***
Страна Волн Коноха была объята пламенем. Дом детства Итачи превратился в ад. Огонь был повсюду, и вздымающиеся облака густого черного дыма полностью закрыли небо, погрузив деревню во тьму. Здания рушились, улицы были завалены огромными грудами щебня, что еще больше затрудняло бегство выживших в результате нападения. Воздух был наполнен паникой и криками, бесчисленные ужасающе обгоревшие трупы лежали вдоль дорог. В центре всего этого стоял Саске, а рядом с ним Мадара. Они наблюдали за разрушением с бесстрастными лицами. Итачи отчаянно пытался дотянуться до младшего брата, но руки прошли сквозь тело младшего брата. — Прекрати это, Саске, — умолял он снова и снова. — Пожалуйста. Эти люди невиновны… Но Саске не мог ни слышать, ни видеть его. Он медленно поднял руку, наполнив воздух силой чакры. Башня Хокаге задрожала и взорвалась. Крики оглушали, огонь обжигал лицо… Итачи вздрогнул и проснулся, запутавшись в одеялах, хватая ртом воздух. Сердце бешено колотилось, грудь болела от постоянного напряжения. Кошмар, — понял Учиха. — Просто кошмар. Но его руки не переставали дрожать, вцепившись в простыни до побелевших костяшек пальцев. Образы отказывались рассеиваться, и мужчина содрогнулся, подумав о Конохе. Сны не были вещими, а его страхи иррациональны — уговаривал себя Итачи. То, что он видел, происходило не прямо сейчас. Это всего лишь отражение его глубочайших страхов по поводу будущего… Он с трудом ослабил хватку на простынях, прежде чем снова лечь, подтянув одеяло к груди. Итачи застыл. Через мгновение он осторожно поднял правую руку и убрал с лица несколько растрепавшихся прядей волос. События предыдущего дня внезапно нахлынули на него, из-за чего дыхание покинуло тело в долгом вздохе. Сакура, так неожиданно появившаяся в дверях и заключившая его в радостные объятия, извинения, исцеление, то, как они вместе ужинали… новости о Саске… Итачи закрыл глаза, страх поселился где-то внизу живота. На сердце снова стало тяжело. Боль в нижней части тела напомнила, что раненая нога все еще не сгибалась и ее нужно вылечить, прежде чем он сможет разобраться с Мадарой. Разум уже лихорадочно работал, деловито формулируя планы. Учиха встал с кровати, тщательно расправил покрывало, а затем, прихрамывая, направился в ванную. Несмотря на переживания, было невозможно не услышать, как Сакура хлопочет на кухне. Итачи почувствовал странно успокаивающее ощущение ее чакры в доме. Он не смог сдержать легкой улыбки, тронувшей уголки губ. Подготовка к предстоящему дню пролетела невероятно быстро теперь, когда Сакура восстановила работоспособность правой руки. Итачи оценил легкость движений, какой у него раньше не было. Войдя на кухню, мужчина обнаружил Сакуру сидящей за столом спиной к нему. Розовые волосы были влажными, и она все еще была одета в пижаму — не ту, что носила в Облаке, как он разочарованно заметил. Этот комплект был яблочно-зеленым, под цвет ее глаз. На столе стояли две тарелки с горячим завтраком, от которых шел пар: тосты с маслом, яичница-болтунья и аккуратно нарезанные очищенные яблоки. К каждой тарелке прилагались чашки с чаем. Итачи с благодарностью осмотрел приготовленное, отметив отсутствие вафель. Несомненно, Сакура сделала бы и их, но тесто закончилось несколько дней назад, а у него еще не было возможности сходить на рынок. Неожиданная привязанность к этому блюду появилась после того, как они впервые переспали. Тогда девушка накормила его именно вафлями. — Спасибо за завтрак, — тихо сказал Итачи, присоединяясь к ней, в попытке отогнать воспоминания. Сакура удивленно повернулась к нему лицом. — Доброе утро, — с улыбкой сказала куноичи. — Не думала, что ты встанешь так рано. Ты хорошо спал? Как твоя рука? — Я хорошо спал, — солгал Итачи, отводя взгляд и делая глоток чая, с удивлением осознавая, что она помнила его любимый вкус. В своем кошмаре он отчаянно искал ее тело среди руин больницы. — И с рукой все хорошо. Это, по крайней мере, было правдой, и взгляд Сакуры смягчился. — Я так счастлива, что ты чувствуешь себя лучше. Учиха наклонил голову и начал есть. — Ты хорошо спала? — Поначалу ему было трудно заснуть, как из-за новостей о Саске, так и из-за мысленного образа Сакуры, которая в одиночестве лежала под вязаными одеялами на диване в гостиной. Итачи оставил дверь спальни открытой, но, как и ожидалось, девушка не пришла. Он хотел, чтобы она это сделала, по многим причинам, помимо очевидных. Мужчине редко снились кошмары, когда куноичи спала в его объятиях. — Я отлично выспалась, — рассеянно ответила Сакура, постукивая ручкой по подбородку в своей типичной нервной манере. — Из твоей гостиной открывается красивейший вид на восход солнца над океаном. Итачи взглянул на лист бумаги, который был наполовину исписан ее ровным, аккуратным почерком. Она, казалось, остановилась на полуслове. Сакура заметила его пристальный взгляд и поморщилась. — Вчера утром после встречи с Кисаме я поняла, что должна направиться сюда, и написала короткую записку Цунаде-шишо, объяснив, почему не возвращаюсь в Коноху. Итачи чуть не подавился тостом. Некоторая тревога, должно быть, отразилась на его лице, потому что Сакура хихикнула. — Скажем так, не совсем почему, — пояснила куноичи. — Я придумала оправдание. Отправившись перекусить после выполненной миссии, меня узнали несколько медиков из маленькой сельской клиники. Они попросили совета относительно новой неприятной болезни, замеченной у некоторых людей из соседнего пограничного городка, поэтому я согласилась пойти с ними и проверить, в чем дело. Учиха удивленно приподнял бровь. — Как изобретательно. Девушка нервно заломила руки. — Я чувствую себя ужасно из-за того, что солгала Цунаде-шишо, — призналась Харуно. — Но ничего не поделаешь. Теперь я пишу, что дело выглядит серьезным, так что, возможно, мне придется пробыть здесь еще несколько дней. Она резко остановилась, бросив на Итачи встревоженный взгляд. Второй раз примерно за двенадцать часов Сакура проклинала себя за навязчивость. Девушка постоянно забывала, что все не так, как раньше. Сначала она напросилась на ночь, а теперь это. Итачи жил здесь последние несколько месяцев — что, если у него был распорядок дня, который она нарушала? Что, если… от этой мысли ей внезапно стало дурно — что, если у него была девушка, которую он хотел увидеть, или что-то в этом роде… — Если ты, конечно, не против, — выпалила Харуно, надеясь, что, разговор отвлечет от того факта, что сама мысль о том, что у Итачи появилась другая, вызывала тошноту. — Я не хочу навязываться — это просто, чтобы убедиться, что я смогу должным образом вылечить твою ногу и продолжить необходимую последующую работу с рукой, чтобы достичь стопроцентной оптимальной функциональности в долгосрочной перспективе. Мне необязательно оставаться здесь. Я могу найти гостиницу поблизости и заходить на сеансы исцеления, как тебе будет удобнее… — Сакура, — твердо прервал Итачи. Она остановилась и перевела дыхание впервые, как ей показалось, за пять минут. — В этом нет необходимости. Я хочу, чтобы ты осталась здесь. Куноичи прикусила губу, взволнованная и неуверенная, дело в вежливости или в чем-то другом. Но выражение глаз Итачи убедило ее в обратном. Сакура, наконец, слегка улыбнулась. — Хорошо, — пробормотала девушка. Учитывая произошедшее между ними… было приятно, что, по крайней мере, они по-прежнему друзья. Закончив есть в дружеской тишине, Итачи поднялся, чтобы убрать посуду. Неожиданно Сакура коснулась его запястья. — Кстати, где Кисаме? Я думала, он вернется вчера вечером. — Кисаме отчитывается перед Акацуки и вернется в Дождь после некоторых своих миссий. — Учиха сделал паузу, короткая вспышка веселья промелькнула на его лице. — Оказавшись в Стране Волн, он нашел другие интересные занятия. Сакура была поражена мысленным образом Кисаме, занимающегося серфингом или счастливо командующего глубоководной рыбацкой лодкой. Она прикусила губу, чтобы удержаться от смеха, и встала, чтобы помочь Итачи с посудой. — Мы можем начать исцеление ноги сегодня, — предложила девушка, предлагая ему опереться на свою руку. — Это займет больше времени. Может быть, два или три дня. Зависит от реакции на лечение. Итачи наклонил голову в знак согласия. Харуно собиралась отпустить его руку, чтобы усадить на диван, но он мужчина переплел их пальцы, держа ее нежно, но крепко. Куноичи удивленно посмотрела на него, и он положил вторую руку поверх ее. — Я счастлив, что ты здесь, Сакура, — мягко сказал Учиха. Девушка почувствовала, что краснеет. Они стояли так близко друг к другу. Он держал ее за руку, и ей так сильно хотелось прижаться к нему и поцеловать. Но Сакура заставила себя оставаться неподвижной, не желая делать ситуацию более неловкой. — Я счастлива быть здесь, — пробормотала Харуно, несколько растерявшись, не зная, что делать. Учиха отпустил ее руку, и Сакура прочистила горло, заправляя выбившуюся прядь волос за ухо, изо всех сил пытаясь вжиться в успокаивающую и знакомую роль ирьенина. — А теперь, ложись сюда, расположив ногу на этих подушках…***
Дни шли своим чередом. Потребовалось около недели, чтобы залечить поврежденную ногу Итачи, восстановив нервы и мышцы до полностью здорового, нормально функционирующего состояния. Повреждения оказались серьезными. Работа с нервами всегда вызывала напряжение, потому что была невероятно деликатной. В конце каждого дня — как сегодня — Харуно чувствовала себя вымотанной до костей. Сакура растянулась на кровати Итачи (последние несколько дней он безапелляционно предоставил ей спальню, чтобы она могла как следует отдохнуть), не в силах пошевелить ни единым мускулом. Одеяла так уютно пахли Итачи. Девушка скучала по этому. Кровать была достаточно большой, чтобы разделить ее, но она прикусила губу от подобных мыслей. Отношения между ними были комфортными, но все же… непростыми во многих отношениях. Харуно простила его за ту боль, которую он причинил ей, и наоборот — но проблема заключалась в другом. Невидимая, но очевидная реальность прошлых отношений висела между ними. Они были любовниками, и их отношения не закончились обычным образом. Довольно трудно игнорировать и ходить вокруг да около, но именно этим они и занимались. Сакура почти полностью уверена, что ей не померещилось напряжение между ними, и что Итачи тоже это осознавал. Замкнутость ей не присуща, поэтому она постоянно напоминала себе, что прошлое — это прошлое, а настоящее — другая реальность. Границы были размыты. — Передай соль, пожалуйста, — попросил однажды Итачи. Ее пальцы коснулись его, и все, о чем она могла думать, — как держала его за руки перед первым поцелуем. Их взгляды встретились, и на мгновение Сакура была уверена, что он вспомнил то же самое. Другой инцидент оказался еще более неловким. Однажды, после занятия любовью, Сакура вспомнила, что лежала, прижавшись к груди Итачи. Они вели какой-то разговор о море и жизни на побережье. На днях, в качестве своего рода физиотерапевтического занятия, они прогуливались по пляжу во время перерыва в сеансах исцеления. Учиха случайно упомянул кое-что из того, что она тогда сказала, о выброшенных на берег китах. Воспоминание о контексте первоначального разговора поразило обоих одновременно. Оставшуюся часть прогулки они хранили абсолютное молчание. Харуно не лгала, когда сказала, что счастлива быть здесь. Несмотря на неловкость, каждый день Сакура ловила себя на том, что смотрит на Итачи слишком долго от чистого изумления и радости, что он жив, несмотря ни на что. Тем не менее, находиться здесь было тяжело. Напоминало странное, тяжелое эмоциональное бремя, такое же изнурительное, как и физическое, связанное с исцелением. Вот почему она была такой измотанной каждую ночь. Сакура повернулась на бок и со вздохом прижалась к одеялу. Но выражение лица Итачи ранее вечером, когда она объявила, что его нога полностью зажила после серии физических тестов, стоило всего пережитого. Улыбка исчезла с лица девушки, когда до нее дошло значение этого факта. Ранее, во время ужина и их прогулки при лунном свете по пляжу, она была слишком поглощена собственным счастьем и гордостью, чтобы осознать, что означало завершение исцеления. Поскольку Итачи теперь полностью здоров, у нее нет причин оставаться. Ее работа выполнена, и теперь она должна вернуться в Коноху. От этой мысли в животе Сакуры образовался узел, и она крепко закрыла глаза, испытывая тошноту от самой себя — от того, как сильно хотела иного. От короткой, предательской мысли: «Я не хочу возвращаться». Что с ней не так? Коноха была ее домом. Это место, которому она принадлежала и где жили все ее близкие. Подобные мысли были неправильными и совершенно нехарактерными для нее, но… Сакура в отчаянии зарылась головой в подушку, сжимая в кулаках материал наволочки. Да, Коноха была ее домом, местом, которому она принадлежала, но… дело в том, что… она чувствовала то же самое и к Итачи. Куноичи не хотела признавать это даже в глубине своего сознания, но такова правда. Как бы ни было больно находиться так близко к Итачи, будучи просто другом, как бы много страданий ей это ни приносило… Харуно не могла представить, что вернется в Коноху и никогда больше его не увидит. Она все еще заботилась о нем — любила его, бессмысленно притворяться в обратном — слишком сильно, чтобы это было возможным. Одна только мысль о прощании и о том, что это их последняя встреча, разрывала на части. Она не могла этого сделать. Но в то же время она не могла остаться. Твой долг возвращен, Сакура, — резко напомнил внутренний голос. — Ты исцелила его, и теперь он может жить мирной, счастливой, нормальной гражданской жизнью, о которой всегда мечтал. Если ты действительно любишь его, ты отпустишь и порадуешься за него. Все кончено. Вы рядом больше недели, но он не дал ни малейшего повода думать, что все еще питает те же чувства, что и ты. Вы квиты. На этом все должно закончиться. Эта мысль заставила сердце сжаться, и Харуно была не в силах продолжать слушать голос разума. Остатки усталости покинули тело. Она неподвижно лежала под одеялом, в то время как разум продолжал ходить по кругу: что, если я уйду, ничего не сказав и не сделав, то буду жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. В следующий раз, когда Сакура устало приоткрыла глаза, взглянув на часы на прикроватном столике, она издала приглушенный стон. Прошло два часа метаний. Мышцы болели, и куноичи ни на шаг не приблизилась к принятию решения. Девушка с сожалением взглянула на небо сквозь занавески, смирившись с мыслью, что сегодня ночью ей не удастся заснуть.***
На следующее утро Итачи направился на кухню, устало потирая глаза. Завершение исцеления означало, что он, наконец, мог начать поиски Мадары и Саске. Мужчина не спал большую часть ночи, погруженный в мысли и планы. Учиха на мгновение остановился, осматривая комнату во второй раз, слегка нахмурив лоб. Впервые он проснулся и оказался на кухне раньше Сакуры. Необычно, — размышлял Итачи, открывая холодильник, чтобы достать упаковку яиц. Возможно, девушка воспользовалась возможностью немного отдохнуть. На прошлой неделе он убеждал ее воздержаться от перенапряжения и не торопиться с исцелением — по причинам, выходящим за рамки чисто альтруистических — но куноичи отказалась. Вероятно, из желания вернуться в Коноху как можно скорее, что вполне естественно. Он тихо вздохнул, чувствуя, как сжимается грудь. Винить ее бессмысленно. Пытаясь выбросить эту мысль из головы, он начал готовить завтрак и чай на двоих. С каждым шагом по кухне и каждым движением руки Учиха поражался тщательности, с которой Сакура исцелила пораженные конечности. Рука и нога чувствовали себя даже лучше, чем до боя с Саске. Он был травмирован так долго, что способность нормально двигаться, с присущей ему плавностью движений и без боли, заставляла чувствовать себя немного неуверенно. Потребуется некоторое время, чтобы заново привыкнуть к этому… что он должен сделать, прежде чем начать охоту на Мадару. Итачи поставил тарелку Сакуры на ее место за столом, аккуратно намазал маслом и посыпал сахаром тост именно так, как она любила. Он обхватил свою кружку ладонями, чувствуя, как тепло разливается по пальцам, по ладоням, вверх по предплечьям. Хотя наступила весна, ночи все еще были холодными, а диван и вязаные одеяла были недостаточно велики, чтобы укрыть его полностью. Мужчина надеялся, что Сакура провела ночь спокойнее, чем он. Его кровать была удобной, а одеяла теплыми. Вот почему Учиха настоял, чтобы она заняла спальню, несмотря на первоначальные отказы. Важно, чтобы она хорошо отдохнула. Итачи сделал глоток чая, слишком поглощенный своими мыслями, чтобы в полной мере оценить вкус. Однако теперь, когда он подумал об этом, Сакура почему-то казалась напряженной в течение последних нескольких дней. Не совсем в себе, что нельзя было полностью списать на истощение чакры или физическое напряжение. Звук льющейся воды в ванной на мгновение отвлек его, и Итачи бросил взгляд в сторону коридора. Повернувшись обратно, календарь, приколотый к стене кухни, на мгновение привлек внимание. Учиха взял его в руки и нашел тот день, когда Сакура неожиданно вернулась в его жизнь. Одним глотком осушив чашку чая, он понял, что девушка была с ним чуть больше недели. Если не считать беспокойства о местонахождении Саске и опасений относительно того, что планирует Мадара, эта неделя стала самой счастливой за прошедший год. С тех пор, как он был вынужден вернуть Сакуру в Коноху. Это не имело никакого отношения к исцелению. Все дело в ней. Итачи поднял руку, устало потирая ноющую шею. Он знал, что теперь между ними все по-другому. Нет никаких шансов на то, что Сакура все еще испытывает к нему те же чувства, что и когда-то, после всего, что произошло. И все же… Впервые встретив ее, Итачи подумал, что Сакура заставила его почувствовать, что он снова может дышать. Что она добавила в его жизнь определенной яркости, которую невозможно воспроизвести. С тех пор их обстоятельства резко изменились, но это все еще оставалось правдой. Быть рядом с ней по–прежнему приносило Итачи ту же радость, хотя технически их отношения вернулись к платоническим. Он так сильно скучал по ней за месяцы разлуки, что почти не возражал против этого. Каждый раз, желая большего, Учиха напоминал себе, что быть рядом с ней — как друг, по крайней мере, — лучше, чем ничего. Этого он тоже скоро лишится. Итачи вытянул руку перед собой, постукивая ногой по кухонному полу. Целая и здоровая… Причина, по которой он не мог дольше удерживать Сакуру здесь. Мужчина наклонился вперед, на несколько мгновений опустив голову на руки, весь воздух со вздохом покинул тело. Он никогда бы не подумал, что восстановление функций поврежденных конечностей будет таким горько-сладким. В течение этой недели он, подобно ребенку, был так поглощен своим счастьем, что забыл, что это не навсегда. Что-то типа временной акции. Всего лишь миссия для Сакуры, хотя и добровольная, с целью, датой начала и окончания, как и любая другая. В ее глазах долг, который, как она чувствовала, ему задолжала, был погашен… это означало, что теперь девушка могла вернуться в Коноху и продолжить нормальную жизнь с чистой совестью. Мысль о том, что Сакура уйдет и не вернется, ранит сильнее, чем следовало. — А чего ты ожидал? — Резко спросил внутренний голос. — Что она останется навсегда? Он бы солгал, если бы сказал, что ему это не померещилось (раз в день, если быть точным). Сакура однажды сказала, что всегда хотела жить рядом с морем. Недалеко отсюда была больница, где, несомненно, нашлось бы место для человека с ее выдающимися медицинскими навыками и талантом. Он мог бы продолжить преподавать историю в местной школе и устроиться на полный рабочий день (сейчас он работает на полставки). Это было тихое, умиротворенное место, идеальное для того, чтобы осесть и, возможно, когда-нибудь завести семью, если Сакура захочет. Они могли бы быть счастливы вместе. Итачи почувствовал, как пальцы крепче сжали ручку пустой чашки, прежде чем внезапно обмякнуть, словно потерпев поражение. Вот только это не то, чего она хотела. Сначала, когда Сакура оказалась здесь, Учиха довел себя почти до безумия, задаваясь вопросом, было ли это каким-то знаком, каким-то проявлением судьбы. Напоминало бурю сомнений и неуверенности, которую он испытал в отношении того, стоит ли доводить до конца свой план или нет, после того как Сакура изменила все, излечив болезнь и неожиданно дав ему второй шанс на жизнь. В течение нескольких часов Итачи задавался вопросом, являлось ли это какой-то возможностью, чтобы возродить отношения с Сакурой. Означало ли ее прибытие сюда что-то. Мужчина внимательно наблюдал за ней в течение первых нескольких дней в поиске чего-то, в чем даже не был уверен. В конце концов, он оказался прав. Возможно, это то, чего хотела Сакура, медик Акацуки, выросшая в Дожде… но это не то, чего хотела Сакура Харуно, куноичи Листа. Ее дом был в Конохе, где жили ее близкие. Она принадлежала этому миру. Однажды он лишил ее личности… и отказался от возможности сделать это снова, навсегда. Перспектива была заманчивой, но он отверг предложение Кисаме, потому что это неправильно. Тогда Учиха знал, как знает и сейчас, что было правильно. Однако боль не уменьшилась. Итачи оцепенело посмотрел на свои руки, увидев бледные круги в форме полумесяца там, где ногти впились в ладони. Он не помнил контекста, в котором это обсуждалось, но помнил, как Микото однажды сказала: «Если по-настоящему кого-то любишь, ты должен делать то, что лучше для него. Даже если это означает отпустить.» Итачи медленно выдохнул, вспоминая в болезненных подробностях мысли, которые пронеслись в голове в ту ночь, когда он вырубил Сакуру у границы Конохи. Пальцы задрожали, и мужчина сжал их в кулаки. Сейчас происходило то же самое. Принцип тот же. За исключением того, что сделать это в первый раз было мучительно трудно. Учиха не думал, что сможет вынести это во второй раз… С другой стороны, он также не думал, что сможет вынести казнь собственной семьи. Итачи не думал, что сможет вынести расставание с Сакурой в первый раз. Но он должен был. Как и все остальное, он должен был сделать это ради ее счастья. И, возможно, это даже к лучшему, — быть свободным от любых романтических связей. Итачи собирался выследить Мадару и сделать то, что должен был сделать много лет назад. И если эти усилия стоят ему жизни… что ж, приемлемая цена за безопасность Саске и Конохи. Итачи знал, что мыслит здраво. Но пилюля не стала менее горькой, чтобы ее принять.***
Горячий душ впервые не помог Сакуре успокоиться, поскольку почти всю ночь она ворочалась с боку на бок. Войдя на кухню, куноичи уже чувствовала беспокойство. Вид Итачи, стоящего возле раковины и убирающего вчерашнюю посуду, лишь заставил желудок сжаться в тугой узел. Девушка поспешно отвела взгляд. Он приготовил для нее завтрак. С момента ужина прошло больше двенадцати часов и она должна была проголодаться, но из-за нервов тарелка с едой выглядела совершенно неаппетитно. — Доброе утро, Сакура. Хорошо спала? Она почувствовала на себе его взгляд — по какой–то причине Итачи тоже казался усталым — но Харуно не смогла заставить себя ответить на приветствие. Кивнув, она подошла к столу и тяжело опустилась. Единственным звуком в комнате было звяканье тарелок друг о друга, когда Итачи ставил их обратно на полку. Девушка изо всех сил пыталась придумать изящный способ затронуть эту тему, взволнованно переплетая пальцы. Прежде чем Сакура смогла позволить своим нервам взять верх, она заговорила, ее слова прозвучали слишком громко в тихой комнате. — Я должна вернуться в Коноху либо сегодня, либо завтра. Меня не было слишком долго, и я нужна им. Несправедливо оставлять всю работу на Шизуне. — Розоволосая куноичи резко остановилась, сдерживая слова, которые не могла произнести. В течение нескольких напряженных мгновений Итачи был так тих и неподвижен, что девушка сомневалась, что он вообще слышал ее. Спустя несколько мгновений он присоединился к ней за столом. Сакура не могла заставить себя оторваться от тоста и посмотреть на него. Никакой заметной реакции, кроме наклона головы, боковое зрение не заметило. — Я понимаю, — тихо сказал Итачи. Через мгновение мужчина слегка коснулся ее руки. Слова, которые он имел в виду, звучали слишком официально и безлично, учитывая все, через что они прошли, и все, что он действительно хотел сказать. Несколько мгновений мужчина боролся с собой. — Я ценю всю помощь, которую ты мне оказала, — наконец выдавил Учиха, пытаясь передать всю тяжесть эмоций, которые не мог выразить. — Не знаю, как могу тебя отблагодарить. Его прикосновение было подобно электрическому току, пробежавшему по ее коже. В этот момент Сакура приняла решение. Она импульсивно схватила Итачи за руку, прежде чем он успел отдернуть ее, встретившись с удивленным взглядом. — Пойдем со мной, — девушка едва слышала собственный голос из-за стука сердца. — Пожалуйста. Куноичи была на грани того, чтобы высказать все — о том, что не могла вернуться; о том, что не могла представить свою жизнь без него — но Сакура сдержалась, отпустив руку Итачи. Девушка не видела его таким ошеломленным с того дня, как появилась здесь. Несмотря на старания она заикалась. — П-после того, как я случайно узнала правду, Цунаде-шишо даровала тебе посмертное официальное помилование, которое аннулировало криминальный статус. Она рассказала Какаши-сенсею, а он рассказал Наруто, и новость… вроде как распространилась по всей Конохе. Все были в шоке. В любом случае, шишо определенно хотела бы, чтобы ты вернулся в деревню, если бы знала, что ты жив. Ты мог бы найти какую-нибудь работу. Тебе не пришлось бы продолжать карьеру шиноби, если ты этого не хочешь, потому что очевидно, что ты великолепен и у тебя есть другие таланты. Я знаю, что в отделе тактики есть вакансия, если тебе интересно. Сакура смутно осознавала ошеломленное выражение лица Итачи и тот факт, что она говорила очень быстро, но, остановиться не получалось. — Кроме того, если ты вернешься в Коноху, тебе не придется действовать в одиночку. Цунаде-шишо хотела бы знать о Мадаре все. Она могла бы отправить команду, чтобы забрать Саске и убить Мадару. Саске останется в деревне после того, как мы найдем его, и у вас двоих будет шанс побыть вместе… Сакура резко остановилась, обнаружив, что запыхалась. Куноичи виновато взглянула на Итачи, который выглядел так, словно она только что разбила тарелку о его голову. Он поставил забытую чашку с чаем на стол, не сделав ни глотка, его пальцы слегка дрожали. Учиха видел, как пристально девушка наблюдает за ним, и не мог не заметить тревожного выражения на ее лице. Итачи попытался улыбнуться ради нее, но чувствовал, что получилось так себе. Потребовалось несколько мгновений, чтобы снова обрести дар речи. — Это… очень неожиданно, — наконец, сказал мужчина. — Можно мне немного времени, чтобы подумать? Он попытался смягчить слова, положив свою руку на ее, и был поражен, почувствовав, что ее рука слегка дрожит. Сакура сразу кивнула. — Конечно, — звучало довольно решительно. — Думай столько времени, сколько тебе нужно. — Куноичи вернулась к своему завтраку, опустив голову так, что волосы упали на лицо. Итачи наблюдал за ней несколько мгновений и, поймав себя на этом, поспешно покинул кухню. Несмотря на прохладу раннего утра, все, чего он хотел, — подышать свежим воздухом. Прогулка у моря всегда успокаивала. Ему нужно было привести в порядок свои мысли и попытаться унять смятение, бушующее внутри. Учиха начал задаваться вопросом, не привиделось ли ему предложение Сакуры, слишком сюрреалистичное, оттого и невероятное. До береговой линии всего несколько шагов, и через несколько мгновений Итачи стоял на пляже. Сегодня было пусто, вода и бриз спокойны. Он немного постоял, осматриваясь. Небо было грозовым и серым, вода казалась тускло-зеленой. Итачи намеревался пройтись пешком, но обнаружил, что у него нет сил. Он сел прямо на песок, кутаясь в плащ Акацуки. Технически, в нем больше не было необходимости, но, как ни странно, учитывая, что он выступал против всего, за что боролась организация, Учиха находил эту одежду странно успокаивающей. Одна из самых удобных вещей, которые он когда-либо носил. В конце концов, за последние десять лет этот плащ стал неотъемлемой частью его гардероба. Итачи вздохнул, поднял с песка морскую раковину и рассеянно провел большим пальцем по выступам. Десять лет. Прошло десять лет с тех пор, как он был вынужден покинуть Коноху, и не проходило ни дня, чтобы он не думал о своем бывшем доме. Он дважды обогнул весь мир, но не переставал скучать по месту, где вырос. Детские идеалистические представления были разрушены, поскольку он лучше большинства людей знал о темных тайнах деревни, но привязанность к этому месту никуда не делась. Правда заключалась в том, что Коноха сейчас совсем другая, чем тогда, когда он был ребенком. Учиха не мог даже помыслить о том, чтобы снова ступить ногой в деревню, если бы Сандайме, Данзо и Совет старейшин все еще находились у власти. Но в последние годы произошел резкий сдвиг по сравнению с режимом, который он помнил. Со слов Сакуры и других, Пятая Хокаге сильно отличалась от своих предшественников. Она обязательно назначит преемника, похожего на нее (Наруто, сухо сказала Сакура за ужином несколько дней назад, это не большой секрет). Старый Совет старейшин был распущен, и самое главное… Данзо пребывал в заключении, ему грозила казнь за сговор с целью убийства Хокаге. Корень расформировали. Все изменилось, — серьезно сказала Сакура. — Тому, что произошло десять лет назад, никогда не позволили бы случиться сейчас. И теперь она давала ему шанс вернуться. Об этом Учиха даже не позволял себе мечтать. Как и о том, что с него снимут все обвинения, а криминальный статус отменят — посмертно восстановят в качестве почетного шиноби Конохи. Итачи сделал паузу, чтобы до него дошло, и почувствовал неожиданный комок в горле. Это значило для него больше, чем он мог ожидать. Услышав подобное из уст кого–нибудь, кроме Сакуры или Кисаме, он бы подумал, что это невероятно — ловушка, конечно. Но это было реально. Сжимая морскую раковину, подобно спасательному кругу, Итачи осторожно начал обдумывать идею возвращения в Коноху, изо всех сил пытаясь представить, на что это станет похоже. Требовалось учесть множество соображений, и первое из них заставило слегка поморщиться. Сакура упомянула, что правда распространилась по Конохе. Он не хотел, чтобы это случилось. Он не хотел, чтобы честь его клана запятнали, чтобы предательские секреты раскрыли. Найдется много людей, которые скажут, что его семья получила по заслугам за подготовку государственного переворота с целью свержения правительства Конохи. Губы Итачи горько скривились. Напоминало медвежью услугу памяти его родителей и старших. Это секрет, который он так долго хранил и который так старательно скрывал. Странно думать, что теперь это стало общеизвестным для всех в деревне. Посмотри с другой стороны, — подсказал внутренний голос. Тот факт, что шиноби Конохи знали правду, говорил, что у него меньше шансов столкнуться с крайней враждебностью в случае гипотетического возвращения. Итачи решил спросить Сакуру об этом позже. У мужчины нет ни малейшего желания возвращаться туда, где его будут презирать. Он задумчиво нахмурился, проводя пальцем по песку. После битвы с Саске — что ж, из его длительных травм вышло нечто хорошее. Итачи наслаждался своей фактической отставкой в качестве шиноби. Сакура сказала, что если он вернется в Коноху, то не будет обязан возобновлять активную службу. Возможно, этого Учиха опасался больше всего. Исцеленный или нет, у него нет желания снова работать в качестве шиноби. Впервые он мог сделать такой выбор. Должность тактика станет бесконечно приятнее. О такой работе он мечтал будучи подростком. Рассказав об этом своему отцу, глава клана нахмурился. — Канцелярская работа, с твоими талантами? — Резко спросил Фугаку. — Пустая трата времени. Итачи закрыл глаза, пытаясь логически все обдумать. Но больше всего на свете разум продолжал возвращаться к последнему, что сказала Сакура. Если бы он вернулся в Коноху и сообщил Хокаге о Мадаре, Сенджу, вероятно, мобилизовала бы одну или несколько лучших команд Конохи, учитывая непосредственную угрозу, которую представлял старший Учиха. Хотя он и думал, что сможет победить Мадару в одиночку, сила в количестве. Они убьют Мадару. Вернут Саске. И, конечно, после этого Хокаге захочет, чтобы Саске остался в деревне. Итачи ухватился за эту мысль, чувствуя, как сердцебиение слегка ускорилось. Глупо надеяться на немедленное примирение, но, возможно, когда-нибудь, если они будут жить в одной деревне… Это единственный в своем роде шанс. Он ничего так не хотел, как того, чтобы у них наконец появился шанс стать теми братьями, которыми они были раньше. Несмотря на холод, Итачи почувствовал, что лицо немного потеплело, когда он протянул руку, чтобы убрать с глаз выбившиеся пряди волос. Что ж… существовало кое-что, чего он хотел не меньше. Мужчина обманул бы себя, если бы утверждал, что это не было существенным фактором в принимаемом решении. Не в его характере чрезмерно оптимистично относиться к подобным вещам, но манера Сакуры, которая попросила его вернуться с ней в Коноху… Это не была спокойная, сдержанная манера человека, который передавал сообщение только потому, что это соответствовало интересам деревни или Хокаге. Итачи знал Сакуру и мог сказать, когда она нервничала. До боли ясно, что это важно для нее. По какой бы то ни было причине — не обязательно романтической, поспешно уточнил мужчина, — она хотела, чтобы он вернулся с ней. Она хотела, чтобы он был рядом. Даже если дело не в каких-либо романтических чувствах, что вполне вероятно. Итачи глубоко вздохнул, едва осмеливаясь поверить в дерзость собственных мыслей. Тем не менее, это было правдой. Сакура когда-то влюбилась в него. При нынешнем положении вещей она простила его и наслаждалась его компанией на платоническом уровне. И, возможно, со временем — если он приложит все усилия, чтобы заставить ее вспомнить, что в первую очередь привлекло ее к нему, — она сможет снова влюбиться в него. Возвращение в Коноху означало, что появится надежда. Ради шанса с Сакурой, с Саске, на новое будущее. Итачи посмотрел на небо, чувствуя, как легкая улыбка приподнимает уголки губ. Он принял решение, хотя решать было особо нечего. Учиха встал, отряхнулся, прежде чем отнести ракушку, которую держал в руках, к морю и опустить ее обратно в воду. Выглянуло солнце, и мужчина наслаждался ощущением света и дуновения ветерка на лице во время короткой прогулки к дому. Он обнаружил кухню пустой, мокрую тарелку и стакан Сакуры сохнущими на решетке. В гостиной тоже никого не было. Итачи нашел девушку в спальне: ее свиток вызова был брошен на кровать, она аккуратно складывала свою одежду и нижнее белье. Куноичи стояла спиной к двери, и он неловко откашлялся, дважды постучав, прежде чем войти внутрь. — Сакура? Она покраснела, подобно помидору, и поспешно завернула нижнее белье в свиток, поворачиваясь к нему лицом. — Да? Итачи не смог удержаться от мягкой улыбки при виде выражения ее лица. — Когда мы выдвигаемся? Сакура на мгновение застыла, костяшки пальцев, сжимавших свиток, побелели, когда пришло понимание, а затем ее лицо озарилось самой лучезарной улыбкой, которую он когда-либо видел. Харуно набросилась на него и обвила руками шею с такой силой, что свиток ударил его по голове. Не обращая внимания на звезды, вспыхнувшие в глазах, Итачи от всего сердца обнял ее в ответ, обхватив руками и прижимая к себе, наслаждаясь контактом. — Я так счастлива, что ты вернешься, — ее голос был приглушен его плечом. Итачи улыбнулся, прикоснувшись к розовым волосам. — Я тоже. К большому разочарованию мужчины, Сакура отстранилась, серьезно глядя ему в глаза. — Ты уверен? Я имею в виду… — она ненадолго заколебалась. — Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя некомфортно, возвращаясь туда, где… Итачи понял, что куноичи имела в виду. — Они всегда со мной, — тихо ответил Учиха, невольно взглянув на свои руки. — Воспоминания… куда бы я ни пошел. Возвращение в Коноху не должно ухудшить ситуацию. Сакура сочувственно погладила его по руке, прежде чем отстраниться. — Хорошо. Я хочу добраться до Конохи завтра к рассвету. Кисаме вернется позже, тебе нужно собрать вещи, а мне — написать Цунаде-шишо и рассказать ей правду… почему бы тебе не написать Кисаме и не сообщить ему? Тогда я смогу закончить сборы, чтобы помочь тебе… — Харуно замолчала, перестала складывать один из своих жилетов и приложила руку к голове. Итачи наблюдал за ней со смесью веселья и беспокойства, прежде чем взять жилет и закончить то, что она начала. — Не доводи себя до изнеможения еще до того, как мы начнем путь. — Нет, дело не в этом, — ответила Сакура, бросив на него виноватый взгляд. — Мне неудобно из-за того, что я разлучаю вас с Кисаме. Он останется здесь совсем один, без партнера, впервые за многие годы. Итачи кашлянул, чтобы скрыть смех. — Твои опасения совершенно необоснованны, Сакура. Она с любопытством посмотрела на него, убирая жилет и юбку в свиток. — Что ты хочешь этим сказать? — Ничего, — уклончиво ответил Учиха, осознав свою ошибку. — Я лишь хотел сказать, что Кисаме очень жизнерадостный, и мое отсутствие не причинит ему чрезмерных страданий. Зная мое желание воссоединиться с Саске, он, скорее всего, будет рад за меня. Сакура нахмурилась, глядя на него. — Ты лжешь. Уверена, это не то, что ты хотел сказать, иначе ты бы не смеялся. Итачи вздохнул, понимая, что она не отступит, пока не получит ответ. Сакура могла быть чрезвычайно упрямой, когда того требовал случай. — Я хотел, чтобы он сказал тебе. Это не моя информация, которой я могу поделиться. Сакура приподняла бровь. — Ладно, не усложняй. Ты должен сказать мне сейчас, раз уж разбудил во мне любопытство, и ты все равно заговорил об этом. В чем дело? Итачи задумался, стоит ли уступать сейчас, а затем вспомнил, что в последний раз, когда Сакура почувствовала, что с ним трудно, она села на него и ткнула пальцами, наполненными чакрой, в ребра, что создало иллюзию безжалостной щекотки. У мужчины не было желания повторять этот опыт. — Если ты настаиваешь, — пробормотал он, сдаваясь под давлением ее восхищенного взгляда. — Кисаме… с кем-то встречается. Сакура уронила свой свиток вызова на кровать, ее глаза расширились от шока. — Что? Ты же не имеешь в виду… Итачи почувствовал, как его губы дернулись в ответ на выражение ее лица. — Да. Он познакомился с ней, когда мы прибыли на эту базу, и их отношения довольно серьезные. Харуно завизжала так громко, что его барабанные перепонки грозили лопнуть. Она подпрыгнула на носках и захлопала в ладоши, выглядя вне себя от радости. — У Кисаме есть девушка! Как они познакомились? Она милая? Ты должен рассказать мне о ней все. Ты одобряешь? Насколько у них все серьезно? Типа, живут вместе? Или помолвлены? Итачи моргнул, едва успевая за шквалом вопросов. Сакура лишь выжидающе подняла бровь, глядя на него. — Я могу рассказать тебе все, пока мы пишем Хокаге и Кисаме, — неуверенно предложил Учиха, смирившись с тем фактом, что, скорее всего, проведет следующий час (или больше), описывая Сакуре каждую деталь, которую он знал о Киоши и их отношениях с Хошигаки. — Похоже на план, — согласилась девушка, шагая рядом с ним. Но ты можешь начать прямо сейчас. Как ее зовут? Следующие несколько часов прошли в бурной деятельности. Оба составили и отправили свои сообщения и получили ответы в течение часа. — Видишь? — Гордо сказала Сакура, показывая ответ Цунаде. Она сказала, что я должна приложить все усилия, чтобы убедить тебя вернуться, потому что ты станешь бесценным приобретением для деревни, и то, что она называет «удержанием Саске». И потому что это твой законный дом, конечно. Тем временем Итачи пришлось спрятать ответ Кисаме под своим плащом, потому что в нем содержалось множество упоминаний о его предстоящем путешествии с Сакурой. Затем они собрали его вещи, быстро пообедали и вздремнули — лежа на противоположных сторонах одной кровати — а после этого пришло время готовить ужин. Куноичи заставляла его говорить так много, что у мужчины заболело горло. Итачи решил не отставать, задав множество вопросов о Конохе и ее нынешних шиноби, ее сверстниках. Харуно весело отвечала, явно радуясь возвращению домой. На ужин они приготовили одно из любимых блюд Кисаме — обжаренный рис и рыбу. Итачи включил радио, пока девушка жарила рыбу. Сакура не могла не вспомнить, как они впервые готовили вместе, на базе в Молнии. Сердце болезненно сжалось. Их начало. Это тоже можно назвать новым началом — последняя ночь Итачи перед тем, как начать все заново в Конохе, — но совсем по-другому. Ей пришла в голову мысль, что как только люди преодолеют первоначальную настороженность, вполне естественно, что им заинтересуются другие женщины, как гражданские, так и куноичи. Итачи был добрым, умным, нежным, красивым… главой клана с огромными финансовыми активами, которые будут разморожены, как только он вернется в Коноху… Он однозначно затмит Неджи и станет самым завидным женихом Конохи. И почему бы ему не быть счастливым с одной из них? - Подумала Сакура, краем глаза поглядывая на Итачи, сквозь прикрытие, создаваемое ее волосами. Не было горечи, лишь тупое чувство, смешанное с печалью и смирением. Итачи — один из лучших людей, которых она когда-либо встречала. Он заслуживал счастья в своей новой жизни — с кем-то, кто еще не разбил ему сердце. Харуно хотела, чтобы он был счастлив. И, как она думала ранее, ей тоже пришло время двигаться дальше. Это было началом новой главы в их жизнях, и она рада, если сохранит его дружбу. Внезапное появление Кисаме прервало ход ее мыслей. Входная дверь распахнулась и захлопнулась с таким грохотом, что девушка подпрыгнула, а Итачи чуть не уронил палочки для еды и тарелки на пол. Хошигаки появился в дверях кухни с поразительной скоростью, широко улыбаясь. — Вы только посмотрите! — Воскликнул мечник. — Как в старые добрые времена! Присутствие Кисаме, как обычно, прогнало ее меланхолию. Обменявшись приветствиями с Итачи, Кисаме поразился тщательности исцеления. Сакура обняла его и одновременно игриво ударила по руке. — Как ты мог не сказать мне, что встречаешься с кем-то! Мы провели много времени за чаем, прежде чем ты удосужился рассказать об Итачи! — Потому что я знал, что ты будешь несносной маленькой соплячкой и начнешь дразнить меня, — ответил Кисаме с многострадальным вздохом, взглянув на своего партнера. — Я уже смирился с тем, что этот ведет себя как гордый родитель… Сакура рассмеялась над мысленным образом, в то время как Итачи приподнял бровь, не отрицая сказанное. Он был очень рад, когда Кисаме, наконец, решил прислушаться к его совету и начать отношения с Киоши. Они не сходились во мнениях по многим вопросам, но Учиха всегда знал, что Кисаме был по-настоящему хорошим человеком. Он заслужил счастье и стабильность, которые приходят с серьезными долгосрочными отношениями. В течение долгого ужина и беседы Итачи захлестнула волна ностальгии. Они снова сидели за столом — это казалось правильным. Все они были очень разными людьми, с совершенно разными привязанностями и связями, сведенными вместе странными обстоятельствами. И все же они по–прежнему составляли сплоченную и счастливую маленькую команду — возможно, самое невероятное трио в истории. Было уже поздно, когда Сакура, наконец, посмотрела на часы, во время кратковременного затишья в разговоре, и вздрогнула от удивления. — О, мы должны были уйти час назад! Кисаме, тебе не следовало давать мне это саке… Пока Хошигаки поддразнивал Сакуру по поводу того, какая она легкая, Итачи на мгновение закрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями. Его чувства были, мягко говоря, смешанными. Все его имущество казалось тяжелым в свитке призыва, спрятанном в кармане. Плащ Акацуки, сброшенный в последний раз, лежал сложенным на голом матрасе. Он солгал бы, если бы заявил, что не беспокоится о грядущих радикальных переменах. Мужчина не испытывал никаких сомнений по поводу принятого решения, но в течение последних десяти лет этот образ жизни был всем, что он знал, и уход от него шокировал. Двенадцать часов назад у него было впечатление, что Сакура вернется в Коноху, и он никогда больше не увидит ее, не говоря уже о деревне. Куноичи сказала, что таких чувств следовало ожидать, но, тем не менее, это приводило в замешательство. Сакура перепроверяла свой свиток призыва, в то время как Кисаме заверил ее, что способен вымыть посуду (в краткосрочной перспективе) и поддерживать здоровую, сбалансированную диету в долгосрочной перспективе. Девушка выглядела слегка заплаканной и улыбнулась только тогда, когда он вздохнул и раздраженно сказал, что из-за нее и придирок Киоши он проживет до ста лет. Итачи наблюдал, как они обменялись короткими объятиями. Отстраняясь, Кисаме взъерошил волосы Сакуры. — Помни, что тебе всегда рады, если ты когда-нибудь захочешь отдохнуть от своего трудоголизма, малыш. И хорошенько позаботься об Итачи. — Будет сделано, — серьезно пообещала Харуно, прежде чем захлопать ресницами, глядя на Кисаме. — Я покормлю его, погуляю с ним и брошу его любимый красный мячик, если он будет слишком дуться… Они посмеялись, пока Итачи неодобрительно наблюдал за происходящим. Наконец, Сакура помахала Кисаме на прощание и вышла, оставив их вдвоем. Кисаме повернулся к нему, и Итачи почувствовал, как из горла вырвался вздох, на мгновение захлестнутый потоком воспоминаний — от первых дней партнерства до самых последних… Кисаме поднимает его побитое тело после боя с Саске. Прости, малыш. Но, насколько я понимаю, у тебя все еще есть шанс на выживание. И я не позволю тебе умереть. Помимо Саске и Сакуры, бывший шиноби Тумана являлся самой значительной фигурой в его жизни. Постоянное, знакомое, странно успокаивающее присутствие изо дня в день. — Кисаме… Хошигаке похлопал его по плечу. Итачи вспомнил, что в первый раз, когда мечник сделал это, он был стройным, почти хрупким тринадцатилетним подростком. Тогда его колени подогнулись под тяжестью могучей руки. — Никаких сентиментальных прощаний, малыш. Мы еще увидимся. — Он ухмыльнулся в своей типичной акульей манере, указывая на входную дверь, где Сакура стояла снаружи, ожидая прохладной ночи. — Все в силе. И тебе лучше пригласить меня на свадьбу. Учиха почувствовал, как горит его лицо. — Могу сказать тебе то же самое, — парировал он, на что Кисаме расхохотался. Покрасневший Итачи вышел через парадную дверь и присоединился к Сакуре. Она любовалась отражением луны и звезд в океане и повернулась к нему с улыбкой. — Готов? Итачи уделил мгновение, чтобы в последний раз насладиться красотой моря и ночного неба, прежде чем оглянуться на Сакуру. Он был готов пойти на смерть ради Саске. Он последовал бы за Сакурой на край света, если бы она попросила. Мужчина мог лишь надеяться, что возвращение в Коноху даст ему шанс по-настоящему воссоединиться с двумя людьми, которых он любил больше всего. — Да, — тихо ответил Учиха. — Готов. Они передвигались в основном молча, оба погруженные в свои мысли. Сакура ускорила шаг, решив наверстать упущенное время. Итачи не удивился, увидев, что ее скорость и выносливость значительно улучшились с тех пор, как она в последний раз путешествовала с ними. Даже Кисаме сделал бы ей комплимент. Добравшись до окраин Страны Чая, Итачи смог увидеть слабый намек на рассвет. Они, наконец, остановились. — Хорошо, — сказала Сакура, слегка задыхаясь, расчесывая пальцами развевающиеся на ветру волосы, посмотрев на юг, в направлении Конохи. — Мы должны быть в состоянии использовать транспортирующее дзюцу отсюда. Думаю, мы в пределах досягаемости. Харуно протянула ему руку, которую Итачи принял. Ускорившееся сердцебиение не имело никакого отношения к недавней физической нагрузке. У него было достаточно времени, чтобы насладиться ощущением ее маленькой ручки, прижатой к его ладони, их переплетенных пальцев. Учиха почувствовал, как ее чакра пронзила его подобно удару молнии. Возникло мучительное ощущение, и мгновение спустя они стояли в до боли знакомом лесу за пределами Конохи — почти на том же месте, где он оставил бессознательную Сакуру почти год назад. Она отпустила его руку и ступила на тропинку, ведущую к Восточным воротам — видимым сквозь деревья, невероятно высоким и украшенным знаком отличия, который Итачи так хорошо знал. Тот самый, который был отмечен и перечеркнут на его протекторе. Учиха боролся с желанием застенчиво поднести руку ко лбу, в то время как Сакура жестом пригласила его присоединиться к ней. Они шли по тропинке, мысли Итачи метались. Глупо, но он продолжал предвкушать собственное пробуждение. Происходящее было настолько сюрреалистично, что казалось сном. Мужчина и представить себе не мог, что когда-нибудь настанет день, когда он сможет пройти через ворота своего бывшего дома, а не пробираться внутрь под прикрытием гендзюцу, как обычный преступник. — Хорошо, — прошептала Сакура, когда они приблизились к воротам. — Цунаде-шишо сказала дежурному отряду джоунинов, что сегодня вечером со мной кое-кто вернется, так что можешь не беспокоиться. Мы не хотим поднимать шум — уже темно, но если бы ты мог смотреть на землю, пока мы входим… Итачи подчинился. Заметив Сакуру, дежурные выкрикнули приветствие и махнули ей рукой, пропуская без дальнейших комментариев. Его нервы были на пределе, позвоночник покалывало, пересекая периметр ворот. Скрывшись из виду поста охраны, куноичи успокаивающе положила руку ему на плечо. — Все в порядке, — выдохнула она. — Расслабься. Учиха сделал сознательное усилие, сосредоточившись на осмотре знакомых достопримечательностей деревни, которая в этот час была совершенно пуста. Казалось, за годы его отсутствия ничего не изменилось. Словно он мог моргнуть и увидеть людей из полиции Учиха, патрулирующих улицы. Младших кузенов, играющих на детской площадке. Бабушку, выходящую из библиотеки, где она часто проводила время. Тетушки на рынке, пытающейся выбрать самые сладкие фрукты, или толпящихся у прилавков иностранных продавцов, покупающих импортные украшения… Но затем Итачи закрыл глаза, открыл их снова и вспомнил, что прошло десять лет. Остался он и Саске. Это было ошеломляюще. Дезориентировало. Мужчина ожидал наткнуться на Шисуи и Мегуми за каждым углом. Он знал, что этому чувству потребуется некоторое время, чтобы пройти. А до тех пор придется привыкнуть к постоянному ощущению неустроенности. Солнце едва поднималось над вершиной Монумента Хокаге, когда они подошли к Башне. — Мы можем подняться, — сказала Сакура, видя его сомнения. — Цунаде-шишо всегда приходит рано. Они поднимались по длинным пролетам винтовой лестницы, опасения Итачи возрастали с каждым шагом. Оказавшись перед дверью кабинета Хокаге, раздался ее голос, твердый и властный — совсем как у Сакуры. — Можете войти. — Стучать не имеет смысла, — вполголоса сказала Харуно, очевидно, пытаясь немного успокоить его. — Она узнает, кто пришел, в тот момент, когда ты достигаешь верхней ступеньки, даже если у тебя замаскирована чакра. Куноичи распахнула дверь, и они вошли внутрь. Итачи знал, что его пригласили обратно в Коноху с прямого разрешения Хокаге, но все равно чувствовал себя напряженным — больше из-за воспоминаний, связанных с этим кабинетом, чем из-за чего-либо еще. Цунаде стояла у окна, глядя вниз на деревню, ее лоб был задумчиво нахмурен. Она обернулась. — Сакура. Учиха. Они поклонились и выпрямились в унисон, пробормотав традиционное уважительное приветствие. Цунаде покачала головой в явном изумлении, увидев их обоих, но взгляд задержался на Итачи. — Мертв, — наконец сказала Сенджу, скрестив руки на груди. Учиха уловил слабый блеск юмора в ее глазах. — Я правда верю, что это самая большая ошибка, которую когда-либо совершал Какаши. — Это было близко, — тихо ответил Итачи, вспоминая состояние, в котором находился, когда, наконец, пришел в сознание спустя месяц. — Очень близко. — Что именно произошло? Итачи пересказал слегка измененную историю, о которой договорился с Сакурой. Она столкнулась с Кисаме в Стране Чая, работая над разгадкой необычной болезни, поразившей жителей деревни. Кисаме рассказал ей о том, что он жив, и о том, как его исцелил другой член Акацуки. После того, как Сакура закончила работу в клинике, она отправилась на их аванпост в Страну Чая и нашла его там, после чего рассказала правду о том, что случилось с Саске после битвы. Он повторил Хокаге все, что рассказал Сакуре о Мадаре, и озвучил свою теорию о том, что Мадара собирается использовать Саске для удара по деревне, попутно отвечая на ее многочисленные вопросы. К тому времени, когда Итачи, наконец, закончил, у него немного болело горло после нехарактерно длинной речи. Цунаде прошла по меньшей мере пятьдесят кругов вокруг своего стола, выражение ее лица становилось все более обеспокоенным. Харуно прислонилась к стене, выражение ее лица соответствовало выражению лица Цунаде. — Полагаю, Сакура передала тебе содержание моего сообщения, — наконец сказала Цунаде, останавливаясь и поворачиваясь к нему лицом. — Уверена, ты станешь бесценным помощником в миссии по выслеживанию и нейтрализации Мадары Учихи, одновременно отыскивая Саске и возвращая его в Коноху. — Итачи наклонил голову один раз, и она продолжила. — Также нахожу разумным предположить, что твое продолжающееся, долгосрочное присутствие здесь может сделать Саске менее сопротивляющимся постоянному пребыванию в деревне. Если решишь остаться, поскольку у нас нет сомнений в твоей лояльности, твой статус почетного шиноби Конохи будет полностью восстановлен. Нет никаких обязательств возобновлять активную службу — если, конечно, ты этого не пожелаешь. Если решишь остаться, активы твоего клана будут разморожены и переданы тебе, а деревня предоставит временное жилье до тех пор, пока ты не обустроишься. Если работа шиноби — не то, чего ты желаешь, есть другие должности во внутренних подразделениях, для которых твоя квалификация подходит как нельзя лучше. Это то, что тебя заинтересовало бы? Рядом с ним Сакура, казалось, затаила дыхание, ее напряжение было ощутимым. Итачи сжал руки в кулаки, чтобы скрыть дрожь. Предложение не было неожиданностью, но слова все равно оказали мощное эмоциональное воздействие. — Да, Хокаге-сама, — потребовалось усилие, чтобы голос звучал ровно. — Да. Цунаде слегка улыбнулась. — Хорошо. С возвращением, Учиха. — Сенджу быстро оглядела его. — Тогда осталось еще кое о чем позаботиться. Дай мне минутку. Хокаге повернулась и пошла к шкафчикам за своим столом. Предположив, что дело в записи какой-то клятвы, которую ему нужно подписать, Итачи отвернулся, посмотрев на Сакуру и намереваясь поблагодарить ее. Девушка улыбнулась, ее глаза были полны слез. Она взяла его руку в свои, нежно сжав. — Сакура, — позвала Цунаде, прежде чем он успел отреагировать, все еще стоя к ним спиной. — Синий подойдет лучше всего, шишо, — ответила Харуно, отпуская его руку и делая небольшой шаг в сторону. Итачи пытался разобраться в сбивающем с толку замечании и задавался вопросом, к чему мог бы привести этот момент, если бы они были вдвоем. Цунаде вернулась к ним, держа в руках длинную, невзрачную прямоугольную коробку. — Должно пригодится, — вкладывая это в его ладонь, сказала Сенджу. Немного опасливо Учиха открыл ее — и у него перехватило дыхание от чистого удивления. В коробке лежал совершенно новый протектор Конохи. Темно-синяя лента все еще блестела, а полированный металл сиял ярким серебром, но больше всего его внимание привлек гордый герб Конохи, выгравированный на поверхности. Он был целым, незапятнанным… без перечеркнутого символа деревни. — Вполне уместно, — тихо сказала Сакура, в то время как Цунаде кивнула в знак согласия. Пальцы Итачи были неуклюжими, когда куноичи потянулась к коробке, взяла оба конца ленты и осторожно обвязала их вокруг его головы. Он получил свой первый протектор в возрасте пяти лет, торжественно поклявшись быть благородным шиноби Конохи, преданным деревне и защищать ее ценой своей жизни. В тринадцать лет Учиха снял протектор, положил его на комод и долго смотрел — вспомнил все, что он означал и что символизировал, — мучительно раздумывая, признаться Сандайме в заговоре или нет. Именно в тринадцать лет, после своей последней миссии в качестве шиноби Конохи, он почувствовал, что действительно выполнил клятву, что поступил правильно. Итачи плакал, когда портил металл своим кунаем, проводя острием от края до края, вспоминая все те глотки, которые перерезал этим же кунаем всего несколько дней назад. Итачи коснулся своего лба, сейчас он чувствовал себя намного старше своих лет, но это все равно, что снова стать пятилетним. Вся жизнь простиралась перед ним, подобно множеству пустых страниц. Новое начало. Сакура протянула руку и слегка коснулась уголка его глаза, смахивая единственную слезинку, которая грозила скатиться. — Вот, — прокомментировала Цунаде, рассматривая его с довольным выражением на лице. — Тебе идет. Сакура, ты оказалась права насчет синего. Как насчет тоста? Харуно повернулась и смерила ее взглядом, похожим на тот, который бросала на Кисаме всякий раз, когда он тайком заменял весь тофу в ее рецептах говядиной. — Шишо, сейчас семь утра. — Ладно-ладно, — укоризненно вздохнула Цунаде. — Ты все больше напоминаешь Шизуне. Раз уж мы все здесь, не могла бы ты принести большую карту? Теперь, Учиха, когда Сакура придет сюда, я хочу, чтобы ты взял эти булавки и определил пять мест, о которых упоминал ранее, где Мадара любит прятаться, когда он не в Дожде… Яркое утреннее солнце пролилось в кабинет Хокаге и на большую карту, когда Сакура расстелила ее на столе. Итачи наклонился и прикрепил первую булавку на границе между Звуком и Камнем. Небольшой жест, но каким–то образом он сделал конечную цель по поиску Мадары — и Саске — гораздо более достижимой. Они сделали первый шаг. Тяжесть и тепло протектора успокаивали. Семь утра, — подумал Итачи, определяя второе местоположение, пока Сакура и Хокаге наблюдали за происходящим, и это уже был один из лучших дней в его жизни.