Пепел нечестивых. Дорога возмездия

      Солнце начало подниматься над горизонтом, озаряя небо красным. Лес остался позади. Короткий участок пути должно было пройти по открытой местности.       Опасно.       В Лейхгаре не водилось снежных перевертышей. В Лейхгаре люди охотились на людей. Северные чудовища были просты в своей кровожадности по сравнению с жителями королевства.       Ньялу, как и любому другому северянину, становилось не по себе среди лейхгарцев, поэтому он был сильно удивлен тем, как хорошо сошла за свою нер-рорг. Да и колдун обзавелся тем, что радовало его сердце в землях губительного пламени и вечной грязи. Но не Ньял. Ему были безразличны эти края и их жители.       На свою беду синие Плащи отняли у Ирьяна девушку. Ньял понимал, что Ир сполна стребует за ее смерть. Северяне не прощали убийств своих женщин. Он не сомневался, что колдун повесит голову Тимея над входом в главную церковь на центральной площади. Чтобы сами небеса видели, что возмездие свершилось.       Порыв холодного ветра качнул полы его плаща. Служанка перед ним вздрогнула и прижалась к его телу еще теснее, обхватив руками бока.       Ньял усмехнулся.       Хотелось разбудить ее и еще раз взглянуть на возмущенное и вместе с тем смущенное выражение лица.       Лейхгарские обычаи страшно его забавляли. В ней забавляли. Чопорные, чересчур уж хрупкие леди в замке даже на миг не притягивали его взгляд. Да и эта тоже годилась только для того, чтобы над ней потешаться.       Кая сердилась и ощетинивалась как кошка. Не могла она переодеваться в комнате, где был мужчина, подсадить ее на коня тоже было нельзя. Она даже первое время старательно пыталась ни одним кусочком тела не соприкоснуться с ним. Правда, жар все же взял свое: Кая уснула, и во сне она жалась к нему.       Для Ньяла это не значило ничего. Но он хорошо понимал, что бы об этом подумала Кая, будь она в сознании. Нравы Лейхгара сильно отличались от северных.       Северяне были свободными. Но лейхгарцы называли эту свободу дикостью. Впрочем, народ, укрытый в снегах, веселил их образ мысли. Пусть болтают, что хотят. Какое им дело до речей безумцев, танцующих на пепле, оставшемся от тел их дочерей, матерей, жен и сестер.       И все же хотелось домой. К таким же, как он.        Ньял не сразу понял, что Кая тянула из него магию. Вряд ли она делала это осознанно, и тем не менее он чувствовал тонкую нить. Она тянула из него столько, сколько было ей нужно, чтобы согреться. И Ньял позволил.       В сущности, маленькая лейхгарская пиявка ничуть его не стесняла. Пусть сосет из него магию, ему не жалко. В нем ее было с избытком. Больше, чем нужно такому воину, как он.       Открытый участок дороги кончился. Они снова въехали в лес.       Лека остановила лошадь и стала осматриваться. Повернула голову в одну сторону и долго глядела вдаль, рассматривая что-то там между деревьями. Затем в другую. — Тут хорошо, — ответила она, часто моргая. — Остановимся здесь.       Ньял кивнул, дождался, когда Ульф заберет девушку из его рук, и сам слез с коня. — У нее еще жар? — прыткая Лека тут же подскочила к ним и прикоснулась ко лбу лейхгарки. — О, уже лучше.       Пока Ньял занимался огнем, Ульф и Лека позаботились о Кае. Посадили ее под дерево, укрыли одеялами. Она неспокойно ворочалась и постанывала. Наверное, оттого что ей снова стало холодно. Его терзала догадка, что всю дорогу Кая спала так мирно только лишь потому, что непрерывно тянула из него магию. Делиться своими предположениями он ни с кем не стал. Это было и не важно.       Лека оставила Каю и подошла к небольшому слабо горящему костру. Она присела на корточки напротив огня и протянула руки.       Северянам не было нужды греться в Лейхгаре. Королевство было слишком теплым для них, и одной только магии хватало, чтобы не продрогнуть. Но они всегда протягивали руки к каминам и кострам.       Легкое острожное тепло ласкало кожу. Это было просто приятно и напоминало о доме. О доме, где необходимость греться у огня все-таки была. Не чета этому богами забытому Лейхгару.       Ньял желал больше всего вернуться на север. И когда нер-рорг отправила его с Камеристкой, он должен был радоваться. Должен был, но не мог. Ее приказ звучал безумно.       Ньял, без преувеличения ее сильнейший воин, должен был защищать какую-то служанку короля, а не нер-рорг. Тувэ буквально приказала ему беречь Каю, как он берег бы ее. Это ли не безумие? Тувэ значила для него так много. Она росла у него на глазах, была для него словно младшая сестра, в конце концов она стала его вождем, а что эта камеристка?       Он обернулся. Посмотрел на Каю и ничего не почувствовал. Ни отвращения, ни злости, ни симпатии. Он был к ней равнодушен так же, как кусок льда равнодушен ко всему живому. И вот ее Ньялу нужно было доставить на север вместо того, чтобы среди врагов бережно хранить жизнь Тувэ и растущего в ее чреве наследника Севера?       В голове не укладывалось.       И все-таки Ньял не стал возражать. Он видел в Тувэ своего рорга. Он поклялся ей в верности и считал необходимым показывать пример прочим. Если Ньял стал бы вести себя с ней как с младшей сестрой, позабыв свое место, то и остальные несомненно перешли бы границу. И что тогда? Ему пришлось бы восстать на своих же людей, чтобы защитить нер-рорг?       Ньял запрещал себе рассуждать о правильности выбора, который сделал, ибо всякие подобные рассуждения сеяли в его сердце гнилые семена сомнений. Что, если он должен был возразить? Что, если правильнее было наконец восстать и настоять на том, чтобы с камеристкой ушел Мэрик?       Он не сомневался, что Ирьян во что бы то ни стало защитит Тувэ. Не сомневался. Но все же… Он не мог не волноваться. — Она такая забавная, — Лека усмехнулась. — Рорг Долины точно решит с ней поразвлечься прежде, чем давать ответ. У нас есть время на такие игры? — Да, — уверенно ответил он.       Король еще не сменил всех людей, которых хотел. Время было на их стороне. Побег камеристки почти ни на что не влиял.       Ньял успел понять, что король не терпел ошибок и подчиненных выбирал себе таких, что ошибаться не станут. Каждый шаг был выверен. Теперь без Каи придется не так легко, но если люди короля не оплошают, все пройдет гладко. Ньял был уверен. Они не могли провалиться. Для успеха было сделано всё. И, самое главное, у него и его людей была пара месяцев, чтобы добраться до Севера и договориться. Этого более чем достаточно. Даже если брать в расчет скверный характер рорга Долины. — Что ж… Тогда давай скорее привезем эту мышку в логово кота, — Лека кровожадно улыбнулась. Ее милое лицо тут же преобразилось, приобрело хищные черты.       Она всегда была обманчиво мила. А Ульф, простак, велся на это. Лека, конечно, не скрывала от него свою воинственную грозную сущность, и все-таки… Никак Ньял не мог понять, как эти двое сошлись. Шаманы всегда были чудаковатыми, еще более чудаковатыми, чем ведьмы и колдуны, но эта парочка могла всем утереть в этом вопросе носы.       Лека и Ульф уже пару лет как были одними из его людей. Ньял ценил их. Ульф был последним из старого могущественного шаманского рода, а Лека… Лека оказалась искусной лихой воительницей и шаманкой, сумевшей наставить сходившего с ума от потерь Ульфа на правильный путь.       Какими бы чудаковатыми они ни были, Ньял относился к ним с братской теплотой. Всё же они были так юны. — Хакан забудет о своих забавах сразу, как поймет, что на кону.       Лека фыркнула. — Скукота, — она потянулась и снова поднесла руки к огню. — Ньял, на площади по три казни в неделю случалось.       Ее голос помрачнел, шутливая игривая кровожадность исчезла с лица. Лека невидящим взглядом смотрела на пламя. — Эти земли прокляты. После того как они убили стольких невинных… Почему здесь не появляется перевертышей?       Ньял промолчал. Тоже смотрел на костер. Смотрел и задавался теми же вопросами, что и другие северяне, теми же, что крутились в голове Леки. — Я не знаю, — наконец честно признался он. — Может быть, мы зря сдерживаем перевертышей? Может, они должны поглотить их земли, чтобы глаза лейхгарцев наконец открылись?       Ньял снова промолчал.       Перевертыши. Он знал, что далеко на юге, где столько же песка, сколько на севере снега, существуют демоны, подобные тем, с которыми сражался его народ. Песчаные убийцы. Южане борются с ними, как северяне с перевертышами.       Но что до земель между югом и севером? Земель, где истинным богом был назван один Демиург? Почему эта напасть была им неведома? Почему злые боги обходили королевства? Неужели сжигать невинных было чем-то правильным?       Ньял не мог в это поверить. Но и ответов о том, как же все на самом деле, у него тоже не было. — Ульф? — он решил сменить тему. — М? — Лека выпрямилась и поглядела за плечо. — А, местность осматривает.       Ньял пристально посмотрел на него.       Ульф сидел под деревом и невидящим взглядом глядел перед собой. Он был сер лицом, губы чуть посинели. В его зрачках мелькали картинки. Ньял прищурился и увидел их костер и две фигуры у огня. Он поднял голову. Над ними парил орел. — Проследи за ним. Это опасно. — Не переживай, — Лека задорно хмыкнула. — Он всегда найдет дорогу обратно.       Она коснулась одного из кулонов на своей шее, совы, искусно вырезанной из дерева. Похожий был и у Ульфа на его браслете. — Он все еще юн. — Он уже мужчина, — Лека мелодично рассмеялась. И как так выходило, что ее нрав настолько отличался от миловидной чуть ли не детской внешности? — Только ты держишь его за ребенка. Мы с Иром хорошо его натаскали. Он искусен. Не так, как я, конечно. Но Ульф достойный сын своего рода.       Она вдруг улыбнулась. Женственной нежной улыбкой.       Ньял отвернулся. Не от смущения вовсе. Ему просто было неинтересно смотреть на девушку, влюбленно грезившую о своем мужчине. Он сотни раз видел такие взгляды. И они всегда были безразличны ему. Ньял развлекался с женщинами, но любовь… Казалось, он испытывал ее лишь раз. Но это было давно и уже почти забылось.       Ульф закончил осматривать местность, взял вяленого мяса и сел к костру. Протянул немного сначала Леке, потом Ньялу. — Может, и ее к огню принести? — Ульф поглядел ему за спину. — Она может замерзнуть? — Вряд ли, — ответил Ньял, кинжалом отрезая от куска мяса ломтик поменьше. — Всю дорогу она тянула из меня магию. Хватит до заката. — Тянула магию? — хитро прищурился Ульф. И тут же получил от Леки подзатыльник. — Фу! Не делай рожу сальную, как у Ира! — она скривилась. — Да нормально всё с лицом было! — Один в один как тот охотник за юбками! — Почему вы все его именно так называете? Он же с девушками, которые носят штаны, тоже… Ай! — Лека стукнула его и во второй раз. Только уже посильнее.       Ньял усмехнулся. Забавные они. Небось скоро поженятся. Когда все устаканится, они вернутся на север, вот тогда, наверное, и сыграют свадьбу. — Она разве не знает, что нельзя тянуть чужую магию? — Лека нахмурилась, откусывая кусок мяса. — Кая сказала, что никогда не изучала колдовство. Может, и не знает.       Всё, что касалось обмена магией, считалось очень интимным, личным. Можно было спать с одним и тем же человеком десятки лет напролет, иметь выводок детей, но так не разу и не испробовать его магии. Вот настолько это было личным.       Знала бы эта лейхгарка, какой бесстыдный поступок совершила…       Ньял усмехнулся, представив ее краснеющее смущенное лицо.       Так тянуть магию слишком лично, будто откровенно касаться, будто приглашать. О, если бы она знала… — Я расскажу ей, когда она оправится, — ответил Ньял, прочистив горло. — Пока что, кажется, моя магия помогает ей справиться с лихорадкой. — Как знаешь, но лучше прояснить все до прибытия на Север, — Лека хохотнула. — Представляю, какой будет переполох, если она потянет чего-нибудь у прохожего.       Тут уже и Ульф рассмеялся. — Нам нельзя этого допустить, — серьезно произнес Ньял, и смех мигом стих. Повисла тишина.       Каждый из них, несомненно, раздумывал о том, чего еще им нужно избегать, чему нужно научить лейхгарку. — В двух неделях пути будет старая сожженная деревня, — заговорила Лека. — Мы сейчас используем ее как перевалочный пункт при передаче вестей. Можно будет заночевать там. — В неделе пути есть еще маленькое поселение. Можно сделать короткий привал и там. Лейхгарским лошадям нужен отдых. — За нами есть хвост? — Ньял забросил в костер тонкую ветку. — Я ничего не видел, — Ульф нахмурился. — Но они могут отправить за нами кого угодно и когда угодно из ближайшей Башни.       Тувэ училась и учила их. Так северяне узнали, где в Лейхгаре выращивают жалкое подобие колдунов, где куют бесполезных слабаков, что зовутся воинами.       Башни порождали Святых рыцарей. Башни порождали и Сестер Искупления. Но их северяне почти никогда не встречали. Мучениц синие Плащи охраняли тщательно, как один из своих секретов. Не оставалось даже тел, при отступлении рыцари сжигали их. — Отдохните, — Ньял встал, отряхнул штаны. — Лека, ты следующая сменишь меня. Ульф, твое время будет после полудня. Как только солнце начнет садиться за деревья, смени Леку.       Оба только кивнули и вернулись к лошадям, взяли одеяла и стали готовить спальные места у огня.       Спустя примерно час у дерева заерзала и служанка. Она сонно потерла глаза руками и осмотрелась. — Доброго… — Кая запнулась и поглядела на солнце. Мгновение она раздумывала, а затем торопливо произнесла: — Доброго утра, господин Ньял.       Он вздохнул. Кая старалась говорить на северном наречии. Произношение у нее было хорошее, но вот лейхгарские привычки… — Послушай, — Ньял подошел к ней и сел напротив на корточки.       Он старался смотреть как можно более грозно и серьезно. Получалось с переменным успехом. Кая была похожа на бездомного кота. Какая тут могла быть грозность? В одежде Леки она выглядела несуразно. Лейхгарские платья ей больше подходили. — Я скажу тебе всего раз. Если ошибешься по приезде на Север, спасать не буду. На лейхгарском словом «господин» разбрасываются все кому ни попадя. Но на северном только раб своего хозяина зовет господином. Хочешь ко мне в рабство? — он сделал паузу, которая должна была добавить убедительности его словам. — Тогда продолжай. Ты можешь показать сколько угодно знаков короля, но хоть раз назовешь меня господином в Долине, и никто не станет слушать тебя. Заклеймят рабыней. Поняла?       Кая нервно сглотнула, очень неуверенно, почти испуганно, кивнула и отвела глаза. В замке Ньял видел ее холодной леди, но вот она вышла за его пределы, и оказалось, что Камеристка боялась всего в этом мире. Боялась самого мира. Он видел ужас в ее глазах. Кая даже перед простой лошадью дрожала. Отчего же она была так уверена в себе там, а тут стала такой жалкой? — Как… — она прикусила губу, осматриваясь. — Как давно мы в пути? — Ночь, — Ньял выпрямился.       Водить задушевные беседы он с ней не желал. Однако и удержаться от поддразниваний не мог, но не более. Он все еще помнил, что Кая была хитрой лисой короля, и вестись на ее возможно обманчивую дрожь Ньял не собирался. Не дурак ведь. — Всего ночь? — Кая встрепенулась. Даже одеяло откинула. Ее серые глаза удивленно расширились. — Как такое может быть?       Тут уже Ньял поднял брови. — Это невозможно, — она растерянно покачала головой, снова отводя взгляд. В этот раз еще и нахмурилась. Кая раздумывала о чем-то, догадался Ньял. — Лихорадка должна продлиться минимум неделю. — Лихорадка связана с твоей магией? — он отвернулся от Каи и стал ковыряться в вещах. — Да. Я много раз пыталась вам сказать…       Ньял протянул ей вяленое мясо и подсохшую лепешку. Кая выпрямилась и взяла из его рук еду. — Благодарю, гос… — он выразительно на нее посмотрел. — Ньял. — Я догадываюсь, почему твоя лихорадка быстро спала.       Кая так и не донесла до рта лепешку. Замерла. — И почему же? — ее лицо стало непроницаемым и холодным. Такое она всегда строила в замке.       Ньял усмехнулся. Он с удовольствием предвкушал ее растерянность и смущение, поэтому даже и не думал хоть как-то смягчить то, что собирался рассказать про порядки его народа. — Ты тянула из меня магию и переставала дрожать, — Ньял решил начать издалека, чтобы понемногу смаковать ее меняющееся выражение лица. — Это… Невозможно, — она нахмурилась, чуть прищурив глаза. — Я не умею… — Да? Ночь напролет ты вытягивала мою силу, — он снова присел напротив. — Но раз ты не понимала, что делаешь, то все в порядке. Если бы ты делала это осознанно, мне пришлось бы тебя убить.       Кая вскинула голову и испуганно посмотрела на него. Ее лицо было непроницаемым, но в серых глазах плескался страх. Она боялась за свою жизнь. Верила, что он мог бы ее убить. И в этой вере была права. К ее же удаче Ньял не был таким уж кровожадным и в действительности причинять ей вред не собирался. Во всяком случае, пока в этом не было нужды. — Почему за такое убивают? — Потому что, — он задумчиво поджал губы, еще немного оттягивая момент. — Потому что даже делить с кем-то постель не так важно и значимо, как разделить магию. А ты тянула ее из меня без спроса. Принудительно. Для лейхгарцев, наверное, это сопоставимо с самыми развратными, пошлыми и непристойными предложениями и приставаниями.       Он с удовольствием наблюдал, как Кая от каждого его слова все больше краснела. Румянец перебирался с щек на шею и уши, все ее тело напрягалось.       Ньял неохотно признался себе, что делал это для того, чтобы отыграться, выплеснуть негодование. Ведь это из-за Каи ему пришлось оставить Тувэ. Ньял не был жесток. Он бы не сделал ничего, что могло бы причинить ей боль без острой необходимости. Но подло мстил, подшучивая. — Я… я… — она сглотнула. Лепешка в ее руке задрожала. Кая нервно залепетала: — Мне жаль. Я не хотела. Не знаю, как так вышло. Как же мне искупить вину?       Ньял все же сжалился. — Поешь для начала, — он кивнул на еду. — И постарайся не делать такого в Долине. Ты же умна. Понимаешь, чем подобная выходка может кончиться?       Кая несколько раз кивнула. Она выглядела взволнованной и не на шутку перепуганной. Перестарался, что ли? — Но я не знаю, как так вышло, — растерянно произнесла она. — Я совсем ничего не смыслю в колдовстве. — Ульф поможет тебе, как только проснется.       Ньял демонстративно отвернулся и отошел, давая понять, что разговор закончен.       Пока Кая доедала, он осматривал вещи. В дорогу их собирали Ульф и Лека, поэтому Ньял не знал, что они взяли с собой, и не мог рассудить, на сколько им хватит еды, воды и оружия. — Я могу помочь? — Кая подошла сзади. Ньял бросил на нее один короткий взгляд через плечо. Она куталась в одеяло. — Присмотри за огнем, — бросил он. Последовала пауза. Кая не сдвинулась с места. — Что нужно делать? — Прости? — на этот раз он даже вполоборота повернулся. — Как следить за полевым огнем? Я… Не думаю, что я умею… — А как ты следишь за огнем в печи? — Кая непонимающе нахмурилась. Ньял вздохнул и добавил уже на лейхгарском: — Как ты следишь за огнем в камине? — За ним не нужно следить. В замке всё подчиняется мне.       Ньял усмехнулся. — Так уж всё? — он вскинул брови. Кая вдруг выпрямилась, чуть приподняла голову, выражение ее лица похолодело. Даже взгляд изменился. Стал уверенным и жестким. — Всё в замке подчиняется и принадлежит мне. А я королю, — голос ее сочился гордостью, будто служить мерзавцу было так уж почетно. Интересно, встреть она действительно достойных мужчин, продолжила бы так же гордиться своей службой Элиоту? — Ты не в замке, — напомнил Ньял с чувством. Кая тут же помрачнела. Стушевалась. Она будто разом уменьшилась в размере, увяла. — Да, я больше не в замке… — она печально улыбнулась. — Так что с огнем? — Не нужно никакой помощи. Отдохни.       Ньял снова отвернулся. Его неприятно кольнула совесть. В сущности, Кая не сделала ни ему, ни северянам ничего плохого. А он намеренно пытался то пристыдить ее, то опечалить. Это было совсем уж низко. — Но я… — Отдохни, — снова повторил он, перебив.       И почему девчонка короля с первого раза так плохо его понимала?       К удивлению не только Ньяла за следующую неделю пути выяснилось, что Кая была неумела практически во всем, что касалось выживания.       Днем они устраивали привалы. Передвигались ночью. Кая всегда порывалась помочь, говоря, что не привыкла бездельничать, но на деле…       Все трое северян могли только тяжело вздыхать. От ребенка и то было больше пользы.       Кая не умела разжигать огонь ни подручными средствами, ни магией, взялась единожды приготовить похлебку и, несмотря на зоркий надзор Леки, умудрилась глубоко поранить руку, собирала хворост и провалилась в болото, а уж о лошадях она и подавно не могла позаботиться. Да что там позаботиться. Кая за семь дней пути ни разу самостоятельно не забралась в седло. — Мне жаль, — вновь повторила она, стараясь отодвинуться от Ньяла.       Кая все никак не могла привыкнуть к нему за своей спиной. Ульф один раз взял ее к себе, но уже через час дороги вернул обратно Ньялу. Кая съезжала с седла, вертелась и была крайне неудобным попутчиком. Если Ульф терпел с трудом, то его лошадь решила показать характер и едва не скинула обоих наездников. Лека смеялась так, что слезы из глаз брызнули.       Ньял тяжело вздохнул, обхватил Каю за живот и резко придвинул к себе. Она ойкнула, напряглась и заледенела. Зато ерзать перестала. — Что с тобой? Хватит отстраняться, будто я омерзителен или болен смертельным недугом, — Ньял поджал губы, задумавшись. Сжал поводья и в ночной тишине отчетливо послышался скрип. — Хотя от Ульфа ты тоже пыталась сбежать. Может, тебе противны северяне? — Нет! — Кая отмерла и попыталась чуть развернуться, чтобы взглянуть на него. Ее нос оказался близко к его подбородку, и лейхгарка поспешила отвернуться. Жаль, в темноте не было видно, покраснела она или нет. — Дело в том… В том… — Ну? — Это сложно так просто объяснить, — она снова подобралась и, напуская на себя вид лейхгарской леди, прочистила горло. — Я так воспитана. Женщине непозволительно вести себя неосмотрительно с мужчинами. Непозволительно быть так близко… Женщину, что так нескромно ведет себя, могут посчитать распутной. — Слышала, Лека? — весело обронил Ульф. — Треснешь меня по заднице еще раз, и буду звать тебя распутной! — Да пожалуйста, — она фыркнула. — Не сильно обидно, знаешь ли. Не дохлым ведь перевертышем зовешь. — Для дохлого перевертыша ты слишком прыткая в постели.       И они оба задорно рассмеялись. Кая покачала головой. — Это… — она уставилась перед собой. Ньял не видел, но был уверен, что Кая растерянно смотрела вдаль. — Почему дохлый перевертыш оскорбительнее, чем распутница? — Уверена, что хочешь знать? — Ньял с трудом подавил в себе тихий смех. Кая кивнула. — Если про женщину говорят, что ночами она становится дохлым перевертышем, то имеют в виду, что в постели она ни на что не способна. — Но не лучше ли так, чем прослыть распутной? — С распутной, может, семью и не состряпать, но хоть весело, а что взять с дохлого перевертыша? — Ньял пожал плечами.       Кая какое-то время молчала. Рядом переговаривались Лека и Ульф. Копыта мерно стучали по протоптанным тропинкам.       Ньял ждал. Ждал, что служанка короля начнет его расспрашивать. Первое время он думал, что она стала слишком болтливой, как покинула замок, но через день пути понял: Кая не болтала, не выдавала секретов, но пыталась выудить знания из него. Очень ловко, стоит заметить. Она не спрашивала что-то очевидно тайное, наоборот, подбиралась медленно, издалека. Что значат слова? Какую пищу едят на Севере? Как принято обращаться к незнакомцу? — Перевертыши, что это за демоны? Как они выглядят? — наконец спросила она, чуть повернувшись, но быстро села прямо. — Просто демоны. Выглядят по-разному. Я убивал перевертышей с туловищем медведя, с руками вместо лап и человеческой головой. Есть перевертыши, которые как стая птиц. Зубастых и опасных. Несколько десятков, но все это один демон. — Откуда они приходят? — Они не только приходят. Они могут возникать и из снега. Могут прятаться в сугробах. И убить их возможно только специальным оружием. — Почему они появляются? — Для этого есть несколько причин, — Ньял тянул с пояснениями.       Он понимал, что Кая хоть и выглядела хрупкой, неуклюжей в походе, неумелой, она все же была хитра. Сейчас служанка дрожала, пугалась каждого шороха, краснела, но он знал, на что она способна, только до конца не понимал — всё дело в ее колдовском даре или же хитра Кая была от природы.       Ньял тщательно выбирал, о чем с ней говорить, опасаясь, что одно неосторожное слово в будущем может обернуться бедой для него и для его народа. — Виной магия? — Отчасти, — Ньял помедлил и все же решился рассказать. — Когда-то давно для поклонения одному из темных богов люди призывали чудовищ и демонов. Но однажды колдовской обряд вышел из-под контроля. Никто не мог остановить прибытие демонов. Они вырывались из владений темного бога, нападали на людей, уничтожали поселения. Это и есть первопричина появления перевертышей. На вашей земле они тоже были когда-то. Сейчас же мы уничтожаем их прежде, чем они достигают границ Севера.       Ньял выдержал паузу, дав Кае осмыслить услышанное, а затем продолжил говорить. — Со временем их форма изменилась. Они перестали приходить во плоти, начали вырываться одним только духом. Демоны научились создавать себе тела из того, что было. Поэтому перевертыши чаще всего это животные, телом которых завладел демон. — Но ведь у них есть и человеческие признаки? Руки, например. Разве вы не описали одного из перевертышей так? — Перевертыши меняют тела, которые захватили. Так что можно встретить медведя с человеческими руками или волка с рыбьей головой, — Ньял пожал плечами. — Именно поэтому мы зовем их перевертышами. А снежными, потому что во время своей охоты они чаще всего прячутся в снегах.       Обычное дело. Сильные перевертыши редко добирались до поселений, а слабые были не опаснее обычных хищников. Северяне устраивали охоту, вырезали демонов вблизи деревень, и жизнь снова начинала протекать мирно и без проблем.       Для него всё это было не более чем частью быта, но Каю он все же напугал. Ньял почувствовал, как она вздрогнула, но быстро собралась, выпрямилась и задала следующий вопрос: — Вы сказали, что причин их появления несколько.       Ньял хмыкнул. Кая опять пыталась выудить из него больше. Он снова не стал спешить с ответом, размышляя, насколько опасно в ее руках знание, что он мог бы поведать. — Когда в одном месте магии накапливается слишком много, там появляются перевертыши. Демонов она привлекает. — Почему она скапливается? — А почему ветер дует? Или идет дождь?       Кая снова попыталась обернуться, но, очевидно, сообразив, что так окажется слишком близко к нему, быстро вернула взгляд на дорогу. И всё-таки Ньял успел заметить, что она нахмурилась. — Это природа. — Вот и магия — всего лишь природа. Иногда колдуны и шаманы успевают решить проблему, иногда нет. К тому же некоторые перевертыши размножаются так же, как и животные, у них появляются детеныши, стаи… — И вы не думали избавиться от магии, чтобы истребить за ней и перевертышей? — тихо, почти неуверенно спросила Кая.       Ньял усмехнулся. Какие все же иногда глупые вопросы задавала служанка короля. Всему виной воспитание Церкви? — Скажи, как думаешь, что случится, если избавиться от дождя, который мочит людей, размывает дороги? — Засуха, — немедля ответила она. — Вот и ответ на твой вопрос.       Кая снова притихла. На сей раз молчала довольно долго. Ньял даже было понадеялся, что у нее закончились вопросы и до следующего привала можно будет не сотрясать воздух словами.       Она все-таки снова засобиралась спросить его о чем-то, даже выдала какой-то невнятный звук, но Ульф прервал ее. — Впереди деревня. Остановимся там, — оповестил он и ушел чуть вперед, как только Ньял кивнул ему. — Молитва Полной луны, — произнесла Кая, вскинув голову. Она смотрела на небо и хмурилась. — Следует быть осторожнее.       Ньял ничего не ответил, но на заметку взял. В его памяти еще слишком свежи были воспоминания о Молитве и о том, что произошло после нее.       Он никогда прежде не видел, чтобы нер-рорг пользовалась силой колдовской клятвы, но в тот день Ирьян впервые словно обезумел, а Тувэ впервые предала северян, доверившись королю и его служанке. Она прилюдно унизила Ира, заставив его содрогаться в агонии из-за непослушания. Ньял ничего тогда ей не сказал. Не выразил согласия, не воспротивился, просто продолжил молча следовать за своим вождем, но знал, Тувэ и без слов прекрасно все поняла.       Густой лес остался позади. Кони застучали копытами по дороге. Вдалеке показались огни деревьев. Чем ближе они становились к поселению, тем чаще Кая смотрела на небо. — Нужно сменить одежду, — тихо предложила Лека, и три лошади свернули с дороги к деревьям.       Лека помогла Кае надеть и закрепить юбку поверх штанов, пока Ньял и Ульф переодевались почти полностью. Через пару минут все они больше походили на лейхгарцев, чем на северян.       Кая была так напряжена, что даже не зарделась неловко, когда Ньял усаживал ее на коня.       Они проезжали старенькие домишки на окраине в звенящей тишине. И чем ближе подъезжали к центру, тем больше звуков становилось вокруг. Сначала появились бродяги, хлюпающие ногами по грязи, затем смеющиеся дети с факелами, и в конце концов до слуха стала доноситься неумелая нескладная музыка вперемешку с истошным воплем. — Лучше всего подождать, пока праздник будет в самом разгаре, и только тогда искать ночлег, — Кая неожиданно вцепилась в поводья и сжала их до хруста.       Ньял от удивления даже брови приподнял. Никогда она за эти семь дней даже не пыталась прикоснуться к поводьям. Избегала их, как раскаленного железа. Во-первых, служанка до обморока боялась лошадей, во-вторых, его руки оказались слишком близко к ее пальцам, чего она тоже старательно избегала, ссылаясь на свое лейхгарское воспитание. — Нам стоит разделить веселье, чтобы не привлекать лишнего внимания, — она напряженно выдохнула.       Лека и Ульф ждали приказа, продолжая идти след в след. Ньял обернулся и скомандовал ехать к площади.       Может быть, Кая и не могла разжечь огонь или сварить кашу, но в вопросах, касающихся Церкви и беснующихся лейхгарцев, она была осведомленнее любого северянина.       Ньял бы ни за что не доверил ей еду, но по ее слову свернул на площадь, чтобы «разделить веселье» одичавшего люда.       Пламя вздымалось почти до самого неба. К одному широкому столбу цепями были прикованы четверо. — Почему на костре мужчина? — удивилась Лека, спешившись.       Ульф помог Кае слезть. Она расправила складки на юбке и приняла свой обычный холодный вид, сложив руки на животе. — Учение неоднозначно. Казнь на месте зависит от церковника и рыцаря, что заведуют прихожанами в деревне или городе. В одном поселении вас поблагодарят за то, что предполагает сожжение в другом. Такова Церковь Благого Демиурга.       Нескладная музыка становилась всё громче, а вопли преданных огню всё тише. Кая неотрывно, почти не моргая, смотрела на пламя. Одним богам ведомо, что за мысли роились в ее голове.