Bluebird

Сакура отдернула занавески, позволяя яркому солнечному свету проникать внутрь спальни через окно. Девушка не преминула заметить, как поза Итачи почти незаметно выпрямилась, а паутинка морщинок вокруг глаз несколько уменьшилась. Он, наконец, перестал так сильно щуриться. Харуно бросила на него многозначительный взгляд, выдвигая ящик комода и вооружаясь кунаями. — Знаешь, Итачи, тебе действительно следует подумать… — В пятый раз повторяю, Сакура, мне не нужны очки, — сухо перебил Учиха. Несмотря на солнечный свет, его пальцы несколько раз нащупывали серебряную застежку плаща Акацуки. Положив последний кунай в кобуру, Сакура подошла к нему и помогла застегнуть плащ. Итачи тихо поблагодарил ее, проигнорировав второй пристальный взгляд. Розоволосая со вздохом похлопала его по ключице. Несмотря на то, что они уже столько раз обсуждали это за последние несколько дней, острый выступ кости вызвал тревожный звоночек. Куноичи немного неуверенно позволила своему прикосновению задержаться. Ничего плохого не случится, если попробовать еще раз. Словно прочитав ее мысли, Итачи открыл рот в попытке предотвратить нравоучения, но Сакура оборвала его, взяв за руку. — Позволь мне провести медицинский осмотр, — своим самым убедительным тоном начала девушка. — Да, это тщательное исследование, но диагностическая чакра позволит мне сделать все быстро и неинвазивно. Пожалуйста, Итачи. Ты выглядишь таким… — она сделала паузу, стараясь продолжить как можно деликатнее. — …усталым и исхудавшим, и меня беспокоит твой постоянный кашель… Выражение лица Итачи было непроницаемым, но в конце концов он приложил палец к ее губам, заставляя замолчать. — В этом нет необходимости, — мягко отказался нукенин, но с тем же упрямым оттенком иронии в голосе, предполагающим, что по какой-то причине он не изменит своего решения, — как и в последние несколько раз, когда она поднимала эту тему. — У меня всего лишь легкий случай хронического бронхита, и я уже много раз проходил обследование. Даже медицинская чакра не сможет вылечить воспаление, которое вызывает проблему, и предотвратить повторное возникновение. Тебе не о чем беспокоиться, Сакура. Сакура уперла руки в бедра, все еще не убежденная подобным объяснением. — Да, но… — В любом случае, на это нет времени, — ответил Итачи, глядя в окно на восходящее солнце. — Мы должны выйти сегодня пораньше, иначе рискуем потерять цель. Его тон ясно дал понять, что тема закрыта, по крайней мере, на данный момент. Сакура не смогла сдержать озлобленный вздох. Каким бы бесполезным это ни казалось, она продолжит настаивать. Напоминало проигранную битву, но почему-то, несмотря на уверенность Итачи, ирьенин не может пустить все на самотек. Не только холодное, неприятное ощущение, но и все ее инстинкты и знания медика говорили, что здесь что-то не так. Несмотря на то, что Итачи являлся разумным, рациональным, склонным к компромиссам человеком, он, казалось, был полон решимости бороться с ней по неизвестным причинам. Возможно, часть напряжения и несчастья отразились на лице девушки, потому что Итачи переплел их пальцы, мягко и ободряюще сжимая ее руку. Харуно заставила себя слегка улыбнуться ему. Они молча спустились по ступенькам, отпустив друг друга только тогда, когда вошли в гостиную. Кисаме бездельничал у входа, но увидев их, шиноби сунул свой массивный меч из акульей чешуи в ножны за спиной, ухмыляясь в предвкушении. Как всегда, Сакура была благодарна, что он удержался от комментариев, увидев их вдвоем. — Готовы? — Спросил Хошигаки, когда они присоединились к нему. — У меня такое чувство, что сегодня тот самый день. — Нукенин Тумана мимолетно взглянул на Итачи. — Что сегодня должен быть тот самый день. Сакура лишь коротко наклонила голову, не разделяя ощутимого энтузиазма Кисаме по поводу того, что они собирались сделать. Куноичи заметила напряженные плечи Итачи, но он лишь кивнул. Впервые за пять месяцев, прошедших с момента потери памяти, найти Роши не представляло труда. Он пробыл в соседнем городе последнюю неделю — не подозревая, что преследователи находились так опасно близко — страдающим от истощения чакры и физического напряжения. Накануне вечером они втроем решили, что сегодня, вероятно, тот день, когда Роши снова придется сменить локацию. Ни один шиноби в его ситуации не рискнул бы оставаться в одном месте более семи дней. Как заявил Кисаме, они должны нанести удар сейчас, потому что лучшей возможности сразиться с таким грозным, неуловимым противником вряд ли предоставится. Однако мысль о конфликте, даже таком важном, не вызвала прилива адреналина и решимости, которые она обычно испытывала в подобных обстоятельствах. Сакура находила все это дело странно неприятным, и ей было трудно оставаться сосредоточенной. Потребовался приглушенный шепот Кисаме, от которого крошечное радиоприемное устройство, прикрепленное к уху, слегка завибрировало, снова привлекая внимание. — Итачи, к тебе по тропинке приближается кто-то в штатском, направляясь на восток. Он пытается скрыть свою чакру, но вокруг ощущается гендзюцу. Количество чакры все еще уменьшено, но я почти на сто процентов уверен, что это он. Троица рассредоточилась по лесу, глядя вниз и укрываясь среди ветвей и густого полога высоких пятидесятифутовых деревьев. Харуно посмотрела вниз и сквозь листву смогла разглядеть фигуру мужчины с седыми волосами, ковыляющего по тропинке. Он выглядел совершенно безобидно, как гражданское лицо. Дедушка. Он мог бы сойти за одного из них, если бы тонкая аура чакры вокруг него не была столь безошибочно различима, даже после попытки сокрытия. Куноичи стало еще более неловко, увидев, насколько он физически слаб. Признаки хронического истощения чакры, а также внешнее недомогание от напряженной физической активности. В конце концов, он находился в бегах более шести месяцев. Реальное зрелище того эффекта, который произвело их преследование, заставило Сакуру почувствовать себя, мягко говоря, ужасно. Прежние сомнения по поводу этой миссии вернулись со всей силой. Она хотела что–то сказать — что угодно — своим товарищам по команде. Возможно, предпринять последнюю отчаянную попытку убедить их, что неэтично захватывать Роши и тащить его навстречу неизвестной судьбе, пока он находился в таком состоянии. Однако прежде, чем Сакура смогла придумать, с чего начать, ее прервал едва слышный, но в чем-то сожалеющий вздох Итачи. — Нет необходимости в том, чтобы это переросло в нечто жестокое. Я подойду к цели первым и применю гендзюцу, предназначенное для подчинения. — Цукуеми, — подсказал Кисаме. — Давай не будем рисковать. Хрупкость может оказаться притворством. Мы с Сакурой прикроем тебя. — Хорошо. Сакура не могла заставить себя пожелать Итачи удачи. Она стиснула зубы и промолчала, ненавидя пассивное бездействие. Независимо от того, каким могущественным шиноби Роши был в молодости, сейчас он сильно ослаблен, а Итачи, мягко говоря, невероятно сильный противник. Бой, вероятно, займет всего пару минут. Эта отвратительная, таинственная операция очень скоро закончится. Они могли подождать и узнать, какую миссию грозный Лидер поручит им в следующий раз. Может быть, убить кучку школьников только потому, что они были детьми одного из его политических противников или что-то в этом роде. Сакура не хотела смотреть на это, но по какой-то причине она обнаружила, что не может отвернуться и перевести взгляд на шероховатую кору дерева под кончиками пальцев. Девушка не успела моргнуть, как в тридцати футах слева от нее появилось небольшое размытое пятно, а затем Итачи материализовался из того, что казалось разреженным воздухом, прямо перед Роши на тропинке. Неестественная скорость движения и багрово-черные круги в глазах вызвали дрожь по спине. Затем время, казалось, остановилось, поскольку несколько событий произошли в одну и ту же секунду. Роши мгновенно закрыл глаза, чтобы избежать гендзюцу, и поднял руки. Стена невидимой, но ощутимой чакры исходила от его тела, заставляя воздух вокруг Итачи и Роши — окружающий Джинчуурики со всех сторон, предположительно предназначенный для защиты от атак — дрожать и расплываться. Сакура почувствовала, что даже чакра Итачи дрогнула под натиском. Кисаме с невероятной скоростью выпрыгнул из своего укрытия, вытаскивая меч. Почти сразу она материализовалась в том месте, которое, по ее расчетам, было самым слабым, опустилась на одно колено и ударила кулаком по земле с такой силой, что она начала сильно трястись, а в грязи появились трещины. Вибрации заставили защитный барьер чакры рассеяться, но пальцы Роши уже двигались, пока он исчезал из одного места и вновь материализовывался в другом, и еще в одном, с ошеломляющей скоростью уклоняясь от атак Кисаме, и… Признаки ручной печати появились быстро, но острый взгляд Сакуры зафиксировался на движениях. Она выпрямилась, так же быстро анализируя их с соответствующей концентрацией чакры. Дракон, бык, тигр, змея… Сакура мгновенно поняла, что это медицинское ниндзюцу, почувствовав, как внутри все перевернулось, собрав все воедино. Резко повернувшись к Итачи, девушка знала, что было слишком поздно. Оставалась всего доля секунды, прежде чем он почувствует удар. Харуно знала это по своим учебникам. Сокрушительный удар в грудь выведет противника из строя, поскольку вражеская чакра ненадолго сдавливала легкие и сердце. Ужасно болезненная техника, но не смертельная, потому что Роши не включил печать кролика и необходимый импульс чакры. Ниндзюцу в том виде, в каком он его выполнил, было недостаточно даже для того, чтобы лишить кого-то сознания. Пока Итачи будет собираться с силами, ей и Кисаме придется действовать… Куноичи почувствовала, как ниндзюцу пронеслось мимо нее. Догадка оказалась правильной. Но затем, в долю секунды, все пошло ужасно неправильно. Глаза Итачи закатились, и он рухнул, потеряв сознание, так же внезапно и безвольно, как марионетка, у которой оборвались ниточки. Сакура застыла, не в силах поверить своим глазам. Несмотря на то, что Роши и Кисаме сражались всего в нескольких футах от нее, с поражающим воображение водным дзюцу, Харуно обнаружила, что не слышит ничего, кроме шума крови в ушах. Не может уловить ничего, кроме шума ветра. Она двигалась быстрее, чем когда-либо, материализовавшись рядом с Итачи, упав на колени и сильно схватив его за запястье, отчаянно прижимая руку к его шее. Никогда прежде куноичи не испытывала такого сильного и всепоглощающего страха. Нет, нет, нет, этого не может быть… Рядом с ней произошло внезапное движение, а затем Кисаме оказался рядом, забыв о битве и ошеломленно уставившись на Итачи. — Что случилось? — Грубо потребовал ответа Хошигаки. — Это из-за того ниндзюцу или… Сакура чувствовала, как дыхание учащается, снова проверяя пульс Итачи, а затем положив заряженную чакрой ладонь на его сердце, посылая импульс диагностической чакры. Ее сердце колотилось так сильно, что казалось, все тело дрожит. Куноичи сильно прикусила губу, пытаясь сохранять спокойствие и профессионализм под испытываемым давлением. — Медицинское ниндзюцу, разработанное для кратковременного, но мощного сжатия легких и сердца вражеской чакрой, — очень быстро объясняла ирьенин. — Оно ни при каких обстоятельствах не должно приводить к летальному исходу или вызывать серьезные повреждения или потерю сознания у любого человека со здоровым сердцем. Но по какой-то причине его пульс ослабевает. Краска начала отливать от лица Кисаме. — Что нам делать? Харуно бросила короткий взгляд вверх, заметив, что они остались одни на поляне, но куноичи все еще чувствовала сигнатуру Роши, сбегающего с места происшествия, направляясь на восток. — Займись Роши. Сам сказал, что у нас больше не будет такой возможности. Знаю, ты сможешь догнать его. Я придумаю, как позаботиться об Итачи. Кисаме колебался, посмотрев в ту сторону, куда направился Роши, явно раздосадованный. Наконец, он покачал головой и повернулся к ним. — У меня свои приоритеты, — коротко сказал Хошигаки. — Пойдем. Он наклонился, поднял бесчувственное тело Итачи так легко, словно сокомандник был всего лишь тряпичной куклой. Сакура схватила Кисаме за свободную руку, впиваясь пальцами в материал плаща. Одним легким объединенным импульсом чакры они втроем оказались на базе, в коридоре перед спальней Итачи. Вместо того, чтобы тратить время на поиски ключей в карманах его плаща, Сакура отвела один заряженный чакрой кулак назад и нанесла удар по двери, выбив замок. Хошигаки поспешно внес Итачи внутрь, прежде чем осторожно уложить на кровать. Он все еще был совершенно неподвижен. От вида того, кто был ей небезразличен и кого она так сильно любила, лежащего на кровати, словно мертвый, у Сакуры по коже побежали мурашки. Она поспешно стянула с него плащ Акацуки и рубашку. Харуно приказала себе не паниковать, не делать поспешных выводов и не позволять его виду воздействовать на нее психологически. Девушка старалась не бросать даже самых мимолетных взглядов на лицо Итачи (его закрытые глаза, которые могли быть такими теплыми и добрыми в те редкие моменты; его губы, которые изгибались в легчайшей улыбке, когда они проводили время вместе; морщинки напряжения на его лице; легкая хмурость на лбу, даже сейчас) из-за того, что от этого у нее образовался ком в горле, глаза обжигало слезами, а грудь болезненно сжималась. В подобном отвлечении она не нуждалась, да и не могла себе позволить, потому что это помешает исцелению. — Сосредоточься, Сакура, — безжалостно приказала себе ирьенин. — Он всего лишь еще один пациент. Просто думай об этом как о тематическом исследовании. Есть проблема, которую нужно решить, и мне нужно собрать воедино все детали. Но думать намного проще, чем сделать. Кисаме бросил медицинские учебники — три, которые были у нее изначально, а также еще несколько больших томов, которые она позаимствовала в библиотеке внизу, — в изножье кровати Итачи. Харуно встретилась с ним взглядом: он выглядел так, словно встревожен не меньше, чем она. — Его пульс неуклонно слабеет, — как можно спокойнее сообщила Харуно, после чего подняла правую руку, привлекая к ней чакру. Кисаме поднял брови, почувствовав мягкий, но сильный, ощутимый электрический ток, исходящий от ее руки. — Мы не можем рисковать, он буквально ускользает от нас. Мечник никогда раньше не видел, чтобы ирьенин использовал чакру подобным образом — это казалось, мягко говоря, нетрадиционным и новаторским, — но он все равно кивнул, нервно сглотнув. Это не та милая, доверчивая и невинная девочка, какую (возможно, ошибочно) видел Кисаме последние пять месяцев… Выражение ее глаз и решительное, сосредоточенное выражение лица сильно напомнили Кисаме, что это все еще та куноичи, чье необычайно искусное исцеление спасло старшего брата Казекаге от неминуемой смерти, несмотря на самые смертоносные яды Сасори. Может, конкретные воспоминания о тех событиях исчезли, но ее мощные навыки остались. — Сделай это, — согласился Хошигаки. Сакура решительно наклонила голову, а затем положила руку на сердце Итачи. Кисаме, болезненно зачарованный, наблюдал, как электрический ток усилил слабеющее сердцебиение его партнера, заставляя грудную клетку равномерно подниматься и опускаться. Учиха не подавал никаких признаков возвращения в сознание. Нукенин Тумана испустил вздох, не подозревая, что задерживал дыхание. — Больше нет непосредственной опасности остановки сердцебиения? — Хрипло спросил Хошигаки, непривычный к ощущению, что так мало знает о происходящем. Это один из немногих аспектов работы шиноби, в котором у него было мало опыта. — Нет. Я работаю над решением проблемы. Этот метод не может использоваться бесконечно. — Сакура уставилась на грудь Итачи, ее взгляд стал немного расфокусированным, пока она сосредоточенно обдумывала последовательность действий. — Первый логический шаг, к которому нужно прийти, заключается в том, что ниндзюцу не должно было оказать такого эффекта на человека с нормально функционирующим, здоровым сердцем. Следовательно, можно сделать вывод, что у Итачи какая-то сердечно-сосудистая патология. Она закрыла глаза, обдумывая ситуацию, слишком хорошо осознавая напряжение, которое сковало каждый ее мускул и заставило желудок скрутиться в узел. Ощутимый стресс исходил и от Кисаме, хотя по совершенно другим причинам. На первый взгляд, учитывая экстраординарные физические возможности, Учиха казался здоровым шиноби. Единственным тревожным симптомом, который она когда-либо видела у него, являлся постоянный кашель. Даже тогда Сакура не замечала более серьезные симптомы… — Кисаме? — Наконец, спросила куноичи. — Ты знаешь его гораздо дольше, чем я. Он когда-нибудь упоминал о чем-нибудь подобном? Кисаме почувствовал, как плечи напряглись от прозвучавшего вопроса. Шиноби боялся его с той минуты, как она заговорила. Мечник знал, что должен дать отрицательный ответ, что, конечно, является ложью… но это самый тщательно хранимый секрет Итачи. Несмотря на глубокую преданность своему напарнику, на короткое время он испытал противоречие. Если сказать Сакуре правду, возможно, это поможет в сложившейся ситуации. Ему не нравился обман, именно поэтому он находил грандиозный план Итачи таким непонятным. Более того, сокрытие важной информации подобного рода от ирьенина имело тревожные последствия. И, что еще более важно, Сакура состояла с Итачи в отношениях. В любом случае, Кисаме сильно беспокоило то, что Учиха выглядел так, словно находился в критическом состоянии и действительно мог умереть к концу дня. Тогда какое значение имел бы его план финальной битвы с братом? Неужели он ничего не потеряет, рассказав Сакуре правду? Более того, по-настоящему тревожным было то, что… если промолчать, сможет ли он так рисковать жизнью Итачи? Но если рассказать Сакуре правду, какие будут последствия? Весьма затруднительное положение. Инстинкт и совесть подсказывали Кисаме все рассказать, но семь лет работы с Итачи, бесспорная преданность и тот факт, что он знал его больше, чем кто-либо другой, заставили Хошигаки промолчать. Шиноби почувствовал выжидающий взгляд Сакуры, из-за чего он один раз покачал головой, прежде чем прочистить горло и пробормотать свой ответ (ложь). — Нет. Никогда. Харуно разочарованно вздохнула, прежде чем поднести руки к вискам, продолжая размышлять вслух. Кисаме не мог не заметить, что напряжение, написанное на ее лице, заключенное в миниатюрной фигуре, делало Сакуру на много лет старше своего возраста. — Тогда ладно. Вполне возможно, что что-то могло быть не так, и Итачи сам об этом не знал. Он думал, что у него легкий случай хронического бронхита, но это могло быть ошибочным диагнозом или ошибочной самодиагностикой. Но, несмотря ни на что я должна немедленно устранить урон, нанесенный вражеской чакрой. Это может быть ушиб сердца, некоторая степень внутреннего кровотечения, даже паралич определенных небольших участков… Кисаме настороженно посмотрел на нее. Слова, слетевшие с губ розововолосой куноичи, казались потенциально опасными. Если она узнает секрет Итачи… но нет, этого не произойдет. Да и вообще, откуда ей знать? Возможно, если бы она вскрыла грудную клетку, то смогла бы увидеть врожденный порок сердца, но это казалось непрактичным. В любом случае, он понятия не имел, как Сакура могла заглянуть внутрь Итачи без надрезов. Даже чакра не смогла бы этого сделать, верно? Возможно, причин для беспокойства не было, поскольку она сказала, что главный приоритет — исправить ущерб, нанесенный Четыреххвостым. Нет никакой гарантии, что при этом она найдет что-нибудь компрометирующее. И все же он чувствовал необходимость подтвердить догадку. — Как ты собираешься это сделать? Тебе ведь не придется… проводить операцию на открытом сердце или что-то в этом роде, не так ли? Необъяснимо, но Сакура невесело рассмеялась. — Надеюсь, что до этого не дойдет. Во всяком случае, не сейчас. — Девушка на мгновение замолчала, нахмурившись при виде искусственного подъема и опускания груди Итачи, начав планировать точную последовательность действий, словно собиралась вскоре написать эссе на эту тему. Нужно выполнить три вещи. Во-первых, выяснить, какая сердечно-сосудистая патология стала причиной текущего состояния. Во-вторых, устранить повреждения, вызванные сильным ударом чакры. И, наконец… куноичи не знала, возможно ли это, но если она что-то найдет, то должна попытаться вылечить его в меру своих возможностей. Серьезные сердечные заболевания часто приводили к летальному исходу. Большинство сердечных заболеваний были врожденными, а это означало, что Итачи мог молча страдать в течение последних двадцати лет, в то время как его физическое состояние продолжало ухудшаться. Часто в таких случаях наступал момент, когда человек мог зайти слишком далеко из–за степени нанесенного ущерба… Мысль о его потере была невыносимой. Харуно почувствовала тошноту. — Я могу что-нибудь сделать? — Тихо спросил Кисаме, видя, что куноичи ускользнула в свой собственный мир. По какой-то причине он ненавидел охватившее его чувство беспомощности, хотя и знал, что это неизбежно. По крайней мере, Сакура была рядом. Если бы ее не было… — Если тебе нужна еда, или дополнительная чакра от Самехады, или если тебе нужно сначала отдохнуть, прежде чем начать исцеление, я могу поддерживать подачу тока. — Не в данный момент, но большое тебе спасибо, — Сакура на мгновение подняла глаза и одарила Кисаме такой искренней улыбкой, что потребовались согласованные усилия, чтобы не смотреть вниз, виновато избегая ее взгляда. — Я правда ценю это. Что ж, Кисаме почувствовал себя слизняком. Он неловко откашлялся. — Я принесу немного рамена через некоторое время. Хошигаки выскользнул, закрыв за ними дверь, окутав тусклым светом. Сакура сделала глубокий, успокаивающий вдох. Не было необходимости в операциях на открытом сердце с использованием определенных методов диагностики, но для их выполнения требовалось непомерное количество специального контроля чакры. Девушка была знакома с техникой из учебника, но не помнила, использовала ли ее когда-нибудь раньше… Отказываясь позволить разочарованию разрушить концентрацию, Сакура улучила момент, чтобы взять руку Итачи в свою и нежно погладить его неподвижные пальцы. Она должна сделать все правильно, ради него. Харуно положила обе руки ему на грудь, закрыв глаза, чтобы сосредоточиться и отвлечься от любых внешних раздражителей, прежде чем начать осторожно прощупывать пораженный участок своей чакрой, направляя ее под слои кожи, нацеливаясь на жизненно важные органы. Странное чувство, но ощущение было таким, словно она собственными руками проводила ему внутренний медицинский осмотр. В темноте. Будучи слепой. Куноичи полагалась лишь на осязание и знание анатомии человека. Потребовалось почти пятнадцать минут тщательного исследования, чтобы ознакомиться с его сердцем и окружающими системами, образ которых возник перед ее мысленным взором. Еще через пятнадцать минут, направляя чакру в область, которая требовала немедленного внимания, Сакура позволила своим глазам открыться. Она отстранилась, устремив на Итачи встревоженный взгляд. Потребовалось несколько мгновений, чтобы разобраться во всех путаных мыслях, которые проносились в голове. Девушка выучила наизусть всю анатомию человеческого сердца в деталях, но все равно почувствовала необходимость обратиться к подробной схеме в приложении в одной из своих книг. Она держала его открытым перед собой, невидяще уставившись на страницу. Первое, что она нашла и исправила, можно было назвать простым. Сила сжатия чакры вызвала небольшой разрыв в сердце, что привело к внутреннему кровотечению. Залатать прореху не составило труда. Итачи больше не угрожала опасность от действия ниндзюцу, но она все равно решила держать его под контролем. Потому что именно последствия того, что ей пришлось сделать, и то, что она обнаружила в процессе, так сильно поразили куноичи. Сакура, не мигая, вчитывалась в детали схемы, нервно сглатывая. Это не принесло никакого утешения. Она знакома с тем, как должно выглядеть, звучать и ощущаться здоровое сердце, а сердце Итачи было ненормальным по всем параметрам. Не говоря уже о том, что она также быстро осмотрела его легкие, и… Харуно стиснула зубы, протянула руку и запустила пальцы в волосы, прежде чем снова сверху вниз посмотреть на Итачи, изо всех сил стараясь бороться с новой волной страха и беспокойства. К своему удивлению, она обнаружила, что его легкие были практически разрушены хроническими респираторными инфекциями и болезнями. Для человека, который внешне казался более-менее здоровым, с умеренными симптомами, внутренне Итачи был, мягко говоря, в очень плохом состоянии. Сакура придвинула к себе стопку книг и начала перелистывать каждую, вглядываясь в указатели, чувствуя, как по венам разливается мощная смесь отчаяния, решимости и адреналина. Правда, девушка пока точно не знала, в чем проблема, но легкие и сердце Итачи были повреждены настолько, что он находится в критическом состоянии с угрозой дальнейших осложнений. И она не хотела — не могла — допустить, чтобы это произошло. Почерк был немного дрожащим, когда она взяла ручку с прикроватной тумбочки Итачи и начала записывать список тревожных симптомов на полях одной из страниц. Список — необычные шумы в сердце, учащенное сердцебиение, аномалия в стенке, разделяющей верхние камеры сердца, рубцы, повреждения легких и другие — растянулся на половину страницы. Она читала, листая взад-вперед десятки книг и раскладывая их по кругу вокруг себя, ссылаясь на каждый симптом в списке и по ходу дела проверяя соответствующие страницы, так долго, что у нее начали безжалостно болеть голова и глаза, а маленькие черные буквы начали сливаться, напоминая расплывчатые линии. Сакура покачала головой, борясь с усталостью, закусив губу, когда подчеркивала подходящие отрывки, собирая свои заметки еще на нескольких свободных листах бумаги. И медленно, очень медленно, кусочек за кусочком, все начало складываться в единую — хотя и необычайно сложную — картину, которая имела смысл даже для ее измученного разума. Аномалия, которую она обнаружила в стенке предсердия, приводила к странным шумам в сердце, учащенному сердцебиению, а также необычному ощущению тока крови между левым и правым предсердиями, была известна как дефект межпредсердной перегородки. Довольно редкое врожденное заболевание сердца, которое могло вызвать сердечную недостаточность и смерть при отсутствии лечения. Симптомы включали усталость и частые, стойкие и продолжительные легочные инфекции, что объясняло повреждения, которые она видела в легких Итачи — рубцы от того, что могло быть тяжелым случаем пневмонии, и поражения, скорее всего, от туберкулеза. Харуно предположила, что у Итачи ослабленная иммунная система, а это означало, что он не только был склонен к развитию инфекций, но и не мог бороться с ними, как только они попадали в его организм. Самое неприятное, что из-за повторяющихся легочных инфекций и порока сердца его дыхательные пути сильно пострадали. Такое повреждение препятствовало их способности перемещать воздух внутрь тела и из него. Как будто всего остального было недостаточно, это повреждение дыхательных путей могло привести к серьезным проблемам со здоровьем, таким как дыхательная и сердечная недостаточность. Сакура выпустила ручку, разжала потные ладони и наклонилась вперед, дрожа от усталости и напряжения. Ее плечи и спина болезненно пульсировали, когда она провела пальцами по волосам, прежде чем прижать большие пальцы к пульсирующим вискам. Существовало очень много факторов, так много условий, которые нужно было учитывать… Работать над одним, чтобы излечить другое будет непросто. Сначала нужно решить проблему с сердцем, для чего требовалось залатать дыру в стенке предсердия. Затем придется поработать над удалением рубцовой ткани в дыхательных путях, после чего заняться самими легкими. Это было не так просто, как залечить внутреннее повреждение желудка, почек, печени или любую другую рану на теле. Даже извлечение яда казалось простым делом. Сакура сделала глубокий вдох, а затем выдохнула, пытаясь заставить свои мышцы расслабиться. Она не смогла удержаться, протянула руку и нежно убрала челку со лба Итачи, прежде чем позволить пальцам скользнуть вниз, лаская несколько изможденные линии его скул. Казалось таким странным думать об этом, но, поразмыслив, она была безмерно благодарна за то, что сегодня он пострадал от ниндзюцу Роши. Если бы этого не произошло, кто знает, предоставился бы когда-нибудь шанс провести ему медицинский осмотр и обнаружить серьезные проблемы до того, как стало бы слишком поздно? Несколько минут она сидела, погруженная в свои мысли, держа его руку, успокаивающе поглаживая большим пальцем тыльную сторону его ладони. Точно так же, как Итачи помог ей после потери памяти, это был ее шанс помочь ему. От одной мысли о том, что могло бы произойти, у девушки по спине пробежала дрожь. Сакура на мгновение наклонилась, запечатлев нежный поцелуй на его лбу, прежде чем выпрямиться с новым чувством решимости и призвать двойной слой чакры в руки. Придется проделать столько предварительной работы над сердцем, легкими и дыхательными путями до тех пор, пока ее запасы чакры не иссякнут. Но это длительный процесс. Необходимо продолжать работу на ежедневной основе в течение по меньшей мере одной недели. Потребовалось несколько секунд, чтобы собраться с силами, обдумывая, что и как нужно сделать в первую очередь, а затем, после быстрой, нехарактерной для нее молитвы, розововолосая куноичи положила руки на грудь Итачи, начиная процесс исцеления. С того момента, как ее чакра соприкоснулась с пораженной областью, Сакура потеряла себя, работая с методичной точностью, в то время как минуты медленно растягивались в часы. Окончательный стук Кисаме в дверь и тихое заявление о том, что он принес немного еды, были проигнорированы. Девушка не замечала медленную смену света, переходящего от дневного к вечернему, за занавесками. Только почувствовав, что устойчивый, мощный поток чакры начал ослабевать после нескольких часов непрерывного использования, и когда тяжесть в глазах и болезненность в мышцах начали препятствовать даже острой, как бритва, концентрации, Сакура, наконец, отстранилась, оценивающе оглядывая Итачи. Куноичи устало провела тыльной стороной ладони по лбу. Это все, что можно было сделать за один день. Она не могла рисковать и работать с ним, будучи не готовой на все сто процентов. Даже малейшая ошибка, вызванная ослаблением контроля над чакрой или истощением, будет иметь ужасные последствия. Сакура вздохнула, откладывая в сторону свои книги, чтобы обеспечить свободу движений, и осторожно натянула одеяло Итачи на грудь, заботясь о том, чтобы ему было тепло. За последние полчаса девушка не выполнила никакой новой работы, поскольку следила за его состоянием. Все выглядело хорошо — более чем хорошо, на самом деле. Состояние было стабильным, и эту ночь он проведет в безопасности. Завтра на рассвете Харуно проведет еще один сеанс исцеления. На мгновение ошеломленная бурными эмоциями, Сакура наклонилась вперед, неловко обнимая Итачи, учитывая, что он был не способен ответить. Этим утром он разбудил ее нежными поцелуями в лоб и нос и подразнил тем фактом, что она разговаривала во сне. Три часа спустя Учиха находился в критическом состоянии, его сердце было на грани остановки. Еще через час она узнала, в каких ужасных, угрожающих жизни обстоятельствах оказался Итачи, о которых он, очевидно, не подозревал и теперь… теперь, похоже, у него появился шанс. Сакура несколько долгих мгновений прижималась лбом к груди Итачи, после чего поднялась и поцеловала его на ночь. Когда она встала, то пошатнулась и чуть не упала. Пришлось протянуть руку и ухватиться за занавески, чтобы удержаться на ногах. Черные точки угрожали затмить зрение, сколько бы она ни моргала и ни делала глубоких вдохов. Только тогда куноичи поняла, насколько истощена. Ставить одну ногу перед другой и спускаться по лестнице оказалось непросто, несмотря на помощь перил. Достигнув подножия лестницы, Сакура, пошатываясь, прошла из одного конца коридора в другой, едва не ударившись о противоположную стену с глухим стуком. Она смутно осознавала, что Кисаме заметил беспорядок, сидя на диване с тарелкой рамена и книгой в руке. Шиноби встревоженно посмотрел на девушку, поднимаясь со своего места. — Эй, малыш, ты… — Все хорошо, — неуверенно пробормотала Сакура. Кисаме все же направился к ней и подвел к дивану. Она рухнула, свернувшись в клубок без дальнейших церемоний. Хошигаки поспешил на кухню, разогревая большую миску, которую подготовил для нее заранее, быстрым импульсом чакры, направленной к ладоням рук. Розововолосая куноичи выглядела вялой и, казалось, была на грани засыпания. Тем не менее он сунул ей в руки миску с ароматной лапшой и говядиной. — Ешь. Тебе нужно восстановить силы. Сначала Харуно ковырялась в лапше, выглядя так, словно ей едва хватало сил прожевать и проглотить, а затем начала есть с большим энтузиазмом, очевидно, понимая, насколько проголодалась. Кисаме настороженно наблюдал за девушкой, больше не в силах подавлять глубокое беспокойство, которое испытывал по поводу состояния своего партнера. Она занималась этим так долго… Итачи, видимо, правда находился в тяжелом состоянии. Шиноби дал ей еще пять минут, чтобы доесть, прежде чем заговорить. — Как он? — Неуверенно спросил Хошигаки. — С его состоянием… что-то не так? Сакура откусила последний кусочек лапши и залпом выпила оставшийся горячий, острый бульон, прежде чем поставить пустую миску на стол и усесться поудобнее. Теперь, когда с гулкой, опустошающей болью в животе было покончено, она чувствовала такую тяжесть, словно все тело налилось свинцом. — Больше нет, — пробормотала куноичи, слишком измученная, чтобы сформулировать более обстоятельный, связный ответ. Кисаме почти кивнул, но что-то маленькое и неописуемое в выборе ее слов встревожило нукенина. Плечи Хошигаки напряглись, когда он опустил палочки обратно в миску, не откусив больше ни кусочка. — Что именно ты имеешь в виду? — Предчувствие, которое он испытывал ранее, вернулось с новой силой. Все дыхание покинуло тело нукенина Тумана, когда он поднял глаза и увидел, что Сакура уже крепко спит, убаюканная звуком дождя, барабанящего по крыше, едой и истощением чакры. Несмотря на то, что инстинкты говорили, что здесь что-то не так, и ужасно хотелось потребовать ответов, у Кисаме не хватило духу разбудить девушку. Беспокойно понаблюдав за происходящим еще несколько минут, он вернулся к чтению. Дурное предчувствие, которое испытывал Кисаме, усиливалось с каждой минутой.

***

К тому времени, когда Кисаме проснулся на следующее утро, несмотря на то, что солнце только взошло, Сакуры уже не было на диване, где она заснула накануне вечером. Одеяло, которым он укутал ее, было аккуратно сложено и лежало на одной из подушек. Кисаме слышал движение наверху. Он знал, что нет смысла подниматься и прерывать ее — у него было ощущение, что, когда ирьенины в таком состоянии, пылающие метеориты могут посыпаться с неба, а они все равно ничего не заметят, потому что настолько поглощены исцелением пациента. Оставалось только переждать. Спустя некоторое время, сидеть внизу стало невыносимо, поэтому Хошигаки решил собрать какие-нибудь сведения о том, в каком направлении направился Четыреххвостый после их столкновения ранее на этой неделе. Даже тогда его способность сосредоточиться на миссии оказалась несколько подорвана. Шиноби вернулся поздно. Кисаме был поражен, обнаружив, что Сакура с явным удовольствием доедает оставшуюся со вчерашнего вечера лапшу. Ее кожа стала пепельного цвета от напряжения, обычно ухоженные волосы были собраны в беспорядочный, спутанный хвост, под глазами залегли темные круги, а уровень чакры снова стал низким, но по какой-то причине она действительно казалась счастливой. Когда он осмелился снова поднять тему состояния Итачи, куноичи просияла еще больше и немедленно пустилась в длинную дискуссию, наполненную медицинским жаргоном, который сложно понять. Но время от времени она вздрагивала и начинала говорить, как повезло, что Итачи оказался поражен этим ниндзюцу, потому что иначе они бы никогда не узнали, и последствия могли быть необратимыми… Тогда она замолкала, выглядя встревоженной. Девушка поставила свою миску в кухонную раковину и пожелала ему спокойной ночи, сообщив, что собирается еще раз проверить Итачи, прежде чем немного отдохнуть. Кисаме лишь смотрел ей вслед, тяжело опираясь на перила, чтобы не упасть. Как только девушка скрылась из виду, он вздохнул, наклонился вперед и прижал ладони к ноющей голове, с тоской думая о саке в шкафчике. Все это сделало конфликт, который он испытал, думая, рассказывать ли Сакуре о проблеме Итачи сразу после столкновения с Роши, тривиальным. Вопреки его первоначальным убеждениям, она все узнала… Ну, Харуно обучала сама Цунаде, так что это не должно удивлять так сильно. Из того, что он понял из слов Сакуры, она все исправила. Куноичи излечила Итачи от опасного для жизни недуга, который играл центральную роль в его грандиозном плане относительно финального боя с Саске, хотя Итачи всегда считал, что такое невозможно. Кисаме представить себе не мог, что это произойдет. Хуже всего было то, что он не знал, вмешиваться или нет. Часть его требовала, чтобы он вмешался, потому что Сакура неосознанно разрушала все самые продуманные планы напарника, чего Хошигаки не мог допустить. Он всегда был безоговорочно предан Итачи, несмотря на то, что они расходились во взглядах. Эта лояльность требовала, чтобы он нейтрализовал все, что стояло на пути чего–то столь критически важного для Итачи. Нукенин Тумана не сомневался, что Учиха сделал бы то же самое для него. Кисаме закрыл глаза, чувствуя, как напряжение сковывает плечи. Однако вряд ли все так просто. Во–первых, он не мог вмешаться, не выведя Сакуру из игры. Возможно, это было глупо — опять же, у него не возникло бы никаких угрызений совести убить ее, если бы они встретились в бою — но данная ситуация в корне отличается. Это трудно признать, но… что ж, он всегда был честен с Итачи в том, насколько сильно не одобрял его план. Обман шел вразрез со всем, во что он верил. Более того, по прошествии стольких лет Учиха стал ему другом. Как шиноби, он действительно понимал идею самопожертвования. Кисаме пожертвовал бы собой ради миссии в любой день. Он скорее умер бы, чем выдал какую-либо информацию вражеским шиноби. И все же, до сих пор представлялось с трудом, что Итачи добровольно расстается со своей короткой и печальной жизнью… Кисаме резко встал, направился к шкафчику, достал бутылку саке и одну рюмку, погруженный в свои мысли. Даже если бы он хотел каким-то образом вмешаться, не выводя Сакуру из строя физически… как это было возможно? Хошигаки не мог сказать ничего такого, что заставило бы ее прекратить начатое, не вызвав каких-либо подозрений. У нее сложилось впечатление, что Итачи совершенно не подозревал о том, что происходит у него внутри, и страдал от ложного диагноза. Знание того, что Учиха все знал о своей болезни и фактически выжидал, пока она не унесет его жизнь, несомненно, вызвало бы волну испуганных расспросов. На самом деле в этом не было никаких сомнений… Он мог лишь позволить ей продолжать. Его руки были связаны. Кисаме сделал очередной глоток, за ним последовало еще несколько. Он не мог не чувствовать молчаливый, укоризненный взгляд Итачи (как ты мог, Кисаме? Как ты мог стоять в стороне и позволить этому произойти?), который отдавался эхом в глубине сознания. Неделю спустя Глаза Итачи резко открылись, и он вдохнул. На мгновение грудь сдавила невыносимая паника, его взгляд метался от одного конца потолка к другому в дезориентирующем возбуждении. Потребовалось несколько мгновений, чтобы мышцы расслабились, пока он пытался понять, где находится. Все дыхание покинуло тело в медленном, осторожном выдохе, когда Учиха буквально заставлял усталый разум подчиниться его требованиям. Сейчас он находился в своей комнате, но последнее сознательное воспоминание, которое у него осталось… Поляна. Бой с Четыреххвостым. Размытое движение Роши, которое Итачи не смог различить из–за слабеющего зрения — ручные печати, понял он слишком поздно. Затем ужасная, сокрушительная боль в груди. То, как сердце пропустило удар, и ощущение, словно его сжал железный кулак и держит в тисках. В глазах потемнело, и Итачи испугался так, как никогда раньше (что теперь станет с Саске?), при мысли о том, что минутная беспечность сорвала все тщательно продуманные планы, а потом… ну, а потом наступила темнота. Итачи на мгновение закрыл глаза, чувствуя, как бешено колотится сердце, и заставил себя нормально вдыхать и выдыхать, оценивая ситуацию. Его грудь. Боль прошла. Он был в своей комнате. В безопасности. Все было в порядке. Он повернул голову в сторону, пытаясь сфокусировать взгляд, и наткнулся на размытое розово-красное пятно. Учиха несколько раз моргнул, изо всех сил пытаясь принять сидячее положение, и тихо вздохнул, когда понял, что это Сакура, свернувшаяся калачиком рядом с ним, неподвижная и крепко спящая. Нукенин мог видеть глубокие тени у нее под глазами — конечно, именно она залечила внутренние повреждения после нападения. Мужчина был слишком благодарен ей за заботу. Теперь, когда первоначальная дезориентация начала проходить, он обнаружил, что чувствует себя более отдохнувшим, чем когда-либо за долгое время. Должно быть, Сакура позаботилась о том, чтобы он проспал всю ночь. Итачи протянул руку и осторожно убрал несколько прядей спутанных волос с ее лица, прежде чем не менее осторожно расположить ее конечности в более удобном положении. Девушка что-то пробормотала себе под нос и перевернулась на другой бок, зарывшись лицом в подушку. Губы Итачи чуть приподнялись, он решил дать ей поспать. Мышцы нукенина были на удивление напряжены, когда он направлялся в ванную, чтобы освежиться. Итачи едва мог наклониться, чтобы почистить зубы. Казалось, нукенин не двигался несколько дней. Как ни странно, Учиха все еще чувствовал скованность в теле даже после получаса обжигающе горячего душа, которого обычно было достаточно, чтобы облегчить боль после тяжелого боя. В конце концов, мысли Итачи вернулись к Четыреххвостому и к тому, как его минутная слабость, должно быть, позволила Роши сбежать. Учиха нахмурился, думая о том факте, что у них осталось всего несколько дней до того, как Мадара, несомненно, наведается к ним. Начнется ад, если Лидер обнаружит, что они не только не смогли поймать Роши, но и ослушались прямого приказа использовать Сакуру в качестве приманки для Наруто… Несмотря на свою озабоченность, Итачи замер, когда вышел из душа, начал вытираться и одеваться. Взгляд скользнул по маленькому окну в ванной, и прежний ход мыслей улетучился. В утро его ранения, после первого восхода солнца небо затянуло тучами: оно было покрыто серыми облаками, угрожающими дождем. Кисаме упомянул, что шторм быстро не пройдет, и они должны попытаться захватить Роши до того, как их планы будут осложнены ненастной погодой. Сегодня небо было ясным, безоблачно-голубым. Самое примечательное, что зацвели вишневые деревья. По какой-то причине легкая дрожь трепета пробежала у него по спине. Как долго он находился без сознания? Определенно больше, чем один день. Учиха тихо вышел из комнаты и спустился вниз, чувствуя себя выведенным из равновесия, чему он не мог найти объяснение. Внизу было устрашающе тихо, но, войдя на кухню, он обнаружил Кисаме за столом, склонившимся над картой. От его шагов половицы слегка заскрипели, из-за чего Хошигаки испуганно обернулся. По выражению его лица Итачи мог сказать, что Кисаме ожидал увидеть Сакуру. Учиха кивнул в знак приветствия, опускаясь на один из пустых стульев. Ему позарез нужна была чашка чая, но это могло подождать несколько минут. — Привет, Кисаме. — Итачи, — удивленно поприветствовал мечник, прежде чем ухмыльнуться, оправившись от первоначального шока. — Рад видеть, что ты снова на ногах. Мы были… обеспокоены. Учиха спокойно наклонил голову, но заметил резкость взгляда своего партнера, когда тот осматривал его. На мгновение возникло замешательство от степени пристального внимания Кисаме. Был ли он ранен серьезнее, чем ожидал? Но первоочередной задачей было проверить, на какой стадии находится их миссия, поскольку именно он поставил ее под угрозу. — Мы потеряли Роши? Кисаме пожал одним плечом. — Да, на какое-то время, но в этом нет ничего особенного. Я знаю, где мы можем найти его. Он должен пробыть на месте пару дней. — Мы могли бы возобновить поиски сегодня. — Итачи выглянул в окно, заметив положение солнца на небе. Обычно они начинали работу намного раньше. — Однако Сакура все еще отдыхает. Кисаме кивнул, его взгляд снова был прикован к карте. Учиха не мог не заметить, что напарник чего-то не договаривал. Словно боролся с тем, сказать что-то или нет. — Да. За последние несколько дней она не отходила от тебя и не спала больше нескольких часов подряд. Слова «несколько дней» сразу привлекли внимание Итачи. Его мышцы напряглись еще сильнее, когда он сел прямо. Хошигаки казался смущенным, почему-то неохотно встречался с ним взглядом. Потребовалось усилие, чтобы его голос звучал ровно и не выдавал замешательства. — Кисаме. Как долго я был в отключке? Мечник коротко вздохнул, понимая, что вопрос требует ответа. — Семь дней, — едва слышно ответил Хошигаки, отведя взгляд. Итачи откинулся на спинку стула, на мгновение ошеломленный. Семь дней… это объясняло ужасную скованность в мышцах, привкус во рту, тот факт, что его длинные волосы выглядели более сальными и неопрятными, чем когда-либо прежде. Но семь дней были неоправданно долгим восстановительным периодом для чего-то такого сравнительно незначительного, как ушиб сердца… Размышляя об этом, Учиха сделал глубокий вдох. И все понял. И вот тогда осознание — осознание того, почему именно он чувствовал себя таким неспокойным, почему Сакура наблюдала за ним в течение семи дней — обрушилось на Итачи, словно тонна кирпичей. Впервые за столько лет, он не добрался, пошатываясь, до раковины в ванной и не почувствовал эту ужасную резкую, конвульсивную боль и клокотание в груди, а затем начал кашлять кровью. В душе Итачи не испытал ни единого приступа одышки или головокружения. Ему не пришлось цепляться за кафель и бороться за каждый вдох. Его грудь и горло не болели. Он мог вдыхать и выдыхать без тошнотворного хрипа глубоко внутри, без боли. С того момента, как его глаза внезапно открылись, он даже ни разу не кашлянул. Итачи чувствовал себя так странно, потому что впервые за десять лет он был по-настоящему здоров. Здоровый. Исцеленный. Полностью. Медленно Итачи осознал, что его дрожащие руки сжались в кулаки до побелевших костяшек, вцепившись в край стола. Нукенин закрыл глаза, заставляя себя контролировать дыхание. Он не почувствовал ничего, кроме шока, которого не испытывал с того дня, когда получил приказ убить собственную семью — и снова в ту ночь, когда действительно это сделал. Учиха смутно осознавал тот факт, что Кисаме начал говорить тихо и настойчиво, пытаясь объясниться. Сакура узнала правду, исцеляя его. И все причины, по которым Кисаме не мог помешать ей закончить то, что она начала. Хошигаки все говорил и говорил, и, наконец, на кухне повисла невыносимо тяжелая тишина. — Прости, — почти умоляющим тоном сказал Кисаме, чего, конечно же, было недостаточно. Этого никогда не будет достаточно, но что еще можно сказать в такой ситуации? Выражение лица Итачи было непохоже ни на что, что он когда-либо видел раньше. Мертвенное спокойствие и неподвижность на его чертах приводили в замешательство. Мечник испугался собственной реакции. Прошло около минуты, прежде чем Итачи смог заставить себя заговорить. — Не извиняйся, — автоматически выдавил Учиха, слова выходили механическими и деревянными. — Это не твоя вина. Итачи не мог ясно мыслить. Он попытался хоть немного восстановить самообладание, снова взять себя в руки, но, похоже, напрасно. У него было ощущение, что часть его, где-то глубоко внутри, ломается и погружается в состояние замешательства и вопящей паники, но большая часть разума оцепенела от шока. Не было времени для паники и шока, для того, чтобы неподвижно сидеть на кровати в течение двух дней, пытаясь все обдумать. Не было времени даже на то, чтобы понять, как и почему, или возложить вину, или сожалеть о привлечении Сакуры в их команду, потому что ничего этого не произошло бы, если бы не она. Или ненавидеть себя за то, что был настолько слаб и жалок, что поддался ниндзюцу Роши вместо того, чтобы отпрыгнуть в сторону. Все это… в данный момент было контрпродуктивно. Что сделано, то сделано. Итачи был глубоко потрясен и знал, что все можно исправить. Ситуация требовала кардинальной перестройки. Итачи на мгновение закрыл глаза, глубоко задумавшись, анализируя ситуацию настолько отстраненно, насколько мог. Грудь и живот все еще неприятно сжимало в узлы. Но факт оставался фактом: не было времени для изменения плана. Даже если бы оно и имелось, для нее не было места. Это правда, что Сакура изменила (опустошила, уничтожила, испортила) все, но… Остановись, резко приказал себе Итачи, и восстанови концентрацию. Ответ пришел к нему почти сразу же, со сверхъестественной ясностью. Посмотрев на ситуацию объективно… это резкое изменение сыграет лишь ту роль, которую он позволит. Учиха знал со спокойной, железной уверенностью, без тени сомнения, что должен был сделать. Итачи приоткрыл глаза, спокойно встретив встревоженный взгляд Кисаме. — Я не отступлю от своего плана, — мягко сказал нукенин. — Ничего не изменится. Я все равно встречусь со своим младшим братом в том месте, о котором мы договорились… Изменится только то, что теперь Саске придется постараться, чтобы меня устранить. Поначалу Кисаме не находил слов, оцепенело уставившись на напарника, пытаясь понять, действительно ли Итачи не шутит. Его ногти так сильно впились в ладони, что кожа угрожала кровоточить. Из миллиона вещей, которые хотел сказать нукенин Тумана, победила одна. — Ты что, с ума сошел? — Приглушенным голосом недоумевал Хошигаки. — Твой младший брат не сможет убить тебя, теперь, когда ты, наконец, снова можешь сражаться на сто процентов своей выносливости и силы! Он умрет, пытаясь! Итачи постукивал пальцами по кухонному столу, обдумывая слова Кисаме. — Ты недооцениваешь его, — сказал Учиха таким мягким тоном, словно они говорили об игре в сеги. — Его навыки продвинулись дальше, чем я предполагал. Саске подойдет ближе, чем кто-либо другой. Кисаме упрямо молчал, не в силах осознать степень идиотизма, исходящего из уст партнера. Ему так много хотелось сказать, но он не мог. Хошигаки знал, всегда знал, что Итачи принял решение. Он любил — всегда любил — своего брата с такой огромной, всеобъемлющей преданностью, что ничто не могло встать на пути решимости Итачи жить и умереть за него. Даже приказ деревни об уничтожении всех мужчин, женщин и детей клана Учиха до последнего. Даже шанса, на то, чтобы жить без заболеваний. До сих пор Кисаме не понимал глубины готовности Итачи пожертвовать всем ради того, что было важно для него. Например, безопасность Конохи и Саске. Он осознал, что Итачи смотрит на него со странно напряженным выражением на лице. Мечник как раз собирался заговорить, но Учиха его опередил. — Кисаме. Хотя ты не пойдешь на место боя со мной, ты все равно будешь наблюдать за происходящим снаружи. Кисаме коротко кивнул, зная, что этот тон не терпит возражений. Да. Ему это было знакомо. Он будет наблюдать за происходящим со стороны. Он будет тем, кто войдет сразу после боя и заберет безжизненное, изломанное тело своего партнера, тем самым предотвратив его попадание в руки любого вражеского шиноби, который заинтересован в получении шарингана. Однако, как ни удивительно, Итачи продолжал говорить, его голос становился тише. Кисаме стало любопытно. Раньше в план не вносились какие-либо дополнения. — Однако, в свете недавних событий… если Саске не удастся убить меня… Если он будет сражаться изо всех сил и упадет в обморок, прежде чем сможет закончить начатое… Он замолчал, подыскивая деликатный способ выразить то, что хочет сказать, — и когда пришло осознание того, о чем пытался попросить Итачи, у Кисаме кровь застыла в жилах. Заметив выражение его лица, Учиха сделал паузу. — Нет, — выдавил Кисаме. Потребовались все усилия, чтобы не крикнуть это достаточно громко и наверняка разбудить Сакуру. Хошигаки не мог скрыть отвращения в своем тоне. — Итачи, нет. — Кисаме, — тихо сказал Учиха, напряжение отразилось и на его лице. — Думай рационально. Полагаю, в основном меня уже не будет. Возможно, я тоже буду без сознания. Ты окажешь мне услугу. Быстрая и милосердная смерть предпочтительнее медленного кровотечения, внутреннего или внешнего. Чтобы все мои системы отключились одна за другой или чтобы меня захватила Коноха или другая деревня. Это было бы… — Прекрати, — устало прервал Кисаме, от всего разговора его начинало подташнивать. — Просто… помолчи секунду, хорошо? Итачи замолчал, и на кухне снова воцарилась тяжелая, неуютная тишина. Слова друга бесконечным круговоротом повторялись в голове Кисаме, а также некоторые другие вещи, которые он говорил на протяжении многих лет. Хошигаки знал, что Итачи не будет счастлив, пока его план относительно Саске не будет реализован. Искупление может завершиться, но в то же время, по какой-то причине, он продолжал думать о Сакуре, свернувшейся калачиком в постели Итачи наверху, пребывающей в блаженном неведении обо всем, что происходило. Девушка крепко спит, находясь под впечатлением того, что только что спасла любимого мужчину от чего-то слишком ужасного, и обеспечила ему долгую и счастливую жизнь. Кисаме горестно стиснул зубы, вспомнив, как впервые встретил тринадцатилетнего Итачи. Даже тогда он был ошеломлен аурой авторитета этого парня и невероятно острым умом. Через несколько часов нукенин Тумана понял, как этот конкретный тринадцатилетний подросток стал капитаном Анбу, возглавляя отряд шиноби и куноичи почти вдвое старше его самого. Он с самого начала слишком сильно уважал Итачи. Он позволил своему партнеру иметь неофициальную степень старшинства. Он согласился на все его просьбы. И когда дело дошло до чего-то столь важного… — Прекрасно, — выдавил Кисаме, уставившись на кухонный стол. — Я сделаю, как ты просишь. Итачи наблюдал за Кисаме. Несмотря на хладнокровное поведение, внутри, он искренне сожалел, что ему пришлось просить об этом своего партнера. Взгляд, которым Хошигаке одарил кухонный стол, заставил его почувствовать себя униженным, как никогда за долгое время. — Кисаме, я… Нукенин Тумана молча покачал головой, отодвинул свой стул от стола и ушел. Учиха посмотрел ему вслед, с некоторой тяжестью на сердце зная, что больше сказать нечего. Он встал из-за кухонного стола и медленно поднялся наверх.

***

Сакура немного пошевелилась, неловко вытянув конечности и уткнувшись лицом в подушку. Веки все еще были тяжелыми ото сна. Она вглядывалась сквозь ресницы и волосы, моргая, пытаясь сфокусировать взгляд, дрожащей рукой убирая волосы с лица. Это помогло увидеть, что место рядом с ней пустовало, из-за чего куноичи быстро попыталась принять сидячее положение, несмотря на протесты измученных, затекших мышц, и… Харуно почувствовала легкое прикосновение к своему плечу, вырвавшее ее из состояния паники. — Я здесь, — тихо сказал Итачи, сидящий прямо, здоровый и невредимый. Все дыхание покинуло тело Сакуры со звуком, средним между прерывистым вздохом и восклицанием облегчения. Она обвила мужчину руками, уткнувшись головой в его шею сбоку и прижимаясь так крепко, как только могла. Сначала он казался напряженным — вероятно, из–за того, что пролежал неподвижно семь дней подряд — от внезапного, нежного контакта, но в конце концов Итачи ответил взаимностью на объятие, положив руки ей на спину. Сакура была настолько переполнена эмоциями, что казалось, вот-вот расплачется. — Я так рада, что с тобой все в порядке, — снова и снова повторяла девушка, чей голос был приглушен его кожей. Итачи прижимал ее к себе, бормоча в ответ несколько смутно успокаивающих слов. Прошло много времени, прежде чем Сакура почувствовала, что готова отпустить его и немного отстраниться. Куноичи сделала глубокий вдох, потянулась вперед и прижала ладонь к его сердцу. — Ты не поверишь, — вздохнула она. Потребовалось добрых пятнадцать минут разговора, пока у нее не пересохло в горле, чтобы объяснить все шокирующие вещи, которые она обнаружила, залечивая непосредственную травму, нанесенную Роши, начиная с порока сердца и заканчивая рубцами в легких и дыхательных путях. Итачи кивнул и казался таким же пораженным, по-своему сдержанным, как она и ожидала от любого другого пациента в его ситуации. Это, безусловно, было травмирующим открытием. Сакура не смогла удержаться, чтобы не наклониться вперед и снова не обнять Итачи, положив голову ему на подбородок и позволив себе успокоиться, слушая ровное биение его сердца и то, как поднималась и опускалась его грудь. Она говорила это не для того, чтобы похвастаться, но эта мысль постоянно крутилась у нее в голове всю последнюю неделю. По всем правилам, осложнения у Итачи могли быть смертельными. Они привели бы к смерти, если бы Харуно не нашла их вовремя. Повреждение было опасно близко к порогу, за которым лечение становилось бесполезным даже для медицинской чакры. — Я все еще не могу в это поверить. Ты мог умереть, — выдохнула Сакура, ее пальцы поднялись и легли на его мускулистые предплечья. — Твое и без того плохое состояние переросло бы в фатальный набор осложнений, столкнись мы с этим чуть позже. Учиха снова обнял девушку и положил подбородок ей на макушку, вдыхая аромат розовых волос. Итачи прижимал ее так близко, словно боялся, что она выскользнет из его пальцев и исчезнет. — Да, — отстраненно пробормотал мужчина. — Мог бы.