Bluebird

Итачи снова оказался на кухне. Он смутно осознавал, что разговаривает с Сакурой. Она резала овощи по другую сторону стойки, а по радио играла старая музыка, которую, как он помнил, любила слушать его мать, когда готовила, и… Все начало меняться у него перед глазами, становясь искаженным и неправильным. Музыка стала тише и перемежалась статическими помехами. Освещение на кухне погасло с громким треском, погрузив помещение в длинные, жуткие тени, но по какой–то причине он продолжал разговаривать с Сакурой как ни в чем не бывало. Рассказывал о своей матери, отце, Шисуи, Саске. Обсуждал их существование в настоящем времени (это звучало душераздирающе неестественно), чего он не делал уже семь долгих лет… Внезапно появился Фугаку, вынырнув из тени, едва различимый, а за ним по пятам следовала Микото. В последние мгновения ее красивое лицо было искажено невероятным ужасом и тоской. На ней была та же забрызганная кровью одежда, что и в ту ночь, но теперь от рук и ног ничего не осталось. Она посмотрела на него печальными глазами. Следующим был Шисуи, мелькнувший в поле зрения рядом с ним, так близко, что Итачи мог чувствовать тошнотворный запах плесени, исходящий от промокшей одежды. Он выглядел лучше, чем Микото, но его плоть была пятнистой и обесцвеченной, на ранних стадиях разложения. Даже сейчас яркие красно-фиолетовые синяки, в точности повторяющие форму рук Итачи, все еще болезненно заметны на его шее. От Шисуи пахло мутной речной водой, песок все еще прилипал к его волосам. Паника нарастала, заставляя горло Итачи сжаться, а дыхание участиться. Только не это, — иррационально подумал нукенин. — Пожалуйста, только не сейчас. Прошли месяцы с этих кошмарных видений. Итачи не хотел снова видеть их такими. Пока нет. Но он все равно продолжал разговаривать с Сакурой, отчасти потому, что не хотел привлекать к этому внимание и тревожить девушку. Невероятно, но она, казалось, не замечала никого из них — никого из его умершей семьи, хотя… Фугаку вышел из тени и обошел ее по кругу, пройдя в дюйме от того места, где стояла куноичи, и обернулся, чтобы посмотреть на старшего сына. Выражение его лица стало еще суровее и холоднее, чем при жизни, хотя теперь черви ползали туда-сюда из впадины, где раньше находились его глаза. Не отводя своего… взгляда… он наклонился ближе к Сакуре, его губы почти коснулись ее уха. — Он лжет, — тихое, коварное шипение, казалось, невероятным эхом отдавалось на кухне, снова и снова, из-за чего у Итачи начался приступ клаустрофобии, а Сакура застыла, словно испуганный олень. — Он лжет. Помни это, девочка. Все, что он тебе говорит, — ложь. — Да, — насмешливо согласился Шисуи. Его голос был таким же сдавленным и искаженным, как и тогда, когда он звал на помощь, но крики заглушал шум воды. — Да… Мы с Итачи были близкими друзьями, пока он не убил меня. Это заняло шесть долгих минут, Сакура-чан. После этого он долго сидел на берегу реки, пытаясь стереть кровь из-под ногтей. Итачи открыл рот, пытаясь что–то сказать — что угодно, — но не смог произнести ни звука. Его мать лишь обвиняюще покачала головой, появившись, как призрак, из тени и обняв Сакуру за плечи своими костлявыми руками. Харуно смотрела на него из-под прикрытия объятий, явно охваченная ужасом. — Как ты мог? — Таким обвиняющим тоном Микото никогда раньше к нему не обращалась. — Как ты мог так лгать? Ты же понимаешь, что у этой девочки могут быть родители, которые любят ее, которым мысль о том, что она пропала, не дает по ночам спать… Сакура отстранилась от Микото и посмотрела на Итачи, выражение ее лица было настолько обеспокоенным, что у него закружилась голова. Учиха попытался заговорить, но снова почувствовал, как что-то твердое и увесистое забралось ему в горло и замерло там, полностью перекрыв дыхательные пути и вызвав тошноту в животе. — Ты не можешь защитить себя, — говорило что-то внутри него, похожее на ужасно искаженный голос Шисуи, когда он тщетно молил о пощаде. Поняв, что больше не может этого выносить, Итачи ударил друга головой о камень на дне реки, чтобы заставить его замолчать. — Не надейся защитить себя. Это непростительно. Это за гранью добра и зла, независимо от того, на какое оправдание ты рассчитываешь… Она появилась посреди кухни со всей быстротой и бесшумностью, присущими Шисуи, что не являлось ее сильной стороной. Даже несмотря на то, что она не была так физически… такой изувеченной… как остальные, ее внезапное присутствие вызывало у Итачи желание закричать. Она медленно пошла вперед, к Сакуре, ее поза, неуверенность в шагах, исходящий от нее страх, резанули его как ножом. Сейчас она выглядела такой юной. Не старше тринадцати, но могла бы быть его ровесницей. Она взяла руку Сакуры в свою, не оглянувшись на Итачи. — Не обманывайся, — дрожащим голосом сказала Мегуми Учиха. — Я тоже считала его самым милым парнем в мире. Лучшим парнем на свете. Он спешил домой с любого задания, только для того, чтобы поцеловать меня на ночь. Знаешь, он остановил мое сердце с помощью медицинского ниндзюцу из книги, которую я ему одолжила. Итачи крепко зажмурил глаза, чтобы справиться с безжалостным натиском воспоминаний. Руки покалывало, вспоминая ощущение обмякшей Мегуми, когда жизнь покидала ее тело. Ладони и пальцы болели, потому что он сомкнул их вокруг шеи Шисуи и безжалостно давил, удерживая его в воде. Костяшки пальцев пульсировали от того, как крепко он сжимал катану, когда продвигался к спальне своих родителей… Сакура в ужасе посмотрела на Итачи и инстинктивно отступила на шаг, пытаясь увеличить расстояние между ними, насколько это было возможно. Она смотрела на него так, словно совсем не знала. Или, скорее, как будто она только что узнала правду о том, кем именно он являлся. Позади Сакуры его отец холодно и язвительно ухмыльнулся, прежде чем оттолкнуться от стойки и подойти к старшему сыну так близко, что даже со своим слабеющим зрением Итачи мог видеть каждый сегмент червяка, который скользил в пустой правой глазнице. — Скажи правду, Итачи, — презрительно усмехнулся Фугаку. — В конце концов, твоя ложь раскрывает правду. Ты хочешь, чтобы мы были живы. Ты хочешь, чтобы все было по-другому. Мне наплевать на твои якобы благородные намерения… ты сожалеешь, что предал наш клан, не так ли? Я прав? Итачи снова закрыл глаза, потому что не мог смотреть им в лицо (из-за ненависти и упрека в их глазах). Он просто не мог. Слова безжалостно отдавались эхом, снова и снова, и… Глаза нукенина резко распахнулись, и он невидящим взглядом уставился в потолок. Дыхание вырывалось громкими, хриплыми вздохами, а свободная черная рубашка прилипла к груди от холодного, липкого пота. Несколько мгновений Учиха едва мог пошевелиться, если не считать сильной дрожи, сотрясавшей тело с головы до пят. Он закрыл глаза, откинув голову на подушку и заставляя себя глубоко вдыхать и выдыхать. Когда дрожь, наконец, утихла, Итачи осторожно открыл глаза и осмотрел темные углы своей комнаты, пытаясь принять сидячее положение. Темнота никогда не была такой угрожающей. Иррационально, но он ожидал увидеть их снова, надвигающихся на него из тени… Прежде чем закончить мысль, Итачи неожиданно согнулся пополам, сотрясаясь в сильном приступе кашля. Потребовалось заметное усилие, чтобы вести себя тихо. Он прикусил губу так сильно, что чуть не пошла кровь. Казалось, прошли часы, прежде чем приступ сошел на нет. Итачи устало убрал дрожащую руку ото рта, чувствуя ужасную боль в груди при каждом неровном выдохе. Учиха слегка удивился, увидев несколько брызг темной крови на своих пальцах. Было бы уместно встать с постели и привести себя в порядок, но у него кружилась голова, а в мышцах едва хватало сил, чтобы опереться на матрас, не говоря уже о том, чтобы предпринять усилие, чтобы дойти до ванной. Итачи медленно лег обратно в постель, свернувшись калачиком и натянув на себя одеяло, прячась от призраков. Единственной осознанной мыслью, которую мог сформулировать его измученный разум, было одно и то же извинение, снова и снова. Своим родителям, Шисуи, Саске, Мегуми, всем остальным. Так много. Слишком много. Мне жаль, мне жаль, мне жаль. Он снова попытался заснуть. По его лучшим оценкам, это произошло ранним утром, незадолго до рассвета. Но напряжение, адреналин, вспомнившийся испуг и ужас были слишком сильны. Каждый раз, закрывая глаза, он видел их, и каждый раз, пытаясь расслабиться, он слышал их. Наконец, собравшись с силами, Итачи заставил себя подняться с кровати. Не обращая внимания на головокружение, он медленно направился в ванную, но даже после обжигающе горячего душа и мятного вкуса зубной пасты мужчина все еще чувствовал себя таким же измотанным — даже больше, — чем прошлой ночью. Учиха оперся одной рукой о стойку, позволив выдержать большую часть его веса, а пальцами свободной руки расчесывал длинные волосы, безучастно глядя на свое отражение. Горло болело так, словно каждый дюйм был натерт наждачной бумагой, а глубоко в груди ощущалась тяжелая, непрекращающаяся боль. Болезнь, казалось, прогрессировала так, как он и ожидал — становилось не только труднее контролировать симптомы с помощью лекарств, но и визуальные показатели, наконец, начали проявляться. Он терял вес: ключицы и ребра при вдохе и выдохе слишком сильно выделялись, хотя ему удалось сохранить значительный мышечный тонус, учитывая далеко не лучшее состояние. Под глазами залегли багровые тени, похожие на синяки, капилляры полопались, морщины от стресса на лице углубились еще больше, а кожа приобрела пепельный, нездоровый оттенок. Итачи поднял одну руку, бессознательно прижимая тыльную сторону ладони к сердцу. Не в первый раз нукенин задался вопросом, не слишком ли быстро развиваются события. Он пока не получил никаких разведданных, которые указывали бы на то, что Саске был хоть сколько-нибудь близок к тому, чтобы прийти за ним, и это беспокоило. Изначально Итачи планировал, что младший брат попытается выследить его раньше. Это означало, что он не мог рисковать усугублением болезни еще, по крайней мере, два месяца. Учиха должен продержаться, иначе план провалится, а все усилия последних нескольких лет окажутся напрасны. Эта мысль заставила мужчину поморщиться, но, как ни странно, она также придала ему достаточно сил, чтобы покинуть свою комнату и проскользнуть на пустынную кухню внизу, чтобы приготовить пару ломтиков тоста и чашку чая. Затем Итачи направился в кабинет наверху, который находился по соседству с комнатой Сакуры. Он сел и заставил себя поесть, чувствуя слабость и голод, чтобы еда оказалась кстати. Однако каждый раз, когда он откусывал маленький кусочек тоста, Итачи одолевала тошнота, и даже чай едва ли успокаивал его нервы или организм. Болезнь, несомненно, прогрессировала. Губы Итачи немного горько скривились при мысли о том, что придется терпеть еще дольше, прежде чем заболевание возьмет верх. Учиха слишком хорошо знал, что прожил три года сверх ожидаемого прогноза. По крайней мере, одна вещь, сказанная Сакуре прошлой ночью, не была ложью… он действительно очень скоро воссоединится со своей семьей. Итачи на мгновение закрыл глаза, отгоняя мысли о ней. Тяжесть вины заставила плечи мужчины опуститься еще больше. Весьма очевидно, почему ему приснилось то, что он видел. Возможно, было бы разумнее сохранять дистанцию между ними, как нукенин и делал в течение первых нескольких недель их знакомства. Но это было намного проще сделать иначе, чем он совсем не гордился. Итачи был… почти увлечен ею, и у него не хватило сил держаться подальше. Учиха всегда гордился своей железной дисциплиной и самоконтролем, но в данном случае они подвели его. Больше, чем экзотическая внешность, Сакура напоминала ему о доме и о том времени в его жизни, когда он был спокоен и даже счастлив. Естественно, что она привлекала именно из-за этого, но мужчина должен был держать себя в руках. Однако это оказалось сложнее, чем ожидалось. Поскольку Сакура ничего не знала, она думала о нем и взаимодействовала с ним, как… с обычным человеком, хорошим человеком и порядочным, благородным шиноби. Разговаривая с ней, Итачи мог притвориться, хотя бы ненадолго, что так и есть. Дело даже не в самообмане. Сакура заставила его забыться. В ней было что-то такое, что отвлекало от самобичевания. Когда она вдумчиво обсуждала, почему ей нравится или не нравится тот или иной исторический фантастический роман, или объясняла медицинские методы, которые он до конца не понимал, или шла рядом с ним во время путешествия, или помогала ему готовить ужин, в ней было нечто необъяснимое, что вызывало часть вездесущего чувства вины, беспокойства, и чувство неловкости не так сильно давить на его плечи. Итачи тихо вздохнул, поднял чашку с горячим чаем и прижал ее ко лбу, вдыхая ароматный пар. Признать это даже в уединении собственного разума было трудно, потому что он знал, что не заслуживал чего-то подобного. Он не заслуживал ни одной из самых обыденных радостей, которые могла предложить жизнь. Но в то же время было приятно, так бесспорно приятно, когда кто-то восхищается тобой, любит тебя и доверяет тебе как другу и товарищу по команде, который смотрит на тебя и не видит монстра и хладнокровного социопата. Пребывание с Сакурой заставляло Итачи чувствовать себя нормальным, давало ему почувствовать, какой могла бы быть жизнь, если бы… этого… никогда не случилось. Происходящее ужасно отличалось от образа жизни после вынужденного бегства из Конохи, но мужчина наслаждался этим. Взаимодействовать с ней подобным образом было неправильно, нечестно, лживо и все то, что обычно вызывало у него отвращение. Однако сейчас Итачи увяз слишком глубоко и не думал, что сможет держаться от нее подальше, если попытается — не то чтобы он особенно этого хотел… Внезапный стук в дверь заставил легкую дрожь удивления пробежать по телу. Итачи обернулся и увидел, как Кисаме проскальзывает в дверь, выглядя так, словно действительно прилагал усилия, чтобы хоть раз в жизни оставаться тихим. Он не смог удержаться, чтобы не приподнять бровь в замешательстве. Было необычно, что Хошигаки встал так рано, и тем более, что искал его таким образом. Обычно Кисаме ел перед плитой, а через десять минут готовил что-нибудь еще. — Доброе утро, Кисаме. — Доброе утро, — выдавил шиноби с набитым тостом и яичницей ртом и присоединился к Итачи за столом, отставляя еду и громко вздыхая. — Итак, ты готов? Потребовалось мгновение, чтобы понять, о чем речь. Кисаме удивленно посмотрел на него, слишком поспешно проглатывая еду. — Ты забыл? — Хошигаки запоздало бросил взгляд на соседнюю стену, понизив голос и наклонившись ближе. — Мы должны были сегодня отчитаться перед… Лидером! Вот почему я встал так рано. Помнишь, мы хотели сделать это до восхода солнца, чтобы не потревожить прекрасный сон Сакуры или что-то в этом роде. Ни один из них не хотел тешить себя мыслью о том, что может произойти, если она зайдет во время их разговора с Мадарой. Итачи понял, что Кисаме прав. Учиха думал о предстоящей встрече где-то на прошлой неделе, но из-за беспокойства о Саске, событий предыдущего вечера, тяжелой ночи и постоянного дополнительного напряжения, связанного с болезнью, это вылетело у него из головы. Он крепко зажмурил глаза в редком внешнем выражении разочарования от проявленной безответственности. Итачи не склонен к подобным вещам, но ему пришлось подавить желание выругаться. Он должен быть готов. Вряд ли его текущее состояние позволяет иметь дело с Мадарой прямо сейчас, но избежать встречи было невозможно. Точно прочитав выражение лица партнера, Кисаме бросил на него слегка сочувственный взгляд, но промолчал. В конце концов, выбора не было, поэтому они сидели в полной тишине, глядя на другую сторону стола. Оба почувствовали это одновременно. Итачи уже должен был привыкнуть к тому, как в помещении появляется первое ощущение темной, сильно гнетущей ауры. Однако потребовалось сознательное усилие, чтобы сохранить свой типичный пустой, невыразительный фасад и не проявить малейший признак беспокойства. За годы в качестве шиноби он сталкивался с тысячами типов чакры, но ни одна из них не оказывала на него такого глубокого влияния, как чакра Мадары. Она была удушающей, зловещей и пугающей в своей неестественно огромной силе. Чакра распространялась по комнате, концентрируясь в районе напротив них. Через минуту процесс был завершен, и проекция предстала перед ними. Итачи на долю дюйма наклонил голову в холодном приветствии, заметив, что на этот раз Мадара явился к ним под видом Тоби: на нем был типичный плащ Акацуки, а лицо почти полностью скрыто оранжевой маской, что делало язык тела более трудным для чтения. Итачи всегда не нравилось преимущество, которое давала Мадаре маска. Она позволяла наблюдать за другим человеком, оставаясь незамеченным, и в то же время не позволяла другим делать то же самое по отношению к нему. Тем не менее, Итачи оглядел Лидера так незаметно, как только мог. Острый взгляд, к ужасу, отметил, что под длинным, свободным материалом плаща конечности Мадары выглядели такими же сильными, как и всегда. Никаких признаков истощения или подступающей слабости из-за возраста. Одна из рук Итачи под столом сжалась в кулак. В отличие от Пейна, с Мадарой не было никаких светских любезностей. Он заговорил первым, своим типичным низким, почти змеиным шипением — разительно отличающимся от тошнотворно оптимистичного, игривого тона, который предпочитал Тоби. — Вам удалось поймать Четыреххвостого? — Пока нет, Лидер-сама, — почтительно ответил Кисаме, склонив голову. На мгновение воцарилась тишина, в течение которой Мадара, казалось, переводил взгляд с одного из них на другого. Когда он наконец заговорил, в его тоне слышались нотки подозрения. — Прошло больше месяца. Роши гораздо легче загнать в угол, поскольку он кочевник и, следовательно, не защищен силами целой скрытой деревни, как Кьюби. — Не обязательно, — спокойно ответил Итачи, вглядываясь в гипнотические завитки маски. Он чувствовал напряжение, исходящее от Кисаме, и понимал, о чем думает его партнер. Было важно, чтобы они рассеяли подозрения Мадары, дабы избежать дальнейших расспросов. — Роши знает, что мы преследуем его. Он путешествует один и ничем не обременен. В его распоряжении большое количество маскировок и гендзюцу сокрытия. Он способен развивать скорость, не уступающую нашей. Ко всему прочему, Роши обладает обширной сетью неизвестных контактов в отдаленных местах, о которых нам мало что известно. Казалось, Мадара задумался. Однако у Итачи возникло неприятное ощущение, что большая часть внимания Лидера была сосредоточена в другом месте и что он внимательно изучал его на наличие симптомов болезни. В конце концов, дегенеративное сердечно-сосудистое заболевание в клане Учиха было наследственным. Оба знали, что как только болезнь одолеет Итачи, ничто не помешает Мадаре совершить еще одну разрушительную, потенциально смертельную атаку на Коноху. Оставшиеся представители клана считали дни по совершенно разным причинам. Эта мысль наполнила Итачи таким сильным смешанным отвращением, страхом и беспомощностью, что когда Мадара начал говорить, ему потребовалось мгновение, чтобы переключить свое внимание на Лидера. За это время он пропустил первые слова, которые слетели с его губ. — Просто чтобы убедиться, что я правильно вас понял, — медленно прокомментировал Мадара. — Я хотел бы подтвердить, что Четыреххвостый действительно не в вашей власти. Он ждал ответа, оранжевые завитки его маски ничего не выдавали. Итачи почувствовал, как плечи напряглись от дурного предчувствия — даже спустя столько времени он не мог быть до конца уверен в реакции Мадары. Через единственное крошечное отверстие для глаз в маске Учиха увидел, как сузился левый глаз Мадары. У Итачи было достаточно времени, чтобы почувствовать первые признаки глубокого опасения. Тон Лидера понизился на несколько октав, превратившись во что-то еще более смертоносное и зловещее. — Тогда кому принадлежит чужеродная чакра? Вопрос тяжело повис в воздухе, сердце Итачи пропустило удар, прежде чем забиться быстрее, чем раньше. Он, конечно, знал, что колебание перед ответом не сыграет на руку, но по какой–то причине единственное, о чем Учиха мог думать, это то, что чакра Сакуры была скрыта. Все трое держали ее скрытой в силу привычки, а Харуно замаскировала свою так тщательно, что даже они с Кисаме не смогли ее почувствовать. Но Итачи сохранял невозмутимое выражение лица, быстро обдумывая ситуацию. Конечно, лгать Мадаре опасно, но в то же время не менее опасно сказать ему правду… Что–то отвлекло его от размышлений — краем глаза Итачи заметил, как плечи Кисаме слегка дернулись, явно напрягаясь. И вот тогда-то он услышал еле слышный скрип половицы снаружи. Итачи почувствовал, как ногти вонзились в ладони, поняв, что, должно быть, произошло. Конечно. Обычно у Мадары не было привычки скрывать свою чакру — еще одна из многих жестоких техник запугивания, на которые он часто полагался. Темную, удушающую, зловещую чакру, которая распространилась по базе, когда Мадара завершил свою технику проекции, Сакура не смогла бы игнорировать. Она была достаточно чувствительна, так что это, возможно, пробудило ее ото сна. Поток мыслей мало что делал, чтобы отвлечь Итачи от укола совершенно нехарактерного для него страха. Это было совершенно неразумно, но он поймал себя на том, что горячо надеется, что Мадара не услышал еще один невероятно тихий скрип половицы… Но удача была не на их стороне: голова Мадары слегка повернулась в сторону двери. На мгновение Итачи почувствовал страх — не за себя, а за нее, — которого не испытывал с тех пор, как Саске дезертировал из Конохи и присоединился к Орочимару. Кисаме, казалось, застыл, но сейчас они ничего не могли поделать. Дверь приоткрылась, и вошла Сакура. В течение нескольких мгновений, которые казались невероятно долгими и напряженными, она смотрела на них троих. Взгляд девушки сфокусировался на Мадаре, и Итачи мог сказать, насколько жутким и диковинным казался бы посторонний в маске в ее глазах. Куноичи была полностью одета, ее волосы были слегка влажными после душа. С такого расстояния Учиха мог сказать, что она призвала в свои руки ровно столько чакры, чтобы применить несколько скоростных медицинских ниндзюцу, если бы того потребовал случай. Харуно оставалась неподвижной, и хотя Итачи едва осмеливался дышать, все его тело сжалось и напряглось, готовое перейти к действию… Однако, со своей стороны, Мадара лишь неподвижно и молча наблюдал за ней. Сакура, наконец, склонила голову, сделав небольшой шаг назад. — Извините, что прерываю, — официально сказала она. — Я почувствовала незнакомую чакру и хотела проверить. — Несмотря на спокойный тон, страх, напряжение и настороженность в ее фигуре и выражении лица были очевидны. Девушка бросила едва уловимый взгляд на Мадару через плечо и быстро вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Розововолосая куноичи оставила после себя тяжелую тишину. С чувством отстраненности Итачи услышал ее легкие, быстрые шаги по коридору, а затем — по лестнице. Катастрофа и непосредственная опасность были предотвращены, но он не позволил себе расслабиться ни на минуту, поскольку перенаправил свой взгляд куда-то примерно в область подбородка Мадары. Кисаме выглядел спокойным и неподвижным, как статуя, но теперь его дыхание было неглубоким. Мадара наблюдал за ними еще несколько мгновений, сузив глаза в щелочки под маской, прежде чем нарушить молчание. — Сакура Харуно, — ледяным, резким тоном прокомментировал Лидер. Тщетные надежды Итачи на то, что Мадара не узнает ее, вылетели в окно. — Шестнадцать лет. Куноичи из Конохи ранга А. Чуунин. Ученица Годайме Хокаге… — Он сделал паузу, достаточную для того, чтобы Итачи с замиранием сердца осознал, что последует дальше. — Единственный оставшийся товарищ по команде Наруто Узумаки, сосуда Девятихвостого. Итачи и Кисаме промолчали, из-за чего его пальцы сжались в кулаки, и чакра в комнате стала еще ощутимее и темнее. — Почему она здесь? Что все это значит? Что еще более важно, почему вы немедленно не сообщили мне? — Мы приносим извинения, Лидер-сама, — быстро сказал Кисаме, склонив голову. — Мы наткнулись на девушку, когда она возвращалась с одиночной миссии в Облаке, и захватили ее, потому что знали, что она единственный человек, помимо Хокаге, который может исцелить глаза Итачи. Она оказалась очень сговорчивой заложницей, зная, что альтернативой является смерть — ее и ее родителей. Итачи был благодарен своему партнеру за быструю реакцию и смелость. Может, Мадара и наклонил голову на долю дюйма, у него возникло неуловимое ощущение, что Лидер знал, что Кисаме лжет. Однако, он пропустил это мимо ушей. — Я удивлен, — наконец сказал старший Учиха, из-за чего ногти Итачи еще крепче вонзились в ладонь. Он почти слышал, как плетутся интриги, планы формируются и обретают форму в извращенном, жаждущем власти уме Мадары. — Я удивлен, что вы не можете понять чего-то настолько… элементарного. Мадара снова сделал паузу. Часть Итачи знала, что за этим последует приказ, озвученный в типично холодной и безжалостной манере, но все равно ему было не по себе. — Используй ее как приманку для сосуда Кьюби. Ожидаю результаты в скором времени. Несмотря на любые усилия, Узумаки незамедлительно отреагирует и сам придет к вам, когда посчитает, что жизнь его драгоценного товарища по команде висит на волоске. Кисаме согласился, не теряя ни секунды, поскольку знал, что выбора нет. Итачи смутно сознавал, что делает то же самое, его тон ничего не выдавал. Отдав еще один приказ, чтобы они немедленно доложили, как только будет достигнут какой-либо прогресс в деле Четыреххвостого или Девятихвостого, Мадара исчез. Зловещая чакра начала рассеиваться, и в течение двух минут его проекция полностью исчезла. По обыкновению Итачи и Кисаме подождали еще две минуты, прежде чем решить, что говорить безопасно. Напряжение в комнате было невыносимым, даже когда Итачи потянулся к ручке своей уже остывшей чашки с чаем и сжал ее пальцами так, что побелели костяшки. Кисаме неуверенно уставился на своего партнера. — Итачи… Пальцы мужчины сжались еще сильнее, так сильно, что Кисаме удивился, что хрупкий фарфор не разбился вдребезги. — Я не собираюсь использовать Сакуру в качестве приманки для чего бы то ни было, — тихая горячность и нехарактерная резкость в тоне заставили Хошигаки моргнуть. Когда Итачи обратил на него свой вызывающий взгляд — шаринган активировался, казалось бы, сам по себе — Кисаме поднял руки, защищаясь. — Не нужно так на меня смотреть, Учиха. Я даже не собирался этого предлагать. Все дыхание и накопившееся напряжение покинули тело Итачи с долгим вздохом. Он протянул одну руку, вцепившись ногтями в волосы так сильно, что стало больно. В голове начинало стучать, и ему приходилось бороться с желанием содрогнуться от разочарования. Будучи прирожденным пацифистом, он избегал ярости, ненависти и других сильных эмоций. В отличие от многих шиноби, Учиха никогда не питал личной неприязни к противникам. Это было нелегко, но по прошествии нескольких лет он даже нашел в себе силы простить Третьего Хокаге за то, что тот приказал ему казнить собственную семью. На протяжении всей жизни, несмотря на ужасные поступки, которые он совершил, несмотря на многие сотни людей, которых он убил, лишь троим Итачи действительно хотел причинить вред. Данзо. Орочимару. Мадара. Нукенин глубоко вздохнул, пытаясь подавить всепроникающие, нехарактерные мысли, которые проносились в голове: сомкнуть пальцы на горле Мадары и выдавливать каждый кубический дюйм воздуха, чтобы он больше не мог совершать зло. — Я прошу прощения, — ровным голосом сказал Итачи. — Есть какие-нибудь идеи, что нам делать дальше? Поскольку Кисаме прекрасно понимал, насколько ужасной была их ситуация, он лишь пожал плечами, немного подумав. — Если нам удастся выследить Четыреххвостого в ближайшее время, это может до поры до времени успокоить Мадару… выиграть нам немного времени. Единственное, что пришло в голову. Все сложнее, чем кажется. Даже тогда вопрос о том, сколько времени им это даст, был сомнительным. Но, казалось, другого выхода нет. Партнеры в мрачном молчании спустились вниз, каждый погруженный в свои мысли. Оказавшись на кухне, Кисаме пробормотал что-то насчет душа, после чего сразу направился в свою комнату. Учиха внезапно слишком остро осознал, что находится на кухне наедине с Сакурой. Поскольку он все еще держал в руке недоеденный ранее кусочек тоста, у него не было выбора, кроме как посидеть по крайней мере несколько минут, чтобы его доесть. Может, дело в его сне или в том, что он, вероятно, станет тем, кто ответит на вопросы о Мадаре, но перспектива провести с Сакурой некоторое время была далеко не такой заманчивой, как обычно. Сидя за столом и откусывая кусочек тоста, Харуно наблюдала за ним, отмечая, что Итачи выглядел несколько более… потрепанным… чем обычно, напряженным и усталым. Девушка задавалась вопросом, не из-за разговора ли он так выглядит, свидетельницей которого она случайно стала. Но Учиха ничего не сказал, так как сел за стол и начал молча есть. Наконец, любопытство возросло настолько, что Сакура вынуждена была спросить. Этот человек был одет в точно такой же черно-красный плащ с рисунком, как у Итачи и Кисаме. Значит, они были каким-то образом связаны, верно? — Итак, — осторожно начала куноичи, — с кем вы с Кисаме разговаривали ранее? Итачи взглянул на нее, а затем отвел взгляд. По какой-то причине в его голосе прозвучала некоторая неуверенность. — Наш Лидер. Что ж, этого она не ожидала. Сакура обнаружила, что последний кусочек тоста, по ощущениям, превратился у нее во рту в пепел. Девушка заставила себя проглотить пищу, хотя разум был поглощен ужасным воспоминанием о том, что она чувствовала — неужели всего пятнадцать минут назад? Подкрадывающееся чувство ужаса было так свежо в ее памяти. Она находилась в ванной. Только что вышла из душа. Заканчивая чистить зубы, Харуно впервые почувствовала, как в соседней комнате появилась посторонняя чакры. Это так напугало ее, что куноичи проглотила немного зубной пасты, споткнулась и сильно ударилась бедром. Эта чакра отличалась от чакры Итачи и Кисаме. Она была темнее, еще более массивной и мощной, такой угрожающей, что казалось, будто ее щупальца пробираются сквозь стену и пытаются задушить. А потом все изменилось… На мгновение возникла короткая, странная вспышка воспоминания. Ирьенин была в лесу. Неестественно бледный мужчина с ухмылкой на лице и копной длинных черных волос, и, что хуже всего, окруженный змеями, оказался перед ней. Сакура почувствовала страх… Видение или воспоминание — что бы это ни было — исчезло так же быстро, как и появилось. У Харуно даже не было времени подумать или проанализировать случившееся. Эта чакра была опасной, как и тот человек в лесу. Не было веской причины для того, чтобы она материализовалась на их базе, поэтому, естественно, куноичи хотела все разузнать. Войдя в кабинет, Сакура, конечно, удивилась, обнаружив… источник чакры… сидящим напротив Итачи и Кисаме, которые выглядели так, словно вели светскую беседу. Тот факт, что они, очевидно, доверяли ему, должен был заставить немного расслабиться, но на таком близком расстоянии чувствовать, как кошмарная чакра распространяется вокруг, угрожая поглотить своей удушающей силой… Это было ужасно. Внешний вид мужчины был таким же устрашающим. Ирьенин знала, что глупо так нервничать из-за этого, поскольку его лицо было полностью скрыто этой странной, оранжевой маской, но беспокоил сам факт ее наличия. И когда он повернул к ней голову, у Сакуры возникло смутное предчувствие, что его мысли были совсем не хорошими. Убедившись, что у Итачи и Кисаме все под контролем, она убралась оттуда ко всем чертям. И это был их Лидер? Человек, на которого работали Итачи, Кисаме и, косвенно, она сама? Это был их босс? Эта мысль ей совсем не понравилась. На самом деле, это было просто невыносимо. Сакуре пришлось пару раз прочистить горло, прежде чем заговорить. Итачи все еще ел, пристально глядя на свой тост и, очевидно, не замечая ее волнения. — Так… э-э… он хотел узнать последние новости о Роши? — Осторожно спросила девушка. Учиха наклонил голову на долю дюйма, он явно был не в самом разговорчивом настроении. Внезапно Сакура почувствовала беспокойство, она не могла оставить все как есть, пока Кисаме не выйдет из душа. Куноичи чувствовала себя глупо, но никогда раньше не думала об этом. Итачи не был конкретен в объяснениях, поэтому она предполагала, что этот Лидер хотел, чтобы Роши выследили и привели к нему из-за деловых разногласий, которые необходимо уладить, или что-то в этом роде. Как будто Роши сбежал с деньгами Лидера или обманул его каким-то образом, и он хотел вернуть свои деньги. Иначе зачем бы одному взрослому мужчине хотеть, чтобы другого выследили, словно животное, и привели к нему? Теперь, по какой-то причине, увидев Лидера, она засомневалась, что его намерения были столь приземленными. Вряд ли денежная компенсация — все, чего добивался Лидер. Сакура глубоко вздохнула, на мгновение заколебалась, а затем решила, что ничего не потеряет, задав следующий вопрос. — Итачи? Вы с Кисаме никогда прямо не упоминали об этом, так что… почему, эм, Лидеру нужен именно Роши? Что именно он собирается с ним делать, когда мы выследим его и приведем в Дождь? Хотя она говорила достаточно громко, Итачи не проявил никаких признаков реакции, когда доел свой тост и встал из-за стола, направляясь к раковине. С неприятным чувством в животе Сакура заметила, что он даже не встречается с ней взглядом. Недолго думая, девушка выскользнула из-за стола и последовала за ним. — Ну? — Упрямо настаивала Харуно. Учиха молчал под тяжестью пристального взгляда несколько мучительно долгих мгновений, пока мыл тарелку и ставил ее сушиться. — Я не совсем уверен, — наконец сказал нукенин, повернувшись и обнаружив, что она все еще внимательно смотрит на него, скрестив руки на груди. Его голос был тихим, и он все еще не смотрел в глаза куноичи. Сакура не могла сказать, означало ли это, что он лжет, или ему просто было стыдно. Несмотря на то, что Итачи двинулся, чтобы пройти мимо, Харуно проигнорировала растущее беспокойство и схватила его за руку, заставляя повернуться и посмотреть на нее. — Послушай, — сказала девушка, повысив голос, несмотря на все усилия сохранять спокойствие и не делать ужасных выводов. — Это не… это неправильно! Мы не можем просто пойти, выследить и схватить кого-то, даже не зная причины! Ты хотя бы знаешь, что твой Лидер собирается сделать с Роши, если мы приведем его в Дождь? Итачи никак не отреагировал, лишь мягко высвободил свою руку из ее хватки. Сакура выругалась себе под нос, сердито отвернулась от него и направилась к противоположной кухонной стойке. Возможно, Кисаме будет более откровенен, хотя она в этом сомневалась. Харуно проснулась, чувствуя себя прекрасно, но теперь желудок угрожал взбунтоваться против тоста, который она только что съела. У нее болела голова, и девушку тошнило от перспективы, что, возможно, они трое были замешаны в чем-то… гнусном. Может быть, она слишком много думала. Может быть, делала поспешные выводы. Обычно Сакура не была такой эмоциональной, но чувство, когда человек в маске посмотрел на нее… словно кто-то только что прошел по ее могиле. От этого мурашки пробежали по спине, а волосы на затылке встали дыбом. Инстинкт подсказывал, что с ним что-то не так. Что-то похожее на темноту его чакры, что-то мстительное и ненавистное. Она не могла продолжать попытки привести Роши — который, в конце концов, был всего лишь старым, вышедшим на пенсию шиноби — к нему. Даже если дело заключалось всего лишь в финансовом вопросе. У нее было предчувствие, что встреча Роши с человеком в маске добром не закончится. Может быть, именно поэтому он так старался скрыться. Возможно, ему было что терять, кроме содержимого своего банковского счета. — Сакура. Тихий голос Итачи вырвал ее из раздумий. Девушка резко обернулась, гадая, готов ли он что-нибудь рассказать. Но мужчина топтался у двери, выглядя так, словно хотел подойти ближе, но сдерживал себя. Выражение его глаз было серьезнее, чем когда-либо. — Ты мне доверяешь? Вопрос застал ее врасплох, и она моргнула от очевидной непоследовательности. — Конечно, — честно ответила девушка. На мгновение на лице Итачи промелькнуло странное выражение. Он отвернулся, обращаясь к углу кухни. — Тогда ты поймешь, почему крайне важно, чтобы мы нашли Роши как можно скорее. Слова были осторожными, но настойчивыми. Складывалось впечатление, что Учиха хотел сказать больше. Но он, очевидно, передумал, резко повернулся и ушел, оставив Сакуру смотреть ему вслед. Девушка чувствовала себя более обеспокоенной, чем когда-либо за последние недели.

***

Вечером они возобновили поиски. Решимость и мотивация Итачи и Кисаме почему-то возросли. Конечно, Харуно не могла не заметить, что эта перемена произошла сразу после их разговора с Лидером. Сакура нахмурилась. Девушка не хотела начинать сегодня, учитывая тревожные мысли и мрачные предположения, которые проносились в ее голове с утра. Их команда готовилась выполнить технику транспортировки и отправиться туда, где Роши видели в последний раз. Рука Итачи коснулась ее руки. Прикосновение было таким легким и мимолетным, что куноичи могла бы поклясться, что оно произошло случайно. Но куноичи знала, что Итачи ничего не делал случайно. Учиха намеренно напоминал об их последнем разговоре, но она отдернула руку, а затем «случайно» наступила ему на ногу несколько мгновений спустя. Возможно, не самый зрелый поступок, но Сакура могла сказать, что он был не совсем честен с ней. Розоволосая не знала, почему мысль о том, что Итачи что-то скрывает от нее, вызывала такой иррациональный ужас. Лидер определенно был тем, кого она опасалась. Тот факт, что Итачи и Кисаме работали на него без явных угрызений совести, лишь на минуту успокоил ее. И, как утверждал Итачи, было очень важно, чтобы они выполнили приказ и выследили Роши как можно скорее. Почему, куноичи не была уверена. Шиноби в маске не показался ей человеком, который спокойно и терпеливо ждет выполнения своих приказов. У Сакуры было ощущение, что, возможно, дело серьезнее, чем казалось на первый взгляд. Вряд ли Итачи и Кисаме платили меньшие гонорары за то, что они слишком долго искали Роши. Расстроенная, она на мгновение закрыла глаза, едва не запуталась ногой в виноградной лозе и не упала лицом вниз. Не в первый раз Харуно почувствовала сильную волну негодования на себя за то, что была недостаточно быстра или искусна, чтобы победить любого шиноби Облака, применившего дзюцу, которое привело к потере памяти. Возможно, когда-то она знала больше об этой сложной ситуации. — Наличие личной истории, которая оказалась почти полностью стерта, определенно имеет свои недостатки, — саркастически подумала девушка. К счастью, прежде чем впасть в настоящий приступ жалости к себе, ход ее мыслей был прерван. Внезапно, в нескольких футах перед ней, посреди поляны, Итачи резко остановился. Повинуясь инстинкту, они с Кисаме немедленно последовали его примеру. Сакура бросила на него вопросительный, настороженный взгляд. Каким бы нежным и непритязательным Итачи ни был в обычной жизни, странно видеть его таким напряженным и неподвижным. Зрачки его глаз гипнотически алели, когда он медленно, почти по-волчьи, оглядывался по сторонам. На самом деле это выглядело пугающе. Видя Итачи таким, куноичи тоже почувствовала напряжение и настороженность, и на мгновение обрадовалась тому, что они были на одной стороне. За долю секунды, которая потребовалась, чтобы прийти к этому выводу, Кисаме тоже напрягся, его рука потянулась к рукояти массивного меча, висевшего за спиной, который начал дрожать. Он почувствовал чужеродную чакру. Конечно. Сколько раз Кисаме хвастался ей своими потусторонними способностями и тем, что другие шиноби никогда не смогут подкрасться к нему незаметно, независимо от того, насколько тщательно их чакра была скрыта. — Наемники, — губы Итачи едва шевелились, пока он продолжал осматривать местность. — Девять из них, с большими запасами чакры и хорошо вооруженные, вероятно, наняты Роши. Мы почти окружены, но у трех шиноби, пытающихся блокировать восточный вход, запасы чакры немного слабее, чем у остальных. У нас больше шансов спастись, если выберем это направление. Теперь куноичи тоже могла ощущать присутствие вокруг них, наблюдающих и ожидающих. Адреналин заставил сердце биться немного быстрее. Сакура в ожидании указаний посмотрела на Итачи, вытирая ладони о материал своих облегающих черных брюк, призывая чакру на поверхность ладоней. Девушку поразило чувство, что, возможно, ей следовало бы бояться больше, но она сама по себе была достойным бойцом (в медицинских учебниках упоминалось, что медицинские ниндзюцу всегда были ценным оружием в бою из-за редкого использования в отличие от других форм наступательного ниндзюцу). Кроме того, Итачи и Кисаме являлись смертоносными и могущественными шиноби, чего было достаточно, чтобы свести на нет численное преимущество противников. Но затем Харуно вспомнила, что Итачи рассказал об их последнем столкновении. По крайней мере одному члену команды Облака удалось одержать над ней верх. Сакура вздрогнула от этого воспоминания. — Мы собираемся выбираться отсюда или будем сражаться? — Тихо спросила девушка, чей взгляд перебегал с одного угла поляны на другой. Виноградные лозы и ветви деревьев, которые раньше выглядели такими прекрасными, теперь казались коварными, каждая из которых предоставляла обширный арсенал потенциальных укрытий для противника, владеющего гендзюцу. Как бы нелепо это ни звучало, часть ее хотела остаться и сражаться, чтобы как-то компенсировать некомпетентность, из-за которой она потеряла память. Кисаме усмехнулся, так же беспокойно оглядываясь по сторонам. — Мы останемся и сразимся, — ответил он. — Пытаться сбежать бессмысленно. За нами устроят погоню. Мы справимся с этими ребятами без проблем. Учиха на мгновение остановился, чтобы обдумать варианты. Его взгляд метнулся от Кисаме, который выглядел нетерпеливым, что вполне предсказуемо, к Сакуре, которая одновременно опасалась и была решительно настроена. Итачи не нравилась идея позволить этому перерасти в конфронтацию, но если попытаться сбежать, то неизвестно, как быстро преследователи их догонят. В конце концов, у всех девяти были сильные запасы чакры, и учитывая, что им в случае побега, вероятно, пришлось бы разделиться… Сакура была самой медлительной из них троих, и существовала вероятность того, что ее могут поймать и допросить для получения информации. Эта мысль была неприемлема, но времени на дальнейшие размышления не оставалось. По мере того, как шаринган продолжал вращаться, он чувствовал, что наемники приближаются все ближе, начиная занимать позиции и готовиться к атаке. В запасе было всего несколько мгновений. — Будем сражаться, — тихим голосом сказал Итачи. — Они рассредоточились вокруг нас. Основные нападения, по-видимому, будут совершены с применением оружия. Судя по концентрации чакры, ожидайте столкнуться с техниками тайдзюцу. Кисаме, твой противник может использовать гендзюцу. Они будут нацелены на всех нас. Первая атака должна начаться к тому времени, как я закончу говорить. У Сакуры имелось полсекунды в запасе, чтобы задаться вопросом, как он вообще мог об этом судить, прежде чем был брошен первый кунай, едва не задевший ее. Краем глаза она увидела, как трое вооруженных до зубов наемников в масках приближаются к Кисаме. Четверо окружили Итачи. Не успев и глазом моргнуть, три шиноби, появившись из ниоткуда, заключили ее в клетку. Харуно поняла, что каждая группа наемников пыталась их разделить. Девушке показалось, что время на мгновение остановилось — все обнажили оружие и начали приближаться, загоняя ее глубже на поляну, подальше от остальных. Всего на долю секунды ее охватила паника, потому что она не знала, что делать и на кого направить атакующее ниндзюцу в первую очередь… Инстинкт взял верх, и Сакура прыгнула вперед со скоростью, на которую она и не подозревала, что способна, едва увернувшись от удара в бок и замахнувшись кулаком на ближайшего противника. Часть ее разума бредила, была напугана и взбешена, пытаясь понять, о чем она думала, инициируя подобную физическую атаку, и какой урон шестнадцатилетняя девушка вроде нее весом сто пять фунтов, могла нанести простым ударом. Однако Харуно рискнула, уверенная, что по какой-то безумной причине это сработает. Она отвела кулак назад и со всей силой ударила мужчину в челюсть. Он не споткнулся, не отшатнулся, а отправился в полет. За маской его глаза расширились, шея изогнулась под странным углом, позвонки громко хрустнули. Противник отлетел по меньшей мере на десять футов и врезался в дерево. Пребывающая в шоке Сакура остановилась, заметив, что остальные наемники заколебались, прежде чем приблизиться. Что, черт возьми, это было? Что она натворила? Куноичи призвала чакру в руки для выполнения медицинского ниндзюцу, но после быстрого, импульсивного решения нанести удар, произошло то, что произошло. Как это сработало? Как ей это удалось? И что еще более важно, сработает ли подобное снова? Сакура резко обернулась, разглядывая двух оставшихся наемников. Один из них исчез из поля зрения и появился позади, явно намереваясь нанести удар в спину. Откровенно говоря, невыгодная ситуация, но выбора не было. Она повернулась к нему лицом и увидела кунай, нацеленный в грудь. Харуно действовала так быстро, как только могла, снова вложив чакру в руки и схватив предплечье противника железной хваткой, быстро повернув его и заведя за спину под неестественным углом, прежде чем вдавить три пальца в заднюю часть шеи. Он рухнул бесформенной кучей, после чего последовал сокрушительный удар, усиленный тяжелым ботинком, в середину спины. Сакура упала лицом в землю и дыхание покинуло все ее тело. Грязь оставила отвратительный привкус во рту. Она не была уверена, кровоточила ли ее губа. Сакура поспешно перекатилась и, спотыкаясь, выпрямилась как раз вовремя, чтобы увидеть, как самый крупный из оставшихся мужчин приближается к ней, сжимая в руке длинный кинжал. Она изо всех сил старалась как можно быстрее разобраться в ситуации. Ей не нравилась идея сражаться с пользователями оружия врукопашную, а он был таким высоким и сильным на вид, почти как Кисаме, поэтому она предпочла бы не рисковать в ближнем бою. Получив один удар по голове или лицу, Сакура потеряла бы сознание. — Акацуки, — выдохнул он, и трепет тяжелого предчувствия, совершенно не связанного с текущей ситуацией охватил ее. — Интересно… Тебя нет ни в одной Книге Бинго. Наш клиент даже не знал, что ты была частью команды, преследовавшей его. Но я могу понять, почему они хотели заполучить тебя и твои странные способности. Он бросился вперед, но Харуно уже вскочила и побежала на другой конец поляны. Девушка видела сюрикены и кунаи, которые были у него в рукаве, и предпочла бы разобраться с ним, как только он использует их в бою на дальней дистанции. В момент отвлечения, у нее могло бы получиться нанести удар медицинским ниндзюцу. Как и следовало ожидать, один из сюрикенов просвистел мимо нее и с глухим стуком врезался в дерево неподалеку. Укрытие. Ей нужно найти укрытие. Розоволосая едва не поскользнулась в луже крови и не споткнулась об отрубленную руку — работа Кисаме. Даже сейчас желудок скрутило от отвращения. Еще три сюрикена едва в нее не попали. У наемника оставалось еще два, прежде чем остановиться, подумать и переоценить, как преследовать ее с кинжалом. В этот момент она смогла бы нанести удар. Куноичи резко сменила направление, направляясь туда, где в последний раз видела Итачи. На мгновение она отвлеклась от собственного положения. Его окружали четыре человека, и, несмотря на выдающиеся способности… Она почувствовала его присутствие поблизости и, наконец, прорвалась сквозь заросли виноградных лоз, увидев Итачи. Три противника стояли перед ним, выглядя избитыми и измученными, хотя сам Учиха выглядел так, словно и пальцем не пошевелил, чтобы хотя бы вытащить что-либо из своего оружия. Сакура остановилась, отчасти из любопытства, поскольку почувствовала, как уровень чакры на поляне резко возрос, почти до такой степени, что стало душно. Итачи оставался неподвижен, но черно-багровые круги в его глазах снова начали вращаться. В следующую секунду все трое рухнули, как марионетки с оборванными ниточками, их рты отвисли, а невидящие, широко раскрытые глаза уставились в небо. Это было слишком тревожно, чтобы выразить словами. Сакура вырвалась из задумчивости как раз вовремя, чтобы отбить кунай, который попал бы ей в спину. Она развернулась, чтобы визуально зафиксировать размытую фигуру своего противника, угол наклона оружия, потенциальную траекторию и скорость перемещения. Увернувшись, у нее будет достаточно времени, чтобы применить медицинское ниндзюцу и вывести его из строя. Словно в замедленной съемке, Харуно увидела, как его пальцы расслабились на рукояти оружия, и оно полетело в ее сторону. Руки куноичи быстро сформировали последовательность сложных печатей, и… Кто-то солидный налетел на нее, повалив на землю с такой силой, что у девушки перехватило дыхание второй раз за несколько минут. Сакура была дезориентирована из-за грубого приземления. Спустя мгновение, она увидела, как наемник рухнул на землю, его руки и ноги беспорядочно дергались. Из-за напряжения и второго удара по голове у куноичи на секунду потемнело в глазах. Она сильно потрясла головой, пытаясь принять сидячее положение. Харуно моргнула, сбитая с толку всем черным и красным, что доминировало в поле зрения, и тяжестью, которая все еще придавливала ее к земле. Она чувствовала прерывистое дыхание у своей щеки и щекотание его волос на своей шее. — Итачи? — Прошу прощения, — хрипло сказал Учиха, вставая и поднимая ее одной рукой. — Я не собирался… Итачи замолчал, отвлеченный равномерным звуком капель. Вместе с Сакурой они испуганно посмотрели на источник звука. Девушка отреагировала первой, ее глаза расширились, увидев увеличивающееся кровавое пятно, расползающееся по черной ткани его рубашки и плаща Акацуки в области предплечья. Кунай, должно быть, рассек мышцу и артерию, вызвав такое обильное кровотечение. Сакура двигалась на автопилоте, вспоминая каждый отрывок из медицинских учебников, которые инструктировали о том, что делать в подобной ситуации. У нее появилась первая реальная возможность доказать свои способности медика, и она должна хорошо справиться. Альтернатива была немыслима, и она не могла позволить себе потерять концентрацию, психуя из-за того, что Итачи нанес себе такую рану в попытке уберечь ее от опасности. Харуно достала из сумки рулон бинтов и обмотала им рану так быстро и туго, как только могла, чтобы предотвратить чрезмерную потерю крови. Итачи, со своей стороны, оставался на удивление спокойным во время процесса. Ирьенин чувствовала, как временами дрожь боли пробегала по телу нукенина, когда она сжимала его руку. Ткань одежды могла попасть в открытую рану, что только усугубило бы дискомфорт. — Тебе нужно немедленное лечение, — спокойно сказала девушка. — Мы возвращаемся на базу, потому что эта среда недостаточно стерильна для моей работы. Кисаме сможет уловить мою чакру и понять, что мы отправились обратно, как только закончит допрашивать остальных, или что бы он там ни делал сейчас. Итачи наклонил голову, воспринимая происходящее с поразительным спокойствием. — Я могу… — Не в твоем состоянии. — Ирьенин взяла его за здоровую руку и положила на свои плечи. После мгновения интенсивной концентрации, напрягая запасы чакры до предела, они материализовались в коридоре верхнего этажа базы перед комнатой Итачи. По обыкновению ощущение было опустошающим. Сакура на мгновение потеряла равновесие, прислонившись к стене. Даже сейчас, с обильно кровоточащей рукой, он все еще бросал на нее обеспокоенный взгляд. Харуно нетерпеливо кивнула, опережая его вопрос своим собственным. — Все в порядке. Как себя чувствуешь? Где твои ключи? — Я в полном порядке, учитывая обстоятельства, — ответил Итачи со смутным оттенком сухого юмора, когда здоровой рукой полез в карман, достал маленький серебряный ключик и протянул ей. Сакура скорчила ему гримасу, отпирая дверь, удивляясь тому факту, что он мог переносить агонию с таким уровнем самообладания. Если не считать небольшого напряжения в голосе и в плечах, Итачи не показывал, что ему больно. Это заставило задуматься, насколько хуже он был ранен в прошлом, если справлялся с этим как с незначительной царапиной. По какой-то причине эта мысль заставила ее вздрогнуть. Открыв дверь, Харуно ввела сокомандника внутрь. Ирьенин была сосредоточена на предстоящем исцелении, но это не мешало чувствовать легкий укол нервозности, закрывая и запирая дверь. Итачи направился к кровати и послушно сел на нее, ожидая дальнейших указаний. Сакура пыталась оставаться профессионалом, но все-таки невольно оглядела комнату, пока шла к нему. Несмотря на дружбу, Итачи был очень скрытным человеком. Девушка часто задавалась вопросом, какие личные вещи находились у него в комнате. Возможно, фотографии его семьи. Как ни удивительно, ничего такого не было. Если не считать книжной полки, кровати и комода, комната была пустой, а декор скудно нейтральным, хотя и безошибочно мужским. — Хорошо, — почти про себя начала ирьенин, осторожно присаживаясь рядом с ним на кровать и разглядывая повязку. Итачи выглядел настороженным. Вероятно, лучше всего поговорить с ним об этом. — Я собираюсь временно остановить поток крови, что позволит мне снять повязку, а тебе — плащ и рубашку. Тогда я смогу начать обрабатывать саму рану. Все опасения, которые могли возникнуть по поводу грамотного выполнения сложного первого этапа исцеления, исчезли, как только она положила покрытые чакрой руки на повязку. Сакура мгновенно почувствовала, как кожа под ней натянулась, сдвинулась и изменила форму, когда кровь свернулась. — На данный момент этого должно хватить, — удовлетворенно сказала куноичи, снимая повязку. — Теперь… — Харуно подняла на него глаза и обнаружила, что Итачи смотрит на нее сверху вниз. — Думаю, мне придется снять с тебя верхнюю одежду, — она старалась говорить как можно более официально и профессионально, переводя взгляд на свои руки и горячо надеясь, что не покраснела или что-то в этом роде. Голос Итачи звучал почти так же натянуто и неуютно, что приносило утешение. — Я верю, что смогу справиться… — Нет, тебе не следует двигать рукой больше, чем необходимо, — Сакура старалась звучать как можно более отстраненно. В то же время девушка желала, чтобы вместо Итачи пострадал Кисаме, чувствуя себя более чем немного виноватой из-за подобных мыслей. Она соскользнула с кровати и встала перед ним, сосредоточившись на движении своих пальцев, расстегивая серебряную застежку плаща. Учиха стоял неподвижно, его руки свободно свисали по бокам. В кои-то веки она была благодарна за их внушительную разницу в росте. Ее глаза были на уровне его ключицы, препятствуя зрительному контакту, что могло сделать происходящее еще более неловким. Наконец, ей удалось расстегнуть и снять плащ, небрежно положив на кровать. С некоторым трепетом куноичи разглядывала темную рубашку с длинными рукавами, которую Итачи носил под плащом. Будет трудно снять ее, не потревожив поврежденную руку. Просунуть пальцы под подол, потянуть вверх… Сакура не думала, что когда-нибудь будет внутренне рассуждать о том, как лучше раздеть Итачи. — Возможно, мне следует присесть, — заметил Учиха, словно прочитав ее мысли. К сожалению, они оказались на уровне глаз друг друга. Итачи выглядел довольно стойким, хотя и слегка покраснел. Сакура поморщилась, решив, что, возможно, будет лучше приступить к исцелению как можно быстрее. Она начала, не колеблясь, двигаясь почти так же быстро, как на поляне. Харуно наполовину освободила Итачи от рубашки, стараясь не обращать внимания на теплые, рельефные мышцы и кожу под своими руками, почувствовав, как он сильно вздрогнул, стиснув зубы, чтобы не издать ни звука. Его лицо было более-менее скрыто тканью, и Сакура отложила рубашку и встревоженно призвала чакру к ладоням. — Порез снова открылся? Все в порядке? — Да, — его тон был приглушен рубашкой. — У тебя холодные руки. Сакура закатила глаза и стянула рубашку до конца через его голову, обнажив довольно взъерошенный вид Итачи. Она снова села рядом, устремив взгляд на раненую руку, не позволяя себе отвлекаться. Это был глубокий порез, к которому прилипли волокна одежды. Не потратив много времени на размышления обо всем, что нужно было сделать, в каком логическом порядке, покрытые чакрой руки двигались, казалось бы, сами по себе, обрабатывая рану. Очистили ее, восстановили расщепленные кровеносные сосуды и заново срастили мышечные волокна. Как часто случалось с использованием медицинской чакры, она чувствовала, будто делала это миллионы раз раньше. Исцеление являлось ее неотъемлемой частью, что потеря памяти не могла этого отнять. По-видимому, сила подсознательной памяти безгранична. Ирьенин была благодарна за то, что способности сохранились, но это не меняло того факта, что она хотела бы, чтобы другие воспоминания — особенно о ее родителях — никуда не исчезли. Через некоторое время, когда главная часть работы была выполнена, Сакура почувствовала себя достаточно расслабленной, чтобы заговорить, нарушив повисшую тишину. — Знаешь, тебе не обязательно было геройствовать ради меня, — мягко сказала девушка, начиная залечивать шрам. — Я предвидела атаку и увернулась бы вовремя. Даже если бы промедлила, все равно, смогла бы справиться сама… Итачи оставался неподвижным так долго, что казалось, будто он не обратил внимания на сказанное. Спустя несколько мгновений, мужчина застенчиво пожал плечами. — Ты и так через многое прошла, — тихо пробормотал нукенин. Его голос был настолько неразборчив, что куноичи потребовалась секунда, чтобы понять, что он сказал. Смысл его слов на мгновение озадачил, но Сакура не смогла удержаться от улыбки, когда поняла, что он имел в виду. Ирьенин прервала исцеление, чтобы провести свободной рукой по небольшому кругу над его правой лопаткой. Мышцы Итачи, казалось, почти задрожали под ее прикосновением, хотя, вероятно, это произошло из-за холодных рук. — Это действительно мило, — искренне сказала девушка, тронутая заботой. — Спасибо. Еще одним движением руки Харуно полностью залечила шрам и, довольная, откинулась на спинку стула, чтобы осмотреть проделанную работу. Учиха протянул руку и почти с удивлением коснулся места, где был порез, прежде чем проверить диапазон движений. Едва слышный вздох облегчения заставил ее улыбнуться. Итачи повернулся к ней, несколько более мягкое выражение на его лице, несомненно, было счастливым. — Это я должен благодарить тебя. Сакура пожала одним плечом и смущенно уставилась на покрытый ковром пол. С Кисаме она, вероятно, восприняла бы это заявление как должное, заставив выразить свою благодарность, перейдя на вегетарианскую диету на неделю. С Итачи ситуация, несомненно, была иной. С Итачи без рубашки… — В любое время, — Харуно собрала все свое мужество и посмотрела ему в глаза. — И… я действительно ценю твою заботу. Руки Итачи предательски дернулись в попытке пошевелить, но, похоже, в последний момент мужчина передумал и продолжал держать их сложенными на коленях. Часть ее задавалась вопросом, зачем она вообще это сказала, и уже ожидала ответа, что он (или она) сделал бы то же самое для Кисаме, и наоборот. Они были просто товарищами по команде, и именно так проявляли заботу друг о друге, но ничего не последовало. Сакура не знала, в чем дело: в ее глупости или в том, что она придавала слишком большое значение отсутствию реакции. Что еще хуже, куноичи не думала, что сможет сидеть здесь, рядом с ним, не испытывая еще большего искушения сделать что-нибудь неподобающее, например, обнять или что-нибудь в этом роде… И все же безрассудная часть хотела остаться, и, может быть, даже обнять, просто чтобы посмотреть, что произойдет… Сакура немного неуклюже поднялась, стряхивая несуществующие пылинки со своих штанов. — Ну, я пойду немного отдохну, — ни с того ни с сего сказала куноичи, невероятно расстроенная тем, куда клонился ход ее мыслей и насколько нехарактерно настойчивым был этот новый, сбившийся с пути внутренний голос. Казалось, он выражал мысли и эмоции, которые девушка сознательно не позволяла себе испытывать. — Драка была довольно жесткой. — Давай, сказал голос, попробуй остановить меня. Итачи ничего не предпринял. Он немного посидел тихо, прежде чем встать и проводить, еще раз поблагодарив за исцеление и прикоснувшись к ее пояснице так мимолетно, что это могло сойти за случайность. Харуно убежала к себе в комнату, гадая, где Кисаме. Она закрыла дверь и забралась в постель, свернувшись калачиком, даже не сняв ботинки. Несмотря на усталость, разум продолжал неустанно работать. Было нечто странное в том, что произошло при ударе наемника на поляне — проявление причудливой, неестественной силы, которую она никогда не видела даже у своих товарищей по команде. Не говоря уже, по общему признанию, об иррациональном, но все еще сохраняющемся чувстве неловкости, когда нападавший с такой ненавистью выплюнул в ее адрес это слово. Акацуки. Все это само по себе было достаточно напряженным и озадачивающим, но затем она вспомнила разговор, который состоялся у нее с Итачи прошлой ночью на кухне во время приготовления ужина, и сегодняшний… Сакура была уверена, что он, идеальный шиноби, который мог точно оценить возможности любого человека, знал, что она достаточно компетентна, чтобы избежать нападения. Несомненно, с наличием шарингана, Учиха смог бы почувствовать, что она уже была готова отразить атаку. Возможно, если бы Итачи уделил мгновение тому, чтобы посмотреть, то заметил бы, что ее мышцы напряглись, и она находилась в процессе уклонения от удара. И все же его первым побуждением было защитить ее от нападения, даже если это означало, что он сам будет ранен. Мысль была настолько диковинной, что девушка даже не хотела ее рассматривать. Она чувствовала себя полной дурой. Это слишком нелепо. Поскольку они с Итачи изначально сблизились, стало ясно, что ему нравилось ее общество, так же как и ей нравилось его. Но, учитывая события последних двух дней, а именно то, что только что произошло, было ли… что-то еще? Возможно, он заботился о ней больше, чем ожидалось. Нормально ли для одного товарища по команде испытывать чувства к другому? Сейчас куноичи определенно почувствовала разницу в их общении по сравнению с предыдущими неделями. Этот сдвиг трудно описать словами, но, тем не менее, он был ощутимым. Что именно происходило между ними? Харуно понятия не имела, был ли это его способ выразить к ней интерес или что-то в этом роде, и даже если это так, что ей делать? Больше нет смысла отрицать — если бы, гипотетически, Итачи захотел бы что-то большее, она бы не отказалась. Подобная формулировка демонстрировала равнодушие к подобной идее (как будто ты сама об этом никогда не думала и не хотела, насмехался глупый внутренний голос), но она чувствовала все, что угодно, только не равнодушие. Итачи… ну, это неловко признавать, но он был всем, чего она хотела бы видеть в партнере. Он по-настоящему добрый, нежный, внимательный и уважительный — важные качества, на которые стоило обратить внимание. Она чувствовала себя комфортно рядом с ним, словно между ними что-то щелкнуло. Девушке нравилась их дружба и общение, и все же она хотела узнать его получше… Единственное, что удерживало от выражения какого-либо видимого интереса, был тот факт, что активное проявление интереса к Итачи совершенно неуместно, учитывая их ситуацию. Сейчас неподходящее место и время для флирта. Сакура издала приглушенный вздох разочарования, зарываясь лицом в подушку. Неважно. Она забегала вперед, была слишком чувствительной и придавала слишком большое значение происходящему. Откровенно говоря, куноичи была разочарована в себе за то, что была такой непрофессиональной, шаблонной девочкой-подростком и романтически рассуждала о нежном, привлекательном парне, с которым работала. Они являлись товарищами по команде, которые были на задании, ради Ками. Более того, она сомневалась, что испытывала какие-либо подобные чувства к Итачи до потери памяти. Вероятно, дело в помутнении рассудка из-за побочных эффектов амнезии и недавнего шока от осознания того, что у нее нет семьи и она более одинока в этом мире, чем казалось вначале. Итачи всего лишь хороший парень. Если отбросить дикие домыслы, суровая правда заключалась в том, что Учиха никогда не делал ничего конкретного, чтобы показать свою заинтересованность. Они были просто друзьями и товарищами по команде. Ничего больше.

***

В следующие несколько дней все вернулось на круги своя. Не было чрезмерного времени наедине или напряженного взаимодействия, хотя, к неудовольствию Сакуры, теперь она ощущала присутствие Итачи так, как никогда раньше. Это было невероятно неприятно. Девушка наслаждалась их дружбой, прежде чем появились дополнительные мысли и любопытство о том, на что будет похоже нечто большее. Они отвлекали и были не нужны. Сакура угрюмо вздохнула, встав на цыпочки, чтобы достать большой пакет со льдом из морозилки, прежде чем повернуться, прижать пакет к дверце холодильника и прислониться к ней. Уколы холода сквозь свободную розовую футболку заглушили глубокую боль в мышцах верхней части спины, возникшую с тех пор, как наемник сильно пнул ее во время того же боя, в котором был ранен Итачи. Тот факт, что ей пришлось иметь дело с физической болью, а также с нежелательными мыслями, вероятно, никак не улучшал настроения. И то, и другое не давало ей спать по ночам. Она смотрела в кухонное окно на большую, серебристую полную луну, погруженная в свои мысли, пока не услышала тихий скрип на ближайшей лестнице. Куноичи обернулась и увидела, как Итачи входит в кухню, выглядя усталым и почему-то более бледным, чем обычно. Ирьенин сразу заметила прозрачный оранжевый бутылек, который он крепко сжимал в кулаке. Увидев ее, Учиха остановился всего на долю секунды и, казалось бы, небрежно сунул флакон — легко узнаваемый как рецептурный — в карман. Зрелище возбудило ее любопытство, и Сакура решила, что будет лучше отказаться от светских любезностей. — Что это? — Ничего, — неопределенно ответил нукенин. — Я просто хотел выпить стакан воды. — Итачи в замешательстве оглядел ее с ног до головы. — Что ты делаешь? — Охлаждаю спину, — сухо ответила Харуно, отметив уклончивый ответ на свой вопрос и отложив его для дальнейшего изучения позже. Она отошла в сторону, чтобы позволить ему взять холодную воду из холодильника. — Знаешь, мы должны перестать вот так натыкаться друг на друга. Итачи бросил на нее насмешливый взгляд, осушая большой стакан воды одним глотком, пока Сакура наблюдала за движением его горла. Она могла бы назвать три категории лекарств, которые вызывали повышенную жажду в качестве побочного эффекта. — Что у тебя со спиной? — Поинтересовался Учиха. Куноичи поморщилась, пододвигая пакет со льдом повыше. — На прошлой неделе во время драки парень в ботинках со стальными носками пнул меня ногой в спину достаточно сильно, чтобы я отлетела в сторону. Итачи сделал паузу, явно сбитый с толку ее заявлением, начал что-то говорить, а затем снова остановился, выглядя так, словно решал, как плавно сформулировать предложение. — Не хочу обидеть, но ты медик, так почему же тебе просто не… Мужчина замолчал, и Сакура кивнула, понимая, что он имел в виду. — Не волнуйся, это распространенное заблуждение и самая большая слабость медицинской чакры. У нас не получается исцелить то, к чему нет возможности прикоснуться. Я точно не могу ухватиться за собственную спину, чтобы залечить мышцы, потому что у большинства людей руки так не сгибаются. Итачи серьезно кивнул, и Сакура воспользовалась возможностью, чтобы поправить пакет со льдом. Девушка закрыла глаза, скрестила руки на груди и снова прислонилась к холодильнику. — Я могу помочь. Глаза Сакуры распахнулись, и она удивленно посмотрела на сокомандника. Если девушка не ошибалась, Итачи, который сейчас уставился в угол кафельного пола, словно не в силах поверить в собственную дерзость, только что предложил сделать ей массаж спины. Первый вопрос, который пришел в голову, — действительно ли он только что предложил свои услуги. Второй вопрос заключался в том, уместно это или нет. Нужно ли вежливо отказаться от столь приятного предложения и заняться своими делами. Этот вопрос задержался в голове, но, вздохнув, боль в спине снова дала о себе знать. Розововолосая вспомнила, сколько раз с той стычки, она неловко вытягивалась в постели, мечтая о спа-массаже, который смог бы помочь ее ноющим мышцам. Сакура оторвалась от пакета со льдом, засунув его обратно в морозилку. — Было бы потрясающе, — с чувством сказала куноичи и улыбнулась, надеясь, что это немного успокоит мужчину. — Веди. Итачи послушался, и она последовала за ним наверх, в его спальню. Сакура окинула быстрым взглядом тускло освещенную комнату, пока Учиха закрывал за ними дверь. Девушка искала не фотографии и личные вещи, а, скорее, оранжевые флакончики, которые продают по рецепту. Она не заметила их, когда была здесь в прошлый раз, но в воздухе витал характерный запах фармацевтических препаратов. У него, вероятно, намного больше лекарств (почему — это был насущный вопрос, заставлявший мышцы ее спины напрягаться еще сильнее), которые не находились на виду, а были спрятаны в ящиках комода. Харуно покраснела, осознав, что он поймал ее на том, что она внимательно осматривает помещение. — Мне нравится, что ты сделал с бамбуковым абажуром, — неуверенно произнесла куноичи. Итачи медленно наклонил голову, явно не уверенный, верить ей или нет. Он несколько неуклюже указал на кровать, и, чувствуя себя сейчас гораздо более застенчивой, чем ожидалось, Сакура направилась к ней, поставив сначала одно колено, а затем другое, чувствуя, как жесткий матрас прогибается под ее весом. Ирьенин медленно опустилась на кровать лицом вниз, положив скулу чуть ниже подушки Итачи. Одеяла песочного цвета, к которым так тесно прижималась девушка, пахли им: сосной, мятой и огнем. Она глубоко вдохнула. Пружины кровати слегка скрипнули, и матрас просел еще на несколько дюймов, когда Итачи присоединился к ней, опустившись рядом на колени. Испытывая некоторое беспокойство, Сакура на мгновение задумалась о том, что все ее страстные мечты о спа-массаже спины включали в себя то, что она лежала топлесс на красивом мягком столе на открытом воздухе, лицом к океану. А воздух был наполнен ароматными тропическими цветами и густым ароматом мягко подогретого масла, которым ее медленно, тщательно натирали. Сейчас же атмосфера несколько другая, насколько это вообще возможно: не было масла, на ней была одежда… и Итачи был ее массажистом. По какой-то причине разум перебросил Итачи в первый сценарий. Он потирал своими сильными руками ее обнаженную кожу, и Сакура бессознательно заерзала на одеялах, сжимая в кулаках маленькие кусочки ткани. Но затем Харуно почувствовала тяжесть его рук, и всякая мысль о том, что этот опыт был недостаточно хорош, исчезла. Примерно на одну секунду. — Ай, — говорить под одеялами было нелегко. Ее легкие словно сдавило. — Итачи! Ты раздавишь меня. Давление и теплота внезапно исчезли, и Учиха извинился, его голос звучал обиженно. — Все в порядке, — пробормотала Сакура, пытаясь глубоко вдохнуть и вновь наполнить легкие воздухом. — Ты не знаешь собственной силы. Но если сделаешь это еще раз, я раздавлю тебя. Посмотрю, как тебе это понравится. Он продолжил, надавливая на ее спину и нежно разминая поврежденные мышцы, на этот раз гораздо тщательнее. Все дыхание покинуло тело девушки в долгом вздохе. Глаза Сакуры закрылись, тихий звук вырвался из ее горла, когда его руки скользнули по одной из особенно болезненных точек. Итачи почувствовал, как ее спина расслабляется немного больше с каждой прошедшей минутой. Конечно, Учиха не являлся профессионалом — он просто делал то, что показалось бы ему успокаивающим, окажись он в подобных обстоятельствах. Несомненно, было странно, но все же почему-то приятно осознавать, что она доверяла ему настолько, что позволила это сделать, и что она действительно получала некоторое удовольствие от лечения. Сакура была очень напряжена, и благодаря осторожному, едва уловимому направлению небольшого количества медицинской чакры к его ладоням, он мог почувствовать несколько разрывов в ее мышцах, вызванных ударом. С помощью нескольких импульсов он мог полностью исцелить их, за минуту или меньше, и отпустить ее отдыхать в свою комнату… Но, по правде говоря, куноичи, казалось, это нравилось, так что казалось правильным продлить процедуру настолько, насколько она желала. Словно в подсознательном согласии, после еще нескольких минут массажа Сакура издала еще один мягкий, протяжный звук: нечто среднее между вздохом и стоном облегчения. Звук был еще более приглушенным, когда она потянулась и зарылась лицом в его подушку. Итачи не мог слегка не покраснеть, медленно проводя большими пальцами вверх и вниз по покрытому синяками позвоночнику, а затем по напряженным, негнущимся мышцам плеч за сведенными узлами лопатками, подавляя искушение оттянуть ворот рубашки, чтобы немного облегчить неприятное тепло, которое он ощущал. Прикасаясь к ней таким образом, стало очевидно, что на Сакуре ничего не было под ее красивой розовой футболкой. Это знание не должно было подействовать на него так сильно, не должно было заставить его задуматься о том, насколько лучше было бы просунуть руки под подол ее футболки и продолжить массаж обнаженной кожи согретыми чакрой ладонями. Он ненавидел это. Часть его настаивала на том, чтобы покончить со всем сейчас же. Так было бы легче (точно так же, как было бы легче, если бы она воздержалась от ерзаний и хранила полное молчание), но затем Сакура снова задвигалась, звуча еще более удовлетворенно, и все мысли о прекращении вылетели в окно. Итачи молчал, сосредоточенно наблюдая за девушкой. За тем, как она меняла позу, чтобы предоставить лучший доступ к местам, где синяки были самыми глубокими. За тихими, довольными звуками, которые она издавала, когда ему удавалось облегчить дискомфорт. Сейчас она выглядела более счастливой и расслабленной, чем за последние несколько дней. Только когда его зрение начало затуманиваться, а Сакура перестала двигаться, ее дыхание было глубоким и ровным, Итачи полностью залечил рану с помощью медицинской чакры, отстранился и устало моргнул, глядя на часы. Прошло чуть больше получаса. Его кисти, запястья и предплечья были совершенно измотаны, но это того стоило. Через несколько мгновений Сакура пошевелилась, выходя из легкой дремоты, прежде чем принять сидячее положение и экспериментально пошевелить плечами, выглядя удивленной. Ее волосы были восхитительно растрепаны. На этот раз, вместо того, чтобы быстро отвести взгляд, Итачи обнаружил, что не может оторвать глаз. — Так гораздо лучше! — Воскликнула куноичи, в качестве эксперимента прижимая руки к спине. — Правда. Большое тебе спасибо. — Всякий раз, когда тебе что-нибудь понадобится, — выдавил Учиха, и выражение глаз Сакуры смягчилось еще больше. Не успев моргнуть, девушка двинулась вперед и обняла Итачи. Ее яркие, душистые волосы касались его щеки. На мгновение мужчина напрягся, пораженный, пока не понял, что Сакура только что… обняла его. Прошло еще несколько секунд, прежде чем нукенин смог неловко поднять руки и тоже обхватить ее, прижимая к себе. Нежное движение было незнакомым, поскольку он изо всех сил пытался вспомнить, как именно это делается. Происходящее было так мучительно близко к тому, что он хотел сделать: отстраниться, пока снова не сможет посмотреть на нее и нежно прижаться губами к ее губам, чтобы посмотреть, сделает ли это ее такой же счастливой, как массаж. Было трудно отпустить, как и поддерживать платонический контакт. Но, наконец, Сакура отстранилась и улыбнулась. — Чувствую, что вот-вот упаду замертво, так что мне, наверное, лучше вернуться. Спокойной ночи, Итачи. Учиха проводил девушку до своей двери, а она взяла его за руку и коротко сжала на прощание. Нукенин наблюдал, как она вошла в свою комнату и закрыла дверь, подавив при этом зевок. Только тогда мужчина закрылся у себя. Все дыхание покинуло тело Итачи в долгом вздохе, когда он оперся рукой о дверь, а затем прислонил к ней свою ноющую голову. Его мысли путались, сердце билось слишком быстро. Он снова посмотрел на часы. Половина двенадцатого. Теоретически, слишком поздно для холодного душа, но прямо сейчас Итачи остро нуждался в нем, как не нуждался уже много лет. Одним плавным движением Учиха снял рубашку, бросил ее на кровать и пошел в ванную. Яркий флуоресцентный свет резал по глазам. После того, как Итачи полностью разделся и зашел в кабинку, он сделал воду настолько холодной, насколько это было возможно. Капли, стекавшие по его коже, казались осколками льда. Он уставился на кафельную плитку на стене, прежде чем закрыть глаза и откинуть голову назад, позволяя ледяной воде омыть его раскрасневшееся лицо. Итачи намеревался расслабиться, помедитировать и заставить себя успокоиться, если потребуется, но разум не желал отдыхать. Вся эта невероятная ситуация выходила из-под контроля, а он никогда не терял контроля. Сначала Учиха был озадачен, но в конечном счете смирился с легким влечением к Сакуре. Незначительным. Оно достаточно мирно сосуществовало с дружбой, которую Итачи построил со своей неожиданной новой партнершей по команде. Мужчина наслаждался ее обществом и иногда даже активно искал его. Он находил ее маленькие чудачества забавными и очаровательными. Он хотел делать то, что приносило ей счастье. Итачи даже позволил себе восхищаться, в разумных пределах, ее экзотическим цветом волос, прекрасными чертами лица и грацией. В конце концов, это было нормально. Он знал, что теоретически фамильярность часто порождает влечение. Сакура стала первой молодой женщиной, с которой он провел реальный период времени с тех пор, как покинул Коноху. Но теперь ситуация выходила из-под контроля. Итачи понятия не имел, как все дошло до такого состояния. Он испытывал слишком сильную привязанность к ней. Слишком сильную. Испытывал… даже физическое влечение. Неловко признавать, но некоторые мысли, промелькнувшие в его голове относительно Сакуры, оказались настолько неуместно откровенными, что были совершенно беспрецедентными и нехарактерными. Часть его больше не удовлетворялась тем, чем он занимался последние несколько недель. Эмоции были ошеломляющими по своей интенсивности и почти незнакомыми, потому что прошло так много времени с тех пор, как он испытывал нечто подобное. Учиха хотел разрушить некоторые стены, которые так тщательно возводил и поддерживал вокруг себя в течение последних семи лет, и позволить Сакуре приблизиться. Хотелось взять ее за руку, поцеловать и позволить еще больше доверять ему. Итачи хотел открыто поговорить с ней, не беспокоясь о сохранении дистанции. Он хотел воспользоваться этим влечением и посмотреть, чувствует ли она то же самое. Ради Ками он хотел с ней отношений, настоящих. Это было ужасно, непостижимо и так неправильно… Во-первых, ей всего шестнадцать. Ровесница Саске. На пять лет моложе, чем он. Это правда, что женщины взрослеют быстрее, чем мужчины, эмоционально и психологически, но… все же. Его беспокоила не только ее молодость, но и тот факт, что их взаимодействие основано на лжи. Прошлые годы в основном были тщательно продуманным фасадом, но с тринадцати лет он являлся членом Акацуки, самой печально известной террористической организации в мире. Сложнейшими миссиями седьмой команды в этом возрасте являлись поиски пропавших домашних животных, поддержание чистоты во дворах домов. Сопровождение пожилых жителей Конохи, время от времени выезжающих за пределы деревни. С другой стороны, он был свидетелем ужасных вещей: актов невообразимой несправедливости, ужаса и насилия. Итачи не совершал их напрямую, но стоял в стороне как пассивный наблюдатель, что делало его таким же виновным. Он хладнокровно убил тридцать членов своей собственной семьи, что являлось предметом ночных кошмаров. Дрожь пробежала по телу Итачи, которая не имела ничего общего с ледяной водой. Мужчина в изнеможении прислонился лбом к холодному кафелю. А Сакура… она была молодой, яркой, решительной ниндзя-медиком, которая поклялась в первую очередь не причинять вреда. Она была, несомненно, предана Конохе и своим друзьям и, вероятно, понятия не имела о темных секретах, которые скрывались в политике деревни. И, несмотря на его ложь, девушка казалась уравновешенной. Нукенин начал опасаться, что дома у нее остались родители, которых она любила и которые любили ее. Вероятно, она убивала по крайней мере один раз в какой-то момент своей карьеры шиноби, да… но не так, как он. Каким-то образом Сакура все еще оставалась невинной. Она была умной девушкой, но так легко доверяла. Возможно, немного знала о тьме и жестокости мира, но Учиха чувствовал, что она могла быть куноичи до восьмидесяти лет и все равно не подозревать о том, что он знал к четырнадцати годам. Сакура понятия не имела, кем он был на самом деле, а если бы и знала, то никогда бы даже не подумала о… Логически рассуждая, Учиха прекрасно все понимал. Но, к неудовольствию, это не помешало ему желать ее несмотря ни на что. Итачи вздохнул, склонив голову, чувствуя ритм водяного барабана на затылке. Мужчина снова попытался прогнать все мысли о Сакуре в своей постели, выдыхающей его имя. Харуно намеренно держалась в стороне, пока они патрулировали территорию, а затем забрасывала его снежками, думая, что он не смотрит. Итачи мог лишь надеяться и стараться изо всех сил не поддаваться сильному искушению.

***

Сакура заметила тенденцию. Каждый раз после того, как они с Итачи сближались — например, когда она вылечила его руку, и когда он помог ей со спиной той ночью — Учиха, казалось, пытался вернуться к сохранению дистанции между ними. Примерно через неделю его решимость начинает сходить на нет. Несколько дней назад они вместе сидели в засаде. Шел снег, было не так невыносимо холодно, как обычно, но он стоял рядом и держал ее замерзшие руки в своих, согретых чакрой, в течение получаса, пока Кисаме не пришел их сменить. Прошлой ночью куноичи находилась в библиотеке, и он заметил ее, поднимаясь наверх после ужина. Харуно небрежно помахала ему, и после едва заметного колебания он подошел, чтобы присоединиться к ней. В итоге они почти час обсуждали материалы для чтения. Что-то происходило. Что-то изменилось между ними. Сакура не знала, что именно, и, что хуже всего, она понятия не имела, правда ли это, или она была сверхчувствительной и позволяла своим непрофессиональным чувствам к Итачи вводить ее в заблуждение, заставляя видеть то, чего на самом деле не нет. Несмотря на то, что это было негигиенично, девушка в глубокой задумчивости прикусила кончик ручки, уставившись на карту, разложенную на коленях, не обращая внимания ни на одну деталь. — Что делаешь, малыш? — Кисаме усмехнулся, бросив на нее насмешливый взгляд сверху вниз, направляясь из кухни в гостиную. — Похоже, пытаешься заработать язву. Сакура бросила на него ядовитый взгляд, смутно осознавая, что Итачи, который сидел примерно в двух футах от нее, на мгновение взглянул на них, прежде чем вернуться к работе. Казалось, он был равнодушен к их разговору и постоянному периферийному шуму телевизора. — Это не так. Я пытаюсь сосредоточиться, но у меня не получается из-за твоего дурацкого фильма, играющего на заднем плане… Кисаме с притворным отчаянием покачал головой. — Ничего ты не понимаешь. Даже Итачи нравится. Выключи телик или поставь какую–нибудь дерьмовую подростковую мыльную оперу, если хочешь. Я иду на рынок, у нас закончились рис и курица. — В таком случае не мог бы ты за одним купить еще немного сезонных овощей, пожалуйста? Пакета три. Они в самом первом ряду прилавков, так что не притворяйся, что ты их не видел, как в прошлый раз. — И две упаковки ромашкового чая, — мягко добавил Итачи, не отрывая взгляда от толстой стопки бумаг, которые держал в руках. — Черничный тоже был бы приятен, если бы его можно было приобрести по разумной цене. Кисаме сардонически фыркнул, надевая плащ. — Что еще я могу купить для вас двоих? Бутылочку лучшего выдержанного вина региона? Новейший набор кунаев с инкрустированной драгоценными камнями рукоятью и лезвиями, выкованными китайскими монахами? Предварительный экземпляр последнего, еще не опубликованного «Ича-Ича»? — Упаковку прокладок, — с невозмутимым видом ответила Сакура. Итачи кашлянул, чтобы скрыть свое веселье. — Пару кожаных сапог десятого размера. Хошигаки закатил глаза от их очевидного сарказма. — Ладно, дети. Постарайтесь не баловаться. Если пообещаете не сжечь дом дотла, пока меня не будет, я куплю каждому из вас по леденцу. Сакура скорчила ему гримасу, Итачи холодно приподнял бровь, а Кисаме хихикал всю дорогу до двери. Харуно не могла не отложить свою работу и не посмеяться несколько мгновений после того, как он ушел, из-за явной странности обмена репликами. Веселье Сакуры было прервано, когда из телевизора донесся неземной крик, поскольку соперник главного героя-шиноби жестоко совершил сэппуку. Несколько мгновений она в ужасе смотрела в телевизор, а затем повернулась к Итачи. — Тебе это нравится? — Несмотря на вызывающий беспокойство сюжет, это настоящая классика, — прозвучал типично спокойный, ровный ответ. Однако Учиха протянул ей пульт. Сакура приняла пульт, придвинувшись немного ближе, и переключала каналы, пока не нашла гораздо более спокойный иностранный фильм. Девушка удовлетворенно вздохнула, натягивая одно из одеял, сложенных на противоположном конце дивана, себе на колени. Долгое время они работали в тишине, что, вероятно, было бы немного неловко, если бы не жаркая дискуссия главных героев фильма. Харуно смутно осознавала тот факт, когда Итачи потянулся, чтобы взять со стола еще одну стопку документов, его рука задела ее. Они находились так близко друг к другу, что куноичи чувствовала исходящее от него тепло. Глупо, но искушение отложить карту в сторону и прислониться к Итачи оказалось настолько сильным, что она прикусила губу. Харуно заставила себя продолжать записывать названия городов, которые они еще не посетили. Девушка втайне надеялась, что, независимо от того, что сказал Итачи, Роши был на пять шагов впереди и в безопасности от попадания в руки их Лидера. Она могла слышать мягкое поскрипывание ручки Итачи по бумаге. Время от времени делались паузы, все более продолжительные — как будто он терял концентрацию — прежде чем Учиха слегка покачал головой и продолжил писать. На долю секунды из любопытства Сакура взглянула на него краем глаза, когда он в следующий раз остановился. Девушка удивленно моргнула, осознав, что нукенин смотрел на нее. Итачи по обыкновению сразу же отвел взгляд, как будто этого никогда не было. Однако сегодня Сакура не собиралась спускать все на тормозах. Посмотрев на него, по-настоящему посмотрев, она заметила, что он выглядел более напряженным, чем когда-либо за долгое время. Куноичи отложила свои бумаги в сторону с большим спокойствием, чем чувствовала, повернувшись к нему лицом. — Итачи, — ирьенин частично не слышала собственного голоса из-за биения сердца. — Что бы это ни было, я… Единственным предупреждением стал легкий шелест бумаг Итачи. Прежде чем она смогла осознать этот звук, одна из его рук осторожно обвилась вокруг ее шеи сзади, а его губы на мгновение прижались к ее губам легко и неуверенно. Не поцелуй, а всего лишь неловкое прикосновение, но затем он притянул ее ближе и поцеловал по-настоящему, нежно и неуверенно. Время, казалось, замедлилось до полной остановки. Сакура замерла, уставившись на закрытые глаза Итачи и невероятно длинные ресницы, пораженная до невозможности. Мышцы напряглись от шока, и она не знала, что делать и как реагировать. Полностью осознав, что происходит и что это значит, он уже отстранился. Итачи выглядел почти таким же потрясенным и взволнованным, как и она, хотя и в своей менее выразительной манере. Куноичи заметила, как участился пульс на его шее, а плечи поднимались и опускались быстрее, чем обычно, его кожа раскраснелась, а выражение лица, когда он смотрел на нее, было невероятно напряженным. Сакура думала, что может понять его чувства. Девушка осознала, что весь… поцелуй… длился около трех секунд, но ее сердце колотилось так, словно она только что пробежала марафон. Вероятно, следовало бы сосредоточиться на других вещах, но Харуно продолжала думать о том, что, это был ее первый поцелуй. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, что угодно. Однако Итачи заговорил первым, отведя от нее взгляд, будто пристыженный. — Сакура, мне так жаль, — несколько хриплым голосом сказал мужчина, будто то, что только что произошло, ошеломило его настолько глубоко, что мешало говорить. — Мне не следовало… Девушка не знала, что делать. В отличие от медицинских техник, не существовало учебника, который мог бы проинструктировать ее о том, как вести себя в такой ситуации. Сакура ненадолго заколебалась, прежде чем протянуть руку и взять руки Итачи в свои и переплести их пальцы. Куноичи взглянула на мужчину, и выражение его темных угольно-серых глаз было более беззащитным, чем она когда–либо видела. Словно он не смел даже надеяться. Словно он боялся дышать, потому что не мог поверить в происходящее. Впервые в своей жизни Харуно не тратила времени на глубокие размышления и анализ, потому что это казалось ненужным. Она сделала единственное, что казалось правильным, и несколько неуклюже притянула его обратно, обвив руками шею, запечатлев медленный, нежный поцелуй на его губах. Сакура была удивлена тихим, почти прерывистым звуком, вырвавшимся из его горла в ответ на нежное действие. Казалось, он почти растаял от прикосновения, но затем Итачи притянул ее ближе к себе, положив руку на поясницу, отвечая на поцелуй с безошибочным чувством. В его прикосновении было что-то почти отчаянное, как будто он давно хотел сделать это, но сдерживался. От этого по всему ее телу разлилось тепло. Потребовалось, по ощущениям, несколько минут, чтобы преодолеть первоначальную неловкость. Как только Харуно поняла, как дышать в процессе, это стало приятно — даже лучше, чем она себе представляла. Нежное, сладкое и страстное одновременно. Сакура последовала примеру Итачи и слегка коснулась ладонью его скулы, а затем запустила пальцы в его шелковистый конский хвост, наклонилась и изменила угол поцелуя. Она почувствовала, как губы мужчины приподнялись на долю дюйма в знак одобрения, его руки скользнули по ее спине, чтобы поддержать. Учиха нежно прикусил ее нижнюю губу, и… Внезапно Сакуру отвлек какой-то звук снаружи. Она отстранилась, почувствовав, как Итачи на долю секунды напрягся. — Кисаме, — прошептал ей в лоб мужчина. Потребовалась секунда, чтобы осознать, что он сказал, а затем последовал еще один краткий миг паники, когда Сакура поняла, насколько непристойно… они выглядели. Девушка сидела почти верхом на Итачи, ее руки были сцеплены у него за шеей, а он опирался на ее спину. Забытые документы в беспорядке валялись на полу. Все мысли о том, что они, возможно, разговаривают о последствиях того, что только что произошло (означало ли это, что они… встречаются или что-то в этом роде?) вылетел в окно. Сакура поспешно и инстинктивно отодвинулась от него и забрала свои одеяла, в то время как Итачи быстро собрал бумаги и пригладил волосы. Кисаме открыл дверь и впустил несколько снежинок в помещение, неся пять тяжелых сумок, словно они ничего не весили. Шиноби остановился в дверном проеме, на случай, если — по какой–то странной причине — они не заметили нелепого переполоха, который он устроил, проходя через несколько охранных гендзюцу, защищавших дом. На всякий случай Хошигаки также взял за правило громко кричать. — Эй, вы двое! Я вернулся! Он подождал четыре секунды и не услышал ничего даже отдаленно компрометирующего. Ни единого звука движения. — Привет, Кисаме! — Крикнула Сакура. — Ты не забыл про овощи? — Как будто ты позволишь мне забыть, — пробормотал себе под Кисаме, прежде чем несколько настороженно пройти в гостиную. Куноичи свернулась калачиком на диване, укрывшись одеялами, все еще погруженная в карты и списки. Итачи теперь сидел в кресле в другом конце комнаты, изучая что-то, держа в руке чашку свежего горячего чая. Они выглядели совершенно спокойными. Кисаме уставился на них с некоторым недоверием. — Почему ты выглядишь таким смущенным? — Харуно устремила на него пристальный взгляд, в котором читалось некоторое подозрение. — Ты же понял, что я пошутила насчет прокладок? Ты же их не купил? — Конечно, нет, — Кисаме чувствовал себя сбитым с толку. Итачи не поднял глаз от своих записей и сделал еще один маленький глоток чая. Хм. Казалось, что… ничего не изменилось, несмотря на его длительное отсутствие. Никаких искр. Очевидно, Хошигаки недооценил природу чувств Итачи к новому члену их команды. На рациональном уровне Кисаме понимал, что это не то, из-за чего стоит расстраиваться, потому что его партнер — самый загадочный человек, которого он когда-либо встречал. Даже спустя семь лет он все еще иногда ошибался, если дело касалось Итачи. Но все же. Он знал своего партнера лучше, чем кто-либо другой, и мог бы поклясться… Сакура с любопытством смотрела на него, на что Кисаме слабо улыбнулся. — Да ничего особенного. Совсем ничего.