Оправдание зла

— Всё же нормально? Я смотрю на Киру выжидающе. И вовсе не чувствую себя виноватым. Две недели мы здоровались и прощались, вкратце рассказывали, как у нас дела, а иногда вместе шагали к метро. На этом всё. Даже на потоковых лекциях мы разделились: я пересел к Диане, а Даша к Кире, хоть он и стал появляться на них через раз. Мы всё ещё близки, поскольку сидим на первом ряду и только проход разделяет нас. Или не он один. Мы не ссорились. Просто не говорили об этом. Но сегодня, на всякий случай, я решил уладить все дела, прояснить ситуацию. По большей части из-за Даши. Мы стоим во внутреннем дворе. Мои друзья дымят и смотрят на меня. Взгляд Киры, как обычно, ленивый, отстранённый, будто он сам сейчас не здесь. Дашин — колючий и цепкий. — Да, забей, — отвечает Кира. Зыбко, очень зыбко. Сразу и не поймёшь, что это значит: что всё действительно нормально или он просто хочет, чтобы я отвязался и не выяснял отношения. — Рад, что ты всё понимаешь. Спасибо, — я особенно выделяю последнее слово, глядя на Дашу, чтобы указать, чего ей не хватает. Следует быть терпимей. Мой взгляд падает на книгу, которую Кира держит в руках. Там латинская надпись. Вот это да. То, что у него в руках книга — уже событие. А тут ещё и какая-то любопытная. — Что это у тебя? — я читаю надпись. — «Homo ludens». Человек играющий? [1] — Ага, — Кира сжимает обложку. — Взял в библиотеке. Видали, какая она эстетичная, кстати? — И ты прямо читаешь её? — не могу удержаться от этого вопроса. — Я не шутил, когда говорил, что изучаю игры, — он говорит ровно, но я ощущаю, что ему неприятна моя ремарка. — Что ж, славно, что ты нашёл своё поле научных интересов, — я говорю это искренне. — Да, скоро дорастёшь до уровня Александра, — язвит Даша. — Преподша по латыни статью его продвигает. — Мм, слышал в курилке, что преподы тут это любят. Ну, заставлять печататься. Типа план по публикациям выполнять надо, — в голосе Киры ни зависти, ни насмешки — спокойная и вполне дружелюбная констатация. Он не держит зла подолгу, он намного отходчивей Даши. Просто сообщает информацию, пусть и не особо приятную. — Э, наверно, так везде, — соглашаюсь я. — А теперь мне, пожалуй, пора — мы договорились пообедать с Дианой. — Конечно… — шипит мне вслед Даша. В последнее время её невыдержанность и пустые упрёки на ровном месте выбивают меня из колеи. Но всё же друзья важны, я не должен совсем забывать про них. Именно они скрасили моё пребывание в новом классе. Благодаря им я проводил сносные, наполненные хоть какими-то событиями летние каникулы. Да, я за многое благодарен им. И главное за то, что они позволяют мне быть собой в их присутствии: молчать, если я хочу молчать, восторгаться гекзаметром, если я хочу им восторгаться, слушать заунывное инди, если таково моё настроение, и так далее. За это я терплю их причуды. То и странно, что теперь Даша будто бы забыла о взаимоуважении и не позволяет мне быть тем, кем я хочу. А я, судя по всему, хочу быть парнем Дианы. Мы с Дианой не говорили об этом. Пока. Не обсуждали. Не произнесли этих слов, наподобие «давай встречаться» или «мы теперь пара». Но ведь чужие люди не обедают вместе каждый день и не провожают друг друга домой? Не болтают о сущих пустяках… Гм, ну, может, и болтают. Мы условились встретиться на выходе из университета и пойти в кофейню на соседней улице. Кофе, разумеется, буду пить только я — Диана предпочитает матчу. Она разбирается в здоровом питании и прочих подобных штуках. Иногда она говорит о блюдах, которые моя мама никогда не готовила. Но меня это не пугает, наоборот, интересно. Я буду есть кексы, а она — цельнозерновую лепешку с овощами. За две недели я изучил её привычки. Она довольно последовательна. Иногда мне кажется, что не только день, но и вся её жизнь расписана по часам. Мне точно известно, например, что подъём у неё ровно в 6:00, чтобы успеть на пробежку и принять контрастный душ, а после собраться на пары. Она любит, чтобы в наряде всё сочеталось, а причёска была волосок к волоску. Два дня в неделю по вечерам она ходит в спортзал на эти свои загадочные девчачьи занятия. И с одинаковой периодичностью посещает салон, чтобы что-то сделать с ногтями. В это я не вдавался. Ну а остальное время — учёба, подготовка к конкурсу красоты и так далее. В общем, олимпийское расписание. Теперь я вижу, как трудно быть девушкой. Особенно такой идеальной как Диана. Понимаю, что это плохо, но я невольно сравниваю её с Дашей. Она ничем таким не занимается. По-моему, когда она не шляется с нами, она либо спит, либо читает. Впрочем, я мало чем отличаюсь от неё, разве что иногда хожу в церковь по воскресеньям. Да и Кира тоже. Только он не читает, а играет. В начале нашего знакомства, когда он приходил ко мне в гости, чтобы, как он это называл, «вместе позаниматься», он не мог поверить глазам, не обнаружив у меня ни одной игры. Все последующие разы, посещая меня, он предусмотрительно брал с собой Нинтендо. А на день рождения и вовсе подарил мне приставку, чтобы иметь возможность играть, пока я корплю над подготовкой к экзаменам. Так что, да — Кира, в основном, играет. И ест, пока играет. И заказывает всякую ерунду из интернет-магазинов, пока ест. И тискает собак, но это отдельный пункт. Словом, наша жизнь, по сравнению с Дианиной, какая-то вялая и бесполезная. Может, поэтому я так стремлюсь быть ближе к ней? Сопричаститься, так сказать. Как бы крамольно это ни звучало. Раз она выбрала меня, я должен соответствовать? Должен ли я? Почему она выбрала меня?.. — Привет, Санечка, — Диана целует меня в щёку при встрече. Она как-то услышала, что так меня зовёт Кира. Но он делает это в шутку, а она всерьёз. Но ладно — пусть называет, как хочет. — Здравствуй, — говорю я, приобнимая её. Почему-то я избегаю называть её по имени. Каждый раз, когда произношу «Диана» — это будто сакральный акт. Знающий истинное имя имеет власть и всё прочее. По пути она рассказывает о том, как долго корпела над презентацией и каким-то проектом. Показывает новый маникюр. Я киваю. Она любит рассказывать о себе, а я люблю это слушать. Она такая деятельная, а мне даже рассказать не о чем. Как-то раз я пытался блеснуть своими познаниями в теме пунических войн, но Диана сказала, что ей больше нравится современная Италия, чем эпоха Римской Империи. Она бы хотела изучать итальянский наравне с испанским и надеется, что такая возможность представится. Диана однажды сказала, что не любит жить прошлым, но прошлое — почти всё, что у меня есть. Я почувствовал себя немного инвалидом или бедняком. Мне начало казаться после её слов, что я упускаю нечто в настоящем. Раньше у меня не возникало такого ощущения. Я полагал, что мне достаточно тех явлений настоящего, которые случались у нас с Дашей и Кирой. Светлячки в саду Волохонских. Закат над Яузой. Наши две последние парты, залитые утренним солнцем. Смех ребят. Мотаро, слюнявящий мне ногу. Последний кусок пиццы, разделенный на троих. «Привет, ромашки». Но Диана всегда живёт в настоящем, а не только иногда. Надо научиться за ней поспевать. — Слушай, я хотел кое-что обсудить, — говорю я, сидя с ней за столиком в кофейне. Это мои первые слова за всё то время, пока мы здесь. Свет отражается в панорамных окнах, пахнет карамелью. Людей мало — в основном, такие же как и мы студенты. — Давай, — тишина после того, как она произносит это слово, режет мне по ушам, несмотря на то, что из маленьких колонок под потолком играет приятная музыка. — Только, прошу тебя, прекрати это делать. Отвратительно выглядит. «Делать что?» — хочу спросить я, но тут же догадываюсь, о чём она. Пока я слушал рассказ Дианы о недавних событиях её жизни, я думал о своём: о том, что нам надо поговорить о важном. Поэтому волновался и выковырял из кекса почти весь изюм. Он раскидан по столику вокруг моей чашки. Зрелище действительно не из приятных. Должно быть, я начал делать это машинально. Сима был тем ещё сладкоежкой, но не терпел изюм, называл его «мумиями винограда» и всегда просил меня извлечь его. Из кулича, например. Чаще мама старалась не покупать еду, в которой он содержится. — О, прости, — я быстрыми движениями сметаю изюминки в салфетку. — Переволновался. — О чём ты волнуешься? — она накрывает мою ладонь своей. Маленькая ухоженная ручка, почти детская, если бы не острые сиреневые ноготки. Такая тёплая и успокаивающая. Как и её голос. — Дело вот в чём… — подбираю слова. — Мои друзья, Кира и Даша, ты их знаешь, — она благожелательно кивает. — Они немного… — Господи, как это сложно. Злы? Уязвлены? Расстроены? Да что с ними?! — Они слегка обеспокоены тем, что мы проводим вместе не так много времени, как раньше, — наконец, собираясь с духом, произношу я. — Так бывает всегда, когда у друга появляется пара, — говорит Диана. «Пара» — она сказала это вслух. — Разве не то же самое происходит, когда Кирилл заводит очередную девушку? — Что ты, совсем нет, — я готов засмеяться. Девушка у Киры, да ещё и очередная — вот умора. — Он не встречается с девушками. — Он гей? — она приподнимает бровь. — Эм, вроде, нет… — теряюсь я. Мы никогда о таком не говорили. Но если бы это было так, я бы знал. Точно знал бы. Правда же, да? Он бы сказал мне… Наверно. Я чувствую, как мне становится жарко. А вдруг он не сказал, потому что испугался, что я отвернусь от него из-за этого? В Ветхом Завете содомия квалифицируется как тяжкий грех, который я должен порицать. Но Киру я бы не осудил за такой пустяк. Мне кажется, что я бы оставался на его стороне, даже убей он человека. — Вроде? — Диану не удовлетворяет мой ответ. — Нет, точно, нет, — у меня выступает пот. Но тогда почему в список его бесконечных подписок на профили с животными затесались не аккаунты симпатичных актрис и моделей, а всяких фигуристов с гитаристами?.. — Это из-за других соображений, — в душе не ведаю каких. Мне просто всегда нравилось, что Кира не стремится к отношениям, а вернее сказать — бежит от них со всех ног. Это давало некие гарантии того, что его не отнимут, что он будет с нами, пока сам не захочет уйти. — Мм, понятно, — Диана делает такое лицо, будто действительно постигла нечто, неподвластное моему пониманию. — Наверняка, банальная история: какая-то девчонка ещё в школе разбила ему сердце и теперь он не хочет подпускать к себе женщин, предпочитая оставаться загадочной одиночкой. Звучит как сюжет любовного романа, на мой вкус. Но не лишено смысла. Я о таком не подумал. Но кто знает, как всё на самом деле. Выспрашивать у Киры неприлично. Это пересечение личных границ. А я против этого. Если бы хотел, то рассказал бы сам. Да, пусть всё остаётся как есть, на своих местах. Я уже привык. — Признаться, я и сама хотела предложить нечто в этом роде, — тут же добавляет Диана. — Я имею в виду, придумать, как мне общаться с Кириллом и Дашей больше. Ведь я не собственница и не буду вынуждать тебя портить отношения с ними. Тем более, раз они твои друзья, то, определённо, замечательные люди. О, у меня идея! Может, пригласишь их на мои конкурсные репетиции? — Отличная идея, — лепечу я, но она отнюдь мне таковой не кажется. — А ещё мы можем нарядиться на Хэллоуин в одном стиле, — продолжает она. — На Хэллоуин? — переспрашиваю, потому что не до конца понял. В моей картине мира этот праздник отсутствует. — Разве я не говорила тебе? Студсовет уговорил администрацию универа разрешить всем прийти на пары тридцать первого в костюмах. Чтобы поддержать карнавальный дух, — она усмехается. — У нас не особо прогрессивное учебное заведение, сам знаешь. Но надо хоть иногда, хоть в чём-то идти в ногу со временем. И отвечать запросам студентов, — она передразнивает ректора с его пафосной речью. — Тем более в этот день четвертьфинал конкурса. — Круто, — говорю я, хотя по мне это не особо круто. У нас в лицее таким не занимались. Даша с Кирой также не проявляли энтузиазма по этому поводу, а моего духовника и вовсе не обрадовала бы мысль нарядиться какой-нибудь нечистью. Впрочем, я часто слышу от других, что у нас в стране не хватает осенних праздников. На мой взгляд их предостаточно: Рождество Богородицы, Усекновение главы Иоанна Предтечи, Крестовоздвижение, Покров… Конечно, они все церковные и мало кто их празднует, но всё же. — Нужно продумать образ… — мечтательно протягивает Диана. Её предложения весьма оригинальны. Только одно в них плохо. Даша и Кира их категорически отвергнут. Ухищрениями и недомолвками из разряда «пойдёмте, я вам я кое-что покажу», через неделю мне всё же удаётся вывести друзей на сложный разговор. Мы сидим в библиотеке первого корпуса — царстве тёмного древа и пожелтелой бумаги, где пылинки танцуют в лучах золотистого оконного света, и все пребывают в благоговейном безмолвии. — И что мы здесь делаем? — шепотом спрашивает Даша, несмотря на то, что мы выбрали самый дальний от библиотекарши стол, скрытый за бесчисленными стеллажами. — Проводим вместе время, — говорю я. — Вы же хотели этого. В смысле, и я хотел. Вот мы вместе. Мне нужно найти одно место у Лосева для реферата, — я постукиваю по книге «Очерки античного символизма и мифологии», которую взял для этих целей. — После пар. В универе, — чеканит Кира. — Что-то ненормальное. Если мы хотим провести время вместе — предлагаю пойти ко мне. Инфу можно найти в инете, а заодно заказать роллы… Или нет, сначала лучше зайти в тот паб, где подают чичаррон. Давно о них вспоминаю… — он облизывается. — Фу, только не они, эта свинина такая жирная. — Нет же, ребят, — перебиваю я. — Суть в том, чтобы нас ничего не отвлекало от серьёзного разговора. Назрела необходимость, — сам понимаю, как неубедительно это звучит для них. — Мы с Дианой обсудили сложившуюся ситуацию, и она сказала, что мы можем проводить время все вместе. Они смотрят на меня молча, но я читаю немой вопрос на их лицах «и что с того?». — Ну правда, что нам мешает? — я настроен идти до конца. — Она приглашает посещать её репетиции. — Хм, может быть то, что нам неинтересно проводить с ней время? — Даша, как всегда, прямолинейна. — Но вы же её совсем не знаете… — пытаюсь возразить я. — А ты знаешь, Саша? Ты её знаешь? — из уст Даши этот вопрос звучит как-то угрожающе. С каждым днём я должен узнавать Диану всё лучше и лучше, но иногда мне кажется, что всю основную информацию о ней я усвоил за неделю, а теперь просто перевариваю полученные сведения. Будто она не подпускает меня ближе, держит на некотором расстоянии. Но это и понятно: мы с ней не то чтобы на короткой ноге. Даже не целовались ни разу. Поэтому, что касается её внутренней сокровенной сути — она для меня полнейшая загадка. Я уверен, что Диана глубока как мировой океан, а я просто ещё не готов нырнуть. — Хороший повод узнать, в конце концов! — я стою на своём. Замечаю, что Кира не участвует в нашем разговоре, а глазеет по сторонам, будто оценивая обстановку. — Эй, Кир, что скажешь? — А? — он отвлекается. — Скажу, что не сдалась мне ваша Диана. Лично у меня к ней нет претензий, староста она норм: списывать даёт и ручки одалживает, когда я забываю, — у Киры бездонный рюкзак, в котором, тем не менее, редко находится что-либо для учёбы. — К тому же, это она мне про призрака рассказала. Спасибо ей большое, но тусить с ней в свободное время — увольте. — Вы невыносимы, — заключаю я. — Не, ну серьёзно. Вы мои друзья, потому что я вас выбрал, так? — он хочет убедить нас в логичности своих рассуждений. — Друзья тем и хороши, что ты можешь найти подходящих именно тебе, в отличие от той же семьи, да? А эту Диану я не выбирал. Она мне не подходит. — Плюсую, — соглашается Даша. — Кстати, вы заметили, как здесь живописно? Ну чисто Оксфорд на минималках. Даже вон чей-то бюст есть… — Кира достаёт смартфон. — Это Вольтер, — уточняет Даша. — Ага, сфоткаешь меня? — он протягивает ей телефон. — Отлично получится на фоне вот этой полки — стопки книг так эффектно лежат. Сань, дай своего Лосева. И очки, — я отдаю Кире всё, что он требует. Он состраивает глубокомысленное выражение лица, очки ему очень идут, намного больше, чем мне. Да что уж — ему всё идёт. — Даш, и Вольтера, чтоб тоже видно было, ок? — Да понятно уж, не шевелись, — ворчит она, подбирая ракурс. — Ладно, по правде сказать, я знал, что это затея провалится, — я тру переносицу. — Не хотите ходить на её репетиции — пожалуйста. Но хотя бы на предстоящем Хэллоуине побудьте лапочками. Вместе с нами. — Наша староста и так уже достала с этим маскарадом, — Даша приседает, ловя очередной кадр. Сегодня на ней почти прозрачные чёрные колготки и вельветовая юбка. Я ловлю себя на том, что смотрю на её коленки. Они такие… Привлекают внимание так же как Дианины. — Она всю группу заставляет вырезать украшения для стен. Я и сюда пришла только для того, чтобы скрыться от неё. — Так вот, если мы не подберём костюмы в одной тематике, она обидится, — вклиниваюсь я. — И не на вас, а на меня. — Костюмы? Я слышу это от тебя или мой слух обманывает меня под действием чьих-то чар? — паясничает Кира. — Вполне известно, чьих чар, — хмыкает Даша. — Я тоже не в восторге от этого, — признаюсь я. — Но вам трудно, что ли? Все будут в костюмах. Придёте без них — наоборот будете как белые вороны. — Костюмы — это прикольно! Я за! — оживляется Кира, забирая свой телефон обратно. — Я даже знаю, кем я буду… — Дай угадаю: вампиром? — Даша проницательна. — В точку, Дашуль, — Кира прищёлкивает пальцами и довольно улыбается. — Но суть в том, чтобы мы оделись в одной тематике. — А в кого она хочет нарядиться? — спрашивает Кира. — Как раз в местного призрака. Ну той дамы, похороненной под клёнами, — идея интересная и, в каком-то смысле, патриотичная по отношению к академии. Но оденься она в Артемиду, я бы только порадовался. — Её называют «Дворянка», — с видом эксперта по паранормальному разъясняет Кира. — Из-за места захоронения и её сословия. — Кем тогда будешь ты? — уточняет Даша, обращаясь ко мне. — Её мужем, промышленником, выстроившим два первых корпуса. Оказывается, его тоже расстреляли, но не здесь, слава Богу. — И кого бы изображали мы с Кирой? — снова резонный вопрос от Даши. — Эм… Ну, ты — одну из моих любовниц, а Кира — чекиста, расстрелявшего Дворянку, — звучит заведомо проигрышно. — Кожанка, галифе и фуражка? Неплохо, — Кира присвистывает. У него выходит отлично, звонко и мелодично, в отличие от меня. Я способен выдувать лишь всхлипы и слюни. — А мне надеть чулки с подвязками и корсет? — Я бы на это посмотрел! — Кира кажется воодушевлённым, пока Даша не хлопает ему по голове библиотечным томом Лосева. — Ай! Я всего лишь имею в виду, что забавная семейка вышла бы. Но лучше я всё-таки буду вампиром. Никто и не сомневался. Дни до тридцать первого октября прошли в попытках объяснить Диане, почему мои друзья отвергли её благосклонное предложение. Очевидно, что её расстроила их строптивость, что она, как корректный и воспитанный человек, постаралась не показывать это. Лишь поджала губы и произнесла «это их выбор». Я ходил на её репетиции один. Там темно — только сцена освещена тусклыми белёсыми софитами. Пахнет клеем для декораций и пыльным занавесом. В зрительном зале, кроме меня, человек пять, видимо — самые ярые фанаты конкурсанток. Довольно тихо, но иногда за кулисами раздаются звуки: музыкальные фрагменты, визжащие микрофоны, грохот, топот. Диана стала будто бы холодней, но пока я соглашался изображать из себя мужа Дворянки, всё ещё было в порядке. Когда же она предложила порепетировать образ, я загуглил внешний вид этого промышленника и постарался изучить его биографию. С картинок на меня смотрел чрезвычайно упитанный мужчина с закрученными усами. Он был членом партии кадетов, имел степень рыцаря кадоша в масонской ложе и шестнадцать детей от шести разных женщин, включая его жену. Мне расхотелось наряжаться в такого человека. В конце концов, это противоречит моим религиозным убеждениям. Возможно, наши предки во время колядок и рядились в не менее устрашающие маски и личины, но времена изменились. Я был не готов к такому, о чём и сообщил Диане. Признаться, я опасался, что она сочтёт меня слишком консервативным или, и того хуже, фанатиком, но она приняла это с достоинством. Сказала «если это важно для тебя, я не буду настаивать». Но больше мы вместе не обедали. А своего намерения блистать в роли Дворянки она не оставила. Эх, почему хотя бы не Персефона, раз её так тянет к загробному?.. Кира также воплотил свой замысел в жизнь. Он заранее заказал себе винтажную рубашку с рюшами на вороте и широких рукавах. Его мама несколько дней нашивала на неё рубиновые кристаллики, призванные символизировать капли крови. Она чертыхалась, исколола пальцы, украсив наряд, кажется, ещё и настоящей кровью, но дело завершила. Образ Киры выглядел ленивым косплеем на Лестата из «Интервью с вампиром». Кожа у него сама по себе достаточно бледная, глаза он заметно подвёл одолженным у Даши чёрным карандашом, в магазине товаров для праздника приобрёл искусственные клыки, мазки алой помады изображали не вытертую с губ кровь. Стоит признать, что, затратив минимум усилий, он выглядел неотразимо. Ну, то есть, если вам нравятся красивые вампиры, конечно. Я не очень-то хотел участвовать во всеобщем безумии, а в виду того, что с Дианой у нас уже случилась размолвка, не стал заморачиваться, поэтому всего лишь нарисовал на лбу шрам в виде молнии, нацепил полосатый шарф и круглые очки. Не являясь фанатом Гарри Поттера лично, я надеялся откупиться этой отсылкой на всеми любимого персонажа. А ещё в знак протеста. Потому что староста Юля, видя нас с ребятами в коридорах, постоянно называла нас «поттеровской троицей». Не знаю, где она нашла сходство: я не сирота, Даша не отличница, а Рон Уизли — явно не Кира. Меня это конкретно подзадолбало и, вырядившись так, я предоставил друзьям право выражать себя без ограничений. Вот и вышло, что мы существа из разных реальностей. Даша оделась как обычно, только вместо кофты — зелёный пиджак, а на лице круглые очки без диоптрий. На вопрос старосты «кто она?», она вполне исчерпывающего ответила — Дарья. И Юля, обёрнутая простынёй Мельпомена, ушла, так и не поняв, что «Дарья» — это главная героиня одноимённого мультсериала. Единственного, который Даша посмотрела полностью, «просто потому что Алина как-то заставила её и нет такой книжки». В итоге, встретившись перед парами, мы оценили внешний вид друг друга и сошлись во мнении, что совершенно не сочетаемся между собой. Почему-то нам стало весело от этого. И как-то легко, будто мы вернулись в школьные времена. Мы бегали по коридорам среди многочисленных ведьмочек, Харли Квинн и Дейенерис, пиратов и зомби, ощущая себя скорее на сельском комик-коне, чем в университете. Даша успела перекинуться парой слов с маленькой пухленькой девушкой в розовом парике с пышными хвостиками. Её костюм напоминал японскую школьную форму, что сразу же оценил Кира. «Ты же Чиби Мун! Крутяк!» — восхитился он. Я изредка вспоминаю о Диане и том, что, должно быть, подвёл её. Червь сомнения подтачивает моё настроение. Почему мне хорошо, когда я знаю, что она на меня обижена?.. Учёба в этот день, конечно, не ладится. После прошедших кое-как пар всех сгоняют в актовый зал на четвертьфинал конкурса «мисс студенчество». Коридор четвёртого корпуса, как и задумывалось, украсили тем, что смастерили нещадно эксплуатируемые студенты. Черепа из белых листов А4 вырезали довольно криво, а летучие мыши из чёрного картона напоминали обрывки обоев, уцелевшие на стенах после пожара. Актовый зал заполняет пёстрая публика. Дышать нечем, акустика бьёт по ушам, как на плохом концерте. Но даже в этом хаосе Диана бросается в глаза. Она совсем не похожа на себя. Сегодня оценивают не только выступления конкурсанток по поводу их планов на будущее, предполагаемых рабочих проектов и реализации в своей сфере, но и костюмы. Суперженщины, повествующие о выставках и синхронном переводе — это забавно. Тёмные волосы Дианы собраны в высокую пышную причёску. Длинное чёрное платье по моде начала прошлого века украшено кружевом и узорами из бисера. Оно обтягивает все соблазнительные изгибы, но это не выглядит пошло или вульгарно. Она напоминает гибсоновских девушек с иллюстраций, только с кровавыми следами от шести пуль на корсаже и мертвенно-бледным лицом трупа. Диана прекрасна и ужасна одновременно. Эрос и Танатос во плоти. По-моему, даже Даша смотрит с завистью, а я жалею, что мы заняли места около выхода. В этот момент я хотел бы находиться поближе к беглянке из подземного царства. Как Орфей желал бы сойти в ад. Кира в своём репертуаре: вместо того, чтобы следить за происходящим на сцене и болеть за нашу кандидатку, он колдует над смартфоном. — Что ты там постоянно делаешь? — кричу я ему на ухо. — Выложил сегодняшнюю фотку в гриме и костюме, — он силится перекричать конкурсный шум. — Даша — мастер, все подписчики в восторге. Никогда ещё столько лайков не было. И новенькие фолловеры валом повалили. Это совсем не удивительно. Пока мы втроём шли от аудитории до зала, Киру умоляли укусить их рыжая Мэри Джейн, платиновая Цири и темноволосая Элизабет. Он шутит, что сегодня собрал комбо, а Даша называет эту компанию «Меладзе и Виа Гра». — Ну ещё бы, — поддерживаю я. — Ты же такой красавчик. Произнося это, я вспоминаю о нашем разговоре с Дианой, когда она спрашивала, почему Кира не встречается с девушками. Действительно, почему? Он только смеётся над ними, а мог бы по щелчку пальцев заполучить самую симпатичную. Они ведь вешаются на него сами — даже делать ничего не приходится. При желании, он мог бы завоевать и саму Диану. Странно, что она не позарилась на него, а выбрала меня. Ведь я на его фоне выгляжу, мягко говоря, скучно. Я смотрю на Киру. Он что-то орёт на ухо Даше. Она хохочет и поправляет очки. Почему он такой безразличный ко всем остальным, кроме нас двоих? Почему он выбрал нас? Мероприятие длится уже больше часа, Кира начинает откровенно скучать. Он досконально изучил потолок и Дашины коленки. Как, в сущности, и я, потому что она сидит между нами, а когда не выступает Диана, на сцене не происходит ничего интересного. — Пойду прогуляюсь, — наконец, изрекает он. — Тебя, Сань, даже не спрашиваю. Даш, ты идёшь? — Нет, посижу, — отзывается она. — Давай недолго. — Окей. Он уходит, а мы продолжаем без интереса следить за ряжеными девушками, борющимися за выход в полуфинал. Для них это важно и значительно, волнительно и серьёзно, а нам всё равно. Мы знаем наверняка, что Диана пройдёт. В этом ни у кого нет сомнений, в том числе и у Даши. В основном зрители остаются на своих местах, но изредка кто-нибудь пробирается к выходу. Я фиксирую движение краем глаза, но особого значения не придаю — всё равно в темноте не разглядеть, кто именно ретируется. Ожидая с минуты на минуту возвращения Киры, мы не замечаем, как соревнование подходит к концу. А он всё не возвращается. Не мог же уйти?.. Мы так не договаривались. Да и где Кира может так долго шататься, когда остальные корпусы пустые — все здесь. Я предлагаю позвонить ему, но Даша показывает, что он оставил свой телефон у неё в руках. Загадочно. — Пойдём поищем его, — предлагает Даша. — Что-то я волнуюсь. Мы незаметно выскальзываем из зала. В коридорах тихо, и лампы горят через одну. На улице уже стемнело, небо окрасилось в цвет октябрьских чернил. Голые ветки деревьев кое-где бросают тени на паркет. Из приоткрытых дверей аудиторий сочится тьма. — Я спущусь к гардеробной и выйду во внутренний двор, — Даша передёргивает плечами. — А ты иди к уборным. Я киваю, и мы разделяемся. Чем дальше от шума актового зала, тем тише и таинственней. На некоторых этажах в очередной раз начистую отрубился свет. Никогда бы не подумал, что университет, находящийся почти в центре города, бывает таким мрачным и безлюдным. В такие моменты, хочешь не хочешь, а тянет поверить в местные байки о призраке Дворянки. Если её правда расстреляли прямо здесь и закопали во дворе — то сейчас самое время ей бродить по коридорам, в поисках своих безжалостных убийц. Я спускаюсь по ступеням, мои шаги отдаются гулким эхом. Пытаюсь убедить себя, что не верю в привидения. Это мракобесие. Души после смерти отправляются прямиком к Богу. Всё у Дворянки на том свете хорошо. Лучше подумать о Кире — он жив, и ему как раз может быть плохо… На нашем подоконнике пусто. Подхожу к двойным дверям, ведущим в ту часть коридора, где располагается мужской туалет. Они открываются слишком неожиданно, едва ли не ударяя меня по лбу. Виновник этого — Орлов. Он прижимает ко рту платок, смотрит на меня, будто не сразу узнаёт, и хмурится, будто это я налетел на него и чуть не сшиб с ног. Что он тут делает, почему не на концерте? Я ведь видел его в зале, в первых рядах. — Здравствуйте, Сергей Геннадьевич, — говорю я. — Здравствуйте, — бубнит он и не называет меня по имени, хотя отлично его знает. Он проходит мимо и скрывается на лестнице. Я хочу окликнуть его и спросить, не видел ли он Киру, потому что он бы точно заметил. Нельзя не заметить студента, к которому цепляешься на каждом занятии. Но почему-то я не размыкаю губ, а вместо этого толкаю дверь и осматриваюсь. В коридоре темно и мне приходится напрячь зрение, чтобы разглядеть в его конце, у окна, чью-то фигуру. Я начинаю приближаться и вскоре понимаю, что это Кира. Облегчённо выдыхаю. — Слава Богу, Кира! А то мы тебя потеряли. Кира стоит лицом к окну, не отзываясь, не оборачиваясь. Крест аптеки на противоположной стороне улицы окрашивает его своим неоновым светом то в красный, то в зелёный. Я подхожу совсем близко и могу разглядеть, что его чёрная подводка потекла, оставив на лице длинные дорожки, а красная помада размазана так, будто его лицо — место преступления. Со стороны может показаться, что макияж так и задуман, но я-то понимаю — что-то не так. Он плачет. — Кира, ты чего? — я хватаю его за плечи и разворачиваю к себе. — Что случилось? — Я… Он… — Кира с трудом произносит короткие слова. — Что, Орлов опять к тебе приставал? — я произношу это слово в будничном значении, имея в виду его постоянные придирки. Кира опускает голову. Я отпускаю его и отхожу на шаг назад, думая о другом значении слова «приставать». Мне становится не по себе. Я с небывалой для себя скоростью скидываю Даше в мессенджере наши координаты. Неловко убираю телефон в карман, а в противоположном нащупываю упаковку леденцов. Сладость бы Кире сейчас не помешала, потому что непрошеная гадость уже в наличии. Но я не решаюсь предложить — это выглядело бы неуместно, почти оскорбительно. Кира отвёрнут от меня, и я слышу его всхлипы. Требуются какие-то слова, но у меня их нет. Они все разом вылетели. Мы с ребятами за всё время нашего знакомства ни разу не сталкивались с трудностями, даже банально не ссорились. Подначивали друг друга — да. Перекидывались остротами — разумеется, постоянно. Смеялись до боли в животе и щеках — ещё как. Передразнивали учителей — обязательно. Разделяли меж собой праведное негодование, если кого-то из нас незаслуженно обидели, а как же. Мы съели несколько килограммов сахара, вместо пуда соли. Поэтому сейчас я не знаю, что делать. Расспрашивать Киру подробно, что с ним случилось? Насколько подробно? А если он не захочет рассказывать? Настаивать или нет? Успокаивать или ему это будет неприятно? Я не имею представления, как себя вести. Стою, опустив руки, в панике ожидая Дашу. Тени сгущаются, и воздух становится тяжелей от минуты к минуте. Плечи Киры подрагивают. Я думал, что парни не плачут. Нам, вроде как, запретили. Последний раз я плакал, когда умер мой брат. Я бы мог рассказать об этом Кире, не уверен, что стоит. Мне хочется обнять его, но это будет неуместно. Мне жутко и грустно от одной мысли, что он, мой лучший друг, так страдает. Мне хочется потрепать его по плечу и пообещать, что всё будет хорошо, но нет никаких гарантий. Распахивается дверь, и в освещённом проёме я вижу размытый силуэт Даши. Мне кажется, что моё сердце начинает биться заново. Я шумно втягиваю воздух. Она с порога кричит нам «что у вас случилось?», но мы не отвечаем. Подходя ближе, она замечает понурый вид Киры, а когда он оборачивается к ней, бледнеет. Но лишь на секунду. — Пошли, — она берёт его за руку и твёрдой походкой направляется обратно к выходу. Её размашистые шаги, по инерции плетущийся за ней Кира. Я следую за ними на небольшом расстоянии. Даша выглядит очень уверенной, будто точно знает, что нужно делать в таких случаях. Каких? Саша, в каких случаях? Ничего не смыслю в подобных случаях, потому что они со мной, со всеми нами, не случались. Ведь правда?.. Она приводит нас в противоположный угол этажа — туда, где находится женский туалет. Ударяя по выключателям, Даша заставляет гореть все лампы. Они слепят. Она открывает кран, и шум воды вносит нечто живое в эту глухую тишину. — Саша, включи «Ромашки», — командует Даша таким тоном, будто я голосовой помощник Алиса. Пока я послушно достаю смартфон, ловлю вай-фай и, наконец-то, начинает играть нужная песня, Даша активно действует. Во-первых, собирает Кире волосы своей резинкой. Во-вторых, извлекает из сумочки целую коллекцию влажных салфеток: антибактериальные — для рук, освежающие — для лица и специальные — для снятия макияжа. Разномастность их обнадёживает, заставляя на миг представить, что этот производитель выпускает также товары от бед и горестей, которые обеззараживают сердечные раны и очищают запятнанную репутацию. Даша аккуратно проводит салфетками по лицу Киры, стирая следы злодеяния, потом умывает его водой из-под крана и промокает уже сухими бумажными платочками. Как нянечка в детском саду. Она не выглядит обескураженной, напротив, подозрительно собранной. Все действия она совершает выверено и методично. Где она успела научиться такому? Кира выглядит уже намного лучше, чище. И плакать перестал. Но всё же вид у него потерянный. Я силюсь ему улыбнуться, но он не смотрит на нас. Он смотрит в пол. — Вызывай такси, — приказывает мне Даша и так же за руку выводит Киру в коридор. — Нужно отвезти его. Я бы мог возразить и предложить ехать на метро, но не посмел ей перечить. Заказываю в приложении машину и указываю в пункте назначения адрес Киры. Мы спускаемся по лестнице, как в замедленной съёмке. Конкурсный день завершился, и народ потихоньку стекается к раздевалке. Мы забираем свою одежду, не обращая на них внимания, и выходим на воздух. Осенний холод в некоторой мере возвращает чувство реальности. Мы стоим напротив главного входа и ждём. Не говорим, не обсуждаем, Даша не отпускает руку Киры. Видя выходящих из корпуса девушек, я на миг вспоминаю о Диане. Ах, да, я ведь должен был найти её и помириться, поздравить с триумфом и всё такое. Займусь этим завтра. Приезжает наша машина, и мы втроём втискиваемся на заднее сиденье. Уже окончательно стемнело. За окнами проносятся красные, жёлтые и зелёные огни. Кира сидит между нами, уткнувшись в моё плечо, Даша гладит его по голове. Шипящее радио тихонько поёт: Как хотелось остаться в небе нам, Хотелось остаться в небе с тобой, Хотелось остаться в небе, Как хотелось остаться... [2] Мы едем довольно долго. Стёкла запотевают от нашего дыхания, мы чувствуем тепло тел друг друга. Ритм сердцебиения выравнивается, будто мы делаем специальные упражнения. Каждый вдох в унисон. Выдох, раз-два. Так спокойно и хорошо. Во мне разливается умиротворение, как в те дни, когда мы валялись в траве, не боясь клещей, и жевали травинки. Как было славно, и слова тоже были совсем необязательны. Кирин дом окружает новый микрорайон с высотками, парковками, похожими на коробки детскими садами и школами, вереницей сетевых супермаркетов и прочими прелестями рациональной, но такой скучной современной урбанистики. Поэтому для прогулок после уроков мы всегда выбирали исключительно исторический центр. Больше всего нам нравились Замоскворечье и Арбат. Порой нам казалось, что для счастья достаточно всего лишь солнечного дня, тихой Пречистенки и общества друг друга. Я не отказываюсь от этих суждений и теперь. Такие прогулки всем пойдут на пользу. Поверить не могу, что мы не практиковали их с конца августа. Даша достаёт из кармана Киры ключи и по-хозяйски открывает дверь его квартиры. Слышится лай Мотаро и цоканье его когтей по ламинату. Пёс накидывается на хозяина, но видя, что он не в настроении, одаривает своим вниманием нас. Даша легонько отодвигает его коленом и все слюни достаются мне. Не считая лохматого рыжего питомца, в квартире пусто. Ожидаемо: его мать, Софья Глебовна — настоящий трудоголик, а после работы к тому же пытается устроить свою личную жизнь. Я невольно бросаю взгляд на часы — ещё нет и половины восьмого. Не так уж поздно, но кажется, что за окном ночь. Пока Кира, посланный в ванну, сам моет руки, что выглядит как ощутимый прогресс, Даша подбирает ему одежду, производя осмотр его огромного шкафа. «Эту карнавальщину нужно немедленно снять» — говорят её глаза. Я прохожу в комнату Киры и встаю в сторонке. Скольжу взглядом по окну, занавешенному рольшторами, столу с широкоформатным монитором, постерам на серой стене. Покрашена она, к слову, ужасно неровно, кругом одни разводы. Это наших рук дело — мы втроём делали ремонт прошлой осенью. Мы с Кирой не были уверены в своих силах, но Даша сказала, что как-то они с Алиной и Валей клеили обои и выглядело это вполне пристойно. Раз девчонкам это удалось, то Кире показалось, что нам и подавно будет раз плюнуть. Шедевра не вышло, зато мы повеселились. Взгляд цепляется за фотографии, прикреплённые к зеркальной раме. Сверху наша общая — летняя, в венках. Чуть ниже — Даша, склонившаяся над домашним заданием по алгебре. Я хорошо помню тот день. Кира запечатлел её, пока она решала для него логарифмы. На фото она показывает средний палец. Следом я, копирующий позу Македонского рядом с его статуей в музее. Потом маленький Кира с дедушкой и бабушкой на ступеньках их дачи. Затем родители Киры в молодости, смеющиеся на фоне новенькой девятки. А в самом низу — Мотаро, когда он был ещё щенком, с голубой ленточкой на шее. Мне на ноги ложится реальный, уже взрослый Мотаро. Он явно настроен получить свою порцию ласки на сегодня. Я нагибаюсь и чешу его толстенькое брюшко. Он довольно урчит, почти как кот. Кира заходит в свою комнату и залипает на Мотаро. Даша извлекает из завалов футболку с эмблемой драконорождённых. Она жестом велит Кире поднять руки, как заправская горничная, стягивает с него рубашку, отбрасывает её в сторону, прямо на пол. Я успеваю заметить на предплечьях Киры отметины, вроде синяков. Отвожу взгляд, смотрю на смятую рубашку с наполовину оборванными рубинами. — А где клыки?.. — мой голос меня самого приводит в замешательство. Почему я вспомнил о них? — Какая разница? — огрызается Даша, натягивая на Киру футболку. — Ложись, — она легонько подталкивает его к кровати, и её голос сразу же начинает искриться нежностью. — А вы? — это первые внятные слова, произнесённые Кирой за последние пару часов. — Конечно, — Даша снимает пиджак, оставаясь в майке, заботливо укладывает его, а сама садится с краю. Кира кладёт голову ей на колени и смотрит на меня, мол, «чего встал так далеко?». — Мне домой пора, — произношу я виновато. — Ладно, но перед этим выгуляй и покорми собаку, — она даёт поручение деловито. Я провожу честные и нелёгкие пятнадцать минут во дворе, пытаясь удержать дорвавшегося до прогулки Мотаро подле себя. А после возвращаюсь, отмываю его лапы и стараюсь заодно оттереть свои брюки от грязи. Исполнив Дашин приказ, прислоняюсь к косяку и смотрю на моих друзей. Кира успел задремать, значит успокоился, начинает приходить в себя. Даша выглядит сосредоточенной, будто исполняет важную миссию, поглаживая его. Что ж, это недалеко от истины. Она ни разу не спросила, что случилось, как и я, но случилось что-то плохое — это самое главное. — Посмотри за ним, — шепчет Даша, встретившись со мной глазами. Она аккуратно, чтобы не потревожить Киру, перекладывает его голову со своих коленей на подушку. — Мне надо позвонить маме. Я согласно киваю, она выходит, а я прохожу в комнату. Решаю оставить леденцы на письменном столе — пусть хоть завтра они порадуют Киру. Из-за стены доносится приглушенный шепот Даши, что-то втолковывающей своей маме. «Ты издеваешься? Ну какая контрацепция… Да, тётя Софья ночует здесь». Если бы я захотел остаться, мои родители слова бы не сказали. Когда Даша возвращается, занимая своё законное место на краешке кровати, мы безмолвно прощаемся, я прикрываю дверь и на цыпочках пробираюсь к выходу. С чувством выполненного долга, ведь теперь можно не волноваться за Киру. Я оставил его в самых надёжных руках.