Bluebird

Вопреки распространенному мнению, Кисаме был разумным человеком. Он, конечно, знал, что не обладал и половиной того блеска, которым обладал его напарник. Однако это мало о чем говорило, поскольку Итачи — вундеркинд, не похожий на тех, кого большинство людей когда–либо видело раньше, и, безусловно, лучший шиноби своего поколения. Однако сам по себе Хошигаки, безусловно, был способным, намного выше среднего уровня, чем типичный шиноби. Если бы не дезертирство из Тумана, он мог бы далеко продвинуться — возможно, даже стать высокопоставленным тактиком через пару лет. Несмотря на внушительные габариты и силу, Кисаме являлся не просто безмозглым, причудливо мускулистым наемным убийцей. То, что он не был таким тихим и сдержанным, как Итачи, и то, что он искренне наслаждался и принимал жестокие аспекты образа жизни шиноби, не означало, что у него была менее созерцательная натура. За последние три с половиной недели Кисаме много думал и анализировал — в частности, относительно нового товарища по команде и Итачи. Он гораздо менее требователен, в отличие от Учихи, но вместе с этим не являлся большим поклонником изменений в сложившейся рутине. К сожалению, присутствие Сакуры изменило все, причем в значительной степени. Объективно говоря, он видел несколько хороших моментов в том, что она стала частью их команды. Конечно, это все еще весьма странно, учитывая, что само ее присутствие нарушало уникальную динамику между ним и Итачи, которая существовала столько лет, но, по правде говоря, все не так ужасно, как он ожидал. Хошигаки всегда недолюбливал шиноби Конохи — за очевидным исключением — по ряду причин. Они были чересчур драматичны, плаксивы и склонны к излишней морали. Раздражающе черно–белое мировоззрение, где все, что не вписывалось в их жесткий моральный кодекс, несомненно, относилось ко злу и должно быть побеждено. Даже зная об истинных обстоятельствах резни в клане Учиха, Кисаме считал их кровавыми лицемерами. Не говоря уже о том, что, когда приходило время сражаться, чаще всего многие шиноби Конохи необъяснимым образом стояли и болтали, казалось, часами, прежде чем применить хотя бы одно дзюцу. Это было неприятно. Что еще хуже, Сакура состояла в команде с двумя шиноби, к которым у него имелась личная неприязнь: этим крикливым идиотом Наруто Узумаки и столь же безмозглым и импульсивным младшим братом Итачи. Учитывая перечисленное, Кисаме был удивлен тем, насколько терпимой он находил Сакуру, которая оказалась по-настоящему милой девушкой. Хошигаки предположил, что этому способствовал тот факт, что куноичи искренне верила в придуманную ими легенду. Благодаря обучению у Годайме Хокаге, одной из немногих представителей Конохи, к которым он испытывал хоть какое-то уважение, Сакура оказалась способной, умной и вдобавок была хороша в разведке. Она зарекомендовала себя довольно искусной в тонком извлечении информации из других людей, и ее способности медика также оказались полезными. Обычно Кисаме находил такие качества, как чрезмерное сострадание, несколько утомительными и неуместными. Однако ему было трудно испытывать подобные чувства, когда Сакура предлагала залечить плечо, которое он повредил несколько месяцев назад, и которое так и не восстановило тот диапазон движений, присущий ему до получения травмы. Если смотреть на картину в целом, девчонка стала ценным приобретением. Может, это и шло вразрез со здравым смыслом, но Кисаме проникся к ней симпатией. Харуно была довольно милой. Нукенин никогда бы не признался в этом даже Итачи, но она немного напоминала его младшую сестру, которая все еще жила в Тумане. Они поссорились во время последнего визита Хошигаки. Тогда он не позволил ей начать обучение в качестве шиноби. С тех пор она не ответила ни на одно из его писем. Однако, в отличие от сестры Катсу, у Сакуры имелась одна вопиющая слабость, которая испытывала его терпение. Она была медлительной. Определенно похожа на ленивца. Кисаме совершенно уверен, что может передвигаться в два раза быстрее девчонки, даже с завязанными глазами, на одной ноге, используя четверть от затрачиваемой чакры. С выносливостью Сакуры все в порядке, а ее контроль над чакрой безупречен, но скорость оставляла желать лучшего. В этом аспекте она и близко не подходила к тому уровню, которым обладали он и Итачи. Тот факт, что им приходилось подстраиваться под ее самый быстрый темп, означал, что они двигались невероятно медленно по сравнению со своими обычными стандартами. Они, можно сказать, тащились вперед. Неудивительно, что им до сих пор не удалось догнать Четыреххвостого. Это действовало ему на нервы, но оставалось лишь смириться с происходящим. Положительные моменты перевешивали отрицательные, а преимущества, которые принесла им Сакура, делали ситуацию более приятной. Однако существовала еще одна вещь… Он искоса взглянул на партнера. Казалось, Учиха более-менее привык к присутствию девушки, но Хошигаки видел, что Сакура все еще заставляет Итачи ощущать неловкость. Это чувство было тонким, но ощутимым и совершенно странным, учитывая непоколебимо спокойный характер Итачи. С самого начала Сакура относилась к Итачи с той же нежностью, с какой предлагала дружеские отношения. Лечила его спину после того, как он потянул мышцу во время путешествия, или жарила рыбу на ночь, пока он применял гендзюцу сокрытия по периметру их лагеря. На самом деле это незначительные жесты, но для его наметанного глаза очевидно, что Итачи было не по себе. Кисаме знал, что, по крайней мере, отчасти это связано с тем, что Итачи, как всегда, мучила совесть. Партнер чувствовал себя виноватым за то, что солгал Сакуре относительно обстоятельств, при которых она присоединилась к команде. Но у Хошигаки имелось смутное подозрение, что Итачи был просто-напросто выбит из колеи близким присутствием девушки, особенно той, которая попыталась с ним подружиться. Несомненно, Катсу назвала бы это «милым». Однако для него видеть, как Итачи напоминает пугливого жеребенка, было невыносимо. Добравшись до окраины деревни Нагоя, подозрения подтвердились. Для поиска Джинчуурики Четыреххвостого их троица разделилась на рассвете: Кисаме и Итачи отправились на поиски в девяносто милях к западу, а Сакура отправилась на то же расстояние к востоку. Они договорились встретиться в Нагое, потому что поселение находилось близко к внешним границам, где выполняла свою задачу розоволосая. Хошигаки мог лишь надеяться, что ей повезло больше в поиске информации, чем им. Он широко зевнул и потянулся, поморщившись от приступов голода. — Один из нас должен пойти встретиться с Сакурой в деревню, а другой останется и разобьет лагерь. Поблизости есть ручей, и я почти уверен, что чувствую запах рыбы… — Я могу пойти, — предложил Учиха, как и предполагал Кисаме. Почти сразу же Итачи понял, что его слова и тон, были, возможно, чуть более нетерпеливыми, чем того требовал случай. Хошигаки, конечно же, заметил осечку, приподняв бровь, но, к счастью, ничего не сказал. Он повернулся и направился в лес, подняв руку в кратком прощании. Итачи наблюдал, пока знакомый черно-красный плащ не исчез под покровом деревьев, прежде чем, наконец, развернуться и направиться в деревню. Это было миленькое маленькое местечко, украшенное к какому-то празднику. Разноцветные гирлянды и фонарики свисали со всех доступных поверхностей, их мягкое свечение добавляло немного тепла холодному вечеру. По прошествии нескольких минут Итачи понял, что найти Сакуру будет сложнее, чем он ожидал. Улицы были заполнены людьми, вышедшими на вечер: несколько семей сидели в открытом рамен-баре и громко смеялись, а маленькие дети бегали по улицам, держа воздушные шары или сладости в одной руке, а руку родителей — в другой. Учиха даже разглядел несколько пар — четверо подростков на двойном свидании — мальчики громко смеялись, а девочки игриво закатывали глаза друг на друга — и молодую женщину с темноволосым мужчиной, идущих рядом. Мужчина поднес палочку данго к ее губам, очевидно, пытаясь накормить, в то время как она возражала. Внезапная знакомая сцена заставила сердце Итачи сжаться, из-за чего он отвел взгляд. Это место напомнило ему о Конохе и о последнем фестивале, который он посетил с Шисуи, Саске, Мегуми и несколькими их старшими и младшими кузенами, прежде чем все полетело к чертям. Было больно оглядываться вокруг — вспоминать, — но в то же время это было приятно. Прошло так много времени с тех пор, как он испытывал что-либо подобное. Осязаемое счастье и красота атмосферы приносили ему столько же радости, сколько и душевной боли. Это было извращенное противоречие: он хотел убраться отсюда так же сильно, как хотел остаться и греться в лучах света, видеть и слышать чужое счастье. Именно в этот момент он заметил Сакуру. Даже сквозь толпу, разделявшую их, она выделялась своими яркими волосами и темно-фиолетовым пальто. Девушка стояла перед прилавком с креветками темпура, о чем-то серьезно беседуя с владельцем, пожилым мужчиной. Итачи наблюдал за происходящим издалека, подойдя и остановившись возле магазина данго, игнорируя соблазн приторно-сладкого запаха. Им с Кисаме было трудно добывать информацию о местонахождении людей — других шиноби, Джинчуурики или шпионов, — у гражданских лиц. К сожалению, независимо от его вежливости (а Кисаме, по крайней мере, старался), гражданские зачастую были слишком запуганы его внешностью, чакрой, протектором и плащом Акацуки, чтобы добровольно делиться какой-либо информацией. Даже когда Кисаме приходилось прибегать к угрозам, они раскрывали самый минимум, прежде чем сбежать. Итачи на долю дюйма склонил голову набок, наблюдая, как владелец ларька с темпурой указывает на север, а не на восток. Он безрезультатно прищурился и не в первый раз пожалел о том факте, что постепенная потеря зрения из-за использования шарингана практически лишила его способности безупречно читать по губам. Тем не менее, мужчина, казалось, определенно раскрывал много информации, и розоволосая кивала, задавая вопросы. Сакура оказывала на людей противоположный эффект. Наблюдая за ее общением с различными гражданскими лицами в городах, через которые они держали путь, Учиха заметил, что девушка была довольно привлекательной. Можно сказать, очаровательной. Каким-то образом одна ее улыбка и случайный вопрос могли вытянуть больше информации, чем самый бесцеремонный, пугающий лай Кисаме. Возможно, дело в повседневной одежде и отсутствии протектора. А возможно, дело в том, что розововолосая куноичи казалась такой невинной, что это несколько отвлекало от мощных резервов чакры, которыми она владела. Внешность тоже делает свое дело, несколько виновато предположил Итачи. Он по опыту знал, как трудно смотреть в эти ярко-зеленые глаза и лгать. Наконец Сакура завершила разговор, взяв руки старика в свои, искренне поблагодарив. Он кивнул, выглядя — как и следовало ожидать — счастливым помочь. Итачи увидел, как девушка отвернулась и начала осматривать толпу, выражение ее лица быстро стало задумчивым, поскольку она обдумывала услышанное. К своему сильному неудовольствию, Учиха почувствовал, как сердцебиение немного ускорилось, когда взгляд Сакуры нашел его, и ее лицо озарилось улыбкой. Итачи оставался неподвижен, стараясь не выдавать ненужных эмоций и слегка наклонив голову в знак приветствия, наблюдая, как она быстро продвигалась сквозь толпу, подошла и встала рядом. — Итачи! — Радостно воскликнула куноичи, на короткое мгновение взяв его за руку и быстро сжав. — Не думала, что вы с Кисаме доберетесь сюда так быстро. Надеюсь, я не заставила вас ждать, но этот человек был последним, с кем я разговаривала в этой деревне. Он оказался единственным, у которого была хоть какая-то полезная информация… Все еще удивленный столь ласковым приветствием, Итачи немного неловко кашлянул, когда они начали спускаться по тропинке. — Есть какие-нибудь новые разведданные? Харуно кивнула, остановившись на мгновение, чтобы улыбнуться маленькой девочке и мальчику, которые шли через улицу от них, оба в масках мультяшных лис. — Есть. Старик рассказал, какую маскировку в настоящее время использует Роши — он сменил ее на прошлой неделе, вот почему до сих пор у нас ничего не получалось — и в каком направлении движется. Кисаме оказался прав, он направляется на восток, в сторону гор, и, по-видимому, еще не решил, отправиться дальше в горы, чтобы совершить паломничество к некоторым святыням в этом районе, или остановиться в Облаке… Итачи нахмурился, обеспокоенный упоминанием скрытой деревней. Если Роши решит пересечь границу, им было приказано не рисковать и не следовать за ним туда. В таком случае придется ждать, пока он снова не решит уйти. Впрочем, ему нужно дополнительное время, чтобы проведать Саске и посмотреть, до сих пор ли младший брат сопротивляется попыткам Орочимару использовать его в качестве сосуда. По обыкновению, при мысли об Орочимару — этой мерзости, вселившейся в Саске, у него скрутило живот. Пытаясь справиться с отвращением, Итачи заговорил снова, сохраняя тон таким же мягким, как всегда. — Владелец магазина, безусловно, разгласил много информации. Это больше, чем у нас было за последнее время. Сакура пожала одним плечом, выглядя несколько виноватой. — Я сказала, что Роши был старым другом моего дедушки, и хочу найти его, потому что дедушка болен. После этого он стал любезен, и я почувствовала себя неловко, но… это было необходимо, верно? — Верно, — тихо ответил Учиха. Харуно одарила его вялой улыбкой, и впервые он заметил, какой измученной выглядит девушка. Утром они встали с восходом солнца, и девяносто миль тяжелого путешествия и допросов сказались бы на ком-то, кто не привык к такому образу жизни. Она отвела взгляд, который скользнул к кондитерской прямо перед ними и на несколько мгновений задержался на ней. Баннеры были украшены красочными иллюстрациями данго, миниатюрными шариками зеленого чая и шоколада, насаженными на длинные палочки для леденцов, и рожками для мороженого. Это был милый маленький магазинчик, ярко и симпатично освещенный, как и другие. Итачи импульсивно остановился перед ним. — Одну большую порцию зеленого чая и шоколадные трюфели, пожалуйста, — вежливо попросил он женщину за прилавком. Сакура моргнула, удивленная столь внезапным желанием с его стороны. Потом куноичи вспомнила, что он не любит зеленый чай, и покраснела, потянув его за рукав под стойкой и выразительно покачав головой. — Нет, ты не должен, — запротестовала себе под нос розоволосая. — Я в порядке, и мы, вероятно, все равно будем ужинать меньше чем через час… Харуно замолчала, услышав, как громко заурчал предательский желудок, вдвойне выданный ее тихим вздохом, когда женщина протянула большую палочку ароматного десерта, аккуратно завернутую в салфетку, в то время как Итачи заплатил необходимую сумму денег. Он повернулся и пошел вперед, оставив розоволосую хмуро смотреть ему в спину. Через несколько мгновений мужчина обернулся, чтобы посмотреть на нее. Ирьенину действительно показалось, что он слегка улыбнулся — ну, уголки его губ, во всяком случае, слегка приподнялись, а выражение глаз на мгновение смягчилось. Он протянул ей палочку трюфелей. — Я не собираюсь это есть, Сакура. Зеленый чай испортил вкус шоколада, и Кисаме, скорее всего, оценит его гораздо меньше, чем ты. Куноичи закатила глаза, не желая спорить с ним дальше. В то же время она втайне была удивлена тем, насколько человечным он мог быть. Впервые за три недели она увидела, что Итачи улыбался и был более-менее общительным. Розоволосая всегда старалась вести себя дружелюбно с ним, но по какой–то непостижимой причине… Ну, он всегда был вежлив, но никогда не проявлял признаков ответной теплоты до этого момента. Куноичи ускорила шаг, чтобы догнать партнера, и их пальцы соприкоснулись, когда он безмолвно протянул ей десертную палочку. Девушка не смогла удержаться, чтобы не улыбнуться ему и не издать еще один приглушенный вздох удовлетворения, откусывая первый большой трюфель. — Большое тебе спасибо, Итачи. Это потрясающе. Несколько неуверенный в правильности ответа, Учиха лишь кивнул, но в следующее мгновение моргнул, когда десертной палочкой взмахнули перед его носом, едва не выколов глаза. Краем глаза он взглянул на Сакуру: разница в росте между ними была настолько заметной, что ей пришлось немного вытянуть руку, чтобы поднести трюфели к его губам, но она выглядела невозмутимой. — Ты уверен, что не хочешь попробовать? Они действительно вкусные. Учиха был совершенно уверен, что на бледно-зеленой пудре первого, наполовину надкусанного трюфеля, прямо перед своими губами, он увидел остатки мягко блестящего бальзама для губ Сакуры. От него слабо пахло вишней, контрастируя с настоящим ароматом десерта. Прежде чем остановить себя, Итачи задался вопросом, будет ли он таким же сладким на вкус. Мужчина, конечно, возразил. Харуно, пожав плечами, весело сказала, что он не знает, чего лишается, продолжая есть. Они погрузились в дружеское молчание, направляясь к окраине деревни, в то время как Сакура восхищалась огнями, время от времени делая замечания по поводу украшений, которые находила особенно красивыми. Глупо с его стороны, но Учиха слишком хорошо осознавал, насколько они были близки. Время от времени девушка прижималась к нему боком, их руки несколько раз соприкасались. Каждый раз он думал о том, что ему следует засунуть руки в карманы плаща, но не делал этого. Несмотря на то, что мягкие трюфели с зеленым чаем уже почти закончились, и, вероятно, это было чисто психологическое воздействие, он продолжал ощущать аромат бальзама для губ Сакуры, смешанный с порошком зеленого чая и сладким шоколадом. На мгновение — если бы не черно-красный плащ — Итачи практически мог поверить, что они ничем не отличаются от молодых пар, которые он видел раньше. Всего лишь два человека, живущих простой, незамысловатой жизнью и наслаждающиеся первым свиданием на местном фестивале. Мысль была заманчивой, притягательной — и мимолетной. В следующее мгновение ему стало стыдно за минутную непростительную слабость. Учиха с трудом мог поверить, что у него возникла такая идея. Он не заслуживал того, чтобы даже думать о таких вещах, тем более желать их, после всего, что совершил. Сакура обернулась, с сожалением оглядываясь на огни деревни через плечо, когда они приблизились к концу пологого спуска и вышли на поляну. Абсолютная пустота и темнота резко контрастировали с прежним окружением. Итачи не мог не задаться вопросом, не пробудили ли эти виды и звуки подсознательные воспоминания о Конохе и у нее. В конце концов, слегка печальное выражение исчезло с лица девушки, и она пошла впереди него, начиная звать Кисаме по имени в характерной настойчивой манере. Они нашли его возле ручья, держащего по несколько крупных дохлых рыбин в каждой руке, но тем не менее ему удалось помахать. — Извини, что еще не разбил лагерь, — проворчал Хошигаки, поудобнее вцепляясь в рыбу, — но серьезно, я не смог устоять перед этим уловом. Такие свежие! Кровь все еще теплая в их жилах! Это намного лучше, чем все то несвежее дерьмо, которое нам подают в здешних ресторанах… Итачи на мгновение поморщился от многократного использования характерной для Кисаме лексики. Сакура выразила то, что он чувствовал. — Фу, это так мерзко. Давай сюда… Она шагнула вперед, взяв несколько дохлых рыбин из его рук. Кисаме ухмыльнулся, с облегчением разминая теперь свободную правую руку. — Спасибо, малыш. Есть, чем поделиться? Харуно рассказала, о чем поведала Итачи ранее, после чего они углубились в обсуждение, пока Учиха разжигал большой костер с помощью катона. Сакура несколько мгновений смотрела на него со странным выражением на лице, пока что-то еще, сказанное Кисаме, не привлекло ее внимание. Она чуть ли не дрогнула, держа кунай в одной руке, сырую рыбу — в другой, не выказывая ни малейшего удовольствия, которое испытывал Хошигаки, ни отстраненного безразличия, как у него. Было странно, как, будучи ирьенином, Сакура могла справляться с тяжелыми болезнями с часто беспокоящими физическими симптомами, наблюдать и залечивать раны, полученные в бою, не моргнув глазом, но отказывалась от мысли заняться чем-то таким простым, как чистка рыбы. Но, с другой стороны, некоторые люди были такими — он вспомнил, что его мать не любила прикасаться к сырой курице. Итачи ничего не мог поделать с тем фактом, что катон мог потревожить ее (неприятное ощущение, но, возможно, в какой-то части сознания это напомнило ей о Саске). Не сказав ни слова, аккуратно очистив рыбу от шкуры, отрезав голову, очистив от костей и разделав на филе — и все это менее чем за три минуты, — Итачи потянулся за своей и сделал то же самое. Сакура бросила на него взгляд, полный такой глубокой благодарности, что, к ее тревоге, Итачи, по-видимому, настолько встревожился, что, казалось, забыл о своем куске рыбы, который обжаривался на огне до тех пор, пока одна сторона безнадежно не почернела. За последние три недели она заметила, что их распорядок дня за ужином обычно был одинаковым. У нее и Кисаме уходило на это больше времени, чем у Итачи. Пока они неторопливо разговаривали о чем-то другом, Итачи вставал и разбивал лагерь, ставил палатку или исчезал, чтобы проверить периметр или усилить гендзюцу сокрытия. Девушке стало не по себе от того, что он, казалось, делал всю работу. Однажды она тихо поделилась этим с Кисаме, на что нукенин пожал плечами и сказал, что Учиха не из тех, кто ведет светские беседы за ужином. Затем он принял задумчивый вид и пояснил, что Итачи не любит проводить время в обществе. В конце концов, как и сегодня вечером, он вернулся к костру, заняв место по другую сторону от них. Сакура перевела свой недоверчивый взгляд от Кисаме, который доедал пятую рыбу. Как раз в тот момент, когда она в третий раз решила провести подробный анализ его метаболизма, дневная усталость, казалось, настигла девушку. Она так широко зевнула на середине предложения, что это ее немного смутило. Может быть, дело в тени от света костра, но даже Итачи выглядел слегка удивленным. Кисаме насмешливо фыркнул. — Все лишь девять, малыш. Ты такая неженка, что это даже не смешно. А бегаешь… — нукенин резко замолчал и после едва заметной паузы продолжил. — Короче, тебе нужно поработать над своей выносливостью, чтобы быть на высоте. Сакура сардонически приподняла бровь, глядя на Кисаме, гадая, что он изначально хотел сказать. — Да, я уверена, что моя энергия и выносливость были бы в избытке, если бы я, как и ты, являлась неизлечимым обжорой и ела столько, сколько небольшая армия в день. — Сочту за комплимент, — усмехнулся Хошигаки. — В любом случае, спокойной ночи, малыш. — Спокойной ночи. И не берись за шестую рыбу. Не хочу, чтобы меня разбудили в полночь, чтобы я разбиралась с твоим перееданием. — Харуно встала и потянулась, оглядывая палатку, прежде чем вспомнила о другом товарище по команде, который все еще тихо сидел по другую сторону костра, выглядя как всегда задумчивым. Мужчина посмотрел на нее снизу вверх, и она кивнула, стараясь не чувствовать себя неловко. С ним было невозможно вести подобные непринужденные, игривые подшучивания. — Спокойной ночи, Итачи. Учиха едва слышно пробормотал что-то в ответ. Сакура направилась к своей палатке, бросив еще один предупреждающий взгляд на Кисаме, который задумчиво рассматривал последнюю сырую рыбу. Итачи всегда ставил палатку достаточно далеко от того места, где они с Кисаме спали, у костра, чтобы дать ей ощущение уединения. Забравшись внутрь и расположившись на разнообразных одеялах рядом со своим рюкзаком, она прислонилась щекой к подушке и натянула на себя сильно нагретые чакрой одеяла, одновременно чувствуя усталость и комфорт от тепла, чтобы думать о переодевании. Раздеваться и одеваться всегда было утомительным занятием во время частых смен локаций. Обычно ей приходилось делать это под одеялом в палатке, что было сложнее, чем казалось. Тогда она по-настоящему осознала тот факт, что являлась единственной девушкой в команде с двумя мужчинами, и что они все время были вместе. Конечно, она не считала Кисаме и Итачи извращенцами. Никто из них не заставлял ее чувствовать себя неловко или что-то в этом роде. Может быть, она сможет переодеться через несколько минут — или вообще не будет переодеваться. Эта одежда была теплее, чем пижама. На дальней стороне палатки, сквозь брезент, Сакура едва могла разглядеть силуэты Кисаме, Итачи и костер. Розоволосая закрыла глаза, желая заснуть как можно скорее. Несмотря на поддразнивания Кисаме, она остро нуждалась в отдыхе, особенно если завтра снова предстояло встать на рассвете. Но, как это иногда бывает, когда человек слишком измотан, сон приходил с трудом. В конце концов, куноичи повернулась на бок и устало открыла глаза, уставившись на маленькие размытые силуэты на дальней стороне палатки. Судя по движениям рук, Кисаме в самом деле ел шестую рыбу. Итачи, по-видимому, читал книгу. Харуно была удивлена неожиданным приливом нежности, который почувствовала к сокомандникам. Ее нервозность в тот день, когда она пришла в сознание после травмы и испытывала страх по отношению к ним, при размышлении казалась неуместной. Особенно девушка недооценила Кисаме. Хотя физически он выглядит устрашающим, и у него самые бесцеремонные, прямолинейные, а иногда и несносные манеры, какие только можно вообразить, их отношения в целом были позитивными и незамысловатыми. Иногда его кровожадность вызывала беспокойство, но в то же время Хошигаке казался бесспорно преданным их команде. Он относился к ним обоим со своей… особой… как бы это назвать… ну, она предположила, добротой. Сакура перевернулась на спину, снова завернувшись в одеяла, и уставилась в небо, пытаясь заставить уставшие мышцы полностью расслабиться. Итачи… Ирьенин хотела бы определить свои мысли и инстинкты по отношению к нему так же четко, как с Кисаме. Хошигаки не являлся сложным человеком. То, что вы видели, не всегда было приятным, но он такой, какой есть. Он был очень открыт. Итачи, с другой стороны, его полная противоположность. Спустя столько времени, куноичи все еще казалось, что она его почти не знает. Учиха всегда производил впечатление внимательного и нежного человека — например, именно он согрел для нее все эти одеяла, — но в то же время он был каким-то… отстраненным. Как будто не хотел подходить близко, как будто намеренно увеличивал расстояние между ними. И она даже не могла понять, почему. Отчасти это из-за того, что он мало говорил, предположила Сакура. Итачи был необычайно замкнутым и сдержанным человеком. На самом деле, «напряженный» — идеальное слово для его описания. На несколько минут мысли девушки рассеялись, и уже не в первый раз она задалась вопросом, сколько ему лет. Казалось, что он на пять или шесть лет старше, наверняка слегка за двадцать. Однако бывали моменты, когда он определенно казался старше, и не только из–за глубоко выраженных морщин по обе стороны лица. Иногда, сидя в одиночестве, пока она и Кисаме разговаривали или пока все трое занимались своими делами, Итачи выглядел обеспокоенным. Как будто что-то очень тяжелое давило на разум и оказывало эмоциональное воздействие. Складывалось впечатление, что причина его озабоченности не имела никакого отношения к заданию. Конечно, все были разочарованы неуловимостью Роши и тем фактом, что казалось, будто они пытаются поймать дым голыми руками, но куноичи сильно сомневалась, что Итачи переживал по этому поводу. Существовали и другие вещи, которые заставляли задуматься. Качества, которые она не могла точно определить. Иногда он выглядел опечаленным. Растоптанным. Уставшим от мира. Словно человек, который видел или пережил вещи настолько ужасные, что они находились за пределами ее воображения. И иногда, пребывая на их базе — ну, оказалось, что спальня Итачи располагалась через коридор от ее спальни, — Харуно не могла уснуть и засиживалась допоздна, а когда бодрствовала, то могла поклясться, что слышала жуткие, приглушенные звуки судорожного кашля глубокой ночью. Приступы могли длиться до двадцати минут и систематически повторялись. Только за последнюю неделю это случалось несколько раз. Все было очень серьезно, судя по тому, что она могла слышать его через закрытую дверь спальни, коридор и свою дверь… Куноичи не осмеливалась спросить, что происходит, не нужна ли ему помощь или еще что-нибудь. В следующий раз придется перебороть себя. Учитывая то, что она знала о нем, казалось невозможным, чтобы Итачи не держал все под контролем, но все же… Сакура закрыла глаза, повернулась на бок и свернулась калачиком. Ее тело, наконец, расслабилось настолько, что она действительно чувствовала себя непринужденно. Мысль о темноволосом загадочном товарище по команде стала последней, за которую ухватился ее разум, прежде чем девушка погрузилась в блаженное беспамятство.

***

В течение следующего дня они обнаружили, что выслеживание Роши зашло в тупик. Он пересек границу Облака. Кисаме неоднократно говорил, что они могли бы захватить его, не вызвав большого переполоха, как это недавно произошло в другой деревне. Хошигаки бросил многозначительный взгляд на Итачи, который не принял план. Сакура не упустила из виду, когда он взглянул на нее краем глаза, прежде чем категорически отказаться приближаться к Облаку или прилегающим территориям, чтобы держаться подальше от любого патрулирующего шиноби. Итак, они вернулись на базу, не имея другого выбора, кроме как переждать. Кисаме и Итачи по очереди выходили из дома и патрулировали территорию возле Облака, используя гендзюцу, в надежде узнать что-нибудь о том, когда Роши собирается покинуть локацию. Сакура предлагала пойти несколько раз, но, к ее разочарованию, оба отказались. — Ты медик, мы не можем допустить, чтобы тебя схватили, — пластинка не менялась, как бы она ни настаивала. Сакура проводила дни на базе, изучая медицинские свитки и учебники. В отличие от концепции скрытых деревень шиноби и некоторых других аспектов образа жизни шиноби, которые Итачи пришлось объяснять ей снова, она запомнила больше из этого материала, чем что-либо еще. Где все остальное в ее сознании, за исключением основных личных фактов, оставалось чистым листом, вещи из учебников и медицинская чакра были сравнительно свежими и близкими к поверхности — как будто их только что похоронили под толстым слоем пыли, а не стерли. Трижды просмотрев информацию, Харуно вернула большую ее часть, но в дальнейшем изучении не было ничего плохого. Розоволосая заснула через два часа после ужина, в середине главы книги, в которой подробно описывались различные виды серьезных респираторных заболеваний. По мере того как она все больше уставала, а веки становились все тяжелее и тяжелее, мелкий шрифт книги начал сбиваться, расплываясь в несколько нечетких каракулей, похожих на маленьких черных червячков, извивающихся по пожелтевшей странице. Следующее, что помнила куноичи, — ей снилось, что она одна в переполненной сельской клинике, окруженная сотнями больных пациентов, которые все одновременно кашляли. От грубой, отрывистой какофонии по коже побежали мурашки, но хуже всего было то, что многие из них начали кашлять кровью на свои простыни; кровью, в которой плавали тысячи маленьких черных червячков… Но потом сон изменился. Люди и клиника исчезли, но черви остались. Эти крошечные, отталкивающие создания, казалось, собрались вместе, чтобы создать совершенно другое, ужасающее — но неправдоподобное — существо. Черви слились воедино, образовав трех гигантских змей, размером больше здания, с клыками длиннее ее руки; с бездушными, злыми желтыми глазами, которые блестели угрозой. Змеи разрушали высокие защитные стены, которые защищали ее дом (яркий солнечный свет, тепло на руках и плечах, листья вокруг, куда бы она ни посмотрела), и устремлялись в него, к ней, и… Глаза Сакуры распахнулись в явной панике, все дыхание с хрипом покинуло тело. Потребовалось мгновение, чтобы осознать, что она находится в своей маленькой, отапливаемой, удобной, безопасной спальне, где нет ни змей, ни червей, ни нападения. Это просто ужасный кошмар, но… Куноичи с трудом приняла сидячее положение, снова оглядывая свою комнату. Она заснула на животе, положив голову на учебник. Конечности неудержимо дрожали, и хотя в комнате не было тепло, задняя часть ее свободной розовой футболки прилипла к телу, покрытому холодным липким потом. Сакура закрыла учебник и отшвырнула его в сторону, не заботясь о том, что он с глухим стуком упал на пол, после чего медленно приняла нормальное положение на кровати, положив голову на подушки. Девушка почти отчаянно вцепилась в свободные одеяла вокруг себя и прижала их к груди, словно мягкую игрушку. Это ничего не значит, снова и снова повторяла себе Харуно, не понимая, почему сердце все еще так колотится; почему она все еще потеет; почему ее глаза перебегают с одного угла комнаты на другой, на стены, на дверь, на окно, на балконную дверь, словно в ожидании нападения. Всего лишь кошмар… Но это не похоже на обычный кошмар. Все казалось таким реальным. Солнце на руках, зеленые листья вокруг… Непреодолимая паника и страх, которые она испытала, когда змеи проломили стены и вторглись в ее дом, и люди, одетые в коричневую одежду, с размытыми, нечеткими лицами, спрыгнули с голов змей и побежали по крышам вместе с ними со смертельной скоростью… Но действительно ли Харуно видела свой дом? Конечно, девушка ничего не помнила, так что это казалось маловероятным. В конце концов, Итачи и Кисаме сказали, что ее дом находился в Дожде, где она обучалась на ирьенина и встретила их. Возможно, дело в подсознании, на которое распространилась травма, но она чувствовала, что это не могло быть связано с Дождем. Там не мог находиться ее дом, несмотря на необъяснимую привязанность и всепоглощающий страх, что ему причинят вред… — Просто кошмар, — повторила Сакура, поворачиваясь на бок и крепко закрывая глаза. Вероятно, в этом был какой-то символизм или нечто подобное. В библиотеке внизу розоволосая наткнулась на несколько книг, в которых утверждалось, что все сны, какими бы бессмысленными они ни казались, имеют скрытый смысл. Но как бы куноичи ни старалась, сон не возвращался. Испытанные страх и ужас были слишком сильными и всеобъемлющими. У нее не получалось должным образом расслабить свой разум. Нахмурившись, Харуно взглянула на часы у кровати, которые показывали час ночи, а затем выпуталась из-под одеяла, встала с кровати и потянулась. Не было никакого смысла валяться без дела и накручивать себя еще больше. В остальной части дома было темно и тихо, когда Сакура осторожно спускалась по лестнице. Кисаме, как обычно, оставил включенной маленькую лампу на кухне, и слабый оранжевый свет освещал ее путь в библиотеку. Она вздохнула с облегчением, увидев, что холодная плитка сменилась теплым плюшевым ковром, и оглядела обширное помещение. Несомненно, это ее любимая комната в доме — достаточно большая, чтобы занимать большую часть пространства первого этажа, заставленная книгами от пола до потолка. Они занимали большую часть пространства комнаты, но у дальних стен стояло несколько старых кресел и письменных столов. Библиотека всегда была тускло освещена, но не таким жутким образом. Она действительно находила эту атмосферу успокаивающей. Спросив Кисаме, почему на их базе есть такое место, он сказал, что мужчина, которому ранее принадлежал дом, скончался, и у него не было детей, которые могли бы претендовать на эти вещи. Не то чтобы она жаловалась, конечно… Харуно инстинктивно направилась к своей любимой секции, и через две минуты нашла ее — замечательную, подробную и основательную книгу по анатомии и физиологии человека. Девушка прошла четвертую часть пути, и это как раз то, что ей сейчас было нужно: что-то успокаивающее и знакомое. Человеческое тело было прекрасной и внушающей благоговейный трепет вещью. Ирьенин надеялась, что эти эмоции прогонят те, что вызвал ее кошмар. Зажав огромный том под мышкой, она направилась к своему любимому креслу в самом конце библиотеки и завернула за угол, перелистывая страницы книги, чтобы найти то место, где остановилась… …И врезалась в кого-то другого. Губы инстинктивно приоткрылись, но прежде чем она смогла сделать что-то большее, чем завершить испуганный вдох, Итачи мягко, но твердо закрыл ей рот рукой, очевидно, предвидя реакцию. — Все в порядке, — тихо сказал Учиха. — Это всего лишь я. Очевидно, решив, что она не будет кричать, Учиха отпустил ее. Сакура глубоко вздохнула, с неудовольствием заметив, что беспокойство, вызванное сном, снова вспыхнуло: ее сердце учащенно забилось. Итачи с любопытством разглядывал девушку, которая слабо улыбнулась ему, гадая, что он делает. На шиноби была свободная футболка и пижамные штаны в клетку, как и на ней, но выглядел он таким же бодрым, как и она. — Прости, — наконец сказала розоволосая, — я не хотела… э-э, врезаться в тебя. Сакура едва успела поморщиться от неубедительности своего заявления, когда Итачи поднял бровь, серьезно глядя на нее. — Здесь не за что извиняться. Последовало несколько долгих секунд молчания, в течение которых куноичи избегала смотреть на мужчину и задавалась вопросом, можно ли повернуться и убежать в сторону любимого кресла, прежде чем Учиха заговорил снова. — Все в порядке? Девушка моргнула от совершенно неожиданного вопроса, но когда, наконец, подняла на него глаза, то увидела, что Итачи был искренен. В его темно-серых глазах было что-то похожее на беспокойство. — Да, — ответила Харуно, поднимая руку, чтобы застенчиво потереть затылок. — Мне приснился кошмар, и я не смогла снова заснуть. Решила, что будет лучше спуститься сюда и отвлечься, чем накручивать себя еще больше. Мужчина снова заколебался, прежде чем заговорить, как будто на мгновение передумал, но все равно решил продолжить. — Я понимаю тебя. Удивленная как нехарактерным личным откровением — это проявилось в жесткости его слов, — так и фактическим содержанием сказанного, Сакура снова подняла на него недоверчивый взгляд. Это казалось невозможным — Итачи, в конце концов, тоже был человеком, но все же, ирьенин не могла представить, чтобы у кого-то такого сильного и безупречно владеющего собой были страхи. Например, восприимчивость к чему-то столь относительно обыденному, как ночной кошмар. Розоволосая не могла представить, чего он мог бояться и что могло бы беспокоить его настолько, чтобы не давать спать по ночам… Но в то же время, несмотря на любопытство, она не могла спросить его. Несмотря на первоначальные попытки завязать дружбу, на которые Итачи особо не реагировал, они не были близки. — О, — собралась с мыслями куноичи. — Значит… ты тоже приходишь сюда, когда тебе не спится? — Почти каждую ночь. — Учиха сделал паузу. Казалось, что он снова не был уверен, стоит ли продолжать, но в конце концов продолжил. — В каком-то смысле я нахожу чтение довольно успокаивающим. Сакура поняла, что это, вероятно, самый длинный разговор, не связанный с миссией, который у них когда-либо был. Куноичи не смогла удержаться от робкой улыбки. Было приятно получить редкий проблеск личности под холодной, вечно отстраненной внешностью. У нее было ощущение, что они могли бы поладить, если бы он больше раскрывался. Девушка открыла рот, чтобы что–то сказать — она не совсем была уверена, что именно, — но Итачи опередил ее. — Анатомия и физиология человека, — прокомментировал нукенин, очевидно, заметив, что она держит в руках. — Интересный выбор для чтения на ночь. Харуно, защищаясь, прижала книгу к груди. — Мне нравится. Это трудно объяснить, но если вдуматься, то человеческое тело — замечательная штука. Мы воспринимаем наши основные жизненные функции как нечто само собой разумеющееся, но на самом деле существует так много невообразимо сложных взаимодействий множества сложных, запутанных систем организма… Сакура замолчала, осознав, что спокойный, стойкий Итачи выглядел немного удивленным. Розоволосая скорчила ему гримасу, на мгновение забыв, что он не тот, с кем можно вести себя легкомысленно. Знакомое название на соседней полке привлекло ее внимание, и девушка ошеломленно оглядела книги, которые их окружали (как она могла не заметить?), прежде чем вернуть взгляд к нему. Харуно собиралась спросить, что он выбрал для чтения на ночь, просто из вежливости и по причине того, что Учиха сам начал разговор. Это уже было поразительно. — Итачи? — спросила куноичи, отчасти не в силах поверить в только что сделанный вывод. — Ты… ты читаешь стихи? Сакура с трудом сдержала смех, пораженная тем, насколько это было невероятно — она всегда представляла Итачи человеком, который погружается в подробные тома по военной тактике и стратегии. Возможно, дело в освещении, но она могла бы поклясться, что мужчина немного покраснел. — Да. Итачи, как правило, говорил кратко и по существу, но вместо обычного отсутствия эмоций Харуно определенно услышала оборонительный тон в его голосе. Ирьенин хихикнула от того, насколько нелепым и неожиданным был этот разговор. — Ладно-ладно, не расстраивайся из-за меня. Сейчас… Девушка взяла с полки одну из книг, лежавших рядом с Итачи, которую, как она предполагала, просматривал шиноби, и открыла ее посередине. Зеленые глаза сузились от сосредоточенности и в ответ на тусклый свет при прочтении. Сакура смутно осознавала, что Итачи прислонился к книжной полке и наблюдал за ней. Спустя несколько мгновений, розоволосая, наконец, закрыла книгу и вложила в его ожидающие руки. — Что скажешь? — Подсказал он, снова удивив. Куноичи спокойно встретила его взгляд, все еще удивляясь тому, как много можно узнать о человеке, узнав о литературных предпочтениях. Она решила ответить честно. — Мрачно. Уныло. Я не знаю, как ты это выносишь. Брови Итачи приподнялись — определенно впервые — и прежде, чем она успела моргнуть, конфисковал ее книгу по анатомии и физиологии, пробегая глазами страницу с поразительной скоростью. В одно мгновение он закрыл том. — Чрезвычайно подробное описание смертельного опустошения, которое сепсис может нанести внутренним органам. Чем это может быть лучше? Сакура сердито посмотрела на Итачи, встав на цыпочки, чтобы вырвать книгу из его рук. — Отлично. Тогда иди сюда. Учиха удивленно моргнул, но последовал за ней через полки с книгами к секции, ближайшей к креслу. Ирьенин положила учебник по анатомии на стул и улыбнулась, оглядывая ряды книг перед собой. — Полагаю, ты сочтешь это более нормальным чтением. Я прочитала парочку, прежде чем нашла то, что читаю сейчас. — Это… историческая выдумка. Во второй раз за ночь тон Итачи выдал некоторые эмоции. Сакура наклонила голову, взяв с полки одну книгу в мягкой обложке с загнутыми краями. — Мм-хмм. Это история о принцессе и самурае! Не похоже на что-то выдающееся, но она правда очень интересная. — Девушка бросила в его сторону озорной взгляд. — Тебе стоит попробовать. Это намного лучше, чем то, что ты читаешь. Учиха сделал небольшой шаг в сторону от книги, настороженно глядя на нее. — Я так не думаю… Кажется невероятным, чтобы у принцессы и самурая была какая-либо романтическая связь, поскольку они принадлежат к совершенно разным социальным классам. — В том-то и дело, — сухо ответила Харуно, прежде чем вручить ему книгу. — Вот. Прочти первые три главы и скажи мне, что это неинтересно. К ее удовольствию, Итачи неохотно принял книгу. На протяжении нескольких минут розоволосая наблюдала, как он читает. — Приемлемо, — в конце концов признал Учиха. — Просто приемлемо? — Да. Хотя признаю, что обстоятельства, приведшие к началу знакомства принцессы и самурая друг с другом, весьма интригующие. — Вот именно! Итак, хорошо, как ты думаешь, самурай говорит ей правду или нет? Он действительно союзник ее отца, или считаешь, что он перешел на другую сторону и был отправлен соперничающим лордом, чтобы стать… типа шпионом, или двойным агентом, или что-то в этом роде? — Сакура, кажется очевидным, что этот человек — шпион, и он не тот, за кого себя выдает. — Нет! Имею в виду, после того, как она помогла ему, как он мог солгать ей… — Я понимаю, почему ты так думаешь, но мне кажется, что неточности в его рассказе становятся очевидными примерно на пятьдесят седьмой странице…

***

Они обсуждали книгу в библиотеке в течение двух с половиной часов, пока Сакура не устала еще больше, и Итачи не проводил девушку наверх, в комнату. Спокойной ночи, — сказал Учиха, открывая дверь и бросая на нее обеспокоенный взгляд. — Никаких кошмаров. Куноичи согласилась, после чего расположилась на своей кровати и отключилась, как голова коснулась подушки. Проснувшись четыре часа спустя, Сакура сначала подумала, что ночное… заседание книжного клуба… с Итачи казалось очень странным, невероятным сном. Так было до тех пор, пока она не спустилась вниз и не обнаружила, что мужчина читает конец книги за чашкой чая, выглядя совершенно очарованным словами на странице. С того момента между ними все изменилось, из-за чего Харуно почувствовала облегчение. Приятно находиться с ним в дружеских отношениях, похожих на более непринужденное, комфортное общение, которое всегда было у Итачи с Кисаме, и на те, что сложились у нее с Кисаме. Учиха теперь не выглядел таким пугающим и неприступно замкнутым. Удивительно, но он оказался отзывчив на разговоры, хотя и не был таким общительным, как она или Кисаме. Учиха мог быть очень хорошим другом — несмотря на то, что от природы склонен держаться особняком. Помимо прочего, Итачи также был добрым, нежным, умным и очень внимательным. И ей это нравилось. Как это могло не нравиться? Однако, как ни странно, чем больше они разговаривали друг с другом, тем больше Сакура обнаруживала, что Итачи озадачивает ее. Он был полным противоречием. На первый взгляд, в течение первого месяца, что они знали друг друга, розоволосая видела в нем идеального шиноби. Невероятно мощные запасы чакры непохожими ни на что, что она когда-либо чувствовала раньше. Интеллектуально он был великолепен. Учиха мог двигаться, чтобы сформировать ручные печати, или перемещаться на большие расстояния быстрее в мгновение ока. По словам Кисаме, Итачи освоил десятки тысяч техник с помощью шарингана (который заставлял ее чувствовать себя неуверенно всякий раз при использовании). Нельзя забывать и о мастерстве в тайдзюцу и гендзюцу. Однажды Харуно наблюдала, как он проводит время на заднем дворе дома — который Итачи использовал для тренировок по тайдзюцу и с различным оружием. Кисаме вышел, чтобы присоединиться к Итачи, и бросил взгляд на выражение ее лица, а затем фыркнул от невеселого смеха. — Да, у меня тоже была такая реакция, когда я впервые встретил его, — сказал Хошигаки. — Он, черт возьми, почти непобедим, малыш, ты это знаешь? Видела бы ты его в бою. То, что он демонстрирует сейчас, лишь вершина айсберга. Это было правдой. В ее глазах Итачи являлся воплощением лучшего из лучших среди шиноби. Неловко признаваться, но наблюдать за ним — почти благословение. Она никогда раньше не видела ничего столь грациозного и смертоносного одновременно. Но в то же время Сакура не могла не заметить, что здесь было что-то не так. Каким бы технически умелым и поразительно опытным он ни являлся, чего-то не хватало. Довольно очевидно, почему Кисаме стал шиноби. В душе он был охотником и адреналиновым наркоманом, но в отличие от Итачи, он, казалось, наслаждался своим образом жизни, как мечник Тумана, о чем он, очевидно, с большой гордостью говорил ей. Даже Сакура не до конца его понимала, но это было неотъемлемой частью того, кем являлся Кисаме. Девушка не могла представить, чтобы он занимался чем-то другим. Он любил это целиком и полностью и не хотел бы ничего другого. Даже при том, что Сакура не могла вспомнить точных обстоятельств того, как и почему стала ирьенином и оказалась с этими двумя, она могла сделать довольно точное предположение. Харуно была так же увлечена профессией медика, как Кисаме — борьбой, и она была нужна здесь — двум шиноби, которых опасность поджидала на каждом шагу. Но с Итачи это чувство цели полностью отсутствовало. Он был лучшим шиноби среди них, но в нем не чувствовалось страсти — казалось, что все, что он делал, как бы блестяще это ни получалось, выполнялось по инструкции. Радость Кисаме, когда он применял чудовищно разрушительное водное ниндзюцу или тренировался с Самехадой, ощущалась за версту. Лично она не могла перестать улыбаться всякий раз, когда использовала медицинскую чакру, чтобы сделать что-то даже такое простое, как исцеление старой травмы плеча Кисаме. Но когда Итачи создавал сверхзаряженное огненное ниндзюцу практически без усилий или раскалывал один лист пополам ударом куная с другого конца поляны, с его стороны не было ничего — даже проблеска выражения, указывающего на какое–либо особое чувство гордости, радости или достижения. Рутинная работа, не больше. Из того, что она наблюдала и узнала о его личности, это казалось совершенно неподходящим для такого жестокого образа жизни. В любом случае, почему он стал шиноби? Это был всего лишь один из вопросов, которые Сакуре хотелось задать, но она не решалась. Во всяком случае, Итачи казался более довольным, когда изучал что–то другое — он начал читать ее книгу по анатомии и физиологии — или разрабатывал тактику и планы, чем когда выполнял работу, характерную для шиноби. Его личность казалась более подходящей для получения высшего образования или чего-то в этом роде. Розоволосая легко могла представить, как он учится вдали от дома и становится врачом, или, черт возьми, даже пишет стихи… Суть в том, что она ясно видела, как Итачи делает так много вещей, делающих его счастливым. Однако куноичи даже представить себе не могла, почему, учитывая все это, он был здесь. В любом случае, с усмешкой подумала Сакура, она не жаловалась. Именно об этом думала куноичи, закрыв глаза, слыша громкий раскат грома над крышей маленького кафе, в котором находилась, и видя вспышку молнии за мгновение до того, как веки сомкнулись. В кафе было холодно, и ирьенин подождала, пока официант отойдет в заднюю часть магазина, чтобы завершить технику транспортировки. Нужно было сделать это на минуту раньше, но сегодня новости отсутствовали, и она сомневалась, что кто-нибудь из новых посетителей зайдет прямо сейчас. В следующую секунду девушка приземлилась на диван в гостиной базы и открыла глаза, дезориентированная, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Итачи и Кисаме материализуются на небольшом пространстве с гораздо большей грацией. Однако у нее не было времени поворчать по этому поводу, когда она в смятении оглядела сокомандников. — О, нет. Только не это. Кисаме, промокший до нитки, громко чихнул, а затем раздраженно стянул с себя промокший плащ Акацуки. — Да. Чертов шторм, я понятия не имел, что он разразится так быстро. Однако оно того стоило — я проследил за теми двумя парнями из охраны Роши, которые проговорились, что он покидает Облако через три дня. — Наконец-то, — вздохнула Сакура. Это был первый день, когда Итачи и Кисаме смягчились и позволили пойти с ними, но ее определили в кафе во внешнем пограничном городке в надежде, что она услышит что-нибудь важное. Учиха патрулировал периметр деревни, чтобы убедиться, что Роши не ускользнул днем. Хошигаки зашел внутрь деревни под гендзюцу. Сидеть в кафе весь день было утомительно, но, говоря объективно, она знала, что Кисаме, вероятно, выпала самая трудная задача. Нукенины начали обсуждать, что они будут делать через три дня. Кисаме отжал свой плащ на ковер, образовав большую лужу воды. — Именно. Держу пари, что он выскользнет днем, переодевшись, чтобы слиться с толпой. В это время в деревне всегда оживленное движение… — Хошигаки кивнул, поглощенный своим делом. — Поговорим об этом за ужином. Я начну после того, как немного согреюсь. Но он снова чихнул, на этот раз еще сильнее, из-за чего Сакура бросила на напарника встревоженный взгляд. Если они собирались начать погоню в полную силу в течение нескольких дней, Кисаме не мог заболеть сейчас. — Не беспокойся, — поспешно перебила куноичи. — Ты сегодня сделал достаточно — иди прими горячий душ, выпей чашку теплого чая и как можно скорее переоденься во что-нибудь сухое. Я позабочусь об ужине. Хошигаки заметно оживился, несмотря на то, что после последнего чиха его жабры стали зелеными. — Правда? Было бы здорово, малыш. Но подожди… — На его лице появилось подозрительное выражение. — Ты умеешь готовить? — Что за вопрос? Конечно, я умею готовить! — Тогда, если ты уверена, — с сомнением ответил Кисаме и похлопал Сакуру по плечу, отчего у нее чуть не подкосились колени. — Спасибо! И, кстати, сегодня я не планирую становиться вегетарианцем. — Ты вообще пробовал? Знаешь, ты не умрешь, если бы время от времени употреблял немного неживотного белка… — Очень смешно, малыш. Очень смешно. С этими словами они разошлись в разные стороны: Сакура на кухню, а Кисаме в спальню, оставив Итачи стоять в одиночестве у подножия лестницы. В редком проявлении поведения, соответствующего возрасту, он слегка закатил глаза на их выходки, прежде чем отправиться в свою комнату наверху. Учиха и близко не промок так, как Кисаме, поэтому снять ботинки и плащ Акацуки было достаточно, чтобы устроиться поудобнее. Он предсказал интенсивность и быстрое начало шторма и предотвратил ожидаемую реакцию, приняв утром несколько капсул лекарства. Побочные эффекты — головокружение и тошнота — были более выраженными, чем обычно, но, по крайней мере, временно сдерживали наиболее проблемные симптомы. Учиха устроился на кровати, скрестив ноги, и потянулся за толстой пачкой документов, которую положил под подушку этим утром. Стопка бумаг удерживалась на месте черной лентой, которую он развязал и отбросил в сторону, склонившись над бумагами и пристально вглядываясь в них. Информация не имела никакого отношения к миссии, которую он, Кисаме и Сакура должны были выполнить в Стране Молний. Все это имело отношение к единственной оставшейся в жизни вещи, которая имела для него хоть какое-то значение. Каждый листок бумаги содержал ценные сведения, послания от сети контактов, которую он создал за время своего пребывания в Акацуки, о последних событиях в Стране Звука, а именно о деятельности так называемого Отокаге, мерзкого Орочимару и его учеников. Включая Саске. Если бы он мог сделать все по-своему, Итачи бы покинул Акацуки в эту самую минуту и отправился в Звук. При необходимости мужчина мог месяцами прятаться на окраине деревни. Все, что угодно, чтобы присматривать за Саске, чтобы защитить брата от нездоровых попыток Орочимару использовать его в качестве своего следующего сосуда. У него было искушение сделать это, впервые получив известие о дезертирстве Саске из Конохи и союзе с Орочимару. Воспоминания о последней встрече с Саннином все еще были свежи в его памяти. Это был, пожалуй, самый трудный бой в жизни нукенина. Даже сейчас мысль о том, что этот монстр пытается объединить свою отвратительную сущность с сущностью Саске, заставила руки Итачи сжаться в кулаки до побелевших костяшек. Но Учиха с трудом сдержался. В конце концов, ему все еще приходилось присматривать за Мадарой, который собирался нанести удар по Конохе при первой же возможности. В тот самый момент, когда он исчезнет из поля зрения. Так что Итачи остановился на меньшем зле. Источники информировали его почти ежедневно. До сих пор, согласно сообщениям, Саске находился в безопасности. На данный момент. Итачи был знаком с методами работы Орочимару — подобно змеям, он ослаблял бдительность противников чувством ложной безопасности, прежде чем нанести смертельный удар. Нукенин мог лишь надеяться каждой клеточкой своего существа, что Саске не станет слишком высокомерным. Итачи поверил, что может одолеть Орочимару в бою в тот момент, когда Саннин наносил удар, не переставая доказывать, как он не прав. Мужчина запоздало осознал, что сердце бешено колотится в груди, а ногти оставляют болезненные полукруги на ладонях. Потребовалось сознательное усилие, чтобы расслабиться, и мужчина уставился на противоположную стену, не совсем видя ее. Предстоял трудный выбор, с которым шиноби боролся каждый день и каждую ночь. Если бы он получил известие о том, что Орочимару планирует сделать свой ход, и что Саске в опасности, ему пришлось бы немедленно бросить все, чтобы защитить брата. Без промедлений. Это единственный способ. Поступить иначе было бы бессовестно. Но в то же время, если он покинет Акацуки, Мадара, несомненно, начнет действия против Конохи. Он все еще зациклен на полном уничтожении деревни. Итачи слишком хорошо знал, что Мадара может мобилизовать разрушительные силы вторжения с кошмарной скоростью. К тому времени, когда Итачи разберется с Орочимару (если предположить, что он вообще выжил в конфликте), станет слишком поздно. Это своеобразный извращенный отголосок выбора, который Учиха был вынужден сделать восемь лет назад. Саске или Коноха. Все дыхание покинуло тело Итачи с тихим вздохом, когда он закрыл глаза, заставляя себя сделать глубокий, успокаивающий вдох. От сильного напряжения у него начали болеть голова и глаза, мужчина чувствовал себя опустошенным. Шиноби сегодня почти не ел и не мог думать обо всем сейчас. Он просто не мог. Подобные мысли по обыкновению не дадут ему уснуть. Нукенин снова вдохнул, и на этот раз глаза Итачи открылись, глядя на дверь с выражением легкого любопытства. Впервые он задался вопросом, что Сакура может приготовить. Они с Кисаме были исключительно хороши в готовке. Отчасти для того, чтобы отвлечься от мыслей, которые нужно держать в узде, Учиха снова собрал письма и вернул их на место, прежде чем медленно спуститься вниз. Яркий свет на кухне, как всегда, ударил по глазам, и он несколько раз моргнул, прежде чем зрение восстановилось должным образом. На кухонных столах царил беспорядок. То, что выглядело как содержимое всего ящика для овощей в холодильнике, было разбросано по столешнице вместе с разделочной доской и ножами. Поверх пакетика с бок-чой стояла огромная миска с креветками, которые нужно было разморозить, семь бутылок с приправами и большой открытый пакет с лапшой в углу. На плите булькала кастрюля с водой, а Сакура стояла посреди кухни, растерянно уставившись на все это. Она не подала виду, что заметила его, и Итачи слегка смущенно откашлялся. — Сакура? У тебя все в порядке? Розоволосая вздрогнула от неожиданности, повернувшись к мужчине лицом, и, ненавидя то, что ему пришлось вмешаться в это. Сакура несчастно вздохнула. Весьма трудно объяснить — как, разговаривая с Кисаме в гостиной, она вспомнила мимолетный образ того, как стоит на кухне, похожей на эту, наблюдая, как руки, похожие по форме на ее собственные, нарезают овощи, помешивают лапшу и кладут ее в кастрюлю с кипящей водой. И еще более мимолетный призрак бестелесного женского голоса. Хорошо, Сакура-чан, не забывай добавлять сначала креветки, а затем овощи, иначе они станут мягкими и пережаренными… — Я просто хотела помочь Кисаме. Не думала, что будет так сложно. Имею в виду, я думала, что знаю как. Я думала, что вспомнила, но как пришла сюда и начала, в голове все снова стало пустым. Звучало жалко даже для ее собственных ушей, и девушка не смогла скрыть разочарования. Итачи смотрел на нее с чем-то похожим на сочувствие. Сакура шагнула вперед, избегая его взгляда, отрывая хвостики от каждой размороженной креветки и бросая их в раковину. Куноичи смутно сознавала, что он подошел к ней и начал деловито сортировать овощи. — Все в порядке, — его тон был немного более успокаивающим, чем обычно. — В любом случае, все пойдет быстрее, если мы будем работать вместе. Плечи Сакуры на долю дюйма расслабились, и она выдохнула, сама не осознавая, что задерживала дыхание. Не в первый раз ирьенин почувствовала благодарность за то, что открыла для себя комфортную дружбу с ним. — Спасибо, — искренне сказала Харуно. — Я правда ценю это. Итачи как бы пожал одним плечом, выглядя несколько неуютно. — Пустяки. Некоторое время они работали в тишине, которую Итачи время от времени нарушал, чтобы объяснить розоволосой, что нужно делать. Огромный арсенал кулинарных рецептов, которые мужчина хранил в своем уме, был невероятен. Сакура почти уверена, что он смотрел кулинарные шоу с активированным шаринганом. В любом случае, за удивительно короткое время они значительно продвинулись в приготовлении ужина — лапша варилась в кастрюле, она обжаривала креветки в соответствующей приправе и соусе, Итачи мыл овощи. Восхитительный аромат готовящейся пищи распространился по кухне. Настроение куноичи значительно улучшилось, когда она убавила огонь для креветок. Охваченная внезапным приступом вдохновения девушка вальсирующей походкой подошла к маленькому, потрепанному черному радиоприемнику в углу кухни и включила его. На долю секунды воцарилась тишина, а затем раздался взрыв статических помех, прежде чем зазвучала громкая, запоминающаяся, жизнерадостная современная поп-музыка. К ее большому удовольствию, Учиха вздрогнул, выглядя так, будто на него напали. Сакура не смогла удержаться от смеха, хотя поспешно сменила выражение лица на что-то, как она надеялась, более серьезное, когда нукенин взглянул на нее через плечо. Розоволосая задумчиво просматривала записи, одним глазом следя за сокомандником: каждый раз, когда она находила то, что ей нравилось, его плечи становились все более напряженными, а голова опускалась все ниже и ниже от того, что выглядело как явное страдание. Однако Итачи хранил молчание и не жаловался. Наконец, девушка пошла на компромисс, найдя станцию, которая крутила музыку двадцатилетней давности. Она поморщилась, но Учиха заметно расслабился, так что пришлось оставить все как есть. Воцарилась удивительно веселая, домашняя атмосфера. Сакура, взяв одну из разделочных досок из ящика, присоединилась к Итачи у плиты. Он ковырял креветки деревянной ложкой и задумчиво рассматривал их, попутно следя за лапшой, пока она раскладывала овощи, чтобы их нарезать. Было почти забавно, насколько серьезно и аналитично мужчина относился к такому сравнительно простому занятию, как приготовление ужина. Стоя так близко к нему, Харуно снова осознала, каким высоким, подтянутым и зрелым он выглядел. Итачи не был так нелепо накачан, как Кисаме, но без плаща длинные, стройные мышцы его рук, груди и плеч определенно выглядели сильно очерченными. Учиха совсем не похож на того тощего подростка, которого она видела ранее днем, который обслуживал столики в кафе… но, в конце концов, Итачи был старше. Возможно, причина в этом. Однако не все можно было списать на зрелость. Она этого не замечала, потому что Итачи большую часть времени практически с ног до головы закутан в плащ Акацуки, и не придавала наблюдениям особого значения до недавнего времени. Харуно в принципе не думала о нем в таком ключе (потому что они разговаривали несколько раз и всегда о миссии — с того дня, как познакомились заново), но Итачи был очень… очень хорош собой. Особенно такой — небрежно одетый, с закатанными рукавами рубашки, находившийся так близко, что она чувствовала слабый запах дождя на его коже и одежде. Объективно говоря, конечно. Это была абсолютно беспристрастная и честная оценка представителя противоположного пола. Сакура покраснела от поднимающегося пара из кастрюли и немного отвернула лицо в сторону, пытаясь сосредоточиться на равномерной нарезке помидоров. Но, несмотря на все это, учитывая то, с чего они начали, девушка все еще была поражена тем, насколько комфортно и непринужденно чувствовала себя с ним находясь на кухне, работая вместе, слушая музыку. Они не просто работали вместе. Они подходили друг другу. Независимо от того, насколько раздраженной иногда чувствовала себя Харуно из-за тупиковой миссии, из-за преследования Роши в лютый холод, мокрый снег, дождь и ветер, ей все равно нравилось быть и разговаривать с ним. Куноичи положила нарезанные помидоры в лапшу, пока Итачи старательно помешивал их. Следующая мысль, пришедшая в голову, была настолько случайной, что ее рука замерла, собираясь взять два зеленых лука со стойки. Учиха заметил оплошность и взглянул с любопытством. Розоволосая пробормотала что-то неразборчивое себе под нос, схватив лук и начав нарезать его с молниеносной скоростью, которая соответствовала тому, как быстро проносились мысли в ее голове. Думать об этом было легкомысленно. Ирьенин не могла поверить, что такое вообще пришло ей в голову. Мало того, что неуместно, так еще и совершенно случайно. В любом случае Сакура не могла не задаться вопросом, была ли у Итачи дома девушка, с которой он занимался подобными вещами, потому что… Хватка на ноже ослабла, и он провел тонкую линию по подушечке большого пальца, мгновенно потекла кровь. — Ай! Итачи бросил на нее встревоженный взгляд, оторвавшись от тщательного приготовления лапши. — Что случилось? — Я в порядке, в порядке, — поспешно заверила его Сакура, делая шаг назад. — Смотри, ничего такого. — Она исцелила небольшой порез легким импульсом чакры. Итачи выглядел неубежденным, поэтому девушка продемонстрировала, как медленно нарезает лук, безупречно управляя ножом. В итоге Учиха сдался и вернулся к креветкам, чтобы они не подгорели. Проклиная свою беспечность, Сакура уставилась на нарезанный лук и надавила на нож сильнее, чем необходимо. Это было глупо. Это было действительно глупо с ее стороны, но по какой–то необъяснимой причине… мысль о том, что Итачи часами разговаривал о книгах, рассказывал ей истории, когда они были в засаде, помогал улучшить ее посредственную меткость в обращении с оружием, согревал ее одеяла ночью, убирал сырые продукты, когда она была слишком брезглива, чтобы делать это самой, слушал музыку, помогал готовить ужин, приносил чай или закуски, пока они работали… Харуно никогда не просила его об этом. Мысль о другой безымянной, безликой девушке, которая у него могла быть… Что ж, это сделало ирьенина настолько иррационально взволнованной и несчастной, что она почти отрезала ножом подушечку большого пальца. Харуно сделает это снова, если в ближайшее время не покончит с чертовым луком. Сакура бесцеремонно отложила лук и повернулась к крупному красному перцу, который начала резать с такой же яростью, снова начав думать об этом. Подобные мысли совершенно нелепы, потому что Итачи, в конце концов, всего лишь друг и товарищ по команде. Пессимистичный внутренний голос настаивал на том, что нет смысла беспокоиться. Розоволосая уверена, что у него действительно есть девушка, потому что как могло быть иначе, с его внешностью и нежными манерами? Сакура также уверена, что она такая же великолепная, как и он. С таким же милым, любящим, заботливым характером, что практически похожа на святую… Хотя, может быть, и нет. Если бы у Итачи действительно была невероятно великолепная, милая, любящая девушка, он, вероятно, не находился бы здесь, путешествуя по миру и ведя преследование, которое, казалось, часто ни к чему не приводило. Создавалось впечатление, что Итачи и Кисаме нечасто возвращаются в Дождь. Почему он хотел так долго быть вдали от человека, которого любил? В этом не было никакого смысла. Сакура сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться и привести мысли в порядок. Ирьенину удалось расправиться с красным перцем без дальнейших происшествий, ее нарезка и выражение лица были совершенно ровными, несмотря на сильное любопытство, которое, как она чувствовала, начинало бушевать внутри. Теперь, когда в голову пришла эта глупая мысль, розоволосая не могла отодвинуть ее на задний план, как ни старалась. Харуно действительно, очень хотела знать, потому что… Она отмахнулась от подобной мысли, потому что признание этого сделало бы ее реальной, но разум все равно безжалостно завершил начатое. Куноичи не хотела быть из тех девушек, которые непреднамеренно влюбляются, привязываются к — чему бы то ни было — парню другой девушки. В таком случае ей не мог нравиться Итачи, но она не исключала, что это станет возможным в будущем. Подойти и спросить его прямо — не вариант… К счастью, Итачи отошел в другой конец кухни с кастрюлей лапши и нарезал тонкими ломтиками свежие лимоны, так что она стояла к нему спиной, что облегчало задачу. Розоволосая на секунду закрыла глаза и попыталась собраться, прежде чем решить, что делать. К ее удовольствию, заговорив, тон звучал легко и непринужденно. — На днях я разговаривала с Кисаме о его младшей сестре, и… знаешь, он упоминал ее несколько раз, и мне просто интересно… Уверена, мы говорили об этом раньше, и я просто не помню, но есть ли у тебя кто-нибудь значимый в Дожде? Ну, знаешь, семья, друзья… вторая половинка, или кто-то в этом роде? К счастью, слова прозвучали обыденно, но Сакура бессознательно затаила дыхание. Итачи все еще находился на другой стороне кухни, так что она, конечно, не могла его видеть, но услышала, как ровный, ритмичный звук помешивания лапши на долю секунды прекратился, прежде чем возобновиться снова, немного медленнее, чем раньше. Пауза была настолько короткой, что девушка не могла сказать, дело в ее воображении, или вопрос вызвал у него недовольство. Наконец, Учиха заговорил, и Сакура поймала себя на том, что цепляется за каждое слово. — Моя семья… живет там, — тихо сказал мужчина. — Мать, отец, кузен — он примерно на год старше меня — и младший брат твоего возраста. Харуно тихо выдохнула. По какой-то странной причине розоволосая не представляла, что у Итачи есть семья. — Какие они? — Искренне поинтересовалась куноичи. И снова он сделал короткую паузу, прежде чем ответить. Ирьенин едва расслышала его за тихим позвякиванием деревянной ложки о кастрюлю и шуршанием лапши. — Моя мать — очень нежный, тихий человек, но у нее твердые убеждения. Когда-то она была талантливой куноичи, но оставила карьеру, когда вышла замуж за моего отца. Ей нравится ходить по магазинам, заниматься садоводством и проводить время с моим младшим братом. Отец… совсем другой. Он суров, требователен, чрезвычайно амбициозен и непреклонен в своих поступках. Сакура кивнула, хотя он и не мог ее видеть. Итачи продолжил, звуча еще более отстраненно, хотя привязанность, которая прокралась в его тон, была безошибочной. — Двоюродный брат — мой самый близкий друг, несмотря на то, что он всегда немного отличался от остальных членов моей семьи. Он умен, но предпочитает не проявлять себя. Он может быть довольно забавным, и я часто думал, что ты и Кисаме с ним бы поладили. И мой младший брат… Учиха на мгновение замолчал, он и так говорил о своей семье с нежностью, но его голос смягчился еще больше. — Он невероятно искусен и обладает огромным упорством и настойчивостью. Постоянно стремится проявить себя. Я надеюсь, он не собьется с пути в своем желании сделать это. В детстве он был очень милым и доверчивым, но, как мой отец и другие члены нашей семьи, у него опасные амбиции. Временами он может заблуждаться, но я люблю его, независимо от сомнительных поступков, которые он совершал в прошлом. Итачи, наконец, резко замолчал, и Сакура тихо вздохнула, осознавая услышанное, пытаясь представить людей, которых он описал с такой любовью, в ярких деталях (хотя его описание младшего брата заставило ирьенина немного встревожиться). Но это было по-настоящему мило — его привязанность к своей семье. Розоволосая не слышала, чтобы он говорил так много за один раз. Однако описания матери, отца, кузена и младшего брата произвели на Харуно более глубокое впечатление. Девушка не в первый раз задалась вопросом, был ли у нее тоже младший брат или любящие родители, которых она не могла вспомнить. На ум пришел этот странный призрак памяти: она стояла на кухне и слушала, как женщина пытается научить ее готовить. — Они мне нравятся, — мягко сказала Сакура. — Но мне интересно… ты случайно не знаешь, есть ли у меня семья? На несколько секунд надежда, которую почувствовала девушка, была почти невыносимой, но повернувшись и посмотрев через плечо, Учиха лишь слегка покачал головой. — Прости, но я ни о ком не знаю. Странно испытывать такое чувство потери, когда тебе, по-видимому, даже не по кому скучать, но плечи Сакуры, тем не менее, поникли. Она повернулась и занялась уборкой луковой шелухи, чтобы чем-то себя занять. — О, — куноичи старалась, чтобы голос звучал ровно, но она не могла не задаться вопросом, что именно напарник имел в виду. Страшно подумать, но были ли ее родители… мертвы? Неужели она потеряла их до того, как присоединилась к Итачи и Кисаме? Куноичи не могла представить себе другой причины, по которой так просто покинула бы свой дом — она никогда не смогла бы оставить своих родителей. Но если их действительно больше нет, то теперь у нее отсутствуют даже воспоминания… В сумке с личными вещами не было фотографий. Ни писем, ни сувениров. Когда она думала о родителях, возникала лишь пустота. Были ли у матери такие же розовые волосы, а у отца — зеленые глаза? Были ли они тоже шиноби? Они ли подарили ей гладкие, высококачественные черные митенки, которые Сакура нашла аккуратно сложенными и завернутыми на дне своей сумки? От этой мысли ее затошнило, в горле пересохло, а глаза запылали. Сакура откашлялась, пытаясь восстановить самообладание и сказать что-нибудь, что угодно, чтобы отвлечься. — Тогда ладно. Эм, как часто ты бываешь в Дожде? — Не часто. Три или четыре раза в год, если того требует ситуация. Сакура кивнула в сторону столешницы. — Ты скучаешь по своей семье? Итачи снова потребовалось некоторое время, чтобы ответить. — Больше всего на свете, — девушка заметила, как грустно это прозвучало. — Однако я планирую вскоре воссоединиться с ними. Харуно повернулась и импульсивно двинулась к нему, как для того, чтобы попытаться подбодрить, так и для того, чтобы облегчить необъяснимое чувство печали, которое испытывала сама. — Могу я тоже с ними познакомиться? Они кажутся чудесными людьми. Мужчина взглянул на розоволосую сверху вниз, выражение его лица было непроницаемым. К ее удивлению, он наклонился и убрал выбившуюся прядь волос с глаз собеседницы. — Да, — прозвучал едва слышный ответ. — Они бы тебя полюбили. Куноичи уставилась на Итачи, все еще ошеломленная мимолетным прикосновением его пальцев к своей коже. Сакуру так быстро захлестнули эмоции, что она открыла рот, чтобы что-то сказать, и… — Эй, здорово пахнет! Еда уже готова? Восклицание Кисаме поразило обоих. К тому времени, как мечник вошел в маленькую кухню, наслаждаясь аппетитным ароматом, они отстранились друг от друга, словно обжегшись.