***
— Не ответишь? — Костя набросил полотенце на голову, отсвечивая голой задницей, и кивнул на мигающий подсветкой телефон. Народу в раздевалке почти не было. Утро понедельника не самое популярное для тренировок время. Андрей сидел на скамейке с полотенцем вокруг бедер. Мышцы потягивало, но это ничто по сравнению с тем, как накроет часов через шестнадцать. Мокрую после душа спину холодил воздух из вентиляции, которая гудела как реактивный двигатель самолета. — Я? — тупо переспросил он, не делая даже попытки пошевелиться. Звонок оборвался, и Андрюха выдохнул. Еще немного, и вместо боулинга они поедут в скорую. Сердце заходилось так, что грозило загнать его в предынфарктное состояние. Он с каким-то первобытным ужасом смотрел на пропущенный от Лёвы и даже забыл про стоящего рядом Костяна. Когда тот легонько тронул его за плечо, Андрей шарахнулся, заехав затылком в металлическую дверцу шкафчика. — Ты чего? — вопросительно пробасил Костя. — Побледнел. Худо тебе? — Да после бани что-то… — промямлил Андрей, потирая ушибленную голову, — переборщил, наверное. Костик настороженно поглядел на него. — А я предупреждал, — упрекнул он, — на, водички хлебни. Стоило Андрюхе приложиться к горлышку бутылки, как телефон снова завибрировал. — Пойду умоюсь, — торопливо соврал он, хватая резко опостылевший гаджет. Не особо заботясь о своем полуголом и полумокром состоянии, он заперся в туалете, усевшись на крышку унитаза. И уставился на уже два пропущенных вызова. Нужно было заблокировать Льва везде, где только можно. И оборвать все потенциальные способы связи. Почему тянул с этим? Чего ждал? Хотя, блин, понятно — чего. Андрей чувствовал себя наркоманом в преддверии дозы после долгого воздержания. После той ночи с Лёвой все началось сначала. С единственной разницей, что он пропустил стадию самобичевания, бесконечных вопросов и попыток что-то объяснить. Сразу нырнул в рутину, удвоил количество тренировок, записался в Костин боксерский клуб. Соглашался на любые предложения куда-то выбраться. По роликам из сети начал складывать зверей из бумаги и научился печь блины. Вызвался помочь Лиде с переделкой прихожей, пока Костян куковал на работе. А теперь сидел и пялился на имя на экране. Прошло ровно три недели и один день с их последней встречи. Да, блядь, он считал. Это глупо, тупо и жалко, но ему не стыдно. Иногда в сердцах он представлял, как возвращается в день их знакомства, чтобы все переиграть. Отменить встречу. Забить и не прийти. Он отдал бы все, лишь бы не встречать Льва, не знать, никогда не видеть. А потом малодушно шел на попятную, понимая, что, представься ему такая возможность, он бы не изменил ничего. Потому что если Лёва и был конченым придурком, который с завидной регулярностью плевал Андрею в лицо, то сам Андрюха вел себя ему под стать. Добровольно и с энтузиазмом подставлял то одну щеку, то другую. Телефон зазвонил снова. — Да ты издеваешься… — пробормотал Андрюха. Нельзя отвечать. Нельзя. В груди закрутилось что-то волнительное и трепетное, и такое яркое, что доводы рассудка на его фоне казались плохонькой симуляцией настоящих ощущений. Он вздохнул и потянул зеленую иконку на экране. — Да? — Привет, — поздоровался Лев. Андрей пожалел тут же, сию же секунду. И щемящая тоска, и трепетное ожидание непонятно чего, и горькая радость от звука знакомого голоса — все вернулось и навалилось на него с новой силой. — Привет, — ответил он, стараясь придать голосу уверенности, которой совсем не чувствовал. — Как твои дела? Андрюха не ответил. Когда-то он мнил себя сильным и твердым. Несгибаемым. Как скала, которая выдержит все и всегда выстоит. А в итоге… Споткнулся о первого же мудака, который теперь одним взглядом может размазать его по стенке. А потом точно так же вернуть в исходное состояние, сказав два или три ласковых слова. — Андрюша? Ты здесь? — уточнил Лев, когда молчание затянулось. Собственное имя полоснуло не хуже той плетки, что Андрюха таскал на вызовы. — Что тебе надо? — грубовато ответил он вопросом на вопрос. Потому что притворяться, выдавливать из себя дежурные вежливые фразы, сил уже не было. Это слишком, даже для него. — Я… Я хотел… — запинаясь, пролепетал Лёва. Андрей прикрыл глаза. Он мог представить и бегающий взгляд, и то, как Лев теребит рукав или край свитера. Как поправляет очки. — Я веду крестника на «Щелкунчик», — тихо донеслось из трубки. — И я подумал… Что ты мог бы… Присоединиться. Сходить с нами. Он лопотал что-то про третий билет, но Андрей не слушал — затрясся от нервного и беззвучного смеха. — Миша был бы очень рад, — продолжал Лев, — он спрашивал о тебе. Ты ему понравился. — Ты используешь ребенка, чтобы манипулировать мной? — У меня получается? — спросил он после короткой паузы. Андрей хотел познакомить Лёву с Лидой и Костей, но тот так отнекивался, что напирать не было смысла. Он решил, что все впереди. Списал на застенчивость и скромность. Этими качествами он объяснял многое в Лёвином поведении. Потом, правда, понял — они тут совсем ни при чем. Со своими друзьями Лев не знакомил его тоже — даже не предлагал. Мальчика Мишу Андрей встретил по чистой случайности. И вот теперь… Значит ли это, что Лёва наконец определился? Что-то решил? Что-нибудь выбрал? Хочет поговорить, объясниться? Андрюха прислонился головой к холодной стенке, покрытой кафелем. Его понесло. Мысли поскакали в том опасном направлении, в котором и смотреть-то было нельзя, не то что всерьез думать. Равновесие, обретенное с таким трудом, приказало долго жить. Он сглотнул и тихо попросил: — Пришли мне адрес и время. По краешку сознания на мягких лапах уже кралась тревожная и робкая надежда. Господи, как же он ее ненавидел. Это было самое лучшее, что он чувствовал за прошедшие три недели.***
Происходившее между ним и Лёвой было самой настоящей дичью, и крутиться ради него у зеркала было глупой идеей. Бесполезной. Андрей совершенно точно не специально выбрал приталенный пиджак и зауженные брюки. Не намеренно подобрал рубашку, которая подчеркивала его загар. И уж точно не проверял в зеркальном окне машины свеженькую, обновленную стрижку. Пока добирался от нервов принялся кусать ногти, а потом переключился на кутикулу. Изуродовал пальцы чуть ли не до мяса. Мысль, что клиентам в таком виде не покажешься, и придется идти в салон исправлять, в голову даже не пришла. Стоило увидеть Лёву на ступеньках у театра, как волнение переросло в самую настоящую панику с учащенным сердцебиением и сбитым дыханием. А потом так же быстро сменилось абсолютным и совершенным счастьем, когда Лев улыбнулся ему и приветственно помахал. Андрей не шел — порхал. Он взлетел по пологим ступенькам, не в силах отвести от него взгляд. — Здравствуй, — тепло улыбнулся Лев. — Здравствуй, — выдохнул Андрей. Мучительных недель порознь словно и не было. Как и ночей, когда Андрюха то во сне, то наяву переживал последние минуты их встреч: и как сбежал из Лёвиной квартиры с мокрыми волосами и почти босой, и как проснулся один в своей кровати, и как набирал длинные сообщения с мольбами и признаниями, чтобы стереть, не отправляя. Все померкло и как будто случилось совсем не с ним. Потому что Лев улыбался ему, открыто и не таясь. И на щеках у него играл красивый румянец, к которому хотелось прильнуть губами. И глаза светились такой радостью, словно Андрей — лучшее, что только может быть. Они смотрели друг на друга целую вечность и не могли наглядеться. И когда Андрюха почувствовал теплое прикосновение к своей руке, то часто заморгал от внезапного вторжения. Ребенок. Он забыл про ребенка. Даже не заметил его. — Привет, — автоматом поздоровался он, протягивая руку мини-Лёве. Пацан жест оценил. Со всей серьезностью ответил на рукопожатие, оглядывая Андрея с головы до пят. — Добрый вечер, — торжественно объявил он, выпятив грудь. — Отличный прикид, — похвалил Андрюха. Миша зарделся. Деловито одернул жилет с золотистым «турецким огурцом» и стряхнул пылинку с рукава белоснежной рубашечки. — Любите балет? А какой? Классический или современный? — затарахтел юный театрал, повергая Андрея в совершеннейший ужас, — или присоединились к нам ради музыки? Поздний Чайковский… — Мишань, — засмеялся Лев, прерывая словесное извержение и осторожно поглядывая на Андрюху, — пощади. А то спугнешь его, и пойдем одни. — Я никогда на балете не был, — признался Андрей, топчась на месте и переводя сконфуженный взгляд с одного своего спутника на другого. — Никогда не поздно начать, — дипломатично заметил Лёва. Мишин же рот округлился до аккуратненькой «О», а глаза засверкали как два самоцвета. — Тогда я все вам расскажу! — тут же встрял он, чуть ли не подпрыгивая на месте. — Пожалуйста, — взмолился Андрюха, — можно на «ты»? Я еще не в том возрасте... Лев, который вполне мог сойти за отца семейства, культурно отдыхающего со своими отпрысками, скептически осклабился. Андрей не удержался и толкнул его ботинок своим. Обмен пылкими взглядами пресек Мишаня. — Все тебе расскажу, — зловеще пообещал он, хватая Андрюху за рукав. И тот послушно поплелся за языкастым гидом, как овца на убой, поглядывая через плечо на тихоню Лёвчика.***
Андрей мельком отметил и битком набитый зал, и потолок с красивой фреской, и приятную, даже для любительского уха, музыку. Но к собственному стыду его больше занимал не танец Феи Драже, а неизбежный разговор с Лёвой, который нависал над ними обоими как Дамоклов меч. Он был так погружен в мысли, что за происходящим на сцене наблюдал краем глаза. Лев тоже нервничал — хоть он улыбался и время от времени ободряюще кивал, но руки выдавали его с лихвой. Он то теребил пуговицы, то никак не мог оставить в покое собственные очки, а потом и вовсе принялся расщеплять на атомы программку и билеты, распихивая по карманам кусочки бумаги. Возня слева привлекла Андрюхино внимание. Он скосил взгляд на соседа — молодого мужчину с кудрявой копной светлых волос. По его ноге ползла мужская рука, вне всяких сомнений, пробираясь прямиком к паху. Мордобоя не последовало. Блондин перехватил шаловливую ладонь, переплетая пальцы, а потом еще и быстро чмокнул. И все это, не отрывая взгляда от сцены. Андрей вздернул бровь. Даже не шифруются. От одной этой мысли ему вдруг стало невыносимо горько. Сидят тут два нежных педика, тискают друг друга. За ручки держатся, пальцы один другому лобызают, давайте еще потрахайтесь! Он закусил губу, глядя перед собой. Почему у них это есть, а у него нет? Чем он хуже? По правую руку от него сидит человек, ради которого он готов свернуть горы. Он бы ради Лёвы пошел на край света, если бы тот только позволил. А вместо этого они играют в какие-то идиотские игры, и Андрей даже не знает, как вести себя. Какое там по ноге погладить, — пхах! — Лев и раньше-то трепыхался как монашка перед гусаром, а теперь? Что вообще между ними происходит? Одна сплошная ебанина, вот что. Он проморгался, вдруг осознав, что так и уставился на блондинистого соседа. И наткнулся прямиком на внимательный взгляд хозяина шаловливой руки. Мужик, холеный, что твой кот, смотрел на него неотрывно и не мигал. А потом, не прерывая зрительного контакта, демонстративно водрузил пятерню блондину на коленку. Пипец, больно надо. Со своим бы дерьмом разобраться. Андрей отвернулся, подавляя желание не менее демонстративно показать ему средний палец. Он отыграл до занавеса. Во всех возможных смыслах и образах. Слушал, хлопал, смотрел. Потом внимал трескотне мелкого и улыбался в ответ на Лёвины непонятные взгляды. Его как будто взяли за горло, да так и держали, не позволяя вдохнуть. Восторг от долгожданной встречи поутих, оставив еще больше вопросов, чем было раньше. В фойе Миша чуть не растянулся звездочкой прямо на мраморном полу — споткнулся, когда стрелой рванул к выходу, вмиг превращаясь из занудного ботаника в обычного ребенка. — Папка! — закричал он, растеряв все свои великосветские манеры, и сиганул в объятья высокому плотному мужчине. — Познакомьтесь, это Андрей, — представил его Лёва, — мой… Практикант. П-проходит у нас стажировку… Случайно встретились, представляете? Не город, а деревня! Лев фальшиво крякнул, улыбаясь друзьям — Мишкиному отцу и матери, темноволосой женщине с ямкой на подбородке. Андрюха застыл как изваяние. Онемело все — и внутри, и снаружи, и даже кончики пальцев едва шевелились. Чего он ожидал? Чего? Он ведь обычный. Без особых знаний, навыков. Планов. Живет одним днем, меняя тело на мягкую постель и вкусный ужин. А Лев читает лекции об античности, водит крестника в театр и может часами ругать джапанистов за плохой вкус. Такие, как он, не рассказывают друзьям про таких, как Андрей. Ему казалось, что часть него отключилась от происходящего. Так и застыла на месте, отрешенная и отрезанная от всего вокруг. А другая, натасканная на регулярных постельных спектаклях, продолжала играть. Улыбалась и пожимала руки. «Дмитрий…» «Малина...» «...все зовут Ягодкой...» «Сто лет знакомы...» «...за одной партой!» Кажется, он даже что-то спросил. Или ответил? Андрей выпал из разговора, слушая галдеж толпы в гардеробной и глядя на хлопающие туда-сюда двери фойе. А когда оцепенение отпустило его, обсуждение спектакля было в самом разгаре. Дмитрий тронул сына за плечо. — Ну, как Чайковский? Понравился? Что Лев, что Миша — одновременно закивали, не хуже китайских болванчиков. — Ну тебе-то, понятно, — он шутливо глянул на Лёву, — как же иначе? — В смысле? — не понял тот. — Ну он же из этих… Из ваших. Отмочи такое Костян, Андрюха бы закатил глаза и играючи дал кулаком в грудину, расхваливая его неординарные мыслительные способности. Ну в самом деле — шутка-то средненькая. А Лев хихикнул с готовностью и энтузиазмом, которым можно только позавидовать. И уставился на своего друга, словно тот на его глазах превратил воду в вино, а слепые вдруг прозрели по мановению его же руки. Андрюха пошарил прихуевшим взглядом по участникам разворачивающейся сцены, но никто его чувств не разделял. Малина слушала Мишкин щебет, не обращая внимания на мужчин. Дмитрий продолжал нести какую-то ахинею, а Лёва глядел на него во все глаза, как, наверное, смотрел малыш Хатико на выныривающего из толпы хозяина. И ловил каждое слово, отслеживал каждый жест и взгляд. Улыбался уголками губ невпопад — не глупым шуткам и заезженным фразам, а как будто самому факту, что они были сказаны именно ему. Камерно, тонко, незаметно. Но Андрей видел. Впервые видел по-настоящему. На прощание он пожал руку Дмитрию и его сыну. Кивнул Малине. И ждал чуть поодаль, пока Лёва переобнимается со всем семейством, глядя на бесконечный поток машин. Серенький вечер выдался на удивление теплым, и его не портила даже легкая, привычная сырость. Все это время ему казалось, что он или они оба — ошиблись. Свернули не туда и проебали свой шанс. А оказалось, что никакого шанса у них и не было. Андрей мог бы потягаться со многим, упорства и настойчивости ему не занимать. Трудности не пугали. Ни чокнутый бывший, ни неудачные романы или даже какие-то травмы из далекого прошлого — его бы не остановили. Получи он Лёву, разобранного на молекулы, собрал бы воедино и таскал за пазухой как великое сокровище. Но с таким? С таким он поделать точно ничего не мог. Да и хотел ли этого сам Лёва? Он прогонял Андрея, звал назад, а потом прогонял снова. Зачем? Ради внимания? От скуки? Чтобы развлечься? Когда они остались одни на широких ступеньках, Лев легонько тронул его за руку холодными пальцами. — Спасибо, — улыбнулся он. — За что? — переспросил Андрей. Подъехало такси, и Лёва не ответил. Он назвал свой адрес, и они оба вышли у его дома. Почему-то теперь, когда Андрей знал, что с самого начала их роман был обречен, ему стало немножко легче. Как будто переменные наконец встали на свои места, и две части уравнения сошлись друг с другом. А еще он знал, что видит Лёву в последний раз. Они молча зашли в подъезд. Андрей не проронил ни слова — зачем портить их последнюю ночь? Не требовал объяснений, не задавал неудобных вопросов, и Лёва, наконец, расслабился. В лифте сам потянулся навстречу, сам обнял, сам запустил руки в волосы, разрушая почти идеальную укладку. Андрей играл с пуговицами на его рубашке и прикусывал тонкие губы, чтобы еще раз услышать тихий вздох. Послушать, попробовать. Потрогать, ощутить, запомнить. Оставить себе на память хоть что-нибудь. Трезвым Лев был совсем не таким напористым. Не пытался вести сам, а позволял Андрею, подстраиваясь. — Андрюша, — позвал он, когда до кровати оставалась какая-то пара шагов, — не уходи. Когда я усну, не уходи, останься. До утра. Со мной. Обещаешь? — Кто сказал, что ты вообще сегодня уснешь? — улыбнулся Андрюха, притягивая Лёву за пояс брюк. Лев рассмеялся, и Андрей поймал его смех губами. В конце концов, если эта ночь — все, что у них осталось, было бы непростительной глупостью тратить ее на какой-то там сон.***
Утро встретило его запахом кофе и надоедливым солнечным лучом, пробивающимся через плотные шторы. Тело наполняла приятная тяжесть, яйца блаженно пустовали. Он перекатился на живот, слушая звон посуды на кухне, и зарылся носом в Лёвину подушку. Он будет скучать по этому запаху. По Лёве. По всему. Тиканье часов и цветочная отдушка на постельном белье, пиликанье микроволновки, звук закипающего чайника — не раздражали, а превратились в знакомый и уютный фон. Запереть бы эти мгновения в дальний угол памяти и возвращаться, когда тоскливо. Боксеры нашлись под кроватью. Второй носок, подчиняясь древнему закону вселенной, пропал бесследно. Андрей натянул брюки и, не застегивая, так и явился на кухню. — Доброе утро. Гудела кофеварка. Лёва, сверкая полосатыми трусами, держал наготове две чашки и улыбнулся в ответ. — Доброе. Утреннее солнце красиво подсвечивало его всклокоченную шевелюру, делая ее почти золотой. На щеке отпечаталась подушка — проснулся недавно. Пресловутая влюбленность пришла как-то уж очень тихо. Далеко не молния и совсем не яркая вспышка, которые разделили бы жизнь на до и после. Ничего не подозревая и однажды оглянувшись, Андрей вдруг не смог отыскать себя прежнего, только и всего. Как? Когда? В какой момент это случилось? Кто ж знает? Он влюбился в Лёву где-то между первой встречей и последней ночью. Андрей захлопнул рот. И понял, что произнес это вслух. Лев протянул ему чашку. — Андрюша, — он слабо покачал головой, поджимая губы, — пожалуйста. О чем он просил? Продолжать? Молчать? — Хорошо, — легко согласился Андрей, делая большой глоток. Что бы ни имел в виду Лёва, решение было принято еще вчера на ступеньках театра. Горло жгло. Наверное, от горячего. — Я ухожу, — просто сказал он. Лев замер, тревожно озираясь. Он понял, конечно, понял. Как-то уж сложилось, что начали они с разговоров, а пришли к этому — когда молчание и отдельные фразы значат больше, чем пространные беседы. — Андрюша… — Лёва переступил с ноги на ногу. — Я ухожу, — твердо повторил Андрей, в несколько глотков осушая чашку и протягивая ее обратно. Горло жгло неимоверно. Лев снова отвернулся, глядя куда-то в сторону. — Д-да, — он поправил очки, глядя на свой нетронутый кофе, — да, ты прав. Это правильное решение. Андрей собрал оставшиеся вещи, заглянул в ванную. Намочил и пригладил волосы. Из зеркала на него смотрел кто-то потрепанный, в мятом костюме и почему-то с блестящими глазами. Самое главное сейчас — не думать. Делать то, что до́лжно, не позволяя себе усомниться. В прихожей на него налетел Лев. Вцепился в рубашку на груди и беззвучно шлепал губами. Вид у него при этом был какой-то шальной, взгляд — ищущий. И Андрей понял, что еще чуть-чуть, и уйти он не сможет. Он останется, и все начнется сначала: они покувыркаются в постели день или два, а потом его опять выставят за дверь. — Не надо, — Андрюха с некоторым усилием отцепил от себя Лёвины руки и отступил от него на пару шагов. Так безопаснее. Проще. — Не надо, пожалуйста. Я ухожу, — он избегал смотреть на Льва и еще раз повторил, больше для самого себя: — ухожу. Два шага до двери и еще несколько до лифта дались сложнее всего. Словно он тащил на плечах булыжник, не хуже того, что обречен поднимать на гору Сизиф. Лёва больше не пытался его остановить, и это к лучшему. Собственная решимость была уязвимой, как фруктовый лед на летнем зное. Кроны деревьев шумели на ветру, а солнце, как будто насмехаясь, светило прямо в глаза. Небо, высокое и чистое, и по-летнему голубое, казалось слишком ярким, слишком красивым для такого утра. Андрей брел к автобусной остановке, безразличный ко всему вокруг. Он сел на лавочку, достал из кармана телефон и, помедлив, сделал то, что так долго откладывал. Отправил в черные списки, заблокировал, ограничил доступ. Удалил фотографии. Все это такая ерунда. Разве нужны эти мелочи, чтобы любить кого-то? Лёвы больше нет рядом, но он все равно никуда не делся. Только закрой глаза, и стоит перед ним, словно живой. Неужели, и правда, Андрей когда-нибудь забудет его? Не сможет вспомнить звук и тембр его голоса. Запах кожи и как звучит его смех. Невозможно. Невообразимо! Лев был неправильным выбором по всем параметрам, но вот парадокс — даже сейчас таким не казался. Андрей среагировал не сразу, когда на остановке остановилась новенькая черная Ауди. — Привет! Он медленно оторвался от экрана и даже мельком глянул по сторонам, проверяя, ему ли адресовано приветствие. Рыжий парень заулыбался, глядя на него в открытое окно. Из салона доносился какой-то стремный речитатив и бухающие по ушам биты. Не Чайковский уж точно. — Давай подвезу, — предложил он. Андрюха прищурился. Вконец, блин, педики осмелели. Саньку рассказать — не поверит. Нет, перед очередным вызовом он, конечно, выглядел как инстаграмный пидорок или юный альфонс, спешащий в гости к своей мамочке, но сейчас? Ветер от души похозяйничал с влажными после умывания волосами, морда не бритая, рубашка вообще ночевала на полу у кровати. На что тут можно польститься? Паренек смерил его нечитаемым взглядом, когда Андрей ничего не ответил. — Ты меня не помнишь, да? Андрюха уставился на него повнимательнее. Пипец, с лицами у него вечная проблема. И настороженно качнул головой. — Мы встречались как-то. Ты приезжал ко мне... — рыжий тряхнул головой, — и я хотел… Ден, может, мы сходим с тобой куда-нибудь? Ну, там, выпьем, то-сё… При звуке рабочего псевдонима все стало на свои места. — Напиши мне, — попросил Андрюха, на ходу переобуваясь в привычное амплуа, — у тебя ведь есть мой профиль. Он многообещающе улыбнулся, сверкнув зубами. Мальчик неловко хохотнул. — Нет, я имел в виду, не... — замялся он. — А просто… Ты, я. Что-то вроде. Лев был единственным клиентом, с которым он не притворялся. Между ними что-то было, потом не было, а потом было опять. Сегодня Андрюха попрощался с ним в последний раз, и одного такого приключения ему хватило сполна. Отказ был написан у него на лице. Даже озвучивать ничего не пришлось — паренек все понял и заметно скис. — Прости, дорогой, — Андрей мягко улыбнулся, чтобы сгладить острые углы. — Это потому, что мы… Слабо пожал плечами в подтверждение незаконченной фразы. В конце концов он всегда предпочитал держать личное и профессиональное как можно дальше друг от друга. Рыжик слабо кивнул, прощаясь, и даже буркнул дежурную фразу. Андрей поглядел вслед отъезжающему авто. Дыра, еще вчера заполненная Лёвой и, пускай призрачной и иррациональной, но надеждой, теперь зияла, пугая бездонной пустотой. А ведь говорят, что дела сердечные — концепция для юных романтиков. Что привязанность, это всего лишь набор химических реакций. Кровь, мозг. Гормоны. Физиология. Тогда почему ж так ноет в груди? Вот прямо там, слева? Да так, что даже не дышится. И не живется. Андрей не знал, что ему теперь делать и как быть. Он даже не знал, как протянет хотя бы сутки. Нет, все-таки на вождение надо записаться. Получить права. И еще, наверное, на какие-то курсы. Актерские. Посмотреть, пощупать, его ли это вообще? И еще куда-нибудь. И еще. И повторять это день за днем, пока не станет легче. Ведь станет же?