Bluebird

Стояла невыносимая жара. Даже просачиваясь сквозь листву, тихий вечерний солнечный свет казался ярким и резким на розовой макушке. Каждый дюйм кожи был открыт из-за красного жилета без рукавов, черных шорт и коричневой юбки, а ее ногам становилось душно в черных кожаных сапогах высотой до колен. Сакура искоса взглянула на Итачи и Кисаме, не понимая, как они могли мириться с такой душной летней погодой, будучи с ног до головы закутанными в черно-красные плащи. Словно заметив ее пристальный взгляд, Итачи придвинулся ближе, позволяя Кисаме вести их молчаливую процессию через лес. Сакура улучила момент, чтобы слегка улыбнуться ему, хотя и знала, что они находились на задании, где нужно соблюдать субординацию. — Подожди, — тихо сказал Учиха, из-за чего куноичи остановилась, охваченная любопытством, в то время как Кисаме продолжил путь. Харуно бросила на Итачи пытливый взгляд, решив, что они находились достаточно далеко от предполагаемого местоположения цели, чтобы говорить без опаски. — Что случилось? Мы в полумиле от того места, где, по словам Кисаме, должен быть Роши. Учиха не ответил, свернув с тропинки. Он вел ее все глубже и глубже в лес, и через мгновение потянулся и взял за руку, немного сжав. Сакура оглядела меняющееся окружение и резко остановилась, заметив, где закончился их странный маленький обход. Куноичи забежала в сюда вчера рано утром и воспользовалась столь удобным местом, чтобы восстановить силы и съесть протеиновый батончик. Она небрежно упомянула Итачи об этом, когда вернулась в лагерь прошлой ночью. — Итачи? Это не… — Сакура подошла ближе, смахнув немного зелени в сторону и обратив внимание на смущенное выражение его лица. Харуно набросилась на мужчину еще до того, как он успел открыть рот, настолько возмущенная сделанным выводом, что подняла одну руку и резко ткнула его в грудь. — Пожалуйста, скажи, что есть причина, по которой ты привел меня в уединенную пещеру в миле от местонахождения Роши, в то время как Кисаме продолжил путь! Учиха слегка поморщился от нарастающей громкости ее голоса. — Его внешность обманчива, но, как ты заметила в прошлый раз, Роши — чрезвычайно могущественный шиноби. Даже для нас с Кисаме будет непросто усмирить его, и мы не хотим… — Ты не хочешь, чтобы я стояла у тебя на пути? — Язвительно спросила Сакура, складывая руки на груди. — Позволь сказать тебе, я… — Нет, я не хочу, чтобы тебе причинили боль, — твердо перебил Итачи, выражение его лица ясно давало понять, что он не собирается уступать. — Ты знаешь о способностях, которыми обладаем мы с Кисаме, но у Роши есть силы, о которых ты даже не подозреваешь. Этот бой потенциально может быть… очень серьезным. Я не хочу, чтобы ты попала под перекрестный огонь. Сакура глубоко вздохнула, не в силах вспомнить, когда в последний раз была так расстроена и зла на него. Итачи оскорбил ее. Уровень его идиотизма превзошел все отказы для проведения медицинского осмотра две недели назад. На ум пришло двадцать различных возражений. Она достаточно компетентна, чтобы избежать любого рода перекрестного огня, и сама по себе являлась могущественным бойцом. Похоже, им двоим понадобится помощь после боя с Роши. Нельзя забывать, что она является их союзницей, медиком, поэтому она должна находиться на поле боя. Итачи, вероятно, был бы мертв, если бы потребовал, чтобы она не путалась под ногами во время их последней встречи с Роши… Но в последнюю минуту девушка прикусила язык, сдерживая гневные слова, которые были готовы сорваться с языка, когда появилась идея получше. — Хорошо, — коротко сказала Сакура. — Я понимаю. Нет смысла спорить из-за этого. И я не так уж далеко. Если ты или Кисаме окажетесь ранены, техника транспортировки займет всего секунду. Испытующий взгляд Итачи встретился с ее взглядом, явно заинтересованный внезапной переменой в поведении, но после нескольких мгновений пристального изучения он немного расслабился, протянув руку, чтобы слегка коснуться пальцами ее скулы. — Спасибо тебе, Сакура. Она шагнула вперед, привстав на цыпочки, и нежно поцеловала его в щеку. — Удачи, Итачи. Учиха ушел, коротко оглянувшись. Сакура шагнула в темноту маленькой пещеры, которая стала желанным убежищем от жары, как и вчера. Она приняла в сидячее положение в дальнем конце пещеры, прежде чем закрыть глаза и максимально сосредоточить свои способности воспринимать чакру. Актриса из нее вышла лучше, чем она думала. Как только Итачи влюбился в нее… То, что она сказала, в какой–то степени правда — девушка не видела смысла спорить с ним. Это просто пустая трата ее дыхания, времени и энергии. Харуно тихо вздохнула, прикусив губу и постукивая пальцами по земле, отсчитывая минуты. Прошло двадцать минут, прежде чем Сакура почувствовала первую вспышку чакры и соответствующее едва заметное, но ощутимое изменение в воздухе вокруг. Затем последовало еще несколько, быстро сменяющих друг друга вспышек. Куноичи поднялась из-за последнего импульса, который заставил задрожать всю пещеру, а паутину тонких трещин — распространиться по земле. К тому времени она уже выбралась из пещеры, быстро и бесшумно приближаясь к месту боя. Больше не было нужды в ее способности ощущать чакру. Земля дрожала под ногами, деревья поменьше тревожно раскачивались взад-вперед. Харуно услышала рев водного ниндзюцу Кисаме, а также незнакомые звуки, которые, должно быть, исходили от техник Роши. Воздух практически сотрясался, и она видела, как сотни птиц улетели прочь, небо потемнело, а десятки кроликов и других мелких животных бросились в укрытие. Розоволосая куноичи нерешительно оглянулась, прежде чем принять решение. В данный момент Сакура не станет сразу бросаться в драку. Сейчас она находилась достаточно близко, всего в нескольких футах, чтобы быть в курсе происходящего и в состоянии вмешаться, если Роши окажется уязвимым для тщательно нацеленного медицинского ниндзюцу. Сакура направила импульс чакры к ногам и запрыгнула на верхние ветви одного из наиболее крепких на вид деревьев, поморщившись от чистой энергии, разлитой в воздухе. В следующую секунду ей пришлось вцепиться в ствол для поддержки, когда мощная, похожая на землетрясение дрожь пробежала по земле, сотрясая самые корни дерева. Это почти отвлекло ее от крика, звук заглушила какофония ниндзюцу. Голос был глубоким и незнакомым, полным ярости, и, должно быть, принадлежал Роши. То, что он говорил, казалось настолько бессмысленным, что заставило девушку нахмуриться и наклониться вперед, убежденная, что неправильно расслышала. Он сказал… что не виноват в том, что демон был запечатан внутри него при рождении, и нести это было огромным бременем, но он сделает все, чтобы предотвратить попадание хвостатого в руки Акацуки. Он никогда не сдастся, даже если это означает, что ему придется позволить демону ненадолго взять над собой контроль и убить Итачи и Кисаме… Уровень чакры в лесу снова начал повышаться, достигнув точки, когда стал пугающим. Температура повысилась настолько, что воздух стал душным и тяжелым. На лбу у Сакуры выступили капельки пота, пальцы онемели, и она чуть не ослабила хватку за дерево и не упала, но затем яростный вопль Роши внезапно смолк, прежде чем перейти в ужасно продолжительные, мучительные вопли. Этот звук заставил Харуно замереть от чистого ужаса, независимо от того, чем он угрожал ее товарищам по команде. Казалось, она слушала его крик целую вечность, после чего раздался глухой удар — звук, с которым рукоять меча Кисаме соприкоснулась с чьей–то головой, — а затем снова воцарилась тишина. Сакура отступила на шаг назад на своей ветке, смутно осознавая тот факт, что дрожит, а затем побежала обратно в пещеру, где Итачи велел ей ждать. Через минуту она прислонилась спиной к прохладной, темной каменной стене, подтянув колени к груди и обхватив их руками, но ее все еще трясло. Слова Роши повторялись в голове бесконечным циклом. Нет, даже не его слова… А те ужасные, продолжительные крики боли. Не было нужды гадать, что с ним случилось, и от осознания у нее скрутило живот. Итачи только что применил свое гендзюцу пыток (то, которое, по его рассказам, он почти никогда не использовал; то, которое Кисаме назвал самым эффективным) к пожилому, психически больному мужчине, который бредил демонами, хвостатыми зверями, чем угодно, что было запечатано внутри него при рождении — кто слышал о таком? — и страдал в заблуждении, что его преследовали из-за них. Еще одна дрожь пробежала по телу девушки, сопровождаемая внезапной болью в голове. Сакура почувствовала, как ее ногти сильно впились в кожу ботинок. Что-то не так. Несмотря на то, что логика подсказывала, что то, что утверждал Роши, было невозможно, ей трудно отмахнуться от этого как от бреда сумасшедшего. Его слова — и несправедливость того, что за тобой охотятся, как за добычей, за то, в чем ты совершенно беспомощен, — задели необъяснимую, мощную струну внутри. Слова Роши тронули ее так глубоко, словно она знала его лично. Словно она могла быть его товарищем по команде, будь он ее ровесником. Сакура определенно была бы полна решимости защитить его от тех, кто попытался бы причинить ему вред ради… …Захвата хвостатого зверя и использования его огромной силы в коварных целях, таких как получение контроля над скрытыми деревнями шиноби, гражданскими территориями или целыми странами. Внезапность случайного факта заставила Сакуру моргнуть. Куноичи протянула руку и запустила пальцы в волосы. Она что, сходит с ума или что-то в этом роде? Пять минут назад Харуно была уверена, что неправильно расслышала или поняла слова Роши, потому что ничто в них не имело смысла, а теперь все, что он сказал, было так ясно. И снова это слово, произнесенное, с таким количеством ненависти и страха, смешанных в одно целое. Акацуки. Остановись, приказала себе Сакура, пока не завелась еще больше. Успокойся. Она бы… что ж, ей придется спросить Итачи об этом позже вечером. Итачи, который только что применил ужасное гендзюцу пытки к старику, который, возможно, являлся маразматиком, а возможно, и нет. Прекрати, Сакура, это не то, чего он хотел. Ты слышала, чем Роши угрожал им — это явно была самооборона… Сакура снова сильно тряхнула головой, чтобы заглушить спорящие голоса, и услышала приближение сокомандников. Шаги Кисаме стали тяжелее, потому что он нес Роши. Вероятно, Хошигаки шел сообщить, что задача выполнена. Куноичи глубоко вздохнула, воспользовавшись последним мгновением одиночества, пытаясь вернуть себе самообладание. Как и следовало ожидать, ей не предоставилось шанса побыть наедине с Итачи. Солнце только что село, оставив небо в основном темно-синим, несколько пятнышек серебряных звезд уже были видны, несмотря на слабое оранжевое свечение на горизонте. Пятнадцать минут назад Учиха отошел от их лагеря, чтобы помедитировать, направляясь к озеру и водопаду в миле отсюда. Именно на берегу озера, сразу за высокой травой, она нашла его. Сакура воспользовалась моментом, чтобы спокойно понаблюдать за Итачи. Он стоял к ней спиной, откинув в сторону черно-красный плащ, задумчиво склонив голову и, по-видимому, закрыв глаза. И все же, несмотря на его неподвижность и ее тихое приближение, он уже знал о ее присутствии. Подозрения куноичи подтвердились, когда она опустилась на колени и обняла Итачи сзади, положив голову ему на затылок, а мускулы нукенина даже не дрогнули. Вместо этого он протянул руку и коснулся ее плеча. — Привет, Сакура. — Я никогда не смогу подкрасться к тебе незаметно, не так ли? — Криво усмехнувшись, спросила девушка, позволяя мягко подвести себя, чтобы сесть рядом с ним. Учиха отрицательно покачал головой, очевидно, стараясь быть настолько чувствительным и скромным, насколько это возможно. Сакура скорчила Итачи рожицу, прежде чем положить голову ему на плечо. Несколько минут они сидели молча, наслаждаясь видом и мягким ветерком, который пронесся над окрестностями после захода солнца. Она почти пожалела о том, что ей пришлось откашляться и заговорить. Не было смысла ходить вокруг да около. Нужно сказать прямо. — Итачи, что имел в виду Роши, когда говорил о демоне, запечатанном внутри него при рождении? И о… вашем преследовании, чтобы извлечь эту вещь? Сакура почувствовала, как Итачи слегка напрягся от ее вопроса. Он едва слышно вздохнул. — Ты покидала пещеру. — Конечно. Неужели ты думал, что я собираюсь тихо сидеть и постукивать пальцами, как хорошая маленькая девочка, пока все не закончится? Но что он имел в виду? Девушка испытующе посмотрела на него, что не принесло пользы. Лицо Итачи ничего не выражало, как всегда. — Я не знаю, правда ли это, — сказал Учиха таким тоном, словно тщательно взвешивал каждое слово, прежде чем заговорить. — Лидер потребовал, чтобы мы доставили Роши к нему. Что будет происходить дальше… мы с Кисаме не знаем. Ее первым побуждением было скептически отнестись к этому заявлению. Харуно чуть было не заговорила, но в то же время она знала, что Итачи никогда бы не солгал ей. Глаза девушки сузились на долю дюйма, и он опередил ее ответ. — Я знаю, насколько предосудительным ты находишь тот факт, что мы ведем его в неизвестность, Сакура. Она спокойно встретила его взгляд. — Просто я думаю, что это странно, что вы с Кисаме, кажется, работаете прославленными охотниками за головами, не зная и не заботясь о последствиях того, что делаете. Я знаю вас двоих, и… Куноичи замолчала, очевидно, сбитая с толку и разочарованная ситуацией и тем, как кусочки мозаики не складывались воедино в ее сознании. Итачи не мог сказать, была ли она так встревожена этой ситуацией только потому, что была сострадательной и чувствительной к человеческим страданиям и несправедливости… или причина заключается в том, что в какой-то подсознательной области разума слова Роши напомнили ей о чувствах Наруто. Он знал, что Сакура яростно защищала бы своего единственного оставшегося товарища по команде — от него и Кисаме — после того, что случилось с Казекаге. Лгать ей подобным образом трудно, но необходимо, даже несмотря на то, что Итачи было немного не по себе от того, что он воспользовался ее полным доверием к нему. Учиха знал, что это совершенно неэффективно, но все равно похлопал ее по руке, которая была сжата в кулак в траве. — Все в порядке, — тихо сказал мужчина, страстно желая, чтобы это было правдой, чтобы он мог с чистой совестью сказать, что Роши мог избежать последствий встречи с Лидером. — Все будет хорошо. Сакура отдернула руку и нахмурилась. — Нет, это не так, — несчастно ответила куноичи, но через несколько минут снова прислонилась к нему. Итачи представить себе не мог, какие мысли проносятся в ее голове.

***

— Эй, малыш, не могла бы ты передать мой свиток призыва? Я оставил его на кухонном столе после того, как затарился для нас пайками… Сакура подумала, не швырнуть ли свиток в ухмыляющееся лицо Кисаме после того, как взяла его со стола. Однако хорошие манеры победили, и она неохотно вложила предмет ему в руку. — Напомни еще раз, почему я остаюсь здесь, в то время как вы направляетесь в Дождь? — Сухо спросила девушка, стараясь не смотреть на черную сумку, перекинутую через плечо Кисаме, размером с человеческий рост, в которой находился бессознательный Роши. — Потому что нам троим нет необходимости совершать путешествие. Мы никогда не оставляем базу без охраны, — ответил Итачи, спускаясь с лестницы. — Верно, — пробормотала Сакура, закатывая глаза. Глупо с ее стороны, но последние несколько недель она с нетерпением ждала возможности встретиться с семьей Итачи в Дожде после захвата Роши. Он так сильно любил их, и Харуно, естественно, было любопытно. Они казались добрыми людьми, особенно двоюродный брат и мама. Встреча с его братом, который являлся ее ровесником и к которому Итачи питал настоящую слабость, тоже была бы интересной. Не только это, но и то, что она с нетерпением ждала возможности снова увидеть деревню, в которой выросла, поскольку травма головы стерла все воспоминания о ней вообще. Харуно хотела увидеть дом своего детства. Место, где училась медицине. Места, где играла, будучи маленькой девочкой. Больше всего ей хотелось узнать, действительно ли в Дожде были те прекрасные, пышные зеленые леса, о которых она продолжала мечтать, или это всего лишь плод ее воображения… Но нет, прошлой ночью упомянув Итачи и Кисаме о том, как взволнована возвращением домой, они одарили ее непонимающими взглядами и быстро принялись крушить все ее мечты, используя сомнительное обоснование, которое Итачи только что озвучил. Хошигаки ухмыльнулся, не замечая истинной причины ее озабоченности, и перешел на особенно неприятный тон. — Оу, маленькая Сакура боится оставаться дома одна? — Кисаме, даже не смей… — Правда, малыш, не о чем беспокоиться. Ты знаешь обо всех охранных гендзюцу. Это место невидимо для любого, кроме нас. Сейчас нукенин Тумана действительно пытался подбодрить сокомандницу. Сакура не смогла удержаться от улыбки, когда он вышел на улицу, оставив ее наедине с Итачи. — Спасибо, Кисаме. Хошигаки поднял руку на прощание, после чего она повернулась к Итачи, который нежно убрал выбившуюся прядь волос, с легкостью читая выражение ее лица. — Мне жаль, Сакура, — мягко сказал Учиха. — Но я обещаю, что это продлится всего три дня. Сакура вздохнула и шагнула вперед, позволяя мужчине прижать ее к себе. — Знаю. Будь осторожен. Вместо ответа Итачи наклонился и поцеловал ее нежно, продолжительно, его руки скользнули по изгибу тонкой талии. Сакура поправила серебряную застежку его плаща, когда он, наконец, отстранился. — Передай привет своей семье от меня, хорошо? — Спросила куноичи, пытаясь улыбнуться ему. — Передам, — практически шепотом ответил Учиха, направляясь к выходу. Куноичи смотрела им вслед несколько секунд, прежде чем захлопнуть и запереть дверь, все дыхание покинуло ее тело с усталым вздохом. Она взглянула на лестницу, прежде чем решила, что, возможно, слишком одиноко провести там ночь сегодня вечером. В гостиной на кресле, на которое никто никогда не садился, были аккуратно сложены одеяла. Девушка взяла одно из них и устроилась на диване, уставившись в потолок. Проблема Роши продолжала давить, и в попытке отвлечься ее мысли вернулись к Итачи, который был несколько отстранен в течение нескольких дней после исцеления. Харуно списала это на шок, учитывая, насколько близок он был к смерти, сам того не осознавая. Тем не менее, он вернулся к своему прежнему утонченно нежному «я». Несмотря на усилия, ей все еще было плохо при мысли о том, какая судьба ожидала Роши, когда Итачи и Кисаме передадут его Лидеру. Девушка намеревалась провести кое-какие исследования об этих хвостатых зверях, но сейчас она была измучена. Возможно, это могло подождать до завтра… Ее веки медленно сомкнулись, и тревожные мысли Сакуры перешли в сны, которые были одновременно смутными и яркими. Снова много листьев, лесов и зелени — она мчалась между деревьями, покрытые чакрой ступни касались каждой ветки. Вспышка светлого и оранжевого с одной стороны от нее, что-то темно-синее в нескольких шагах впереди. Затем появилась еще одна фигура: человек, полностью одетый в черное и темно-серое, который присел на одну из веток рядом с ней, когда она остановилась, тяжело дыша и чувствуя, как колотится сердце от напряжения. По какой-то причине в одной руке он сжимал что-то похожее на оранжевую книгу. По выражению его единственного видимого глаза Сакура догадалась, что он ободряюще улыбнулся ей, но она не могла точно сказать, из-за маски, которая скрывала нижнюю половину его лица. Сакура улыбнулась в ответ и бросилась вперед, пытаясь догнать остальных. Она услышала, как светловолосый мальчик в отвратительно ярком оранжевом комбинезоне зовет ее. Слова были неразборчивы, но его дружелюбный тон и смех в голосе ни с чем не спутаешь. Чувство доверия, товарищества и счастья — родного и домашнего — было настолько сильным, что казалось осязаемым. Затем она упала на лесную подстилку, и все стало по-другому. На этот раз куноичи шла по лесу — немного выше ростом, гораздо увереннее в себе — с пухлым рыжеволосым мальчиком рядом, который жевал картофельные чипсы из пакета и периодически предлагал ей пригоршню. Они следовали за другим мужчиной в более глубокую, темную и зловещую часть леса, но это был не тот человек в маске. Он был выше, с более загорелой кожей и бородой, из уголка его рта свисала сигарета. Сакура вдыхала едкий запах дыма, и это почти отвлекало ее от того, что он говорил — что им троим нужно тренироваться вместе, чтобы подготовиться к встрече с Лесом Смерти во второй части экзаменов. Затем раздался внезапный толчок в бедро, Сакура обернулась и обнаружила, что обвиняюще смотрит на другую девушку, которая была одета в темно-фиолетовый укороченный топ на бретельках и короткую юбку в тон. Девушка неудержимо улыбалась ей. — Да, лобастая, — прокомментировала она, шагая впереди и поворачиваясь, чтобы бросить на нее дразнящий взгляд. — Ты должна стараться не отставать! В прошлый раз на этом этапе ты была ужасна, в отличие от нас с Чоджи… — Заткнись, свинина! На случай, если ты забыла, я спасла твою задницу от того гигантского тигра, когда мы тренировались здесь на прошлой неделе. Именно мои превосходные тактические навыки позволили заманить его в ловушку и заставить упасть в восьмифутовую воронку, которую я пробила в земле, а затем Чоджи начал бросать в него валуны… в то время как ты стояла столбом и колебалась! — О, как бы то ни было, мне не грозила опасность из-за этой дурацкой штуки. У меня все было под контролем, и я бы справилась с ним с завидным мастерством и превосходной техникой, если бы ты не рванула в бой. Кроме того, глубина воронки была не восемь футов, а максимум пять… — Девочки, девочки, — раздраженно вздохнул джоунин-сенсей. Прозвучало так, словно он слышал этот диалог миллион раз. — Пожалуйста, только не начинайте. Вам нужно сосредоточиться на задаче, с которой вы вскоре столкнетесь. Затем сенсей провел их через ворота в более темную часть леса. Она, девушка в фиолетовом и рыжеволосый мальчик выстроились в ряд, прислонившись спинами к забору, с опаской оглядывая изменившуюся местность. Деревья покрылись змеями, и на поляну начали выбираться огромные тигры, пугающие своей извилистой грацией, их глаза блестели от голода, и… Глаза Сакуры резко распахнулись, весь воздух покинул ее тело в резком вздохе. Испуганная и дрожащая, девушка несколько мгновений оглядывала комнату, прежде чем поняла, что сбросила с себя одеяла. Она лежала, свернувшись калачиком, на боку в позе эмбриона. В комнате с ней никого не было. Ни змей, ни тигров. Ирьенин приняла сидячее положение, прежде чем собрать одеяла и снова накинуть их на себя. Больше, чем обычную усталость, которую она испытывала после неожиданного пробуждения посреди ночи, Харуно чувствовала себя… озадаченной, когда переплела пальцы поверх одеял и уставилась на них. Что только что произошло? Она знала, что сны случайны. Но эти казались такими… личными, а не просто разрозненными плодами воображения, которые подкидывал разум. Это было так непохоже на другие ее сны в том смысле, что они были очень связными, и все, что она чувствовала, было настолько подробным и реальным (вплоть до мельчайших деталей: запаха сигарет, хруста картофельных чипсов и заразительного смеха мальчика), что… Сакура нахмурилась, подперев подбородок руками. Внезапно в голову пришла новая, интригующая мысль. Она не смела надеяться, но, учитывая все обстоятельства, могли ли это быть возвращающиеся фрагменты ее воспоминаний? С момента потери памяти прошло так много времени, а она так ничего и не вспомнила. Поэтому куноичи начала отказываться от упражнений, которые выполняла каждый вечер, сидя в течение часа, скрестив ноги, на полу, обдумывая любые зрительные, слуховые или обонятельные стимулы, которые испытывала в течение дня. Девушка копалась в своем сознании в надежде, что они вызовут какую-нибудь искру остаточной памяти. Определенные вещи она находила странно значимыми: рамен, запах ванили, черные портфели. Но этого было недостаточно, чтобы вызвать какие-либо реальные воспоминания. Харуно задумчиво прикусила губу. Действительно, эти мечты могут стать своего рода прорывом. Светловолосый мальчик в оранжевом комбинезоне. Мальчик, которого она видела как вспышку темно-синего далеко впереди. Пухлый рыжеволосый мальчик с картофельными чипсами. Девочка, которая в шутку называла ее лобастой — возможно, все они являлись ее друзьями, когда ей было тринадцать или четырнадцать. Человек в маске и мужчина, который курил, — кто-то вроде учителей? В первом случае казалось, что ее пытаются научить бегать по деревьям. Во втором — упоминался экзамен, к которому им помогали готовиться. Сакура снова легла, теперь уже совершенно проснувшись, и попыталась запечатлеть в памяти каждую деталь сна, пока он был еще свеж в ее памяти. И снова предстал залитый солнцем лес, листья, непохожие ни на одно место, которое она видела, путешествуя с Итачи и Кисаме. Конечно, куноичи не помнила, как выглядел Дождь — откуда они были родом и где познакомились друг с другом, — но это действовало отрезвляюще. Девушка не могла полагаться на свой разум с момента несчастного случая. Местом в ее воображении мог быть Дождь, или это могла быть всего лишь случайная фантазия, которую разум подкинул ей во сне… потому что это, безусловно, было прекрасное место. Сакура вздохнула, поворачивая голову в сторону и проводя пальцами по ковру. Но, по крайней мере, с каждым мгновением она становилась все более уверенной в том, что люди из сна были реальными. Инстинкт подсказывал именно это. Они были ее друзьями и одноклассниками до того, как она встретила Итачи и Кисаме. Это знание, хотя и казалось таким незначительным, было волнующим. Она наконец–то ухватила еще одну частичку своего прошлого, помимо знаний о медицине. Харуно боялась, что потеряла воспоминания о жизни до травмы навсегда. Если бы она только могла вспомнить имена своих друзей… и еще несколько недостающих звеньев, таких как ее родители, медицинское образование и то, как она познакомилась с Итачи и Кисаме… Свет восходящего солнца начал проникать в комнату к тому времени, когда ей снова удалось снова на несколько коротких часов. Учитывая тяжелую ночь, Сакура провела день, расслабляясь так, как не расслаблялась уже несколько месяцев. По телевизору показывали какие-то старые иностранные драмы. Кисаме оставил огромную стопку газет в углу комнаты, так что после просмотра фильмов она провела несколько часов, лежа на полу, читая каждую историю до единой и узнавая о текущих событиях по всей стране. Харуно почти не ощущала течения времени, и для нее было легким удивлением оторвать взгляд от одного из кроссвордов в газетах и понять, что снова наступила ночь. После быстрого ужина из риса, обжаренного в яйце, Сакура устроилась на диване, укрывшись одеялами, обхватив колени руками и уставившись в стену, терпеливо ожидая, когда усталость овладеет ею. Это было странно, но на самом деле девушке не терпелось уснуть. Надежда, которую она испытывала, что появится еще один сон, который прольет свет на еще одну из тех недостающих частей прошлого, была такой пылкой, интенсивной и всепоглощающей, что у нее перехватило дыхание. Каждую секунду она отчаянно желала, чтобы сегодня ночью был сон о ее родителях. Сакура прижалась раскрасневшейся щекой к прохладному шелку подушки, глубоко вздохнула и попыталась заставить себя успокоиться и расслабиться. Последнее, что ей было нужно, — разволноваться до такой степени, чтобы не спать полночи в порыве предвкушения. В конце концов пришел сон, а вместе с ним и еще один. Это отличалось от других тем, что она стояла в огромной, пустой, ослепительно белой комнате, уставившись на огромную умирающую рыбу кои, которая безвольно барахталась в чане с водой размером с ванну. Хотя в помещении не было окон и динамиков, Сакура услышала бестелесный, но властный голос, женский голос, который инструктировал ее, что делать — как взять рыбу в руки, как успокоить, как направить чакру и проникнуть в ее внутренние органы, чтобы найти какие-либо отклонения, как использовать чакру, чтобы исправить все: от закупорки кишечника до нарушения дыхания. Не дай ей умереть, Сакура! Я знаю, ты можешь это сделать! — Резко приказала женщина. — Это любимый питомец Хомуры, и он не даст мне жизни, если рыба умрет! Сакура работала, словно на автопилоте, чувствуя, как на лбу выступают капельки пота, видя, как слой чакры покрывает ее руки во время исцеления. — Да, Цунаде-шишо, — послушно повторяла она снова и снова, и, наконец, по прошествии, как ей показалось, нескольких часов, чешуя рыбы приобрела здоровый оттенок, начала нормально плавать и заморгала глазами-бусинками. Куноичи испустила огромный вздох облегчения, погладив рыбу по голове, а затем чан с водой превратился в гигантский поток, который, казалось, выходил в водоем на улице. В последний раз благодарно пошевелив плавниками, рыба кои уплыла, и дверь, которую она раньше не заметила, на противоположной стороне комнаты открылась. Вошла женщина — должно быть, Цунаде-шишо, через мгновение поняла Сакура, почувствовав еще один прилив узнавания. У Цунаде-шишо были красивые шоколадно-карие глаза, гордая осанка и решительное лицо, которое немного смягчалось, когда она улыбалась. — Я горжусь тобой, Сакура. Твои навыки стремительно развиваются. Харуно низко поклонилась, переполненная благодарностью и радостью. — Спасибо, Хокаге-сама. Затем эта мечта угасла и сменилась более обычной: последовать за рыбой кои, путешествовать по океану в наполненном кислородом пузыре и увидеть все замечательные виды подводных растений и животных. Уже рассвело, когда она проснулась естественным образом, прижавшись к дивану. Сакура резко выпрямилась, все красивые, запоминающиеся образы коралловых рифов, ярко окрашенных морских рыб и странно текстурированных медуз быстро испарились, пока она пыталась вспомнить свой первый сон. Не о родителях, но явно воспоминание о первоначальном обучении на медика: ее проверяли на то, как использовать диагностическую и корректирующую чакру. Итачи сказал, что ее обучал пожилой медик в Дожде, но как она назвала эту женщину? Цунаде… Цунаде-шишо… Ближе к концу, появилось официально звучащее название, которое она никогда раньше не слышала. Сакура целую минуту ломала голову, прежде чем, наконец, вспомнить. Хокаге-сама. Хокаге-сама… она обдумывала это некоторое время. Буквально, огненная тень. Огонь. Причем здесь огонь, если они родом из Дождя? Страна Огня находилась далеко, судя по картам мира, которые она видела. В любом случае, из почетного титула стало ясно, что Цунаде была своего рода важным лидером. Сакура колебалась несколько секунд, прежде чем отбросить одеяла в сторону и подняться с дивана. Приведя себя в порядок, она сразу же направилась вниз, в библиотеку. Если сомневаешься, исследуй. Этот девиз всегда составлял ей хорошую службу. Девушка направилась к рядам книг в самом конце, единственным, которые интересовали ее больше. Раздел истории — все эти книги были старыми, практически разваливающимися, с пожелтевшими, местами порванными страницами. Казалось, ни в одной из них было не меньше пятисот страниц. Харуно вздохнула, не зная, с чего начать, но после десяти минут блуждания по полкам, она, наконец, нашла книгу, посвященную истории мировых деревень шиноби. Глаза Сакуры расширились, и она поспешно схватила его с полки, прежде чем опуститься в свое любимое кресло. Словарь был написан неудобно мелким шрифтом, но в море незнакомых слов она в конце концов нашла то, что искала. Хокаге. Первое упоминание этого слова появилось на триста пятьдесят седьмой странице. Куноичи пролистала его так быстро, как только могла, напряженно наклонившись вперед в надежде уловить как можно больше информации. Слово Хокаге впервые было упомянуто в первом абзаце первой главы, посвященной Конохе… также известной как Деревня Скрытого Листа. Сакура почувствовала, как сердце по какой-то причине пропустило удар. Она рассеянно провела пальцем по слову, уставившись на страницы перед собой. Девушка скользнула взглядом по тексту, предпочитая сосредоточиться на маленьких картинках на каждой странице. Книга была старой, как и черно-белые картинки не самого лучшего качества — но их оказалось достаточно, чтобы заставить грудь Сакуры сжаться от силы замешательства, которое она испытывала, неосознанно постукивая пальцем по каждой картинке. Здания. В примечании к первой картинке это место описывалось как Академия, где молодые шиноби, проходящие обучение, приобретали базовые навыки. В сноске на втором снимке здание описывалось как Башня Хокаге, где работал Хокаге, лидер Конохи, которое служило штаб-квартирой многих других важных ведомств, таких как отдел пыток и допросов. У Сакуры перехватило дыхание, когда она уставилась на эту подпись, но прежде чем по–настоящему осознать ее значение, пришло ошеломляющее понимание того, что все эти здания — вид на деревню с высоты птичьего полета — панорамный вид на Монумент Хокаге — Академия — больница — были знакомы. Она определенно видела их раньше — нет, даже не это, они были очень хорошо знакомы. Куноичи бывала там раньше. На верхнем этаже Башни Хокаге располагался не просто офис Хокаге — там находилась лучшая гостиная с самыми удобными кожаными диванами и самым вкусным кофе. Левое крыло больницы было расположено довольно запутанно, и она заблудилась там во время своих первых смен. На лугах за Академией росли самые красивые цветы в деревне. Они были отличным местом для занятий икебаной, искусством составления букетов. Сакура ненавидела специальные уроки куноичи, которые все должны были посещать в Академии, прежде чем стать генинами. У нее плохо получалось, не то что у Ино, которая всегда насмехалась над подругой по этому поводу… Сакура удивленно моргнула и, наконец, закрыла глаза, сделав глубокий вдох и пытаясь разобраться в запутанных мыслях. И, что самое главное… Хокаге-сама. Цунаде-шишо являлась лидером Конохи. Она научилась медицине не просто у какого-то медика в Дожде, а у лидера Конохи, совершенно другой деревни шиноби. И эта деревня была ей так хорошо знакома. Она бывала там раньше… училась в их Академии, работала в их больнице… тренировалась в их лесах (научилась лазать по деревьям и перепрыгивать с ветки на ветку), будучи генином. Девушка не знала, что делать с возвращающимися воспоминаниями. Как все это могло быть правдой, учитывая то, что Итачи и Кисаме рассказали, когда она пришла в сознание? Было ли что-то еще, чего ей не доставало? Единственным изображением, которое пришло на ум, оказалась головоломка, в которой несколько важных фрагментов остались пустыми. Может быть, ее родители переехали в Дождь в какой-то момент, после начала обучения у Цунаде-шишо, из-за чего она закончила свое обучение у местного медика? Сакура рассеянно перевернула следующие несколько страниц, слишком поглощенная появляющимися вопросами, чтобы заставить себя сосредоточиться на тексте, хотя и знала, что это важно. Но следующая фотография заставила ее губы приоткрыться от удивления. Куноичи ошеломленно подняла палец, чтобы провести по линиям. Это тоже было знакомо… И дело не в туманном прошлом, а в том, что она видела это каждый день, выгравированное на протекторе Итачи. Этот символ… являлся символом деревни. Конохи. Что противоречило всему, что он рассказывал ей о себе и своей семье в Дожде… Затем ей в голову пришла другая мысль, и Харуно снова прикусила губу, отвлекшись. Линия. Линия, проходящая через символ на его протекторе. Что она означает? Сакура начала просматривать текст, наклоняясь еще ближе к страницам, и ее палец замер, добравшись до последнего предложения страницы. Девушка перечитала его снова, а затем еще раз, но содержание не изменилось. Нукенины — шиноби, которые покинули свои деревни без намерения возвращаться — часто из-за того, что совершили преступные действия или преследовали другие личные цели — вырезали длинные горизонтальные линии на символах своих протекторов, чтобы показать, что отвергли родные деревни. Чаще всего это наблюдалось у членов Акацуки. Снова. Это слово — Акацуки. Становилось все более ясно, какой именно репутацией обладает эта организация. И что за… преступные действия? Отказ от верности и отвержение своей деревни, становлением изгоями, за неимением лучшего? Становилось все труднее связать Итачи — и ее — с Дождем, где они предположительно встретились. Но Итачи, совершающий какое-либо преступное деяние? Это невозможно. Абсолютно нелепо. Сакура сделала еще один глубокий вдох, осознав, насколько расстроена, прежде чем снова начать переворачивать страницы свинцовыми пальцами, не забывая о символе на протекторе Кисаме. Как она и подозревала, Харуно нашла информацию не в Дожде, а в главе, посвященной Деревне Скрытого Тумана, или Кирикагуре. Косая черта указывала на дезертирство. Куноичи закрыла книгу, слишком взволнованная, чтобы продолжать. В конце концов Харуно поняла, что дрожит, размышляя о последствиях прочитанного. Она была каким-то образом связана с Хокаге и Конохой. Она выросла там и, как минимум, начала изучать медицину. Итачи тоже был связан с Конохой… до того, как покинул деревню. Зачем он это сделал? Осталась ли его семья в Конохе, или все они теперь живут в Дожде вместе с Итачи? А Кисаме вообще не имел никакого отношения к Конохе. Как они с Итачи познакомились? Скорее всего, после того, как он покинул Коноху и присоединился к этим… Акацуки. И, что самое загадочное, как она стала частью всего этого? Однако главная проблема заключалась в том, что… сказали ли ей Итачи и Кисаме правду, когда она пришла в сознание после травмы головы? Всю правду? Неужели они что-то скрывали от нее? Но зачем им это делать? У них не было причин для этого. Они бы не стали ей лгать. Скорее всего, в ее памяти все еще оставались заметные, но чрезвычайно важные пробелы, которые могли бы объяснить таинственную связь с Дождем и то, как все они оказались вместе. Девушка была так погружена в свои мысли, уставившись на обложку книги, что не заметила тихих шагов позади и молчаливого присутствия, пока Итачи, наконец, не протянул руку и осторожно не коснулся ее плеча. Легкого прикосновения было достаточно, чтобы она подпрыгнула, даже когда он оказался в поле ее зрения. — Что… Итачи! Ты уже вернулся? — Мы закончили раньше. — Учиха выглядел измученным, но по-своему счастливым видеть ее. Он протянул руку и коснулся ее щеки, прежде чем поцеловать в лоб. Сакура не смогла удержаться и несколько мгновений смотрела на его протектор, не в силах отвести взгляд, хотя и знала, что должна поприветствовать Итачи должным образом. Нукенин заметил, что она отвлеклась, из-за чего его взгляд скользнул вниз, к книге у нее на коленях. — Полная история мировых деревень шиноби? — Нейтральным тоном спросил мужчина. — Да, — смущенно ответила Сакура, вставая и ставя книгу обратно на полку, прежде чем повернуться к нему. — Так… ничего особенного. Мне было скучно. Впервые она солгала ему, из-за чего Харуно чувствовала себя не в своей тарелке. Итачи выглядел задумчивым, словно знал, что она что-то недоговаривает. Учиха протянул ей руку. — Не хочешь позавтракать со мной и Кисаме? Он принес немного риса и рыбы. Сакура была уверена, что ее секундное необъяснимое колебание, заметила не только она. Девушка молча вложила свою руку в руку Итачи, после чего они вместе покинули библиотеку.

***

Время близилось к полуночи, а Итачи все еще не мог уснуть. Он наблюдал, как проходит каждая минута на часах, стоявших на прикроватном столике. Флуоресцентный зеленый цвет обычно раздражал его глаза, но сегодня вечером Учиха продолжал смотреть, несмотря ни на что, движимый каким-то нездоровым очарованием. До сих пор он не обращал особого внимания на время, лишь замечал смену времен года. На этом все. Но в последнее время Итачи поймал себя на том, что по нескольку раз в день смотрит на календарь, приколотый к стене кухни, а затем его увлекло наблюдение за тем, как ускользают часы и минуты. Ни одна пройденная секунда не повторится вновь. Концепция течения времени никогда раньше не вызывала у него такого беспокойства. Итачи точно знал, почему в последнее время она, казалось, приобрела особое, тяжелое значение. Разведданные и отчеты, которые он получал от своей сети контактов, показывали, что Саске медленно, но неуклонно продвигался к нему. Разрыв сокращался. Они должны были встретиться через три-четыре недели. Эта мысль, как и всегда, вызвала более тревожную, которая заставила Итачи страдальчески закрыть глаза. Сакура. Этот вопрос неотступно занимал его мысли в течение последних нескольких дней, становясь все более насущным. Девушка вряд ли могла пойти с ним и Кисаме в то место, которое он запланировал для последнего боя с Саске. Во–первых, объяснить ситуацию слишком сложно, а во-вторых, нет никаких сомнений в том, что Саске узнает свою бывшую сокомандницу. Это было неприемлемо. Но в то же время сердце Итачи разрывалось каждый раз, когда он задумывался о том, что сказать Сакуре. Может, ему просто уйти под каким-нибудь предлогом, сказав, что кто-то из членов его семьи ужасно болен или у него есть какие-то другие дела, которыми нужно заняться, и он вернется через два дня? (В этот момент Кисаме мог услышать о его смерти от рук другого шиноби, возможно, из выслеживающей команды, и сообщить новость Сакуре.) Это самый правдоподобный план, который он придумал до сих пор, но обмануть ее и бросить вот так… станет одним из самых трудных поступков в его жизни. Даже сейчас от одной лишь перспективы сердце разбивалось. Именно в такие моменты Итачи полностью осознавал, насколько обстоятельства между ним и Сакурой вышли из-под контроля. Все началось как безобидное увлечение с его стороны, которое переросло в более глубокое влечение. Теперь они и вовсе встречаются. Связать себя с ней было безрассудным, импульсивным решением, отчасти вызванным тем фактом, что вскоре ему предстояло столкнуться лицом к лицу со своей смертью, почему бы и нет. Но это определенно не просто интрижка, не просто способ скоротать время. За прошедшие месяцы он проникся к ней более глубокой заботой, чем мог себе представить. Интенсивность эмоций, которые захлестывали его в определенные моменты, была почти пугающей. И именно это делало тот факт, что ему придется ее бросить, таким душераздирающе трудным. Но когда Итачи посмотрел на это объективно, он признал, что должен был знать, что их отношения не продлятся долго. У него роман с куноичи, страдающей амнезией, связанной с его бывшей деревней. Куноичи, которая при обычных обстоятельствах презирала бы его и хотела бы убить. Они с Кисаме всегда с опаской относились к возможности возвращения воспоминаний Сакуры, но теперь, чуть больше полугода спустя, они все еще не вернулись. Это заставило его почувствовать… ну, на каком–то уровне, на протяжении их отношений Итачи был счастлив, что память не восстановилась, потому что тогда Сакура поняла бы, кто они такие. Учиха не думал, что ему было бы легко справиться с этим, если бы он как-нибудь разыскал ее, чтобы пожелать доброго утра, а она в ответ попыталась задушить его, дрожа от едва сдерживаемой ненависти. Они с Кисаме даже подготовили план действий на случай, если это когда–нибудь случится — они постараются усмирить Сакуру до того, как девушка сможет причинить какой-либо серьезный вред, после чего вернут ее на окраину Страны Огня, где она сможет найти дорогу в Коноху. К счастью, им не приходилось прибегать к этому плану. Итачи почувствовал укол вины. Потеря воспоминаний, составляющих ценность всей жизни, пробуждение, по сути, с чистого листа, было невообразимо — независимо от того факта, что это дало ему возможность, о которой он и не мечтал. Нукенин даже не мог представить себя на ее месте. В некотором смысле это была трагедия, и губы Итачи сжались при мысли о потере всех драгоценных воспоминаний, которые у него были. О том, как баюкал малыша Саске, осторожно держал его за руку, пока он делал свои первые шаги. О том, что никогда не вспомнит объятий своей матери и о том, как она не ложилась спать допоздна, чтобы встретить его после многочисленных миссий, подавала тарелку горячей еды и составляла компанию, пока он ел. О редких свободных днях с Шисуи, когда они уничтожали большие участки леса энергичным воспроизведением знаменитых сражений Второй Мировой Войны Шиноби. Итачи тихо вздохнул, повернув голову в сторону. Было так много того, что Сакура никогда не смогла бы рассказать ему о своей прежней жизни. Потеря воспоминаний была тем, о чем стоило скорбеть. Учиха не мог не задаться вопросом, как долго она будет жить в неведении. Кисаме сказал, что если к моменту его столкновения с Саске у девушки не появится никаких признаков восстановления воспоминаний, то впоследствии — после его смерти — Кисаме заберет ее с собой в Дождь и наведет кое-какие справки у Конан, которая, несомненно, сможет найти для Сакуры место врача в одном из гражданских больниц города. Это была бы идеальная должность для кого-то с такими невероятными талантами. О ней бы хорошо заботились, обеспечили жильем, она бы подружилась и получала бы достойную зарплату за работу, но… Итачи пришлось пресечь ход своих мыслей. Да, это была бы комфортная жизнь, и он надеялся, что Сакура будет счастлива, но… в некотором смысле неполноценной. Она будет далеко от родного дома. От своих родителей, братьев и сестер, если таковые у нее имелись, и от своих друзей, и от товарищей по команде, и от всего, что было ей знакомо в этом мире. И она никогда бы не узнала правду. Это было, как он и думал ранее, трагично. Но она будет помнить его, и эту потерю Сакура полностью осознает. Учиха закрыл глаза, не в силах больше об этом думать. Когда он, наконец, снова взглянул на часы, то заметил, что прошло еще двадцать минут. Двадцать минут были пустяком, ничем по сравнению с продолжительностью жизни в пять или шесть десятилетий. Это казалось пугающе огромным отрезком времени в жизни, измеряемой неделями. Он остро осознавал, в каких коротких единицах сейчас измеряет собственную жизнь, и, несмотря на все усилия… это беспокоило его, учитывая недавние обстоятельства. Учитывая, что благодаря исцелению Сакуры он был здоров — и мог прожить еще лет пятьдесят. Итачи поерзал на кровати, чувствуя, как мышцы спины напряглись из-за непреодолимого напряжения. Даже в глубине своего сознания трудно признавать, но Итачи чувствовал себя виноватым за то, что подумал об этом, поскольку знал, что зашел слишком далеко в плане. Был слишком близко к концу, чтобы передумать и вернуться назад, но впервые за все время — хотя он все еще убежден в правильности своих действий — нукенин неохотно предпринимал шаги, которые помогли бы ему дойти до конца. До своего конца, от рук Саске, именно так, как он всегда и хотел. Итачи смирился с тем фактом, что умрет молодым (как и многие другие члены клана Учиха) из-за порока сердца. Его жизнь подходила к концу, и поэтому встретиться лицом к лицу с Саске на поле боя, позволив младшему брату ускорить неизбежный конец, казалось намного проще. Он даже приветствовал мысль о собственной смерти, считая ее чем-то заслуженным. Почему он должен получать привилегию испытать жизнь, когда хладнокровно убил более тридцати членов своей собственной семьи? Саске позаботился бы о том, чтобы справедливость восторжествовала, и он принял бы принял заслуженное наказание. Однако, что достаточно тревожно… С тех пор, как Сакура подарила ему вторую жизнь, Итачи, сам того не желая, обнаружил, что его точка зрения меняется. Впервые за многие годы он стал уделять необычайное внимание миллиону мелких деталей о жизни в целом и ценить их больше, чем когда–либо прежде. Уникальное сочетание цветов, которое разливалось по небу каждый раз, когда вставало или садилось солнце. Красота серебряной луны и звезд на фоне неба. Очертания облаков. Он мог часами смотреть на небо в одиночестве. Нежный, сладкий аромат летних цветов, витавший в воздухе. Мягкость травы под ногами. Журчание воды в близлежащем ручье, сбегающем по камням. Пение птиц. Помимо сладостей, ему не нравилось есть с таким изобилием радости, как Кисаме и Шисуи, но сейчас он наслаждался вкусом всего, что пробовал. Итачи вспомнил истории, которые Кисаме рассказывал ему о Тумане и о своем маленьком доме на побережье. Напарник много говорил о том, что они должны уйти туда на пенсию примерно через десять лет. Хошигаки описал этот район с точностью до деталей — кажущиеся бесконечными участки белого, как кость, гладкого песка; постоянный звук нежных волн, разбивающихся о берег; запах соли в воздухе; вечный серебристо-серый оттенок неба; тончайший туман, опустившийся на землю. Погода стояла прохладная круглый год, а ночи часто были совершенно холодными. Кисаме рассказывал, что рыбалка у берегов его родины была лучшей в мире. Нет ничего лучше, чем сидеть у большого костра на пляже, жарить свежую рыбу и креветки. Он признавал, что это звучало как мирная жизнь, но в то же время мечник смирился с тем фактом, что ему никогда подобного не испытать. Теперь, по какой-то причине, эта мысль вызвала у Итачи непомерную грусть и сожаление. Учиха поймал себя на том, что думает об этом в самые неожиданные моменты. Прошлой ночью он проснулся с почти парализующим чувством разочарования и потери. Образ его, Кисаме и Сакуры исчез, сменившись Кисаме, сидящим в одиночестве, Сакурой, одной в больнице под дождем, а его… давно нет. Его тело разлагается в холодной земле под безымянной могилой. Итачи вспомнил новогодние праздники. Фейерверки, сладости, смех, осязаемое веселье, витающее в воздухе. Ежегодное цветение вишневых деревьев. Ощущение покоя, которое испытывал летом, когда мог выкроить несколько минут для себя, чтобы поискать уединенные пруды и поплавать в прохладной воде. То, что он чувствовал каждый год во время первого снегопада. И, конечно, самый значимый из всех… Сакура. Слова были излишни, кроме того факта, что если бы он умер от рук Саске прямо сейчас, нет ничего — ничего — по чему он скучал бы больше и о чем сожалел бы больше. И впервые осознание того, что он потеряет абсолютно все, вызвало чувство паники, которое Итачи безуспешно пытался подавить вот уже несколько недель. Выглядело так, как если бы он терял ту отстраненную рациональность, которая двигала им все эти годы. Но, с другой стороны, все эти годы он знал, что у него нет ни малейшего шанса дожить до двадцати с небольшим, несмотря ни на что. Теперь все было по-другому, и внезапно ему показалось, что он еще не готов расстаться с жизнью. Итачи тихо вздохнул, его захлестнула волна отвращения к самому себе. Все, что крутилось в голове по этому поводу… было невероятно эгоистично с его стороны. Неприемлемо. Но в то же время мужчине пришлось неохотно признать, что такого рода сожаление и нерешительность были естественной функцией человеческой натуры. Идти вперед, чтобы спокойно и умиротворенно принять собственную смерть, было трудной задачей. Он уже знал, что, несмотря на тщательное планирование и хладнокровие, задача противостоять собственной смерти заставила его действовать, возможно, более безрассудно за последние несколько месяцев. Показательный пример — отношения с Сакурой. Однако то, что он собирался сделать, того стоило. Итачи в этом не сомневался. Он бы в мгновение ока отдал свою жизнь за Саске — взял бы его кунай на себя или любой другой вид смертоносного ниндзюцу, не задумываясь. Однако единственное, что беспокоило его в последнее время, — тревожное размышление о том, был ли Саске, его любимый младший брат, все еще тем человеком, которого он помнил. Учиха и представить себе не мог, что Саске покинет Коноху, чтобы обратиться за помощью к Орочимару. Сказав брату стать сильнее, чтобы победить его, Итачи не предполагал, что Саске покинет деревню и последует указаниям Орочимару, из всех людей. Глубина его амбиций… глубины, до которых он готов был опуститься, чтобы осуществить месть… честно говоря, беспокоили Итачи. Он не спал ночь за ночью, боясь того, что три года общения с Орочимару могли сделать с психикой Саске. Ему хотелось верить в обратное, но он беспокоился о возможности того, что это могло каким–то образом запятнать Саске. Итачи очень внимательно следил за действиями Саске с тех пор, как покинул Коноху. Младший брат проявил мрачность и безжалостность, которых он не ожидал… и на которые Мадара обратил бы внимание. Хотя Итачи всегда надеялся, что после его смерти Саске вернется в Коноху и заживет жизнью мирного гражданина, его жгучее желание отомстить улетучится… но теперь это не казалось таким правдоподобным. Саске уже доказал, что готов вступить в союз с опасными, неэтичными (за неимением лучшего слова) шиноби. Если после его смерти, Мадара попытался использовать Саске в собственных целях… а именно, отомстить Конохе: сделать все, ради предотвращения чего он стольким пожертвовал… подчинился бы Саске? Или он поступил бы правильно? Итачи не знал ответа на свой вопрос, и это его убивало.

***

Дни ползли за днями, и Итачи прилагал сознательные усилия, чтобы попытаться от всего сердца насладиться оставшимся временем, чтобы перестать испытывать эмоции сожаления и печали. Однако Учиха лишь чувствовал, что уровень стресса растет. Он беспокоился о Мадаре и Саске, но в последнее время Сакура тоже заставляла его переживать. Итачи обнаружил, что наблюдает за ней постоянно, но незаметно. Он заметил, что ее поведение изменилось с тех пор, как они с Кисаме вернулись из Дождя. Девушка казалась менее похожей на свою обычную увлеченную, сосредоточенную личность и стала более… рассеянной и отстраненной, за неимением более точного термина. Даже сидя рядом с ним, во время минутной паузы в разговоре становилось ясно, что мысленно она была где-то в другом месте. Куноичи, вздрогнув, приходила в себя после того, как он мягко подталкивал ее. Под ее глазами появились темные круги, кожа выглядела пепельной, и в те ночи, которые он не проводил с ней, Итачи замечал, что она бодрствовала, свет лампы был виден из щели под дверью. Очевидно, что Сакура не спала и не спала уже довольно давно, но каждый раз, когда он спрашивал, не случилось ли чего, она качала головой и говорила, что ничего страшного. Что-то неуловимое, но ощутимое изменилось между ними, исказив динамику отношений. Учиха обнаружил, что бессилен. Итачи более болезненно, чем когда-либо, осознавал, что их отношения не могли длиться вечно, и быстро приближались к концу, к которому он не был готов. Очевидно, что Сакуру тоже что-то тяготило. Возможно, она подсознательно улавливала напряженность, поскольку он и Кисаме ждали последнего боя с Саске. Куноичи понимала, что он что-то скрывает. Итачи старался вести себя нормально — настолько нормально, насколько это было возможно в данных обстоятельствах, хотя иногда от одного взгляда на девушку у него сжималось горло от чувства вины и страдания. Он понимал, что Сакура не могла не заметить происходящее. Однажды ночью, когда Итачи сидел внизу и невидяще смотрел на темный экран телевизора, прислушиваясь к отдаленному храпу Кисаме, доносившемуся из спальни на первом этаже, он был поражен, увидев Сакуру, спускающуюся с лестницы, которая выглядела потерянной. Итачи поднялся, вопрос уже наполовину слетел с его губ, но к тому времени, как он смог закончить предложение, Сакура преодолела расстояние между ними и крепко обняла его, прижимая так близко, что все дыхание покинуло тело мужчины в удивленном легком вздохе. По какой-то причине, учитывая ее недавнюю отстраненность, это было последнее, чего он ожидал. Прошло мгновение, прежде чем Итачи немного неловко ответил на прикосновение. Сакура повернула голову в сторону, прислушиваясь к ровному биению его сердца. Пришлось прикусить губу, чтобы ее глаза внезапно и необъяснимо не наполнились слезами. Она не могла заставить себя отпустить его. Итачи, наконец, подвел их обоих к дивану, не отпуская Сакуру. Нукенин сел, притянув девушку, позволив положить ноющую голову себе на грудь, пока он поглаживал ее спину маленькими успокаивающими кругами. Они не разговаривали, но это было уютное и понимающее молчание. С тех пор каждую ночь, несмотря на почти парализующую степень замешательства, Сакура искала его. В уединении комнаты или затемненного нижнего этажа Итачи позволял себе выражать чуть больше эмоций, чем обычно. Учиха по-прежнему не говорил об этом, но крепко обнимал ее, иногда прижимаясь губами к розовой макушке, словно боялся, что если на мгновение ослабит хватку, то никогда не сможет вернуть ее обратно. Ночь за ночью Сакура цеплялась за него так же крепко, потому что — несмотря ни на что (параноидально? Иррационально?) сомнения, страхи, домыслы и путаница приходили ей в голову ежедневно. Она любила Итачи. Он был в безопасности и тоже любил ее. Несмотря на растущие сомнения, которые, казалось, временами заживо поглощали ее разум, это единственная уверенность, за которую она крепко держалась.