***
Ее присутствие обогатило холостяцкий быт запахом женских духов и жареных котлет. На плите булькало и шкварчало, и Андрюха аппетитно хрустел маринованным огурчиком, сидя прямо на столе. Саня самовыпилился из семейной тусовки. Нацепив наушники, стучал в соседней комнате по клавиатуре. — Красота какая, — мама погладила шарф, прижимая к щеке, — аж шелковый. Андрюха выставил вверх большой палец, когда она набросила его на плечи. Бежевым, в крупную клетку, бёрберри хламидиозный козел пытался загладить свою вину. Андрей подарочек великодушно принял, но это не помешало ему внести козлину в черный список. А сам шарф — передарить матери, которая едва ли догадывалась о его рыночной стоимости. — У тебя в старших классах была рубашка в клетку. До сих пор перед глазами стоит, — поделилась она, бережно убирая подарок обратно в упаковку. У Андрюхи перед глазами стояла, скорее, не рубашка, а то, как он утирал ею кровавые сопли после очередного неудачного возвращения домой. Попался под горячую руку и все такое. — Она тебе очень шла, — легко объявила мама, по очереди открывая шкафы, — все девчонки на тебя заглядывались. Еще бы! Ален Делон! Она подмигнула ему с лукавой хитрецой, и Андрей в ответ скорчил скучающую рожу, облизывая маринад с пальцев. Иногда его подмывало спросить, почему она никогда не вмешивалась? Ведь не могла же не знать. Все соседи были в курсе, во дворе никого его разбитая морда не удивляла. В детстве он боготворил мать. За ее улыбку и доброе слово готов был удавиться сам и удавить всех вокруг. Выдумывал чушь про драки и ушибы, и падения с велосипеда. Иногда все действительно выглядело вполне правдоподобно. Никогда не жаловался, никогда не просил помощи. Она казалась ему нежной и невесомой. Эфирным созданием, которое нужно беречь. Маленький Андрюха видел в этом какое-то высшее предназначение, а большой — собственную дурость. С возрастом волшебный образ померк, но лезть в эти дебри и что-то выяснять не хотелось. Неведение приятнее и проще разочарования. Да и, положа руку на сердце, он до сих пор немножко млел от ее внимания. — Муки нет… — пробормотала она, оглядывая содержимое полок, — блинов хотела вам напечь, а муку забыла… — Откуда у Сани мука? Он же кроме макарон ни фига не умеет. Давай сгоняю, — предложил Андрей, слезая со стола, — я быстро. Блины, конечно, будут стоить его желудку очередного подвига, но один раз живем, ну! Мать уже снимала фартук. — Вместе сходим, — сообщила она, — и причешись, а то как цуцик. Такой вальяжный стайл Андрей не позволял себе уже лет сто. Он не брил ничего и нигде, ползал по Саниной квартире в его же замызганных шортах и благоухал как истинный потомок Адама. И нельзя сказать, чтобы очень выделялся на фоне родных пейзажей. Но ради мамы пришлось переодеться и искупать стратегически важные части тела — она всегда была ухоженной женщиной по местным стандартам. Любила принарядиться. — Невесту-то ждать или как? — улыбнулась мать, поправляя прическу у зеркала в коридоре. Андрей внезапно даже для себя громогласно заржал: представился Лев, напомаженный и наутюженный, для знакомства с родителями «жениха». И чтобы непременно волосы гелем и на прямой пробор. И рубашку на все пуговицы. И розу красную. В зубы. Тьфу, блин, и на минуту этого мудака забыть невозможно! Мама в ответ на его истерическое бульканье вскинула тонкую черную бровь. — Ага, троих, — подхихикивая, выдавил из себя Андрей. Она фыркнула. — Многоженец, что ли? Его накрыла новая волна смеха. — Многомужец! — Балда, — мама весело вынесла вердикт, сопровождая его слабеньким назидательным подзатыльником. Характер у нее был легкий и отходчивый. Мама порхала по жизни как птичка. Ничто не могло ее огорчить надолго. Ни просроченная получка, ни пьяная сцена ревности, ни синяки на теле ее же сына. Иногда ее способность игнорировать действительность восхищала. Иногда наводила на мысли о дефиците критического мышления. Променад до дальнего большого магазина был неотъемлемой частью каждого приезда домой. Мать стучала каблучками по асфальту, лучшие годы которого давно канули в лету, и висела на руке у Андрея. Демонстрация сынульки шла полным ходом. Он послушно кивал и улыбался людям, половину из которых либо не узнавал, либо вовсе не помнил. Все как обычно. На обратном пути, предсказуемо, зашли в недавно открывшуюся забегаловку. Андрей жевал местный аналог пончика и слушал мамин щебет, глядя на ее красивое лицо. Вокруг было чистенько и светленько. Из колонок пиликала какая-то попса. — А девочка у них — помидорная душа, — она мелодично рассмеялась, — представляешь? Мальчик — огуречная, а дочка… Бо́льшую часть ее болтовни он пропускал мимо ушей. Просто смотрел, подперев подбородок ладонью, и думал о своем. Личных вопросов не задавал. Она тоже его ни о чем не спрашивала. Про друзей или бытовуху — вообще никогда. Редко — про универ. Он не испытывал особой вины за систематическое вранье. Наверное, его моральный компас засбоил где-то в районе пубертата, да так и не выровнялся. — Ма, — перебил он ее, — мам, как ты думаешь, из меня получился бы актер? Ленка сболтнула, а Андрюха почему-то зациклился. По уму, следовало бы плюнуть и забыть, но с умом у Андрея в последнее время не особо-то ладилось. — Актер? — переспросила мама, отпивая чай из небольшой пиалы. — Говорят, мне на театральном самое место, — молодецки ухмыльнулся Андрей. Мать звонко рассмеялась, привлекая к ним внимание немногочисленных посетителей. — Ну какой из тебя артист, Дрюнечка? — она потянулась через стол и ущипнула его за щеку. Андрюха упрямо мотнул головой. Женские тисканья — это отдельный вид экзекуции. — Ты даже ребенка не проведешь. На лице же все написано, — снисходительно пожурила она, — не ищи себе приключений. Доктор — уважаемая профессия. Нужная. Стабильная. Андрей послушно замычал, поддакивая, и мама снова пустилась в рассказы о чужих детях и мужьях. Ее подчеркнуто женственная уязвимость притягивала определенный сорт людей. Андрюха был одним из них. Он любил верховодить, заботиться. Ему нравилось решать проблемы, а потом ловить на себе восторженные и благодарные взгляды. Но в случае с мамой желание опекать неразумное создание сталкивалось с таким вагоном просроченных обид и претензий, что эти два чувства почти нивелировали друг друга. Временами то одно, то другое брало верх, но по большей части результатом такого столкновения был стабильный ноль. Поэтому они на пару с матерью насыпали холмик грязи, накидали сверху травы и сделали вид, что получилась цветущая клумба. Он ведь и приехал не потому, что соскучился — хотел сбежать, вот и все. Сначала ему показалось, что план — дерьмо, но потом все-таки стало немного легче. Терапевтические пьянки с Саньком тоже внесли свою лепту. Его больше не кидало от лютой ярости к приступам самобичевания. Смирившись, он ждал, когда полегчает. Даже перестал тоскливо свайпать Лёвины профильные фотки и их скудные переписки. Ладно, почти перестал. Дни тянулись медленно, но в этот раз его все устраивало. Он просидел у Сани почти две недели. Тринадцать дней разговоров ни о чем, родственников с их чаями и лепешками, лживых историй про студенческий быт, каких-то прогулок, каких-то вылазок. Лев всегда был с ним, как процесс, запущенный в фоновом режиме, но даже к этому Андрей стал привыкать. Уже перед самым отъездом он, как и всегда, предложил маме: — Поехали со мной? Андрюха не представлял, что делать, согласись она. Как быть с квартирой, да и вообще. Но что-нибудь придумал бы обязательно. Она привычно отмахнулась, перебрасывая через плечо тяжелую черную косу. Седина ее до сих пор обходила стороной. — Ну и что мне там делать? — улыбнулась она, — ты усвистаешь на свои учебы, а я? Одна, никого не знаю, а тут какой-никакой… — Да мужик под боком, — закончил за нее Андрей. Поездка, может, и не избавила его от щемящей тоски, но прочистила голову. Андрей точно знал, что больше не будет звонить и писать, и искать встречи. Навязываться. Какой смысл? Случившееся между ними закончено, и теперь остается только ждать, когда станет легче. Сразу же по возвращении у него забронировали несколько вечеров подряд, и это к лучшему. Больше работы — меньше времени, чтобы сидеть и киснуть.***
С Василием не мог сравниться ни один клиент. Он сам вышел на Андрея, еще до того, как тот создал рабочий профиль. С тех пор времени прошло не так уж много, и виделись они раза три от силы, но Андрей стабильно выползал от Васи залюбленным до изнеможения. В переносном смысле. Хозяин трехэтажных загородных хором обхаживал его, словно родного. Кормил и поил дорогими вкусностями, позволял бултыхаться в бассейне, сидел вместе с ним в баньке, жамкал спинку, пока Андрюха растекался киселем перед огромной плазмой. А потом отпускал с потяжелевшим банковским счетом и нетронутой задницей. Прямо сейчас Андрей откисал в огромной ванне с гидромассажем, сдувая с пальцев душистую пену. Васек предстал перед ним во всей своей немолодой и неодетой красе. В одной руке бутылка, во второй — бокалы. С мужчинами на полвека старше у Андрея еще никогда не было. С Васей у них тоже ничего не случалось, если уж начистоту. Тот боялся членоподнимательной фармы как огня, и все время жаловался на сердце. — Моторчик ни к черту, — говорил он, почесывая Андрея за ухом, как кота, — конечно, помирать под таким красавцем оно приятнее, чем на больничный койке, но я лучше пока воздержусь, согласен? Андрюха был более чем согласен. Мертвяков на члене ему только не хватало. Он приподнялся, помогая Ваське преодолеть бортик ванны и устроиться так, чтобы сердце оставалось выше уровня воды. Чпокнула пробка шампанского, и Андрей благодарно улыбнулся, принимая наполненный бокал. Протяни руку — тут же тебе и поднос с лакомствами. Пармская ветчина пахла так, что слюни висели чуть не до груди. Вот это жизнь! — Прикольно, — Андрей пригубил шипучку с фруктовым привкусом, откидываясь на бортик ванной, — сладкое. Вася рассмеялся — прерывисто и сипло. — Ха, — он сам сделал пару глотков, — лучшая рекомендация «Вдовы Клико», что я слышал! Андрей покосился на свой бокал и осторожно глотнул еще, вызвав новый приступ смеха напополам с кашлем. — Сделать тебе массаж? — предложил он, честно отрабатывая уже полученные барыши. С Васькой было легко. Он много шутил, постоянно ностальгировал и любил Андрюху потрогать за всякое мягкое. А еще был помешан на своих деньгах, подозревая всех вокруг в меркантильных мыслишках. Андрюха свой прейскурант выкатил ему прямо в лоб при первой же встрече, даже не здороваясь, поэтому между ними недопониманий не было. Вася покачал головой и скомандовал: — Разворачивайся. Сегодня твоя очередь. Он любил помять с масличком упругие Андрюшкины мышцы, на которые Костенькиными стараниями теперь было любо-дорого смотреть. — Еба-а-ать, — простонал Андрюха, когда по плечам прошлись умелые руки, разминая основание шеи. — Хорошо? — У-у-у… — завыл он, округляя спину, — ка-айф… Широкие ладони заскользили по мокрой коже, и Андрюха зажмурился, балансируя на краю нирваны. — Что, дружок, разомлел? Андрей блаженно замычал, и Вася одобрительно хмыкнул, жамкая поясницу. — Ну, расскажи мне, — потребовал он, — как прошло твое рандеву? Или как ты там эту встречу обозвал? Свидание? И поподробнее, пожалуйста. Андрей поерзал, подставляя под ловкие пальцы болючее место пониже лопатки. — Поподробнее? — заржал Андрюха. — Серьезно? — А что такого? — удивился Вася, лапая его плечи и грудь. — Со мной уже все понятно, так хоть про вас, молодых, послушаю. — Да нечего рассказывать. — Как так? — Он сбежал, стоило сказать, чем я зарабатываю, — признался Андрей. Он тогда очень расстроился. Парень был в его вкусе. Симпатичный, прям конфета. Да еще и головастый как черт. Айтишник. Но что поделать? От товарищей по цеху знал, что тут нужна некоторая доля удачи. Встретить кого-то приличного, лояльных взглядов, удавалось не всем. Чаще попадались отбитые на голову придурки, которых заводил сам факт интимной коммерции. — Зачем же ты сказал? — Василий прижался животом к его спине, насколько позволяли габариты, и положил подбородок Андрею на плечо. — То есть как — зачем? Вася рассмеялся. — Нужно было позвать его к себе, а не изображать гетеросексуальную парочку. Он же не девчушка. Он чмокнул Андрюху в плечо — самая интимная вещь, которая между ними случалась. Не считая обжиманий голышом. — Типа… На одну ночь? — Андрей откинул голову, упираясь в него затылком. — Но я же не за этим… — Это ты по молодости, — снисходительно промурлыкал Вася, — пытаешься играть по тем правилам, что видишь вокруг. Мы ведь не барышни, все гораздо проще. — А если я не хочу прямо так, разово? — встрял Андрюха. — А кто сказал, что это должно быть вот так? — удивился Василий. — С удовольствия все только начинается. Иногда, и правда, хватает раза или двух. С некоторыми можно задержаться и подольше, хорошо ведь не только в постели бывает. Андрей вздохнул, прикрывая глаза. Горячая вода и шампанское его разморили. Дорога домой казалась туманной и пугающей перспективой. — А потом? — А потом… Искать что-то новое. Как пчела. Один цветок, другой, третий… Как тебе такая идея? — Тогда уж от пчелы к пчеле, — засмеялся Андрей, — цветы — это все-таки женщины. — Звучит как тост, — Вася приложил свой бокал к Андрюхиным губам, — давай, за пчел, которые идут против правил и опыляют друг друга! Андрей захихикал, послушно делая пару глотков. — Не знаю, мне больше шмели нравятся, — весело заявил он. — Они пушистые и добрые. И жужжат, когда берешь их в кулак. — О! Дружок, да ты поэт! — восхитился отставной пчелолюб. — Пьем за это тоже.***
После Васиных масляных растираний его так развезло, что Андрей едва не отрубился в машине. Сколько лет прошло, а Васек все не угомонится. У самого одышка жуткая, кашель — аж стены трясутся. Руки дрожат так, что уже не до массажей. Костик всю дорогу бросал на него обеспокоенные взгляды, а, высаживая возле дома, уточнил: — Нормально? Андрюха кивнул, отмахиваясь, и пообещал: — Спишемся. В лифте грузно прислонился к стене, мечтая развалиться, вытянуть ноги и уснуть под фильмец или сериал. На лестничной клетке его ждал сюрприз. На нижней ступеньке сидел Лев, примостившись в непонятной позе, как кузнечик, согнув длинные ноги под странным углом. Андрей встал как вкопанный с приготовленными в руке ключами. В легких вместо воздуха вдруг оказался сплошной вакуум. Все, что он гнал от себя и с чем пытался справиться — вернулось в двойном объеме. Мелькнула мысль, не говоря ни слова, юркнуть за дверь. Закрыться, забиться в угол, сделать вид, что ничего не было. Но стоило их взглядам встретиться, и Андрей понял — он не сумеет, а Лев не позволит. Щелкнул замок, он посторонился, пропуская Лёву вперед, и закрыл дверь. Опустил ключи в корзинку на тумбочке. Они стояли и смотрели друг на друга, и оба молчали. Андрей пил его большими глотками, захлебываясь деталями: отросшая челка, легкая щетина на подбородке, незнакомая кофта на молнии. Все его истосковавшееся существо тянулось к стоящему перед ним персонифицированному кошмару, а ум вопил об обратном. Убраться подальше. Выпроводить, прогнать и не иметь с этим человеком ничего общего. Андрюха искал и не находил в себе силы даже пошевелиться. Лев резко шагнул к нему, хватая за плечи. Его дыхание обожгло Андрею шею, и он позорно всхлипнул, сжимая зубы. Лёва скользнул губами ниже, к оголенной ключице, и носом провел вдоль ворота рубашки. — От тебя разит мужиками, — прорычал он и ухватил его за лацканы пиджака. Грубо тряхнул, толкая к стене. Только сейчас Андрей заметил, что взгляд у него был мутным. Стеклянным. На щеках алел румянец. — Ты что, накатил? — спросил он, принюхиваясь к еле уловимому запаху спиртного. — Не твое дело, чем я занимаюсь в свободное от работы время, — хрипло выплюнул Лев. Что-то новенькое, такой тон. — Спасибо, что напомнил, — горько произнес он, — а то ж я постоянно забываю. Лёва ничего не ответил. Скомкал ткань на груди Андрея, поцелуями осыпая шею. Пиджак стащил не до конца, и рукава сбились, застревая на локтях и лишая Андрюху возможности пошевелить руками. Он стоял как изваяние, закрыв глаза и оцепенев. Его худший кошмар вернулся, и он не мог заставить себя его остановить. — Что ты со мной делаешь? — сбивчиво прошептал Лёва, подбираясь все ближе к губам. Андрюха отвернулся и зажмурился еще сильнее. Они поставили точку почти месяц назад. Обнулили, вернулись к началу. Два незнакомца и никаких ожиданий, никаких обид. Лев сделал это сам. Андрей принял его выбор, смирился и, как мог, жил дальше. — Не могу, не могу, — приглушенно пробормотал Лев ему в шею. Еле дотрагиваясь, водил губами по скулам и вискам. Обдавал лицо горячим дыханием, зубами прихватывал подбородок. — Не могу не думать о тебе, не скучать, не могу… Хрупкая надежда, которая расцвела, стоило ему увидеть Льва, в то же мгновение заполонила собой все. Андрей пропал. Он повернул голову, ловя Лёвины губы своими, а дальше — сладкая кома. Они дергали друг друга за пуговицы и молнии, бросая вещи прямо на пол. Отирались телами, сплетая руки и пальцы, спотыкались о ноги и мебель, и так и рухнули на кровать. Уже свободные от одежды и данных себе обещаний. Андрей водил ладонями по голому торсу, глядя на Лёву снизу вверх. Чувствовал тяжесть его тела на себе и пальцы в своих волосах. Все, что кипело и болело, и мучило, вдруг выплеснулось наружу, и Лёва забрал это, не оставляя ни капли. Он шептал Андрею на ухо десятки ласковых слов, признавался в нежных глупостях, от которых сбивалось дыхание. Его руки и губы были везде, успокаивая измученный разум и распаляя тело. — Лёва-а, — захныкал он, когда тот ладонью обхватил их обоих, сводя вместе. — Ш-ш-ш, — Лев наклонился, и Андрюха с готовностью припал к мягким губам, которые изводили его во сне и наяву. Кончик языка пробрался в рот, и Андрей застонал, беспомощно вскидывая бедра. Ему в руку лег уже лишенный упаковки влажный презерватив. — Скорее, — выдохнул Лев, отклоняясь назад и сжимая его бедра своими. Лохматый и со съехавшими набок очками. Андрей никогда в своей жизни не встречал никого красивее. Пока Лев медленно опускался на него и потом, когда мерно раскачивался, толкаясь Андрею в руку, он только и мог, что без конца повторять Лёвино имя, не сводя с него глаз. Они уснули почти одновременно. Лев обнимал его со спины, жарко дыша в затылок. Андрей поглаживал его руку на своем животе, пока сон не настиг и его тоже. Под утро вязкая дрема отпустила ровно настолько, чтобы он почувствовал мягкий поцелуй в лоб, и снова провалился в темноту, улыбаясь.***
За стенкой у кого-то работал телевизор. Открывать глаза не хотелось, вставать, что-то делать — тоже. Голова казалась тяжелой, тело каким-то неподъемным и вялым, и даже чужим. Андрей лежал как под прессом. В кровати он был один, в ванной не шумела вода. Знал, что это бессмысленно, но все равно разлепил губы и громко позвал: — Лёва? — ком в горле мешал говорить. — Лёв, ты здесь? Никто не ответил. Ночная эйфория испарилась, оставив после себя неизбежную горечь от совершенной ошибки. Если бы не кровать со следами ночного действа и разбросанная по полу одежда, можно было бы подумать, что ему все привиделось. Что мозг, измучивший сам себя, уже пустился в галлюцинации. Андрей свернулся калачиком. Один, посередине большой кровати, и до сих пор абсолютно голый. Больно закусил кулак и не издал ни звука. Его потряхивало, грудь словно выворачивали наизнанку. Сколько он так пролежал — непонятно. Валялся бы и дольше, но всюду мерещилось Лёвино присутствие. Запах на простынях, след от головы на подушке. Даже одеяло будто хранило тепло его тела. Терпеть обман собственного воображения Андрей больше не мог. Резко сел, еще раз проверил телефон, задержав дыхание. Ничего. Сколько это будет продолжаться? Разве так можно поступать с живыми людьми? Андрей закрыл глаза, борясь с подступающей дурнотой и пытаясь продышаться. Он вернулся к тому, с чего начал. Его снова выпотрошили и выбросили как отработанный материал. Пальцы еле слушались, пока набирал знакомый номер. — Лида, — позвал он, слушая гудки. Сегодня он не хотел и не мог быть один. И оставаться здесь, где все дышало его персональным мучителем, — тоже. — У тебя прямо чуйка, — пропел в трубку радостный голос, — я только драники начала. Придешь? Андрей закивал, как будто она могла его видеть, и невнятно угукнул, не решаясь заговорить. — Тогда сметану купи, — деловито распорядилась Лидонька и бросила трубку. Как обычно, не прощаясь. Во дворе кто-то сигналил, в подъезде громыхал лифт. Андрюха поплелся в ванную. Жизнь продолжалась.