Ты, ты, это всё ради тебя, Всё что я делаю, Я каждый раз тебе говорю. Рай — он здесь, на Земле, с тобой рядом. Расскажи мне всё, что ты хочешь сделать. Я слышала, что любишь плохих девчонок, Дорогой, это так? Это лучшее, что я могла узнать. Говорят, мир был создан для нас двоих, Жить стоит лишь когда тебя кто-то любит - Малыш, сейчас меня любишь ты.
«Video games» Lana Del Rey
Агата просыпается от запаха крепкого, ароматного кофе. Убирая волосы с лица и зевая, она моргает, приятно удивленная, когда видит полностью одетого Александра, который входит в комнату с серебряным подносом с едой. Когда он ставит его на кровать, она видит множество чешской выпечки, большой графин свежевыжатого апельсинового сока и кофейник со свежесваренным кофе. — О боже мой, это выглядит божественно. — говорит она с широкой улыбкой, с благодарностью принимая кружку, которую Александр наливает ей. — Здесь есть штрудель, который представляет собой слоеное тесто с начинкой из яблок и изюма, посыпанное сахарной пудрой, колач, который готовится из кислого дрожжевого теста и начиняется маковой пастой, и, наконец, бухты, которые представляют собой булочки с различными видами джема, — объясняет он, указывая на каждое восхитительное лакомство. — Я даже не знаю, с чего начать. — Плюшевый матрас подпрыгивает от ее возбужденных движений, когда она подходит ближе, чтобы получше рассмотреть разнообразный выбор. — Я уже попробовал их все и могу заверить тебя, что они очень вкусные. Штрудель мне нравится больше всех. — Чтобы доказать свою точку зрения, Александр хватает еще один и откусывает. — Я вижу, ты был сильно занят, пока я спала. Спасибо, что приберег немного для меня, — отвечает она с усмешкой, начиная выбирать. — Мне жаль, что я так долго спала. У тебя было что-нибудь запланировано? — Я мог бы сказать, что ты сильно устала, поэтому я рад, что ты немного отдохнула. К тому же, у нас нет никакого строгого расписания на сегодня. Я подумал, что мы могли бы осмотреть Волшебную Прагу, а также маггловский Старый город. Архитектура просто потрясающая, и здесь есть много впечатляющих произведений искусства, которыми можно полюбоваться. Она обхватывает руками свою теплую кружку и удовлетворенно вдыхает. — Это звучит потрясающе. Я не могу дождаться. — Ешь, иначе я сам съем все это. Тогда мы сможем начать наше приключение. — Он похлопывает по кровати одной рукой, в другой держит еще одно пирожное. — Я люблю наши приключения. — Агате действительно это нравится. От исследования пыльной и заросшей паутиной Тайной комнаты до прогулок по великолепным улицам Праги — она хочет увидеть все это вместе с ним. Он мягко улыбается ей сверху вниз, прежде чем наклониться вперед и поцеловать ее в лоб. — Мне нравится все, что связано с тобой.***
Под легким снежком они прогуливаются по Староместской площади, осматривая все прилавки, где продаются различные продукты питания, предметы декоративно-прикладного искусства и другие эфемерные товары на рождественской ярмарке. Агата слишком сыта, чтобы есть что-то еще, но с удовольствием потягивает горячий глинтвейн, пока Александр наслаждается ветчиной и трдельником — раскатанным тестом, посыпанным сахаром и специями. Он настаивает, чтобы она съела хотя бы кусочек, что она и делает после нескольких незначительных протестов. Огромный аппетит Александра никогда не оставит ее равнодушной. Она была свидетелем того, как он съел целую тарелку выпечки ранее, и все же он может съесть еще больше. Это поразительно. Как он поддерживает свои подтянутые мышцы и телосложение? Она воображает, что это связано с большим количеством тренировок по квиддичу, полетами и тренировками. И внезапно она представила, как он заканчивает пробежку, струйка пота стекает в низ его живота… — Полярис? — Ммм? — спрашивает она, поднимая глаза, чтобы встретиться с ним взглядом с нервной улыбкой. Он улыбается ей и предлагает последний кусочек печенья. Агата наклоняется и откусывает с его протянутой руки, ее язык обвивается вокруг его указательного пальца, когда она слизывает с него кусочки сахара. Выражение лица Александра мрачнеет, и он замирает на некоторое время, прежде чем приходит в себя, слегка качая головой. — Веди себя прилично, — говорит он ей с фальшивой серьезностью. Она улыбается ему, прежде чем слегка повернуться, впитывая атмосферу. Перед ней находится церковь Богоматери Перед Тином, впечатляющий готический собор, а за ней — знаменитые Астрономические часы. Построенные в 1410 году, это самые старые действующие часы во всем мире. По бокам церкви и площади расположено несколько зданий, в которых кипит жизнь и полно людей. Здесь так легко раствориться в толпе. Здесь она не Агата Харрис: полукровка, Староста школы, с грузом неограниченных обязанностей. Он не Александр Нильсен: чистокровный волшебник и единственный наследник. Они просто сами по себе, и в этом есть что-то неописуемо нежное и в то же время прекрасное.***
Тема дня, похоже, — еда, поэтому Агата на самом деле втайне благодарна, когда Александр говорит ей, что их следующее занятие — частная экскурсия по Муниципальному дому. Муниципальный дом, построенный в 1905 году, находится на месте бывшего дворца Королевского двора; предыдущее здание было заброшено с распадом государства Богемия. Сегодня он служит концертным залом, бальным залом, а также располагает ресторанами и кафе на территории отеля. Чешский народ подарил это здание самому себе. Он олицетворяет идеалы буржуазии и демократии, гордость нации и важную часть истории Праги. Первое, на что обращает внимание Агата, — это то, как много стекла и керамики использовано в дизайне здания. Он интегрирован с железом и кирпичом, также присутствующими. Жемчужина архитектурной изобретательности в стиле ар-нуво; здание восхваляет асимметрию и особенности природы. Александр ведет ее через здание, и через несколько минут она замечает, что вокруг нет ни туристов, ни персонала, что кажется странным. Она думала, что с праздником здесь будет больше людей, чем обычно. — Почему здесь нет людей? — с любопытством спрашивает она. Александр улыбается ей, выражение его лица такое, как будто его поймали, но он совершенно не стыдится этого. — Я выкупил это место на час. Так что на данный момент мы здесь одни. — Ты выкупил его? — недоверчиво повторяет она в ответ. — Ты не должен был этого делать. — Я хотел этого. Я хотел, чтобы это было особенным для тебя, Полярис, — пылко говорит он, прижимая ее сцепленные руки к своей груди. Она наслаждается теплом и встает на цыпочки, нежно целуя его в губы. — Это особенно, потому что мы вместе. Не имеет значения, застряли ли мы здесь с тысячей случайных незнакомцев или это только ты и я. Это особенно, потому что это мы. Обычно она этого не делает — не говорит точно, что она чувствует в определенные моменты, и уж тем более не громко заявляет о своих эмоциях. Но ей кажется правильным сказать ему это. В ее словах нет нервозности или чрезмерного обдумывания. Они просто выливаются у нее изо рта, ничем не сдерживаемые. Что-то в Александре Нильсене просто пробуждает в ней эту романтическую сторону. Александр глупо улыбается ей, прежде чем оправляется от своего первоначального удивления ее заявлением. Затем он наклоняется и глубоко целует ее, завладевая ее ртом. Может быть, это и хорошо, что они одни. Она отстраняется через несколько минут, все еще наслаждаясь его вкусом. — Давай, мы можем сделать это позже. — Ты обещаешь? — спрашивает он, покачивая бровями. — Только если ты будешь хорошо себя вести. — Ее поддразнивание перекликается с его предыдущими словами, обращенными к ней. — Ну и что в этом веселого? — сетует он. Александр все еще плетется за ней, когда она открывает двери в Сметана холл, концертный зал, расположенный на втором этаже. Он богато отделан золотом, потолок украшен потрясающими фресками. Обширное пространство заполнено пустыми креслами, которые, вероятно, могли бы вместить сотни и тысячи восторженных дилетантов. — Привет! — Кричит Александр, его голос эхом отражается от стен. Она поворачивается к нему, потрясенная, собираясь отчитать его, когда понимает, что они совершенно одни. Ни за что на свете у нее нет причин молчать. — Бонжур! — ревет она, наслаждаясь тем, как звук эхом отражается от любой поверхности. — Мы находимся в Чешской Республике, Полярис, а не во Франции. — Я знаю! Но я не говорю по-чешски. Как здороваться по-чешски? — спрашивает она его, склонив голову набок. Он выдыхает воздух, прежде чем повернуться к ней. — Я тоже не знаю. В этот момент они разражаются смехом, прежде чем вернуться к вою и другим неприятным звукам в похожем на пещеру зале. Александр обнимает ее за талию, и она откидывается назад, прижимаясь к его груди. Это освобождает. Уютно устроившись в его объятиях, Агата забывает обо всем остальном. Есть только он, только она, только они.***
Агата проводит слишком много времени, разглядывая фрески в зале лорд-мэра. Нарисованные Альфонсом Мухой, выдающимся чешским художником, прославившимся своими декоративными театральными плакатами, рисунки изображают героическое прошлое чешского народа. Сильно стилизованные фигуры завораживают, и она обнаруживает, что теряется в каждом гипнотическом изгибе. Когда их час истекает, рука об руку, Александр выводит ее на свежий воздух. От холода ее щеки окрашиваются в ярко-розовый цвет, и она плотнее кутается в свою зимнюю куртку. — Это было так мило, — хвалит она. — Куда мы направляемся дальше? — Я думал, ты не хочешь следовать маршруту, Полярис. — Старые привычки, я полагаю, умирают тяжело, — говорит Агата, пожимая плечами. Он целует ее в лоб. — Вот видишь, как хорошо я тебя знаю. Думаю, тебе понравится наша следующая остановка. — Так у тебя действительно есть маршрут и расписание! Я знала это. Самодовольная ухмылка появляется на ее лице, и, как будто он не может удержаться, Александр покрывает ее лицо мелкими поцелуями. Он накладывает заклинание, чтобы скрыть их от множества магглов, бродящих по оживленному району. А потом они снова аппарируют.***
Кутна Гора — причудливый средневековый город, расположенный в Центральночешском регионе Чешской Республики. Это настолько идиллически, что Агата даже не предполагает, ради чего Александр привел ее сюда. В обычной маленькой римско-католической часовне, расположенной под Кладбищенской церковью Всех Святых, спрятан Седлецкий склепик, в котором хранятся скелеты от сорока до семидесяти тысяч человек. Их останки были использованы в качестве художественных украшений и мебели для часовни. Некоторые примечательные примеры включают огромную люстру, герб и шесть костяных пирамид. Когда она поднимается по лестнице и ступает в пустое пространство, она чувствует, как дыхание вырывается из ее легких. У нее нет слов. Она просто стоит там с широко раскрытыми глазами. Они снова одни, и она смутно думает о том, что Александр, должно быть, арендовал это помещение так же, как Муниципальный дом, за исключением того, что это совсем другой опыт только с ними двумя. Это жутковато и немного тревожно. — Что это за место? — тихо спрашивает она, не повышая голоса выше шепота, не желая никого или что-либо беспокоить. — Это немного обезоруживает, не так ли? — Это не единственное слово, которое можно использовать сейчас, — отвечает она, подходя немного ближе к нему, так что она практически привязана к нему. — Я думала о более зловещем и жутком. Далее Александр немного рассказывает об истории часовни, которая восходит к началу 13 века. Очевидно, аббат привез святую землю из Иерусалима, разбросав ее по кладбищу часовни. Когда об этом разнесся слух, кладбище стало одним из самых желанных мест для захоронения как в Богемии, так и в прилегающих районах. Из-за его популярности им просто не хватило места. Особенно после 14 века, когда чума охватила Европу и привела к тому, что почти тридцать тысяч мертвецов были добавлены к церковному кладбищу. Кроме того, Крестовые походы принесли еще десять тысяч тел. — Ну и что? Кто-то умер, вау! Давайте займемся декоративно-прикладным искусством с этими останками? Это кажется немного неуважительным, — комментирует Агата. — Они были в основном нетронутыми до 19 века, когда церковь наняла местного резчика по дереву для создания украшений из костей. Ему было поручено привести тысячи костей в соответствие с тем, что ты видишь сегодня. Кости были отбелены, а затем организованы вот так. — Трудно понять этот процесс, — бормочет Агата, глядя прямо на череп, представляя человека, которому он когда-то принадлежал, из плоти и крови, а не из костей и праха, много веков назад. — Тебя это выводит из себя? Мне жаль, если было ошибкой привести тебя сюда. Я всегда находил это увлекательным и немного причудливым, — говорит Александр ей на ухо, обнимая ее за талию. — Нет, нет, — успокаивает Агата, наклоняясь к нему, стараясь не отвлекаться на его манящий аромат и твердость мышц. — Мне просто немного грустно думать об их жизнях. Это немного мрачновато, если задуматься об этом. Он целует ее плечо, его губы нависают над ним. Его горячее дыхание овевает ее кожу. — Я думаю, это служит суровым напоминанием о том, что эта жизнь мимолетна. Так что используй её в полной мере, пока можешь. Агата наклоняет голову набок, чтобы посмотреть на него. — Ну и кто теперь говорит поэтично? Александр ухмыляется ей. — Давай, давай выбираться отсюда. Есть на что еще посмотреть. — На самом деле, у меня есть идея о том, что мы можем сделать дальше. Он заинтригованно приподнимает бровь. — Что ты имеешь в виду?***
— Это безумие. — Это не так! Ты слышал мои супер тщательные рассуждения об этом? — Агата стоит в дальнем конце частного тренажерного зала, примыкающего к апартаментам в пентхаусе, уперев руки в бедра. — Я отказываюсь делать это, Полярис. Ты можешь получить травму! Черт возьми, мы оба можем получить травмы! — Возвращается Александр, непреклонный в своих доводах. Она откидывает голову назад и издает громкий вздох. — С нами все будет в порядке. Существуют меры предосторожности, которые предотвратили бы любые серьезные повреждения. Я имею в виду, как часто у нас под рукой оказывается полностью укомплектованный боевой зал? Было бы преступлением не использовать его. — Преступлением? — говорит он, фыркая. — Я думаю, то, что ты предлагаешь нам сделать, это преступление. Кроме того, кто занимается на каникулах? — Александр что-то бормочет, прежде чем заметно покачать головой. — Ты когда-нибудь проводила один день, не беспокоясь о работе или учебе? — Нет, это противоречит самой моей природе. — Она подходит к нему, встает на цыпочки и нежно целует в щеку. — Не веди себя так, будто ты не знал этого обо мне. — Знаешь, большую часть времени твоя непоколебимая трудовая этика просто очаровательна. Но прямо сейчас… — он делает паузу, позволяя своим словам затянуться яркой, дразнящей улыбкой. — Да, мистер Нильсен? Пожалуйста, скажите, как я прямо сейчас вас раздражаю… — Она подмигивает ему, и он замирает, прежде чем наклониться, чтобы поправить свои джоггеры. Александр крепко хватает ее за подбородок, прежде чем глубоко поцеловать, тщательно исследуя ее рот. Затем он отстраняется и ухмыляется, впитывая ее дезориентированное выражение. — Ну же, давай покончим с этим. Агата постукивает языком по небу. — Ты тот, кто продолжает говорить, что в Хогвартсе нет никого, кому мы могли бы доверять. — Она понижает голос. — Даже профессорам и, конечно, никаким ученикам, кроме наших самых близких друзей. — Ты что, издеваешься надо мной? — Нет, — немедленно отвечает она с коварной улыбкой. — Ладно, может быть, немного. Может быть, тебе стоит бросить в меня несколько боевых заклинаний, чтобы преподать мне урок. Он издает звук, представляющий собой смесь ворчания и вздоха. Затем он отодвигается на несколько метров от нее, его палочка поднята в защитной стойке. Теперь, когда их рождественские каникулы уже подходят к концу, она знает, что должна начать практиковать следующую часть своего обучения, ту часть, которая, как она знает, неизбежно наступит во время ее собеседования на должность Невыразимца: произнесение Непростительных заклинаний. Они незаконны и очень опасны, это одна из самых темных магий в мире. Но как Невыразимец, та, кто должна защищаться от зла магического мира— особенно от темной магии, она должна быть обучена этому. Это то, о чем никто не говорит, но правда работы на некоторых из самых престижных должностей в министерстве — Аврора, Разрушителя Проклятий, Невыразимца — означает, что вам нужно быть компетентным и понимать тонкости, стоящие за темной магией. И лучший способ сделать это — научиться их применять. Затем узнать, как защитить себя от них. Перед ними установлены четыре тренировочных манекена. Тяжелые, большие куски кожи, сшитые вместе синтетической нитью с покрытием, наполненные песком. Однако это не обычные манекены. Они имеют множество функциональных возможностей. Первая — безопасно поглощать темную магию и рассеивать ее, не нанося урона окружающей среде, а вторая, при желании, — отражать магию обратно в нападающего, действуя подобно зеркалу. Это профессиональное и дорогое тренажерное оборудование, к которому у нее обычно нет доступа — даже в Выручай-комнате; Директор школы, возможно, специально запретила этот тип тренажера, так как в неправильных или неквалифицированных руках он мог быть очень опасен. Но, конечно же, в этом пентхаусе есть все, о чем только может мечтать любая волшебница или волшебник, включая этот тип тренажеров. Они могут пользоваться этим тренажерным залом только ограниченное время, поэтому она хочет, чтобы это стоило того. Она не хочет, чтобы ее первый случай, когда она произносит эти заклинания, был перед группой незнакомцев, которые оценивают ее работу. Это ее лучший шанс на успех, и она сделает для этого все, что угодно. Отведя плечи назад, она принимает более широкую позу, так что ее ноги устойчиво стоят на земле. — Готов? — спрашивает она. — Готов, — подтверждает он. Затем она отступает и бросает свое первое в жизни Непростительное заклинание. — Круцио. Что ж, это было разочаровывающим. Из ее палочки вырывается вспышка красного света, едва наполняя воздух энергией. Агата тяжело вздыхает. И это именно та причина, по которой она хотела практиковаться. Собравшись с силами, она пытается произнести это снова. — Круцио. Красная искра вспыхивает из ее палочки, прежде чем рассеяться в ничто. Она поворачивается к Александру и наблюдает, как он пытается. Он делает долгий, глубокий вдох. — Империо. Агата наблюдает, как он приказывает манекену сдвинуться на пару сантиметров вправо, прежде чем его контроль, кажется, ослабевает. Александр пытается сдержаться, его лицо — маска сосредоточенности, но он не может. Он судорожно вдыхает воздух, приходя в себя. Почти сразу же Непростительное заклинание отскакивает от манекена, возвращаясь, и он протягивает свою палочку, выкрикивая свою команду. — Протего! Заклинание отскакивает от его щита, а затем он отшатывается назад. — Это так изматывает, — говорит он, переставая дрожать правой рукой. Он снова выпрямляется и встает рядом с ней. — Это было действительно впечатляюще, Алекс, — хвалит она. — Я не знаю, что делаю не так. Александр пристально смотрит на Агату, обхватив ладонью ее щеку. — Это не так уж плохо, Полярис. Предполагается, что использовать темную магию должно быть трудно. На самом деле, если бы это было легко для тебя, я бы забеспокоился. — Но ты смог… — она начинает протестовать. Он блокирует её слова крепким поцелуем в губы. Облизывая уголок своего рта, она приоткрывается, чтобы приветствовать его вторжение. Ей не хочется отстраняться несколько минут спустя, но она заставляет себя сосредоточиться на том, чем они занимались раньше. — Ты очень хорошо отвлекаешь меня, — шепчет она ему в губы. Александр ухмыляется. — В том-то и дело. — Обхватив ее рукой за талию, он утыкается носом в ее шею сбоку. — Кинуть Непростительное заклинание с первой попытки — это то, чего ты хочешь. Единственная причина, по которой я смутно могу это сделать, заключается в том, что мой отец — глава Департамента тайн, и я потратил больше времени, чем хотел бы, на дуэли с ним, когда он чувствовал, что хочет почтить меня своим присутствием. Его признание заставляет Агату чувствовать себя гораздо лучше. Он так хорош в этом — заставляет ее чувствовать себя ценной, талантливой и преуспевающей в том, что она делает. Хотя это не тот тип эмоций, который ей нужен, чтобы направить её на темную магию. Поэтому Агата закрывает глаза и собирает весь гнев и разочарование внутри себя. Это удивительно трудно сделать, поскольку она была так блаженно счастлива рядом с Александром, но их отношения не всегда были прямыми. На дороге были изгибы. На их пути по-прежнему возникают препятствия. Помня об этом, она поворачивает шею из стороны в сторону, прежде чем протянуть правую руку. — Круцио. Это забавное чувство, которое вызывает темная магия. Никто не говорит вам о том, каким мощным она заставляет вас чувствовать себя, когда вы наконец-то можете ее использовать. Никто не упоминает, что это гипнотически и завораживающе — видеть, как ваша цель корчится и извивается в такт движениям вашей палочки. Каждая ваша команда выполняется. Полный контроль находится в пределах вашей досягаемости. Это захватывающе. Такого рода власть столь же головокружительна, сколь и ненадежна. И именно поэтому это опасно. Агата хватается за грудь, чувствуя, как ослабевает хватка на ее палочке. Она падает на землю, звеня о цементный пол. Все это происходит как в замедленной съемке. Она чувствует слабость, как будто кровь отхлынула от ее мозга, стекая на пол под ней. Она думает, что падает. У нее возникает чувство головокружения и ее зрение становится расплывчатым. Мелькает вспышка красного, а затем ее окутывает тепло, прежде чем она начнет чувствовать боль от удара об пол. Но этого не происходит. Вместо этого она погружается во что-то теплое и крепкое. А потом не остается ничего, кроме темноты.***
Агата моргает, просыпаясь от звуков возбужденных возгласов снаружи. Ее глаза распахиваются, и она видит, что надежно укутана под грудой одеял и подушек. Отодвигая их в сторону, она потягивается, каждая мышца протестует против этого движения. Она одна в главной спальне, и свет выключен. Темнота окутывает ее, хотя она может видеть свет, пробивающийся из коридора. Кажется, уже довольно поздно. Посмотрев вниз, она замечает, что все еще в своем тренировочном костюме. Воспоминание о том, что произошло ранее, нечеткое и неясное. Она думает, что помнит, как успешно произнесла Непростительное, но после этого пустота. Пройдя босиком в гостиную, она с облегчением видит Александра, стоящего у окна от пола до потолка. Дело не в том, что она боится остаться одна. Всю ее жизнь ей вдалбливали в мозг, что независимость — это ключ к успешной карьере и образу жизни. Находясь вдали от Алекса, даже на короткое время, ее сердце сжимается в груди, а легкие сдуваются, отчаянно пытаясь сделать следующий глоток воздуха. Это труднее, когда его нет рядом, не невозможно, но невероятно сложно. Встряхнувшись от своих мыслей, она обхватывает руками его скульптурный живот, целуя в спину. Он переоделся в горчично-желтый свитер и темно-серые слаксы, выглядя совершенно восхитительно. Он поворачивается к ней, его голубые глаза вспыхивают от облегчения. Убирая выбившуюся прядь волос с лица, он целует ее в лоб. — Я беспокоился о тебе. Агата прижимается к его груди. Она никогда не была из тех, кто связывает физическое прикосновение с привязанностью из-за того, как она была воспитана, но она обнаруживает, что рядом с Александром они всегда каким-то образом соприкасаются. Он всегда прикасается к ней, иногда маленькими, кажущимися незначительными способами. Но она приходит в восторг от этого. Ей нравится эта связь на очень многих уровнях. — Что случилось? — спрашивает она. — Ты не помнишь? — отвечает он, в его голосе слышится беспокойство. Агата качает головой отрицательно. Александр глубоко вздыхает, прежде чем притянуть ее ближе. — Ты успешно применила Круцио, которое длилось несколько секунд, а затем упала в обморок. Заклинание отразилось, но ты была не в состоянии защититься от него, поэтому я вмешался и наложил щит. К счастью, мы оба не пострадали. Потом ты заснула, и я не захотел тебя будить. Я не думаю, что смог бы, даже если бы попытался. — Не могу поверить, что я упала в обморок. — Я просто рад, что не было ничего хуже. Вот почему темная магия запрещена. Это забирает у тебя силы неизвестными способами. Это опасно, и я больше никогда не хочу этого делать, — твердо говорит он. — Но мне нужна была практика, — возражает она. — Лучше было сделать это в безопасном месте, когда я впервые пыталась использовать темную магию с кем-то, кому я доверяю. Кроме того, это доказало, что мне нужно больше работать над тем, чтобы научиться отражать это. — Ты могла пострадать. — Его голос срывается, и она сразу же чувствует себя виноватой за то, что подталкивает его к этому. Агата крепко обнимает его, прежде чем нежно поцеловать в подбородок. — Но не пострадала, и это потому, что ты был там. Ты защитил меня. — Возможно, я не всегда буду рядом, чтобы защитить тебя, Полярис. Просто пообещай мне, что ты будешь осторожна. Вокруг Хогвартса скрывается какая-то большая злая сущность, и я в ужасе, что с тобой что-то может случиться. Я знаю, ты хочешь разгадать эту тайну. Я хочу не меньше, но мне нужно, чтобы ты была осторожна. — Он держит ее сцепленные руки перед собой, прижимая их к своей груди. — Тебе нужно беспокоиться не только о своем сердце, но и о моем. — Я обещаю, что постараюсь быть более осторожной. — Даже когда она говорит это и подразумевает это каждой частичкой своего сердца, она слишком хорошо знает себя. Ее слова тщательно структурированы. Она обещает стараться, а не точно сделать это. Но часть ее всегда будет немного безрассудной, наслаждаясь приливом адреналина, который приносит этот риск. Агата наклоняется вперед и целует его руки, которые держат ее. Пристально глядя на него снизу вверх, ее губы встречаются с его губами в страстном объятии. Они расходятся, когда слышат громкое пение, доносящееся снаружи. — 50, 49, 48, 47! — Уже почти полночь? — спрашивает она, ее взгляд метается по сторонам в поисках часов. — Так и есть. Ты спала какое-то время, — бормочет он. Наклоняясь так, что его рот оказывается у раковины ее уха, он присоединяется к ней. — 39, 38, 37. Они вместе ведут обратный отсчет, и как раз в тот момент, когда они приближаются к единице, она говорит: — Я хочу провести с тобой еще один такой год. Загадывать желания на Новый год было не принято в их семье, но это то, что она делала с детства. Это традиция, которую она хранит близко к сердцу. Обычно она произносит свои желания только про себя, никогда не высказывая их вслух. Но Александру тоже кажется правильным знать. В конце концов, речь идет о нем. — Я желаю провести с тобой бесконечное количество лет, потому что я эгоист, — говорит он, подыгрывая ее примеру. Фейерверки начинают греметь по небу, освещая его шквалом цветов и форм. Ночное небо становится почти красно-фиолетовым, купая все и вся под ним в тепле. Несмотря на то, что празднование так близко, и они практически прямо наблюдают за ним со своего вида из окна, до них доносится лишь легкий шум. В комнате тихо. Только они вдвоем. — С Новым годом, Алекс, — говорит она ему с широкой улыбкой. — С Новым годом, Полярис. — Он нежно целует ее, прежде чем поцелуй становится глубже, и его язык проникает в ее рот, уговаривая ее. Взрыв света и искр прямо перед их окном отвлекает их внимание друг от друга. Агата радостно смеется, глядя на стекло. В фейерверках есть что-то такое, что она всегда любила. Всякий раз, когда они появляются перед ней, на ее лице мгновенно появляется улыбка. Одна рука крепко обхватывает ее за талию, другая поднимается, и прежде чем Агата успевает спросить, что он делает, из палочки Александра вырывается вспышка света. Огни танцуют в воздухе, прежде чем медленно опуститься на землю. Из его палочки вылетает еще одна, на этот раз красно-желтая вспышка. Затем еще одна, зеленая с серебром. Цвета плавно сочетаются друг с другом, создавая потрясающую симфонию оттенков, как будто они всегда предназначались для отображения именно таким образом. — Ты не боишься, что магглы увидят? — спрашивает она, наклоняясь к нему. — В этом прелесть этого праздника. Я могу наложить столько светлых чар, сколько захочу, и будет казаться, что они просто часть праздника. — Это довольно подло для гриффиндорца, — поддразнивает Агата. — Я учусь у лучших. Она чувствует, как он глубоко дышит рядом с ней, как будто запоминает ее запах. Он целует ее шею, а затем ключицу. — Спасибо тебе за то, что привел меня сюда. Этот небольшой перерыв в реальности был именно тем, что мне было нужно, — бормочет она. Глядя на окно и вниз, на толпу, она представляет, что там, должно быть, так много людей, резвящихся на празднике. Но она ничего из этого не хочет. То, чего она хочет, находится здесь, в этой комнате; двое затерянных в их собственном мире и друг в друге. Он так хорошо ее знает. Она поворачивается к нему, вытягивая шею вверх, когда он не отвечает. Выражение его лица бурное, как будто он борется с самим собой, обсуждая что-то в своем уме. Агата обхватывает его щеку ладонью. — Все в порядке? Он открывает рот, чтобы ответить, но слова, кажется, замирают у него на губах. Прочищая горло, он качает головой. — Все замечательно, Полярис. Это всегда чудесно, когда я с тобой. Такое ощущение, что в воздухе витает напряженность, связанная с его невысказанными мыслями и словами. Она задается вопросом, должна ли она надавить на него, но прежде чем она успевает подумать дальше, его рот опускается к ее плечу, его горячее дыхание касается ее кожи. Тонкая сетка ее тренировочной футболки никак не защищает от его пылающего ада. Это опаляет ее самым восхитительным образом. Александр втягивает мочку ее уха в рот, нежно покусывая. Когда он говорит, его голос грубый и отрывистый. — Я люблю тебя, Агата. Я так сильно люблю тебя. Всегда помни об этом. Ее ответ приглушен его губами, прижатыми к ее рту; он превращается в стон, когда Александр проводит руками по ее бокам. Ее ногти скользят по впадинам его живота, мышцы пульсируют под ее прикосновением. Она чувствует, как ткань футболки разрывается на её теле. Широко раскрыв глаза, она смотрит на него. — Мне нравилась эта футболка! — протестует она. — Я исправлю это позже, обещаю, — бормочет он, прежде чем его язык снова проникает в ее рот. Она быстро снимает леггинсы, не уверенная, что он тоже не сорвал бы их с нее из-за своего возбуждения и нетерпения. Это ее любимая пара. Репаро работает, но она обнаружила, что иногда после этого вещь странно сидит, не соответствует размеру. Все мысли вылетают у нее из головы, когда его руки поднимаются, чтобы обхватить ее обнаженную грудь, его большие пальцы касаются ее сосков. Она стонет ему в рот и помогает снять свитер и брюки. Агата всхлипывает, когда его рот смыкается вокруг ее ареолы, а язык безжалостно дразнит ее сосок. Она запускает пальцы в его волосы. Он тянет одну из ее рук вниз и направляет ее к своей пульсирующей эрекции. Обхватив его своей нежной рукой, она скользит ею вверх и вниз по его стволу. Он отстраняется с хлопком во рту. Что-то похожее на рычание вырывается из его горла, когда он поднимает ее за задницу. Она прыгает на него, ее ноги автоматически обвиваются вокруг него. Инерция сбивает их обоих с ног, и они падают на диван перед окном. Он приземляется первым, защищая ее, и она хихикает. — Мы не очень грациозны, не так ли? — спрашивает она, выпрямляя верхнюю часть тела, оседлав его. — Ну, если это закончится тем, что мы будем голыми, а ты на мне сверху, я действительно не могу жаловаться, не так ли? Она смеется над его раздражающе очаровательным ответом. Он до боли тверд, его длина прижимается к ее животу, преякуляция стекает по ее коже. Приподняв бедра, она трется об него, головка его члена ударяется об ее клитор, прежде чем он пропитывается ее желанием. Повернув голову, она видит, что ночное небо продолжает взрываться фейерверками и красками. Стекло настолько чистое и прозрачное, что оно действует почти как зеркало. Отражение их наготы и компрометирующей позы заставляет ее щеки вспыхнуть. — Нас никто не увидит? — нерешительно спрашивает она. Александр убирает волосы с ее лица, прежде чем нежно поцеловать. Другой рукой он накладывает маскирующее заклинание, чтобы никто не мог заглянуть внутрь. Тем не менее, они все еще могут видеть улицу снаружи. — Я сомневаюсь, что кто-то подглядывает за нами, поскольку фейерверк все еще продолжается. Но ты права, и мне не нравится мысль о том, что кто-то другой увидит тебя. — Вау, кто-то ужасный собственник, — дразнит она с улыбкой, проводя указательным пальцем линию вниз по его груди. Головокружительное желание сияет в ее глазах, когда она смотрит на него сверху вниз. Смутно она слышит, как он бормочет противозачаточное заклинание, прежде чем схватить ее за задницу, приподнять и одним быстрым движением насадить на свой член. — Ты понятия не имеешь, — выдавливает он сквозь стиснутые зубы. Они оба громко стонут от этого ощущения, немного боли, смешанной с удовольствием, и это именно то, что ей нравится. Ей требуется всего несколько мгновений, чтобы привыкнуть к его размеру, ее стенки трепещут вокруг него. Она наклоняется вперед, прижимая руку к его груди, и начинает медленно двигаться вверх и вниз, смакуя каждый сантиметр его длины, растягивая удовольствие. Он невероятно глубоко внутри нее в этой позе, задевает те ее части, которые никто другой никогда не видел. Он садится, что заставляет его скользнуть еще глубже внутрь нее. Агата прикусывает нижнюю губу, заглушая стон, который грозит вырваться. Руки Александра сжимают округлости ее ягодиц, когда она раскачивается над ним. Он покусывает ее губу, прежде чем просунуть язык ей в рот, имитируя движения, которые его член в данный момент проделывает с ее телом. Она откидывает голову назад, ее груди под идеальным углом. Его рот скользит между ними, переходя от одного бутона к другому. Ее бедра продолжают подниматься и опускаться с каждым прерывистым вздохом, который вырывается из ее мягких розовых губ. Ее оргазм начинает нарастать внизу живота, и она еще быстрее прижимается к нему. Его хватка на ее талии усиливается, когда он поднимает бедра, сильно толкаясь в нее, заполняя ее до отказа. Она задыхается, ослепленная наслаждением. Его рука опускается к ее клитору, яростно потирая его, чувствуя, что она близко. Набирая скорость, он начинает грубо входить в нее. Падая на него, она кончает, ее рот открыт в беззвучном крике, ее промежность пропитывает всю его длину, сжимается вокруг него. Он стонет, когда кончает, его оргазм проходит через него. Они откидываются на плюшевый диван, подушки угрожают поглотить их. Он выходит из нее, и она чувствует, как их совместное освобождение стекает по ее бедрам. Каким-то первобытным образом ей нравится напоминание об их удовольствии, липкое к ее коже. Прижимаясь к нему, она пытается отдышаться. Он произносит несколько очищающих заклинаний и хватает одеяло, окутывая их обоих теплом и мягкостью. Калейдоскоп ослепительных цветов и огней танцует перед ними, пока фейерверк продолжает взрываться. Агата утыкается носом в его шею, вдыхая его запах. Довольная и блаженно счастливая, она хочет остаться в этом моменте навсегда — вдали от реальности и всего, что угрожает этой чудесной и хрупкой вещи, которая у них есть.