачи, что даже последний глоток сладкого чая не смог его смыть.

***

Обжигающе горячая вода успокоила боль в мышцах и голове. Лишь мысль о том, что в этом доме находились еще два человека, которые, вероятно, также нуждались в воде, побудила Сакуру, наконец, неохотно отключить ее. Жара насквозь пропитала маленькую ванную, из-за чего зеркало полностью запотело. Девушка поежилась, когда вышла из душа, слегка пошатываясь, и обернула вокруг себя ближайшее полотенце. Оно было плотное и доходило ей до колен. Куноичи подошла к зеркалу и несколько раз провела по нему рукой. Сакура несколько мгновений смотрела на свое озадаченное отражение, рассматривая его во второй раз за полчаса. По крайней мере сейчас она видела не совершенно незнакомого человека. Казалось, она находилась в хорошей физической форме. У нее зеленые глаза — куноичи заметила, что дважды моргнула, — и розовые волосы до плеч. Харуно коснулась своих волос, пригладив пальцами (они блестящие и мягкие на ощупь, из-за чего крошечная, легкомысленная часть девушки была довольна), а затем посмотрела вниз на свои руки. Они были маленькими, пальцы и ладони покрыты мозолями, а ногти подстрижены в короткие аккуратные овалы и покрыты прозрачным, блестящим защитным лаком. Да, это обыденные детали, но наблюдать за ними было каким-то образом утешительно, несмотря на то, что ее несколько беспокоило то, что она заново знакомилась со своим собственным телом. От этой мысли у ирьенина снова скрутило живот. Харуно медленно оделась, еще немного посмотрев в зеркало, как будто это могло помочь собраться с мыслями. Это действие не дало никакого дальнейшего понимания, кроме необычайной сосредоточенности хмурого взгляда. Сакура скорчила гримасу своему отражению. Определенно странное наблюдение, но ее лоб довольно большой. Внимание ирьенина переключилось на черную сумку, прислоненную к противоположной стене. Посмотрев на нее и немного поколебавшись, розоволосая осторожно шагнула вперед. Сумка не выглядела знакомой, но Харуно предположила, что она принадлежит ей. Кто знает — может быть, то, что там находилось, сможет вызвать какие-то воспоминания, которых ей… не достает… в данный момент. Мысль — вся эта глупая, запутанная ситуация — была настолько тревожной, что ей захотелось смеяться и плакать одновременно. Девушка решительно вывалила содержимое сумки, с любопытством глядя на высыпавшиеся предметы: сменная одежда, узкие вариации красного жилета и черных брюк, которые были на ней, когда она проснулась, а также пара черных шорт и короткая коричневая юбка. В сумке также находились предметы первой необходимости: носки и несколько комплектов нижнего белья, а также два длинных, туго намотанных рулона бинтов — и кое–что, что заставило ее нахмуриться. Четыре длинных, острых предмета, похожих на кинжалы. Полезно, но ничего из этого она на самом деле не искала. Последними, с несколькими тяжелыми, солидно звучащими стуками, выпали четыре толстых, старинных на вид тома и несколько свитков, туго свернутых и перевязанных лентами. Сакура поспешно перевернула книги, уставившись на названия прищуренными глазами. Найденное определило бы курс действий, который она в конечном итоге предпримет… Общие области применения медицинской чакры. Специальное издание — Медицинская чакра: применение в полевых условиях. Атлас анатомии человека, третье издание. Патологические основы заболевания. Открывая каждую книгу, перелистывая пожелтевшие страницы, куноичи видела, что бесконечные ряды мелкого черного текста тщательно выделены несколькими цветами, а поля почти каждой страницы были полностью заняты рядами мелкого, аккуратного почерка, заметок и вопросов. Сакура рассеянно коснулась надписи, со странной уверенностью, осознав, что это ее почерк. Она подумала, что важно помнить, что яд, извлеченный из желез пятнистых желтых лягушек, обитающих в Тумане, может характеризоваться уникальным кислым запахом и пурпурным цветом. Свитки были более сокращенными, но содержали ту же информацию — краткие руководства о том, как использовать медицинскую чакру в самых разных ситуациях, связанных с жизнью или смертью. Все дыхание покинуло тело Сакуры в долгом вздохе, когда она отвела взгляд от свитков, протянула руку и запустила пальцы в волосы, пытаясь собраться с мыслями. Подобное доказательство она и пыталась найти. Доказательство того, что высокий синекожий мужчина–акула, который ворвался в ее комнату — Кисаме Хошигаки, напомнила себе девушка, — не… ну, не бредил. Его заявление о том, что она являлась третьим членом и медиком их команды вместе с Итачи Учихой, розоволосая восприняла, мягко говоря, скептически. Куноичи требовала от него подробностей, спрашивая, почему не может вспомнить ничего из того, что он утверждал, но мужчина пробормотал, что она пострадала, и его партнер Итачи объяснит все более подробно. Сумбурное объяснение не вселило уверенность, часть ее испугалась при мысли, что теоретически он и его так называемый партнер на самом деле могли быть серийными убийцами, которые похитили ее и использовали какую-то технику шиноби или другую, чтобы стереть память и сделать ее легкой добычей. Но Сакура все равно проскользнула в ванную, решив, что если ничего не придет в голову и она не сможет найти никакого подтверждения истории Кисаме, то просто вырвется из комнаты через балконную дверь и направится куда-нибудь, куда угодно, в другое место. Но, учитывая оборудование, которое она носила с собой, и тот факт, что части просматриваемых текстов казались несколько знакомыми, можно сделать вывод, что история Кисаме подтвердилась. Похоже, он все-таки говорил правду, что означало… Сакура повернулась, снова с некоторой опаской глядя на себя в зеркало. Девушка не видела никаких физических признаков получения достаточно сильной травмы, которая могла вызвать потерю памяти. Розоволосая знала, что только серьезная травма могла стать тому виной. На тыльной стороне руки ирьенин нашла отметину — темный синяк, смутно напоминающий ладонь. Харуно не могла не задаться вопросом, было ли это результатом какой-то драки, в которой она участвовала и которая нанесла ей такой урон. Осторожно и неуверенно оглянувшись на разбросанные медицинские учебники, Сакура подняла правую руку и уставилась на нее, концентрируясь. В конце концов, она знала, как это сделать, даже если точно не помнила механику. Само умение было ей знакомо. И медленно, после еще нескольких мгновений жесткого контроля и раздумий, энергия вспыхнула в ее ладони с удивительной силой. Инстинкт подсказал, что делать дальше, и розоволосая осторожно провела покрытой чакрой левой рукой по синяку. Отметина исчезла в мгновение ока, как и остаточная болезненность. Харуно уставилась на свою руку, выбитая из колеи пережитым. Она не помнила, чтобы делала что–то подобное раньше, но это было легко — вторая натура, все равно, что дышать. В качестве эксперимента девушка дотронулась до задней части шеи, мышцы которой все еще были напряжены после того, как она проспала Ками знает сколько времени, и повторила процесс там, а также на лбу. Боль в обеих областях ослабла с одинаковой быстротой. Именно это, больше, чем что–либо еще — ну, наряду с наличием томов в сумке — заставило ее поверить, что… Кисаме… говорил правду. Возможно, его странное поведение поначалу было вызвано тем фактом, что он изначально оказался сбит с толку тем фактом, что она его не узнала. Это, должно быть, беспокоило. Но по мере того, как Сакура думала об этом больше, странное чувство заставило внутри что-то сжиматься. Казалось, она упустила из виду нечто важное… Имя партнера Кисаме, Итачи Учиха — как и ее книги, и то, что она только что сделала с чакрой — было странно знакомо. Оно имело особое, тяжелое значение. Куноичи знала, с непоколебимой уверенностью, что где-то слышала это имя раньше. Но где девушка могла его слышать? Как подсознание могло посчитать его настолько важным, что даже после всего пережитого она все еще цеплялась за это? Слегка ободренная, розоволосая выскользнула из ванной, а затем из своей комнаты, с любопытством оглядывая коридор. Дверь рядом с ее была открыта, показывая что-то похожее на кабинет, но другая дверь, через коридор, закрыта. Может быть, еще одна спальня? Подавив желание проверить, ирьенин медленно направилась к лестнице. Она чувствовала себя неловко, что нельзя отнести к физическому дискомфорту. Умом девушка понимала, что это было нерационально. Технически Харуно знала этих людей — хотя ей показалось, что Кисаме она видит впервые… Последствия этой мысли напугали куноичи, по спине пробежали мурашки. Ирьенин резко остановилась на лестнице, поняв, почему именно она чувствовала себя так неловко. Все, что она знала о себе, кроме внешности — то, что ее зовут Сакура, она является медиком, который использует чакру для заживления ран. Ужасающе мало. Новый поток вопросов разом пронесся в ее голове: означал ли факт использования медицинской чакры и совместной работы с двумя шиноби, что она тоже ниндзя? Харуно заметила, что у нее не было металлического протектора, как у Кисаме. Не говоря уже о том, откуда она? Предположительно, из того же места, что и Кисаме и Итачи. Она же должна была где-то встретиться и присоединиться к ним, но где это произошло? Были ли у нее родители, которые знали, что она работает с ними? (Сакура не могла представить, что кто-либо из ее родителей согласился бы с идеей работать медиком с двумя парнями, если только это не были исключительно дневные смены. В этом случае ей нужен ответ на этот вопрос, потому что она не хотела бы беспокоить своих родителей, когда сегодня вечером вернется домой.) Возможно, больше всего беспокоил еще один важный аспект личной информации… у нее было смутное представление о том, что ей шестнадцать, но она понятия не имела, когда у нее день рождения. Может быть, весной? Рука соскользнула с перил, и девушка заметила, что она покрыта холодным потом. Теперь ее била дрожь, и Харуно быстро спустилась по оставшейся части лестницы. Желудок скрутило от голода, хотя она сомневалась в своей способности проглотить хоть что-нибудь. Главный приоритет — найти этого Итачи и получить обещанные ответы. Лестница вывела ее на довольно светлую кухню. Сакура моргнула, на мгновение сбитая с толку. Помещение выглядело совершенно незнакомо, как и ожидалось, но что действительно привлекло внимание, так это мужчина, стоявший возле кухонной раковины, пивший из чашки что-то, пахнущее чаем, и выглядевший очень озабоченным. На нем были черные брюки, заправленные в темные сапоги до голени, и подходящая рубашка с длинными рукавами. Такой же странный черно-красный плащ, который носил Кисаме, был аккуратно сложен на спинке одного из ближайших стульев. Бесцеремонно куноичи добавила еще один вопрос к своему списку: если это форма их команды, почему у нее не было плаща? К тревоге розоволосой, мужчина — Итачи, как она запоздало поняла, — ее заметил, поставил чашку с чаем на стойку и повернулся лицом к сокоманднице. По какой-то причине он выглядел почти так же неловко, как и она, наклонив голову. — Сакура. Девушка смущенно кивнула в ответ. — Привет. — Тишина показалась слишком резкой, и она попыталась снова. — …Итачи? Учиха моргнул один раз. — Привет, Сакура, — неуверенно ответил нукенин, указав на кухонный стол. — Пожалуйста, садись. Ты, должно быть, проголодалась. Я могу организовать завтрак. — О, — сказала Харуно, застигнутая врасплох, и сделала шаг к нему, вежливость взяла верх над первоначальным планом немедленно потребовать ответов на свой поток вопросов. — Я могу помочь… — В этом нет необходимости. Отказ, возможно, прозвучал бы грубо в устах кого-то другого, но тон Итачи был безошибочно вежливым. Всего несколько предложений, но что-то в его манерах не напугало ее, как Кисаме, и Сакура несколько застенчиво кивнула. Ирьенин села туда, куда указал Учиха, наблюдая, как мужчина передвигается по кухне. За несколько минут он разбил два яйца и начал жарить их на сковородке, нарезал клубнику, достал из холодильника банку взбитых сливок и пакет апельсинового сока, а затем быстро занялся приготовлением вафель, пока готовились яйца. Итачи двигался с такой быстрой эффективностью, что у нее закружилась голова. Так быстро, что это не оставило времени спросить его о чем-либо, не отвлекая. Девушка не могла не заметить, что подобная скорость и грация казались неуместными в домашней обстановке. Он был довольно красив, рассеянно отметила Харуно: высокий, с необычайно длинными, гладкими черными волосами, которые ниспадали до середины спины и были собраны в низкий хвост. Он был немного худоват для человека такого роста, но рельефные мышцы плеч, рук и груди — на самом деле, все его тело — выглядели сильными и здоровыми. Однако черты его лица показались куноичи смутно знакомыми. Темно-серые глаза, высокие скулы, тонкие губы… Сакура почувствовала, что краснеет, и оторвала от него взгляд, невероятно смущенная. Она с трудом могла поверить, что только что была настолько непрофессиональна, чтобы вот так пялиться на товарища по команде. В течение следующих нескольких минут ирьенин старательно рассматривала плитку на кухонном полу, горячо надеясь, что мужчина был слишком занят вафлями, чтобы заметить. Размышления розоволосой прервались только тогда, когда Итачи аккуратно поставил перед ней большую тарелку с яичницей-болтуньей рядом со стопкой вафель, покрытых взбитыми сливками и украшенных клубникой, и высокий стакан апельсинового сока. Сакура изумленно уставилась на еду, прежде чем поднять взгляд на мужчину. — Спасибо, — сказала Харуно, одновременно удивленная и тронутая его вниманием. Учиха кивнул, занимая место перед ней, и Сакура начала есть. Любая мысль о том, чтобы допросить его, сразу же исчезла после первой пробы. Куноичи так проголодалась, что была не в состоянии сделать достаточную паузу между укусами, чтобы произнести хотя бы два предложения. Она позволила ему взять на себя инициативу по вводу ее в курс дела, пока сама сосредоточилась на еде. Потребовались согласованные усилия, чтобы сохранять приличия и не поглощать еду на предельной скорости. После того, как Харуно съела омлет и одну вафлю в приличном темпе, он по-прежнему не проявлял никакого желания заговорить (Итачи казался необычно тихим, что ее немного смущало). Девушка обнаружила, что должна спросить обо всем сама. С сильнейшим чувством голода она справилась, еда была вкусной, но Сакура не успокоится, пока не получит ответы на некоторые вопросы. — Итак, — наконец начала куноичи, растягивая слово на несколько секунд дольше, чем следовало. Учиха почувствовал, как его пальцы нервно подергиваются под столом. Зеленые глаза уже некоторое время задерживались на его протекторе, но в ее взгляде не было даже проблеска узнавания знакомого символа, лишь любопытство. Девушка с трудом подбирала слова, но, тем не менее, ей удалось произнести предложение. — Что именно… произошло? Кисаме сказал, что ты все объяснишь. Она посмотрела на него с довольно доверчивым выражением лица, откусывая кусочек клубники. Итачи пришлось заставить себя встретиться с куноичи взглядом. — Как Кисаме, вероятно, сообщил, ты наш товарищ по команде и медик, — голос нукенина не выдавал никаких эмоций. Тот факт, что последние несколько лет его жизни напоминали сплошной обман, ничуть не облегчал акт лжи невинной девушке. — Три дня назад мы столкнулись с командой шиноби Облака, и во время боя ты была поражена дзюцу стихии ветра. Ударная волна отбросила тебя на двадцать футов назад. Сила столкновения твоей головы со скалой, вероятно, стала причиной потери памяти. — Учиха сделал паузу, заметив ошеломленное выражение на ее лице. — Я приношу извинения за свою небрежность. Мне следовало получше присматривать за тобой. Сакура лишь покачала головой, ошеломленная будничным объяснением. — Все в порядке, — неопределенно пробормотала она. Ее разум лихорадочно работал, пытаясь представить цепочку событий, которая звучала вполне правдоподобно. Это объясняло болезненность, которую розоволосая почувствовала при пробуждении. Удар о каменную поверхность действительно казался достаточным для получения травмы головы, которая могла привести к этому конкретному побочному эффекту. Все вопросы, мучающие Харуно раньше раньше, возвращались. Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы попытаться привести мысли в порядок. — Хотя у меня есть несколько вопросов… Она колебалась, и Итачи наклонил голову, тщательно скрывая собственное волнение. — Пожалуйста, продолжай. Сакура не нуждалась в дальнейших подсказках. Все, что едва удавалось сдерживать в течение последних пятнадцати минут, вырвалось наружу. — Что мы за шиноби такие? Имею в виду, организованная группа, или только ты и Кисаме? Я заметила, что вы с Кисаме носите одинаковые плащи. Мне стало интересно, есть ли такой у меня. Я простой медик или тоже шиноби? У меня нет протектора, как у вас двоих. — Сознание того, как много она не помнила, вернулось. Ирьенин разочарованно закрыла глаза, подавляя паническое чувство, которое угрожало захлестнуть девушку, пока она пыталась разобраться в вопросах, которые казались наиболее насущными. — И… ты знаешь, есть ли у меня семья? Откуда я пришла? Как долго была с тобой и Кисаме? Я даже не помню, где меня учили медицине… Столкнувшись с градом вопросов, Итачи глубоко вздохнул, пытаясь сохранить самообладание. Он не знал, с чем труднее справиться — с потерей памяти Сакуры или с тем фактом, что она так явно доверяла ему и надеялась, что он даст ответы на вопросы, которые так ее мучали. Нукенин старался говорить ровным, спокойным, ободряющим тоном, чтобы успокоить куноичи. Учиха сказал, что он и Кисаме были шиноби Дождя, но опустил название организации на случай, если это вызовет какие–то неприятные воспоминания — в любом случае, штаб-квартира Акацуки базировалась в Дожде. Также он сказал, что у нее не было плаща и протектора, потому что она не прошла ту же подготовку, что и они. А своим навыкам девушка должна быть благодарна пожилой монахине-медику в деревне. Учиха закончил тем, что она работала с ними чуть больше года, тщательно избегая отвечать на вопрос о том, есть ли у нее семья. Сакура впитывала информацию, уставившись на него широко раскрытыми глазами, крепко сжав руками стакан с апельсиновым соком. Она верила каждому его слову, и от этого Итачи был сам не свой. Наконец, розоволосая кивнула, принимая информацию и тщательно откладывая ее в голове. Подняв взгляд от апельсинового сока, ирьенин обнаружила, что Учиха смотрит на нее со странным выражением на лице. В тот момент, когда ее глаза встретились с его, Итачи сразу же отвел взгляд. Сакура сделала то же самое, надеясь, что снова не покраснела. Она вспомнила его извинения за то, что не позаботился лучше, и с неловкостью осознала тот факт, что мужчине, вероятно, было жаль ее. Это определенно не очень… желательная ситуация для них обоих. После нескольких мгновений борьбы с собой, пытаясь решить, делать это или нет, Сакура, наконец, положила свою руку поверх руки Итачи и коснулась его пальцев своими. Рука нукенина напряглась от прикосновения и сжалась в кулак. Казалось, он едва сдерживается, чтобы не отстраниться. — Все в порядке, — сказала девушка, стараясь звучать как можно более тактично и чутко, не ставя партнера в неловкое положение. — Хочу сказать… это несчастный случай. Пожалуйста, не расстраивайся из-за того, что произошло. Я тебя совсем не виню. Учиха выглядел так, словно собирался что-то сказать, но промолчал и снова склонил голову. Он, казалось, не находил слов, из-за чего Сакура прикусила губу, стараясь не ерзать на стуле. Куноичи подумала, что, возможно, это было худшим в сложившемся затруднительном положении. Харуно предполагала, что хорошо ладила с Итачи и Кисаме. Они с Итачи могли быть лучшими друзьями до стычки в шиноби Облака, но теперь динамика оказалась разрушена, потому что она не могла вспомнить, чтобы когда-либо взаимодействовала с ним раньше. Наступили трудные времена для них всех. В попытке скрыть неловкость, Сакура намеренно прочистила горло. — Итак, что мы теперь будем делать? — Неуверенно спросила куноичи. — Имею в виду… мы должны отправляться на миссии и все такое, верно? Мужчина мгновение наблюдал за ней, пытаясь решить, как объяснить, для чего их с Кисаме отправили в Молнию, не вдаваясь в подробности. — Мы ищем конкретную цель для нашего Лидера. — Наконец, ответил Учиха. — Эта цель обладает тем, что Лидер считает весьма ценным и желанным. Его зовут Роши, и он отставной шиноби, который в настоящее время путешествует по миру. Так получилось, что в его интересах избежать обнаружения, поэтому найти Роши станет особенно сложной задачей. У нас есть некоторые разведданные относительно его передвижений после того, как он покинул родную деревню. Однако, мы потеряли его след вскоре после того, как вошли в эту часть страны. В настоящее время Кисаме собирает новые данные. В прошлом Роши оказался чрезвычайно неуловимым, поэтому вполне вероятно, что придется много путешествовать, хотя мы всегда будем возвращаться в этот дом, который в какой-то степени можно назвать нашей базой. Сакура нахмурилась, обдумывая услышанное. Звучало сложно — пытаться выследить кого-то столь неуловимого. Должно быть, розоволосая занималась подобным раньше. Ирьенин хотела, чтобы у нее остались воспоминания и опыт, из которых можно было извлечь пользу. — Надеюсь, что смогу быть вам полезна, — неуверенно сказала Харуно. — Уверен, что так и будет, — заверил розоволосую Итачи, которая послала ему легкую благодарную улыбку, но он не смог заставить себя ответить должным образом. Почему–то казалось сюрреалистичным, что эта девушка — куноичи Конохи, которая смотрела на него с такой ненавистью и страхом в их прошлую встречу — теперь соглашалась работать с Акацуки (после того, как Сакура не отреагировала на перечеркнутый символ Конохи на протекторе, Учиха был совершенно уверен, что даже если бы он назвал название организации, то ничего бы не произошло) по собственной воле. У Итачи не было сомнений, что в здравом уме она, скорее всего, попросила бы, чтобы ее казнили, лишь бы не участвовать в чем-то подобном… Нукенин заставил себя отбросить подобные мысли, вставая. — В настоящее время Кисаме собирает новые разведданные и закупает припасы. Я планирую просмотреть наши документы и заметки, касающиеся дат и мест последних появлений Роши, чтобы оценить общую площадь его текущего местонахождения, — Учиха указал на область дома за пределами кухни. — Можешь еще раз познакомиться с домом, если пожелаешь. Внизу есть библиотека, и… — Нет, нет, — прервала Сакура, вставая и складывая посуду в раковину. — Я помогу просмотреть твои записи. Уверена, что таким образом мы быстрее придем к какой-нибудь идее. Что ж, он определенно не ожидал этого. Итачи моргнул, на долю секунды застигнутый врасплох. Его первое желание — отказаться. Общение с Харуно выходило достаточно напряженным. Не то чтобы ее общество было неприятным, но Сакура выжидающе смотрела, из-за чего слова застряли у него в горле. Не представлялось никакой возможности вежливо отказать, и он, наконец, кивнул, развернулся и направился в гостиную, прекрасно осознавая, что она пошла за ним. Нукенин оставил свои заметки и несколько подробных карт региона, разложенных на кожаном диване ранее утром. Он сел среди бумаг, начав раскладывать их в хронологическом порядке. Внимание мужчины полностью вернулось к датам и местам, которые проскальзывали у него под пальцем, а затем… Тело Итачи на секунду замерло, когда Сакура села рядом, словно это была самая естественная вещь в мире, взяла одну из карт и посмотрела через его плечо на заметки. — Итак, — сказала она бодрым и деловым тоном, просматривая документы, ее взгляд перескакивал с одной заметки на другую. — Согласно этому, он переместился из Исена в Каму, а затем в Яку в течение недели. Похоже, Роши направлялся на север. Если он не отклонялся от этого пути в течение полутора недель, когда мы потеряли след, то сейчас Роши может находиться между Нахари и Мотоямой. При условии, что он все еще движется в том же темпе. Что ты об этом думаешь? Когда она вот так наклонилась к нему, ее бедро касалось его, это было опасно близко к тому, чтобы отвлечь Итачи от траектории, которую проделал указательный палец Сакуры, которая водила им по карте. Мужчина сглотнул, у него внезапно пересохло в горле. — Похоже, это верное предположение, — признал Учиха, чей голос был тщательно лишен каких-либо эмоций. Розоволосая оказалась на удивление компетентна — он не ожидал этого от куноичи, которая никогда не работала в команде слежения, но подозревал, что природный интеллект компенсировал недостаток опыта. — Однако Кисаме считает, что он, возможно, отправился на запад за Яку, поскольку ему легче прятаться в горах… Сакура задумчиво нахмурилась, возвращаясь к изучению карты. — Похоже, по пути в горы есть пара городков, так что… Девушка замолчала, размышляя, а Итачи попытался возобновить изучение своих материалов. Однако, к сильному неудовольствию, он осознал, что не может вернуть типичную невозмутимую сосредоточенность. Нукенин чувствовал это каждый раз, когда розоволосая хоть немного меняла позу. Ситуация усугублялась тем, что иногда, когда она наклонялась, чтобы прочитать записи, ее обнаженная рука касалась его руки. Это очень отвлекало. За последние восемь лет, с момента вынужденного ухода из Конохи, единственной женщиной, с которой он общался на регулярной основе, была Конан. Даже это поначалу получалось несколько затруднительно, но за прошедшие годы ему стало с ней комфортно. Находиться так близко к другому человеку — женщине, которая по сути являлась незнакомкой, даже если считала иначе, — очень… необычно. Странность лишь усугублялась тем фактом, что Сакуре, казалось, было так комфортно с ним, она совсем не чувствовала себя неловко. Большинство людей, даже гражданские, с которыми у него и Кисаме происходили мимолетные встречи, никогда так себя не вели. Здравый смысл и логика подсказывали Итачи двигаться так, чтобы он мог вернуть концентрацию. Это было так просто. Все, что нужно сделать — оставить для нее конкретный набор заметок, пойти на кухню под предлогом того, что нужно что-то забрать, а затем, снова войдя в гостиную, небрежно занять другое место, просматривая другую карту. Проблема была бы решена. Но по какой–то причине мужчина не мог заставить себя сделать это. В конце концов, не было необходимости прибегать к такой детской и незрелой тактике избегания, сказал себе Итачи, уставившись на карту западной части Молнии, не замечая ни единой детали. Возможно, это небольшое отклонение от нормы, но все, в чем он нуждался, — более строгое чувство дисциплины. Учиха не был склонен к чрезмерной гордыне, но мысль о том, чтобы предпринимать уклончивые маневры, чтобы избежать близости с обычной шестнадцатилетней девушкой, приводила в бешенство. Итачи был совершенно уверен, что тонкий цветочный аромат, который он продолжал вдыхать, принадлежал ее шампуню. К вечному разочарованию нукенина, на этот раз Харуно подняла взгляд от карты и поймала его взгляд на себе. Розоволосая нервно улыбнулась мужчине, отодвинувшись на дюйм, пытаясь сделать это незаметно. Итачи поспешно переключил все внимание на свою работу, чувствуя смущение — и вновь испытывая опасения (по совсем другим причинам, чем ранее) по поводу того, что у него появился такой товарищ по команде, как она.