Пепел нечестивых. Дорога возмездия

      Элиот велел ей смеяться. Громко и задорно, чтобы стража всего замка слышала. Чтобы ее смех проносился по каменным коридорам в ночной тиши. Чтобы каждый знал, как хорошо проводят время друг с другом король и королева.       Тувэ посмотрела на него как на идиота. Ей было так дурно, что ни о каком смехе и речи быть не могло. Перед глазами до сих пор стояло перепачканное темной кровью лицо Каи и глаза… Глаза были точь-в-точь как у перевертышей. Кая пожирала собственное сердце и даже не кривилась. А Тувэ стошнило. От вида и от запаха крови.       Так как она должна была сейчас давить из себя смех? — Смейся, — прошипел Элиот.       Он тащил ее за руку по коридорам замка, до боли сжимая запястье. Тувэ не возмущалась и не пыталась вырваться. Она могла бы взбрыкнуть, но Элиот выглядел взволнованным. Он все время с силой сжимал зубы и часто дышал через нос. Вне всяких сомнений, сейчас они были как никогда близки к опасности.       Тувэ сделала над собой усилие и рассмеялась. Но так наигранно и глупо, что Элиот от удивления даже запнулся на ровном месте. — Что? — почти одними губами спросила она и снова принялась хохотать, прерываясь на короткий шепот. — Ты сказал смеяться. — Ты ужасно притворяешься, — он покачал головой и снова повел за собой.       За очередным поворотом оказались стражники. Тувэ даже рассмотреть их не успела. Элиот резко потянул ее на себя, прижал и поцеловал. Он потянул ее рубашку вверх, вытащил из-за пояса брюк и проник под нее руками. Его прохладные ладони коснулись боков, сжали.       Тувэ, конечно, собиралась протестовать. Она не была против, но не сейчас, не в таком месте, не когда к ним приближался опаснейший из врагов, а они потеряли одного из важнейших союзников.       Она позволила себе еще несколько мгновений слабости в его объятиях и распахнула глаза.       Элиот целовал ее. Но взгляд его был сосредоточен на чем-то за спиной Тувэ. Она чуть вывернулась в его руках, но прижиматься стала уже сама. Подставляла ему шею и посмеивалась. С каждым мгновением притворялась она все более и более уверенно.       Тувэ спиной жалась к Элиоту, но смотрела все же перед собой.       Стражники. Вот для кого было их представление.       Тувэ гнала от себя эту мысль, но все яснее понимала, что теперь они не могут никому доверять. Что во дворце больше нет вездесущей Камеристки. Теперь никто не мог поручиться, что служанка, убирающая покои, не докладывала все, что видела, Церкви.       Поэтому сейчас они разыгрывали жгучую любовь. Если будут разнюхивать, а наверняка именно это перво-наперво сделают Плащи, найдутся люди, которые скажут, что видели короля и королеву в объятьях друг друга, а не с уехавшей Камеристкой.       Сердце забилось быстрее, все ее тело напряглось. Тувэ была начеку.       Из-за поворота появилась пара горничных. Увидев жадных до ласк друг друга короля и королеву, они тут же опустили головы в низком поклоне. Элиот, казалось бы, проигнорировал девушек. Он подхватил Тувэ на руки и понес к их покоям. Конечно, игры продлились недолго. Лицо Элиота похолодело, стоило им оказаться в окружении королевских стражников и северян, охранявших двери их общей спальни. Он опустил Тувэ, спешно оправил ей рубаху и строго бросил двум стражникам: — Усилить охрану. Покои королевы должны сторожить по меньшей мере четверо. Сопровождать королеву, куда бы она ни пошла. Когда будете сменяться, доложите мой приказ капитану и передайте, чтобы немедленно явился ко мне.       Элиот отворил покои и шагнул внутрь.       Тувэ повернулась к северянам. Двое из ее людей всегда оставались у дверей. Сейчас они выглядели настороженно. Пару часов назад, когда она покидала комнату, чтобы найти Ньяла, северяне видели ее. Но, как полагается, вопросов задавать не стали. — Опасность, — коротко обозначила она. — Внимательнее.       Ей не нужно было разжевывать им каждое слово. Они хорошо понимали и простые команды. Остальное обсудят на рассвете с Иром и Мэриком, которого колдун должен будет тщательно просветить, как теперь обстоят дела.       Тувэ зашла в покои и затворила за собой двери. Элиот расхаживал туда-сюда по комнате. Босой. Его сапоги стояли у камина. Он внезапно остановился и стал медленно скользить по Тувэ оценивающим взглядом. Она могла поклясться в этот момент, что Его Величество Элиот король Лейхгара окончательно свихнулся. Да и она была не далека от безумства, напряжена, растерянна и насторожена настолько, что невольно прислушивалась к каждому шороху.       Они больше не в безопасности. Каи с ними не было, а Тимей, очевидно, приготовился к смертельному броску. Один неверный шаг, и все они падут.       Пока они шли тайными лазами, успели несколько раз обсудить свою ложь. Камеристка и двое северян были отосланы на юг королевства, чтобы подготовить владения короля к приезду его беременной супруги, которой обязательно нужен покой вдали от столичной суеты. Элиот предупредил, что никто не поверит им. Но главное было озвучить хоть сколько-то правдоподобное объяснение, которое смогут обсуждать публично. Приближенные союзники короля, как и Церковь, догадаются, что к чему. И все же двору нужно было хоть в каком-то ключе обсуждать исчезновение Каи, и лучше было бы, чтобы сплетня, разошедшаяся по чаепитиям, была выгодна королю. — Если спросят, где мы были этой ночью, что ответишь? — Кто станет спрашивать? — Тувэ усмехнулась, разуваясь. — Я опережу любые вопросы, сама растрепав направо и налево, что мы жарко любили друг друга в саду, а потом вернулись в покои и продолжили наслаждаться страстью. Правдоподобно?       Она могла бы выбрать любое другое место, но, как и учила ее Камеристка, подумала о мелочах. На сапогах была грязь. И слуги, когда дело дойдет до стирки, непременно станут болтать между собой о том, куда это ходили король с королевой ночью, что так измазались… — Неплохо, — Элиот хмыкнул и одобрительно кивнул. Тувэ усмехнулась.       Их отношения оставляли желать лучшего, но, как и прежде, она испытывала гордость, когда король отмечал ее успехи. Ей продолжала нравиться его похвала.       Когда Элиот говорил, что ее манеры становились лучше, Тувэ расцветала. Она не могла это объяснить, но ей было важно, чтобы король, мастер интриг, мастер всей этой придворной жизни, говорил, что она хороша, что она приживается. Это все еще было для нее важно.       Элиот прошелся по комнате еще раз. Остановился у кресла и уперся руками в его спинку. Тувэ так и продолжала стоять у двери, не решаясь подойти к нему и сделать хоть что-то, может быть, попытаться успокоить. Он всегда представал перед ней собранным, высокомерным, надменным. Ему принадлежало одно из самых больших королевств. Он был холодным королем во всем, кроме постели. Тувэ привыкла видеть его величественным. Но теперь…       Элиот открылся для нее совсем с неожиданной стороны. Он нервничал. Возможно, даже боялся… Но и она боялась ничуть не меньше. Боялась не самой смерти, а того, что их союз может быть разрушен, что план раскроется, и тогда она погибнет, так и не свершив правосудие над Ярлом. — Возьми свой меч, Тувэ, — тихо произнес король, не глядя на нее. Он все упирался взглядом в спинку кресла. — Возьми его и не выпускай из рук этой ночью.       Тувэ сглотнула. Его холодный страх передавался и ей. Он не лип к ней, но был словно иголки, покрытые инеем, — колол холодом внутренности. — Хорошо, — она нерешительно сделала шаг в сторону комода.       Каждый раз, когда Тувэ уходила ночевать в их совместные покои, Йорун или Изель приносили ей меч и клали в одно и то же место. Королевская стража никогда этому не препятствовала. Очевидно, по приказу короля.       Тувэ наклонилась, чтобы вынуть меч из последнего ящика, и замерла. Несколько раз моргнула. Голова внезапно закружилась. Она через плечо посмотрела на Элиота, в надежде, что он не заметил заминки.       Он в самом деле не видел ничего. Ничего, кроме тени врага, нависшей над ним. — Послушай, — он подошел к ней и, как только она выпрямилась с оружием в руках, вцепился в ее плечи. Ладони Элиота были горячими и мокрыми от пота. Он правда боялся. — Слушай внимательно. Кая знала все. Она буквально была стенами этого замка. Она слышала каждое слово, видела каждое движение. Так я мог контролировать это место. Так оно стало самым безопасным и надежным. — Но Каи больше нет с тобой. — Нет, — он покачал головой. — И я не могу знать, с какой целью пришел Тимей. Я не могу знать, что он предпримет теперь. Я не могу знать, насколько решительным он будет. — Решительным? — Тувэ вопросительно подняла брови. Она не хотела предполагать худшее. Замок, Лейхгар и так были опасными, а теперь, кажется, угроза перестала быть контролируемой. — Я не знаю, придет ли он убить нас сегодня, — Элиот облизал сухие губы. — Он может решить сделать последний рывок, собрать всех сторонников и нанести удар. И тогда начнется битва. Он мог уже поймать Каю. Слишком много возможных вариантов. И ты должна быть готова к худшему. — Хорошо. Понимаю. Я все понимаю, — губы Тувэ дернулись в нервной улыбке. Замок все это время напоминал ей логово спящих перевертышей, но теперь все они восстали, проснулись и приготовились к охоте. — Если начнется битва, если Тимей в самом деле поступит как безумец — беги. — Как трус? — Тувэ попыталась выпутаться из его рук, но Элиот крепче вцепился пальцами в плечи и встряхнул ее. — Ты соберешь своих людей и убежишь так далеко, как только сможешь! — прошипел он сквозь зубы.       От его дерзости и приказного тона все внутри Тувэ взбунтовалось. Она просто не могла согласиться! Не могла кивнуть и, если Плащи ворвутся в их спальню, собраться и дать деру.       Она склонила голову перед Ярлом и позорно оставила Ледяные Озера. Это было всего раз. Раз, который острым топором стыда висел над ней. И когда она предстанет перед духами предков, перед Богами, что покровительствуют воинам, Тувэ не сможет поднять головы.       Она больше никогда не станет убегать. И уж тем более от Плащей.       Но более всего решимости ей добавляло осознание того, что, если Элиот падет, она никогда не сможет отвоевать свои земли у Ярла. Если атакует его с теми силами, что есть, что останутся после очередного побега, то все равно умрет. Так какая разница, в какой битве погибать? Но ведь и, с другой стороны, в той битве, что, возможно, состоится сегодня ночью, у нее хотя бы будет шанс одержать победу.       Тувэ резко дернулась, высвободившись из цепкого и грубого хвата Элиота, отошла на шаг и настолько холодно, насколько это вообще было возможно, ответила: — Я отдам своим людям тот приказ, который посчитаю нужным. Тебя и твоих приказов они слушать не станут. Как и я. — Сейчас не самое подходящее время показывать зубы, Тувэ, — его щека нервно дернулась. Элиот зло нахмурился, весь напрягся. — Поклянись памятью отца, что убежишь! — Еще чего! — рявкнула она. Так громко, что даже в горле запершило. — Я подобных клятв приносить не стану! Поклясться памятью отца, что сбегу с поля боя?! Ты безумен! Очнись! И успокойся. Ты король, а не жалкий мальчишка.       Последние слова она брезгливо выплюнула.       Как смел он требовать от нее таких позорных клятв? Как смел?!       Она едва ли не дрожала от негодования и ярости.       Элиот быстро, как стрела, метнулся к ней и больно схватил за лицо. Потянул ее на себя, заставив задрать голову. — Если еще раз с твоего языка слетит хоть одно подобное оскорбление, не сомневайся, я вырву его, — прошипел он, все сильнее сжимая ее лицо.       Тувэ ни на миг не испугалась. Она с вызовом смотрела ему в глаза. Ее злость нисколько не уступала его. — Попробуй, — тихо ответила Тувэ, ткнув ножнами ему в живот. — Стань таким же, как церковники, которых ты так ненавидишь и боишься. — Не испытывай мое терпение, — он говорил, не разжимая зубов.       Это должно было напугать Тувэ, но она не испытывала и тени страха. Нет, она больше не питала праздных надежд на его счет, не было и мысли, что он не посмеет. Она просто знала, что даже если он все же ударит ее, она даст ему отпор. Какая-то пощечина или угроза не могли выбить Тувэ из колеи. — Ты всем своим союзникам угрожаешь расправой?       Элиот шумно выдохнул и оттолкнул ее. Щеки неприятно ныли там, где он сжимал ее лицо. — Иногда я хочу убить тебя, — Элиот сел в кресло, опустил голову и зарылся руками в свои короткие волосы. — Только иногда? Я польщена, — она усмехнулась.       Кажется, король начинал успокаиваться. Тувэ взяла со столика кувшин с вином, наполнила один из кубков и подсунула его под нос Элиоту. Он не глядя принял напиток из ее рук и залпом осушил. — Прошу тебя, — он устало вздохнул, откидываясь на спинку кресла. — Пообещай, что уйдешь, если поймешь, что мы проигрываем. — Я не сбегу, — Тувэ села в кресло напротив и положила свой меч себе на колени. — Прошу тебя, — Элиот наконец посмотрел на нее. Теперь уже злобы не было в его глазах, но и мольбой не пахло. Скорее уж он пытался сторговаться. — Еще ничего не случилось, Элиот, — Тувэ снова и снова пыталась воззвать к его разуму, заставить успокоиться. Она тоже волновалась, но сходить с ума — это уже чересчур. — Мы даже предположить не можем, как они будут действовать. Все это внезапно… — Пообещай, — снова настоял он. Голос зло дрогнул. — Нет, — Тувэ усмехнулась. — В твоем чреве наше дитя, неужели ты собираешься его погубить? — А когда угрожал выдрать язык и хватал меня как какую-то рабыню, думал о ребенке?       Тувэ притихла, ожидая его ответа. Но Элиот только молча сверлил ее злым взглядом. Мысль о ребенке заставила ее снова вспомнить о своем плохом самочувствии. Она устала и хотела спать. Нянчиться с обезумевшим королем сил не было. Тувэ встала с кресла и прежде, чем отправиться в постель, бросила: — Я буду действовать, исходя из ситуации. Ничего обещать не стану, — она отвернулась, сделала шаг и все-таки, не сдержавшись, добавила: — Когда ты уже перестанешь видеть во мне леди? Я не так хороша в танцах и забываю, в чем разница между графом и герцогом, но в битве… Элиот, я закалена кровью врагов. Я едва вышла из детского возраста, когда отец взял меня на первую охоту. Неужели ты думаешь, что…       Она не договорила. Осеклась на полуслове, потому что он поднял глаза, и в них Тувэ увидела ответ на тот вопрос, который не успела задать. Именно так он и думал о ней: не лучше, чем о любой другой женщине. Думал так, как лейхгарскому мужчине было положено думать о лейхгарской женщине, а Тувэ до боли в груди желала, чтобы хоть раз он посмотрел на нее, как мужчины ее народа смотрят на своих избранниц.       Она все еще хотела, чтобы он хоть немного полюбил ее. Полюбил в ней северянку, а не подобие леди, в которое она превращалась, сталкиваясь с его подданными. — Мне не стоило спрашивать, — Тувэ горько усмехнулась, подошла к постели и, разувшись, забралась под одеяло. Она обняла меч, крепко прижимая его к груди, и закрыла глаза.       Сон не шел. Тувэ прислушивалась к каждому шороху в комнате.       Элиот еще какое-то время призраком бродил по покоям. Что-то сжигал в камине, что-то перекладывал. Через пару часов пришел капитан королевской стражи. Тувэ к этому моменту задремала, но стоило входной двери скрипнуть, как она распахнула глаза и напряглась, готовая услышать скорбные вести. Она с замиранием сердца ожидала, что Элиот поднимет ее с постели и скажет, что Церковь перешла в открытое наступление.       Она лежала и обдумывала, что тогда сделает? Какой приказ отдаст?       Тувэ крепче сжала меч.       Ее правой рукой всегда был Ньял. Отец, куда бы она ни шла, что бы ни делала, отправлял его с ней, тайно, как ему казалось, надеясь, что они приглянутся друг другу. В любом сражении Ньял всегда был рядом. Но теперь она сама отправила его домой, велев защищать Камеристку. Вдруг он уже мертв? Вдруг и его, и Ульфа, и Каю уже настигли и расправились?       Воображение любезно подкинуло ей не самую приятную картинку. Она представила, как увидит окровавленное тело Ньяла. Пришлось смаргивать слезы и убеждать себя, что с ним не могло такое случиться. Он выходил живым из передряг пострашнее этой. Он выживет. Она не потеряет еще одного брата.       Капитан стражи тихо переговорил с королем и ушел, заверив, что немедленно отправит несколько стражников на юг, чтобы сымитировать отъезд Камеристки. Элиот еще побродил по комнате, а затем, так же вооружившись, лег на постель поверх одеяла. Он лежал на другом конце кровати. Так далеко, как только было можно. Тувэ чуть повернулась, чтобы убедиться — Элиот лежал к ней спиной.       С рассветом в покои постучал камергер. Он был обеспокоен и растерян. Тувэ за очередным приступом утренней тошноты никак не могла сообразить, в чем причина его нервозности. — Ваше Величество, — камергер протянул Элиоту белую ткань, чтобы тот вытер лицо. Тувэ обхаживали служанки. Но от их мельтешения тошнота только усиливалась. Кая хотя бы не раздражала возней. — Камеристку не могут найти. Прислуга в некотором смятении. — Она уехала по моему приказу вчера вечером. — Королева-мать уже взяла часть обязанностей на себя. — Кто позволил? — холодно спросил Элиот. — Вашей матушке, насколько я могу судить, позволений не требовалось. — Вели принести завтрак в мой кабинет. Все вон, — повелел король, стягивая вчерашнюю рубаху через голову.       Когда дверь за последней горничной затворилась, Тувэ облегченно выдохнула и начала переодеваться в чистое. — С сегодняшнего дня носи при себе оружие, — Элиот не смотрел на нее. — Угу, — нехотя ответила Тувэ, зашнуровывая жилет. — И тебе нужно разобраться с матушкой. Не позволь ей перехватить власть. Замок должен остаться полностью под твоим контролем.       Ни слова о ребенке. Элиот сыпал на нее поручениями, но ничего не говорил про беременность. Вчера он соизволил лишь упрекнуть ее в том, что она готова пожертвовать их ребенком в угоду своему упрямству, и все. Тувэ не могла сказать, какую именно реакцию она от него ожидала, но точно не безразличие. Будто и нет никакого плода в ее чреве. Будто внутри нее не растет его ребенок. — Мне нужна замена Каи. — Каю сложно заменить, — Элиот усмехнулся, повязывая на шее платок. — Фрейлина, — быстро сообразила Тувэ.       Именно камеристка ей не особо была нужна. Но кто-то, кто был бы в замке как рыба в воде… Тувэ давно задумывалась обзавестись парой настоящих фрейлин, но раньше казалось, в этом нет такой уж острой нужды. Кая подсказывала ей, как себя вести, Изель и Йорун одновременно и охраняли, и выполняли мелкие поручения. Но теперь, когда свита королевы уменьшилась на одну важную персону, нужно было немедленно залатать дыру. — Фрейлину? — удивленно переспросил король. — Кто-то, кому можно доверять почти так же, как Кае. И кто бы разбирался во всем этом вашем придворном лицемерии не хуже самой Камеристки.       Элиот задумчиво поджал губы. — Когда определюсь с подходящей кандидатурой, пришлю ее к тебе. Пока что можешь обращаться к графу Джери Кэрбу. — Отдаешь мне своего камергера? — Тувэ хмыкнула. — Временно, — Элиот одернул камзол. — Мне нужно заняться делами. Ужинать будешь одна.       Он не стал дожидаться ее ответа и просто вышел из покоев. Тувэ тяжело вздохнула. Она начинала привыкать к его пренебрежению и стала себя за это ненавидеть.       Тувэ попросила камергера отменить все ее занятия на этот день. Перво-наперво ей нужно было переговорить со своими людьми. И, конечно, поесть. Она была готова продать душу темным богам за возможность впиться в кусок говядины, приготовленный по северному рецепту.       Завтракали ее люди в непривычной напряженной тишине. Тувэ села рядом с Иром, пышная кухарка тут же поставила перед ней тарелку с кашей, не забыв при этом неуклюже поклониться. — Ты поговорил с Мэриком? — Тувэ взяла лепешку и положила на нее здоровый ломоть вяленой говядины. Она совершенно точно планировала наесться так, чтобы сложно было ногами переставлять. — Думаешь, почему у нас тут нынче так мрачно? — неохотно заговорил Ир. — Как ты могла додуматься отослать Ньяла с Камеристкой? — Хотела тебя, но ты поимел всех сестер рорга Долины, так что теперь единственное место, где он охотно согласен тебя лицезреть, — погребальный костер.       Тувэ огрызнулась вполне дружелюбно. Обычно Ир всегда смеялся и поддерживал ее шутку, но не в этот раз. В этот раз он помрачнел и отвернулся. Тувэ прикусила язык. Она не хотела напоминать ему о Пеппе, но, кажется, все же сделала это.       Иногда Ир, будто по старой привычке, становился к ней добрее, мягче, но затем снова вспоминал, как она предала его, и ожесточался. Никакие извинения он и слушать не желал. А Тувэ понятия не имела, как вернуть их былую дружбу. Может быть, если бы Ир сказал, что ей сделать… Но он молчал. Он больше не был ей другом. Только колдуном на службе.       Доедала Тувэ молча. Если бы не ее зверский аппетит, то от вида мрачного и далекого Ира у нее кусок застревал бы в горле. В последнее время она поглощала столько еды, что можно было бы по меньшей мере троих прокормить, и никакая печаль не могла победить в ней желание подкрепиться.       После завтрака северяне укрывались на тренировках. А Тувэ укрывалась среди северян. Она не кипела желанием встречаться ни с Плащами, ни со знатью. И хотя из-за ее нынешнего положения решено было сократить время махания мечом, просто наблюдать было всяко интереснее лицемерных бесед. А поручения короля могут и подождать. Поцапаться с матушкой из-за цвета гобеленов она всегда успеет. — Тебе не стоило отсылать Ньяла, — Мэрик, подпирая плечом колонну, вертел в руках нож. На Тувэ не смотрел, чем создавал впечатление, что говорит праздные вещи между делом. Но на самом деле Мэрик почти что упрекал ее. — Они недовольны.       Он взглядом указал на махающих мечами северян. Кто-то посмеивался, кто-то грязно ругался, кто-то уже успел скинуть верхние одежды и остался по пояс голый. Тувэ хотела забрать их из этого проклятого места и вернуть домой. Но не могла. Ярл убьет их. Всех убьет. И скажет, что они погибли на снежной охоте, что их разодрали перевертыши. Это была его любимая легенда. Так он поступил с ее братьями. — Ньял самый сильный. А путь предстоит опасный. На них будут охотиться лучшие псы. Я не знаю никого другого с такими же высокими шансами выжить, как у него. — Зачем было ее спасать? — Мэрик хмыкнул и посмотрел на Тувэ. — Она ведь такая же служанка, как и Пеппа, не думаешь? — Это тебя не касается. Выполняй приказ, — подобравшись, холодно ответила Тувэ.       Она была готова рассказать ему о своих мотивах. Мэрик же теперь занял место Ньяла, стал ее правой рукой. Но от упоминания Пеппы в таком ключе все внутри нее похолодело, и она ощетинилась.       Тувэ становилось все труднее и труднее преуменьшать свою вину перед Иром и находить себе оправдания. Она до последнего не желала признавать, что хотела просто выслужиться перед Элиотом, что была по какой-то демоновой причине так сильно в него влюблена, что не заметила, какую боль причинила Иру, как отдалилась от своих людей. И чем король так очаровал ее? Властью? Силой? Жестокостью? Не помутилась ли она рассудком в тот момент, раз была готова на все ради него?       Нет, она совершенно точно сошла с ума. — Как скажешь, — усмешка играла на губах Мэрика. Все его лицо выражало какое-то оскорбительное снисхождение, будто он с несмышленым ребенком говорил.       Тувэ сжала зубы и отвернулась.       Почему она просто не рассказала ему больше о Кае? Почему не объяснила, что служанку с ней сравнивать нельзя хотя бы потому, что Пеппа была простой горничной, а Камеристка — сильным союзником. Пеппу уже было невозможно спасти, а Каю… — Я вернусь к себе. Меня тошнит. — Сопроводить тебя, Ваше Величество? — насмешливо спросил Мэрик. Тувэ бросила на него убийственный взгляд. Он намеренно изводил ее? — Не злись, нер-рорг. Это всего лишь шутка.       Усмешка сменилась доброй улыбкой.       Может быть, он вовсе ее не упрекал? Не насмехался?       Мэрик подозвал двух северян, и те, на ходу поправляя сбитую из-за тренировки одежду, проводили Тувэ до покоев. Вместе со стражниками, которых приставил Элиот, выходило, что она ходила по замку едва ли не под конвоем.       Еще на подходе к своей спальне Тувэ насторожилась. Двери были распахнуты. Из комнаты доносились голоса. — Что там? — хмурясь, спросила она у стражника. Мужчина поклонился ей, прошел чуть вперед и заглянул в комнату. — Это королева-мать, Ваше Величество, — пояснил он и отошел в сторону.       Тувэ тяжело вздохнула прежде, чем войти в покои.       Она ни разу нормально не разговаривала с матушкой Элиота. Здоровалась разве что. Но та упорно не обращала на северянку никакого внимания. На коронацию явилась, а вот на свадебную церемонию — нет. Сослалась на зубную боль.       В покоях царил хаос. Служанки переставляли ее вещи, выворачивали шкафы, а одна из фрейлин королевы-матери застыла посреди комнаты с ее кинжалами в руках.       Тувэ, еще мгновение назад подумавшая о том, что неплохо было бы наладить отношения с матушкой супруга, сейчас уже во всех красках представляла, как отрубает этой непрошеной гостье если не голову, то хотя бы руки.       Как и учила Камеристка, Тувэ улыбнулась уголками губ. Так приторно и очевидно неискренне, что самой от себя стало противно. — Ваше Величество, позвольте узнать, что тут происходит? — Тувэ подошла к фрейлине из свиты королевы-матери и взяла у нее из рук свои кинжалы. — Прошу прощения, об это вы можете пораниться.       Леди неохотно выпустила кинжалы из рук. Тувэ бросила оружие на кровать. — О, дорогая, — матушка улыбнулась, подступаясь к ней. — Леди не должны хранить такое в своих покоях. И носить подобные… — она окинула Тувэ взглядом, беря под руку, — одежды тоже. Я пришла помочь тебе. Камеристка определенно ужасно справлялась со своими обязанностями. Столько приходится переделывать!       Тувэ высвободила руку. — Прошу прощения, но не могли бы ваши горничные покинуть мои покои? — мимо прошмыгнула служанка с ее одеждой в руках.       У Тувэ от злости потемнело перед глазами. Какого демона они ковыряются в ее вещах?! Будто она их пленница, будто не равна им! Как смели они обшаривать ее покои?!       Она схватила девушку за локоть и прошипела сквозь зубы: — Положи на место…       Горничная затравленно посмотрела на королеву-мать. Но та ни капли не изменилась в лице. Она определенно хотела, чтобы эта горничная вытащила все ее вещи и сожгла во дворе. — Оуль! — позвала Тувэ, окончательно разозлившись.       В комнату вошел северянин. На сбритых висках вились черные узоры, шрам рассекал бровь, а ухо было разорвано.       Когда-то давно Оуль сцепился со снежным перевертышем в одиночку. Тот попытался отгрызть ему голову. Не вышло. Оуль одержал победу, поплатившись всего-то красотой уха.       Оуль был добряком и весельчаком, но вид его пугал лейхгарок до дрожи в коленях. Горничная не посмела приблизиться к двери, у которой он стоял. — Никого не выпускай отсюда.       Северянин кивнул. — Дорогая, — матушка снова улыбнулась, но по глазам видно было, как велико ее желание придушить Тувэ, — к чему такой скандал? Элиот будет только рад, если… — Если мы сейчас пойдем к Элиоту выяснять, чему он будет рад, думаете есть хоть шанс, что нас обеих не обезглавят с рассветом? — подступив к королеве-матери и понизив голос так, чтобы ее услышала только она, произнесла Тувэ с самой ядовитой усмешкой, на которую только была способна. Она наклонилась к уху королевы и шепотом, почти шипя, добавила: — Ваш сын больше всего ценит полезных людей. От тех, кто ему мешает, Элиот избавляется. Сейчас я очень полезная. А вы? — Угрожаешь мне? — так же тихо спросила матушка, прищурившись. — Прошу вас покинуть мои покои. Без скандалов.       Королева-мать замешкалась. Растерянности не показывала, но явно обдумывала намек Тувэ. — Дорогая, я буду рада увидеть тебя на чаепитии. Ты ведь присоединишься ко мне за вечерней чашкой чая? — Благодарю за приглашение, Ваше Величество, — Тувэ учтиво поклонилась, сделав книксен. Она кивнула северянину у двери. Оуль отошел чуть в сторону и выпустил королеву-мать и ее свиту. Горничные растерянно замерли с ее вещами в руках. — Оставьте все как есть и убирайтесь!       Прислугу сдуло за пару мгновений. Очевидно, злоба в голосе Тувэ добавляла им скорости.       Она опустилась в мягкое кресло, предварительно скинув с него вещи. — Вели королевскому стражнику позвать камергера, — попросила она Оуля. Он молча вышел за дверь.       В коридоре началась суета.       Пока Тувэ обедала, под присмотром камергера горничные прибирались в ее покоях. А по возвращении она в компании Йорун и Изель поверила наличие ценных вещей в комнате.       Золотой ключ, тот самый символ, означающий, что прислуга и хозяйственные дела замка в руках обладателя этого самого ключа, исчез.       Тувэ устало вздохнула. Обвинить матушку Элиота в воровстве она не сможет. И хотя она не понимала всей прелести этого символизма, но точно знала, что этот ключ был королевой-матерью очень желанен. Она хотела управлять прислугой и делами замка. И для этого ей нужен был ключ. Или его отсутствие у Тувэ. О, она не сомневалась, если возникнет спор, прислуга, конечно, решит, что правда на стороне матушки только потому, что Тувэ была северянкой. Проклятые дворцовые интриги!       Ей совсем не хотелось окунаться в это болото. Уж лучше выйти один на один со стаей перевертышей.       После ужина, когда Тувэ вознамерилась просто отдохнуть в своей кровати, запретив себе даже думать о матушке, которая возжелала загнать ее в ловушку, в покои ворвался Элиот. — Какого демона моя мать все еще распоряжается хозяйством? — начал он с порога. — Разве это не твоя забота? — Тебя только это волнует? — она прищурилась. — Твоя мать вломилась сюда днем!       Элиот вздохнул, устало потер лицо. Он сел на постель рядом с Тувэ. — Позаботься об этом. Чем быстрее, тем лучше. Матушка не должна прибрать все к своим рукам. Ты поняла меня? — Что я должна сделать? Твои подданные не станут слушать меня. Они внимали Камеристке. И так было всегда. А теперь вот выбрали твою матушку. Так что мне делать? — Тувэ села на постели, поджала ноги и посмотрела на Элиота. Ей стало так невообразимо грустно, что по щекам покатились слезы. — Если ты меня не уважаешь, то почему твои люди должны?       Она бесславно шмыгала носом. Ей было дурно. Ее тошнило, хотелось спать, Ньяла пришлось отослать, Ир ее ненавидел, матушка вставляла палки в колеса, ее обыскали как какую-то бесправную провинившуюся рабыню, Элиот относился к ней не теплее, чем к стулу в обеденной зале, Ярл все еще дышал… Все было так безнадежно печально, что она разрыдалась. Совсем как ребенок. — Что ты хочешь от меня?! Я не знаю, что делать! Что сделать, чтобы ты оставался спать со мной? Чтобы не уходил?! Что сделать, чтобы ты полюбил меня?! Ненавижу тебя! Хоть раз помоги мне! Просто прикажи матушке оставить меня в покое! Почему ты не можешь защитить меня так же, как защищал Каю?!       Тувэ терла глаза рукавами сорочки. Она ревела как никогда раньше. Ее всю пробивала дрожь, она задыхалась от собственных всхлипов. Но печаль съедала ее, сердце болело, и вся эта дворцовая жизнь опостылела. Она хотела домой! Хотела к отцу, к матери, к братьям, хотела, чтобы Ир снова был ее смешным похотливым другом. Она хотела, чтобы время обернулось вспять и забросило ее в те дни, когда она была счастлива и любима.       Элиот смотрел на нее во все глаза. Удивление застыло на его лице. — О Благой, — простонал он и вскочил с места. Король принялся нервно расхаживать по комнате. — Ты… Хватит реветь! Мне не до твоих истерик! Неужели Кая ничему тебя не научила?!       Тувэ подавилась собственными слезами. Всхлипнула и замолчала. — Сейчас мне как никогда нужна сильная королева, а ты вдруг решила устроить слезливое представление? — Элиот смотрел на нее с неприкрытой брезгливостью. — Ты сволочь, — растерянно обронила Тувэ. Нужно было промолчать, но она просто не смогла. Вместо сочувствия и поддержки он снова сыпал упреками. Она просто не могла стерпеть.       Он как стрела метнулся к ней и схватил за шею. Элиот грозной тенью нависал над ней, сжимая горло. Но, кажется, задушить на самом деле не пытался. Тувэ делала тяжелые рваные вдохи, хватаясь за его запястье, но всерьез не пытаясь освободиться. — Я же предупреждал, что вырву твой язык! — Давай, — выплюнула Тувэ, чувствуя, как его грубые пальцы сильнее сжимают шею. Она закашлялась, и король тут же ослабил хватку. — Сделай это, ублюдок.       Элиот дышал как разъяренный бык. Он был просто в бешенстве. Глядя на его неподдельную ярость, Тувэ самодовольно улыбнулась. Она злорадствовала и гнусно торжествовала победу, даже несмотря на руку, схватившую ее за горло.       Пусть, как и она, сходит с ума! Пусть впадает в бешенство от собственного бессилия! — Обзаведись властью и влиянием при дворе, Тувэ. Или я убью тебя! — рычал он. — Мне не нужна рядом истеричка! Мне нужна королева! — Какой король, такая и королева, — вцепившись в его запястье, в тон хрипела Тувэ. Пальцы давили все сильнее, становилось трудно дышать. Но он не отпускал ее.       В эту самую секунду Тувэ его ненавидела! Почему только она должна?! Он тоже должен был ей! Должен был за возможность победить трижды проклятую Церковь Демиурга! — Ты. Сводишь. Меня. С ума. — В твоем безумии не я виновата! Давай! Просто убей меня! Я же так не подхожу этому месту!       Тувэ не старалась вырваться. Но отчаянно желала ужалить его словами сильнее. Чтобы он попытался ударить ее. И тогда она бы с чистой совестью ответила ему, наконец выпустив всю свою ярость и боль наружу. — Ты же бесподобен в сведении жен в могилы! Или это твоя Кая? Может, ты все еще король только благодаря ей?! Стоишь ли ты чего-то без нее?! — Заткнись! — Вырви мне язык, если не желаешь слушать правду!       Это было последней каплей. Глаза Элиота сверкнули ненавистью. Тувэ приготовилась.       Вот сейчас.       Он даст ей пощечину! Она довела его! Ему больно так же, как ей! Она потопталась по его гордости так же, как он топтался по ее! Она оскорбила его!       Элиот взревел, но вместо удара Тувэ ощутила жар его губ. Он вцепился в нее поцелуем. Болезненным, злым поцелуем. Кусал, сминал губы. И она отвечала ему такой же яростью, таким же жаром.       Все тело призывно заныло. Все чувства мешались во что-то совершенно безумное. Она точно ненавидела его и совершенно точно хотела.       Элиот повалил ее на кровать, перестав хвататься за шею, и стал рвать на ней сорочку. Он сжимал зубы на ее коже до боли, так что она вскрикивала, но не отталкивала его, наоборот, тянулась, сама стаскивала с него одежды, царапала до крови, впиваясь ногтями в кожу. Они как дикие звери почти рвали друга.       Тувэ так его ненавидела, но оттолкнуть не могла. Она совершенно точно знала, что он мерзкий ублюдок, но все равно со страстью отдавалась ему, не в силах побороть притяжение.       Тувэ встала налить себе воды. Она эгоистично стянула с дремлющего Элиота одеяло и завернулась в него. Он недовольно заерзал на постели. — Моя королева? — Элиот сонно потер глаза. — Снова тошнит. Не могу уснуть, — Тувэ с ногами забралась в кресло напротив камина. — Я… — внезапно начал он, но запнулся. — Я не могу тебе помочь. Ты сама должна завоевать влияние. — Если я обвиню твою мать в воровстве, ты отрубишь мне голову? — Тувэ звучно отхлебнула воды из кубка. Элиот скривился. — Скорее отрублю, если ты продолжишь чавкать.       Тувэ тихо рассмеялась.       Они оба сумели остудить свой пыл, немного успокоиться, и теперь их разговоры снова стали сносными. — Если ты при любом исходе останешься на моей стороне, то я попытаюсь… Но без Каи… Такое чувство, что я рук лишилась. Камеристка так лихо управлялась с замком, а Ньял с северянами… — Кая… — он вдруг осекся, хмыкнув. — Кая верила в тебя. — А ты? — она с надеждой посмотрела на него. Но Элиот не видел ее взгляда. Он лежал на спине и смотрел в потолок. — А я верю Камеристке.       Тувэ сама себе горько усмехнулась. И чего она ожидала? — Церковь уже начала действовать? — она попыталась сменить тему. — Тувэ, это важно. Послушай, — он сел на постели и посмотрел на нее. — Замок — это наша крепость. Моя матушка ненадежна. Я не могу доверить ей крепость. Но кроме всего прочего, это хорошая возможность и для тебя укрепить свои позиции. Камеристка внезапно уехала и образовалась пустота. Заполни ее. Заставь всех уважать тебя, как уважали Каю. Еще ни одной своей супруге я не доверял столько же, сколько тебе. Я буквально вверяю в твои руки свой тыл. — Я поняла. Быть сильным союзником, хорошо, — Тувэ неловко повертела бокал в руках. Нужно было взять себя в руки и нырнуть в это болото. Нужно было. Она должна была сделать его сильнее.       Тувэ поежилась, отставила кубок и сильнее закуталась в одеяло. Она хотела сделать вид, будто ничего не произошло, жить так, будто Камеристка все еще с ними. Тувэ не предполагала, что ей придется вцепиться в какую-то призрачную власть, которую и вовсе не понимала. Она не желала сталкиваться с королевой-матерью, не желала лезть в змеиную нору. Но именно этого хотел от нее Элиот. Сейчас ему нужен был не ее меч. Ему нужно было, чтобы она заменила Каю насколько возможно.       Но Тувэ не верила в то, что у нее получится. Конечно, Камеристка учила ее. Но все это время она была рядом, направляла, подсказывала и, казалось, все делала вместо Тувэ. Так как она сможет теперь справиться со всем этим сама?       Тувэ еще немного посидела у огня, раздумывая, с чего начать, как подступиться к своим обязанностям, и вернулась в постель. Элиот, завернувшись в покрывало, спал. Она мгновение рассматривала его, а затем просто завалилась на постель. Одеялом делиться не стала. Пусть мерзнет.       Утром Тувэ приступила к своим обязанностям. Первым делом попросила провести ее в покои Камеристки. Она хотела просмотреть ее записи, понять, чем та собиралась заняться в ближайшее время, чтобы перенять дела. Хотелось как можно скорее разобраться со всем, но камергер граф Джери Кэрб известил о прибытии фрейлины, и Тувэ изменила планы. — Королева-мать не сможет попасть в ее покои? — тихо спросила она, пока они шли по коридорам в гостиную, где ожидала гостья. — Его Величество отдал четкий приказ королевской страже. Никто, кроме короля и королевы, не смеет войти в покои Камеристки.       Тувэ усмехнулась. Он все-таки помог ей.       Камергер распахнул перед Тувэ дверь и пропустил ее вперед. Вслед за ней в гостиную вошли сам граф Кэрб, двое стражников короля и двое северян. Услышав шум, девушка, сидящая спиной ко входу, поднялась. Ее элегантное темно-красное платье зашуршало. Она повернулась к Тувэ и поклонилась. В ее темных волосах сверкали золотые украшения, на шее лежало тяжелое колье, усыпанное драгоценными камнями. — Приветствую вас, Ваше Величество, — голос был приятным и уверенным. — Добро пожаловать, маркиза Хебер.       Тувэ знала эту женщину. Она входила в состав тайного совета короля. У нее не было никакой официальной должности при дворе. Но в совете к ней прислушивались так же, как прислушивались к любому министру. Тувэ никак не могла понять почему. Почему она не была бесправной немой лейхгаркой, склоняющей голову перед мужчинами?       А теперь вот, Элиот прислал ее в качестве фрейлины. На место Каи.       Леди Хебер выпрямилась и улыбнулась. У Тувэ холодок пробежал по спине. Она улыбалась точь-в-точь как Камеристка. Вежливо и безжизненно. Так что ее красивое лицо могло бы даже напугать. — Оставьте нас, — продолжая рассматривать гостью, бросила Тувэ своему конвою. — Всем немедленно выйти.       Секундная заминка, и за ее спиной началась возня. Стража, северяне и камергер покидали гостиную. Дверь с тяжелым скрипом закрылась. — Ваша манера обращаться с людьми совсем как у Его Величества, — леди Хебер, прикрыв рот маленьким кулачком, тихо рассмеялась, но свои темные глаза от Тувэ не отводила. — Прошу прощения? — она еще не успела понять: Хебер ей враг или союзник. А потому не знала, как отреагировать на такие слова. Выдай нечто подобное канцлер, Тувэ бы непременно рассмеялась. Но что насчет маркизы? — Его Величество тоже всегда всех высылает очень грубо. Он вообще грубиян, — она снова хохотнула. — Насколько мне известно, отзываться подобным образом о короле непозволительно, — Тувэ заученно улыбнулась. — О, поверьте, Его Величество осведомлен о том, что я думаю о его несносном характере, — она обошла кресло и, подойдя совсем близко, шепотом добавила, заговорщицки склонившись к Тувэ: — Надеюсь, вы понимаете, что так отзываться о короле прилюдно непозволительно?       Хебер вводила Тувэ в оцепенение. Что это за леди такая? Она была такой же, как все, и одновременно совершенно иной.       В таком же пышном шуршащем платье, увешанная сверкающими украшениями, такая же тонкая и вышколенная дворянка. И все-таки Тувэ чувствовала, что она совсем не такая леди, каких доводилось встречать раньше.       Фелиция была сплетницей, интриганкой и слабачкой. Она пресмыкалась перед сильными. В ней не было и половины того достоинства, что исходило от маркизы. Фелиция напоминала гадюку, скользкую, противную, но Хебер… Хебер была подобна ястребу. И если бы эти две леди столкнулись, Тувэ поставила бы на маркизу, ни секунды не сомневаясь. Все же не просто так она оказалась в совете единственной женщиной, исключая Камеристку. — Его Величество сообщил о неких трудностях, — она выпрямилась и расправила воображаемые складки на платье. — Для меня честь быть в свите королевы Лейхгара. — Надеюсь, вы окажетесь достойной заменой Камеристке, — наконец нашлась Тувэ. — Заменить Каю? — Хебер рассмеялась. — А вы искусны в комплиментах. Нет, я не так хороша, как Камеристка. По правде говоря, она поймала меня. Мне не удалось обвести ее вокруг пальца. — Какая занимательная, должно быть, история, — Тувэ продолжала натянуто улыбаться. — Хотите чаю, маркиза Хебер? — О, зовите меня просто Элен, Ваше Величество, — она обворожительно улыбнулась, но взгляд, совершенно точно по задумке хозяйки, выдал настоящие чувства. Тувэ сотни раз видела такой блеск в глазах. Это был кровожадный задор. Глаза Элен искрились радостью предвкушения славной битвы… Хотя, нет. Не битвы. Элен Хебер предвкушала большую охоту. — Уверяю, мы с вами от души повеселимся.       Она непринужденно подхватила Тувэ под локоть и повела к дивану, ненавязчиво и вполне дружелюбно расспрашивая о здоровье малыша и щебеча на какие-то отвлеченные темы.