***
Андрюха сидел на ступеньках, зажав голову руками. Казалось, что в прошлый раз он был здесь лет сто назад. Все было иначе. Он сам был другим. Окрыленный дурацкими мечтами и глупыми надеждами. Может, мама была права, и в больших городах, и правда, все куплено. Может, ему просто не повезло. Или он самый обычный бездарь, который возомнил себя незнамо кем. Прохладный ветерок ерошил волосы и пробирался под тонкую футболку. Каменные ступеньки холодили зад. Пахло сыростью. Его имени не было в списках. Ошибки быть не могло. Не взяли. Не поступил. Обосрался по полной программе. Что-то стояло поперек горла. Андрей сглотнул, чтобы избавиться от пакостного чувства. Не помогло. Уставился на тяжелые кучевые облака, за которыми пряталось чужое вечернее солнце. Здесь оно было совсем не таким жгучим, как дома. Что ему теперь делать? Он не может вернуться, не может. Отчим прибьет его с концами. Андрюха до сих пор помнил, какая это пытка — когда при каждом вдохе внутри будто шуруют раскаленной кочергой. Казалось бы, ерунда эти ребра, а заживали целую вечность. А мама? Господи, что он скажет маме? Она так верила в него, вместе с ним втихаря считала каждую копейку, помогала копить на поездку. А он все просрал. Все планы — в тартарары. Отправились к ебеням. Тетя Рая, седьмая вода на киселе, согласилась потерпеть его только до тех пор, пока он не найдет общагу. Хрен ему теперь, а не общежитие. И денег в обрез. Через месяц и вовсе ничего не останется. На что потом жить? Как? Где? Что он умеет? Мешки таскать? Может, удастся подвязаться к кому, оплачивать койко-место. А если… Андрюха вздрогнул, когда его тронули за плечо, и тут же подскочил. Он узнал его. Усатый был в приемной комиссии. Внутри все похолодело. — Здрав… ствуйте, — он еле вытолкнул слова изо рта. Сухие губы липли друг к другу, язык едва шевелился. Мужчина кивнул, приветливо улыбаясь, но руку убирать не спешил. Андрею хотелось дернуть плечом, чтобы скинуть с себя чужие пальцы, которые ко всему прочему еще и принялись выводить что-то на его футболке. То ли со страху, то ли от волнения его бросило в жар. — День добрый, а я вас сразу узнал. У вас очень запоминающиеся черты лица, вам говорили? — профессор (или кто он там?) чуть приподнял брови, скользнул взглядом вниз, ощутимее сжал плечо. Его движения — прикосновение пальцев, приподнятая бровь, то, как качнулся вперед, как ступил на треть шага ближе, — все это было таким субтильным, осторожным, незаметным, что со стороны наверняка не выглядело чем-то из ряда вон. Но Андрей, хоть и приехал из жопы мира, наивным дурачком не был. Даже наоборот. Как говорила покойная бабуля: «Надейся на лучшее и ожидай худшего». Он попытался отереть вспотевшие ладони о штаны. Слова не шли. Стоял как олух, словно воды в рот набрал, и только и мог, что таращиться в ответ. Профессор чему-то ухмыльнулся, отпустил его и, порывшись в карманах, достал оттуда ручку и визитку. Бросив на Андрюху быстрый взгляд, что-то накарябал и протянул. Андрей на автопилоте схватился за кусочек картона деревянными пальцами. Он буравил взглядом белый прямоугольник, ничего толком не соображая и не чувствуя. Даже уши словно заткнули комьями ваты. А когда наконец отмер, рядом уже никого не было. Осталась только визитка с адресом и временем. Остаток дня и утро следующего тянулись как подтаявшая на солнце смола, которую они жевали в детстве, отковыривая с деревьев. Андрей пытался выдавить из себя какие-то душевные метания, нащупать сложную нравственную дилемму, но тщетно. Ничего этого не было и в помине. Только несгибаемая решимость. И ещё новорожденная, слабенькая надежда. Все эти моральные треморы — удел тех, кто вкусно ест и мягко спит. Комфортная жизнь размягчает не только жопный мускул, но и характер. Хотел бы он, чтобы это и к нему имело хоть какое-то отношение. Готовиться начал заранее — когда погуглил адрес, оказалось, что ехать предстояло в ресторан. Погладил рубашку и брюки, единственное приличное, что у него было. В этом же он ходил на вступительные. В этом же был и на последнем звонке, и на выпускном. Сгонял в душ и побрился. Пока трясся в вагоне, все пытался отыскать в себе какие-то сомнения, хоть что-нибудь. Штормило Андрюху знатно, но не от высокоморальных переживаний. За каждым поворотом мерещился неминуемый пиздец. Казалось, что его непременно наебут, и он снова останется у разбитого корыта. Ведь он даже не знал толком, на что подписывается. Что этот усатый хмырь ему предложит? Место на курсе? Обходные пути? По телеку вечно трындели про коррупцию и рукопожатничество, так вот это они и есть? А что ему придется делать взамен? Андрей не был робким цветиком, преисполненным романтических ожиданий, но очень сомневался, что его филейная часть способна обеспечить билет в прекрасное далёко. Он же не какой-нибудь мачо с эпилированными яйцами из гейской порнушки. А что он мог предложить кроме этого? Денег-то не было. К ресторану он пришел слишком рано. Минут тридцать наворачивал круги вокруг, нещадно кусая то одну щеку, то другую. Потом все-таки набрался смелости и зашел внутрь. Чуть не раскрыл рот от такой красоты, но вовремя подсобрался и изобразил самое равнодушное ебало, на какое только был способен. Оказалось, что столик ему не светит без, так сказать, главного виновника. Пришлось, скрипя зубами, брать кофе по цене почки и сидеть за барной стойкой, ненавязчиво пуская по сторонам глазенапа. А попялиться было на что! В центре — баревич круглый, по сторонам — столы с диванами, над столами мягко светят лампы с золотистыми абажурами. И везде кожа и дерево, и зеркала. И все такое чистенькое, блестящее, а углы тонут в загадочном полумраке. Музычка играет такая… Томная. Запахи какие-то дорогие мимо проносятся. Живут же люди. Он не успел толком и кофе-то свой пригубить, как его пригласили за столик. Сколько раз говорил себе, что тряпкой быть — последнее дело, но желудок моментально скрутился узлом. Ног почти не чувствовал, как до стола дошел — не помнил. Но вдруг обнаружил себя сидящим напротив красивой и не очень молодой женщины. По левую руку от него, закинув ногу на ногу, сидел старый знакомый, тот самый мужчина со вступительных. Андрюха прочистил горло. Что дальше-то? Открыл было рот, но женщина потянулась через стол и без обиняков взяла за подбородок. Чуть повертела его голову из стороны в сторону. Длинные ногти неприятно врезались в кожу. — Красивый мальчик, — она провела большим пальцем по Андреевой нижней губе, — ты был прав. Он вытаращился и, кажется, забыл, как нужно дышать. — Ну так, — смешливо отозвался ее — кто он ей? Знакомый? Муж? Любовник? — мастерство не пропьешь. — И откуда ты такой взялся, а? — продолжала ворковать она, не обращая внимания на усатого, — чернявенький. Боже, Стёпа, а эти глаза? За такие и убить можно. Андрей оцепенел. Глаза у него были самые обычные, серые, просто выделялись на фоне смуглой морды. Ремарка про «убить» подстегнула и без того бешеный пульс. Что-то развеселило его собеседников, потому что оба синхронно разулыбались. — Маш, не пугай его, — вышеупомянутый Степа положил широкую ладонь Андрею на колено и принялся успокаивающе поглаживать. Андрюха почувствовал себя в точности наоборот. Он бросил нервный взгляд на женщину, — Машу, — а потом уставился на чужую руку, которая скользнула выше по бедру. — Сколько тебе лет? Мягкий голос оторвал от созерцания обручального кольца на Степином безымянном пальце. У нее было такое же. Значит, женаты. — Восемнадцать, — хрипло ответил он. Голос показался чужим. — Прекрасный возраст, — улыбнулась Маша, водя длинным пальцем по ножке бокала. Степа крепко сжал его пах. Возбуждения не было и в помине. Сердце заходилось в бешеной скачке. Под скатертью Андрей стиснул кулаки. Просто за все нужно платить. Съешь или будешь съеден. Бей или будешь бит. Играй или проваливай, если не можешь идти вровень с остальными. Андрюха мог. Так было не всегда, но пришлось научиться. Последние поэтические метания гондон-отчим выбил из него лет сто назад. — П-почему? — Андрей попытался улыбнуться под стать Марии. Получилось слабенько, но она оценила. Демонстративно чуть подалась вперёд, будто хотела поделиться секретом. — Потому что… Он дернулся, когда голая женская стопа забралась ему под штанину и начала пробираться выше. — В этом возрасте, — Маша понизила голос, — вы, мужчины, можете делать это снова и снова, и снова. А дальше… Туман. Иногда Андрею казалось, что он вовсе отключается от происходящего и наблюдает со стороны. Степан что-то заказал, принесли напитки, несколько тарелок. Казалось бы, когда он еще попробует все эти блюда с непроизносимыми названиями? Но еда казалась ему безвкусной и вставала поперек горла. Аж мутило. Вдруг Стёпа наклонился к нему, обдав запахом табака и одеколона, и прошептал в самое ухо: — Ешь. Морепродукты способствуют… Ты ведь понимаешь? Маша мелодично рассмеялась, как будто все слышала. А потом принесли десерт. Они по очереди кормили его с ложки, а он все думал о том, как это выглядит со стороны, и через силу глотал сладкий крем. Уверенность таяла на глазах, и он отчаянно пытался удержать ее последние крохи. В такси они сели сзади, зажимая Андрея между собой. Степа плотно навалился, взял его руку в свою, да так и сунул, не отпуская, прямо под юбку супруге. Андрюху бил озноб, то ли от вечерней сырости, то ли от происходящего. Он бросал испуганные взгляды на водителя, но тот, словно намеренно, глядел строго перед собой. Может, и не было у Андрюхи в прошлом большой и чистой любви, но и такого не было тоже. Чтобы с незнакомцами, которые годятся в родители. Которые… Он даже не хочет их. Женщины ему вообще не нравятся, а мужчины… Не такие. Не так. Пальцам было скользко и горячо. Андрей закрыл глаза и рвано выдохнул. Его затапливал жгучий стыд, и он сам не понимал — почему. Мысли в голове проносились цветным вихрем. Пускай этого будет достаточно. Пожалуйста, пусть этого будет достаточно. Он получит… Что он получит? Какие-нибудь бумажки, которые гарантируют место на курсе? Как это вообще делается? Неважно. Уже вообще все неважно, главное — подальше отсюда. Кто-то крепко держал его за запястье, кто-то — кусал за шею и возил по ней языком. От неудобного положения руку сводило, но пошевелиться он не решался. Чужое горячее тело терлось о сдавленные пальцы, мокро скользило и сбивалось с ритма. Сдвинутая в сторону полоска ткани мешала, костяшки что-то кололо — волосы или, может, бельё. Грудь Марии ходила ходуном, она задрожала, и кто-то вдруг так стиснул Андрею локоть, что стало больно. Он открыл глаза и увидел, как Маша поднесла его мокрые пальцы ко рту и сильно засосала, насаживаясь на них чуть ли не горлом. Хотелось забрать руку и вытереть о штанину. Он беспокойно взглянул на Степана, у которого выразительно топорщились брюки. Андрюхин взгляд он интерпретировал по-своему. — Терпение, мой друг, — игриво улыбнулся Степа, — мы ведь не хотим, чтобы вечер так быстро закончился. У Андрея внутри что-то оборвалось. Он был идиотом, когда надеялся, что этого будет достаточно. Заставил себя нерешительно улыбнуться. Все нормально, в порядке. Он в порядке. Ничто не длится вечно. Этот вечер — не исключение. Квартира у них была большая. Гостиную, куда его привели, освещали два торшера. Он уставился на огромный низенький диван и разложенные по нему подушки со слонами. Пахло чем-то восточным: ароматизированными палочками или свечами. Ноги в носках утопали в ковре — таком мягком, словно стоишь на облаке. Его обняли сзади, и Андрюха отшатнулся. — Боишься? — Степан помассировал ему плечи. — Первый раз? Андрей попытался расслабиться, унять дрожь. Не получилось. — Нет, п-просто… — мотнул головой, стискивая пальцами ткань брюк, да так и не договорил. Мужчина понимающе хмыкнул. Он отошел куда-то, но Андрюха не стал оборачиваться. Пялился на вышитых цветными нитками слонов. Дзинькнуло что-то стеклянное. — Вот, держи, — его руки коснулось прохладное стекло, — для храбрости. Когда Андрей поднес рюмку к носу, Степан тихонько засмеялся. — Это коньяк, не бойся, — весело заверил он, возобновляя массаж. Жидкость обожгла пищевод и разлилась в животе теплом. Он согрелся, а потом и вовсе стало жарко. — Кто у тебя раньше был? Женщины? Мужчины? — Степан вдруг обошел его, и оказалось, что он уже раздет по пояс. Прохладные ладони нырнули Андрею под рубашку. Андрюха неловко кашлянул, не зная, куда деть руки. Пустую рюмку отставил на низенький столик, но коснуться Стёпы в ответ не решался. — Мужчины, — голос вдруг подвел его, срываясь на фальцет. Он прокашлялся снова. — Мужчина. Один. Степа стянул его рубашку прямо через голову, огладил бока, задел соски большими пальцами. Задышал тяжелее, жадно рассматривая голый торс. По рукам у Андрея побежали мурашки. — Она сама скажет, как и что делать. Если ей все понравится, я в долгу не останусь, — он придвинулся ближе к Андрею, пробежался пальцами по позвоночнику, запустил их за пояс брюк, сжал ягодицы, — понял? Андрюха кивнул. У Степана уже наметился животик, кожа на груди и шее теряла тонус. Не криминально, но и не Джонни Депп, если уж откровенно. Может, дело было в спасительном коньяке или в полуобнаженном мужике (каким бы он ни был). Или Маша была права насчет подходящего возраста. Но когда Стёпа опустился перед ним на колени и загремел пряжкой ремня, Андрей почувствовал знакомую тяжесть в яйцах. Он ухватился за свое робкое возбуждение, как утопающий за соломинку. — Давай, малыш, — Степан обхватил его рукой прямо через ткань, — ей нравится сначала понаблюдать. Не стесняйся. Андрюха поднял взгляд. В дверях стояла Мария, на которой не было ровным счетом ничего. По плечам рассыпались тяжелые, темные волосы. Да, выглядела она в разы лучше супруга. Андрей положил руку на затылок ее мужа, а второй приспустил трусы.***
Он сжимал конверт, словно от этого зависела его жизнь. Хотелось разрыдаться, но не получалось. Андрей никогда не умел плакать. Воздуха не хватало, он задыхался, перед глазами скакали какие-то пятна. Поднес ладонь ко рту и больно закусил собственные пальцы. Деньги. Они дали ему деньги. Никаких проплаченных мест, никаких обходных путей. Идиот, какой же он идиот. Почему он вообще думал, что ему что-то светит? Просто женатая пара развлекается, снимая молодых пацанов. А Андрей… Идиот. Дебил. Мудак, так ему и надо. — Все в порядке? — поинтересовался таксист, глядя в зеркало на его страдальческое выражение лица. Андрей закивал, не в силах выдавить из себя ни слова. Надо успокоиться. Надо взять себя в руки. Ничего такого ведь не случилось, никто его не обижал, больно не делал. Маша только немного потаскала за волосы. Мужа она вообще лупила по щекам, а тот знай подставлялся, стоя на четвереньках и с пробкой в заднице. Андрей такое раньше только в порнухе видел. Он нервно хохотнул. Етить колотить, вот он лох! Решил, ему билет в счастливое будущее на кончике члена преподносят. Разогнался! Прижался лбом к холодному стеклу. За окном проносились огни и витрины. Уже совсем стемнело. Хоть бы получилось проскользнуть на свой диван незаметно. А утром он как-нибудь от тёть Раи отбрешется. Андрей ехал молча, провожая взглядом фонари и встречные машины. Его накрыло мрачное отупение. Обиду он старался задушить на корню. Сам во всем виноват. Думал, что твердо стоит на земле и мыслит трезво, а в итоге настроил глупых ожиданий. Вообразил, что здесь, как в кино, через постель можно все решить. А кого сейчас удивишь постелью этой? Чай не дураки — за трах на учебу принимать. Он тяжело вздохнул и тут же спохватился: это же сколько ему за эту поездочку отвалить придется? Ехать долго, в частный сектор. Переживания переживаниями, а платить-то за такси все равно надо. Андрюха залез в конверт и обомлел. Провел пальцами по аккуратненьким бумажкам. Таким ровненьким, будто только из банкомата. Мозг сразу принялся делать немудреные вычисления, и крамольное отчаяние сменилось такой же удушающей эйфорией. У него застучало в висках. Охренеть, это как же? Люди неделями работают… А он… И вот так! Так просто! Здесь за это столько платят? За такую ерунду? Пипец, а он мандражировал! Волосы на себе рвал! А его накормили, напоили, ну да, потискали малех, помяли, повозили мордой по незагорелым частям тела. И, собственно, что? Чего, блин, такого? Зато теперь и на еду, и на транспорт, и на ботинки новые… Рука с конвертом почти что тряслась. Жизнь внезапно засверкала невиданными перспективами, в которые он верил и не верил одновременно. О проваленном поступлении сейчас даже не вспоминал. Перед глазами проносились картинки, где все сыто, красиво и комфортно. Андрей пока толком не понимал, чего это с ним такое приключилось, но твердо знал, что стоит на пороге чего-то большого. Поворотного. И главное! Главное, что Степа, усаживая его в такси, опять сунул знакомую визитку и прошептал: — Звони, малыш, если надумаешь. Нам понравилось.***
Лев забрался с ногами на кровать, уселся по-турецки и, чуть нахмурившись, побуравил Андрюху взглядом. Он даже несколько раз приоткрывал рот, будто собирался что-то сказать, но так и не произнес ни звука. Андрей тоже молчал, позволяя ему переварить услышанное. — Ты… Ты бисексуал? Андрюха усмехнулся. Физиономия у его благодарного слушателя отражала такой сложный мыслительный процесс, словно они тут о квантовой физике разговоры ведут. — Стопроцентный гей. — Тогда как… — продолжал напирать неугомонный. Андрюха задумался, прикидывая, насколько откровенным может быть. Ну, раз уж о настрое сегодня волноваться не надо… — Дырка есть дырка, — вздохнул он. Лев нахмурился еще больше. — Это очень цинично. Андрюха снова пожал плечами: — Это циничная профессия. И бросил взгляд на телефон с включенным диктофоном. Обязан ли он вообще хранить клиентское инкогнито? Почему-то раньше он никогда об этом не думал. — Ты виделся с ними снова? Андрюха прикинул в уме. Уже и не вспомнишь. — Три раза, — кивнул он, — вроде. — А потом? — А-а-а… — Андрей театрально призадумался, а потом расплылся в хитрой улыбке, — а вот это уже другая история. Он легко поднялся с кровати и прошел к вешалке. Лев часто заморгал, глядя на его передвижения. — П-подожди! — заметался он, — а как же… И вскочил следом. Андрей снял с вешалки плащ. Ноги ловко скользнули в ботинки. — Боюсь, дорогой, наше время вышло, — он даже позволил себе легонько тронуть Леву за руку. Тот стоял рядом истуканом и не обратил внимания на фамильярный жест. Андрей кокетливо улыбнулся. А симпатичный все-таки мужик, хоть и с прибабахом. — Я доплачу, — встрепенулся чудик, глядя на него с такой надеждой, что Андрюхе захотелось умильно потрепать его за бритую щечку. Сдержался, конечно. Он подхватил свою сумку. — У меня все расписано на сегодня, — он подмигнул поникшему симпатяге, — но ты знаешь, как меня найти. Тихо притворил за собой дверь и тут же отписался Костику: «Спускаюсь». Костя всегда знал, куда и на сколько он идет. На форс-мажоры отводилось пятнадцать минут, и если Андрюха не выйдет на связь, Константин знает, что нужно делать. Андрею, конечно, тоже далеко до нежного ландыша, и навалять может, мало не покажется. Все-таки веса в нем почти центнер. Но на одном тестостероновом энтузиазме далеко не уедешь. И, в отличие от него самого, Костя не просто сверкал идеальными кубиками, а умел всем своим мышечным богатством пользоваться. Даже регалии какие-то там по боксу имелись. Андрей не тешил себя иллюзиями. Страшное в этом бизнесе случалось. Даже с теми, у кого прикрытие было посерьезнее бугаистого Кости. Но пока ему везло. Хоть в сауне, хоть в кровати при нем всегда был телефон. Пара гудков, и Костя примчится на помощь. Если, конечно, еще будет, кого спасать. Костян дымил сигаретой в окошко маленькой «Тойоты». Андрюха шлепнулся на сиденье, порылся в бардачке, достал бутылку воды и жадно присосался. — Ну че? — Поехали, че, — в тон отозвался Андрюха, вытирая рот ладонью. Шизику он, конечно же, приврал. Ничего расписано у него не было. Его максимум — две встречи за вечер. И то не каждый день, упаси боже. Может себе позволить. А сегодня просто хотелось закруглиться с работой да пожрать нормально. В «клиентские» дни особо трескать нельзя по понятным причинам. — Может, к нам? — пробасил Костик, глядя на дорогу. — А что там? — Лидок курочку запекает. Андрей, даже не глядя, знал, что Костенька поплыл. Это было слышно по голосу. — Курочка… Это хорошо, — добродушно протянул Андрюха, — ну давай, вези, подкаблучник. — Сам ты… Петух, — так же беззлобно отозвался Константин. Оба заржали.