***
Войдя следующим утром в лифт, который должен был отнести ее и других постояльцев отеля в отведенный для турнира просторный холл, Бет была настроена решительно. Ей хотелось, чтобы Альма сидела среди зрителей во время сегодняшней игры. Тем утром Бет предстояла особенная игра, судьбоносная игра. Самая важная в ее карьере шахматистки. Ее ждала финальная партия с Борговым. Неожиданно в и без того полный народу лифт вошли трое мужчин. Узнав в одном из них сегодняшнего соперника, Бет неосознанно вжалась в заднюю стенку, невольно прислушиваясь к их разговору. Она уже достигла в русском определенного уровня, позволившего ей уловить суть их перешептываний. — В Москве она будет вялая от разницы во времени, и мы ее разгромим… — тихо сказал, обращаясь к Боргову, тот, что встал слева. — Она набирает обороты, — констатировал другой мужчина, стоявший от Боргова справа. — Значит, придется разбираться с ней здесь или в Париже, прежде чем она станет слишком сильной… — Говорят, она выпивает, — вторил ему тот, что был слева. — В любой игре она идет в атаку и часто оставляет тылы неприкрытыми. Когда она ошибается, она злится и может быть опасна… — Как все женщины, — ввернул шутку стоявший справа. — Она — сирота, многое пережила, — укоризненно заметил Боргов, давая обмершей от страха Бет возможность впервые услышать свой грудной хрипловатый голос. — Она такая же, как и мы. Проигрывать не вариант для нее, иначе какой была бы ее жизнь?.. Произнеся эти слова, Боргов, как тогда, в зоопарке, почувствовавший затылком ее взгляд, обернулся и взглянул на побледневшую Бет. Та, желая избежать неловкости от зрительного контакта, сделала вид, что смотрит в другую сторону. Тут же двери лифта разъехались, и Боргов первым решительно шагнул на ковролин холла, не дожидаясь своих спутников. В то время как Бет замерла, забыв дышать, обдумывая только что услышанное, и последней покинула лифтовую кабину. Она направилась к столу для игры, вокруг которого уже собрались фотографы, журналисты, другие участники турнира и просто любопытствующие наблюдатели из числа любителей шахмат. Боргов немного задержался, появившись, когда Бет сидела на своем месте за столом и задумчиво глядела в окно, скрестив на груди руки, словно защищаясь от новых возможных нападок. Подойдя, он протянул ей крепкую энергичную руку. Не сразу Бет протянула в ответ свою, казавшуюся маленькой и хрупкой ладонь. Их первое рукопожатие и встреча глаза в глаза сопровождались вспышками фотокамер. Бет смело встретила его спокойный, казавшийся пустым взгляд. Усаживаясь за стол, Боргов перетрогал все фигуры, словно стараясь убедиться в их материальности. Эту черту Бет прежде заметила и у Гирева. Она сама любила перед началом партии дотронуться до ферзя или ладьи, но никогда не прикасалась к пешкам. — Пешка на е4! — объявил первый ход Боргова директор-распорядитель турнира. Бет играла черными. Сицилианская защита, мастером которой был ее противник, была применена ею сознательно, но она не учла преимущества опыта, которое было на стороне Боргова. Кроме того, в обычно поглощенную разыгрываемой партией голову Бет лезли посторонние мысли… Уверена ли она, что Боргов не машина? — спрашивала она себя. «Да, он — живой человек. И я такая же, как и он. Он сам сказал это в лифте…» — думала Бет. Русский сидел напротив нее, сложив руки, как примерный и внимательный ученик первого класса за школьной партой. Он смотрел только на доску, деловито записывая ходы, запуская часы, расставляя ей свои сети, и был очень сосредоточен. Казалось, ему совершенно безразлично, кто его противник, — Бет Хармон, какой-нибудь австрийский или немецкий середнячок, или бездушный искусственный интеллект, способный за минуту просчитать сотни и тысячи возможных ходов и их комбинаций. Все его ходы, рокировки, атаки были до банальности просты и даже догматичны, словно взяты из какого-нибудь дурацкого пособия для начинающих. Бет подсознательно ожидала от него совсем иного стиля игры, который он демонстрировал, играя с другими. Но она ошиблась. Боргову удалось сбить ее с толку. Свою ошибку Бет поняла, когда было уже слишком поздно. Стул мачехи пустовал. Она не пришла на самую важную в жизни Бет игру. Глядя на этот несчастный стул, Бет почти до крови закусила губу, и тут же перед ее мысленным взором возникло лицо мистера Шейбла — «Сдавайся!». И Бет, не видя смысла длить свою шахматную агонию, раздраженно кинула на доску черного короля. Она сдалась, откинувшись на стуле и сложив на груди руки.***
— Я такого не ожидала! — с горькой усмешкой жаловалась мачехе, крича сквозь злые слезы, уязвленная до глубины души Бет после того, как вернулась в номер. — Живой человек так не играет! Я не могла отделаться от чувства, что уже проиграла! Это как в книгах, когда знаешь концовку, но все равно читаешь, чтобы узнать, как это случится… Ей необходимо было выговориться, накричаться вдоволь — Бет рвала и метала от кипевшего в ней гнева. — Бездушный ублюдок! — в конце длинной тирады припечатала она. — Всю игру я смотрела на его лицо — на нем не было ни тени сомнения, ни слабости… Я рада, что ты этого не видела… — устало опустившись на постель рядом с Альмой, закончила Бет и вдруг поняла, что мачеха лежит без движения, уставившись в полумрак потолка... Через мгновение, стоя перед постелью, глядя в безжизненные глаза Альмы, Бет ошалело мотала головой… Это был удар ниже пояса. Настоящий нокдаун. Судьба явно решила, что поражения от Боргова будет недостаточно, чтобы сломить ее, она приготовила для Бет катастрофу посерьезней — забрала единственного близкого человека, которому Бет могла излить душу и которому доверяла. Теперь она действительно осталась сиротой, одинокой сироткой Хармон из приюта «Метуэн». Как и любой социофоб, Бет не могла просто выплакать такую потерю. Она тихо сидела, сжавшись в кресле, пока сотрудники отеля, судебный врач и персонал местного морга хлопотали над телом Альмы. Ей сказали, что причиной смерти, возможно, стал гепатит, осложненный злоупотреблением алкоголем. Бет попросила судебного врача выписать ей Либриум. Этот транквилизатор применялся при неврозах, острых психозах, навязчивых состояниях и других тяжелых психосоматических расстройствах. Закинув в себя сразу горсть таблеток, Бет, когда все ушли, оставив ее в покое, отправилась в душ. По выходе она обнаружила, что просто не может больше находиться в комнате, где несколько часов назад умерла ее приемная мать. Надев бордовое приталенное платье с юбкой-воланом, Бет спустилась в лобби-холл и проследовала прямиком к бару. Был первый час ночи. К счастью, бар и ресепшн в «AZTEC PALACE» работали круглосуточно. Опрокинув в себя мартини с водкой, любимый коктейль Альмы, Бет услышала звуки живой музыки, доносившиеся из большого зала в глубине фойе. Похоже, администрация отеля решила не отменять запланированные развлекательные мероприятия в честь окончания шахматного турнира, потому что в ярко освещенном зале звучали ритмы аргентинского танго. Por una cabeza, todas las locu-uras Su boca que besa Borra la tristeza Calma la amargu-u-ura* Доносилось до слуха начавшей медленно соображать Бет. — Мои соболезнования… — раздался над ухом глубокий хрипловатый голос с заметным акцентом. Бет обернулась и замерла, ошеломленно уставившись на говорившего. Рядом с ней стоял Боргов. Он скорбно опустил глаза и вздохнул, качая головой и хмуря темные брови. Даже сделавший Бет нечувствительной Либриум не мог противостоять охватившему ее ощущению нереальности происходящего, а скорее, усиливал его. С отчаянием взглянув на русского, она открыла рот, чтобы что-то сказать, но слова застряли в ее горле вместе с криком боли. В этот момент ладонь Боргова мягкой тяжестью легла на плечо Бет. Взглянув сначала ему в лицо, а затем на лежавшую на плече его руку, она резко повернулась к стойке бара, опрокинула в себя еще один мартини с водкой, заботливо поставленный перед ней барменом, и отшатнулась от Боргова, желая убежать прочь. Едва Бет сделала шаг, как все перед ее взором на долю секунды вспыхнуло — она увидела огни потолочных люстр, у которых, как у комет, вдруг выросли длинные петляющие хвосты. Затем все померкло и стало тихо. Когда она открыла глаза, первые несколько секунд все кружилось и расплывалось. Бет поняла, что удобно лежит на чем-то, и тут же, вспомнив о случившемся в баре, захотела принять вертикальное положение. — Вам лучше? — спросили ее на русском. — Где я? — тоже спросила Бет прежде, чем поняла, что, как и мечтала, говорит по-русски с чемпионом СССР и мира. — Это комната бармена отеля, — объяснил Боргов, перейдя на английский. — Мы решили никого не беспокоить и принесли вас сюда. Вы упали в обморок… — Проклятые таблетки… — полушепотом пробормотала Бет, снова закрыв глаза и пытаясь приподняться. И снова его руки пришли ей на помощь, осторожно взяв за плечи, медленно поднимая, давая возможность усесться на постели и оглядеться. Они с Борговым находились в маленькой тесной комнатушке для гостиничного персонала, освещенной светом тусклой настольной лампы. Бет сидела на узкой кровати, Боргов — на табурете рядом ней. — Я прошу прощения, — глухим голосом проговорила Бет. Соображать все еще было трудно. — Воды? — спросил Боргов, выдержав паузу. Бет показалось, что он рассматривает ее. Выражение лица его оставалось отстраненным, чуть скорбным, но блестевшие в свете единственной лампы глаза выдавали интерес. Кивнув, Бет отпила немного из предложенного ей стеклянного стакана и обняла себя за плечи. — Не будете больше делать глупостей? — вдруг строго спросил Боргов. «О чем он?! Что не надо было «зевать» тот его ход ладьей? Не надо было ставить коня на с6, когда он поставил своего на f3?» — закрутилось в голове у Бет. Ей вдруг захотелось ответить ему что-то дерзкое, как-нибудь уколоть, выказать своеволие. Но внезапно появившийся страх, что этим она оттолкнет его и Боргов исчезнет, взял верх. А потому Бет лишь отрицательно помотала головой и съёжилась, глядя на него глазами затравленного олененка. В ответ он кивнул и молча, одним естественным движением, прижал ее к себе. Бет обхватила его, пряча взгляд, и несколько секунд они сидели рядом, крепко обнявшись и прикрыв глаза. От Боргова едва уловимо пахло чем-то теплым, напоминавшим аромат крепкого кофе, но приглушенный, терпкий и очень приятный. В этом объятии не было ничего чувственного. Чувства Бет под воздействием Либриума почти исчезли. Боргов обнимал ее, как обнимают раненого в бою солдата, которого зацепило вражеской пулей. И Бет вдруг расслабилась, ощутив окружившее ее надежное тепло. Она осязала поддержку и участие, исходившие от русского, а от себя хотела передать ему искреннюю благодарность. Вскоре Бет почувствовала себя в силах, и они выбрались из небольшой комнаты, а затем прошли узким коридором к бару, где их ждал обеспокоенный владелец комнатушки. Довольный их возвращением, бармен вызвал в фойе кого-то из официантов, чтобы тот проводил Бет до ее комнаты. Боргов кивнул ей на прощание, не поднимая глаз, и отправился в большой зал, где продолжалась вечеринка в честь окончания турнира. После того, как все формальности, связанные с переправкой в США тела Альмы, были улажены, Бет вылетела рейсом Мехико — Вашингтон. Все эти дни она не пила ни капли спиртного и лишь в самолете позволила себе заказать мартини с водкой, чокаясь с невидимым пассажиром на пустующем кресле рядом, там, где должна была сидеть ее приемная мать. То, что случилось между ней и Борговым ночью после ее поражения, не покидало мыслей Бет. «Что это было?» — не раз спрашивала она себя, не зная, как ответить.